Текст книги "Вавка"

Автор книги: Мария Нарышкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Трудный переход

Кончились уроки. Туся торопливо собирала книжки, с беспокойством поглядывая на дверь.

– Ребята, не расходитесь, ребята! Сейчас будет сбор!

Вавка хитро подмигнула Ире: не плохо бы смыться! Девочки понимающе переглянулись и незаметно, бочком, стали продвигаться к двери. Туся всполошилась:

– Девочки, девочки! Вы куда? Вава? Ира?

У Вавы лицо мгновенно стало невинным:

– А я что? Я ничего… – и повернулась к Ире, – останемся уж, ладно?

Но у председателя Совета отряда нет спокойной жизни. Туся металась по классу:

– Ляля, ты уходишь?

Ляля Антипина громко щелкнула замком портфеля, деловито поправила очки и невозмутимо направилась к двери. Долговязый Павлов, стоявший у двери, не глядя на Лялю, вытянул свою длинную ногу. Ляля поспешно и высоко перешагнула, не разглядев, что Павлов уже убрал ногу. Ребята дружно засмеялись.

Туся торопилась начать сбор, пока не разбежались и остальные.

– Ребята, вот список тех, кто имел за неделю двойки. Давайте обсудим.

Вава по старой привычке было насторожилась, но сейчас же полная собственного достоинства вздернула нос. – Прошло то времечко, когда ее обсуждали за двойки на каждом сборе. Пусть попробуют сказать, что она не умеет держать свое слово. Дала слово на Совете дружины – все. Теперь она сама будет обсуждать двоечников.

– Ухова, – прочла Туся из своего списка.

Вава мгновенно преобразилась:

– Ну-ка, Ирочка Ухова, почему, по какой причине у тебя двойка?

– Сиди, – буркнула Ира.

– Сижу, сижу, – тебе стоять.

– Действительно, пусть встанет, – заметила Геня.

– Ира, встань, пожалуйста, – мягко, но настойчиво потребовала Туся.

– А мне и сидеть хорошо.

– Встань, встань! – закричали ребята.

Пришлось встать. Уши у Иры красные, губы сердито надутые.

– Ира, у тебя двойка по физике.

– Никакой у меня двойки нет. Не знаете – не говорите. Я ее давным-давно исправила. А они все: «Двойка, двойка».

– Исправила! На тройку с минусом! – фыркнула Вава. – Извините за беспокойство, садитесь, пожалуйста, уважаемый товарищ Ухова.

Ира уселась, бурча:

– Так, пожалуй, за тройки скоро станут обсуждать! Новости!

Вава сочувственно поглядела на Иру – не умеет человек за себя постоять. Так себе отбрехалась. Разве она. Вавка, так отбивалась, когда ее обсуждали? Слова никому не давала сказать, – всех переорет: «Двойки! Какие такие двойки?! Вы что, с ума спятили?! Пристали с ножом к горлу со своими двойками! Разве это справедливые двойки? Ни с того, ни с сего – раз тебе в журнал двойку! Может, скажете, справедливо? Да? Да? Я что, по-вашему, нарочно их схватила? Понимать надо!» И пошло и поехало! А председателем тогда была Генька Власова, ту не так-то легко перекричать, это вам не Тусенька Николаева. Глаза у Геньки станут зеленые, как у кошки, и злющие. Так и сверкает ими, так и сверкает. Нет, а здорово тогда было. Вава даже вздохнула с сожалением. Вот это жизнь! Только и разговоров на каждом сборе, что о Вавке Блинковой. Все собирались ее перевоспитывать. А что они могли сделать, даже Генька? Ничего! Ровным счетом. Пока она сама не захотела и не перевоспиталась.

– Следующая по списку Ляля Антипина, – прочла Туся, – у нее двойка, правда, случайная…

Шурик тихо свистнул:

– Ищи ветра в поле, а Лялю в музыкальной школе.

– За отсутствием Антипиной обсуждение ее двойки снимается, – неуверенно сообщила Туся.

– Снимается? – всполошилась Вавка. – Нет уж, дудочки! Ушла и ладно? Слишком дешево отделалась! Сегодня как легко можно было смыться, а кто-нибудь убежал? Одна Лялька несознательная. Выношу ей отрядное презрение. Председатель, голосуй. Эх ты, разве так успеваемость поднимают!

