Текст книги " О больших, которые терпеть не могут маленьких"

Автор книги: Марк Гейзель

Соавторы: Unknown Author
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Горячий завтрак – это не мелочь и не пустяк, как некоторые пытаются представить. Это – большое и важное дело.

– Будем Андреями Бабичевыми, чорт возьми!

УТИЛЬ В ШКАФУ

В некотором царстве, в Советском государстве, в области Ленинградской жила-была школа и не простая, а Прягаевская.

Вдруг, откуда ни возьмись, появилась в этой школе три года тому назад библиотека.

Хорошо.

А только, откуда ни возьмись, появилось в этой бибиблиотеке много хлама. Кому этот хлам нужен – неизвестно. Только один библитекарь и знает это.

Спрячемся в один из библиотечных шкафов, в котором лежат современные пионерские книги. Этот шкаф библиотекарь открывает очень редко, и поэтому нас никто не заметит. Спрячемся и послушаем, что произойдет в библиотеке.

...Тихо открывается дверь, и в комнату, уставленную книгами, входит школьник. Быстро подлетает к нему библиотекарь, этакий в очишках и с бородкой бланжэ, и спрашивает:

' •– Какую книжку хочешь?

– Мне бы что-нибудь о пионерах.

– О пионерах? Приключения Наденьки-пионерки хочешь?

– Давайте.

И школьник получает сказку, на обложке которой стоит год издания: 1875 или 1901. Называется эта сказка: «Наденька – красная шапочка»!

– Во! Красная! – восклицает библиотекарь.—Эта Наденька определенно пионерка! Как же, как же, хотела вероятно красный уголок в базе разукрасить! Вот: «Попадает Наденька в лес, собирает цветочки разные и идет к бабушке. А только бабушку эту волк скушал и аппетитно облизывается. Тут Наденька...»

Открывается дверь, и в библиотеку входит школьница.

– Я на уроке обществоведения доклад делаю, и мне нужна книжка о капиталистах.

– О капиталистах? – переспрашивает библиотекарь.– Сколько угодно! Получи сказочку «Лягушка-ква-кушка-ватрушка». Вот: «Жила-была королева. И была она прекрасней всех на свете. А только не взлюбила ее ведьма и превратила королеву в лягушку. Но не спит Иван-царевич. Помчался Иван-царевич, и в руках у него мешок с деньгам*!...» Ах, какой капиталист, этот Иван-царевич!

Открывается дверь. В библиотеку входят школьник и школьница.

– Мне бы, – говорит школьник, – что-нибудь по сельскому хозяйству, а ей про сбор утиля книжонка требуется.

– Тебе по сельскому хозяйству? – суетится библиотекарь. – Получай книжку «Конек-Горбунок». Весьма важная книжица! Вот: «Земля дрожит, конь летит и пыхтит, из правой ноздри пламя вылетает! Остановился конь и в нетерпении копытом землю роет...» Во! Сельскохозяйственная брошюра-сказка! Конь на колхозном поле землю ворочает... А ей об утиле? О костях? С нашим удовольствием, пожалуйста, получите. «В некоем 62

! Царстве, в тридесятом государстве, в избушке на курьих ножках жила баба-яга. Нога была у нее из утиля сдела-на—костяная то есть нога! Баба-яга костяная нога. И вот эта самая баба-яга маленьких детей кушала. Сца-^: пает где-нибудь ученика школы колхозной молодежи и I тут же слопает. Костей – возить не перевозить...» Вот / какой шикарный сборщик утиля была!

Деткор Кочурин, ученик Прягаевской школы, возмущенно пишет:

I «Нам не нужна сказочная чушь. Ее надо сдать вместе ¹ с другим хламом в бумажный лом. Нам нужны полезные детские книги».

Кому что нужно, дорогой товарищ! Вкусы бывают разные. Вам, ребята, нужны полезные детские книги, а заведующему библиотекой нужен сказочный хлам. Это уж издавна так ведется, и даже в какой-то сказке сказано: «На ловца и зверь бежит». Стало быть хламу хлам и нужен!

