Текст книги "Лебединая Дорога (сборник)"
Автор книги: Мария Семенова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Серые облака медленно плыли над морем, едва не задевая голую мачту драккара. Небо походило на глаз, поражённый бельмом. Неужели горел когда-то живой синевой, улыбался солнечно и лукаво? Восточное море угрюмо катило пологие холодные волны. Под мерным дождём, падавшим ровно, без малейшего ветра. Капли постукивали о палубный настил кончиками длинных слепых пальцев: пусти погреться, пусти…
Длинные вёсла неторопливо ворочались в люках: Бьёрн кормщик велел грести вполсилы. Так, чтобы не уставать, но и не мёрзнуть. Сосновые лопасти окунались в прозрачную воду, и пёстрый корабль рассекал серую завесу дождя. Поприща-мили незаметно уходили за корму. Скалилась на носу зловещая тварь, то ли волк, то ли змея, – попробуй, встань на дороге… Он был лёгок на ходу и поворотлив на диво. Не зря так дорожил им Рунольв Скальд.
Скоро середина дня, придётся поворачивать обратно. Ибо Халльгрим хёвдинг был строг. И шутить не любил.
Что же поделаешь – в этот раз Хельги не повезло на добычу. Не всякий поход увенчивается удачей, и это знает каждый, хоть раз бравшийся за весло…
Хельги стоял на носу и смотрел во влажную мглу. По деревянной спине дракона скатывалась вода. Сюда лучше приходить в конце лета, когда купцы разъезжаются по домам… Богатые купцы из Бирки, Скирингссаля, Ладоги, Щетина, Колбрега, Старграда… И чего только не везут: кто съестные припасы, кто заморские ткани и дорогие одежды, кто умельцев рабов и заплаканных красавиц рабынь. А чего ждать весной, кого можно встретить в этих водах – только другой такой же драккар, похожий на тощего голодного волка… С длинными клыками и подведённым брюхом!
Потом Хельги оглянулся на своих людей. Свободные от гребли собрались на нескольких скамьях посередине корабля, там, где палуба была шире всего. Кто-то сел колени в колени с приятелем и двигал резные костяные фигурки по мокрой игральной доске. Друзья заглядывали через плечи игравших, лезли с советами – те отмахивались. Иные собрались в кружок возле седоусого воина: тот рассказывал что-то забавное. Ещё несколько человек рассматривали своё оружие, проверяя, не попортила ли его ржа…
Бьёрн кормщик, нахохлившись, сидел у рулевого весла. В светлой бороде Бьёрна оседали капельки влаги. Олавссон…
Всю жизнь море было ему и домом, и другом, и суровым пестуном! Дарило ему хитро изваянные раковины и диковинных рыб. Пело ему, оставшемуся без матери, колыбельные песни. Лечило разбитый нос и всегда утешало, когда его обижали. И никогда ему не почувствовать себя дома там, где не будет слышно голоса солёной волны…
Хельги задержал на нём взгляд, глаза его потеплели: этого кормщика он не променял бы ни на кого другого, даже на самого Олава… Но тут ему показалось, будто Бьёрн внимательно прислушивается к морю. Так, словно оно собиралось вот-вот заговорить.
Хельги тоже напряг слух… но ничего не услышал.
– Эй, Бьёрн! – позвал он. – А ты ничем нас не хочешь порадовать?
Воины зашевелились, стали оглядываться, игроки прекратили игру. Бьёрн поднял голову.
– Я не знаю, – буркнул он неуверенно. – Мне кажется, там в море кто-то поёт…
Люди притихли, а тот, что забавлял товарищей рассказом, беззвучно пошевелил губами. Должно быть, призвал на помощь богов! Кто может петь в море, кроме злой великанши, высунувшей голову из воды? Бывает, конечно, что раздаются боевые или победные песни. Или просто те, что помогают усталым гребцам. Но уж их-то всегда услышишь издалека и не спутаешь ни с чем иным!
Хельги стремительно прошагал на корму. Так, что за плечами встрепенулся отяжелевший от сырости плащ.
– Всем молчать! А ты слушай внимательно, Бьёрн. Где поют?
Бьёрн долго крутил головой. Но наконец твёрдо вытянул руку:
– Там.
– Вот туда и правь, – приказал Хельги и повернулся к гребцам: – Все на вёсла!
С него сталось бы погнать корабль хоть прямо в зубы к Мировой Змее. Но повторять приказ не понадобилось: слово Виглафссона – закон! Хельги стоял на носу, отбросив за плечи плащ, рука лежала на рукояти секиры. Он первым увидит опасность. И встретит её как подобает вождю!