Геня весело усмехнулась:

– Слушайте, слушайте, у Вавки богатый личный опыт.

– Ребята, – предложила Туся, – выберем Вавку учебным сектором?

– Меня? – удивилась Вава. Она даже не поверила своим ушам.

– А что? Пусть помучается! Выберем! Выберем! – закричали все. На Вавкином лице расплылась широкая, до самых ушей, довольная улыбка.

Одна Ира была не согласна:

– Вот еще новости, – разве такой бывает учебный сектор?!

– А чем я плохой учебный сектор? – разозлилась Вава и угрожающе надвинулась на Иру, – а ну, говори! Вот подожди, подожди, я тебе такую жизнь создам, что ты забудешь, как получать двойки по физике!

…Дверь шумно распахнулась, и Вава выскочила из класса – красная, распаренная, словно из бани, но счастливая. Концы пионерского галстука разлетелись в разные стороны. Потемневшая от пота челка стояла на лбу козырьком.

Вава прошлась по коридору так важно и степенно, что девочки из 6-б «закачались», как выразилась сама Вава.

– Поосторожней, сам учебный сектор собственной персоной! – съязвила Ира.

По следу

Школьная жизнь шла своим чередом – звенели звонки, в классах шли уроки, проносились по коридорам шумные и бурные, как поток, перемены.

Вава ходила довольная собой. Она испытывала счастливое чувство уважения к собственной личности и того же требовала от других. Но никто ею не восхищался. Только одна Александра Александровна все видела, все замечала – это-то Вава знала точно. У нее с Александрой Александровной установилось полное взаимное понимание. Вава гордилась этим, но для полного счастья этого еще было недостаточно.

Для кого она старается? Для себя, что ли? Нет, для своего 6-а! От 6-а она и требовала удивления и восхищения. Его-то ей и не хватало. И все из-за Геньки. Потому что все в классе были заняты делами Генькиного звена, а там происходило что-то неладное. Сегодня, например, Ирка проревела всю перемену, но сколько ее ни расспрашивали, так ничего и не выпытали. Значит, тут дело связано с этой Генькиной тайной. Чем-то провинился товарищ помощник начальника штаба. А у Геньки такой характер, – чуть что не по ней, кого хочешь до слез доведет. Сказать по правде, Ваве было жалко Ирку. В другое время она бы так напустилась на Геньку, что пух и перья полетели бы. Но теперь Вава молчала. Не хочет Ирочка объяснить, что случилось, значит, ей тайна дороже – пусть плачет. Вава ходила вокруг Ириной парты туда и обратно, но утешать ее она была не намерена.

После уроков посмотрела Вавка туда-сюда – нет Ирки. Вот ведь! Когда не хочешь с ней говорить – сидит под носом и плачет, а когда нужна – так и след простыл.

Вава помчалась домой встревоженная и сердитая.

– Ирка! – громко и требовательно позвала она. И так как ответа не последовало, она решительно застучала в дверь. Вышла Ирина мама. Вава, поутихнув, осведомилась, нет ли Ирины дома. Она знала, что Ирины нет и только проверяла на всякий случай.

– Тетя Аня, а вы не могли бы сказать, где ваша Ирина? – голос у Вавы вежливый, проникновенный.

– Где ей быть? Во дворе с девчонками носится.

На лице у Вавы выразилось разочарование:

– Во дворе ее нету.

– Вот противная девчонка! – рассердилась Ирина мама. – А Славик во дворе один? Вот негодная, совсем за мальцом не смотрит! Где ее нелегкая носит?

Это как раз Ваву сейчас больше всего и занимало. Знакомый двор показался Ваве каким-то подозрительным, хотя все кругом было особенно белым и чистым. В воздухе медленно кружились белые мухи, ребячьи голоса на пустыре разносились звонко и весело. За воротами дядя Ваня бодро скреб тротуар громадной деревянной лопатой.

Вава улыбнулась дяде Ване, как улыбаются старым, испытанным друзьям.

– Не видели тут наших девчонок? Не проходили?

