Текст книги "Клуб заграничных мужей"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 6

9 мая, воскресенье

Проснулась я поздно. Торопиться было некуда – выходной, да и прошлый день, вернее, ночь прошла бурно, как в смысле боевых схваток, так и любовных утех. Надо же хоть когда-нибудь отдыхать, право слово. Я и расслабилась.

Открыв глазоньки, Афганца на кровати я не обнаружила. Я даже не слышала, как он встал. Интересно, а Сашка уже проснулся или мой ребенок, как и я, расслабляется? Ладно, выясним попозже, а пока надо привести себя в норму. Женщина всегда должна выглядеть так, словно только что сошла с обложки глянцевого журнала. Правда, взглянув на себя в зеркало в ванной, я поняла, что до обложки, к моему великому сожалению, далековато, как, впрочем, и до последней страницы. Тридцать шесть лет, утро, сумасшедшие приключения накануне… Правда, это дело поправимое.

Потратив минут сорок и использовав все, что имелось в моей сумочке из средств приведения себя в порядок (у меня там обычно лежит гораздо больше приспособлений для сохранения собственной жизни – ведь вначале она, родимая, а только потом – внешний вид), я себе понравилась, решила, что на какое-то место в журнале мод потяну, несмотря на возраст. Улыбнулась отражению (себя надо любить), подмигнула и направилась на кухню (правильнее будет сказать, банкетный зал, в особенности если судить по объему), чтобы позавтракать. Подозреваю, что некоторые люди уже готовились к обеду.

Там никого не оказалось, и я задумалась: не поискать ли ребенка в огромных Лешкиных апартаментах? Или вначале перекусить? Местопребывание самого Алексея Петровича и его телохранителя Вовчика как-то не очень беспокоило. Эти господа в состоянии о себе позаботиться, в особенности если я им не мешаю. Приняв решение запихнуть что-нибудь в желудок (все-таки на любое дело лучше идти сытой, чем голодной), я порыскала по огромному шкафу-холодильнику, надыбала колбаски, масла, нашла в пенале (тоже внушительных размеров) булку, быстро порезала бутерброды, включила электрический чайник, заварила чайку и вскоре мирно сидела за столом, размышляя. За жизнь и здоровье сына в доме Афганца я не волновалась: Лешка не из тех, кто может преднамеренно причинить вред ребенку, да и с какой стати? Увозить его куда-то в заложники тоже не станет: опять же зачем? Наверное, сынуля или дрыхнет, или с Вовчиком смотрит что-то в видеозале. Надеюсь, не порнуху. Хотя ведь все равно не удержишь… В особенности моего ребенка, успешно освоившего подключение к телефонной сети, чтобы вести переговоры с заморскими девственницами, домохозяйками и жрицами любви.

От размышлений меня оторвал топот. Создавалось впечатление, что к кухне приближаются три слона. По голосам я определила, что один из них – хозяин квартиры, драгоценный Алексей Петрович Карташов.

Я тут же повесила на физиономию одну из своих самых радужных улыбок и встретила ею вошедших. Кроме Алексея Петровича, своим присутствием меня осчастливил Вовчик, буркнувший: «Доброе утро!» и застывший столбом у входа, а также один тип, некстати встречавшийся на моем тернистом жизненном пути. О моем знакомстве с ним Алексею Петровичу не следовало бы знать…

– Доброе утро, Леша! – воскликнула я, откладывая бутерброд в сторону. – С праздником тебя, с Днем Победы! И вас, мальчики! Что же ты меня бросил с утра пораньше? Я так рассчитывала на кофе в постель…

Афганец не удосужился даже поздороваться, вместо этого повернулся к третьему прибывшему и спросил кратко:

– Она?

Вместе с Лешкой и Вовчиком на кухне появился Олег Анатольевич Курбатов, с которым я имела честь дважды общаться. Правда, наше общение в основном происходило при помощи памятного подсвечника, результаты приложения которого ясно выделялись на лбу Олега Анатольевича и несколько изменили цвет после нашей последней встречи.

