355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Страхова » Маленькие музыканты » Текст книги (страница 3)
Маленькие музыканты
  • Текст добавлен: 25 января 2019, 05:30

Текст книги "Маленькие музыканты"


Автор книги: Мария Страхова


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)


МИТИНО СЧАСТЬЕ

1. Балалайка

Митя любил балалайку. Отец рассказывал сыну про свою жизнь в армии, про то, как он играл в солдатском оркестре. У отца были ноты, но он говорил:

– Ты ещё маленький. Пока играй по слуху.

Отец научил сына правильно держать инструмент, и Митя начал наигрывать песни. Но отец уехал на строительство, и трогать балалайку мать запретила.

– Не смей! Вдруг сломаешь!

– Папа же давал! Он же мне позволял…

– Вернется, тогда как захочет. Без него – не разрешаю!

Но тайком от матери мальчик всё-таки играл. И сейчас он запер дверь, прикрыл окно, осторожно снял инструмент. Играл Митя с каким-то особенным чувством.

Стыдно брать балалайку крадучись, но радостно слушать её голос! Задумчиво, тихо перебирал он струны, и балалайка грустила вместе с ним. Потом, незаметно для себя, перешёл на песню, любимую песню отца:

 
Вниз по Волге-реке,
Волге-матушке,
Снаряжен стружок,
Как стрела летит, —
 

слова превращались в звуки. Песня, как волшебная птица на сверкающих крыльях, парила над ним.

 
Как на том ли стружке,
На снаряженном,
Молодых гребцов
Сорок два сидят…
 

Он видел синеву широкой, спокойной реки. Видел чёлн и гребцов, молодых дядьев, что прежде жили в деревне, а теперь служили в армии. Он играл о них…

Вдруг совсем рядом Ленкин голос смело ворвался в песню:

 
Как один-то из них,
Добрый молодец…
 

Мальчик вздрогнул, поднял глаза: окно было распахнуто, опираясь руками о подоконник, как кошка, выгнув спину, сидела Ленка. Космы рыжих волос, точно перья красного петуха, отсвечивали огнем.

Не мигая, на Митю смотрели зеленые глаза.

– Убирайся! – возмущенно крикнул он.

Ленка, прислонив огненную голову к стене, спокойно сказала:

– Я буду петь, а ты играй: «Призадумался, пригорюнился…»

– Убирайся! – повторил он.

Припомнилось, как вчера вмешалась она в игру. Как нахально кричала: «Кто теперь в войну играет? Мы за мир во всем мире, а вы, дураки, в войну играете! Вообще в нашем дворе какие-то отсталые мальчишки!»

– Убирайся!

– А вот не уйду! – под веснушками круглые щеки её покраснели.

– Вон! – задыхаясь, крикнул Митя и, глядя в ненавистные зеленые глаза, левой рукой все ещё прижимая к груди балалайку, замахнулся правой.

– А ну, ударь! – дразнила она.

Взбешённый, он кинулся к окну и выронил балалайку.

С жалобным стоном балалайка ударилась о подоконник. Ленка взвизгнула, спрыгнула с окна. Митя наклонился, схватился за гриф и, потрясенный, стоял, держа в руке какую-то диковинную лопату с обвислыми струнами. Светло-желтые деревянные дольки валялись на полу.


– Вот тебе мать-то задаст! Отцову балалайку разбил, бессовестный! – услыхал он злорадный голос.

Высунувшись из окна, Митя отчаянно закричал:

– Ребята! Ребята!

Ленка исчезла. Митя закрыл окно, с трудом удерживая подступившие слёзы, подобрал рассыпанные дольки, засунул их под комод, запер дверь, спрятал ключ в условное место и выбежал на улицу.

2. Загадочное объявление

моему приходу все перемотай! Слышишь? – После истории с балалайкой мать стала строже и, уходя, всегда давала сыну какую-нибудь работу.