– Много тут этого народу бегает, всех не упомнишь.

– Не видели? Да вы их знаете, дядя Ваня… Геньку Власову, знаете? Ирку Ухову? В нашей квартире живет.

– Да как будто пробегали тут твои девчата… – неохотно пробурчал дядя Ваня. – То ли с лыжами, или, может, путаю…

– С лыжами? Они! – Вава так и встрепенулась. – Давно? А в какую сторону?

– Вот уж чего не знаю, того не скажу. Да мне и ни к чему было. Убежали и ладно.

Вава побежала на пустырь.

– Славик! – по-хозяйски строго крикнула она Ириного братишку. – А ну, быстрей! Ирку вашу не видел?

– Я к ней не приставлен, – шмыгнув носом, солидно ответил Славик.

– Зато она к тебе приставлена. Соображаешь?

– А на что она мне сдалась?

Вава побежала дальше.

На углу она чуть не сбила с ног Тусю. Туся вытаращила глаза:

– Ты чего тут делаешь?

– Геньку видела? – не отвечая, спросила Вава.

– Нет, а что? – Тусе сейчас же сообщилась Вавкина торопливая озабоченность. – Я видела Иру.

– Ну да?! Где? Когда?

– Она побежала вон туда, – Туся указала направление, в котором скрылась Ира.

– Одна?

– Да.

– С лыжами?

– Да.

– Я так и знала. Бежим! Надо было тебе за ней, за ней… Понимаешь? Вот тогда бы она была уже в наших руках. Эх, ты…

Они крались вдоль домов, прячась за водосточные трубы, осторожно выглядывая из-за углов. Вава то и дело бросала Тусе сердитым полушепотом короткие команды:

– Ну, куда лезешь? Стой, говорят тебе! Присядь! Пригни голову! – Туся покорно и добросовестно выполняла Вавины приказания.

Стало совсем темно, на улицах горели молочные шарики фонарей.

Вава сердито ворчала:

– Ну, куда они делись? Как в воду канули…

Вдруг с Тусей произошло что-то необыкновенное.

– Не пойду, – сказала она и остановилась.

Вава сердито вытаращила на нее глаза.

– Так мы ничего не добьемся, – твердо заявила Туся.

Вава хотела было разозлиться, но не успела.

– Надо сделать так, – убежденно продолжала Туся, – чтоб в отряде было интересно ребятам. Тогда за ними не придется гоняться.

Вава в раздумьи потерла ладонью нос:

– Это кто же тебе сказал?

– Никто, – улыбнулась Туся.

Испытание храбрости

…Небо черное, как густая тушь, – ни звезд, ни месяца.

Генино звено притаилось у садовой ограды. Бледный свет матовых фонарей, светлый диск циферблата уличных часов, редкие прохожие. По другую сторону чугунной решетки – парк. Черная щетина голого кустарника, в темноте смутно белеют снежные поляны, и тишина, от которой становится жутко.

Первой пошла Геня. Это она придумала испытание храбрости. Сама разработала маршрут – самые темные, самые жуткие дорожки. Придет она, пойдет следующий.

Ребята ждут. От холода и волнения по спине пробегают мурашки. Прошло ровно 20 минут, полагающихся на пробег, – и Геня вернулась. Довольная, веселая, она подбежала к ребятам, сбросила лыжи.

– Здорово! Кто следующий?

Никто не ответил.

– Помощник командира!

У Иры сердце трепыхалось, как пугливая птица. Она знала: ничего не может произойти такого, чтоб Геня отменила свое решение. А уже один раз, при испытании ловкости, Ира чуть не свалилась в ров с водой, который нужно было перепрыгнуть.

Сейчас Ира почти ненавидела Геню. Она даже была готова отказаться от своей почетной должности помощника командира.

Геня, присев перед ней на корточки, проверяла крепления.

– Ну, готово! Засекаю время! Марш!

Ира тронулась с места.

– На спуске у лодочной станции пни. Осторожней!

Ира не ответила.

Ребята стояли молча. Кто-то прошел вдоль ограды, и шаги гулко прозвучали по пустынной улице.

Поздно.

Таня сказала шепотом:

– Ирка боится.

