Текст книги "Клиника жертвы"

Автор книги: Мария Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Эх, жаль я не врач, – подумалось ему, – в две секунды пресек бы этот бардак».

– Сейчас к вам поднимут двух бабушек! – кричал травматолог в телефон. – У одной бабушки подозрение на перелом позвоночника, ей нужен щит!

– А второй бабушке – меч, – вполголоса заметил Нейман, и как-то сразу всех успокоил.

Травматолог составил план диагностики, выделил первоочередные мероприятия, реаниматолог соизволил принять одного непонятного больного до выяснения обстоятельств, и даже Холмогоров взял пациента с резаной раной головы. Получив четкие инструкции, бодро заработали и сестры. Паники не случилось.

С тех пор его стали звать в приемное отделение, если случалась нештатная ситуация: массовое поступление, буйный больной, драка. Нейман сам удивлялся, откуда такая популярность. Наверное, за много лет службы на лодке он насытился особой энергией спокойствия в опасности и теперь автоматически ею делился.

Дора почти на бегу приняла у мужа пакет с ужином:

– Не ждите меня, я на аппендицит, больной на столе… Что за день сегодня такой, ни разу не присела!

– Устала, Досенька? – Глеб придержал ее, обнял прямо в коридоре.

– Да нет… Ты меня знаешь, я лучше три аппендицита подряд сделаю, чем буду лечить всяких истеричек и старушек. Господи, как они надоели… Чуть стрельнет или кольнет, сразу верхом на «скорой» мчатся в приемное на консультацию хирурга. И потом их домой не отправишь: положите в больницу, да и все тут! Начинаешь историю писать, так рука отсохнет, пока все их болячки перечислишь. Так что аппендицит – просто музыкальная пауза по сравнению вот с этим вот. – Дора широко повела рукой, указывая на длинную очередь, состоящую действительно почти целиком из бабушек. – Все, я побежала, а вы зайдите к нам в дежурку, Лорик вам чаю даст.

Нейман удивился: Лариса Анатольевна была сменщицей Доры, значит, сегодня не должна быть на работе. Оказалось, несчастная женщина корпит над отчетом для подтверждения категории, они застали ее среди горы медицинских документов, мучительно считающей в столбик на клочке бумаги.

Увидев их, Лариса обрадовалась, мгновенно убрала журналы и захлопотала насчет чая. Владимир Валентинович знал, что она очень близка с Комиссаровыми, как шутила Дора, тройная ковалентная связь. Жена работает вместе с женой, муж – первый заместитель мужа, и обе семьи живут на одной лестничной клетке. Глеб держался с ней почти как с сестрой.

Нейман устроился на диване и залюбовался ею. Таких женщин скорее можно встретить на старинных дореволюционных фотографиях, чем в жизни. По современным меркам Лариса, наверное, не считалась красавицей, но ее спокойное лицо с правильными немного крупноватыми чертами просто завораживало Владимира Валентиновича. От нее исходило какое-то особенное сияние душевной чистоты и покоя. Нейману почти физически было приятно ее присутствие. Так, наверное, озябшему человеку бывает хорошо погреться возле огня.

Если бы ему предложили угадать профессию Ларисы Анатольевны, до хирурга он никогда бы не додумался. У нее была очень мягкая, даже застенчивая манера общения. Разговаривая, она невольно повышала голос к концу каждой фразы, придавая ей вопросительную интонацию, и улыбалась чуть смущенно. Но, понимал Нейман, застенчивость эта была особая, так ведут себя очень красивые женщины, понимая, что им незачем кричать, чтобы привлечь к себе внимание, или умные люди, стесняющиеся, что им приходится озвучивать очевидные вещи.

Вот Дора – энергичная, резкая, решительная, «резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита» – была типичным представителем этой суровой профессии, а Ларису Нейман не представлял со скальпелем в руках.