Мальчик понимал, что провинился, и, чтобы загладить вину, выполнял все её приказы. Каждый раз, когда Митя смотрел на место, где прежде висела балалайка, у него тоскливо щемило сердце.

Сейчас так хотелось и поиграть, и побегать с ребятами, а надо перематывать шерсть!

Моток синей шерсти натянут на спинки двух стульев. Он ходил вокруг, осторожно распутывал, ослаблял натяжку, продевал клубок сквозь плотный моток, потом раздвигал стулья и снова ходил и ходил…

Надо внимательно следить, чтобы не было обрыва. Моток худел, клубок толстел.

Хорошо бы этим клубком поиграть в футбол! От удара ногой он, наверное, здорово полетит! Но об этом можно только мечтать.

Пальцы устали крутить клубок. Надоело ходить по кругу.

И все из-за Ленки!

– Рыжая! – зло пробурчал Митя. Наконец нитка соскользнула со спинки стула. Мальчик с облегчением вздохнул, положил клубок на комод, расставил стулья.

– Мить! Скорей! Петр Иванович сейчас придет!

– Иду! – откликнулся Митя.

Еще вчера ребята прочитали наклеенное у входа в дом объявление:

Детей младшего школьного возраста просят зайти в клуб ЖЭК завтра (4-го) в 11 ч. утра.

Зав. культкомиссией.

К 11 часам все собрались у закрытых дверей клуба.

– Как думаешь, что скажет Петр Иванович? – спрашивала Лена свою голубоглазую подружку Олю.

– Может, в детский театр на утренник устроит?

– Нет!

– А что?

– Не знаю! Я голову ломаю, ломаю и не могу придумать.

Подошел Андрюша.

– Ты ничего не слыхал? – спросила Оля.

– Нет!

Вбежал Митя.

– Зачем нас Петр Иванович звал, знаете?

– Нет.

В это время в воротах показался высокий заведующий культкомиссией. «Наш культурник» – так звали его ребята. Он шел, слегка прихрамывая, опираясь на палку. Ребята кинулись к нему.

– Петр Иванович, милый! Мы ждем, ждем, – впиваясь глазами в спокойное его лицо, затрещала Лена.

– А? Петр Иванович, а? – спрашивал Андрюша, вытягивая шею и закидывая светловолосую голову.

– Петр Иванович, миленький! – прыгая возле него, повторяла Оля. – Что?

Боря и Митя молча переглянулись.

– Сейчас, сейчас! – Петр Иванович открыл дверь и сделал рукой пригласительный жест: – Гуси-лебеди, домой! Вот что, друзья мои, – начал он, сев за свой стол. – Разговор будет короткий. Я поговорил в нашем районном отделе народного образования. Сказал, у нас в доме ребята способные: поют, играют, рисуют, танцуют. Одним словом, искусство любят… Так вот. В нашем районе есть Дом художественного воспитания детей. До поступления в музыкальную школу Боря Смирнов там занимался. Он вас туда и отведет. Там все – танец, рисование, музыка, пение, – все искусства…

– Ой! – вскрикнула Лена, всплеснув руками. – Ой, Петр Иванович! Миленький, спасибо! Если бы вы…

– Помолчи! Смотрите, не осрамитесь! Где Вася? Он стихи хорошо читает.

– Ой! – засмеялась Лена, пригнув рыжую голову к плечу. – Мухи дохнут, как он стихи говорит!

– Молчи! – возмутился Митя. – Один раз сама запела так, что всем худо сделалось!

– Спокойно! – скомандовал Петр Иванович. – Без колкостей! Придете туда – с учителями повежливее. Сделают замечание, отвечать – слушаю! Разговаривать деликатно, смотреть приветливо. Не так, как, например, ты, Митя, волком глядишь.

– Я же на Ленку…

– Ни на кого волком не надо!

– Да как же мне на неё глядеть, если из-за неё папкина балалайка разбилась?!

– Я не виновата! – крикнула Лена. – Я твою балалайку пальцем не тронула! Я просила только: поиграй. Ты сам уронил!

