Текст книги "Ведьмин Лог"

Автор книги: Мария Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 11

Я наконец нашла место ночного побоища. Лошади честно шли сколько могли, но, обнаружив, что их тащат в непроходимый бурелом, вознегодовали. Сестрица, спешно расставшаяся с Надиным сарафаном, в очередной раз потрясла воображение Мытного. Каким чудом она смогла влезть в жалованные мной голубые штаны – я так и не поняла, они скрипели на ней от натуги, против воли притягивая взгляд боярина к голым икрам и крепким ногам. Я искренне надеялась, что они разойдутся на ней, когда сестрица будет вскарабкиваться на лошадь, но штаны пищали и держались, не желая отправляться на помойку, а напротив, изо всех сил показывая, какая у них фигуристая хозяйка. Известие о том, что все стало еще хуже, Ланка восприняла странно, заявив, что, тогда она оденется получше – на каторге-то не пофорсишь. И теперь щеголяла в лазоревом шелковом плаще с таким большим капюшоном, что его можно было использовать вместо небольшой палатки. Кафтан она надевать не стала, зато натянула две длинные рубахи – одна прозрачная батистовая, другая – шитая белой гладью и золотом. Волосы уложила эльфийской коронкой, используя вместо ленты нитку речного жемчуга. Еще у нее был такой же браслетик и серьги, как виноградные грозди.

Адриан по-бараньи уставился на нее, когда это чудо впорхнуло в конюшню, а я не нашлась что сказать, чувствуя себя в удобной кроличьей безрукавке, черных штанах и мягких сапожках невзрачной, как дворовая кошка на фоне павлина. Лана не унималась всю дорогу, мытаря мне душу Фроськой.

– Ну что ты молчишь, как обмороженная! – трепала она меня. – Рассказывай уже! Хрипела она перед смертью?

– Отстань, – огрызалась я, содрогаясь от воспоминаний.

– А правда, что ты ей горло перегрызла? Мне Семка рассказывал.

– Я ему горло перегрызу! – стонала я, жалея, что с нами нет Пантерия. Черт так и не очнулся, когда Беленькая грузила его на телегу. Вершининцы угрюмо провожали их, и я надеялась, что они с радостью расскажут всем, что ведьмы отправились в Боровичи.

По кусочку, словно палач, Ланка выхватывала из меня рассказ, больше всего удивляясь, что конец глупой Фроськиной жизни положила Зюка. Ни Васек, ни Митяй, ни Марго, сколько я их ни расспрашивала, так и не сумели припомнить, в каком месте потеряли дурочку. Я терялась в догадках, не представляя, как Зюка прошла через весь лес, кишащий обезумевшим зверьем.

Немного поплутав, мы вскоре встретили отряд, отправленный еще утром на поиски Подаренки. Люди были растерянны и напуганны, ничего путного не сказали и златоградца нигде не видели. А если судить по следам, то и в лес они не очень рвались, топтались по опушке да вдоль дороги, на полянку, где я с Фроськой билась, случайно выбрели – и бегом со всех ног обратно.

– Думаю, здесь нам уже делать нечего, – выдал умную мысль Мытный, рассматривая неподъемный молот покойного волота, а я расстроилась: неужто и вправду Илиодор украл Фроську? Одно дело, когда тебе нравится кто-то – необычный и веселый, и совсем другое – когда этот кто-то покойников ворует! Это уже не просто корыстолюбие, это уже болезненная алчность.

Мы решили, что стоит выбираться на дорогу. Ланка лазоревой птахой скакала по поляне, охая и ахая. На мой взгляд, ничего там хорошего не было: кости, мертвое зверье да нечисть, которая после смерти оборачивалась пнями да корягами. Предупредительный Мытный вынужден был сопровождать сестру, ищущую острых впечатлений, а я побрела к лошадям, решив, что нечего мне здесь делать, и раздумывая, как же быть с Илиодором, если он действительно украл покойницу. Тогда он нас и ждать не будет – сложит все денежки в мешок да укатит, довольный, в свой Златоград.