Я перевела невинный взгляд карих глаз на Олега Анатольевича, не единым жестом не показывая, что знаю его лично, внимательнейшим образом его осмотрела, как и он меня, а потом с той же девственной невинностью поинтересовалась у Афганца:

– Леша, а это кто? Ты представишь нас друг другу?

– А ты будто не знаешь?! – заорал Алексей Петрович. Что-то у него с нервами в последнее время. Я, конечно, приложила к этому руку, но тем не менее. Или афганский опыт сказывается? – Ты посмотри! Ты только взгляни на него! Что ты с ним сделала? Ты видишь, что у него на лбу?

Парень молчал, глядя в пол, и меня больше не рассматривал. Вовчик тоже не проронил ни звука. Я ответила с невозмутимым видом:

– У парня на лбу рога, а поскольку его женой я не являюсь, то никоим образом наставить их не могла. Вот если бы, например, у тебя, Леша, они появились, то тогда бы еще каким-то образом можно было бы обвинить меня в несоответствующем поведении, а так, дорогой, извини. Не по адресу. Правда, юноша?

Потупившийся Олег Анатольевич как-то странно крякнул, по всей вероятности, сдерживая смешок, Вовчик скрыл улыбку, а мой сынок, неизвестно откуда взявшийся (или подслушивавший под дверью?), поинтересовался, кому я там наставила рога. Задавая вопрос, он внимательно оглядывал дядю Лешу.

Афганцу совсем не понравился оборот, который принимал разговор, он выдал тираду в мой адрес (которую я опускаю), правда, я не обиделась, к Лешке уже привычная. Милый друг рванул к столу и плюхнулся напротив меня. До этого он, не в силах сдержать свою неуемную энергию, перемещался по кухне, размахивая руками, в непосредственной близости от Олега Анатольевича, которого, насколько я поняла, специально привез, чтобы меня опознать. Олег с Вовчиком остались стоять у двери.

Я посмотрела на парней ласково, потом на Афганца с укором и спросила, почему Лешка не предлагает людям сесть. Почему не показывает себя радушным хозяином?

Мой сынок тут же без приглашения проследовал к столу, сел рядом со мной, забрал мой бутерброд, который мгновенно запихнул в рот, и отпил чаю у меня из чашки. Я велела сыну налить себе чаю в отдельную чашку и сделать столько бутербродов, сколько пожелает: в холодильнике продуктов хватит, чтобы накормить целый батальон.

– Ты тут из себя хозяйку не корчь! – рявкнул Афганец.

– Да я, Леша, за тебя замуж ни за какие коврижки не пойду, – невозмутимо заметила я. – В постели ты, надо отдать должное, хорош, но на мужа никак не тянешь. На отца тем более.

Афганец рот раскрыл, потом закрыл, хмуро глянул на своих людей, так и стоявших у двери с невозмутимым видом. По всей вероятности, Алексей Петрович не понимал, ругаться со мной или наоборот. А я невозмутимо продолжила в том же духе: хвалила его сексуальные возможности, одновременно приводя аргументы негодности Алексея Петровича для создания крепкой дружной семьи, то бишь ячейки общества. Сынок молча слушал, уплетая колбасу за обе щеки.

Терпения Афганца хватило минут на пять моего сольного выступления (отцовству я даже не успела уделить внимание), после чего он грохнул кулаком по столу. Все, что на нем стояло, подпрыгнуло, Афганец еще поорал, но довольно быстро успокоился, повернулся к Олегу и Вовчику и тоже пригласил их рассаживаться, а Вовчику также велел подать кофе, что тот и сделал.

Когда мы расселись теплой компанией, каждый со своей чашкой, Лешка опять посмотрел на «рогатого» Олега и уточнил:

– Точно не она?

– Да ты чего, Леха! – воскликнул Олег Анатольевич, глянув на меня уважительно. – Эта – симпатичная, а та была – киборг какой-то. Огромная, здоровенная, страшнющая… А тут женщина хрупкая, ну и в общем очень ничего, простите, не знаю имени-отчества, – повернулся он ко мне, показывая свои лучшие качества, в частности уважение к старшим.

– Светлана Алексеевна, – пискнул сынок.