– Ваша балалайка у меня в печенках сидит! – перебил Петр Иванович. – Митина мать с ума сходит.

– Балалайку можно починить, – вмешался молча слушавший Боря.

– Милый, – попросил культурник, – узнай, где и сколько стоит!

– Хорошо!

– Я заработаю, – горячо откликнулся Митя. – У нас в доме одна женщина гряды звала полоть. У неё огород на даче. Сказала: «Я заплачу».

– Обсудим вопрос о балалайке. Решим раз и навсегда. По-моему, Лена, твоя доля вины тоже есть, – твёрдо сказал Петр Иванович, глядя ей в глаза.

– Я… – краснея, начала Лена.

– Постой! Он поступил очень плохо. Он виноват: нельзя так раздражаться! Но и ты хороша! Поставь себя на его место: ты поёшь, у тебя душа песней исходит, а тебе бубнят и бубнят, надоедают. Ты ведь рассердишься?

Девочка молчала.

– Ну, отвечай, рассердишься?

Она опустила глаза, и лицо её залилось румянцем.

– Ну вот, ребята, – оглядывая всех, сказал Петр Иванович. – Как по-вашему, Лена виновата?

– Виновата! – крикнули мальчики.

– А ты как? – спросил культурник Олю.

– Не знаю…

– Как так не знаешь? Ведь если бы она к нему не лезла, он бы балалайку не разбил, значит, доля её вины есть!

– Есть, – нерешительно подтвердила Оля.

– Значит, так. Обсудили и вынесли единогласное решение: виноваты оба. Вместе и вину исправляйте. Деньги заработаете и почините балалайку. Он гряды поедет полоть, и ты с ним поедешь.

– Спасибо! – вскинулась Лена. – Он меня там и отколотит!

«Знает кошка, чьё сало съела!» – прищурившись, подумал Митя.

– Мить! – Петр Иванович испытующе взглянул на мальчика. – Драться не будешь? Что же ты молчишь? Неужели, если бы она хотела свою ошибку исправить, работала бы с тобою рядом, ты бы вдруг на неё накинулся?

– Нет! – уверенно сказал Боря. – Он бы её не тронул. Правда, Митя?

Митя молчал.

– А ты как думаешь, Андрюша?

– Думаю, драться бы не стал, – подтвердил Андрюша.

– Ну, как же, Митя?

Мальчик поднял глаза и сказал твёрдо:

– Нет, я бы её не тронул.

Но Лена смотрела недоверчиво.

– Эх ты! – Митя презрительно прищурился. – Боишься?

– Ничего я не боюсь, – краснея, воскликнула Лена.

– Давайте все вместе поедем полоть! – весело предложила Оля. – Что же ему одному-то. Мы у Евгении Александровны выполем, может, и еще у кого. Возьмем, да и поедем! За городом хорошо!

– Ну вот мы и рассудили: значит, балалайку починим. Ну, как? – спросил Петр Иванович. – Справедливый суд?

– Справедливый! – закричали ребята.

3. Настоящий учитель

оря остановился у подъезда большого серого дома.

– За мной!

Дети вошли в просторное помещение. В глубине – барьер. За ним виднелась широкая лестница. У барьера сидела женщина. Боря поклонился.

– Здравствуйте! – сказал он. – Мы к Вере Сергеевне.

– Проходите! – ответила женщина, оглядывая ребят.

Поднялись по лестнице.

– Хорошо! – оглядывая украшенный цветами и картинами зал, заметил Андрюша.

– Хорошо! – согласился Митя.

Боря сделал знак. Дети молча пошли за ним. Длинный узкий коридор. Ряды закрытых дверей.

– Ну, друзья, сейчас, как в сказке – перед нами три дороги. Вася! Ты идёшь по рисовальной – иди в комнату номер двенадцать, там спросишь учительницу Марию Фёдоровну.

– Не хочу один.