Я не сразу обратила внимание на лишнего коня. Серый в яблоках Бес стоял под седлом и нахально домогался Ланкиной кобылки. Васьков битюг, которого я конфисковала у разбойника, пока он шумно, на все Вершинино, улаживал сердечные дела с Маргошей, смотрел на Беса с сомнением, словно раздумывая – стоит наподдать копытом конкуренту или лучше сводить его на то место в лесу, где коней жрут? Только жеребец Мытного не опускался до пошлых заигрываний, считая, что ему, племенному красавцу, Ланкина кобыла сама должна на шею вешаться и копыта целовать.

– Бесушка! – обрадовалась я, осторожно приближаясь. Опасливая мысль о том, что он просто сбежал от хозяина, к радости моей, вдребезги разбилась, когда я увидела, что узда не зацепилась за сук, а надежно к нему привязана.

– Илиодор! – взвизгнула я, оглядываясь вокруг, но не успела сделать и шага, как из-за ближайшей сосны ко мне метнулась тень.

Меня ухватили поперек туловища, рот и нос мой оказались под ладонью, а ноги – где-то в небе. Я задрыгала ими, чувствуя, что могу только мычать и задыхаться, кони встревоженно ржанули, деревья перед глазами стремительно крутнулись. Мой пленитель, довольно резво пробежав шагов двенадцать, на тринадцатом опрокинул меня в кусты. Здесь вырываться было намного легче, по крайней мере можно в землю руками упереться, да что там упереться! Я встряхнулась, обернувшись кошкой. Тот, кто держал меня, однако, оказался проворней и, ухватив за шиворот, восторженно уставился, только и сумев выдавить:

– Забавно…

Я смотрела на Илиодора, а Илиодор – на меня, и не знаю, кто из нас был потрясен больше. Заговорили мы одновременно, разом перейдя на «ты».

– Выпусти меня немедленно!

– Ты и говоришь?!

– Я еще и глаза выцарапываю!

– Bay!

– Я тебе дам «вау»! – Я попробовала изогнуться, чтобы достать когтями златоградца.

Нашу идиллию прервал истошный визг Ланки:

– Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я? Нет, вы не знаете, КТО я! Уберите свои лапы!

Илиодор, как пловец с гирей на ногах, вынырнул из кустов и снова ушел в заросли, я едва успела разглядеть поляну, на которой Мытный с широким охотничьим ножом крутился волчком, пытаясь не подпустить к сестрице небольшую армию молчаливых и явно опасных мужиков.

– Куда? – прижал меня Илиодор к земле. – Это люди Великого Князя.

И, будто подтверждая его слова, на поляне прогремел зычный бас:

– Адриан Якимович, вы арестованы, не сопротивляйтесь.

Мы с Илиодором осторожно раздвинули ветки. Мне кошкой было проще остаться незамеченной, и я пошла вперед, лихорадочно соображая: что сумею сделать против двадцати мужиков сразу? Лица у них были такие, что становилось понятно – пугать их бесполезно, а убивать меня не тянуло. Мытный, увидев говорящего, явно его сразу узнал, понял, что это не разбойники, и приостановился, не давая. Ланке выдать себя. Илиодор попытался ухватить меня за хвост и подтянуть к себе, но я, отмахнувшись от него когтями, изо всех сил припустила к сестре, осененная гениальной идеей.

На маленькую зверюшку люди Великого Князя кинулись так, словно на поляну тигр выскочил. Ближайший ко мне развернулся всем телом, выставив вперед нож так быстро, что я чуть животом на него не налетела. Ланка завизжала:

– Кошку мою не трогайте! Мусенька!

Те, кто пришел брать Мытного, к моему счастью, соображали быстро и, увидав всего лишь кошку, позволили мне вскарабкаться Ланке на руки.

– Вы поступаете очень глупо, – сквозь зубы бормотнул Мытный. – Сейчас я сдамся, а вы вон отсюда. Пока они не знают, кто вы, – вас не тронут.

– Зато решат, что ты его полюбовница, – шепнула я сестре в ухо, делая вид, что мурлыкаю от удовольствия, впуская когти в шелковый плащ.

Ланка вспыхнула, а я, дотянувшись игриво до плеча боярина, подтянула его к себе, насколько хватило кошачьих сил, самоуверенно пообещав:

– Я вас сейчас от плахи спасать буду.

– Дак что, Адриан Якимович, вы сдаетесь? – поинтересовался знакомый Мытного.

– Кричи, что ты его невеста, – потребовала я у сестры.

