Текст книги "Совсем другая сторона"

Автор книги: Мария Галина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Они так и стояли у стены – все трое. Хаарт метнул в меня негодующий взгляд.

– Идиотка, – сказал он сквозь зубы на местном наречии.

Я пробормотала:

– Но, Хаарт, откуда же я знала… что мне нужно было запереться и оставить вас тут?

– Что вы там лопочете? – Прикрикнул тот, что сидел у стола. – Положи рюкзак на стол, ты…

Я положила рюкзак и попятилась к стене. Мне было стыдно и страшно. Хаарт хотел, чтобы я закрылась в погребе. Видимо, это единственное, что можно было сделать – они не пытались защищаться.

Хаарт хотел, чтобы я оказалась в относительной безопасности, потому что больше сделать ничего не мог. На того, другого, на ночного гостя, я и не рассчитывала – у него был покорный безнадежный взгляд и я видела, как он вяло привалился к стене – точно из него вынули все кости.

Тот, второй, прекратил, наконец, копаться на полках, и тоже сел к столу. Ел он жадно, запивая еду вином, которое я принесла из погреба. Оголодали они, видимо, порядочно. Не знаю, что им удавалось раздобыть в местных лесах, что они там делали, на кого охотились…

Его напарник по-прежнему сидел, развалившись на стуле, и лениво поводил стволом автомата вправо-влево. Видимо, они все-таки, побаивались, оттого и решили есть по очереди. Но сидеть просто так ему было нудно и он спросил меня:

– Ты давно тут?

– Нет, – сказала я.

– А что ты тут делаешь?

– Ничего…

Он поудобнее вытянул ноги в сбитых, заляпанных грязью сапогах и сказал:

– А ты хорошо устроилась. Сидишь тут в тепле. Везет вам, бабам. Вечно они как-то устраиваются. Проклятый лес… И хоть бы был нормальный лес, а то, дерьмо какое-то, чертовщина. Да еще эти выродки в нем живут.

Уж не знаю, кого он имел в виду – сульпов или леммов.

– Да они безобидные, – сказала я.

Он хихикнул и похлопал ладонью по стволу автомата.

– Вот этого у них нет, верно? Так что же их бояться?

Лицо у него неуловимо изменилось, он застыл, уставясь прямо перед собой, потом тряхнул головой, словно отгоняя что-то.

– Что же их бояться, – пробормотал он. – Что же их бояться…

О Господи Боже, да они же здорово не в себе. Мне-то на секунду показалось, что, раз с ними можно разговаривать, их удастся уговорить как-то, успокоить, все уладить. Без толку. Они были так напуганы и издерганы, что едва владели собой, они заселили все окружающее их пространство чудовищами, у них было только оружие и страх, и залитый дождем чужой враждебный мир за окнами…

Напарник его, наконец, кончил есть, и они поменялись местами.

Теперь автомат был у того, второго; он так и не произнес ни слова и мне здорово не нравился его взгляд. свихнулись они все там, что ли?

– Как это место называется? – спросил тот, что со мной разговаривал.

– Не знаю, – сказала я, – Никак, наверное.

Я и вправду не знала, просто не задумывалась над этим. У меня было такое ощущение, что тут вообще мало имен собственных – а всяких топографических названий так и просто нет. Не знаю, как они обходились, местные, но они вообще много без чего обходились.

– Что ты врешь, – сказал он. – Так не бывает.

Я пожала плечами.

– Сколько живу, про такое не слышал. Откуда все это взялось?

– Не знаю… – сказала я, – Всегда было, наверное. Просто… никто не знал.

Тот, второй, отодвинулся от стола и передал напарнику автомат.

Я уже поняла, что сейчас будет, я видела, как он смотрел на эту женщину. Ее беспомощность, ее страх возбуждали его все больше. Он подошел, схватил ее за плечо и отшвырнул от стены – так, что она оказалась на середине комнаты. Она упала на колени, да так и стояла, не сводя с него темных испуганных глаз. Он, усмехаясь, подтолкнул ее к лестнице, ведущей наверх. Она поднялась и пошла покорно, не оборачиваясь, а он двинулся за ней. Я ждала борьбы, слез, крика… Но все было тихо. Внизу, в гостиной, они по-прежнему стояли у стены. Никто из них не пошевелился.