А вам, ребята, придется своей библотекой обзаводиться.

НЕТ УЖ, ИЗВИНИТЕ!..

Всегда бывало так.

, Когда распахивалась дверь правления Леноблпром-союза и в комнату входили пионеры прикрепленной базы, член правления Перегузин шумно вскакивал с места и, раскрыв широко объятия, плыл навстречу ребятам:

– Мои дорогие товарищи! Пламенный привет вам от всего правления. Милости просим к нам. У нас в артелях прорывчики есть. Подсобите, помогите, подналягте, что: бы мы промфинплан выполнили! О, мои дорогие товарищи!..

Пионеры сейчас же делились на бригады и прикреплялись по артелям.

...Сейчас было так.

Когда распахнулась дверь правления Леноблпром-союза и в комнату вошли пионеры прикрепленной базы, член правления Перегузин шумно вскочил с места и, ра; скрыв объятия, поплыл навстречу.

– О, мои дорогие товарищи! Пламенный привет! Вы, как всегда, очень кстати, У нас, как всегда, прорывчики есть. Здесь рабочих рук нехватает, там труддисциплина пала, тут брак заедает. Подсобите, помогите, подналягте!

– Это-то мы сделаем! – ответили ребята. – Все будет в порядке. Но сейчас у нас к вам тоже важное дело есть.

– У вас к нам?.. – переспросил встревоженный член правления Перегузин, который привык в'сегда обращаться к пионерам с просьбой, но не привык от них выслушивать просьбы.

– Да, дело есть, – продолжали ребята. – Мы уезжаем в лагерь и просим вас отпустить средства.

– Нас? Меня? Средства?

Член правления Перегузин растерялся, подумал немного и, вынув из кармана кошелек, отсчитал 25 копеек.—Я что ж... Я с удовольствием...

– Шутка, по крайней мере, неуместная! – хмуро заявили ребята. – Есть, товарищ, определенное распоряжение, чтобы Леноблпромсоюз перевел на наш текущий счет несколько тысяч рублей. Мы должны поехать в лагерь, отдохнуть, закалиться, работать в колхозе.

Член правления Перегузин побледнел и даже прислонился к стенке.

– Несколько? Тысяч? Рублей? Лагерь? Закалиться? Колхозы? Да где же у вас совесть? Мы всегда шли вам навстречу, предоставляли вам возможность ликвидировать ваши прорывы, ничего не имели против, когда вы боролись с нашими прогульщиками, но... надо же меру знать! Хватит! Достаточно мы для вас сделали! Мы вам давали возможность устраивать у нас субботники, давали возможность бороться с нашим браком! Смотрите, сколько мы вам давали! А тут еще деньги давай, – нет уж, извините!

•– Но, товарищ, бюро райкома партии постановило...

–“* Оно неверно постановило... Мы докажем, что мы все время только то и делали, что давали да давали вам! Но чаша наконец переполнилась, терпение иссякло, и больше мы вам ничего давать не будем! Понятно? 25 копеек еще, куда ни шло, я на свой страх и риск выделю из промсоюзных средств, но больше... нет!.. Нет, нет, вы уж извините, но ничего не выйдет!

Рассказывают, что какой-то дореволюционный учитель арифметики любил задавать своим ученикам такую задачу:

г – Некий мальчик слетел с лестницы в три ступеньки и сломал себе одну ногу. Требуется определить, сколько ног сломает себе этот мальчик, если слетит с лестницы, имеющей восемнадцать ступенек?

Самое умное – это на такой вопрос совершенно не ■отвечать.

Потому что, если вы вытащите из портфеля тетрадку й после долгих вычислений решительно ответите учителю, что мальчик сломал бы ровно шесть ног, получится по меньшей мере глупо.