Он бы влюбился в нее, но, во-первых, она была счастливо замужем, а главное – его сердце уже занято мужененавистницей Кристиной. Владимир Валентинович не считал себя вправе менять возлюбленных как перчатки, даже если эти дамы и не отвечают ему взаимностью. Ветреником он никогда не был.

Приготовив чай, Лариса извинилась, надела халат и пошла принимать больных.

– Немножко помогу, – улыбнулась она. – А то бабульки взбесятся от ожидания, и когда Дора выйдет из операционной, порвут ее на кусочки. Хоть колики раскидаю, и то дело.

Друзья почувствовали себя неуютно: гонять чаи, когда все вокруг работают, – не самое приятное занятие.

– Глеб, ты ходишь по городу запросто, без охраны… Не боишься? – спросил Нейман, когда они проходили мимо ночного клуба.

– Ну, если я не могу навести порядок в своем городе и у меня по улицам спокойно разгуливают наркоманы с ножами, будет только справедливо, если они зарежут именно меня.

– Я не в смысле убийства. Тебя все знают в лицо, неужели не привязываются на улице?

– Как видишь, нет.

– Сейчас вечер, темно, и народу мало. А днем? Граждане просто не должны давать тебе проходу.

Глеб пожал плечами:

– С какой стати? Я соблюдаю закон, все, что кому положено, выдаю. Например, идет старушка. В кошельке у нее пенсия, идет она по вычищенной от снега дороге, если, не дай бог, все же поскользнется и сломает ногу, к ней быстро приедет «скорая» и отвезет в больницу, где она получит нормальную помощь. Сын ее получил жилье, сколько ему полагалось, а внучка учится в нормальной школе, ходит в кружок бальных танцев за пятьсот рублей в месяц, а летом дышит воздухом на выделенном мэрией садовом участке. Что она хочет мне сказать? Здравствуйте, товарищ мэр! И я отвечу: здравия желаю, товарищ старушка! И мы разойдемся, довольные друг другом.

– Неужели все так благостно?

– Нет, конечно. Проблем хватает, но люди видят, что я над ними работаю. Кроме того, каждый гражданин может ко мне обратиться лично, в приемные часы, или по Интернету. У меня свой сайт, на котором я отслеживаю все комментарии. Эх, Володя, как жаль, что я не знал о твоем переселении к нам! Обязательно предложил бы тебе должность!

– Какой из меня чиновник!

– Нормальный! – отрезал Глеб.

Это был уже не первый разговор на эту тему. Комиссаров активно переманивал Владимира Валентиновича к себе, но тот не поддавался. Считал, что нужен людям на своем месте, а потом, ему все же очень нравилась Кристина Петровна…

– Глеб, еще Лев Толстой отметил, что военная служба – это в первую очередь безделье. За тридцать лет я так привык валять дурака, что могу действовать только в экстремальной обстановке, – отшутился Нейман. – Да и разве у тебя плохая команда?

– Да нет, ничего… – протянул Глеб без особого энтузиазма.

Нейман сочувственно вздохнул. Командир лодки – особая должность. Ты царь и бог для своих подчиненных, и не потому, что такой умный, просто нет физической возможности получать в боевой обстановке приказы от вышестоящего начальства. И каким бы ни был твой подчиненный, он обязан выполнить твой приказ. Всякие там демократии, коллегиальность и прочий плюрализм оставались для Владимира Валентиновича terra incognita. Он понимал Глеба, которому, наверное, тяжело пришлось на первых порах – не только привыкать к новому стилю руководства, но еще и вникать в личностные особенности сотрудников.

– Нет, я не смог бы работать у тебя, – заявил он решительно. – Да ты и так говорил, что много взял людей из бывших подводников.

– Ну да. Хоть мой зам, муж Ларисы. Хороший парень, но, как говорится, паруса большие, а якорь слабоват.

– Вот видишь. Скажут еще – не мэрия, а морское царство какое-то.

Комиссаров усмехнулся.

Они неспешно обогнули площадь, купили по пирожку и стаканчику кофе в одиноком ночном ларьке. Маршрут почти пройден, можно расходиться по домам, и Нейман вдруг решился заговорить о том, что давно занимало его мысли.