– Глупости! Дадут бумагу, карандаш, и будешь рисовать. Андрюша и Лена пойдут по хоровой дорожке, а ты, Митя, вон туда, по коридору направо, комната номер семнадцать. Скажешь старосте, что Михаил Николаевич обещал тебя прослушать. Твоя дорожка балалаечная: трень-брень, трень-брень, выше города плетень! – шутливо пропел он, делая вид, будто играет на балалайке. – Оля – в балетную группу. А потом встретимся внизу. Танцы – дело общее!

Митя пошёл по коридору, глядя на таблички над дверями. Вот и семнадцатая комната. На табличке надпись: «Класс народных инструментов». Он услыхал, как за дверью кто-то тихонько наигрывал «Подмосковные вечера».

Приоткрыл дверь.

Огромное, во всю стену, окно. У окна сидел мальчик и с увлечением играл на балалайке.

Митя слушал и разглядывал музыканта. Он впервые видел такого беловолосого мальчугана, больше похожего на хорошенькую девочку.

Почувствовав на себе его взгляд, мальчик поднял голову и недовольно спросил:

– Ты что?

– Я от скрипача Бори Смирнова, – торопливо объяснил Митя. – Он сказал, что Михаил Николаевич обещал меня прослушать.

Митя произнес это твердо, глядя в недружелюбные глаза, и заметил, как сразу изменилось выражение лица маленького балалаечника.

– Ага… – протянул тот и улыбнулся. – У Веры Сергеевны записался? – спросил, разглядывая Митю. – Записался? – повторил он.

– Да.

– А что ты играешь?

– Песни.

– Какие?

– Разные… А ты тоже в кружке?

– Я староста.

Митя понял – мальчик этим гордится.

– По нотам играешь? – спросил староста.

– По слуху.

– По слуху – ерунда. Любительщина! – мальчик пренебрежительно махнул рукой. – Как тебя звать?

– Митя.

– А меня – Валерий. Садись. Подожди. У меня тут один переход не получается.

И он снова начал играть.

В комнату вошел толстый, растрёпанный мальчик. В руках он держал балалайку в чехле. Следом за ним вошли еще трое ребят, тоже с инструментами.

«Они все меня постарше, – определил Митя. – Наверно, уже хорошо играют».

Он с завистью смотрел, как мальчики вынимали свои балалайки.

«А как же я-то? На чём буду играть?» – тоскливо подумал он.

– Ребята, сейчас Михаил Николаевич придёт, – перебивая его мысль, сказал староста. – Приведите себя в порядок!

Мальчики стали причёсываться, оправлять воротнички, куртки.

– Петька! У тебя опять копна на голове! Лень в парикмахерскую сходить! Михаил Николаевич будет недоволен: «Из стада диких!» Сейчас же причешись!

– Я расчёску потерял, – добродушно ответил толстяк, пухлой рукой приглаживая русые лохмы.

Дверь распахнулась. Высокий, стройный человек с гладко зачёсанными темными волосами, с живым взглядом серых глаз остановился и оглядел учеников.

Митя смотрел на него не отрываясь: все было в нём хорошо – широкие плечи, быстрое движение, с которым он вошёл и вдруг замер на пороге, приветливый взгляд умных глаз, уверенность и большая доброта, которой, казалось, светился стройный этот человек.

– Здравствуйте, Михаил Николаевич! – загалдели ребята.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – отвечал музыкант. – Уважаемый староста, раздавай ноты.

Староста, окружённый ребятами, подошёл к шкафу.

Музыкант поманил Митю.

– От Бори Смирнова? – тихо спросил он, прищурив блестящие глаза. – Музыку любишь?

– Очень! – так же тихо ответил мальчик. – Очень, – твердо повторил он, вглядываясь в красивое, смуглое лицо.

– Прекрасно! – одобрительно заметил музыкант. – Тебя Митей зовут?

– Да.

– Валерик, дай Мите балалайку. Играй!