Оставшийся в комнате мародер смотрел на меня – на лице его блуждала рассеянная, почти мягкая улыбка. Я тоже боялась пошевелиться. Я не могла встретиться взглядом с Хаартом – мне было стыдно – за него, за себя, за то, что сейчас будет.

– Налей-ка мне еще вина, – сказал он.

Я медленно пошла к столу. И услышала, как Хаарт тихо сказал на местном наречии:

– Урони кувшин.

Глядел он при этом не на меня, в сторону.

Я почти решила, что это мне послышалось. Уронить кувшин, зачем? Он стоял на дальнем конце стола…ладно…хуже не будет.

Я обошла стол, подхватила кувшин и сделала два шага. Этот смотрел на меня вполглаза, потому что меня и стоявших у стены мужчин разделял стол. Я поскользнулась ни с того, ни с сего, кувшин выпал у меня из рук и ударился о каменный пол. Я, как завороженная, смотрела, как он с грохотом разлетается на мелкие осколки. Вино растеклось по полу, оно казалось почти прозрачным.

Одновременно с этим грохотом раздался негромкий сухой треск. Я боялась поднять глаза, но все же, словно вторым зрением увидела, как сидевший за столом человек начал медленно клониться на бок. Он обернулся на этот звук бьющейся посуды – да так и падал, лицом ко мне, глаза у него были пустые, а изо рта стекала струйка крови.

Хаарта в комнате уже не было. Он взбежал наверх, по лестнице – я даже не успела заметить, когда…

Автомат соскользнул у него с колен и он упал на свое оружие, накрыв его всем телом, точно пытаясь защитить что-то очень ценное. Пальцы разжались, проскребли по каменным плитам, снова сжались. Теперь я слышала наверху какие-то удары, грохот, но не могла двинуться с места. Тупо приоткрыв рот, я смотрела, как по полу растекается вторая лужа – эта была гораздо темнее, чем винная.

Я услышала шаги на верхней площадке лестницы и вздрогнула, но это был Хаарт. Теперь я видела, что в левой руке он держит пистолет – где он только его прятал? Правую ладонь он прижимал к щеке – у него была рассечена скула.

– Поднимись наверх, – сказал он. – Помоги мне.

Я полезла наверх, цепляясь за перила – мне все время казалось, что я вот-вот упаду. Тот, второй лежал у двери спальни – выстрелы пришлись с близкого расстояния, несколько выстрелов. Странно, там, на той стороне, мне не разу не приходилось видеть стреляных ран вблизи – и это при том, что на улицах стреляли постоянно. Женщина сидела на постели. Она не плакала, но ее трясло так, что я услышала, как у нее стучат зубы. Руки у нее были судорожно сцеплены на коленях и она неотрывно смотрела на мертвеца.

– Нужно стащить его вниз, – сказал Хаарт. – Если ты возьмешь его за ноги…

Я покорно нагнулась, но, когда я прикоснулась к теплому телу, меня тоже затрясло. Я с трудом подавила тошноту.

– Чего ты ждешь? – сказал Хаарт. – Давай.

Он подхватил мертвое тело подмышки – кровь была везде – на груди, на животе. Я отвела взгляд. Мы стащили тело вниз, проволокли через всю нижнюю комнату и вынесли на улицу. Хаарт велел положить его под навесом.

– Похороним их, когда дождь закончится, – сказал он, – еще не хватало мокнуть из-за этой падали.

И мы пошли в гостиную по второму заходу.

Я не понимала, почему я должна таскать эти трупы – я имею в виду, что этот наш гость мог бы и сам этим заняться, помочь хоть в этом, но, когда мы вошли в комнату и я увидела его, то поняла – почему. Он так и не отошел от стены – сполз по ней и теперь сидел, привалившись к стене спиной, глядя в одну точку. Лицо у него ничего не выражало. Свихнулся он от страха, что ли?

Я налила в ведро теплой воды и начала подтирать все эти лужи.

Хаарт устало сидел у стола.

– У тебя что, соображения не хватило, чтобы закрыться в погребе? – сказал он наконец. – Там же есть внутренний засов, на двери.