Я опять же с невинным видом поинтересовалась, в чем меня на этот раз обвиняет Афганец, причем интересовалась у Олега, Алексея Петровича игнорируя. Но отвечал мне опять Лешка, вернее, не отвечал, а вопил истошным голосом.

После его сольного выступления, из которого я бы ничего не поняла, если бы лично не наносила увечья Олегу Анатольевичу, я совершенно спокойно уточнила, на каком основании против меня выдвинуто подобное обвинение.

– Дядя Леша, – тут же встрял Сашка, – вы хотите сказать, что это мама избила дядю Олега?

Сынок в большом удивлении (подозреваю, что актерский талант ему передался от меня по наследству) оглядел пудовые кулачищи дяди Олега со сбитыми костяшками, его бычью шею, широченные плечи и заметил, что дядя Олег в два раза больше мамы и я ни при каких обстоятельствах, даже со всеми талантами, о которых известно дяде Леше (я потупилась), не могла бы так разукрасить дядю Олега, не пострадав лично.

– А ведь на маме никаких следов, так, дядя Леша? – закончил свое выступление сынок. – Ведь вам-то это должно быть известно.

Лешка кашлянул, Олег тоже, Вовчик отправился снова включить чайник, я сидела с видом Марии Магдалины.

– Леха, ты это, наверное… – проблеял Олег, косясь на меня.

Но Афганец не собирался сдаваться просто так. Правда, я не дала ему задать ни одного вопроса, уточнив, что же все-таки случилось. Мне на самом деле требовалось узнать, почему Лешка лично ездил ночью на дачу Толика, кто такие Толик со Славкой и, вообще, что могло храниться на той даче.

Но Лешка не хотел мне отвечать. Я наступила на ногу Сашке.

– Дядь Леш, а чего произошло-то? – выкатил невинные глаза мой ребенок. – Опять, что ли, кого-то кокнули, а вы на маму подумали? Или взорвали чего?

Тут уже Олег Анатольевич взглянул на меня полными удивления глазами.

– Алексей Петрович любит винить меня во всех смертных грехах, – пояснила я парню. – Может, он, конечно, таким образом мне комплименты делает, не зная, как по-другому сказать…

– Заткнись, а? – попросил Афганец. – И без тебя тошно.

– Нет, что случилось-то? – не унималась я, теперь придав лицу обеспокоенное выражение. – Ты скажи, я ведь, может, в самом деле тебе помогу. Не бескорыстно, конечно, – тут же добавила я, чтобы Афганец не заподозрил моего непосредственного участия в деле нанесения увечий его людям.

– У нас «игрушки» кончаются, – вставил сынок, имея в виду мое самое любимое оружие – «ручки» и «пачки сигарет». – Дядя Леша, может, вы маме на день рождения…

– Или в качестве награды за труд на благо твоей империи, – вставила я.

Вовчик бросил на меня странный взгляд, суетясь у плиты и к столу не возвращаясь, Олег в непонимании переводил взгляд с Афганца на меня и на сына, Лешка, как я видела, снова был готов взорваться и, не исключено, перебить всю посуду. Он во второй раз процедил: «Заткнись!» – но я так и не поняла, к кому обращается на этот раз: ко мне или к Сашке.

Все-таки Алексей сумел взять себя в руки, молча выкурил сигарету (мы все молчали, Сашка и я налегали на еду, Олег попивал кофе), потом посмотрел на меня внимательно и уточнил, где я все-таки была прошлой ночью до встречи с ним.

– У Рубена Саркисовича, я же тебе уже говорила. Можешь ему позвонить.

Внезапно я заметила, как меняется выражение Лешкиного лица: приходило осознание… Вот только чего?

– Верка! – внезапно воскликнул он. – Точно Верка! Больше некому! И тебя высвистала! Ну, а ты к любимой подружке, конечно, помчалась… – Лешка повернулся к Олегу: – Как, говоришь, баба выглядела? Монстр, киборг, гренадерша? Страшна как смертный грех? Точно Верка.

– Это Верка-то страшна? – возмутилась я.

– Без косметики, – невозмутимо заметил Афганец.

Я в ответ заметила, что Верка без косметики на людях не появляется.

– Она голая была, – вставил Олег.