Митя переиграл всё, что умел. Закинув черноволосую голову, полуприкрыв глаза, музыкант внимательно слушал, роняя тихо, когда Митя замолкал:

– Еще что?

Вначале Митя смущался, но это прошло. Увлекали любимые мотивы, и он позабыл, что играет не дома.

Музыкант видел в Мите способность погружаться в звуки, отметил гибкость худых, но сильных пальцев, а Митя играл, играл и вздрогнул от неожиданности:

– Довольно!

Мальчик испуганно взглянул на учителя, но увидел доброе выражение его лица и ободрился.

– Во-первых, сидишь ты неудобно и некрасиво. Сядь на край стула. Ноги прямо. Так. Носки раздвинь. Левую ногу выдвинь немного вперёд. Взгляни – все твои товарищи сидят правильно. Встаньте, ребята! Смотри! – сказал учитель. – Садитесь!

Митя заметил, как легко и ловко ученики вставали, садились, и он старался повторить их движения.

– Балалайку ты держишь правильно. Кто тебя учил?

– Папка.

– Почему «папка», а не «папа»?

– Папа, – поправился Митя, опуская глаза под острым смеющимся взглядом.

– А папа где учился?

– Он когда в солдатах был, так в оркестре балалаечном играл. Да он говорил – у нас в роду все сызмала балалаечники. Вся наша деревня балалаечная.

– А как же называется эта ваша балалаечная деревня? – все так же улыбаясь глазами, спросил музыкант.

– Марьино.

– Так-так, – весело проговорил музыкант. – Стало быть, ты свой род ведёшь от коренных балалаечников? Ноты знаешь?

– Знаю. Я с первого класса в школьном хоре пою.

– А сейчас в котором?

– Перешёл в четвёртый.

– Сколько же тебе лет?

– Исполнилось десять.

– Значит, ты прожил две пятилетки? Солидный мужчина!

Он сказал это серьёзно, но в прищуренных глазах мальчик подметил усмешку.

– Те две пятилетки были простые, – продолжал музыкант, – а эта будет музыкальная. Ладно?

– Ладно, – повторил мальчик.

– Вот мы её сейчас и начнём, – сказал музыкант. Спой, пожалуйста, гамму.

Митя точно и ровно пропел гамму.

– Так. Хорошо. А теперь займёмся постановкой пальцев. У Пушкина Сальери говорит:

 
…перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху.
 

Вот и мы будем пока этим заниматься – развивать беглость пальцев да слух. Начнём с самого простого упражнения. Оно состоит всего лишь из трёх нот. Валерий, дай учебник!

Музыкант взял балалайку.

– Смотри!

Мальчик внимательно следил, как легко и ловко задвигались его гибкие пальцы.

– Нота «си» как пишется?

– На третьей линейке! – радуясь, что он это знает, быстро ответил Митя.

– Упражнения для первого и второго пальцев левой руки будешь играть так: ноту «си» надо играть, прижимая струну «ля» на втором ладу.

Митя внимательно смотрел, слушал и старался точно повторять то, что показывал ему учитель. Он обрадовался, видя, как повеселело лицо музыканта.

– Так, – сказал он. – Так! Работать надо, много надо работать! Играй понемногу. Пять минут поиграй, отдохни, а потом опять.

И, заметив, что лицо мальчика стало грустным, музыкант весело сказал:

– Ничего, малыш, это только начало!

 
Труден первый шаг
И скучен первый путь.
 

Это тоже Пушкин сказал. Дома приготовь хорошенько эти упражнения, а на следующем уроке пойдём дальше.

– Дома… – в замешательстве пробормотал Митя, краснея. Ему стало так жарко, будто его обдали горячей водой. – Балалайка… она… сломалась… Её надо чинить.

– Ну, что ж, пока возьмёшь вот эту нашу балалайку. Но смотри, – прибавил он, строго взглянув на мальчика, – чтобы была в полном порядке. Значит, будешь работать дома. Возьмёшь первые два номера. – Он отметил карандашом и протянул учебник Мите: – Учись играть по нотам. – Взглянул на Митю веселым острым взглядом и обратился к ученикам: – Начнём, ребята!

