Текст книги "Год Людоеда"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Петр Кожевников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 30. Доверенные лица

– Мы начинаем борьбу за высшую власть в наше городе! Для тех, кто еще не совсем понял, о чем идет речь я поясню. – Кумиров начал свою речь с присущей ему такие моменты энергией и властным обаянием. – Подобная предвыборная кампания проводится в России впервые. Победитель займет должность генерал-губернатора Санкт-Петербурга и всей области, которую, как вам известно, до сего дня еще называют Ленинградской, хотя, позвольте мне заметить, я что-то давненько не встречал в продаже сыр под названием «Советский».

Последние слова будущего (как знать?!) градоначальника вызвали дружный смех в аудитории.

– Пожалуй, нет нужды уточнять, что может значить для нас этот пост. И все же я уточню. – Игорь, слегка сощурясь, оглядел присутствующих, словно учитель свой нерадивый, но милый сердцу класс. – Это значит, что по нашей воле будет определяться порядок жизни на громадной, по европейским меркам, территории. А вот какие мы будем принимать решения – это должно зависеть только от нас с вами и наших, так скажем, единомышленников. Все решения, прежде всего, должны быть для нас выгодны, безопасны и перспективны. Первое означает прибыль. Второе исключает компромат и судебное преследование. Третье должно сыграть позитивную роль в удержании власти и достижении последующих политических побед. Все вами услышанное и есть необходимое разъяснение в связи с понятием «высшая власть в Санкт-Петербурге». Вопросы, идеи, предложения есть? Прошу высказываться.

– Скажите, Игорь Семенович, финансирование различных социальных программ, например тех же детских государственных и альтернативных заведений, будет решаться вашей подписью? – Ангелина Шмель ученически-преданно смотрела Кумирову в глаза и нервно подергивала головой, словно заранее согласно кивала словам собеседника.

– Да, уважаемая Ангелина Германовна, если авторы проекта – вы или уважаемый Виктор Казимирович – смогут обосновать его целесообразность, безусловно, мы примем только положительное решение. Вы же знаете, друзья мои, детям, старикам, инвалидам – всем социально-уязвимым слоям населения и, подчеркиваю особо, детям как нашему с вами будущему – мы всегда уделяем самое пристальное внимание. А что, уважаемая Ангелина Германовна, у вас, как всегда, созрели новые инициативы по работе с несовершеннолетними?

– Да, Игорь Семенович, мы сейчас как раз заканчиваем разработку проекта «Вторая мама». Суть его в том, чтобы избавить нашу молодежь от страха случайного зачатия, исключить прерывание беременности, снять у родителей, особенно у матери, к тому же несовершеннолетней, комплекс вины перед отказным ребенком.

Многие знавшие Шмель называли ее Чернильная Башка. Подобное прозвище возникло из-за того, что женщина действительно придавала своим волосам странный серебристо-фиолетовый окрас, сложно сочетающийся с ее оранжево-свекольным цветом лица.

Сегодня хозяйка приюта «Ангелочек», возможно, что-то нарушила в пропорциях красителей или допустила иную промашку, но в ее волосах появился изумрудный цвет, который бывает свойствен окисленной меди. Глядя на нее, Кумиров уже не раз находил подтверждение своим выводам о том, что реальные люди способны добиваться куда большей убедительности, чем самые, казалось бы, несбыточные сказочные персонажи. «Просто баба-яга!» – заключал Игорь Семенович. Вообще же, наблюдая за теми, кто от него в той или иной степени зависел (а таковых с каждым годом становилось все больше), Кумиров начинал ощущать себя аквариумистом: живут-балдеют рыбешки под его наблюдением, а он вот возьмет да выпустит из аквариума всю воду, и нет тебе ни красоты, ни тайны, ни амбиций. Просто – смерть…

– По нашей мысли, все будущие мамочки, особенно малолетние, смогут обратиться к нам за консультацией по вопросу судьбы их будущих крошек. А мы будем вносить каждую новую историю в банк данных, пользование которым станет доступно за символическую плату любому пользователю сети или лично обратившемуся к нам человеку. Причем мы будем принимать заявки на вынашиваемых детишек не только от женщин, но и от мужчин. – Ангелина благожелательно посмотрела на взопревший нос Сучетокова. – Главное ведь не пол или ориентация, а искреннее желание испытать святые родительские чувства, необоримая потребность возложить на себя всю меру ответственности за судьбу маленького человечка. Не правда ли?

– Вы абсолютно правы. У меня тоже имеется одна идейка, которая носит пока рабочее название «Трудные дети готовы трудиться». – Виктор Казимирович был сегодня облачен в неожиданно приличный золотистый костюм. На его груди поверх черной рубашки лежал цветастый галстук с изображениями различных мировых валют.