{ • Откинем старого выжившего из ума учителя арифметики в сторону и переделаем задачу на современный лад:

– Над некой пионерской базой шефствовал один завод, который всегда и во всем помогал ей. Спрашивается: какова должна быть помощь, оказываемая базе, если над ней будет шефствовать не один завод, а целых шесть?

Вы может быть, удивившись легкости задачи, сделаете радостное лицо и твердо выпалите:

– Чудак! Ясно: раз шесть заводов, стало быть и помощь ушестерится!

Так нет же. Если вы так ответите, это будет легкомысленно и глупо, потому что ни на одну минуту нельзя забывать, что у шести нянек дитя обыкновенно...

Тяжкую и незавидную роль базы, о которой пекутся сразу шесть предприятий, приходится играть не кому другому, как базе «Металлист».

В комнатах, где помещается эта одна из крупнейших баз, развалились печи. Но, допустим, печи починят. И все-таки радость будет не слишком велика, потому что топить печи нечем!

Но давайте не терять надежды, – предположим, что дрова будут. И все-таки толку мало! Пусть тепло, пусть 1 уютно, а семистам ребятам развернуться негде. Значит необходимо другое помещение.

Будем последоватед ны: скажем, что новое помете-

Марк Гейзель,—о

65

ние есть. С неба ли свалилось, ветром ли пригнало, а только есть. И что же с того, когда нет руководов, нет рабочих, прикрепленных к базе, мало кружков, не оборудованы мастерские.

Что же однако есть?

Есть шесть заводов и есть правление клуба металлистов, которое эти заводы объединяет. Кроме того есть еще и халатность плюс отсутствие внимания к пионерам. Но это уже само собой подразумевается, раз мы заговорили о правлении клуба.

Коротко говоря, помогать базе должно это правление. Должно, но...

Правление устраивает для базы два раза в месяц киноутренники и заявляет:

– Получите очередную порцию Монти Бенкса с Пат и Паташоном и долой с глаз моих!

На этом правление ставит жирную точку. На этом связь и помощь базе заканчивается.

– Дайте свет! Попрошу освободить зал!

Может быть следует разговаривать непосредственно с шестеркой заводов, к которым база прикреплена?

Посмотрим, что из этого получится.

Один из шести заводов вообще терпеть не может детей, предпочитает оставаться в стороне и не подавать никаких признаков жизни.

Вы уже вероятно догадались, что речь идет о заводе «Б л о к».

Другой, а именно завод имени Макса Тельца, с базой «Металлист» совершенно незнаком и даже раскланиваться с ней не желает.

Третий...

Четвертый...

Немного помогает базе завод «Электрик».

Еще меньше делает для нее «Красногвардеец».

Шесть заводов, шесть нянь, одно дитя – база «Металлист». И в результате небезызвестная история с глазом и со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Таким образом, если вас спросят, сколько ног сломал себе мальчик, слетевший с лестницы в восемнадцать ступенек, смело отвечайте, что он мог остаться здрав и невредим, ни одной ноги не сломав!

Если у вас спросят: какова помощь, оказываемая базе, если над ней шефствует не один завод, а целых 66

шесть, – смело отвечайте, что база может остаться без всякой помощи.

И разве только останется с одним глазом!

Насколько высок коэфициент такого безобразия,–к понятно каждому.

Партия и советская власть все силы кладут на то, что-| бы из ребят вышли активные квалифицированные стро-Р ители, умудренные не только в теории, но и в практике,

I а вот, подите же, нашлись такие организации, которые !; имели смелость громогласно заявить:

– Политехнизация?.. А нам на это наплевать трижды! Участие ребят в выполнении промфинплана?.. Тьфу, какой пустяк!.. Кадры?.. Да ерунда же на фисташковом масле!.. Чушь какая!.. Горячечный бред!.. Кому это надо?

I Кому?.. Нам этого не надо! И поэтому:

– Кру-у-гом!.. Шагом-арш!

ПОД РУКОВОДСТВОМ ОПЫТНЫХ ИНСТРУКТОРОВ...