Геня подумала: «Эта тоже боится».

– Может, мне пойти за ней следом? – предложил Павлов.

Геня возмутилась:

– Это тебе что – игрушки? Пусть переборет страх. А если война? Может, она будет медсестрой или, например, партизанкой. Из-за страха она может людей погубить.

Геня посмотрела на часы: 20 минут прошло. Иры не было.

– Я найду ее, – предложил Павлов.

Геня ничего не ответила. Стрелка на большом, освещенном изнутри, циферблате, чуть заметно вздрогнула и перепрыгнула еще одно деление, – еще минута.

Выждав 5 минут, Геня встала на лыжи…

– Если свистну – выходите на помощь, – сказала она. – Идите по маршруту. Одни пусть начнут маршрут с начала, другие с конца, – друг другу навстречу. Ясно? Будьте готовы, сидухты. – И Геня исчезла в темноте.

– Вот человек, – сказала Таня, не то восхищенно, не то осуждающе, – ей бы генералом быть!

А Геня во весь дух неслась по круговой парковой дорожке. Ей тоже было не по себе. «Почему Ира не вернулась? Что могло с ней случиться?» Гене казалось, что кто-то следит за ней из темной заросли кустарника. За спиной слышались какие-то шорохи… Хотелось броситься со всех ног назад, но за поворотом она вдруг увидела какую-то черную фигуру, копошащуюся на дорожке. Ира! Взметая снежную пыль, Геня сделала крутой поворот и остановилась.

Ира, увидев Геню, заревела громко и сердито.

– Ты ушиблась? – изменившимся голосом сказала Геня и тут заметила, что одна лыжа у Иры как-то странно торчит вбок. – Лыжина сломалась?

– Нога-а-а, – ревела Ира.

– Что ты болтаешь?

Геня решительно стащила с Иры валенок и ощупала ногу.

– Ой, ой, – вскрикивала Ира.

– Растяжение, – определила Геня.

– Нет, сломана, – со злостью сказала Ира, – сломана, говорят тебе.

Геня вложила пальцы в рот и хотела свистнуть, но раздумала.

– Держись за меня и вставай.

– Не буду я помощником и все, – сердито ворчала Ира, вставая.

– Да если бы ты теперь умоляла, – я все равно не оставлю тебя помощником…

– И, пожалуйста, можешь хоть совсем исключить.

Геня несла на плече лыжи, Ира, всхлипывая и прихрамывая, плелась сзади. И вдруг на повороте аллеи показались ребята.

Ира заплакала навзрыд.

– Исключай, хоть сейчас исключай… Можешь… Я и сама не хочу… Только ногу из-за тебя сломала… Тебе что? Тебе хорошо…

Ребята переполошились: «Сломала? Очень больно? Давай понесем!»

– А вы почему здесь? Кто вас звал? – вдруг накинулась Геня.

– Мы же вас искали, – объяснил Павлов.

Остальные хмуро молчали.

– Вам приказано ждать сигнала, а вы ушли. Хороша дисциплина! Нет, так мы не совершим никаких великих дел. На фронте, в разведке, если так поступить, товарищ может поплатиться жизнью.

– Мы-то ведь не на фронте, – защищался Павлов. – А если бы с вами случилось что?

В это время ребята подошли к прежнему своему месту у ограды, и Геня строго сказала:

– Ладно. Все ясно. Кто идет следующий?

Никто не ответил.

Геня обвела всех строгим вопрошающим взглядом. И опять ей никто не ответил.

– Не пойдете? – Геня чуть не задохнулась от гнева и обиды.

– И не пойдут, не пойдут! – зло выкрикнула Ира.

– Вы… вы трусы!

У Павлова сжались кулаки.

– Если ты думаешь, что мы трусы, – запинаясь выговорил он, – ты… дура.

Ребята заговорили разом:

– Думаешь все трусы, только ты одна храбрая!

– И что ты кричишь на нас?

– Мы ведь о тебе и об Ирке беспокоились!

– Командир полка – нос до потолка! Надо еще и человеком быть!

– Из-за тебя я ногу сломала, из-за тебя с Вавкой поссорилась… – выпалила Ира. – Да мы со всем классом раздружились – хватит!