– Ну и что? – сказала я. – Голая еще не значит без косметики.

– А когда она спать ложится, она что, рожу не моет? – рявкнул Афганец.

Я пустилась в пространный рассказ о несмываемой туши, особых тенях и помаде, необходимых Верке в ее нелегкой работе путаны, правда, показать все мои познания в данном вопросе мне не дали, Лешка опять грохнул кулаком по столу, велел мне заткнуться и в очередной раз глубоко задумался. Думал долго, все остальные молчали, а я прикидывала, не пора ли покинуть гостеприимные апартаменты Алексея Петровича, наведаться в свой собственный дом, а потом и в больницу. Я, конечно, знала, что, если Афганец даже и доберется до подружки раньше меня, все равно из нее ничего не вытянет, правда, нам с Веркой нужно договориться, чтобы врать одинаково. Также следовало выяснить, во что же мы все-таки вляпались. Сейчас для этого имелась прекрасная возможность. Другой может и не представиться.

– Так, Леш, – сказала я деловым тоном. – Хватить концертов. И вообще мне надоело, что ты меня вечно в чем-то обвиняешь. Ладно бы за дело. Выкладывай. Может, в самом деле чем-то помогу. Хотя, возможно, и не следовало бы, с твоим-то ко мне отношением… Более того, я хочу знать, что происходит в городе и вокруг тебя, поскольку, знаешь ли, о нашей с тобой… связи, – я долго подбирала нужное слово, – известно многим людям, имеющим в городе значение и определяющим его политику. Я должна знать, что случилось, чтобы не оказаться… ну, скажем, в неприятной ситуации. Не хочется, представь себе, страдать ни за что. За твои грехи в особенности.

Афганец еще помолчал, подумал, почесал в затылке и заявил, что у него под носом возникла, а теперь разрастается некая корпорация, не желающая признавать его власть и авторитет, процентов не отчисляет. Бойцы Афганца, направленные для ведения переговоров (я не стала уточнять, что Лешка имел в виду под словом «переговоры»), были встречены грубо, не говоря уже о том, что должного уважения им никто не выказал. Более того, в адрес Алексея Петровича последовали угрозы на тот случай, если он не оставит свои притязания на чужой кусок пирога.

Подобного неуважения Алексей Петрович, конечно, снести не мог. Да и авторитет требовал, чтобы зарвавшиеся типы были наказаны. Алексей Петрович решил действовать (как именно, правда, не сказал, но это я отчасти и без него знала). В результате был умерщвлен один его человек, а двое других получили увечья и вообще могли бы погибнуть, если бы предусмотрительный Афганец не разработал систему сигналов, а не получив отчета в оговоренное время, не послал другую группу на место, где они и обнаружили двух связанных товарищей и одного убитого.

– И ты решил, что это я постаралась? – спросила я с укором.

Афганец от меня отмахнулся, вкратце рассказал про дальнейшие, все равно неудачные переговоры с владельцами корпорации, в которую он хотел влезть (как и во многие другие предприятия – их уже насчитывалось около сотни), и про свой личный визит на место совершения первой карательной акции.

– А зачем ты сам-то туда поперся? – с невинным видом уточнила я. – У тебя что, для этого людей нет? Или стариной решил тряхнуть?

Алексей Петрович сообщил, что жертвами его первой карательной акции были выбраны приближенные к руководству лица, потеря которых для корпорации существенна. («Это какие-то молодые охранники? – подумала я. – Которых можно быстро набрать целый полк? Или они все-таки выполняли и другие функции?») Лешке удалось заслать в корпорацию своих шпионов, и они сообщили, что там царит легкая паника: ищут какой-то исчезнувший материал, правда, что за материал, шпионам пока выяснить не удалось. Дачу, где проводилась карательная акция, владельцы корпорации облазали вдоль и поперек, но ничего не нашли. Афганец решил сам взглянуть на место, прихватив надежных людей, один из которых участвовал в акции. Лешка хотел лично посмотреть, где мог быть устроен тайник, считая, что лучше бизнесменов может с этим разобраться. Правда, и он ничего не нашел.

– А тайник на даче? – посмотрела я на Лешку.