– Я его невеста, – деревянным голосом повторила за мной сестра, делая огромные глаза и покрываясь румянцем. – Дорофея Костричная.

«Жених» и «невеста» посмотрели друг на друга.

– Я свидетельствую, – не унималась я, – что Адриан Якимович Мытный не виновен в преступлениях своего отца и как мог сопротивлялся его планам, топя ведьм в Малгороде и преследуя архиведьм в Вершинине.

Только проговорив все это, Ланка поняла мой замысел и воодушевилась, ляпнув в конце ненужную отсебятину:

– О чем и готова свидетельствовать перед Великим Князем.

Адриан побледнел и с недоверием посмотрел на сестру, а та закаменела с улыбкой красивой бестолочи. Знакомый Мытного, представившийся Лане стольником Луговских, как бы между прочим потрогал ткань плаща, глянул на жемчуг, подивился на штаны неведомой в Северске моды и… поверил, даже несмотря на то что лицо у «невесты» было изрядно поцарапано. А я порадовалась, что Лана так сегодня разоделась.

– Я очень много наслышан о вашей семье, – попытался завести светскую беседу стольник.

Ланка расцвела как роза, и мы все не спеша двинулись к дороге. Разоружать Мытного не стали, видимо понадеявшись на его благородство, а с другой стороны, куда он денется от невесты и двух дюжин крепких сопровождающих.

Спрыгнув с плеча сестры, я вызвала легкий переполох, направившись в кусты, но, когда мне вслед на два голоса стали усиленно кискать и умолять вернуться, я укоризненно наклонила голову, всем видом показывая, что мне надо. Илиодор в кустах беззвучно умирал от смеха, подхватил меня на руки и тихий, как тень от осеннего листа, скользнул прочь, предупредив:

– Коней нужно увести, а то как-то несуразно – вдвоем на четырех…

Увести Беса от Ланкиной кобылы оказалось на удивление легко, у него был мутный взгляд, и он как-то неуверенно поглядывал на Васькова битюга, который ласково покусывал кобылу за шею и был так же спокоен, как в тот момент, когда я его оставила.

– Весь в хозяина, – умилилась я и тут же попеняла Бесу: – А ты чего своего позоришь?

Тихо мы скрылись за деревьями, как раз к тому моменту, когда Адриан Якимович со своей «невестой» и сопровождением добрались до лошадей.

Укрывшись в небольшом овражке, мы пропустили столичных гостей мимо. Илиодор хмыкал и озорно блестел глазами, а потом не выдержал, погрозив мне пальцем:

– Вы украли мою идею, госпожа гроссмейстерша, у Костричных и так много бед, а вы любимую их дочь, несчастную Дорофею, вот так вот взяли и выдали замуж за бунтовщика. Об этой любовной истории скоро весь Северск плакать будет.

– Это если она за ним сдуру на каторгу рванет, – пробурчала я, соскальзывая с его рук и возвращаясь в свой родной облик, а то у него так и тянулись пальцы потрепать меня за ушком, а меня тянуло расслабиться и разрешить.

То ли он что-то почувствовал, то ли всегда лапал девиц при всяком удобном случае, но очень скоро нам в нашей засаде стало тесно. Поняв, что у меня не остается выбора, кроме как нырнуть под брюхом Васькова битюга на другую сторону от напирающего Илиодора, я поспешила озадачить его каверзным вопросом:

– Скажите на милость, господин Илиодор, зачем вам тело Ефросиньи Подаренковой?

Нахал даже бровью не повел, только, обойдя коня, придвинулся еще теснее, коварно улыбнувшись:

– Забавно слышать такой вопрос, госпожа Мариша, учитывая, что я вам ни разу этим именем не представлялся. Вы меня ни с кем не перепутали?

– Вы не увиливайте. Что вы в лесу до сих пор делаете? Утром я думала, что вы ранены и где-то кровью истекаете, а вы живехонек. Для чего вам Бес?

– Помилуйте, Адриан Якимович обязал меня заботиться об этом животном. – И он так искренне на меня глянул, что я не сразу сообразила, что его рука змеей обвивает мою талию.

– Ай! – взвизгнула я, все-таки вынужденная опять нырнуть под брюхо битюга. Конь осуждающе всхрапнул и покосился на Илиодора, показывая, что ему не нравятся такие игрища.