Геня оторопела: ребята против нее!

Озябшими, непослушными пальцами она торопливо связала лыжи. Не сказав ни слова, пролезла на улицу через дырку в ограде. Ребята молча смотрели на нее.

– Геня, а как же теперь сидухты? – вырвалось у Тани.

– Нет больше сидухтов, – голос Гени неожиданно осекся.

Она круто повернулась и зашагала вдоль ограды. Ей было сейчас так плохо, как еще никогда в жизни. Но пока ребята могли ее видеть, Геня шла, гордо подняв голову.

Разговор по душам

Было уже совсем поздно, когда кто-то постучал в дверь. Александра Александровна отложила книгу и поверх очков вопросительно поглядела на дверь. В комнате плыли мягкие сумерки. Яркий круг света из-под абажура падал на стопки тоненьких ученических тетрадей.

На пороге появилась робкая фигурка.

– Это ты, Геня? – Александра Александровна не удивилась неожиданному появлению своей ученицы. – Подойди сюда.

Геня послушно подошла.

– Что-нибудь случилось?

– Да… то есть нет…

– Ну, подвигай стул. Садись.

Александра Александровна сняла очки, привычным жестом высвобождая сначала одно ухо, потом другое.

– Я знала, что ты придешь. Это хорошо. Мне тоже нужно поговорить с тобой. – Прислонившись к спинке кресла, она приготовилась слушать.

Геня молчала.

В это время вошла Мария Александровна, сестра Александры Александровны, улыбнулась Гене.

Вся просияв, Геня вскочила со стула.

Она училась у Марии Александровны совсем маленькой, в первом классе. Мария Александровна была такого же высокого роста, как и Александра Александровна, и ходила также с развернутыми в сторону ступнями. Ученикам всегда казалось, что Александра Александровна и Мария Александровна очень похожи. Но Мария Александровна была мягче, как-то светлее.

Она поставила на проволочную подставку чайник с фарфоровым шариком на крышке, покрыла его, чтобы не остывал, вязаной попонкой.

– Вот Иван Петрович и готов, – улыбнулась она Гене.

Первый раз Геня приходила сюда к Марии Александровне пять лет тому назад. Тогда сама Геня была еще совсем маленькая, но так же, как и теперь, испытывала благоговейное уважение к этому дому, все здесь казалось ей особенно интересным и удивительным – гербарии, толстые книги с картинками, коллекции жуков и бабочек под стеклом, мордастый кот Терентий и даже этот большой никелированный чайник с фарфоровой пуговичкой на крышке – Иван Петрович.

Геня обернулась к Александре Александровне. Как будто первый раз она видела эти припухшие тяжелые веки, усталый напряженный взгляд. Сколько вечеров провела Александра Александровна за громоздким старинным столом с ученическими тетрадями… И Геня вдруг поняла, что Александра Александровна совсем старая и, самое главное, совсем не строгая, а даже, наоборот, такая же вот, как и Мария Александровна. И это поразило Геню, как открытие.

– Александра Александровна, вы не сердитесь на меня?

Александра Александровна еще не успела ответить, а Гене уже стало легче.

– Нет, – улыбнулась Александра Александровна. – За что же?

– За первое звено… За… за сидухтов…

– Это что же такое?

– Ну… сильные духом и телом…

– А-а, – Александра Александровна понимающе кивнула. В задумчивости она барабанила пальцами по столу. Ее большая, похожая на мужскую, рука лежала в ярком круге света, на лицо падала зеленоватая тень от абажура.

– А это что у тебя? – вдруг спросила Александра Александровна.

– Так, – Геня, смутившись, спрятала руку, – обожгла.

– Как же это тебя угораздило?

– Утюг горячий схватила.

– Нечаянно?

– Да… то есть нет… не совсем.

– Значит, волю закаляла? Так, так.

Александра Александровна, тяжело отодвинув кресло, встала и, заложив за спину руки, прошлась по комнате.

Большая расплывчатая тень неторопливо двигалась за ней по стене, по карте Советского Союза.

– Ты вот хочешь стать человеком, способным на великие, героические дела, и, чтоб закалить волю, хватаешь голыми руками горячие утюги.