– Никто не знает, где он! Просто у тех, кого мы кокнули, хранились какие-то исключительно важные материалы! И они пропали! Их никто не может найти! Никто не знает, где они! – Лешка помолчал немного и ехидно поинтересовался: – Может ты, Ланочка, подскажешь, где искать?

– Для начала мне нужно знать, что это за материалы, – с невозмутимым видом заметила я. – И от этого уже плясать.

– Не знаю! – заорал Афганец.

Я вопросительно приподняла одну бровь. Лешка успокоился и заявил, что, несмотря на приложенные усилия, он даже не представляет, как они выглядят: бумаги, дискеты, что-то еще. Но это «что-то» исключительно важно для противника. А раз надо им – надо и Лешке. Возможно, таким образом удастся взять владельцев за жабры.

– А чем вообще занимается корпорация? – уточнила я, уверенная пока лишь в одном – у господ имеются теневые доходы, и немалые.

– Масса направлений, – ответил Лешка.

– А поточнее?

Оказалось, что сфера деятельности этой самой структуры, возникшей под носом у Алексея Петровича, все время расширяется. Они открывают все новые и новые предприятия, покупают землю, квартиры. Он назвал несколько фирм, известных и мне, входящих в эту систему. Получилось, что у нас в городе появилась новая группа удельных князьков, быстро создавших, а теперь расширяющих новую империю и не желающих считаться со старыми хозяевами.

Я уточнила, давно ли возникла корпорация. Лет пять назад, ответил Афганец.

– А ты куда смотрел?! – не смогла сдержаться я.

– Других у меня забот мало! – заорал в ответ Афганец. Вовчик, Олег и Сашка в нашей перепалке не участвовали, молча слушая. – У меня дел невпроворот, да и раньше они так не наглели, сидели тихо. И вообще они не на нашей территории начинали. Поэтому и не волновало. А сейчас ко мне поперли!

Выяснилось, что хозяева корпорации высказали желание купить несколько предприятий, принадлежащих Афганцу. Такой наглости Алексей Петрович, конечно, снести не мог.

– То есть, если я тебя правильно поняла, – сказала я, – некая группа лиц организовала несколько фирм разного профиля и теперь постоянно увеличивает их число. Создаваемая империя подобна твоей.

– В принципе так.

– Ты знаешь, кто стоит во главе?

– Трое питерцев, все – бывшие совки с оборонных предприятий, вернее, с одного предприятия; москвич, бывший химик из НИИ, и американец. Все – средних лет. Самому младшему – сорок семь, старшему – пятьдесят три.

– Но ты определил их основную сферу деятельности? – не отставала я. – На чем они изначально срубили деньги? Или это только доход?

Афганец заявил, что до сих пор не смог разобраться, откуда у мужиков столько бабок. Да, фирмы работают, да, контакты с Западом налаживаются – в основном при помощи американца Сэма, регулярно сюда приезжающего с группами бизнесменов. Но средств все равно гораздо больше, чем могло бы быть при самом лучшем раскладе!

– Если они, как ты говоришь, все работали на оборонных предприятиях… – произнесла я.

– Проверяли, Светлана Алексеевна, – встрял Олег. – Первым делом.

– Не оружие, не наркота, не металл, не нефть, не газ, – добавил Афганец.

– А женщины? – спросила я.

Лешка замолчал на мгновение, а потом сообщил, что с женщинами там вообще получается что-то странное. Немало сотрудниц разных фирм вышли замуж (официально!) за американцев и уехали на постоянное место жительства в США. Они до сих пор живут там с теми, за кого вышли. Да, таких много, все они – разных лет, но гораздо больше опять же дам бальзаковского возраста, чем молодых девчонок. Люди Афганца проверяли: проституцией и не пахнет, продажей органов тоже. Скорее всего, тетки в самом деле встретили свою судьбу. На их место тут же пришли новые сотрудницы. Предприятия, входящие в корпорацию, вообще в последнее время приобрели славу чуть ли не своднических контор: туда активно устраиваются на работу женщины, желающие выйти замуж за иностранца. Причем почти все – не первой молодости.