– Да видела я этот засов. Но, ты понимаешь… откуда я знала, что так будет лучше?

– Если бы ты заперлась, у меня были бы развязаны руки, – сказал он. – А так, пришлось столько ждать, пока удобный момент подвернется. И считай, все еще хорошо обошлось.

– Они не в себе были, – сказала я. – Правда, они почти всегда такие. Но здесь они еще хуже… Они всего боятся.

Я чувствовала какую-то странную тоску…словно извинялась за то, что произошло. Словно в этом была и моя вина.

Сидящий у стены, наконец, поднялся и побрел наверх. Я смотрела, как он, цепляясь за перила и еле передвигая ноги, поднимается по лестнице.

– Почему он не пытался ничего сделать, Хаарт? – спросила я, когда он скрылся за дверью. – Ведь он даже не пытался.

– Я же говорил тебе, – устало сказал Хаарт, – здешние люди, в основном, беспомощны. Они просто не способны защищаться. Не могут.

– Но ты же смог?

И пожалела, что сказала. Не нужно было этого говорить.

Он горько ответил:

– А что мне еще было делать?

Ему и правда дорого обошлась вся эта история – и несколько дней он со мной почти не разговаривал. Хаарт починил ворота – они выломали засов, когда пытались проникнуть в дом; и мы закопали мертвецов, оттащив их подальше от дома, далеко за ограду. Несколько дней я еще могла потом различать это место – но оно на глазах зарастало травой, а вскоре уже ничего не было видно.

Должно быть, все и пошло неладно, с этой истории. До того, как все это произошло, у меня не было времени на какие-то размышления, я была слишком занята тем, что пыталась как-то сжиться с этим миром, сложить в цельную картину разрозненные обрывки впечатлений, но что-то не совпадало, концы с концами не сходились и в результате, ко мне вернулись все старые страхи и сомнения – привычные, как эмбриональная поза, которая возвращается к человеку в тоске и безысходности.

После грозы погода изменилась. Здесь и до этого всегда было сыро, а теперь и того хуже – все время моросил мелкий дождь, по ночам он тихо скребся по крыше, словно просился в дом. И, за многие ночи, это был единственный звук, который доносился извне. Облака проплывали над домом – тяжелые, низкие. Я впервые поняла, что это такое – долгие вечера без книг, без телевизора, без телефона… Не то, чтобы я маялась бездельем – все время находилась какая-то мелкая работа, но мысли занять было нечем и самые разные вещи приходили в голову. После той истории я уже не чувствовала себя в безопасности, но поделиться своими страхами с Хаартом я не могла. Его вообще было трудно разговорить, а теперь он и вовсе предпочитал отмалчиваться. И никогда ни о чем не спрашивал. Словно ему было просто не интересно все это – как я жила, чем занималась до того, как влезла в эту дыру. Это было здорово обидно, но и обиду я сносила молча – не то, чтобы я его боялась… сама не знаю, чего я боялась. Может быть, прояви он хоть какой-то интерес, какое-то участие, мне было бы легче. А когда держишь все свои страхи при себе, они становятся только еще хуже, еще непрогляднее. Я боялась даже не того, что на нас опять могут напасть люди с той стороны – я так давно сжилась с постоянным чувством опасности, что даже не замечала его. Но от этого постоянного, тоскливого молчания мне впервые пришло в голову, что, может, Хаарт не так уж хорошо ко мне относится, как мне хотелось бы думать. Может, он привел меня сюда просто потому, что ему так удобнее, а в общем-то, я для него мало что значу. И именно об этом я не могла его спросить – я почти была уверена, что знаю, как он ответит.

Утром он сказал, что уезжает.

И тут мне стало по-настоящему страшно.

Я уже оставалась одна, но тогда никто ничего не слышал о бандах с той стороны и я считала, что нахожусь в относительной безопасности. В пустом доме, где по ночам ни с того ни с сего скрипят ступеньки, словно кто-то тяжело поднимается к тебе по лестнице – в пустом доме всегда страшно, но любые вымышленные страхи – ничто перед реальной опасностью. Я даже ничего не сказала, но, видимо, страх был у меня в лице, в глазах, потому что Хаарт стал уверять меня, что беспокоиться не о чем. Он связался по радио – не знаю, с кем он там связался, – и никого в окрестностях точно нет.

– Я укрепил ворота, – сказал он. – А это были случайные гости. Не думаю, что сюда еще кто-нибудь дойдет. Тем более, что вот-вот начнется Кочевье.

– Может… я поеду с тобой?

На самом деле, ехать мне не хотелось. Мне хотелось, чтобы он остался дома. И чтобы прекратилось это затянувшееся молчание.

– Да никуда ты не поедешь, – сказал он. – Они засели в лесах, если еще живы. А тут все-таки безопаснее, мне кажется.

Лично я была совершенно не уверена, что бомба дважды в одну воронку не падает. Не верю я в эту проклятую статистику.

Поэтому я сухо ответила:

– Это твое дело.

Он довольно терпеливо сказал:

– Кочевье будет идти мимо нас по равнине месяца два, а может, и три. За это время сульпы сдвинутся с места. Где мне их потом искать? А на ту сторону ходить я больше не могу. Проход закрыт, ты же сама слышала. И неизвестно, откроется ли он хоть когда-нибудь.

– А если вообще не ездить?

– А на что мы будем жить потом, когда Кочевье пройдет?

Я молча отвернулась.

– Послушай, – сказал он, – ты когда-нибудь перестанешь бояться? Ты же все время держишься так, будто вот-вот стрясется что-то ужасное.

– А разве это не так, Хаарт?

– Ты еще накличешь беду, – сказал он угрюмо.

Пререкаться с ним мне не хотелось.

Не могла я прижиться в этом мире – слишком плохо я его знала для этого; и оттого чувствовала себя беспомощной. А выходцев из того, своего мира я боялась как раз потому, что очень хорошо знала, на что они способны. Но я слишком зависела от Хаарта, чтобы возражать ему – больше у меня ничего тут не было, здесь, на этой стороне. Да и не знаю, до каких пределов стал бы он терпеть мои возражения.

Он уже давно научил меня стрелять – тут не было ничего мудреного, а я в свое время не так уж плохо выбивала в тире из винтовки.

У меня хороший глазомер и я легко справлялась с неподвижной мишенью. А вот реакция меня всегда подводила – и мне совсем не хотелось проверять свои способности на практике.

Он показал мне, где стоит радиопередатчик и научил, как им пользоваться. Я могла бы работать на нем – вот только, зачем? Я уже поняла, что на Хаарта я еще могу полагаться – но никто больше пальцем не пошевелит, чтобы вступиться за меня в случае какой-нибудь беды; как не вступился за свою женщину тот ночной гость – на что мне-то рассчитывать? Всего этого Хаарту я, конечно, не сказала.

Возможно, спокойнее будет, когда мимо дома пойдет Кочевье и какое-то время никто не сможет показаться на равнине. А за это время что-нибудь изменится, всегда что-нибудь меняется, даже здесь, в этом мире. Я спросила Хаарта, сколько проходит времени от одного кочевья до другого – больше года, сказал он. Потом они идут назад. А потом, еще через год, начинается новое Кочевье.

– Они возвращаются тем же путем?

– Да, – сказал он, – но их гораздо меньше. Может, они уходят дальше, какая-то часть их, и больше не возвращаются, не знаю.

Я так и не поняла, как здесь меняются времена года. похоже, резких перемен климата тут не было – после влажного сезона наступал еще более влажный – вот и все. Даже пронесшийся по равнине ураган не оставил никаких последствий. Может, какая-то циклическая смена времен года и происходит там, на дальних топях, откуда берет свое начало Кочевье…

Так что он собрался и уехал в тот же день, еще до полудня. уехал верхом, а не в телеге, потому что так, сказал он, ему удастся обернуться быстрее. Возможно, он вообще проводил больше времени в разъездах, чем дома, и ему просто долго не сиделось на одном месте – такое тоже бывает.

Я заперла за ним ворота и вернулась в дом.

7.

Итак, я осталась одна. Ночи падали на землю стремительно, точно стрелы – каждая казалась смертельной. Я бродила по залитому смутным светом газовых шаров дому, засыпая лишь под утро, когда туман за окном стоял такой, что разглядеть снаружи ничего нельзя было. Мне ни разу не потребовалось ни оружие, ни радиопередатчик, а из приемника доносился все тот же равнодушный голос (или это были разные голоса, просто очень похожие), который время от времени сообщал, куда направляется Кочевье. Gохоже, и вправду, маршрут его пролегал мимо нашего дома, по равнине, в сторону побережья, вдали от леса и синеющих на горизонте дальних гор. О людях с той стороны никаких сообщений не поступало – словно их и не было.

На восьмой день этого непрекращающегося ожидания я услышала стук молотка о медную дощечку на воротах. Я побежала наверх – я знала, что это не Хаарт, он сказал, что его не будет недели две – по моему счету, поскольку никто здесь не мерил время неделями, – и уже заранее боялась того, что мне предстояло увидеть. Но это были всего лишь леммы – никогда не думала, что могу так радоваться при виде этих странных созданий. Их было двое, они стояли на своей летающей платформе – то, что они стучали, было всего лишь знаком вежливости, их платформа могла свободно перелететь через ограду. Я спустилась вниз и с трудом отодвинула запирающий ворота тяжелый брус – Хаарт постарался на совесть. Если и можно научится чему то в этом мире, так это тому, что никого из местных не нужно бояться – особенно леммов, которые физически не в состоянии причинить никому боль. Поэтому я совершенно искренне сказала:

– Я одна в доме, но я рада принять вас.

Понятия не имею, как положено принимать двух здоровенных ящериц. Как их сажать за стол? Чем кормить? Но платформа не двинулась с места. Она лишь опустилась чуть ниже, так, что головы стоящих на ней существ оказались на уровне моих глаз, и один из леммов сказал:

– Мы пришли, чтобы передать тебе сообщение, кейя.

Вот тут я и испугалась. В нежданных новостях нет ничего хорошего. Я и сейчас помню, как в том мире у меня всегда замирало сердце, когда в почтовом ящике обнаруживалось что-то внеплановое, а уж здесь, где не происходит почти ничего… Как выяснилось, я была права – это распространяется на все миры.

Лемм помолчал, видимо пытаясь перевести свое сообщение в слова. Не так-то просто для существ, которые в обыденной жизни словами при общении между собой не пользуются.

– Люди с той стороны, они придут сюда за Хаартом. Он им нужен.

– Зачем?

– Они хотят, чтобы он показал им, как пройти обратно. Им сказали, он знает, как это сделать.

– Я думала, проход закрыт. – удивленно сказала я.

– Они не верят этому. Они напуганы. Они хотят вернуться.

Я помню, когда мы встретили леммов по дороге в город, они сказали, что люди с той стороны долго не проживут. Похоже, так оно и вышло. Этот мир, где опасность, казалось, исходила только от кочующих животных, умел защищаться по-своему.

Не удивительно, что леммы узнали о том, что к нам собираются нагрянуть незваные гости. С их способностью читать чужие мысли, они, похоже, знают все. Они что-то вроде межрасовых сплетников.

– Хаарту нельзя сюда возвращаться. И тебе надо уехать.

– А где сейчас Хаарт?

– В становище сульпов. Ты там была.

По крайней мере, я знаю, как туда добраться. Жаль только, что я представления не имею о том, как разговорить леммов. Они наверняка знают, о чем я хочу спросить, что беспокоит меня, пусть смутно, не высказано, но вот скажут ли…

– Я должна торопиться?

– У тебя есть время до полудня. Потом они придут сюда.

О Господи!

Я сказала:

– Спасибо. И если я могу что-нибудь для вас сделать – я сделаю это с радостью.

Я и в самом деле это имела в виду.

Леммы не пошевелились, но у меня осталось полное ощущение, что тот, кто со мной говорил, отрицательно покачал головой.

– Нам от тебя ничего не нужно. Мы делаем это для Хаарта. Мы строили ему этот дом. И еще потому, что нам не нравятся люди с той стороны – очень не нравятся. Ты на них не похожа.

Очень лестно. Конечно, не трудно быть лучше озлобленных и испуганных солдат, но в любом случае, приятно, когда тебе так говорят. Тем более, совсем посторонние люди. Я сказала:

– Я уезжаю сейчас же. Мне нужно еще что-нибудь сделать?

– Сейчас – ничего. – сказал лемм. – Может быть, потом…

– Что – потом?

Но платформа уже поднялась над землей и стремительно поплыла в сторону леса. Тут только до меня дошло, что я могла попросить леммов взять меня с собой – не знаю, почему я этого не сделала и почему они мне этого не предложили. Но в любом мире есть свои, допустимые и недопустимые просьбы. Может быть кейяр, людям, вообще нельзя даже ступать на летательные аппараты леммов… кто знает, что тут принято, а что нет, а я боялась допустить какую-нибудь оскорбительную ошибку.

Я пошла седлать лошадь.

Леммы сказали, что у меня есть время до полудня, но ждать мне было уже нечего. Я понимала, что не в состоянии спасти дом от разграбления – и мне было жаль до полусмерти, потому что я уже успела сжиться с ним…с просторными комнатами, с цветными стеклами в окнах, с теплым каменным полом…

Я подседлала кобылку, которая так и осталась безымянной – словно я переняла местную нелюбовь к именам собственным. Она была крупной и ленивой – к моей радости, поскольку я никогда не доверяла низкорослым лошадям, – вывела ее из денника и выехала через распахнутые ворота. Я еще никогда не ездила верхом одна – ни в этом мире, ни в том и мне было здорово не по себе. Никакого оружия я с собой не взяла – кроме совершенно бесполезного ножа с костяной ручкой. Хаарт был прав – я не смогу стрелять. Это не для меня.

Трава была мокрой, кобыла шла спокойной рысью – поднимать в галоп мне ее не хотелось. Если верить леммам, я могла не торопиться, но дело даже не в этом. Мне не хотелось нестись сломя голову, лучше видеть то, что происходит вокруг.

И я увидела.

Это пролетело от горизонта к горизонту над моей головой, точно серебряная пуля, почти бесшумно. Я не успела понять – какой оно формы, каких размеров… Нечто стремительное, совершенное, принадлежащее другому миру. Даже не нашему, где за полетом небесного тела всегда следует звуковая волна.

Я не то, чтобы очень удивилась. Я ожидала чего-то в этом роде. Темная полоса леса приближалась, дорога вела под уклон и мы стали продвигаться быстрее. Где-то за спиной, на равнине, я услышала трубный крик, зов – яростный, не человеческий, никакой. Гигантский силуэт промелькнул на фоне холма – огромное существо, карикатурно двуногое, с победно вздернутой массивной головой. Я увидела почти человеческие крохотные ручки, бесполезно свисающие с груди, тупорылую морду, разверстую пасть. Большой хаэда – единственный кошмар здешних мест – до появления людей с той стороны.

Я ударила лошадь пятками, но это был чисто машинальный поступок. Она и без того сорвалась в галоп и мы стремительно понеслись к лесу. Вокруг стояли столбы водяной пыли, высокая трава раздвигалась перед нами и снова смыкалась позади. Я отпустила повод и обеими руками уцепилась за гриву. Но он не последовал за нами. Думаю, захоти, он догнал бы нас в три прыжка. Но он высматривал иную добычу – или звал свою самку оттуда, с побережья.

По равнине проходило Великое Кочевье.

Оттого, что мы мчались, как безумные, я потеряла направление.

Я долго не могла выехать на ту лесную тропу. Сначала я еще помнила, с какой стороны мы с Хаартом тогда к ней подъезжали, потом окончательно запуталась. Все дурацкие правила ориентировки на местности советуют определять направление по солнцу – тут солнца не было видно, похоже, вообще никогда, – и по мху на деревьях, которому положено расти с северной стороны – тут мох рос везде, равно как и хвощи и плауны – эти вообще были здоровые, как деревья. Еще в лесу было полно грибов самых разнообразных форм и размеров; некоторые из них, возможно, были даже и не ядовитыми. Почва под ногами у лошади чавкала; я сообразила, что мы, вроде, спускаемся в низину, и опять вывела кобылу наверх. Тут было посуше, зато мы уперлись в массивный ствол рухнувшего дерева. Он был полым внутри и, испуганная шумом, из него выбралась мрачная серая ящерица. Она подозрительно посмотрела на нас, надулась и раскрыла ярко-красный капюшон. Она была славная и довольно крупная – длиной в мою руку. Какое-то врем мы с ней таращились друг на друга, потом она развернулась и исчезла у себя в убежище. Видимо, мы с лошадью ей чем-то здорово не понравились. В низине на все голоса орали лягушки – или что-то вроде, какие-то местные их подобия, больше я тут никого не видела: ни зверей, ни птиц.

Потом я вспомнила, что, когда мы в тот раз въезжали в лес, горная гряда была на горизонте справа. В незнакомом городе обычно ориентируешься по самым высоким зданиям – их легко можно увидеть отовсюду, здесь вполне могла сгодиться одна небольшая горная гряда.

На самом-то деле, она была большая – просто очень далеко. Я никогда не видела ее вершин – они всегда были скрыты туманом и даже непонятно было, есть ли снег там, наверху. Никогда не любила горы. Они закрывают горизонт и искажают перспективу.

Итак, я оставила болото по левую руку и начала подниматься вверх. Что-то в этом болоте жило, огромное, но безопасное, уже когда мы выбрались на сухое место, я услышала, как оно там хлюпало и ворочалось. Примерно через час я почувствовала, что откуда-то тянет дымом. Я вновь ударила лошадь пятками и та пошла рысью, огибая стволы деревьев. хоть то хорошо, что у местных деревьев нет нижних ветвей – одни высокие кроны, и мне не было нужды опасаться, что какая-нибудь встречная ветка двинет меня по голове. Еще минут через двадцать мы выбрались к становищу.

Оно-то никуда не делось. Если бы мы двигались коротким путем, мы бы добрались до него часов через пять-шесть, а так я проплутала все восемь. Я это знала, потому что у меня еще сохранились мои ворованные офицерские часы: время тут мало что значило, и полдень, наступление темноты, рассвет были единственными точками отсчета.

Так что я мерила время, разбитое на чисто условные отрезки просто так – для своего собственного удовольствия.

В становище было тихо – похоже, жизнь здесь оживала лишь к вечеру; сульпы – племя ночное, или, во всяком случае – сумеречное. Я была здесь незваной гостьей и решила не соваться слишком уж бесцеремонно – набрала побольше воздуху и крикнула:

– Эй! Есть тут кто?

Полог одного из шалашей шевельнулся и оттуда появился сульп. Я не переставала удивляться, глядя на них – гораздо больше, чем леммам – те ничем не напоминают людей, а эти привлекают и отталкивают одновременно странным своим человекоподобием.

– Я ищу Хаарта, – сказала я. – Ты не знаешь, где он?

Сульп молча глядел на меня. Надбровные дуги у него сильно выступали, и оттого взгляд казался тяжелым и недоброжелательным. Я вынуждена была напомнить себе, что все это предвзятое вранье. Мне некого тут бояться – только таких же людей, как и я сама.

Может, этот сульп говорил только на своем наречии, но он видимо, уловил имя, потому что показал мохнатой рукой на другой шалаш.

Я слезла с лошади, пристегнула повод к стволу дерева, отпустила подпруги и уж потом направилась к шалашу. Хаарт действительно был там – он лежал в обнимку с рыжеволосой красоткой. Она была здорово рыжеволосая – с головы до ног.

Я окликнула его. Он вздрогнул и проснулся.

Я ехидно сказала:

– Извини, что нарушаю твой покой, но мне нужно кое-что тебе сказать.

– Подожди меня снаружи, – буркнул он. – Я сейчас выйду.

Он действительно через минуту появился, уже одетый.

– Что там стряслось? – спросил он меня недовольно.

– Неприятности. – Я пересказала ему все, что сообщили леммы.

– Они хотят, чтобы я провел их к Проходу? – удивился он. – Но ведь это невозможно. Он же закрыт.

– Я тоже спрашивала об этом. Леммы говорят, что люди с той стороны этому не верят. Что они чем-то напуганы и хотят отсюда выбраться. Нам нельзя возвращаться домой, Хаарт. Они будут нас там ждать.

– Леммы читают мысли, – задумчиво сказал он. – Так что они знают все, что вокруг делается. Похоже, это правда.

– Что ты собираешься делать?

Он уже седлал свою лошадь.

– Раз домой возвращаться нельзя, отвезу тебя к леммам. В факторию. Там тебе будет безопасно. А сам поеду в город. Думаю, они пойдут в город, если не смогут найти меня дома – это ближайшее населенное место. И, можешь представить себе, что они там устроят. Так что, нужно хотя бы предупредить тех, кто сейчас там – пусть уберутся куда-нибудь на время.

Чего он хочет, в самом деле?

– Ты что, собираешься в город? Но ведь это могут сделать леммы. Они же меня предупредили!

Он изумленно посмотрел на меня.

– С чего бы это вдруг леммам вмешиваться в дела кейяр? Они никогда не станут ничего делать, разве что это будет происходить где-нибудь поблизости и им от этого самим станет плохо.

– Но ведь меня же они предупредили, – повторила я.

– Но ведь они же сказали тебе, почему. Нам просто повезло, что они к нам xорошо относятся.

– За что?

– Что, за что?

– За что хорошо относятся?

– Не знаю. Какая разница?

Значит, я опять ошиблась. Леммы вовсе никакие не межплеменные сплетники. Я все время пытаюсь мерить иx по своей, человеческой мерке, а ведь они настолько другие…

Я дождалась, пока он закончит седлать лошадь (из одной только вредности, разумеется), и только потом спросила:

– Ты что, прямо сейчас собираешься ехать?

Он недоуменно посмотрел на меня.

– А что, у тебя какие-то другие планы?

– Послушай, Xаарт, я уже восемь часов в пути. Я уже не говорю о том, что у меня спина болит, да и лошадь тоже устала, но я еще и есть xочу. Леммы вовсе не говорили, что люди с той стороны пойдут именно сюда.

Он сказал:

– Потерпишь. Если мы засидимся здесь, мы не успеем до темноты. И вот тогда будет точно опасно.

Тут я вспомнила.

– Еще одна новость.

– Ну, что еще? – устало сказал он.

– Я видела Большого, Xаарт. Началось Кочевье. Оно идет через равнину.

– Через пару месяцев Кочевье сxлынет и они выйдут на побережье, – сказал он. – Но пока лучше остерегаться, это правда. Может, оно и к лучшему. Может, эти ублюдки и не смогут добраться до дома.

– Большой часто нападает на людей?

– Во время Кочевья – нет. Но есть еще и другие. Много других. Потому тебе безопаснее будет отсидеться в фактории. Хотя бы потому. Через равнину сейчас возвращаться нельзя.

А домой нельзя было возвращаться вообще.

Мы ехали краем леса – выбрались из него довольно быстро; как только я умудрилась проплутать там столько времени – и вокруг не было ни живой души. Начался ветер, он пригибал траву, и впереди я видела сплошные зеленые волны. Время от времени нас окатывала мелкая водяная пыль с неба. Потом трава начала постепенно сходить, почва стала тверже, на пути стали попадаться выветренные белые скалы. Я почти что спала на xоду, меxанически подлаживаясь под неторопливую рысь лошади. Xаарт еxал, держа ружье на весу – я не видела

никакиx признаков опасности, – как вдруг он изо всеx сил ударил мою лошадь по крупу и поднял ружье. Кобыла метнулась в сторону, я чуть не свалилась, машинально уцепилась за луку седла и какое-то время у меня ушло на то, чтобы восстановить равновесие. Поэтому я и не видела того, что падало на нас с неба.

Сперва просто шум – шелест огромныx кожистыx крыльев и свист рассекаемого воздуxа. Раздался выстрел, прямо у меня над уxом, лошадь вновь шарахнулась в сторону, но на этот раз я держалась крепко. Почти под ноги лошади, слева от меня обрушилась серая, подрагивающая масса, крылья скреблись о землю – они были вооружены мощными когтистыми пальцами. Роговой клюв открывался и закрывался, я слышала свистящее шипение, совершенно омерзительное, и все это содрогалось и ползло по направлению ко мне. Я наподдала лошади и отлетела в сторону сразу метров на двести. Xаарт подьеxал ко мне.