Текст книги "Двойники идут на дело"

Автор книги: Мария Жукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 5

Я в очередной раз исчезла в стенном шкафу. Костик с Анькой напряженно ждали звонка в дверь – и он прозвучал несколько минут спустя. Папашка тяжело дышал после подъема на пятый этаж.

– Ну почему тебе у нас не живется? – заворчал он с порога, даже не соизволив поздороваться. – Ходи тут к тебе по этой чертовой лестнице…

– А ты не ходи, – спокойно заметила Анька.

Папашка завелся с пол-оборота.

– Если не перестанешь орать, выгоню, – прозвучал спокойный Анькин голос.

На папашку ее аргумент никак не подействовал. но и Анька в долгу не осталась, заорав, что, если он не заткнется немедленно, она спустит его с этой чертовой лестницы, которая ему так не нравится. Обычно я не позволяла себе подобных высказываний в адрес родителей, так что папашка несколько опешил. Правда, заткнулся. Предполагаю, что рот у него был широко раскрыт от удивления – точно сказать не могу: из шкафа не было видно. Анька незамедлительно воспользовалась паузой и поинтересовалась, зачем родитель пожаловал.

Папашка ответил, что она могла бы с дороги его чаем напоить или лучше чем-нибудь холодненьким. Говорил он теперь ровным голосом. Интересно, его надолго хватит? И как у них вообще получится общение с Анькой?

Она проводила родителя на кухню (до этого они ругались в коридорчике). Я решила временно выбраться из шкафа и продвинуться в направлении кухни, чтобы слышать каждое слово, не напрягая слух. Если что – успею скрыться.

– Лера, ну подумай сама, ведь плохо же, что ребенок летом сидит в городе, – говорил папашка. Голос все еще был спокойным, интонация даже просительной.

– А мне тут нравится, – встрял ребенок.

Папашка заорал на Костика, что его мнения никто не спрашивал. Так, все-таки хватило ненадолго. Посмотрим, вернее, послушаем, что предпримет Анька. Поликарпова незамедлительно пустилась на защиту моего сына (на повышенных тонах), заметив, что не позволит папашке орать на ребенка, и снова пообещала спустить его с лестницы. Папашка завелся еще больше и заявил, что мне вообще нельзя оставлять ребенка, я недостойна называться матерью, меня нужно лишить родительских прав, я не умею воспитывать детей, все делаю неправильно, ну и так далее в таком же духе. Аньке было далеко до моего ангельского терпения в общении с родителями (тем более что это был не ее родитель). Судя по звукам, она взяла Александра Евгеньевича за грудки (а папашка мой – мужичонка мелкий и легкий), вытащила из-за стола, придвинула его лицо к своему и прошипела пару ласковых. Папашкин воспитательный зуд тут же прошел, и он начал оправдываться.

– Ты же понимаешь, Лера, что это мать меня послала. Сказала: без Костика не возвращайся. И с тобой велела провести воспитательную работу. Что я ей скажу?

– А то и скажешь: сына не отдала и не отдаст. Воспитательную работу провел, но безрезультатно. А ребенок с вами вообще жить не хочет. Правильно, ребенок?

– Да!!! – заорал Костик. – Не поеду на дачу. И даже в гости к вам не поеду.

– Слышал? – уточнила Анька.

Папашка сделал еще одну попытку воспитания, снова получил в ответ пару ласковых, даже не пару, а несколько побольше, после чего вроде бы успокоился, попил колы, потом чая с печеньем, рассказал про битву за урожай, а затем, наверное, уже твердо уверившись в мысли, что задание жены выполнить не сумеет, решил удовлетворить свое любопытство, а заодно и получить информацию, которой можно будет заткнуть мамашке рот.

– Лера, ты деньги-то на машину откуда взяла? У нас все садоводство только про тебя и говорит. Как ты тогда приехала… Лера, ведь сколько стоит-то такая машина, а? Хоть марки-то какой, а? Я ведь и рассмотреть ее как следует не успел. Мы с мужиками поспорили. Кто что говорит. Никто из наших прочитать не смог…

Не успел, хотелось мне поправить папашку. Конечно, все садоводство наблюдало за сценой общения родителей с непутевой дочерью. Думали: еще будет время машину со всех сторон разглядеть, пока она стоит у дома, ан нет – непутевая дочь не захотела воспитываться и быстренько отвалила. А чужие деньги посчитать – святое дело. И кости соседям перемыть тоже.