Впрочем, весь этот маскарад не избавлял присутствующих от неприятного впечатления, вызываемого лицом Виктора Казимировича. Сам Кумиров уже не раз поражался тому, как способна проявиться на лице человеческая порочность. В последнее время Игорь довольно часто размышлял – становилась бы физиономия таковой, если бы ее владелец оказался напрочь лишенным возможности предаваться искушающим его грехам?

– Я считаю, что дети вправе работать. А иначе что у нас получается? Мы, понимаете, жалеем ребятишек – они, мол, голодают, образования не получают, попрошайничают, воруют и тому подобное, а в то же время сами и лишаем их возможности заработка. – На протяжении всей своей речи Сучетоков с разными интервалами прикасался к блестящей шишке, оседлавшей его пористый лоб, почесывал ее, сдавливал пальцами, словно замерял. – Почему не создать специальные структуры, которые взяли бы на себя трудоустройство несовершеннолетних начиная с самого минимального возраста и, дабы ничего дурного с ними не стряслось, обеспечили бы полный контроль за их деятельностью и взаимоотношениями с заказчиком?

– Ну а какие же, уважаемый Виктор Казимирович, возможны заказы? – Кумиров прошелся взглядом по лицу Сучетокова. – Что, собственно говоря, наши детишки умеют делать в минимальном, как вы изволили выразиться, возрасте?

– Простите, господа, я вас перебью. У меня рабочий комментарий в связи с проектом Виктора Казимировича. – Шмель встала, привычно огладила руками свое полное тело от груди к бедрам и, вздохнув, словно перед ответственным признанием, предъявила неожиданно крупные зубы, бликующие золотыми коронками. – Дело в том, что мои девчушки – да и мальчишки, пока мы их к себе пускали, – пытались под моим кураторством кое-что делать: шить мягкие игрушки и тканевые аппликации, выкладывать соломкой орнаменты, даже плести макраме. К сожалению, все это оказалось совершенно нерентабельно. Но мы не отчаиваемся и пытаемся искать новые формы трудовой деятельности.

– Я знаю, любезная коллега, что вы не покладая рук печетесь о благосостоянии своих воистину благородных девиц. – Голос у Сучетокова был сипл и натужен, казалось, что он произносит каждое слово с усилием. – Но мы, как вы, конечно, знаете, тоже не сидим на месте и уже нашли кое-какие области для применения детских возможностей. Это может быть сопровождение клиента в путешествие. Представьте, живет на белом свете одна-одинехонька старушка – божий одуванчик. И никого-то у нее нет, и никому-то она не нужна. Ай, не буду продолжать, а то сейчас еще тут при всем честном народе разрыдаюсь! И вот собирается наша добрейшая пенсионерка отправиться на отдых куда-нибудь не дальше Туниса. А одной-то ей скучно! Да и не так нужно и важно ей самой отмахать такой круиз, как разделить всю роскошь путешествия и щедрость африканского солнца с неким впечатлительным существом, и почему же не внучком, эдаким, знаете ли, сорванцом в матросском костюмчике? Вот она натыкается на рекламу нашей милосердной фирмы и обращается со своей затеей к нам. А мы ей, не отходя от компьютера, задаем ряд вопросов по существу заявки: пол, возраст, рост, вес, цвет глаз, привычки, мечты и всякое такое прочее. А кому-то надобно, чтобы у его кровати сидела девчушка в наряде сказочной феи и читала сказки. А кто-то обожает заниматься видеосъемкой детишек… Нас не должны смущать никакие заявки – мы ведь фактически спасаем детей от кошмаров нашей действительности, даем им, как еще недавно выражались, путевку в жизнь.

– Уважаемый Виктор Казимирович, вы знаете, что мы всегда со вниманием относимся к вашим инициативам. Могу вам со всей ответственностью заявить, что мы ни в коем случае не пройдем мимо и этой попытки скрасить современное детство. – В пальцах Кумирова возникла стальная скрепка. Он машинально распрямил ее, покрутил и, ощутив зуд в правом ухе, запустил свой инструмент туда. Участники встречи невольно отслеживали движения своего лидера, возможно гадая, что же за предмет он извлечет из уха. – Бюджет, конечно, как это ни смешно звучит, не резиновый, но полагаю, мы сможем рассмотреть всевозможные варианты изыскания средств для финансирования достойных начинаний.