– Ну что вы, госпожа Мариша, – злодейски улыбаясь, принялся обходить коня вокруг Илиодор, – еще немного, и я подумаю – вы не рады, что я жив остался. Клянусь Пречистой Девой, то несчастное шило, которым в меня швырнула ваша Подаренка, не могло меня ранить, даже если бы я специально об него царапался, поскольку сломалось сразу же, как только ударилось о мою грудь. Я, видите ли, имею похвальную привычку не выезжать из дома без кольчужки.

– Ха-ха-ха! – раздельно произнесла я, вложив в эти звуки весь накопившийся у меня сарказм и недоверие. – Найдите себе доверчивую девицу и ей врите в глаза о ваших привычках! Не «храмовой кошке», которая прожила с вами несколько дней бок о бок! Уж я-то вас видела в разных видах, но ни разу – в кольчуге.

Он потупился смущенно и даже шаркнул ножкой, заявив:

– Только природная скромность не позволяет в ответ сказать, что я вас тоже видел в разных видах. А шариться в чужих сундуках девицам не пристало.

– А вы аферист! – вскипела я гневом. – И вообще подозрительный тип! Скрываете настоящие намерения за глупой улыбочкой и недалеким видом! А сами, сами… – Я задумалась, чего бы такого пообиднее придумать. Список был длинен, но златоградец в него почему-то не укладывался: для душегубца – рожей не вышел, для некроманта – улыбается часто. Шпион? Тоже неромантично. – Кто вы такой? – с сомнением уставилась я на него.

Он оглянулся назад, словно сомневаясь, что я его имею в виду, но позади никого не было. Златоградец махнул рукой:

– Да ну вас с вашими глупостями. – И он шагнул ко мне мягким опасным скользящим шагом, с усмешкой змея. – Вот расскажу я вам все, и что дальше? Охота вам все тайны сразу узнать? По одной-то гораздо интереснее.

Я попятилась, но позади оказалась береза, к которой Илиодор не замедлил меня притиснуть, взглянул на меня пронзительно, и я против воли попыталась сжаться, чувствуя, как мурашки бегут по спине и ноги немеют от странных нелепых фантазий.

– Вот, например, первая тайна. – Он склонился близко-близко к моему лицу, заговорщицки шепнув: – Правда хотите знать, кто я?

Две Маришки во мне сцепились насмерть, одна затопала ногами, гордо, но гнусаво завопив: а ну покажи ему, кто тут гроссмейстерша! Чего это он тебя пугает! А другая затравленно дернула головой, сказав – да.

Илиодор, словно только этого и ждал, обхватил меня ладонью сзади за шею, несильно сжал, и я, не успев возмутиться или испугаться, лишилась чувств.

Возвращение в мир живых и бодрствующих было не из приятных. Обморок – это вам не сон, никакой пользы от него организму нет, и в себя я пришла оттого, что, как мне показалось, я хотела есть, пить и в кустики. С миром за это время произошли разительные перемены. Было темно, хоть глаз выколи, в небе дрожали, ежась от холода, звезды, а луна купалась в тучах, которые неслись клочками ваты по небосводу. Я была заботливо укрыта стеганым одеялом, да и лежала на чем-то мягком. Зашевелилась, пытаясь встать, и тут же столкнулась взглядом с Илиодором. Он стоял в полушаге от телеги, на которой я лежала, держал под уздцы Беса, явно подглядывая за кем-то по своему обыкновению, но стоило мне шевельнуться, как тут же забыл об этом увлекательном занятии, с искренней братской заботой склонившись ко мне:

– Мариша, как вы?

Я промычала, пытаясь сообщить, что гадко, вот и голова кружится, и соображаю плохо, а главное – не могу вспомнить, отчего я опять чувств лишилась, как нервная барышня. Илиодор понял мое состояние и правильно оценил бледную гримасу на лице.

– Тошнота, головокружение есть?

– Ну, – сумела я побороть шершавый язык.

– Слабость? – не унимался Илиодор.

Вот чего у меня было навалом, дак это именно слабости. Я подтянула ноги к животу, чувствуя, что сил перевалиться через невысокий борт телеги у меня не хватает, а просить руку, чтобы мне помогли до кустиков добраться, было стеснительно.