Воины вытаскивали из-под палубы копья, вешали на левый локоть щиты. Прятали у тела, под плащами, луки и стрелы…
Трудились вёсла. Дубовый нос корабля с шипением и плеском резал воду, рябую от дождя. И спустя некоторое время далёкое пение смогли распознать все.
И тогда на корабле послышался смех. Славным предводителем был Хельги Виглафссон: всякому ли достанет твёрдости пойти навстречу неведомому, а не прочь! За дальностью расстояния нельзя было разобрать слов, произносимых вдобавок на чужом языке. Да и дождь по-прежнему не давал разглядеть, что там делалось впереди. Но у хора заунывных, лишенных доброго мужества голосов источник мог быть только один.
Так пели у себя в храмах жрецы Белого Бога.
Того, которого много зим назад кто-то будто бы распял далеко на юге, за тридевять морей.
Хельги скомандовал, заметно повеселев:
– Вперёд!
Ибо верно советуют знающие люди: не спеши жаловаться на неудачу. Или хвастаться удачей…
Корабль шёл сквозь серый туман.
Бьёрн вел его по-прежнему на слух, и воины придерживали языки. Оружие лежало между ними на скамьях. Так, чтобы можно было сразу схватить.
Драккар шёл быстро – пение делалось всё громче. И наконец впереди показалась продолговатая тень. Заунывные голоса не смолкали… На чужом корабле не слышали скрипа и плеска, но мало доблести нападать исподтишка, не предупредив о себе! Хельги подал знак, и на мачту, вздёрнутый на верёвке, взошёл красный боевой щит. А с кормы – глухо и сипло из-за тумана – проревел рог.
Голоса впереди захлебнулись и разом умолкли.
Вёсла ударили ещё несколько раз, и стал виден широкий в обводах корабль – на носу и на корме, по обе стороны открытого трюма, возвышались надстройки. На палубе суетились люди: появление викингов застало их врасплох. Хельги обежал их взглядом, прикидывая, упорным ли будет сражение… Намётанный глаз сразу выделил двоих богато одетых мужчин – по виду торговцев – и охрану при них. Щиты на руках, круглые шлемы, длинные, доброй работы мечи… Эти не сдаются легко, и голыми руками их не возьмёшь. Но не так-то их много. Служители Бога сгрудились в отдельную кучку. Длинные балахоны, сандалии на озябших ногах. Эти оружия не носят, и их можно не считать за бойцов.
Невелика слава от такого боя, когда половина соперников безоружна… Хельги приложил ладони ко рту:
– Эй, на корабле! Защищайте себя или сдавайтесь, я оставлю жизнь всем!
Сдадутся, и он отпустит их за выкуп. Вместе с кораблём: на что ему этот пузатый?
Он увидел, как те двое, снаряжённые богаче других, подошли к высокому, сухопарому монаху… У кого испросить совета, если не у жреца? Хельги не слышал, о чём они говорили, однако ему показалось, что драться им не очень-то хотелось. Но монах только покачал головой. Положил руку одному из них на плечо, указал пальцем в небо и произнёс несколько слов… Потом дал поцеловать висевший на груди крест. Воины отошли от него тяжёлой поступью людей, предвидящих скорую встречу с судьбой. Тот, что выглядел постарше, подошёл к борту, вынул меч из ножен и поднял его над головой. Это был ответ.
Ну что же – добро! Хельги вытащил секиру. На широком лезвии сразу появились первые капли – пока это были просто капли дождя.
Монахи спустились в трюм и там затихли. Вёсла драккара вспенили воду – боевой корабль разворачивался, вставая с чужим борт к борту.
Хельги стоял на носу, не прячась от лучников, без щита. Не впрок ему пошли все наставления брата! Другое дело, что лучники почему-то попасть в него не могли…
– Убрать вёсла! – прокричал Бьёрн. Довернул руль, и драккар ударил чужого тяжёлой дубовой скулой. Трущееся дерево пронзительно завизжало… Хельги вскочил на борт и первым бросился вперёд – прямо на вражеские мечи. Его топор взвился над головами, ища себе жертву.
Впились цепкие крючья, натянулись моржовые канаты, и викинги друг за другом посыпались на вражескую палубу… Дошла очередь до Бьёрна.
– Тор да поможет! – закричал он вместе со всеми и перескочил через борт. И скрестил меч с бородатым, плечистым противником.