Тот вызов, на котором Кристине пришлось констатировать смерть женщины от побоев мужа, оставил в его душе гнетущий осадок. И со временем это не забылось, Нейман почти против своей воли продолжал думать об этой несчастной судьбе, едва ли не чувствуя себя виноватым. Ведь он видел ее живой, видел именно тогда, когда она просила помощи, и ничего для нее не сделал. Может быть, она осталась бы жива, если бы он… Что? Вот этого Владимир Валентинович не знал.

Бывая в приемном отделении, он просматривал травматологический журнал, и там в графе «обстоятельства травмы» обязательно раз или два за сутки, а то и чаще, встречались скупые слова «избита мужем».

«Кем же надо быть, чтобы поднять руку на женщину? – недоумевал он. – Причем не на абстрактную женщину, а на самого дорогого, самого близкого человека, на родную жену! На мать твоих детей, в конце концов!»

С каждым ударом муж уничтожает в жене женщину, а в себе – мужчину. Остаются два униженных, озлобленных существа, полностью утративших способность радоваться жизни. Гнев и обида – вот единственные эмоции, которые они могут еще переживать. Последней отдушиной становится алкоголь, который, как говорится в одной рекламе, не меняет мир, меняет настроение. Беда не в побоях – синяки заживут. Беда в тяжелейшей психологической травме, которую получает женщина. С этой травмой она не может справиться самостоятельно, ей нужна помощь. А помощи нет.

– Глеб, а что у тебя делается по проблеме семейного насилия?

Комиссаров поморщился.

– И ты туда же. Что я могу делать? Стараюсь, чтобы милиция хорошо работала, не зажимала заявления. Если один человек лупит другого человека, он должен понести наказание, независимо от того, кем он этому человеку приходится – мужем, женой или двоюродным дядюшкой. Думаю, этого довольно.

– Но тут немного другая ситуация. Когда обидчик – родной муж. Даже если между ними вся любовь умерла, они вынуждены находиться бок о бок, в одной квартире.

– На этот случай существует развод. У женщины есть все возможности не только наказать злодея, но и избавиться от него. Если она этого не делает, я тут при чем? Чем еще я могу ей помочь? Подарить свой мозг?

– Нет, но… – Владимир Валентинович осекся.

Действительно, нельзя спасти человека, если он сам не хочет быть спасенным. Интуитивно Нейман понимал, что Глеб не прав. Точнее сказать, прав, но формально. А в суть вопроса вникать не хочет, у него полно других забот.

Владимир Валентинович давно заметил, что счастливые в семейной жизни мужчины, даже будучи добрыми и отзывчивыми людьми, обычно равнодушны к бедам одиноких или просто неудачливых дам. Горькая судьба матери-одиночки или брошенной женщины не вызовет у них сочувствия. Создать крепкую семью – это же так просто, если не получилось – сама виновата!

А Нейман, к сожалению, знал, что иногда это бывает очень непросто и совсем не зависит от твоей воли и желания. Тебе просто сообщают, что ты больше не нужен. И потом ты всю жизнь мучаешься – что ты сделал не так. И находишь тысячу ответов, среди которых нет ни одного правильного.

Глеб почувствовал, что Владимир Валентинович недоволен его равнодушием. Немножко поворчал для порядка, вспомнил старые пословицы «Муж и жена одна сатана», «Двое дерутся, третий не мешай». Заметил, что отношения между мужем и женой потому и называются личной жизнью, что это их сугубо личное дело, и властям нечего вмешиваться, если их об этом не просят или нет серьезного увечья. Нейман возразил, что женщины в нашей стране пока еще считаются слабым полом. Сколько продлится такое положение вещей, конечно, неизвестно, но лично Нейман привык относиться к женщине как к существу нежному и слабому, нуждающемуся в защите. Между тем если пьяный десантник получает по физиономии на дискотеке, общество с удовольствием берет на себя функцию возмездия, а обиженная женщина почему-то должна защищаться сама.