– Попробуйте сделать что-нибудь колдовское или магическое, – выпростав мою руку из-под одеяла, потребовал он.

Я многозначительно покрутила пальцем у виска.

Он вздохнул:

– И ведьмовского тоже не можете?

– У меня голодный обморок, – наконец нашла я в себе силы на укоризну, прислушиваясь к задушенному пищанию желудка.

Илиодора мои слова удивили, он, судя по лицу, ждал какого-то другого объяснения, вынул и вторую мою руку из-под одеяла, спросив:

– И когда же вы в последний раз кушали?

А услышав ответ, присвистнул:

– Да, не бережете вы себя, Мариша… Как вас там, Соколиковна? Или Соколовна?

Я над своим отчеством ни. разу не задумывалась, ведьмам оно ни к чему, а потому, озадаченная, не сразу поняла, что Илиодор, вынув из походной сумки, перекинутой через плечо, шнурок, стал стреноживать меня, как кобылку, для начала захлестнув петлей руки. Серебряные застежки на его доломане[9]9
  Доломан – короткое мужское платье с застежками и прорехами на боках.


[Закрыть] высокомерно и насмешливо сверкнули.

– Эй! – только и успела произнести я, но он, приложив палец к губам, сбил меня с толку, велев:

– Потише кричите, а то могут услышать.

– Кто? – запуталась вконец я, мучительно припоминая, как же там обстояли дела на момент моей последней потери памяти.

А Илиодор, пожав плечами, стянул с шеи шелковый платок, быстро соорудил из него кляп и заткнул мне рот, заключив философски:

– Да мало ли кто может услышать нас ночью, – тут же попросив: – А ну подышите носом, а то не хватало мне еще того, чтобы вы задохнулись.

Я помычала от ненависти, полностью удовлетворив его Мелкую, тщеславную душонку. Посверкивая глазами и давя улыбку, он лицемерно поинтересовался:

– А может, вы по-маленькому хотите? Так Златка вам поможет. – Он обернулся куда-то за спину: – Златочка, ты ведь не откажешь?

Я перекатилась на другой бок, спеша увидеть, какая еще напасть свалилась на меня, и нос к носу столкнулась с улыбающейся Зюкой. Как обычно улыбаясь, дурочка откинула одеяло и, не спросив моего мнения, резво потянула меня с воза, приговаривая:

– Мариша хорошая.

Признаться, раньше мне улыбка нашего секретного оружия устрашения не казалась зловещей. Оказавшись на ногах, я подумала, что можно еще попробовать дать деру от странной парочки, но не смогла сама сделать и двух шагов.

– Какая досада, – неискренне посочувствовал Илиодор, видя, как я заваливаюсь на Зюку, – но я уверяю, что, как только сниму с вас все… э-э… – он усмехнулся, – антимагические амулеты, шатать вас перестанет.

– Мм?!! – уперлась я ногами, не давая Зюке тащить себя в лес, отчего сапоги стали пахать мягкую лесную землю, словно плугом.

Илиодор умиленно покивал, глядя на мои мучения, а потом милостиво махнул рукой:

– Да не отвлекайтесь вы от своих дел, а то время идет, сейчас самое интересное пропустим! Там ваша бабушка на Лысую гору собралась.

С треском мы влетели в подлесок, и только тут я узнала знакомые места. Телега с неизвестной мне лошадкой, мохнатой и малорослой, стояла на узкой тропке, а та, в свою очередь, изрядно пропетляв по округе, верст через десять упиралась одним своим концом в заброшенный Лисий хутор, банник которого беззастенчиво разболтал сестре о моем позоре в его баньке, а другим концом – в дурневскую объездную дорогу. Мы от этой дороги сейчас были шагах в тридцати, да и само Дурнево было видать, вон на дозорной башне огонек светится. Я подпрыгнула от радости, но Зюка, костлявыми пальцами сжав мое плечо, подражая златоградцу, приложила пальчик к губам, прошипев по-детски:

– Тсь-сь…

Я проследила за другой ее рукой, сразу же заметив, что по объездной дороге крадутся какие-то серые тени, иногда фыркает лошадка и колеса скрипят. Привычно затаилась, но чуть позже вспомнила, что мне только что про бабулю говорили, запрыгала, мыча и пытаясь привлечь внимание. Испуганная Зюка еще пару раз цыкнула на меня, но, видя, что я не унимаюсь, кинулась в самую чащобу, волоча меня следом, как ребенок щенка, не обращая внимания на мой скулеж.