– Но я не вижу, как с этого можно иметь бабки. Да, предприятия потом имеют контакты с новоиспеченными мужьями, что-то ввозят сюда, что-то вывозят. Но далеко не со всеми! Да и что могли получить хозяева за выдачу сотрудниц замуж за иностранцев? То есть этот аспект мы тоже отмели. Хотя да, повторяю: в этих компаниях слишком много женщин связали свою судьбу с американцами и уехали на ПМЖ.

– А поставки моделей, танцовщиц?..

– Нет, – покачал головой Лешка.

Теперь уже я задумалась. Мне просто стало интересно. А если Лешка просто нагнетает напряжение? Видит то, чего на самом деле нет? Подозревает нормальных бизнесменов в грехах, которых те даже не думали совершать? Если эти самые бизнесмены просто работают и получают хорошую прибыль? Может такое быть? А на Лешку давит то, что его не пускают к пирогу? Вот он и ищет подвох там, где он отсутствует. Но, с другой стороны, у Афганца чутье волчье…

Глава 7

9 мая, воскресенье

Вскоре нам с Сашкой удалось распрощаться с Афганцем и его соратниками, причем нас даже доставили домой. Лешка обещал звонить (обещанного три года ждут, подумала я) и велел мне хорошенько поразмыслить над тем, что он рассказал, а в случае возникновения любых идей сообщать ему. Фотографии и данные на владельцев корпорации мне были представлены для ознакомления. Я никого из них не знала и вроде бы даже не видела.

Для начала я решила поделиться полученной информацией с Веркой и подумать вместе с ней, правда, на другие темы, а именно: не ждать ли нам с ней каких-нибудь гадостей теперь со стороны корпорации? Замели ли мы следы? Мог ли кто-то знать, что мы с ней провели вечер и ночь в компании со Славой и Толей и что их убили, когда мы находились в доме? Зная про наше знакомство с Афганцем, кто-то вполне может предположить, что мы были наводчицами. И станет искать некие таинственные материалы у нас, хотя мы-то ни ухом ни рылом…

Не хотелось бы пострадать ни за что.

В общем, следовало ехать к Верке в больницу.

Выслушав причитания братца, плавно перешедшие в воспитательную речь, я тем не менее собралась и квартиру покинула, строго-настрого наказав Косте говорить всем, что он понятия не имеет, где я нахожусь. Сашка на этот раз со мной не поехал, заявив, что в больнице у тети Веры ему делать нечего, он лучше за компьютером посидит, в какие-то там игры поиграет, а потом заглянет к своему дружку.

– А уроки?! – завопил Костя.

Я тихо выскользнула из квартиры, решив, что они разберутся без меня. Если бы пришлось делать ставки, поставила бы на сына: он все равно будет заниматься тем, чем хочет.

* * *

Во дворе клиники Рубена Саркисовича Веркиного «Сааба» не оказалось.

Тем не менее я зашла внутрь и поинтересовалась состоянием здоровья подружки у дежурной. Мне сообщили, что госпожа Ковтун клинику покинула сегодня с утра, а именно в семь часов сорок минут. Чтобы что-то заставило Верку покинуть какое-то место до часу дня… Да она в семь сорок иногда только ложится!

Я спросила, на месте ли Рубен Саркисович. У доктора Авакяна сегодня выходной, ответили мне. Как, впрочем, и у большинства людей, подумала я. Народ праздник Победы отмечает, а я, как обычно, неизвестно чем занимаюсь. Правда, сама отмечаю не 9 мая, а 15 февраля, день вывода советских войск из Афганистана, я ведь была на другой войне, но и 9 мая – святой день, надо бы хоть на Пискаревку заехать…

Правда, для начала все-таки следует выяснить, что случилось с Веркой. У меня имелся номер сотового телефона Рубена Саркисовича, по которому я и позвонила, чтобы прояснить ситуацию.

– Ланочка, любовь моя, с праздником! – заворковал Рубен Саркисович в своем обычном стиле. – Заезжай в гости, водочки выпьем, павших помянем. Святой день сегодня!