Кончилось тем, что Комиссаров предложил Владимиру Валентиновичу создать общественную организацию, которая боролась бы с семейным насилием, и посмотреть, что из этого получится.

– Помещение я дам, социальную рекламу организую. А дальше сам определяйся. Получишь опыт административной работы, может, войдешь во вкус и на должность переберешься. Или в депутаты.

Он знал, как удержать меня. Знал, как не порвать последнюю цепь, которая приковывала меня к нему. Цепь эта называлась «иллюзия счастливого брака». Никогда, ни при каких обстоятельствах, он не унижал меня публично. На людях мы с ним выглядели самой образцовой семьей, какую только можно представить. Мне всегда было очень важно мнение окружающих: слушая завистливые комплименты себе, как счастливой жене, я могла хоть на секунду вообразить себя таковой. Эта игра требовала от него известного труда – мы не всегда жили в отдельной квартире, но даже в условиях коммунального быта ему удавалось утаить шило в мешке. И я, черт побери, ценила его сдержанность. Я уважала усилия, которые он прилагал, когда его просто распирало от желания дать мне оплеуху, но он терпел, потому что мы были дома не одни. И я тоже училась сдержанности. Я научилась не кричать и не плакать от побоев. Мгновенно принимать веселый вид и навешивать на лицо счастливую улыбку при внезапном возвращении соседа. Между нами установилось болезненное, какое-то чудовищное взаимопонимание, словно между тайными любовниками. Мы берегли и скрывали нашу страсть от нескромных глаз… Почему я говорю «нашу»? Люди, много лет прожившие в браке, поймут меня. Со временем все становится общим.

После удачных, как бы это помягче сказать, акций он бывал со мной даже нежен. Наверное, тоже ценил мою готовность к сотрудничеству. Занимался со мной любовью добросовестно и изобретательно. Странное дело, в любовных делах он никогда не проявлял жестокости, то есть не был садистом в классическом понимании. Мы не практиковали ни хлыстов, ни наручников, ничего такого. Ему это было не нужно. Секс – одно удовольствие, а избить жену – совсем другое.

Любая женщина была бы довольна таким сексом. Любая, но не я. Мне было невозможно поверить в его искренность, и я, старательно изображая восторг, оставалась совершенно холодна. Могла бы и не стараться. Он делал все, что должен делать муж, и даже больше, если мне не нравится – сама виновата. Думаю, его бы нисколько не расстроило, если бы я обнаружила свою холодность.

Но я почему-то стеснялась, не хотела показать свою несостоятельность еще и по этой части. Лежала под ним и думала, как было бы прекрасно, если бы он умер. Одно время у него была опасная работа, и я часто мечтала о том, чтобы в один прекрасный день он с нее не вернулся.

Помню, в школе мы проходили обществоведение, в том числе законы. Нам говорили об уголовной ответственности за убийство, а я недоумевала – зачем? Разве без этого не понятно, как ужасно убить человека? Тогда я не могла предположить, мне в самом страшном сне не могло присниться, что только страх наказания удержит меня от убийства мужа… Я часто фантазировала на эту тему, прикидывая самый удачный способ отправить его на тот свет. В моей голове родилось много превосходных планов, сделавших бы честь любому киллеру, но я боялась тюрьмы и ничего не реализовала. Это понятно. А вот почему я боялась развода?

По роду службы мне приходится работать с жертвами семейного насилия. Большей частью это вполне приличные дамы, встречаются, разумеется, опустившиеся алкоголички, но их доля ничтожна. Я стараюсь быть с ними внимательной, как-то подбодрить, поддержать. Всем им я советую разводиться, это действительно лучший совет в такой ситуации. Только почему-то я сама ему не следую.

Я часто думаю, что будет, если эти жертвы узнают правду обо мне. Как, должно быть, они будут рады! С каким упоением станут презирать меня! Как накажут за то, что я, одна из них, смела рядиться в одежды счастливой женщины!