Илиодор нашел нас, обиженно сидящих спиной друг к другу на замшелой кочке, еще издалека предупредив свое появление восхищенным возгласом:

– Однако у вас темперамент, госпожа Мариша, такое простое дело – сходить в кустики, а вы пол-леса переломали! – и, заметив, как у меня зло сощурились глаза, поспешно встряхнул весело булькнувший кувшин, а над головой поднял запеченную куриную ножку.

Даже с такого расстояния я почувствовала аромат и подалась вперед порывистей, чем следовало. Он отпрыгнул, все так же мерзко улыбаясь:

– Я надеюсь, вы не отгрызете ее вместе с моими пальцами? Я нежный.

Поняв, что стыдно и безнадежно гоняться за изувером со связанными руками и обвешанной амулетами, я гордо выпрямилась на своей кочке, как на троне, вызвав в Илиодоре очередной приступ довольства:

– Вот, узнаю свою любимую храмовую кошечку.

Впервые в жизни пришлось терпеть унижение из-за курицы и морса. Зюка отрывала мне кусочки курицы с уверением, что я хорошая девочка и она меня любит.

– Как вы спеться-то успели, – урчала я, проглатывая ароматное нежное мясо, которое исчезало, похоже, так и не Долетая до желудка, и с ужасом прислушивалась к пустоте внутри.

Златоградец развлекал меня, перед этим предупредив, что не стоит мне кричать и звать на помощь, поскольку не только ведьмы не спят в ночи, но и люди Великого Князя шастают поблизости.

– Иля хороший, – убеждала Зюка, и златоградец не отказывался, тоже щедро одаривая дурочку лаской.

– Златочка тоже хорошая. Кстати, можете не смотреть на меня так, словно я спер ваше любимое домашнее животное. Златочка – моя кузина, я ее знал раньше вас.

– Вы очень похожи. Просто одно лицо! – не стала спорить я.

Кроме курочки у Илиодора еще нашлись пирожки-карасики, которыми славился Афиногеныч. Пресное тесто с начинкой показалось мне таким вкусным и нежным, что хотелось стонать от счастья, а Илиодор продолжал, вздохнув на этот раз непритворно:

– Тут целая трагедия. Но об этом в следующий раз. – Он подмигнул. – Давайте поспешим, я с детства хотел посмотреть, как ведьмы ходят на Лысую гору. Или летают?

– Извольте пойти ко всем чертям! – заявила я, решив, что Лысой горы не видать им как своих ушей, и если они надеются, что я их туда поведу, то напрасно. Желудок снова был полон, ночь не казалась мерзкой и холодной, и я могла просидеть на этой кочке хоть до следующего обеда, сколько бы меня ни уговаривали. Златоградец присел возле меня, заглядывая в глаза и комкая шелковый Платочек в ладонях.

– Вы еще здесь? – рассеянно поинтересовалась я, делая вид, что занята изучением облачного неба.

– Знаете, госпожа Мариша, привычка считать себя пупом земли сыграет однажды с вами злую шутку. – Легко ухватив меня за затылок, он снова впихнул мне в рот проклятую тряпку. – О Лысой горе я узнал от вашей бабушки, она сейчас направляется туда. Часа четыре назад они проехали мимо меня, не увидев, но при этом бурно обсуждая предстоящее событие с архиведьмами. За вас сильно волновались. – Он потребовал, чтобы я помычала, и, когда я прогундела все, что о нем думаю, предупредил: – Вот если вы сделаете так, когда мы будем следить за вашей бабушкой, я зажму вам нос и вы задохнетесь.

Я замолчала, потрясенная его людоедской откровенностью. Меня доставили к лошадке и, водрузив на телегу, заботливо укутали одеялом.