В проходной конторе Металлического завода выписали пропуск группе учеников 20-й ФЗС. Экскурсия сразу же направилась в токарную мастерскую.

Посмотрим, посмотрим, – раздавались ехидные голоса экскурсантов. – В нашей 20-й ФЗС тоже есть токарная мастерская, в которой мы получаем глубокие теоретические и практические знания. Проверим, как работают производственники-токари. Дело знакомое.

Рабочие встретили ребят приветливо. А узнав, что они к школе изучают токарное дело, особенно обрадовались.

– Здорово, кадры! Ну что ж, знакомьтесь, глядите, критикуйте!

I – Да чего знакомиться, – обиженно заметил один смуглый паренек, – дело знакомое! Который год под руководством опытных инструкторов мы изучаем теорию и практику токарного дела.

Группа ребят во главе со смуглым подошла к одному старому рабочему.

К – Ну, дяденька, чего делаете?

– Да вот обтачиваю деталь к машине.

I Ребята расхохотались. Особенно заливался смуглый.

– Ну и чудак же вы! Да разве так на токарном станке работают? Ох, уморил!

Рабочий удивленно посмотрел на ребят, а смуглый, нахохотавшись вдоволь, продолжал:

– Сразу видно, что у вас теоретических знаний нет. То ли дело мы! Мы изучаем токарное дело под руководством опытных инструкторов. Э... э... товарищ, да брось

те вы так точить, вы же портите только! Сырье портите, станок портите и вообще... Разве ж так надо?.. Надо взять кусок металла, потом надо э... колун взять, пилочку-лобзик, скажем, потом надо раз двадцать ударить колуном. ну, попилить чего-нибудь лобзиком, потом, обратно по лобзику колуном стукнуть! Э... Затем надо стараться каждый кусок железа превратить в стружки... Верно я говорю, ребята?

Ученики 20-й ФЗС хором подтвердили:

– Правильно!

– Ну, а потом, – продолжал смуглый, – можно действовать двояко: можно выбросить стружки в раковину или сложить их в тряпочку и оставить' себе на память! Потом берется новый кусок металла и повторяется тот же процесс производства. Так нас учат опытные инструкторы. А вы, дяденька, здесь на станке что-то несуразное делаете...

– Но...

– Чего спорите? С нами не спорьте! Мы токарное дело под руководством опытных инструкторов изучили. А вы. дяденька, токарь липовый...

Из токарной ребята пошли критиковать в слесарную мастерскую, потому что у себя в ФЗС они под руководством опытных инструкторов изучали и слесарное дело!..

Р. 5.

Чуть не забыл приобщить к фельетону отрывок из письма, которое отправили ребята в заводскую газету после того, как побывали в цехах:

«...Почему ваш прославленный токарь Глебов получил орден Трудового знамени? Считаем это в корне недопустимым. Мы, изучившие под руководством опытных инструкторов теорию и практику токарного дела, заявляем, что токарь Глебов не умеет работать! Не знает и не понимает, как надо точить!

Говорят, что у Глебова сорокалетний производственный стаж... В таком случае заявляем, что Глебов сорок лет только и делает, что треплется на производстве.

Требуем, чтобы у Глебова орден отняли!..»

^; 54 подписи.

КРУГЛЫЕ СТО ПРОЦЕНТОВ

Секретарь завкома завода им. Менделеева задумчиво посмотрел в окно и вдруг отскочил, как ошпаренный известью:

– Идут из 20-й! Они идут!.. – плаксиво вскрикнул секретарь.

– Идут таки? Что ты скажешь!? – с досадой выпа-. лил председатель завкома и таинственно подмигнул секретарю.

Оба быстро схватили свои пальто и хотели удрать из

комнаты. Но в дверях они столкнулись с группой ребят из 20-й ФЗС.

Ребята с удивлением посмотрели на беспокойных товарищей и сказали:

– Мы пришли работать на вашем заводе. На своем то есть заводе!