– А я, это, еще раз насчет кладбища. Ну, это, в натуре, было бы клево, если бы такое дело наладить. Да и братва была бы при деле. – Необъятное тело Терентия Волтузина, клоповского главаря, воспрянуло над сидящими, вызывая тревожную радость Игоря Семеновича: страшный, но ручной! – Есть такой базар, что частных кладбищ не разрешают, но мне знающие люди намекнули – запрет можно обойти. Главное, разрешение получить хоть на какой-то срок, а потом к нему еще добавлять можно. Ну как в зоне – ты свое вроде уже отмотал, а тебе еще пятеру лепят. И ничего не сделаешь!

– То, о чем братан сейчас рассказал, – отменный бизнес. – Рядом с Терентием вырос Булат. Он был еще крупнее и имел характерные отметины: отсутствовали правые глаз и ухо. – На этой теме можно подняться не хуже Сороса. Кладбище будет элитное – с охраной, гостиницей, сауной, ритуальной лавкой. То есть, в натуре, весь спектр услуг!

– У нас можно будет без всяких головняков хоть Президента в последний путь отправить. – Волтузиных отличали также мощные загривки, придававшие им сходство с кабанами. – Свой крематорий, часовня, изба для поминок. Все на высшем уровне!

– Ваши предложения, уважаемые братья Волтузины, как всегда, оригинальны и заманчивы. – Кумиров ощутил привычный трепет: он вновь представил себе, как отправится сегодня в «сифозную» больницу и чем его там «обрадуют». – Мы обязательно учтем этот проект и даже включим его в предвыборный сценарий. Люди вправе не только достойно умирать, но и быть достойно похороненными! Кстати, вас, уважаемые защитники детства, я также попрошу – не сочтите за труд, оформите ваши яркие выступления в письменную форму и представьте в пресс-группу для учета при разработке предвыборных программ. Еще есть предложения?

– Я, Семеныч, хотел предложить смежную с клоповцами… пардон, господами Волтузиными, инициативу. – Лазарь Вершков растянул в улыбке губы. – Если я правильно рассек ихний проект, то для будущей могильной конторы – чем круче клиент, тем лучше. Так мы бы могли оказать реальную посредническую услугу – короче, конкретную помощь в подготовке клиентов. Вместе-то все бы веселее вышло!

– Уважаемый Лазарь Кириллович, к нашему величайшему сожалению, ваше предложение на сегодняшний день не может быть рассмотрено. Зная вашу эрудицию и опыт, мы можем надеяться, что вы пересмотрите некоторые позиции и представите нам более приемлемый по нынешним временам проект. А сейчас, пользуясь счастливым случаем – присутствием на нашем собрании вашей знаменитой дочери, я бы хотел обратиться к ней с вполне практическим предложением. Нежнейшая Лялечка, не соблаговолите ли вы украсить наш предвыборный марафон своими незабываемыми песнями? Я почти уверен в том, что о вознаграждении вашего эстрадного труда мы так или иначе столкуемся.

– Я спою. Мне не трудно. – Голова Фенькиной в оперении клочковатых, по-мальчишески неухоженных волос напоминала голову птицы. Из-за неожиданных резких движений казалось, что Ляля готова вот-вот кого-то клюнуть. – Главное, чтобы башли приличные отвалили да после вашего избрания меня не забыли, а то знаете, как в народе говорят: с глаз долой – из сердца вон!

Глава 31. Жизнь Митрофана и Пелагеи Нетаковых

Денис сызмальства знал, что их квартиру кличут Мавзолеем. Смысл этого громоздкого и клейкого слова оставался для мальчика неясен. Только лет в пять он догадался, что прозвище объясняется тем, что отец Дениса, или, как его с младенчества звал сын, Абу-баба, а взаправду Митрофан Сергеевич Нетаков, не бреется, носит кепку и презабавно жестикулирует. Да, Абу-баба действительно несколько смахивал на того самого Ленина, над которым часто куражились на экране телевизора.

Блокадный сирота, Митрофан был зачислен в детский дом и эвакуирован из голодающего Ленинграда. Свою чудную фамилию мальчик получил за то, что с ним все происходило не так, как с другими детьми. В то же время ни воспитатели, ни врачи не замечали у Нетакова ни умственной отсталости, ни психических отклонений.

После окончания войны мальчик возвратился в Ленинград вместе с заменившим ему семью детским домом. Предпринятые поиски родни Нетакова не принесли никаких результатов, и он остался на попечении государства.

Очередная беда случилась с Митрофаном в четырнадцать лет: его поразил менингоэнцефалит. Мальчик онемел и оглох, различая лишь громкую и отчетливую речь.

С учебой у Нетакова окончательно перестало ладиться: он путал или забывал буквы, а о знаках препинания, кажется, совершенно забыл. Учителя дотянули воспитанника до формального окончания неполной средней школы и определили в ремесленное училище на специальность обувщика широкого профиля.