Люди на дороге не обратили внимания на еще одну телегу. Стража на воротах делала вид, что не замечает, как к руинам бывшей Школы Ведьм и Чаровниц стекаются ведьмы с домочадцами. Мычать, привлекая к себе внимание, я остереглась не столько из-за угроз Илиодора, сколько из-за беззаботной Зюки, которая, сидя около меня, восторженно изучала свою саблю. Теперь, когда мне нечем было заняться, я с удивлением заметила, что Илиодор украл не только гроссмейстершу Ведьминого Круга, но и наш ларь – наверное, для Зюки, уж больно он ей понравился. Удручала невозможность разговаривать, я была уже согласна не звать на помощь, но уж Илиодору-то рассказать все, что я о нем думаю, хотелось нестерпимо. Признаться, в тот миг мне еще не было страшно по-настоящему, рычала и требовала скандала во мне ущемленная гордость, а все творимое златоградцем казалось очередной его глупой проделкой, чтобы потом рассказывать друзьям, как пленил настоящую логовскую ведьму. Я так и представляла себе его довольную рожу:

– Был со мной один забавный случай…

Наша телега остановилась, не доезжая одной улицы до развалин. Очевидно, мы оказались в числе последних, поскольку Рогнеда совсем недолго выкликала имена – был у бабули такой список ведьм, которые ни в коем разе не должны были достаться Разбойному приказу на случай облавы. Составляли его Рогнеда с Августой, внося в первую очередь ведьм с настоящим даром, и лишь потом бабуля добавляла что-нибудь от себя, причем после долгих споров, поскольку врата на Лысую гору не умели делить людей на нужных и ненужных, отсекая путь самозваным ведьмам, будь они хоть трижды магистершами Ведьминого Круга. Например, бабуля не могла попасть туда самостоятельно и потому всегда являлась на праздник в сопровождении архиведьм или нас с сестрицей, при этом ощущение было такое, будто я волоку бабушку на закорках. И каждый новый посторонний прибавлялся к этому весу. Поэтому на Лысой горе чужих много не бывало.

Еще раз всех пересчитав по головам, Рогнеда шагнула в арку – единственное, что осталось от изящной резной башенки, – и словно растворилась в ее тени. Августа тут же хрипло начала командовать, загоняя нужных ведьм следом, брала за руки и передавала подруге. Илиодор глядел на все это, как ребенок, страстно шепча мне в ухо:

– Это так просто, что даже невероятно! Сознаться, я ожидал хоть какого-нибудь обряда. А эти врата действуют наподобие знаменитой Бежецкой башни и большой залы Академии магов в Княжеве. – Он аж подпрыгивал от удовольствия, непрестанно меня теребя. – Но ведь там же одни руины! А что дальше, там, за вратами? – Он заглядывал мне в глаза, а я хотела ему откусить нос, в основном за то, что выражение его лица было такое невинное, что, не будь я связана, сама бы не поверила в то, что он способен на столь неординарные поступки: вязать девиц, возить их как коров туда-сюда да травить едой. Не было ничего интересного за вратами на Лысую гору. Обыкновенная лысая гора и дремучий лес вокруг, в который ни одна уважающая себя ведьма и не сунется, а глупых просто недосчитывались поутру.

Видя, что поспешное бегство ведьм благополучно завершилось, поклажу перенесли и обеспокоенные родственники разъехались по домам, Илиодор осмелился подъехать к развалинам Школы. Велел Зюке сторожить меня, а сам принялся шнырять вокруг, пока у меня не заболела шея от наблюдения за ним. Назад он вернулся удовлетворенный, с ходу заявив:

– Я так и думал. Такое ощущение, что все три северские архитектурные достопримечательности делал один мастер, и я догадываюсь кто. – Он задумчиво подергал себя за губу, порылся в телеге, потом в своей сумке, вынул из-под вороха сена кожаную торбу, развязал мне ноги, вынул кляп и, галантно протянув руку, стащил на землю.

– Госпожа Мариша, поправьте меня, если я ошибаюсь, но этими вратами могут пройти только ведьмы?

Я сначала не хотела с ним вообще разговаривать, но потом все-таки кивнула, обрадовав его.

– Ага. И вы тоже? Ну не смотрите на меня таким злым взглядом! Разбойный приказ вон утверждает, что вы аферистка.