Я поблагодарила Авакяна и поинтересовалась местонахождением подружки, если оно ему, конечно, известно. Рубен Саркисович тут же слегка погрустнел и сообщил, что Верка вчера, как обычно, изображала из себя умирающую, хотя на самом деле пострадала незначительно. «Чего и следовало ожидать», – подумала я, но вслух ничего комментировать не стала.

Проведя какое-то время с Авакяном, Верунчик уже собиралась отправиться баиньки в выделенную ей палату, но в клинику вдруг привезли какого-то ее знакомого, которому чей-то муж хорошо поддал – можно было догадываться, за что. Авакян быстро обработал мужику раны (до следующей бабы заживут, по меткому определению врача), а моя подружка решила утешить бедного Витю. В результате Верка отбыла из клиники с Витей, по всей вероятности, или к нему, или к себе.

В общем, исчезновение подружки из клиники было объяснено. Я поблагодарила Авакяна, сказала, что постараюсь к нему сегодня заскочить, после чего снова набрала Веркины сотовый и домашний. Никто не отвечал. Или спит до сих пор? У подружки такой крепкий здоровый сон, что ни на какие телефонные звонки она не реагирует, хотя аппарат и стоит у изголовья кровати.

Я не знала, что теперь делать, и сидела в машине перед клиникой, раздумывая, куда поехать. От раздумий меня оторвал звонок сотового.

– Ланка, я у тебя, – прозвучал Веркин голос. – Дуй домой.

Я дунула.

* * *

Костик уже кормил Верку своей стряпней, демонстрируя чудеса красноречия. Подружка уплетала за обе щеки, словно неделю маковой росинки во рту не держала. При виде меня подмигнула украдкой, затем повела взглядом в сторону Кости. Подружку я давно научилась понимать без слов.

– Я хотела сегодня на Пискаревку проехаться, – сказала я вслух. – Надо отдать дань павшим. Давай съездим.

Услышав про предлагаемую мною программу действий, Костя не завопил, как обычно, и с воспитательными речами выступать не стал, наоборот, закивал, вспомнил нашего с ним деда и вдруг высказал пожелание составить нам с Веркой компанию.

– Знаешь, Костик, – задумчиво произнесла подружка, – ты нам лучше к вечеру закуску к водочке приготовь.

Верка накрыла Костину руку своей ладонью с длинными ухоженными ногтями, покрытыми темно-бардовым лаком. Костя растаял от одного Веркиного прикосновения и забыл про свою инициативу, наверное, уже предвкушая, как Верка останется у нас ночевать после вечерних возлияний. Да и я позволю Косте помянуть павших, не ограничивая его в потреблении спиртных напитков… Догадываюсь, как радовалась душа братца.

– Да, Костя, – поддакнула я, – мы по пути в какой-нибудь фирменный магазин заскочим, купим пару бутылок, а ты стол сделай. Надо посидеть как следует.

Братец согласился, а мы быстренько собрались и квартиру покинули, пока Костя не очухался. Сашок уже отправился к другу.

– Ну? – спросила я у Верки в машине. Мы опять решили поехать на ее «Саабе», менее шикарном, чем моя новенькая «БМВ»: не хотелось особо светиться перед Пискаревкой – ветераны-то у нас в отличие от других стран влачат жалкое существование.

– Мы что, в самом деле на Пискаревку поедем? – спросила меня Верка, когда я, сев за руль, выехала со двора.

– Да, сейчас только цветы купим.

Верка хотела что-то возразить, но я цыкнула, напомнив, что мне в отличие от подружки довелось два года провести на войне. Затем я рассказала ей все, что услышала от Афганца.

– А чего ты так разволновалась? – удивленно повернулась ко мне подружка с переднего места пассажира. – Кто нас видел? Мы как с этими Толей и Славой познакомились? На пустынном пляже. На даче тоже никого не было, кроме нас четверых. Даже не звонил никто. И они не звонили. Я, по крайней мере, не помню, чтобы звонили.

Я тоже не помнила, но у меня к Верке был другой вопрос:

– Ты в доме ничего не находила?

– Ланка, ты о чем?! Когда?! Ты что, забыла: меня же тогда ранило! Это ты там отпечатки пальцев вытирала, а я-то на полу сидела. Между прочим, в бессознательном состоянии. Да и какое нам дело до каких-то материалов? Вот если бы бабки были… А если я правильно поняла, то речь не о них. Хотя ведь и материалы можно выгодно продать…

«Можно при этом и головы лишиться», – подумала я.