Анька не знала, на чем я езжу – мы как-то еще не успели дойти до вопроса транспортных средств. Но ей помог Костик. Может, она его ногой под столом пнула?

– Дедушка, – сказал ребенок, – любопытство не красит человека.

И откуда он только набрался таких фраз? Или это я так говорю, занимаясь его воспитанием? Надо будет к себе прислушаться.

Дедушка опять завелся с пол-оборота. Анька прослушала и про буржуев, и про капиталистов, и про трудовой народ, страдающий от ига зажравшихся «новых русских». Возможно, ей было просто интересно узнать, что думает о прослойке общества, к которой она сама принадлежит, рядовой российский (или совковый?) гражданин. Вот здесь бы я, в отличие от Аньки, уже давно взвилась к потолку и выгнала папашку – или спустила с лестницы, как ему обещала она. Анька же слушала очень внимательно, иногда задавая наводящие или уточняющие вопросы. Ни разу не сделала родителю замечания, не умерила его пыл, не шипела, не орала, не ругалась матом. Неужели мы с ней такие разные? Так по-разному реагируем?

Потом они с папашкой начали дискуссию на политические темы…

У меня возникло желание отправиться назад в шкаф или лучше на диван и немного поспать. Или поработать – зачем зря тратить время?

Анька, к моему удивлению, была неплохо подкована в политике, а также явно интересовалась международными отношениями и нашей родной историей. Папашка случайно не обнаружит подмену? Должен бы уже подумать, что это не его дочь с ним разговаривает. Или он так увлекся, что ему не до того, с кем он говорит, – был бы собеседник, точнее – собеседница.

Я отправилась в комнату, закрыла дверь и устроилась за своим рабочим столом. Должна Анька понимать, что я не буду столько времени сидеть в шкафу? Не пустит, я надеюсь, папашку сразу в комнату? Успеет предупредить. Или Костик сообразит.

Я спокойно работала какое-то время, даже не прислушиваясь к происходящему на кухне. Внезапно дверь в комнату с шумом распахнулась, влетела разъяренная Анька, подскочила ко мне, развернула вместе со стулом, схватила за тонкую футболку, подняла и притянула к своему горящему гневом лицу – в общем, повторила процедуру с папашкой. Я только не понимала, с чем связан приступ ее гнева, направленный теперь на меня?

Все быстро выяснилось.

– Откуда ты знаешь Темку? – прошипела она, метая очами молнии.

Я не врубилась сразу и попросила уточнить, о ком речь.

– Не притворяйся, сука, я из тебя все кишки вытяну!

Далее последовало детальное описание того, что еще со мной сделает гостья. Она, порядочная женщина, спрашивала у меня согласия на то, чтобы переспать с моим соседом, а я от Комиссарова машины в подарок принимаю? В доме у него ночую?

Ей Артем даже цветочка ни разу не подарил, а мне – машину? В мой адрес было выдано немало колоритных эпитетов. Артему, к моему удивлению, ничего не досталось.

Вскоре мне надоело все это слушать, а еще больше – то, что Анька продолжала мять мою футболку и шипеть в лицо. Мне было не совсем комфортно находиться в таком положении. Если уж проводить конструктивную дискуссию – так сидя на диване или в креслах, за рюмочкой коньяку. По крайней мере, цивилизованно, а не с разъяренной фурией в качестве оппонента. Папашка с Костиком были заперты – это я поняла по крикам, требованию выпустить и стукам в дверь. То есть ни на чью помощь мне рассчитывать не приходилось, да я и не уверена, справились бы мы даже втроем с одной разгневанной Анькой.