– Та-а-ак!.. – одновременно протянули секретарь и председатель.

– Мы хотим вовлечь рабочих в ударные бригады. Хотим провести кампанию закрепления за заводом до конца пятилетки. Хотим начать работу по досрочному погашению займа.

Председатель завкома подавил в себе страстное желание зевнуть и холодно ответил:

– Опоздали! У нас все это уже проделано! Все – ударники! Все закрепились! Все погасили! Круглые сто процентов у нас! До свидания!

И, обратившись к секретарю, намеренно громко сказал:

– Значит, на последнем производственном совещании...

Но ребята не уходили. Они настаивали на своем. Они заявили, что в таком случае хотят видеть, как работают ударники.

Полтора часа длилась перепалка, и наконец к концу второго часа ребята очутились в цинковом цехе.

...Рабочие сообщили, что дела у них идут неважно.

– Для вас, ребятки, много работы найдется! Не забудьте, что у нас есть еще отсталые рабочие, которые частенько прогуливают. У нас еще не все ударники, вот в чем беда.

Пораженные ребята, вытаращив глаза, слушали рабочих...

...Секретарь завкома высунул в дверь нос и сейчас же отскочил.

– Идут! – плаксиво прошептал он. – Возвращаются уже из цехов! Что делать?

– Тс! – Председатель заметался по комнате, подскочил к шкафу с «делами», влез в него и затворил за собой дверцу.

Секретарь хотел последовать за ним, но председатель оттолкнул его, заявив, что больше «местов нет!»

И секретарь побежал прятаться от ребят в .уборную.

ИМ МЕШАЮТ

Ученики Алексинской ШКМ с шумом и криком занимали свои места. Герасим Петрович прикрыл за собой дверь и, поздоровавшись с ребятами, пошел к учительскому столику.

Пока в классе устанавливался порядок, Герасим Петрович растирал руками сонные глаза и смотрел через запотевшее окно на колхозный двор, который находился напротив, через улицу.

Там несколько колхозников возилось с двумя плугами и путиловским трактором, приводя их в порядок к будущему весеннему севу.

Когда ученики Алексинской ШКМ расселись по своим партам, Герасим Петрович отошел от окна и, строго поглядев на ребят, начал урок.

– Чесноков! Ты заданный урок выучил наизусть? Проверим, проверим. Ну-ка, Чесноков, продекламируй мне 38-ю страницу из книги.

Чесноков закатил глаза и, вспоминая вызубренную страницу, начал говорить:

– «Итак, деревенская школа, так же как и городская, должна перестроиться на основе политехнизации. Каждый предмет школьной учебы надо связать с жизнью поставить его на службу социалистическому строительству. Учеба в школах колхозной молодежи должна быть крепко связана с практической работой в колхозах и...»

– Стоп! Стоп! – перебил учитель. – Неверно, перепутал! В книге написано не «крепко связана», а «тесно связана»! Садись, неудовлетворительно! Грузикова, продекламируй-ка страницу 39-ю.

Гузикова, волнуясь, начала говорить:

– «Следовательно советская школа не может замкнуться в своих четырех стенах. Это не ученье, когда ученик просидит, проучит урок и не сумеет его применить на практике. Поэтому ШКМ и колхоз должны представлять из себя одно неразрывное целое...»

– Садись, Гузикова! Неудовлетворительно. По книге: не «из себя», а «собой»... Что за собачья память у вас, ребята? Почему вы так скверно начали зубрить уроки? Что за безобразие? В который раз вы слова путаете? Что за ерунда собачья!

В классе воцарилась напряженная тишина. Вдруг староста Ицуцкий решительно поднялся и заявил:

– Герасим Петрович! Меня класс уполномочил сообщить вам, что в последнее время мы не можем нормально готовить уроки. Только соберемся в нашей Алексинской ШКМ для того, чтобы коллективно выучить задание, как К нам сюда приходит делегация от Алексинского колхоза с требованиями и претензиями.’