– А если нам все-таки поискать? – тем временем вслух размышляла Верка. – Мужичье-то вполне могло что-то пропустить. А наш женский взгляд вдруг да и заметит… Лан, давай сегодня ночью опять на дачку наведаемся? Надеюсь, Афганца туда больше не понесет? Тем более День Победы он-то ведь наверняка с друзьями отмечает. Толю, хозяина дачки, кокнули. Думаешь, на кого-то нарвемся? Я считаю, надо съездить. А вдруг в самом деле бабки? Я же тебе говорила, что тогда слышала – ну когда люди Афганца приехали. Про тайник они трепались. Лана! Ты помнишь, сколько мне лет? Ты думаешь, что мне еще только год-два осталось работать? А что я потом буду делать?

– Ищи мужа, пока не поздно, – огрызнулась я. Иногда Верка здорово действует мне на нервы.

* * *

Цветы мы купили у одной из станций метро, а потом с трудом нашли место парковки перед Пискаревским мемориальным кладбищем. Меня всегда поражает, сколько сюда приходит людей в каждый День Победы, причем тех, кто по возрасту не мог участвовать в Великой Отечественной. Но ведь практически в каждой семье кто-то не вернулся с фронта, кто-то погиб в блокадном Ленинграде, кто-то стал жертвой на оккупированной территории.

Уже направляясь назад к машине, я вдруг услышала женский голос, звавший меня по имени. Мы с Веркой остановились и посмотрели на женщину, точно определить возраст которой не представлялось возможным: за сорок, если не за пятьдесят. Она была одета в какое-то вышедшее из моды пальтишко, голову покрывал черный платок, на ногах ботинки, именуемые в народе «прощай, молодость».

– Лана, это ведь ты? – смотрела на меня женщина.

Я кивнула.

– Ты совсем не изменилась! Я тебя сразу узнала!

Я же понятия не имела, с кем разговариваю. Тетка продолжала распространяться на тему, как я хорошо сохранилась, потом переключилась на Верку, имени которой не знала, но помнила ее по двору. Выяснилось, что она жила с нами раньше в одном доме и еще училась со мной в одном классе.

Когда она наконец представилась, я с трудом сдержала возглас удивления. Если бы мой весьма своеобразный жизненный опыт не научил меня «держать лицо» при любых обстоятельствах, не знаю, что бы оно выразило. Тетку бы точно обидело…

Я помнила Лену Сойко худенькой миловидной девчушкой со смешными косичками. Теперь же передо мной стояла дородная приземистая тетка, не пожалевшая хны для торчавшей из-под платка неровно подстриженной челки. Казалось, ей глубоко плевать на то, как она выглядит и какое впечатление производит.

– Давайте-ка в машину, – вдруг вклинилась в разговор Верка. До этого в основном говорила Лена, обращаясь ко мне, я вежливо издавала соответствующие междометия, Верка помалкивала, а тут прихватила меня под локоток, причем нажала на руку таким образом, что я сообразила, в какую сторону направить взгляд.

На некотором отдалении паслись два молодца, которые усиленно делали вид, что мы их не интересуем, но как только мы тронулись с места, тут же последовали за нами. В затылок не дышали, но держались не так чтоб и далеко. Лена парней не замечала, продолжая болтать, Верка же успела шепнуть мне, что обратила внимание на парочку практически сразу же, как мы остановились, чтобы поболтать с Леной. Значит, уже какое-то время следят за нами? Вот только когда успели пристроиться?

– Ой, какая машина! – воскликнула Лена при виде Веркиного «Сааба», который подружка давно мечтает поменять на джип. Правда, сама раскошеливаться не намерена, все надеется, что кто-то из благодарных клиентов отвалит. Узнав, что «БМВ» мне подарил один наш общий знакомый, она чуть не лопнула от зависти, но теперь вроде бы успокоилась. Мысль о том, что две мои другие машины (купленные на мои деньги) взорвали, явно грела ее душу.