Я все еще держала в руках кисточку. Лак, которым я покрывала очередное деревянное яйцо, пока не успел высохнуть. Я подняла руку и мазнула Аньку по носу. Гостья взвыла, отпустила мою футболку, но тут же ринулась на меня как дикая кошка, выпустив когти (длинные ногти в данном случае). Мы сцепились. В ход также пошли зубы и нижние конечности. Мы старались оцарапать, укусить, лягнуть друг друга, вырвали каждая по клоку волос у соперницы. Драка сопровождалась высказыванием своего мнения о двойнике. Я вообще-то человек довольно спокойный, меня сложно вывести из себя, но уж если вывели… Терпеть не могу, когда меня несправедливо обвиняют. Нужен мне этот Артем.

Видела я его всего один раз. Соседи рекомендовали с ним не связываться и дали не самую лучшую характеристику. Бандит. Признаюсь, какое-то физическое влечение я к нему испытала, потому что у меня давно мужика не было, а тут на пути попался молодой и симпатичный, да еще машину презентовал за доставленные неудобства. Но ничего между нами не было, и я же могу его вообще больше никогда в жизни не увидеть. Страдать от этого не буду. Да и Костику Артем не понравился.

А откуда его знает Анька? Ах да, он же главный конкурент ее отца! И я уже что-то думала на эту тему… Она как раз собиралась объединить силы с Артемом – хотя бы временно, – чтобы расправиться с Инессой. Артем-то, наверное, знает расклад во вражеском лагере. А тут такая союзница из этого самого лагеря. Союз наверняка был скреплен – как только его могут скрепить мужчина и женщина.

А Анька ревнива. Это ж надо так завестись! Она что, влюблена в Артема? Имеет на него виды? Или это не ревность? Она же перед самым приходом папашки упомянула какого-то Сашу. Да и машин ей наверняка хватает. Я не сомневалась, что мой двойник ездит на чем-нибудь типа «Мерседеса-600» – или чего-то подобного. Не удивилась бы и «Феррари». Перетянутой резиночкой пачки стодолларовых, которая лежала у Аньки в сумке, вполне хватило бы на машину такого класса, как моя «Тойота». Но для Аньки был важен сам факт – Артем, с которым, как я теперь уже не сомневалась, Анька когда-то состояла в интимных отношениях, ей никогда ничего не дарил. А мне после первой же встречи сделал презент, причем очень крупный, даже по ее меркам. Ущемлено Анькино самолюбие, здорово ущемлено, а оно у нее явно больное. Мысль о том, что мужчина оценил какую-то женщину выше, чем Аньку, для нее ужасна. И вот результат: весь гнев этой фурии выплеснулся на меня.

Все эти мысли пролетали у меня в голове, пока мы возились в большой комнате. Я поняла, что драку нужно кончать – кому-то следует пойти на попятную – и спокойно обсудить ситуацию. Если такое, конечно, возможно. Моя злость прошла, снова на первые позиции вышел здравый смысл. Но в эти минуты у меня вновь возникли сомнения в Анькином психическом здоровье. Может, Инесса все-таки права? Человек-то Анька, в любом случае, невыдержанный. Я бы, например, эту драку никогда не начала. Вообще никакую не начала бы. Я предпочитаю решать все вопросы путем переговоров.

Но в драке участвую. Я же не могу не защищаться?!

– Хватит! – заорала я что есть мочи.

Снизу застучали по батарее. Анька от меня отвалилась. Мы вылупились друг на друга, тяжело дыша. Видок у моего двойника был, я вам скажу… Как я подозревала, сама выглядела не лучше. Мы с опаской приблизились к большому зеркалу, стоявшему в комнате Костика.

Мне захотелось грохнуться в обморок. А Анька… Анька дико расхохоталась и опять смеялась так заразительно, что я не смогла не подключиться к ней.

– Ой, мамочки! – хваталась она за живот. – Ой, не могу! Ну ты посмотри на этот фингал? И куда же я теперь с ним? Нет, а ноготочки-то у меня – класс! Как я тебя, а? Черт, два ногтя сломала! Но на тебя не жалко. Ха-ха-ха!

У меня на левой щеке остался след (вернее, следы) приложения Анькиной рученьки – четыре жирные царапины, из которых тоненькими струйками сочилась кровь. На полу в гостиной остались клочья волос – придется подравниваться, но Анька заметила, что это и к лучшему: сделаем волосы одинаковой длины. Она в очередной раз вспомнила, что до сих пор не купила краску: ей же следовало осветлиться. На наших телах также остались следы схватки.