Класс загудел. ,

– Невмоготу стало! – орал один. – Мешают нам колхозники, зовут к себе, чтобы мы им помогали, чтобы мы увязали теорию с практикой. Как мы им ни доказываем, что они нам учиться мешают, а они все прут и прут со своими неуместными предложениями.

– Невтерпеж, Герасим Петрович! – орал другой.– Прут и прут, лаются, уговаривают и этим самым зубрить нам мешают. Вот потому и заучивать мы стали слабо. Помогите их окончательно отшить от нас.

– Безобразие! – прошипел Герасим Петрович. – Срывают учебу в школе колхозной молодежи, которая призвана сыграть ответственную роль в деле переустройства деревни! Я жаловаться буду! В район! В центр!

Дрожа от возмущения, он встал, подошел к окну и забарабанил по стеклу пальцами.

Через улицу, напротив, в колхозном дворе, все еще возились люди с плугами и путиловским фордзоном.

Между прочим Герасиму Петровичу показалось, как один из колхозников с досадой почесал затылок, указал рукой товарищам на ШКМ и крепко сплюнул в сторону.

ИХ ЛИЦА

Больше года я не видел Сергея Градова. Правда, слышал о нем. Мне говорили, что он кончает Педагогический институт имени Герцена.

Случайно неделю тому назад, когда я блуждал по длинным коридорам Облоно, я столнулся с одним высоким парнем. Тот, не глядя на меня, извинился и хотел уже бежать дальше.

– Молодой человек, с каких это пор вы перестали замечать знакомых? – окликнул я его.

Парень посмотрел на меня и весело рассмеялся:

– Здорово! Бывает, понимаешь, задумаешься и не заметишь. Ну, рассказывай, ведь который месяц не видались.

Это был Сергей Градов.

Несколько минут мы стояли в коридоре, поТом Сергей потащил меня к себе.

Комната у Сергея маленькая, неприглядная, вся завалена книгами.

Сергей устало опустился на кровать, а я устроился на кушетке.

– А теперь, Сережа, выкладывай все по порядку. Во-первых: учишься?

– Не учусь, а учу! —' смеялся Сергей. – Других учу уже!

– Серьезно? А в какой школе?

Сергей начал подробно рассказывать.

– И доволен? – спросил я его. – Спокойная работа ?-

Сергей перестал смеяться. Лицо его сделалось серьезным.

– Спокойная ли? Не сказал бы, что очень спокойная.

; – Небось ребята на уроках бузят?

– Не в ребятах дело, они тут ни при чем. Другие причины есть, поглубже... А ребята у меня не бузят, я с ними крепко сработался. Да-а. Причины другие, дорогой товарищ. Что ж, я тебе могу рассказать, если хочешь.

Сергей помолчал минутку, потом начал:

– Недавно я встретил Малыгину. Впрочем тебе эта фамилия ничего не говорит, – ты Малыгиной не знаешь. Так вот, Малыгина – старый педагог. Я с ней познакомился в институте Герцена, когда она была на курсах переподготовки. И можешь ли себе представить? Не узнать человека! Горит человек. Появились новые силы, новые интересы.

И ведь в чем смысл? Педагог, который раньше способен был только отбарабанивать свои сорок пять минут в классе, а дальше – хоть потоп, сейчас переборол себя, стал друггул человеком.

Она с увлечением говорила и говорила... О чем говорила Малыгина?

– Старые традиции, которые цепко, как спрут, из. века в век опутывали школу, эти традиции рушатся. Мы (Малыгина с гордостью подчеркнула это местоимение), мы вместе с новыми советскими педагогами вышвыриваем эти традиции за окно, как какой-нибудь окурок, как обгоревшую спичку. В толстых стенах школы мы пробиваем широкую дверь. Мы делаем сквозняк. Перестраиваем школу. И в результате: буйным ветром, новым, советским, ворвалась в школу политехнизация, ворвалась сама жизнь со своими неслыханными темпами, невиданным строительством. Я неожиданно почувствовала себя ответственной —а это большое дело. Я вдруг сразу поняла, чтэ на нас смотрят. Отовсюду смотрят. От нас ждут, от нас требуют!