Александра Александровна постояла у окна, вглядываясь в темноту за стеклом, и, опустив штору, вернулась к столу.

– А ведь характер можно закалить только в труде, в упорном труде, преодолевая не выдуманные, а настоящие трудности.

Геня смотрела на Александру Александровну широко открытыми глазами.

– Ты ищешь, – продолжала Александра Александровна, – это хорошо, – значит, разберешься. На ошибках учатся. И это не страшно. Но скажи мне, как могло случиться, что тебе, бывшему председателю отряда, безразлично, будет ли этот отряд дружным, настоящим отрядом или не будет?

– Не знаю, – Геня в раздумье смотрела на огонь лампы, – скучно было, а потом выбрали Тусю.

– Скучно?! Ты взяла и отошла. «Я найду себе что-нибудь интересней». Так?

– Нет.

– Постой!

Александра Александровна подошла к книжному шкафу, открыла его и вынула тоненькую книжечку.

– Ты никогда не читала стихов турецкого поэта Назыма Хикмета? Он пятнадцать лет просидел в тюрьме, борясь за счастье своего народа.

Александра Александровна перелистала страницы и прочитала: «Если мое сердце не будет гореть, если твое сердце не будет гореть, если его сердце не будет гореть, кто ж будет бороться за общее дело?»

– Александра Александровна! – Геня встала. – Это неправда. Я же хочу!

– Я верю тебе. Самая большая победа – это победа над самим собой.

– Александра Александровна, что же мне теперь делать?

– Быть со всеми вместе. Всегда.

…Когда Геня ушла, сестры – две старые учительницы, седые, похожие друг на друга и совсем разные, еще долго сидели за столом и говорили.

Вот растет еще одно поколение. Эти будут уже не только строителями, но и членами коммунистического общества. И хотелось бы знать, – какие же они будут, когда вырастут? Будут ли упорны в труде? Будут ли честны во всем до конца?

А Геня после этого вечера, проходя мимо дома, в котором жила Александра Александровна, всегда поднимала голову и смотрела на окна. Сквозь спущенные шторы просвечивал свет.

Гене живо представлялись стопки ученических тетрадей на столе перед Александрой Александровной, книги, карты. Мария Александровна с какой-нибудь работой сидит тут же, у лампы.

О чем они разговаривают по вечерам?

Учебный сектор действует

День был серый, тихий. Сыпал мелкий снежок.

Вава первая увидела мальчишек из соседней школы. Всех их она знала наперечет. Они торжественно шествовали по направлению к своей школе. Каждый нес в руках какую-то удивительную штуку, бережно прикрывая ее от снега. Что это были за таинственные предметы в руках мальчишек, всем непосвященным приходилось только догадываться. Но Вава, как всегда, все знала. И сразу ею овладело беспокойство за свой 6-а. Как бы не переплюнули их эти мальчишки из соседней школы!

Мальчишки неторопливо и важно прошли мимо. У Вавиных товарищей вслед им вытянулись шеи, точно по команде.

– Модель гидроплана! – сказал Юра с загоревшимися глазами. – Честное слово, я пропеллер видел!

А Вава таинственным шепотом сообщила:

– В той школе выставка… разных самодельных приборов, моделей…

– Вот это да! – ахнула Ира.

Вава рассвирепела:

– Глаза твои завидущие, руки загребущие, тебе все подавай, что у людей, а сама пальцем не шевельнешь для своего отряда! Или опять захотелось в другую школу?

– Да что я сказала? – попыталась защититься Ира.

– Лучше не оправдывайся. Все понятно, сума переметная. Ничего, ничего, мы тебе мозги вправим, телевизор бродячий! – пообещала Вава. – А ну, скажи-ка лучше, что такое удельный вес?

– Удельный вес?

– Да. Удельный вес.

– Что ты пристала, как смола?

– Ага, не знаешь!

– А, может, знаю!

– Нет, ты вот скажи, скажи, что такое удельный вес вещества?

– На, пожалуйста, только отцепись: вес одного кубического сантиметра вещества, выраженный в граммах, называется удельным весом данного вещества, – скороговоркой выпалила Ира. – Мне скоро этот твой удельный вес во сне сниться будет. Выбрали тебя учебным сектором на свою голову!