Монахи в трюме запели опять, но нестройно. Великое мужество нужно для песен о небесном блаженстве, когда вокруг льётся кровь и мешковина ряс вот-вот уступит мечам. Голос не дрожал только у главного жреца:
– С нами Бог!
Хельги услышал это, понял и усмехнулся, подумав, что его боги охотнее помогали всё-таки тем, кто умел владеть оружием. Бой длился недолго: очень скоро драться стало попросту не с кем…
Хельги вытер топор и сказал:
– Они колебались перед боем, но, когда дошло до дела, не струсили.
Их предводитель лежал на палубе у его ног. Он ещё силился дотянуться до выбитого у него меча, но сломанная рука не повиновалась.
– Я смотрю, Белый Бог не очень-то склонен даровать победы, когда его люди не многи числом, – проговорил Хельги задумчиво. – А что у нас?
Погибшие постарались не даром продать свою жизнь. Потерь, правда, не было, но раненые нашлись.
– Пусть их перевяжут, – сказал Хельги. – И всех этих, которые ещё могут жить. Потом решим, что с ними делать. А теперь надо посмотреть, что нам досталось!
Монахов подняли из трюма, подгоняя пинками. Викинги заглянули в опустевший трюм: там почти ничего не было, кроме скудных пожитков братии да кучи какого-то тряпья.
– Небогата наша добыча, – разочарованно протянул Бьёрн. – Вот разве что продать их всех вместе с кораблём?
Хельги с любопытством разглядывал главного монаха – высокого, худого, того самого, что насоветовал воинам сражаться. Он один не был отмечен страхом – тёмные глаза яростно горели из-под низких бровей.
– Кровожадный языческий пёс! – немилосердно коверкая северную речь, обратился он к Хельги. – За то, что ты сделал, ты пойдёшь в огонь! В огонь!
– Это ты верно подметил, – сказал ему Хельги. – Когда я погибну, меня понесут на костёр. А все эти люди были бы живы, если бы ты не послал их на смерть, потому что они не могли нас победить. Кто ты и куда ехал?
Хельги был страшен в заляпанной кровью броне, в шлеме с коваными полукружьями для глаз и нащёчниками, застёгнутыми под подбородком… Но монах его не боялся.
– Я Ульфберт из Бремена, и я нёс в эти земли божественное слово. Ты глух к нему, язычник, ты не ведаешь, что творишь. Ты не желаешь раскаяться, и тебя ждёт ад!
Сын Ворона передёрнул плечами. Раскаиваться ему было не в чем.
– Ну вот что, – сказал он святому отцу. – Мало верится мне, чтобы вы путешествовали с одним мешком сушёной рыбы. И я не видел, чтобы вы кидали что-нибудь за борт! Не хочется мне что-то ломать ни тебя, ни корабль. Где ваше добро?
Ульфберт посмотрел на него так, как сам Хельги мог бы посмотреть и на Рунольва.
– Всё наше находится у тебя в руках!
Хельги снял с головы шлем и задумался о том, что следовало предпринять сначала: обшарить судно как следует или приставить монаху к горлу секиру. Нет, не этому, этот не заговорит. Какому-нибудь другому…
Однако тут из трюма донёсся хриплый, простуженный голос.
– Не верь ему, хёвдинг… он обманывает тебя.
Все обернулись на голос: в трюме стоял босой человек в лохмотьях, с толстой цепью на обеих ногах. Его правая рука была изувечена и, похоже, разгибалась с трудом.
– Не верь, – повторил он, увидев, что его заметили. Он не мог выбраться сам, и Хельги велел двоим воинам вытащить калеку из трюма. Громыхнув цепью, тот встал на мокрые доски. Он сказал Ульфберту:
– У тебя, надевшего женскую одежду, и язык стал как у женщины, изменяющей мужу. Вели раздеть их, хёвдинг, и ты найдёшь, что искал.
Ульфберт оскалил зубы, стремительно шагнул к нему, сжимая костлявые кулаки. Хельги толкнул его в грудь, отбросил на место. Он сказал:
– Совет неплохой. Надо попробовать…
Викинги, посмеиваясь, подступили к монахам. Живо полетела на палубу бесформенная мешковина: иные разделись сами, с другими справились силой. И у многих увидели раздутые нательные пояса, которые так удобно прятать под одеждой…
Человек с цепью на ногах молча смотрел на монахов. Он был болен, на обтянутых скулах горели красные пятна. Но стоял он прямо, сложив руки на груди. Капли дождя сбегали по кудрявым тёмным волосам, по лицу.