Малыгина с увлечением продолжала рассказывать:

– В нашей школе сколотилась крепкая группа педагогов. Основная масса – новые советские педагоги, только недавно покинувшие стены педагогического института. Такие, как вы, Сергей! И мы действуем. Все силы мы кладем на то, чтобы приблизить школу к заводу. Прямо сказать, омолаживаем нашу школу! Вот и сейчас куда, вы думаете, я иду? На прикрепленный завод иду, станки доставать для школьных мастерских.

– Но... – в голосе Малыгиной прозвучала досадная нотка. – Но... есть еще препятствия. Есть, Сергей, вы сами это конечно знаете и вы еще лучше и активнее меня боретесь с ними. Но я все же говорю об этом.

Порою наталкиваешься здесь же у себя на таких педагогов, которые... мешают.

Одни мешают своим пассивным сорокапятиминутным отбарабаниванием, своим безразличным отношением к работе, аполитичностью, нежеланием затрагивать большие и важные вопросы, колебанием, незнанием, куда примкнуть, а другие мешают активно, сознательно. Вот в чем дело! Надеюсь, фактов вам, Сергей, приводить не надо. У вас их и так достаточно. Мне говорили, что вы | их даже специально собираете.

Сергей сделал небольшую паузу, поднялся с кровати и продолжал мне рассказывать:

– Да-да! Факты! Это верно, что фактов у меня мно-! го. Я эти факты тщательно собираю. И знаешь, почему я это делаю? Я это делаю потому, что собираюсь писать | книгу о педагогических кадрах, собираюсь кричать полным голосом о наших недостатках, мобилизовать внимание общественности и разоблачить то... болото, которое у нас еще имеется.

Итак, я уже говорил, что у меня есть факты. Есть гал-лерея болотных людей. Слушай!

Учитель пения 40-й школы Алексеев. Учитель пения .' 3-й Детскосельской школы. Здесь явно сказывается старина. В данном случае эта старина выражается в запахе ( ладана. Я вижу по твоему лицу, что ты меня понял правильно. Действительно, и тот и другой, кончив занийать-I ся с советскими ребятами, отправлялись тянуть «алли-I луйя» в церковный хор. И тот и другой, кончив разучи: вать с ребятами боевую песню: «...Мы на небо залезем —

I разгоним всех богов!..», идут в церковь и затягивают какой-нибудь «Отче наш»!

Можно ли сомневаться в результатах всего этого? Болото, оно липкое, оно может засосать, если своевременно не принять мер, чтобы осушить его.

Бывает конечно и иначе. Бывает, что педагог прила-5 живает себе на лицо красную маску и, пуская пыль в гла-: за, лезет в общественники. Такой педагог даже внесет на постройку дирижабля пятьдесят копеек и злорадно вы-I зовет какую-нибудь Анну Петровну на пять рублей! Та: кой втирается в доверие и делает большие успехи на об! щественном поприще.

Он (из примера 55-й школы) проникает в редколлегию : школьной стенгазеты, ратует за общественную работу ребят, за их самодеятельность, за самокритику. Он одно ' сплошное «за»!

Но достаточно маленького случая, чтобы такого «общественника» раскусить.

Когда на редколлегии зачитывались ребячьи заметки, в которых критиковалась работа педагогов, этот педагог «общественник», прикрываясь авторитетом «активиста», заметок не пропускал и на практике подавлял всякие попытки самокритики.

Болото, оно липкое, оно вязкое. Если за него не взяться, оно способно стоять годами, сохраняя свой ста^ рый запах и старые привычки.

Недавнее прошлое 5-й школы – это уже болото бо| лее глубокое.