Глава шестая

– Кристина Петровна, а вы бы не хотели вступить в мою организацию «Против семейного насилия»? – осторожно спросил Нейман, выезжая на трассу.

Их снова вызывали в деревню Ключики. Ничего особенного, простуда с высокой температурой, больной остался дома, и во время спокойной обратной дороги Владимир Валентинович надеялся уговорить начальницу встать под его знамена.

– Я? – фыркнула Кристина. – С чего бы это?

– Ну, Кристина Петровна, – заныл Нейман, – у меня получается не общественная, а какая-то личная организация… Кроме меня, только Дора и Лариса с мужем записались, и те из вежливости.

Она покачала головой:

– Знаете, капраз, если ваша фирма – это команда ублюдков с бейсбольными битами, которые в понятной форме объясняют зарвавшемуся мужу, как он не прав, то я вступлю. А если нет, мне у вас делать нечего.

Нейман только вздохнул. Его контора была сугубо мирным заведением. Два раза в неделю он сидел в мэрии, принимал посетителей. Глеб выделил ему кабинет, даже сделал превосходную вывеску, но на этом посчитал свой долг выполненным. Немного больше активности проявил его первый зам, муж Ларисы Анатольевны, симпатичный парень, выглядевший много моложе своих тридцати пяти. Игорь Дмитриевич сразу понравился Нейману, такой он был деловой, основательный и в то же время азартный, а когда Нейман узнал, что он успел еще послужить на лодке, почувствовал к нему искреннее расположение. Игорь организовал рекламу в местной газете, устроил на местном телеканале передачу, где они с Нейманом довольно бледно выступили на тему семейного насилия. Но главное, что он сделал и за что Владимир Валентинович был ему очень благодарен, – создал сайт общества «Против семейного насилия». Сам Нейман не очень дружил с Интернетом, его способностей хватало только проверить почту, но потихонечку стал осваивать и сайт. А Игорь с Ларисой размещали там важные статьи и целые книги, посвященные насилию в семье, Лариса даже выкладывала художественные фильмы по теме. Это, конечно, попахивало пиратством, но Нейман считал, что для благой цели все средства хороши. Радовала его и активность на форуме. Обиженные женщины получили возможность общаться между собой, понять, что они не одиноки. Могут если не помочь, то поддержать и утешить друг друга. Сам Владимир Валентинович чувствовал некоторую неловкость, читая форум, словно просматривает чужую переписку, поэтому открывал только сообщения, обращенные лично к нему. Считал, что его дело – конкретная помощь, а женские переживания пусть лучше останутся для него тайной.

Правда, пока гордиться было нечем. Прием шел вяло, иногда Нейман просиживал часы впустую, а обычно приходили одна-две женщины. Он объяснял, как надо действовать, куда обращаться, но в глубине души понимал, что никуда они не пойдут. Так, пришли выговориться, выпустить пар, а дальше жизнь их пойдет по-прежнему. Лишь в двух или трех случаях он смог помочь, но тогда женщины сами были твердо настроены на прекращение семейной жизни, мешала обычная чиновная волокита. Нейман связывался с Глебом, чтобы тот ускорил рассмотрение дела о разводе в суде. Одна из этих женщин потом заглянула его поблагодарить, и Владимир Валентинович поразился произошедшей в ней перемене. При первом визите это была унылая, запуганная баба, а теперь на пороге возникла цветущая женщина с озорным блеском в глазах. Они даже немножко пофлиртовали, что раньше было просто невозможно. Женщина была такой забитой и несчастной, что подумать не могла, будто может представлять интерес для сильного пола.