Мальчики настраивали балалайки. Играли порознь, вдвоём, втроём. Митя не заметил, как прошло время.


– Ну, а теперь отдыхайте. – Михаил Николаевич потрепал Митю по плечу: – Ничего! Дела пойдут! Начинай свою пятилетку!

Митя смущённо пробормотал:

– Я буду…

«Эх, дурак! Надо было спасибо сказать!» – огорченно подумал он, глядя на дверь, в которую вышел учитель.

4. Балалайка оживает

ебольшая светлая комната. На полках – скрипки, виолончели, флейты, куски досок, деревянные бруски. У окна – станок. За станком невысокий старичок обтачивал отрезок дерева.

Молодой рабочий у большого стола, заваленного инструментами, очищал трехгранную дольку балалайки.

Митя стоял возле стола и следил за работой мастера.

Старичок сказал молодому:

– Я пойду обедать.

– Идите, – ответил молодой, продолжая дело.

Старик ушёл. Митя не отводил глаз от руки рабочего.

– Знаешь что, милый, – наконец сказал тот: – Уходи! Хочешь, чтобы балалайка звенела?

– Хочу! – горячо отозвался Митя.

– Тогда уйди. Нашу работу Михаил Николаевич хвалит. А он ведёт класс народных инструментов и понимает в них толк.

Осторожно очищая клей, после некоторого молчания мастер сказал:

– Скрипач Боря Смирнов, что принес балалайку, твой товарищ?

– Да, – ответил Митя.

– Товарищ у тебя хороший. Такую дружбу береги. Не бросайся ею, как этой балалайкой. Балалайку починить можно. А дружба – её не склеишь. Если в ней трещина, это, брат, конец дружбе. Да! Балалаечка у тебя первосортная. Как она к тебе попала?

– Папкина.

– Так… Балалайку эту делал мастер из села Марьина, в бывшей Тверской губернии, Налимов. За свои балалайки он на всемирной выставке в Париже получил золотую медаль. Вот какую балалайку ты мог загубить!

– Правда? – испуганно спросил Митя.

– Правда.

– Папа этого мне не говорил.

– Может, он и сам не знал. Откуда она ему досталась?

– От его старшего брата, а тому от деда.

Рабочий соединил две дольки по шву и, прищурив глаз, посмотрел на свет.

«Боря рассказал, как я разбил её…» – подумал Митя. Стало неловко. Он вздохнул, наблюдая, как рабочий, соединив части, смотрел на свет.

– Проверяете, плотно ли? – спросил он, хмуря брови.

– Точно, – усмехаясь, отвечал рабочий. – Смекнул? Молодец! Хочешь ко мне в ученики?

– Нет! – решительно сказал мальчик. – Я хочу в музыканты.

– «В музыканты!» – насмешливо протянул мастер. – А как ты думаешь, кто главней, музыкант или рабочий?

– Музыкант! – уверенно ответил Митя, оглядывая фигуру молодого парня в засаленной чёрной шапочке, в синем запятнанном переднике.

– Вот и врёшь! – хитро сощурив глаза и снова проверяя соединённые дольки, ответил парень. Главное – рабочий. Рабочие, допустим, сложат руки, и всё! Инструменты старые поизносятся, а новых не будет! Вот и смерть твоей музыке!

Митя озадаченно посмотрел на него, а тот отложил очищенные дольки на гладкую отшлифованную доску, взял неочищенную и принялся с неё соскабливать клей.

– Ты сказал – главное музыкант. Я сказал – главное рабочий, и оба мы соврали.

– Почему?

– Потому, что как рабочий без музыканта, так и музыкант без рабочего жить не могут. Без них музыки нет! Есть ноты, а музыки нет! Рабочий да музыкант – это, брат, музыка! Наша мастерская маленькая. Мы обслуживаем только консерваторию, да училище при ней, да школу детскую, да Гнесинский, да всех наших музыкантов. А есть большие фабрики, там рабочие делают пианино, баяны, гармонии, струнные инструменты. Таких, как я, музыкальных рабочих тысячи! Страна-то у нас огромная!