Я дернула плечами, сбрасывая его руку, и пошла на Лысую гору, надеясь, что он опомнится не раньше, чем я доберусь до бабушки. Однако мою попытку бегства пресекли. Устроив меня всего лишь в двух шагах от заветной арки на плоском обломке колонны, златоградец вынул пузырек с краской, кисточку и Фроськину книгу. Потом из кожаной торбы, как фокусник, вытащил черного петуха, уснувшего в темноте и тесноте, но живого. Бесцеремонно разбуженный кочет забил крыльями, Илиодор изобразил передо мной полупоклон, совсем как балаганный кривляка, и, передав птицу Зюке, уверенно и быстро нарисовал на пороговом камне странный знак, состоящий из звездочек и стрелок. Хлопнул в ладоши, сказал:

– Алле! – и раскрыл книгу.

В тот же миг Зюка снесла саблей кочету голову, кровь хлынула на порог, а Илиодор гортанным высоким голосом затянул то ли молитву, то ли песню, к счастью, короткую, иначе я просто умерла бы от ужаса. У меня и так встали дыбом волосы и, кажется, даже мех на безрукавке.

Потрясение мое было столь велико, что, ударь меня сейчас молния прямо в темечко, я бы этого не заметила. В голове сделалось пусто-пусто, и единственное, что я смогла выдавить из себя через силу, было:

– Чернокнижник.[10]10
  Чернокнижники – это колдуны, продавшие душу за обладание черными книгами. Покорные рабы своего волшебного ремесла, они не могут умереть и найти упокоение, пока не передадут черные книги и основы чародейских знаний кому-нибудь.


[Закрыть]

Илиодор почесал переносицу, оглянулся на петуха и Зюку, весело кивнув головой:

– Ну да. Только я это называю – колдун широкого профиля.

– Вы даже не представляете, как мне хочется сейчас же упасть в обморок!

Притворяющееся спящим и ничего не ведающим Дурнево было разбужено истошным криком – так орут баньши, предчувствуя злое будущее, или поросята, которых хозяин навестил с ножом-свиноколом, так орет связанная ведьма, за которой гоняется чернокнижник. Никакие амулеты меня остановить уже не могли. Конечно, была определенная дрожь в коленях, но еще страшнее было слышать, как топает в двух шагах за спиной, шипя и чертыхаясь, златоградец и как Зюка скачет вприпрыжку, снося молодую крапиву саблей. «Вжик, вжик!» – свистело сзади. Псы заходились лаем, скотина в хлевах разноголосо возмущалась, выскакивали из домов дурневцы. Мой крик о помощи был совершенно бесполезен, потому что начинала я в одном конце улицы, а заканчивала уже в другом, вызывая недоумение у людей, да еще и проклятый златоградский чернокнижник сбивал население с толку, коварно крича мне вслед:

– Мариша, не надо так отчаиваться! Первая брачная ночь не так уж и страшна! – при этом так издевательски хохотал, что я невольно начинала оправдываться, отвлекаясь от самого главного:

– Не верьте ему! Я его первый раз вижу!!!

Мы резво пробежались по всем улицам, устроив переполох, а на центральной площади смяли группу серьезных граждан в форменных кафтанах столичной стражи. Я боднула в живот осанистого мужчину со знаком великокняжеского сотника, и меня тут же вздернули в воздух, сурово и осуждающе рассмотрели со всех сторон, причем сразу узнав, если судить по тому, как азартно сверкнули глаза княжьего человека. Я успела заметить, как Илиодор, едва я угодила в лапы стражи, с бега перешел на вольный прогулочный шаг, приобняв и обезоружив Зюку. Не дойдя шагов десяти, небрежно-светски поклонился:

– Рад вас видеть, Федор Велимирович.

Я спешно порылась в голове, что-то такое припоминая, и едва не застонала, вспомнив, что Федором Велимировичем, кажется, звали боярина Решетникова, который отвечал за личную безопасность Князя.

– А вы быстро добрались, – хмыкнул златоградец, оглядывая все прибывающий отряд.

– Вашими молитвами, – буркнул Решетников, и я поняла, что златоградец ему чем-то не нравится. Дядька сразу стал мне симпатичен, я поспешила наябедничать:

– Вяжите его, он чернокнижник.

Боярин внимательно посмотрел на меня, а потом, сощурившись, на Илиодора, пытающегося не давать Зюке ковырять пальцем галуны на форме княжьих стражников. Илиодор лишь на мгновение отвлекся, прямо и твердо взглянув в глаза Решетникова, заявил:

– Бессмысленное обвинение.