– Жаль, что мы побиты по-разному, – внезапно сказала Анька.

Я уставилась на нее, а она продолжала размышлять вслух.

– Может, стоит тебе и меня расцарапать? А мне поставить тебе фингал? Чтобы все было одинаково?

– Ну уж нет! – возмутилась я. – И так достаточно. Я теперь не знаю, как на улице показаться с такой рожей!

Анька махнула рукой и заметила, что это как раз ее волнует меньше всего. Но по разным увечьям нас могут быстро распознать.

– Заживет, – заметила я.

– Сколько времени заживать-то будет?! – заорала Анька, изловчилась – и врезала мне под глаз.

Я дико заорала. Сама не предполагала, что способна на такую ярость. Но на этот раз мой пыл поумерила Анька, подставив щеку.

– Царапай, – сказала она.

– Дура!

– Не хочешь – не надо. Я сама. У тебя все равно ногти не такие.

Анька опять подтащила меня к зеркалу, велела стоять рядом и не двигаться, примерилась – и собственными ногтями рассекла себе щеку, сопровождая данное действие площадной бранью. Вышло почти идентично со мной.

Мы опять уставились в зеркало – и нас снова обуял приступ дикого хохота.

По фингалу под глазом, по четыре следа от ногтей…

– Что с телами будем делать? – спросила Анька, намереваясь раздеться.

– Хватит физиономий, – ответила я. – Мы же, как я понимаю, не собираемся спать с одними и теми же мужиками? – Я помолчала и добавила: – А ты что, правда с Артемом?

– Правда, – кивнула Анька. – Было дело. Спали. Но уже все. Вот ведь сволочь! Ты прости меня, Лерка, но когда твой ребенок сказал, что это дядя Артем тебе машину подарил… мне будто вожжа под хвост попала. Я и понеслась сюда отношения выяснять. А вот сейчас думаю: это ж может быть не тот Артем? Нет, конечно, тот. Второму-то откуда взяться? Имя довольно редкое. Ладно, рассказывай. С чего это он так расщедрился? Мне следовало вначале выслушать тебя. А я… Прости, Лерка. Больше не буду.

«Психованная», – подумала я, но отчиталась о знакомстве с Анькиным бывшим любимым.

Все это время мы сидели в креслах, потягивая коньяк, который я обычно держала в тумбочке вместе со стаканами. Как лекарство. Из кухни периодически доносились крики папашки, стучавшего в дверь. Анька заперла их с Костиком на швабру, которую вставила в ручку. Костик вел себя тихо. Интересно, он что-то рассказал дедушке? Думаю, нет.

Выслушав меня, Анька еще раз извинилась, а потом твердо заявила, что никогда бы не ожидала от Артема такой щедрости.

– Возможно, он решил меня как-то использовать, – заметила я.

– Возможно, – согласилась Анька. – Или позлить меня. Но мы это проверим. Я придумаю как.

О работе Анькиного воображения я уже знала не понаслышке. И какая роль в этой «проверке» отведется мне?

– У меня рожу щиплет, – заявила гостья. – А у тебя?

У меня тоже немного пощипывало, но кровь уже не текла. Больше всего болело бедро, которым я стукнулась о ручку дивана. Я приподняла юбку и увидела огромный синяк. У Аньки самый большой был на боку.

– Пойдем хоть перекисью царапины обработаем, – предложила я.

– А аптечка у тебя где? Не на кухне, случайно?

– В ванной, – ответила я.

Минут двадцать мы занимались приведением друг друга в относительно божеский вид, потом подравнивали волосы, затем Анька заявила, что отправляется в магазин за краской для волос, прихватила вырванный ею же у меня клок, взяла свою сумку и сказала, чтобы я выпустила папашку минут через десять после ее ухода.

– Пусть отправляется назад на свою дачу. Он нам здесь будет только мешать.

Я была полностью согласна с Анькой. Вот только как его выставить? У меня ведь нет Анькиных талантов.

Она ушла, я закрыла за нею дверь, убрала коньяк и стаканы в тумбочку и отправилась снимать швабру.

При виде меня родитель открыл рот, не выдал ни звука и снова закрыл. Костик тоже молчал, потом быстро побежал в большую комнату. По звуку я слышала, что он проверяет шкаф.

– Она ушла? – уточнил он у меня.

Я кивнула.

– Кто ушел? – тут же встрял родитель.

– Неважно, – устало ответила я. – И ты уезжай, папа.

Родитель наконец собрался с силами и завопил. Его крик был прерван звонком сотового телефона, валявшегося на тумбочке в прихожей, где мы и стояли в тот момент. Мы все втроем опешили. Я еще не привыкла к этой новомодной игрушке и не сразу поняла, что это меня. Отец вообще смотрел на трубку, как на девятое чудо света, если считать «Тойоту» восьмым. Первым очнулся Костик, взял трубку в руки и нажал на верхнюю слева кнопочку – как нас учила тетя Аня.

Это как раз была она – Анька не запомнила мой городской номер, он вообще сложный, не то что сотовый.

– У парадной – автобус с лицами в камуфляже. ОМОН или не ОМОН, понять не могу. Кого тут у вас могут брать?

– Не знаю, – сказала я в полной уверенности, что меня появление этих молодцев волновать не должно никоим образом. Это, наверное, к черным (в смысле лицам кавказской национальности) со второго этажа. Они там купили две соседние квартиры – по стоякам Артура и Лехи, вселились всем аулом, по утрам отбывают куда-то (на рынки, как я предполагаю) тоже на автобусе. Но с соседями очень вежливы, особо не шумят, стараются не привлекать к себе внимания. Зачем следить там, где живут?

Я уточнила у Аньки, когда она намерена возвращаться.

– Скоро, – ответила Поликарпова и отключила связь.

– Откуда у тебя деньги на такой телефон?! – заорал папашка. – Ты знаешь, сколько он стоит?!

Он не успел в очередной раз поразглагольствовать о буржуях и капиталистах, обдирающих трудовой народ. К нам стали ломиться в дверь.

– Кто это? – шепотом спросил папашка, с ужасом глядя на меня. – Бандиты? Воры? Звони в милицию!

– Возможно, это и есть милиция, – ответила я, пытаясь соображать побыстрее.

Какого черта? Кто мог сюда прислать молодцев в камуфляже? ОМОНу у меня явно делать нечего. Процентов девяносто, что не они. Из тех лиц, с которыми мне пришлось столкнуться в последнее время, с властями вроде дружить не должен никто. А вообще-то… Вполне могут дружить. Власти работают на них. За твердую валюту, а не постыдную зарплату от государства. А могут быть и переодетые бандиты. Нет, в любом случае это – бандиты. Главное – кто их послал? И что им от меня надо?!

Я быстро сунула сотовый телефон Костику в шорты, он тут же прикрыл его сверху футболкой. Папашка бормотал себе под нос что-то несвязное.

– Телефон тети Ани помнишь? – шепнула я сыну.

Он кивнул.

В этот момент дверь с грохотом рухнула в мою небольшую прихожую, в квартиру ввалились громилы в камуфляже и черных шапочках с прорезями, вооруженные до зубов. С их губ уже был готов сорваться воинственный клич, но тут они увидели нас троих – папашку в старых джинсах и застиранной футболке, меня с фингалом и царапинами на лице и прижимавшегося ко мне испуганного ребенка.

Молодцы застыли на местах, переглянулись. С лестницы на них напирали другие. Те тоже постарались протиснуться в мою прихожую, и вскоре их собралось здесь человек десять. До сих пор не понимаю, как все уместились. Они молча разглядывали нас. Мы – их.

Первым пришел в себя мой родитель – и потребовал у них документы. Документов, как и я предполагала, у молодцев не было. Или они не желали их предъявлять. Я специально посмотрела на их форму – и не заметила никаких нашивок.

Родитель уже завелся не на шутку и заявил, что сейчас же позвонит в милицию, КГБ, губернатору, какому-то там депутату, за которого он голосовал, Зюганову и еще нескольким лицам, о которых я слышала впервые. Молодцы проснулись.

– Э, папаша! Потише! – выдал один.