– Да, мой папка работает на Востоке, а мама говорит – на краю света!

– Вот видишь, и там тоже школы, консерватории, клубы… Всем инструменты нужны. Мы, рабочие, музыку любим и служим ей, на концертах наших музыкантов бываем. Расти большой, может, и тебя когда-нибудь послушаем…

Он говорил, а мальчик следил, как руки уверенно и быстро снимали ножом старый клей и осторожно укладывали в ряд очищенные дольки. Митя заметил, что концы пальцев и ногти парня темно-желтые. «От лаков и от красок», – сообразил он.

– Так-так, будущий музыкант, – насмешливо, взглянув на Митю, сказал мастер. – Балалаечку мы тебе починим, а сейчас уходи. Разговору у нас с тобой полный ящик, а инструмент оживает в тишине. Приходи недельки через три и получишь балалайку в исправности.

– Через три? Ой! – разочарованно воскликнул Митя. – Почему же?

– А потому, друг любезный, потому, что разбить можно в один миг, а починить в один миг нельзя. Для этого надо много времени.

– Ладно, – упавшим голосом согласился Митя. – Когда?

– После двенадцати.

…Мать встретила словами:

– Письмо от папы. Едет в отпуск!

– Уже едет? – вскрикнул Митя.

– Да что ты! Что ты! Побледнел весь! Вот читай – награжден грамотой. Через три недели будет дома.

Митя читал письмо, а мать смотрела на него покрасневшими от слез глазами.

– Чего ты плакала, мам? – спросил Митя, бережно складывая листок. – Ведь скоро папка будет с нами.

– От радости, сынок. Балалайку-то принеси, чтобы не огорчить.

– Завтра сбегаю в мастерскую, попрошу…

На другой день друзья отправились в мастерскую.

– Прямо делегация! – усмехаясь, сказал старый мастер, после того как они, перебивая друг друга, упрашивали поскорей починить балалайку. – Ладно, для строителя, так и быть, сделаем.

Они ушли обрадованные и ровно через неделю явились в мастерскую. Там был один старик. Митя вынул деньги и стал отсчитывать.

Старик зорко следил за его движениями.

«Жадный!» – подумал Митя, перехватив его взгляд.

– Вот! – солидно сказал он, – проверьте, пожалуйста.

Старик вздохнул, взял одну бумажку, положил под доску. Остальные деньги придвинул к мальчику.

– Беру стоимость клея, – сказал он, – остальные получай обратно.

– Почему? – спросил Митя, удивленно глядя на мастера.

– Потому что знаю, как ты эти деньги заработал. Ты в консерватории бывал?

– Нет.

– На это купите себе билеты в Большой зал консерватории. Будет концерт народных инструментов. Один ученик Михаила Николаевича выступает. Отличный балалаечник! И, – прибавил он, остро взглянув на Митю, – запомни: инструмент надо беречь!

– Спасибо! – тихо сказал Митя, опуская глаза под пристальным взглядом мастера.


Но билетов ребята не достали: все билеты были проданы.

– Знаете что, – предложил Митя, – эти деньги мы спрячем, а потом заранее купим билеты на такой концерт.

Так и решили.

Балалайку торжественно принесли домой. Мать повесила её на прежнее место.

На уроке Митя сказал учителю:

– Спасибо за вашу балалайку, Михаил Николаевич! – И с гордостью: – У меня теперь дома есть своя.

– Знаю, знаю, улыбаясь, ответил музыкант. – Я был в нашей мастерской и даже поиграл на твоей балалайке. Знаменитый мастер делал– Налимов! Береги её. Здесь играй на этой. Вырастешь – и у тебя такой прекрасный инструмент! На нём и играть надо прекрасно!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю