Текст книги "Это Тбилиси, детка!"

Автор книги: Мария Сараджишвили

Ремонтные страсти

В распахнутые окна, выходившие в глухой закуток общего двора, доносились надсадные выкрики:

– Аба, давай!

– Вах, справа бери!

– Майна, я кому сказал!

А дальше и вовсе не для дамских нежных ушей, витиевато-неприличное. Что-то с шумом обвалилось, затрещали доски.

Ольга поморщилась, закрыла окно и сосредоточилась на письме в мейл. ру. Письмо было к подруге, у которой по причине нелюбви к технике не было ни ватсапа, ни вайбера, только почта. Ольга иногда любила потешить себя эпистолярным жанром, это помогало разобраться в собственном мироощущении и сформулировать, чего именно ей хочется в жизни.

За закрытым окном кто-то что есть силы шмякнул мешок с мусором – возле древнего забора, без сомнения, помнившего рождение XIX века.

Ольга приоткрыла створку и сказала культурно, но строго:

– Пожалуйста, не кладите эти мешки около меня. Сразу вызовите машину и вывозите.

Перепачканный в известке мужик ощерился щербатым ртом и отбрил, не задумываясь:

– Ва, как будто что случится… Пусть тут полежит. Через месяц или два ремонт кончим, тогда и машину хозяин пригонит.

Ольга поджала тонкие губы и захлопнула окно в знак протеста. Говори с этим неандертальцем об элементарной культуре ведения ремонта.

Вернулась к прерванному письму.

«…Эх, милая Танечка, ты помнишь мои восторги в первые месяцы после переезда в Тбилиси. Климат мягкий, теплый, обилие фруктов, настоящих, запах ни с чем не сравнится. А вино! Таня, это сказка. Пьешь – и непередаваемые ощущения. У меня капризная поджелудочная, но и с ней не было проблем. Здесь можно вообще не готовить, настолько развита сфера мелких закусочных со всевозможными лобиани, выпечкой, десятью сортами хачапури и еще какими-то экзотическими названиями, которые я до сих пор не запомнила из-за трудного произношения. Что никак не умаляет их вкусовых качеств.

И люди меня приятно удивили своим дружелюбием. Представляешь, мне даже несколько раз уступили место в транспорте, а я и не просила, и никак не намекала. Сперва я перепугалась, подумав, что постарела, хотя тщательно слежу за собой, но понаблюдала и поняла, что это такая манера у местной молодежи. И была несколько удивлена своим открытием.

Потом, помню, меня удивила соседка сверху, которая постучалась и принесла на тарелке еще дымящееся гоми[6]6
  Мамалыга, густая пресная кукурузная каша (груз.).


[Закрыть] с плавающим в масле кусочком сулугуни. Представилась Ией. Гоми было восхитительным, а сулугуни выше всяких похвал. Но, странное дело, Ия даже не собиралась снимать обувь. Это здешний огромный минус – входить в дом в уличной обуви. Впоследствии я не раз пыталась объяснить неприемлемость такого поведения, но не сумела. Непробиваемый менталитет».

За стенкой включили перфоратор, и мерзкая долбежка нарушила стройный порядок Ольгиных размышлений. Она опять прервала свое занятие и довольно громко постучала в стену. Реакции не последовало. Пришлось выйти во двор и позвонить к соседям. Ей открыла хозяйка с внешностью типичной для пятидесятилетней дамы, любительницы хорошо покушать.

Ольга сухо поздоровалась и пояснила причину своего визита:

– Ваш шум мне мешает. Ваши рабочие замусорили весь двор. Уже три дня лежит песок около моих дверей, и я не обязана его убирать.

– Вот нечего было приезжать, раз все так не нравится! Столько соседей во дворе, все входят в положение. Никто не воняет. Одну тебя все раздражает. Кончим ремонт, и все уберем.

– А когда? У вас есть примерный график работ?