Но мой родитель уже разглагольствовал о совершенно неприемлемом выполнении милицией своих функций, коррумпированных правоохранительных органах, бандитах, купленных прокурорах, судьях и о ком-то там еще. Цитаты из прессы и телерепортажей со ссылками на первоисточник сыпались одна за другой. «Отцу бы на митингах выступать», – подумала я. Молодцы в большом удивлении слушали говорливого пенсионера, только изредка стараясь умерить его пыл. Но отец говорил с душой… Пропал, пропал в нем политический агитатор…

– Что здесь происходит?! – внезапно раздался уверенный командирский голос с лестницы, сквозь ряды молодцев в камуфляже протиснулся мужчина в летнем костюме, без маски и уставился на нас троих. Отец секунд на тридцать замолк, а затем завелся по новой.

Мужчина в костюме послушал пару минут, потом рявкнул командирским голосом:

– Молчать!

Папашка внезапно заткнулся, уставился на мужчину, словно впервые его заметил, потом обвел глазами молодцев – и стал оседать по стеночке. Я с трудом успела его подхватить, но удержать родителя было сложно, и я взвизгнула:

– Да помогите же хоть кто-нибудь!

Два ближайших молодца бросились ко мне, подхватили папашку, отнесли на диван в большой комнате и уложили.

Мужчина в костюме тем временем отдавал распоряжения. Я не слушала, пытаясь привести папашку в чувство, но он плохо реагировал даже на нашатырь, что-то бормоча себе под нос на этот раз про светлое будущее и победу коммунистических идей. Молодцы стояли рядом, как два истукана. Шапочки-маски, правда, сняли и время от времени утирали ими струившийся пот – форма-то у них явно не по летней жаркой погоде. Костик забился в кресло. Затем я услышала топот ног, спускающихся по лестнице, – остальные непрошеные гости отбывали.

В комнату вошел мужчина в костюме, обвел глазами предметы мебели, задержавшись на моем рабочем столе, и остановил взгляд на мне самой.

– Вы бы хоть представились, – устало сказала я, хотя мне в эту минуту было уже все равно, кто он. Мне так все надоело. Драка с Анькой, пререкания с отцом, эти молодцы… А если прибавить сюда еще события последних дней, начиная с возвращения из Новгородской области… Как мне все это осточертело!

– Хвостов Петр Николаевич, заместитель директора охранного агентства «Сатурн».

Я уставилась на господина Хвостова большими круглыми глазами, а потом поинтересовалась, что же Петру Николаевичу понадобилось у меня в квартире.

Незваный гость устроился во втором кресле напротив Костика, с большим удивлением рассматривавшего ввалившуюся компанию. Молодцы отошли к стене и подперли ее могучими плечами.

– Возможно, произошла ошибка, – заявил Хвостов совершенно спокойным тоном. – Я должен разобраться.

– А если я сейчас милицию вызову? – устало спросила я, нюхая нашатырь – мне он в эти минуты требовался не меньше, чем отцу.

– Не надо милиции… простите, как вас по имени-отчеству?

– Валерия Александровна, – представилась я.

– Давайте сами разберемся, Валерия Александровна, – продолжал Петр Николаевич. – Я уверен, что мы сможем договориться. Нас дезинформировали. Я теперь в этом почти уверен. Но должен убедиться окончательно. Мне еще отчитываться перед своим начальством. Так что давайте поможем друг другу.

В эту минуту Костик встал и направился к выходу из комнаты.

– Куда пошел ваш ребенок? – тут же резко спросил Хвостов.

– Ребенок находится у себя дома! – завопила я. – В отличие от вас.

– Мама, дверь открыта, – подал голос Костик. – То есть она на полу лежит. Мама, как мы так жить будем?

Ребенок посмотрел на меня, потом на Хвостова, потом на двух истуканов.

– Костя, сходи попей водички, – сказала я сыну. – Или колы. И закрой за собой дверь на кухню.

Сообразит или нет позвонить Аньке, чтобы не приперлась не вовремя? Зачем Хвостову видеть мою копию? Он, кстати, случайно не по ее душу?

– Хорошо, мама, – сказал Костик. – Я все понял.

С этими словами сын удалился. Но понял ли он? Вообще-то ребенок у меня сообразительный. Папашка постанывал на диване, но глаз не открывал. Я сидела рядом с ним.