Но Вава уже вошла в роль.

– Так. Теперь скажи, что такое горизонтальное направление? Опять забыла?

– Отстанешь ли когда-нибудь от меня или нет? – взорвалась Ира. – Ничего тебе не буду отвечать. Ничего!

– Не имеешь права, – я учебный сектор!

– Чего тебе надо? – взмолилась Ира. – Двоек у меня теперь нет? Нет. Ну и все. От этой Вавки прямо жизни никакой не стало. Ответишь слабо – сам не рад, учительница недовольна, дома ругаются, председатель и звеньевая, конечно, волками смотрят, а тут еще теперь этот учебный сектор с ножом к горлу. И дома от нее нет спасенья. Только высунешь нос в кухню, она уже орет: «Что такое удельный вес?»

Все расхохотались.

В сущности Вава осталась довольна Ириными ответами, но у нее был свой взгляд на перевоспитание двоечников – раньше времени не захваливать.

Вдруг Вава хлопнула себя по лбу.

– Девчонки, идея!

– Ох, и боюсь я Вавиных идей, – созналась Туся.

Но Вава не слушала:

– Идея! – кричала она. – В соседней школе выставка. Так. А мы что, рыжие? Давайте тоже устроим… только не выставку… а такое, что им и во сне не снилось! Еще почище разных Генькиных сидухтов. Выставку, только не так себе – а для маминых подшефных ребят. Ясно? А, может быть, мы еще и сами шефами будем, вместе с маминой фабрикой. Думаете, не примут? Примут. Здорово придумано, а? Это не какая-то там выставка для самообозрения, как в соседней школе! – Вава весело и хитро подмигнула Тусе. – Давай мне еще и культмассовый сектор!

* * *

Вава давно мечтала о каком-нибудь настоящем деле. Дела взрослых всегда ужасно важные и ужасно нужные, а потому особенно интересные. Вава завидовала взрослым, но больше всего завидовала маминым делам. Все мамы варят обед, – Вава мечтала варить обед. Все мамы шьют платья, – Вава мечтала шить платья. Но когда Вава думала о том, что ее собственная, единственная, родная мать не кто иной, как бригадир на краснознаменной фабрике, душа ее переполнялась такой гордостью, словно она сама, Вава Блинкова, была бригадиром на «Красном швейнике».

А еще больше Вава восхищалась даже не этой, а другой работой матери – «массовой». Ваве очень нравилось это название. Мать часто рассказывала то о докладе в рабочем клубе, то о курсах вязания, то о выставке кройки и шитья. И Вава была помешана на культпоходах, массовках и докладах. Если уж сказать правду, – Вава умирала от зависти. Одно только огорчало ее – мать не была в культмассовом секторе, это Вава знала точно.

Мать рассуждала просто: «Нужно и делаю». А ей самой, Валентине Блинковой, этого было мало, ей нужно быть законным, всеми признанным массовым сектором. Но пока не выбрали, тоже нечего сидеть сложа руки.

Вечером мать только вернулась домой, Вавка вихрем налетела на нее.

– Мама! Коробочки для ниток твоим ребятам нужны?

– Что? Что?!

– Приборы разные для физического кабинета нужны? Часы песочные? А модель вертолета, может быть, скажешь – не нужна? Пусть поглядят, – и им захочется сделать такую же. Пусть, пусть попробуют. Знаешь, какие умелые руки для этих моделей требуются? Идея! Что там твои занавесочки и накидочки!

– Что-то я не очень разобралась в твоей идее.

Вава решительно взяла из рук матери сумку. Она хотела, чтоб в эту минуту мать ничем не отвлекалась.

– Нет, ты послушай. Знаешь что? Мы возьмем и подарим ребятам из вашего интерната вертолет, и песочные часы… Всё-всё. Думаешь, наши ребята пожалеют? Не знаешь ты, видно, еще, какой у нас 6-а! У-у! Ну что, плохая идея?

Мама засмеялась:

– Нет, ничего, кажется, подходящая… Только чтоб подарить, сначала это все нужно сделать…

– Вопрос! Только быстро и только хорошо!