Несколько раз его просили «повлиять», и Нейман шел на беседу с распоясавшимся мужем вместо участкового милиционера. Эти визиты оставляли в нем самое тягостное впечатление. Сердце обливалось кровью при взгляде на этих опустившихся, потерявших человеческий облик мужиков, настолько отупевших, что даже не чувствовали своего позора. Ему было невыносимо их жаль – отработанный человеческий материал. Существа, добровольно отвергшие все, ради чего стоит жить. Не знать радости самопожертвования в любви, чувства исполненного долга, преодоления себя… Как это должно быть тяжело и страшно… Нейман не пытался взывать к лучшим чувствам, понимая, что это бессмысленно, просто объяснял, что безнаказанно распускать руки больше не получится, есть кому вступиться. В ответ обычно слышал грубую брань, но не поддавался на провокации, говорил: мое дело – предупредить. Уходил всегда в тревоге, как бы разозленный муж не отыгрался на жене, и оставлял женщине номер своего мобильного телефона.

Но звонили ему очень редко. Ведь искать защиты у чужого человека от своего, родного, – наверное, хуже этого ничего не бывает.

Нейман замечал, что почти все женщины, обращавшиеся к нему, чувствовали себя неловко, словно сами были в чем-то виноваты. Иррациональное чувство стыда за никчемного мужа смешивалось с комплексом Павлика Морозова. Они считали, что, обращаясь в организацию, предают мужа. Приходилось объяснять, что предали не они, предали их.

Увы, он взял на себя очень грустную миссию. Но именно поэтому Владимир Валентинович не собирался отступать.

Чтобы добавить в свою деятельность хоть немного позитива, Нейман открыл курсы по самообороне для женщин. В юности он серьезно занимался самбо, потом старался поддерживать форму, и мог научить неискушенного человека азам этого искусства. Помещение предоставил Дворец культуры. Директор, дама средних лет, узнав, ради какого благого дела старается Нейман, даже не стала брать с него арендную плату, запросила только за уборку – такую смешную сумму, что, раскидав ее на всех записавшихся женщин, получили по сто рублей в месяц. Себе он ничего не брал. С детства был приучен, что общественная работа – это бесплатная работа, которая несет награду в самой себе. В секцию записалось около тридцати женщин, во главе с Дорой и Ларисой. Большинство были сотрудницами больницы, и целью они имели не обороняться от мужа, а просто почти бесплатно позаниматься спортом. Нейман потратил много сил, чтобы заманить в свой кружок Кристину Петровну, но та не поддалась. Она ходила на фитнес.

– Нет, капраз, покуда вы только утираете слезы жертвам, а не наказываете обидчиков, я не вступлю в ваши дурацкие ряды, – отрезала Кристина. – Впрочем, для статистики можете записать меня почетным членом.

– А по нечетным не хотите? – обиделся Владимир Валентинович. – За что вам такая честь?

– Я тоже борюсь с насилием в семье. На свой лад, но эффективно. Я не создаю семью – самый надежный способ из возможных.

Смутившись, Нейман пробормотал все приличествующие случаю фразы. Вы еще так молоды, вся жизнь впереди… Кристина поморщилась:

– Вы уж не утешайте меня. Хотя бы потому, что это мой сознательный выбор, а не результат рокового стечения обстоятельств. Я не хочу замуж, и вы прекрасно это знаете.

– Сейчас не хотите, а как влюбитесь, так сразу захотите. Просто вы еще не встретили человека, которому бы вам захотелось доверить свою жизнь…

Начальница расхохоталась:

– Я вам больше скажу: я ни разу еще не встречала мужика, которому бы хотелось, чтобы ему что-то там доверили. Нет, я не говорю, что все нормальные мужчины безнадежно вымерли, но искать их надо в двадцать лет, а не в тридцать четыре.

– Почему?

– Да хоть потому, что хороший человек рано женится и живет всю жизнь с одной женой.

– По-разному бывает…

– Владимир Валентинович, одинокий мужчина от тридцати до сорока, надежный, добрый и состоявшийся в профессии – это сказочный персонаж. В любом случае я не озабочена поисками мужа. Я вполне довольна жизнью и не собираюсь ничего менять. Да, не сумела вовремя создать семью, так не всем везет. Опять-таки, невозможно получить все, нужно радоваться тому, что имеешь.