Хельги велел раздеть Ульфберта последним и так оставить – в наказание за обман. Но когда от него отошли, голый Ульфберт откинул голову с таким достоинством, что при всём желании посмеяться над ним не удалось…
Хельги с интересом разглядывал добычу. Его внимание сразу привлекли испещренные листы пергаментной кожи, ровно обрезанные и сшитые вместе.
– Что это такое? – спросил он, трогая носком сапога красиво и богато отделанный переплёт… Ульфберт отвернулся.
– Ты, язычник, недостоин прикасаться к ним!
Секира в руках Хельги указала на совсем молоденького монаха:
– Я спрашиваю, что это такое?
Юноша упал на колени:
– Доблестный воин… это священные книги… не вели трогать их…
Губы его прыгали.
– Книги! – сказал Хельги. Нагнулся, поднял и раскрыл посередине. По желтоватым страницам букашками ползли чёрные закорючки… От их вида рябило в глазах. Хельги держал книгу вверх ногами и листал её задом наперед. Он понял свою ошибку, когда ему попался рисунок. Картинка показалась ему занятной. Он бросил книгу монаху:
– А ну прочти, что здесь написано…
Мальчишка с готовностью принялся читать:
– …когда он шёл дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка…
– Хватит! – оборвал его Хельги. – Кто был этот сумасшедший старик, о котором здесь говорилось?
Монаха затрясло:
– Это Ветхий Завет… это был великий пророк… он…
Хельги выдернул у него книгу и бросил на палубу.
– Такие, как ты, вполне заслуживают подобного Бога. Бьёрн!
Бьёрн выступил вперёд. Юный монах заслонился руками, не замечая того взгляда, которым наградил его Ульфберт… Хельги приказал:
– Посмотри, Бьёрн, эти, как их… Оставь что получше, остальные обдери и выкинь в воду. Всё равно эти листы ни на что больше не пригодны…
Кормщик кивнул и опустился на корточки. Но как только полетела в воду первая растрёпанная книжица, Ульфберт, дотоле стоявший как изваяние, с невнятным криком бросился к Хельги и жилистыми руками вцепился ему в горло.
Сын Ворона во второй раз отшвырнул его прочь. Двое викингов сгребли монаха, заломили ему руки…
– Не надо, – сказал Хельги, и Ульфберта выпустили. Хельги подошёл к нему вплотную:
– Твоих людей я продам на первом же торгу…
Ульфберт был одного с ним роста – но смотрел поверх его головы.
– Господи, Ты послал мне это за мои грехи. Благодарю Тебя!
Хельги сказал:
– Бросьте его за борт…
Монах шагнул было сам, но воины со смехом подхватили его, раскачали – и сухопарое тело, взметая брызги, исчезло в холодной воде. Однако посмеяться не удалось и на сей раз. Вынырнув, Ульфберт стал ловить книги, пытаясь приподнять их над водой…
– Мужественный человек, – похвалил его Хельги. – Здесь есть лодки – спустите-ка ему одну…
Потом он пошёл туда, где молча, не отвечая на расспросы, стоял тот другой – в оковах…
– Большую удачу ты нам принёс! – сказал ему Виглафссон. – Чем тебя наградить?
Раб ответил:
– Ты можешь наградить меня, а можешь велеть бросить в море, потому что в работники я мало гожусь. Это дело твоё!
– Клянусь деревянной рыбой! – сказал Хельги. – По твоим речам в тебе не заподозришь трэля! И ты говоришь на нашем языке точно настоящий халейг. Как твоё имя?
Человека бил жестокий озноб. А на лбу, между прядями грязных волос, виднелось клеймо. Багровый крест, глубоко вдавленный в кожу…
Человек хрипло проговорил:
– Сперва сними с меня цепь!
Воины заворчали от такой наглости, но Хельги кивнул, и это было исполнено. Тогда раб сказал:
– Я ведь не всегда носил знаки, которые ты видишь на мне. Я был викингом и хёвдингом не хуже тебя самого! У меня был добрый корабль, и родился я, точно, в Халогаланде. Но удача меня оставила, и я потерял и корабль, и людей, и даже правую руку. И меня по-разному называли, но своего имени я ещё не позабыл. Мать звала меня Торгейром сыном Гудмунда херсира Счастливого. А ты кто?
Какое-то мгновение Хельги молчал. Потом не торопясь ответил:
– А я тот мальчишка, с которым ты дрался, когда наши с тобой отцы ездили в гости друг к другу. Или ты, Торгейр, уже не помнишь, как приезжал к нам в Сэхейм?..
– Раб и сын раба! Не тебе поднимать руку на сыновей викингов – твоё место в хлеву!
За спиной Видги, потрясенный внезапным несчастьем, стоял Скегги. А в лицо внуку Ворона, подбоченившись, улыбался вольноотпущенник из Торсхова – рослый парень по прозвищу Грис. Когда этот Грис пришёл с бывшего Рунольвова двора и сказал, что хочет пойти на кораблях, Халльгрим ещё посмотрел на его сильные руки и решил, что лишним он не окажется. Грис был старше Видги и выше ростом. И он был уверен, что Видга не отважится с ним сцепиться.
Да ещё из-за пустяка!
Грис вертел на пальце серебряную цепочку с подвеской в виде молота Тора. Единственное сокровище, которое Скегги унаследовал от отца. Грис подкараулил заморыша в дальнем конце островка и ограбил. Видга подоспел быстро, но вовремя вмешаться не успел.
Грис сказал ему:
– Ты-то не будешь мне указывать, где моё место. Вытри нос этому слабосилку и убирайся отсюда!
Его прозвище значило – Поросёнок. И настоящее имя Гриса знали немногие, ибо люди находили, что кличка была ему очень к лицу. Хотя более всего он походил на молодого голодного пса.
А с трёх сторон молчаливо стояли песчаные дюны. С четвёртой тихо плескалось вечернее море. Там тоже никого не было, только чайки, садившиеся на мокрые лысины валунов. Лагерь и корабли остались на другой стороне островка, и никто не услышит, даже если закричать.
Скегги молчал и только беспомощно трогал ссадину на щеке, полученную в неравной борьбе.
– Ты отдашь Скегги то, что ты у него отнял, – сказал Видга сквозь зубы. – И лучше тебе будет, если ты сделаешь это добром!
Грис засмеялся.
– А ты мне не указ. Твоя мать никогда не была выкуплена! И твой отец что-то не вводит тебя в род… если он тебе отец!
Не зря жил Грис в Рунольвовом дворе. Скегги тихо охнул. Халльгрим хёвдинг ещё перед отплытием поклялся повесить любого, кто нарушит мир во время похода.
Видга какое-то время стоял молча.
– За такое следует платить, Поросёнок, – очень спокойно сказал он наконец. – И не серебром. И не хочется мне, чтобы, когда мы расстанемся, кто-либо из нас счел, что я заплатил недостаточно.
Грис собрал цепочку в ладонь… кулаки у него всё-таки были здоровенные.
– Поди прочь, похожий на девчонку. Не то я рассержусь!
Видга шагнул к нему, поправляя на себе ремень.
– А я на тебя не сержусь, потому что викинги не сердятся на рабов. Они разбивают им головы.
Грису некогда было прятать отнятый оберег – он попросту размахнулся и с силой швырнул его в воду. Он достанет его, когда разделается с Видгой.
Скегги коротко вскрикнул и кинулся было к берегу, но сразу остановился. Он не мог бросить друга и вождя. Видга сказал ему, не оборачиваясь:
– Заметь, где упало. Я вытащу. Вот только прирежу эту свинью…
Грис был охотником и знал, для чего носят в ножнах ножи. Пускай сын хёвдинга пеняет на себя за то, что не ко времени сюда подошёл. Надо будет только поглубже зарыть его в песок. И сопляка рядом с ним – чтобы не болтал. Да и переплыть с этого острова на другой. А там датские земли, и пускай Халльгрим Виглафссон плывет на своих кораблях куда ему заблагорассудится!
Однако Видга успел-таки заслониться левой рукой. Лезвие ножа располосовало её от кисти до локтя, но груди не коснулось. Видга перехватил руку Гриса в запястье и вывернул – он был привычен грести по полдня, не замечая усталости… Они сцепились, покачиваясь, дрожа от напряжения. По руке Видги бежала кровь, но хватка не ослабевала. Тут-то Грис и припомнил, что Видга, как говорили, бывал в боях и за спинами не прятался. Зря он в своё время этому не поверил!
Грис выдохнул, сипя от натуги:
– Мальчишка… я оставлю тебе жизнь. Но отсеку тебе ухо, если ещё раз полезешь не в своё дело!
Видга понял, что вольноотпущенник струсил. И прохрипел в ответ:
– До моего уха ты, длиннопятый, сперва доберись…
Скегги метался вокруг и не знал, как поступить. Каковы были кулаки Гриса, он уже знал, но не это его останавливало. Видга, даже раненный, не потерпит, чтобы ему помогали в единоборстве.
Видга отчаянным усилием оторвал от земли одну ногу, поддел Гриса под колено и яростно дёрнул. И покатился с ним по песку – вниз по склону дюны, к воде. Скегги побежал следом. Песок был мокрым от дождя, и ноги не вязли. Видга и Грис рухнули в воду.
Скегги подбежал и увидел, что Грис был внизу. Внук Ворона сидел на нём верхом, прижимая коленями ко дну. Грис молотил ногами, но вывернуться не мог. Его голова была в воде, и Видга не спешил его выпускать.
– Не надо! – закричал Скегги. – Не надо!
Он схватил его здоровую руку, но пять пальцев Видги были много сильнее его десяти.
– Не надо! – завопил Скегги не своим голосом. Видга выпустил наконец Гриса и поднялся… но зашатался и упал бы, если бы не малыш.
– Отстань! – сказал сын хёвдинга и оттолкнул его. – Ещё ты будешь мне помогать!
По пальцам текла кровь, и Скегги заплакал. Теперь Видга из-за него останется калекой.
– Не квохчи, – оборвал его Видга. – Лучше перевяжи.
Скегги мигом стащил с себя рубашку и оторвал от неё оба рукава. Грис выполз из воды и растянулся рядом с ними на песке… Его корчило, он кашлял и никак не мог отдышаться. Ещё немного, и Видга утопил бы его. Видга сказал ему:
– Пошёл отсюда…
Потом они долго искали в воде сгинувший оберег. Оба нырнули по нескольку раз, но ничего не нашли. Тогда Видга выгнал Скегги из воды и стал искать один. А Скегги сидел на берегу и хлюпал носом, ненавидя себя за то, что не сумел отстоять собственного добра.
Однако в конце концов Видга нащупал цепочку босыми пальцами ног и вытащил. И как раз вовремя, потому что уже начинало смеркаться. Скегги натянул на него сапоги, подлез под его здоровую руку, и они побрели по песку. Видга не жаловался, но шёл всё медленней. Солнце садилось – а до кораблей всё ещё было неблизко…
Вот тогда Скегги и сжал свой оберег в кулаке. Этот оберег всегда приносил удачу: не зря же викинг по имени Орм оставил его своей любимице-рабыне. Оставил перед плаванием, из которого ему не суждено было вернуться…
– Помоги, Аса-Тор, – зашептал Скегги, гладя нагревшийся в ладони молоточек. – Помоги, ну что тебе стоит!
Сперва ничего не изменилось, но потом Бог-громовик услыхал. Над гребнем дюны мелькнул факел, потом ещё. Послышались голоса. И вскоре Видга и Скегги уже стояли перед Халльгримом Виглафссоном, рыскавшим по острову во главе десятка людей.
При виде отца Видга выпрямился, отстранив Скегги… Халльгрим с явным трудом удержался от хорошей затрещины:
– Где тебя носит?
Он ещё не разглядел впотьмах разорванной мокрой одежды сына и пятнистой повязки на его левой руке. Видга ответил бесстрашно:
– Ты не говорил мне, когда следует возвратиться, и я не маленький, чтобы бояться темноты. Ты решил, что меня украли датчане?
Подошли воины с факелами, и Видга предстал во всей красе перед вождём.
– Глядя на тебя, можно подумать, что это ты похищал датских девок, – проворчал Халльгрим. – Во всяком случае, времени зря ты не тратил. Что это с тобой приключилось?
– Я не скажу, – ответил Видга и пошатнулся.
Халльгрим шагнул к нему, взял за плечи и встряхнул.
– С кем это тебе показалось тесно на одном острове?
Видга повис на его руках и закрыл глаза:
– Я не скажу.
Халльгрим повернулся к Скегги:
– Я хочу знать, с кем он сцепился!
Скегги стало худо от страха. Как ответить вождю? Да ещё ответить отказом? Он сказал, задыхаясь от собственной дерзости:
– Видга не говорит, и мне ни к чему…
Он крепко зажмурился, ожидая, что Халльгрим вгонит его в землю кулаком. Но сын Ворона только хмыкнул в усы:
– Я надеюсь, вы, двое храбрецов, хоть победили того, с кем дрались?