Митрофан осваивал профессию усердно и после получения диплома был направлен в мастерскую по ремонту обуви. И вот тут-то, в начале шестидесятых, на рубеже собственного двадцатилетия, подросток совершил то, за что получил кличку Палач и пятнадцать лет сроку, – он убил человека.

* * *

Мать Дениса, или, как ее звали в округе, Шаманка, а по паспорту – Пелагея Юрьевна Нетакова, с тех пор, как Денис себя помнил, не раз в лицах пересказывала историю о том, как Митрофан «мужика завалил». Причем жертвой, насколько помнил мальчик, становился то участковый милиционер, то мастер с работы отца, то товарищ по детскому дому.

Причины убийства предлагались самые разные. Например, в версии с мастером речь шла о том, что некто, наверняка имевший с начальником свои счеты, в день получки, когда все работники уже не раз обратились в винно-водочный отдел гастронома, убедил Митрофана в том, что мастер крепко надул Нетакова с начислением денег, вложил в руку сапожный нож и повелел: «Пойди запори!»

В случае с участковым Митрофан представал эдаким мстителем за бесправный и забитый рабочий класс. Оказывается, никто не решался выступить против обнаглевшего участкового инспектора, который вычислил дни получек у своих подопечных, накрывал их в блаженный момент распития алкоголя в «общественных местах», а то и просто останавливал, если те были чуть-чуть подшофе, и ненавязчиво вымогал мзду во избежание большего бремени.

В один знаменательный день Нетаков схватил все тот же сапожный резак и, когда «легавый хлебало раззявил», всадил ему свой рабочий инструмент столь искусно, что «аж хребет прорубило».

Легенда о товарище по детдому гласила, что злополучный Богдан Ганашилов приехал в Питер, дабы свидеться после пятнадцатилетней разлуки с Нетаковым. Митрофан тогда обитал в солидной коммуналке на краю города, аж на самом Голодае. Места эти славились как особо шпанские, и парень регулярно прихватывал с собой из обувного цеха все тот же роковой тесак. Богдан, в свою очередь, слыл неутомимым весельчаком и балагуром. Еще в эвакуации он прославился своими переодеваниями в учителей, подражаниями чужим голосам и другими забавами.

В тот осенний, пасмурный день, когда нервный балтийский ветер рвал с деревьев последнюю листву, Богдан затеял «попужать» своего по-мальчишески любимого товарища. Не мог он, конечно, предугадать, что несколько часов назад сапожникам выдали получку, да еще и премиальные за успешно проведенное соцсоревнование

Ганашилов сочинил немудреный сценарий. Он залезает на дерево, нависшее над тропой. Митрофан беспечно приближается к засаде. Богдан натягивает на голову запасенный чулок. Товарищ – под стволом. Ганашилов спрыгивает вниз, чуть ли не на голову Нетакову, и чучмекским голосом вопиет: «Дэнги атдавай всэ! Палучка давай!»

Так он, бедолага, все и сделал. А Митрофан-то, во-первых, после смены «на грудь принял», а во-вторых, носил в тревожное время суток нож прямо в руке, а руку обшлагом макинтоша маскировал. Ну вот он с испугу и пронзил своего товарища тесаком. А как под чулок-то глянул – мама родная! – лицо-то, вот оно, рядом, кореш-то хрипит, а у самого еще улыбка на губах…

Легенд о том, как Нетаков-старший завалил мужика, было, наверное, больше, но Денис их уже не помнил. Дальше следовали арест, суд, приговор. Отсидев лет восемь, Митрофан заболел туберкулезом. Несколько раз его собирались везти в морг. Так было заведено: берут, пока еще ерзает, а покуда допрут до «холодного цеха», зек уже и созреет. Некоторых, кого менты особо не любили, заставляли в морг заранее на своих двоих, а то и ползком перебираться.

В одну ночь Нетакова туда даже свезли. Ну оставили, дверь не заперли: чего там, куда доходяга денется? Кругом-то тундра, мать ее, – не всякий зверь полярный выживает, а тут человечишко, право слово, за какие зазоры еще душа-то цепляется? А он, Митрофан-то, вдруг воспрял да так, где враскорач, а где впокатку, к какому-то крылечку и прибился.

* * *

После перенесенной чахотки Митрофан получил инвалидность и года через два был направлен на «химию», а в семидесятые годы вернулся в Питер. Здесь он, опираясь на блокадное детство и инвалидность, был вознагражден судьбой пропиской и однокомнатной квартирой в центре Васильевского острова.

Жилье Нетакова помещалось на первом этаже. Причем пол был, по сути, ниже уровня уличного асфальта. Входная дверь находилась в подворотне. При входе к Нетаковым гость упирался в стену, налево же была кухня с окном во двор, кстати проходной, далее которого следовали еще два двора и выезд на другую линию; направо находилась комната с видом на улицу.

Митрофан хоть и был человек странный и для кого-то непонятный, но по-своему инициативный и практичный. Так, вскоре после новоселья он открыл на дому мастерскую по ремонту и изготовлению обуви.

Весть о недорогом и грамотном ремесленнике тотчас пролетела по проходным дворам и далее по линиям – к берегам Невы и Смоленки. К Митрофану устремились клиенты, и в квартирах островитян стали появляться домашние тапочки, качество которых было проверено одним из самых требовательных ОТК в заполярных пределах ГУЛАГа.

В ту внезапно канувшую в Лету советскую эпоху подобный промысел осуждался и запрещался. Первым к Нетакову явился участковый милиционер, позже – общественность в образе домкома и воинственных пенсионеров, из тех, кто посвятил свою жизнь борьбе с личной наживой во всех ее формах. Агрессивные визитеры обещали наслать на Митрофана ОБХСС и других карателей частного сектора. Нетаков-старший, являясь инвалидом и блокадником, демонстрировал активистам накопленные справки и удостоверения и продолжал обувать в мягкие тапочки благодарных заказчиков.

Иногда, не дождавшись клиентов, сапожник брел на Василеостровский рынок и там сдавал свою продукцию. Здесь, между торговых рядов, он познакомился лет пятнадцать назад с Пелагеей, которая приехала в Ленинград учиться, но не прижилась ни в одном ПТУ и уже собиралась возвращаться в родную Удмуртию.

Несмотря на разницу в три десятка лет, Пелагея уверенно вступила в квартиру на первом этаже, да так в ней и осталась. Вскоре после знакомства она забеременела и родила сына, которого, вопреки завораживающему сходству, Митрофан отказывался признавать своим, хотя и расписался с сожительницей, благодаря чему дал мальчику свое формальное отцовство.

Глава 32. Из истории княжеского рода

Упоминание фамилии Волосовых, по версиям СМИ, встречается в славянских летописях задолго до крещения Руси, хотя до крещения летописей на Руси не было.

Эвальд Янович считался единственным прямым потомком древнего рода, и, хотя некоторые знатоки российской истории категорически отказывались принимать за русского князя человека с такими именем и отчеством, Волосов уже несколько лет был очень популярным в городе человеком. За ним охотились журналисты и рекламные агенты, аудиенций с ним добивались политики и бизнесмены. Эвальд Янович становился почетным гостем на Дне города и на открытии Дома свадебных торжеств, на встрече воинов-интернационалистов и на боях по формуле «Побеждает сильнейший». Немалую славу снискал князь и собственной причастностью к единоборствам. По городским легендам, Эвальд Янович владел искусством рукопашного боя своего рода. Не внимая своим преклонным летам, а родился князь в год свержения русской монархии, Эвальд Янович с азартом участвовал в ежегодных кулачных боях в Юсуповском саду, а также часто выступал перед спецназовцами, омоновцами и другими профессионалами в области единоборств от греко-римской борьбы до кикбоксинга.

Главной же причиной популярности Эвальда Яновича были не только его никому не ведомые сверхсекретные приемы и даже не его титул и почетное место в Дворянском собрании, а наследство, завещанное ему далекой тетушкой Агатой, подданной не менее далекой от Санкт-Петербурга Великобритании. В наследстве числилась фирма по производству яхт и имение, но основным капиталом был остров в Индийском океане, унаследованный почившей тетушкой в свое время от другого дальнего родственника, принадлежащего, по слухам, к известному монаршему роду.

Завещанный остров был знаменит несметными залежами драгоценных камней, которыми земля его, по информации журналистов, была нашпигована, как добротно исполненная православная пасха изюмом.

Наследство должно было перейти старейшему мужчине в роду Волосовых по мужской линии, а Эвальд Янович таковым вроде бы и являлся. Когда-то у него был старший брат, Гуннар, но в 1938 году он исчез вместе с женой и сыном, а позже Эвальд получил справку о том, что все трое были расстреляны как враги народа.

Вторым условием получения наследства была дата: 2000 год, ибо тетушка, по версии журналистов, считала, что к этому времени в России восстановится законная монархия и ее наследник Волосов сможет не только безопасно для себя войти в права наследства, но и употребить полученные сокровища на пользу отечества, судьбою которого тетушка Агата жила все годы изгнания.