– Что будем делать с дверью? – посмотрела я на Петра Николаевича. – Вы, я надеюсь…

– Починим, – перебил он меня, достал из кармана трубку, набрал какой-то номер, распорядился, выслушал, что ему там ответили, и посмотрел на меня: – Дверь будет через три часа. Бронированная. Как же вы с такой хлипкой-то жили, Валерия Александровна?

– Да как-то до вас никто не вламывался, – заметила я.

– Нет худа без добра, – продолжал спокойным голосом Петр Николаевич. – Поставим вам дверку хорошую, дополнительный замочек. Конечно, за счет фирмы.

Да что это в последнее время все такими добрыми стали? Мне было трудно поверить во всеобщую бескорыстность. Или это все за моральный ущерб со мною расплачиваются? Откуда взялся этот Хвостов со своим «Сатурном»? К кому его сюда принесло? Или все-таки ко мне?

Хвостов тем временем поинтересовался, кто меня так разукрасил. Его молодцы также с большим интересом изучали мой фингал и царапины.

– Это к делу не относится, – заметила я.

Но Петр Николаевич был очень настойчив.

– Соперница, – ответила я, чтобы отвязался.

Куда там! Хвостову тут же потребовалось узнать, из-за кого именно мы сражались.

– Какое ваше дело?! – завелась я.

Но Петр Николаевич был совершенно непрошибаем, сказал, что не уйдет, пока не получит нужную ему информацию – в любом случае он должен проверить, чтобы мне поставили надежную дверь, ждать, как он сказал, часа три, так что у нас есть время побеседовать.

У меня возникло желание взять какое-нибудь из деревянных изделий, стоявших у меня на рабочем столе, и запустить им в голову Петра Николаевича – хоть это должно его прошибить, если слов не понимает? Я с большим трудом сдержала свой благородный порыв. Может, наплести ему чего-нибудь, чтобы только отвалил побыстрее? Ведь если Костик не позвонил Аньке, то она вполне может вернуться в самом скором времени, решив, что ОМОН пожаловал не ко мне.

– Из-за мужчины, – процедила я.

– Ну я понимаю, что не из-за женщины, – откликнулся Хвостов. – Фамилию назовите, пожалуйста.

– Я не знаю его фамилию.

Не называть же Комиссарова? Личность он, как я поняла, в городе известная, Хвостов может быть знаком с ним, мог про него слышать, а то и работать на Артема. Еще не хватало, чтобы до Комиссарова дошло, что мы с Анькой из-за него сцепились…

– А имя? – не отставал Петр Николаевич. – И опишите его, пожалуйста, внешне.

Я молчала. На мое счастье, очнулся папашка, сел на диване, обвел затуманенным взором непрошеных гостей и обратился к Хвостову:

– Вы из милиции?

Петр Николаевич кивнул.

– Врет, – сказала я.

– Валерия Александровна…

– Из охранного агентства «Сатурн», – сказала я папашке, надеясь пробудить в нем былой энтузиазм. Мои попытки увенчались успехом. Папашка завопил, что ему известно, что и кто стоит за охранными агентствами, и он идет немедленно вызывать милицию, КГБ, губернатора – и далее по любимому списку родителя.

Я успела заметить, как Петр Николаевич кивнул своим молодцам – и они прервали благородный папашкин порыв. Один из бугаев извлек из кармана маленький шприц – или он только казался маленьким в его лапище? – и сделал родителю укол. Папашка обмяк, и его снова водрузили на диван.

Я не знала, что делать – вопить или, наоборот, сидеть тихо и молиться о скорейшем Анькином возвращении? И что делает на кухне Костик? Он сообразил закрыть туда дверь и включить воду, так что мне не было слышно, дозвонился он или нет.