Травить учеников, издеваться над пионерами, плевать на задачи новой советской школы, – такова была систе-| ма работы. И в результате: катастрофическое падение труддиспицлины, усиливавшийся антисемитизм и расцвет сектантских настроений.

Здесь и преподавательница ИЗО 183-й школы —Евгения Антоновна, называющая ребят «сволочами», всегда подкусывающая пионеров.

Здесь и преподавательница 2-го класса той же школы [Антонина Васильевна, у которой дома стены комнат завешаны иконами на манер обоев.

Нельзя не поверить утверждениям ребят, что достопо-[чтенная Антонина Васильевна, приглашающая частенько некоторых учеников к себе на дом, ведет среди них церковную пропаганду.

Преподавательница 3-й группы 9-й Омской ФЗС в своей злобе на новые методы работы дошла до того, что

открыто агитировала против детской коммунистической печати.

А факты, которые выявились на заочной конференции? Сколько их, этих старых педагогов, без зазрения 'совести пускающих в ход дореволюционным манером тяжелую дубовую линейку?

А факты, выявившиеся при мобилизации педагогов в деревню, туда, где совершается великий процесс переустройства?

Разве не омерзительны такие «педагоги», которые мотивировали свой отказ ехать в деревню так:

– Я больна. У меня хронический... насморк,

– Мне ехать в деревню нельзя, потому что я идеологически не выдержана.

Преподавательницы 211-й школы Цветкова и Федорова даже не изволили явиться на общественный суд над ними же, дезертирами социалистического переустройства деревни

И наконец явный классовый враг, который открыто пичкал учеников кулацкими лозунгами.

Я имею в виду случай, который был вскрыт в 195-й школе. Конкретнее, я имею в виду «преподавателя» физики 195-й школы Пантелеева.

Здесь дело зашло далеко. Здесь враг под маской педагога не брезгал никакими средствами для того, чтобы достичь своей цели: сорвать перестройку советской школы и тащить ее обратно к старому.

Церковник и махровый контрреволюционер Пантелеев обнаглел до того, что стал распространять в школе среди учащихся и педагогов кулацкие листовки, в которых призывал срывать все мероприятия партии и советской власти.

Здесь уже полумерами ограничиться нельзя. Здесь надо быстро, без всякого прекраснодушия, разоружить противника, который «именем господа бога» призывал совершать контрреволюционные действия, лишить его возможности быть кулацким агитпропом. Иначе говоря, созвонившись предварительно с прокурором, немедленно освободить школу от такого «педагога». Так оно, собственно говоря, в 195-й школе и произошло.

Вот и приходится нам, молодым советским педагогам, вместе с теми старыми педагогами, которые искренно желают помочь делу воспитания ребят на коммунистических началах,– вот и приходится, говорю я/нам открывать в школах все двери и окна, чтобы задул сквозняк, чтобы повеяло новым советским ветром, чтобы исчез запах гнили и нафталина, застоявшийся в темных школьных уголках!

Вот тут-то мы и упираемся в наболевший вопрос о кадрах.

Нам нужны еще тысячи новых, своих, советских педагогов, которые сумеют дать школе все то, что сейчас от школы требуют.

Итак, вот она наша линия: быстрыми темпами готовить новые кадры, чутко относиться к старому педагогу, 78

вовлечь его в нашу работу, помочь ему перестроиться и в то же время резко, не церемонясь, поступать с теми, которые мешают школе стать советской коммунистической школой.

По вопросу о кадрах я и хочу писать книгу, понимаешь?

ОГИЗ—Д42^12в8/л.^С^т.-ф. 82 х Ш. Тип. зн. в 1 л,—74880. Сентябрь 1931. ^^Ленинградский Областлит Лб 16080. Тираж 16 000 экз. 11*ч. л. 2¹, л. Зак. № 812, Сдана в производство 27 июля. Подписана к печати 24 сентября. Редактор Волъпе. Техред. Николаев.

ОГЛАВЛЕНИЕ

: V'-' &

д