– Вы кого сейчас убеждаете, меня или себя? – мрачно перебил Нейман.

Он так хотел ухаживать за Кристиной Петровной, но как подступишься к человеку, который рассуждает подобным образом?

Помолчали. Им всегда хорошо молчалось вместе. Даже сейчас, сказав очевидную колкость, Нейман знал, что Кристина на него не злится. Просто обдумывает его слова.

– Ладно, капраз, не буду лицемерить. Иногда мне действительно кажется, что моя жизнь ущербна, неполна без мужа и детей. Бывают такие вечера, когда я не смертельно устаю и не засыпаю мгновенно, как только ложусь в постель. Тогда я позволяю себе помечтать, как было бы прекрасно видеть рядом любимого человека, поговорить с ним перед сном, обсудить планы на завтра или на отпуск… А потом представляю, как это выглядело бы на самом деле, и понимаю: я правильно делаю, что не выхожу замуж.

Картинка, мимоходом нарисованная Кристиной, очень ярко отразилась в воображении Неймана. Он так живо представил себе, как обнимает ее, сонную, уставшую, растерявшую за день всю свою удаль, что даже скрипнул зубами.

– Да почему правильно-то?

– Объясню. Когда я была маленькая, часто слышала разговоры взрослых о том, что женщине, преуспевшей в профессии, очень трудно быть счастливой женой. Я была такая наивная, такая, знаете, бодрая девица, и мне казалось – что за глупые разговоры! Чушь, думала я, все можно успеть, и дома, и на работе, лишь бы любовь была и дело по душе. Какая разница, думала я, кем работает жена, библиотекаршей или космонавтом, если люди любят друг друга? У нее хватит сил и на орбиту слетать, и суп сварить. А потом я поняла, что взрослые были правы. Сил-то хватит, но… Я узнала, что такое тяжелый труд. Вы же согласны, что работа у нас ответственная и сложная?

– Так точно.

– А теперь представьте, что я вышла замуж за, допустим, искусствоведа. Боюсь, что после смены я не смогу восхищенно выслушивать его рассказ, как он великолепно развесил картинки на выставке. Понимаете меня?

Нейман пожал плечами, мол, в чем проблема-то?

– Раньше мужчина работал, а жена сидела дома, варила щи, и любая деятельность вне сферы домоводства представлялась ей сложной и интеллектуальной. Поэтому естественно, когда муж возвращался домой с неведомой ей территории, да еще и приносил приличные деньги, она смотрела на него как на божество и окружала всяческой заботой. Сейчас же супруги трудятся на равных, но муж почему-то продолжает требовать заботы и восхищения. Ладно, дом вести еще можно, но вот с восхищением сложнее. И дело даже не во мне. Я-то, может быть, стерплю, может быть, найду в себе силы изображать восторг…

Тут Кристина Петровна запнулась. Они переглянулись и фыркнули, кажется, обоим пришла в головы не слишком приличная ассоциация.

– А вы, пожалуй, правы, – улыбнулся Нейман. – На самом деле все, что мужчине нужно от жены, – это ее искренняя убежденность, что он самый лучший человек на земле.

– Вот именно. Когда этого нет, брак обречен. А как я могу восхищаться мужиком, если знаю, что работаю в три раза больше и лучше его? Нет, если мы хотим сохранить институт семьи, нужно закрыть женщинам доступ в серьезные профессии. Никаких там хирургов, летчиц и спецназовок! Максимум – учительница начальных классов.