Петр Николаевич тем временем пел соловьем – говорил долго, но совершенно ни о чем, по крайней мере, я никакого смысла, кроме того, что мне следует рассказать Хвостову о себе все, не уловила. Петру Николаевичу даже удалось вплести в свою речь цитаты из русских и советских поэтов (не совсем точные, если мне не изменила память, но узнаваемые), он немного пофилософствовал, пошутил. «Их бы на пару с папашкой на какой-нибудь митинг, – подумала я. – И Аньку бы к ним для разбавления мужской компании приятным женским лицом, она-то ведь тоже мастерица воду лить. С такими ораторскими способностями, как у Хвостова, было бы неплохо баллотироваться куда-нибудь во власть. У нас в декабре как раз выборы в Законодательное собрание намечаются. Петру Николаевичу определенно стоит выдвинуть свою кандидатуру…»

– Что вы от меня хотите? – прервала я этот затянувшийся монолог.

– Имя и описание внешности вашего мужчины, – ни секунды не колеблясь, произнес Петр Николаевич, вроде бы тут же забыв, о чем только что говорил.

Последнюю фразу услышал Костик, снова появившийся в комнате.

– Мама развелась с папой и с дядей Лешей тоже. А никакого дяди Саши не было, – заявил сын.

Хвостов вылупился на ребенка, потом посмотрел на меня, снова на ребенка и попросил Костика повторить сказанное. Сын в точности выполнил просьбу.

– При чем здесь дядя Саша? – вопросил Петр Николаевич.

– Про него моряк с бандерлогом спрашивали, – ответил Костик с таким видом, словно ожидал от Хвостова полного понимания, и обратился ко мне: – Мама, я хочу бутерброд.

Петр Николаевич приказал своим молодцам сделать ребенку бутерброд, Костик завопил, что он ест только то, что готовлю я, потому что только я знаю, что и как он любит, топнул ножкой, пустил слезу – в общем, устроил мини-спектакль. Молодцы не знали, что делать, и поглядывали на шефа, не отлепляясь от стеночки. Петр Николаевич тоже несколько растерялся, потом принял решение:

– Пойдем на кухню.

Мы переместились на кухню, оставив папашку с одним молодцем в комнате. Петр Николаевич изъявил желание испить кофе. Я подумала, потом решила удовлетворить просьбу. Но выпить кофе мы не успели – привезли дверь. Честно говоря, не ожидала, что это случится так быстро. Петр Николаевич отдал несколько распоряжений и снова вернулся на кухню. Теперь наша беседа продолжалась под шум монтажных работ.

– Валерия Александровна, – опять обратился ко мне Хвостов, – пожалуйста, ответьте мне, и я уйду. Вы видите, что я настроен на конструктивное сотрудничество. Мои люди устанавливают вам новую дверь. Давайте поможем друг другу-

– Что вы, вернее, ваши люди, вкололи моему отцу? – спросила я.

Хвостов заявил, что это снотворное, отец поспит немного и встанет. Нельзя пожилым людям так волноваться.

– А вы на его месте что бы сделали?!

Хвостов заметил, что он не на месте моего родителя. Я молчала. Тогда Петр Николаевич обратился к Костику и с сальной улыбкой попросил объяснить, кто такой дядя Саша.

– Не знаю никакого дяди Саши, – пробурчал ребенок с полным ртом.

– Но ты же говорил…

Мой ребенок в состоянии запутать кого угодно. А если еще специально приложит для этого усилия… На Петра Николаевича был вылит такой поток информации, что ни один самый хитрый компьютер не смог бы вычленить из нее разумное зерно. Вначале, как я видела по напряженному лицу гостя, его мозг старался перерабатывать получаемые сведения или по крайней мере раскладывать поступающую информацию по нужным полочкам, но с каждой минутой это становилось все труднее и труднее даже Хвостову, который, как я успела убедиться, сам любил поразглагольствовать. И о чем только не говорил мой ребенок, причем перескакивая с одного на другое… Даже я, примерно понимавшая, о чем речь, и знавшая участников событий, то и дело теряла нить повествования, куда уж постороннему. Наконец Костик устал и замолчал.

Петр Николаевич тоже сидел пару минут, не произнося ни слова, потом обратился ко мне с просьбой перевести речь сына на нормальный русский язык. Я посмотрела на Хвостова, как на идиота, и заявила, что ему же все и так рассказали по-русски. Про папу Костика, с которым мы развелись, про дядю Лешу, с которым мы разошлись, и про дядю Сашу, которого не было. Что еще Петру Николаевичу от меня нужно?