Владимир Валентинович хотел сказать, что профессиональные успехи – это не самый главный показатель, существует множество других качеств, за которые человека можно любить и уважать, а потом примерил ситуацию на себя. Допустим, он – женщина. Вот он, то есть она, идет в автономку… Нет, автономка далеко и долго, возьмем что-то попроще. Представим, я отвел (отвела) лодку на размагничивание или отработала торпедную атаку. С командующим на борту, между прочим, который (ладно, пусть это тоже будет женщина) нагло суется во все щели. Боевая задача выполнена, лодка идет к пирсу. Нейман вместе с другими членами экипажа женского пола нетерпеливо смотрит на часы. Пора забирать детей из садика. Все нервничают, спешат пришвартоваться, но командующая (она старая дева, ей торопиться некуда) мстительно тормозит процесс, отдает идиотские приказы. Видение брошенных детей застит все, команды отрабатываются кое-как, наконец с горем пополам лодка причаливает, Нейман с другими мамашами оголтело несется в садик. Хватает ребенка, бежит домой, начинает стремительно готовить ужин, одновременно наводя порядок в квартире. Не потому, что такой фанат, то есть такая фанатка вкусной еды и порядка, просто он же хорошая жена! А у хорошей жены дом должен быть ухожен!

Вот наконец ужин готов и сервирован, Нейман зовет всех к столу. Раздается скрип дивана, и на пороге появляется, сладко потягиваясь, любимый муж. Допустим, Нейман вышел замуж за менеджера среднего звена. Менеджер сидит, ест и рассказывает, как ему удалось повысить продажи какой-нибудь фигни, и предполагается, что Нейман, опять-таки как хорошая жена, должен внимательно слушать и восхищаться умом своего супруга и повелителя.

И так изо дня в день, из года в год. Каждый вечер муж журчит о своих продажах или, для разнообразия, об интригах на фирме. А если Нейман пытается поделиться своими достижениями, например, тем, что он совершил самый длительный бесперископный переход или прошел подо льдами, от него нетерпеливо отмахиваются: отстань со своими глупостями! Что может быть интересного на твоей дурацкой службе!

Сколько он продержался бы в таком режиме? Пару недель, не больше… А потом прямо заявил бы своему менеджеру, где ему следует осуществлять свои продажи!

Нейман улыбнулся:

– Эх, доля женская! И все же, Кристина Петровна, человеку одному тяжело. Поверьте, я это точно знаю. Одинокая жизнь – это как обед без хлеба: может быть, вкусно, интересно и красиво, но сыт не будешь.

– Между прочим, я много лет хлеба не ем и великолепно себя чувствую, – отрезала Кристина.

– Но…

– Или вы считаете, можно помои есть, лишь бы с хлебом, так? – Кристина улыбнулась, смягчая резкость своих слов. – Кажется, мы с вами цитируем Хайяма, помните? Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало. Сказано почти тысячу лет назад.

– Так-то оно так… Но другой раз, коротая вечер в обществе кота, я начинаю понимать женщин, которые терпят побои мужа. Несчастье вдвоем лучше, чем счастье в одиночку, хотя бы потому, что счастья в одиночку не бывает.

Владимир Валентинович сконцентрировался, как перед погружением. Пора от абстрактных рассуждений переходить к конкретике. Сейчас он переведет дух и предложит Кристине попробовать объединить два одиночества. Только подберет подходящие слова… Но она вдруг мягко коснулась его руки и заговорила:

– Хочу задать вам один деликатный вопрос…

– Слушаю. – Нейман радостно повернулся к ней. Вдруг Кристина хочет сделать первый шаг к сближению? – Хотите, я остановлю машину?

– Секунду! – Начальница позвонила диспетчеру и, узнав, что обстановка спокойная, предложила припарковаться на обочине.

– Кристина Петровна, я весь в вашем распоряжении!

Она медлила. После небольшой паузы достала из бардачка дежурную пачку сигарет и закурила. Владимир Валентинович поник духом – вряд ли женщина станет курить, если собирается целоваться.

– Не знаю, как и сказать… Вы можете посчитать меня сплетницей, сующей нос не в свое дело…

– Прошу вас, не смущайтесь.

Нейман тоже угостился сигаретой, прикидывая возможную тему разговора. Неужели о нем ходят какие-то интригующие слухи?

– Скажите, вы давно видели Дору?

Вот тебе и раз! Прогрессивная общественность приписала ему роман с женой Глеба? Бред, конечно, но приятно, что начальница интересуется его сердечными делами.