Соседка уставилась на нее совиными непонимающими глазами:

– Чего? Какой график? Здесь у меня что, вокзал или аэропорт? Как деньги достанем, так и закончим. Не вписались в сумму. Большое дело. Ну месяц, два, а может, три. Вон у Тенго десять лет ремонт делали частями, и никто не умер.

– И я три месяца обязана жить в этом ужасе?

Соседка пожала плечами:

– Вай, не делай мне проблему из ничего. Не хочешь, не живи.

– Я буду жаловаться!

Соседка закатила глаза к потолку:

– Жалуйся! – и захлопнула дверь.

Ольге пришлось вернуться несолоно хлебавши. Насилу успокоилась и вернулась к письму.

«Танечка, я думала, что проведу здесь свои последние годы. После нашего холода это действительно райское место, но тут столько минусов, связанных с общением с местным населением. Это какая-то удивительная смесь общительности и беспардонности. Иногда я просто оказываюсь в тупике, не знаю, как реагировать. Например, сейчас на меня свалилось испытание. В нашем дворе одна семья делает ремонт. Просто кошмар. Целый день шум, стук, грязь, наглые рабочие перед глазами. Представляешь, они даже не имеют представления о том, когда закончат свое стихийное бедствие. Полная анархия с совершенной юридической безграмотностью. А я специально выбирала для жилья тихое обиталище с минимумом соседей, хотела насытиться колоритом тбилисского двора, что воспевал Нодар Думбадзе. Представляешь, в углу настоящее инжирное дерево, а рядом куст сирени. Когда он цветет, кажется, вот-вот войдет кинто[7]7
  Торговец-разносчик (груз.).


[Закрыть] с шарманкой. Но я даже не представляла, что это такое в реальности. Сейчас подумываю обменять жилье на обычный, как тут говорят, корпус. Хотя не уверена, что и там меня не достанет пресловутый местный менталитет. Кстати, еще один шокирующий момент, тут многие незнакомым людям говорят „ты“. Я сперва пыталась вносить коррективы, но потом поняла, что это не лечится».

В дверь кто-то постучал кулаком. Ольга пошла открывать.

На пороге стоял тот самый рабочий.

– Зачем вы ломаете дверь? У меня работает звонок, – сухо встретила его Ольга.

– Вах, что ты мне сказала. Я думал, у тебя тоже не работает, как у Тасико. По привычке вышло. Я извиняюсь.

– Что вы хотели?

– У тебя воды запаса нету? Я тут слегка болгаркой трубу задел. Пришлось перекрыть во всем дворе. А руки вымыть нечем. Воду Тасико, что в бутылках была, Бадри уже использовал. Вот я к тебе и постучал.

И ткнул Ольге под нос свои жуткие лапищи с въевшейся несмываемой грязью.

– И что вы хотите сказать? Что у нас теперь по вашей милости нет воды? – изумилась Ольга, с ужасом осознавая масштаб грядущей катастрофы.

– Вай, какая ты непонятливая. Я ж говорю, слегка трубу зацепил, вода хлынула. Пришлось закрыть. Здесь Базалетское озеро никому не надо.

– И когда почините?

– А кто знает? День, два. Как Тасико сантехника найдет. Сейчас транспорта нет, трудно с сантехниками. На улице не валяются! – еще и осклабился, с юмором ответил. Ольга захлопнула дверь и пошла накапать себе валерьянки.

Вернулась к прерванному письму и дрожащими пальцами набрала заключительную фразу:

«Теперь, Танечка, я вполне осознала мудрость фразы: не надо путать туризм с эмиграцией».

Фотосессия лифчиков

– Ты просто обязана со мной поехать! Никаких «потом». Ты мне подруга или нет?

– Я подумаю.

– Нечего думать. Живем один раз. Надо проработать все плывущие навстречу варианты. Это у программистов как-то называется… Черт, для памяти уже надо таблетки пить. Замнем для ясности. Все, на эту субботу заказываю тачку, и мы едем на ту гору.

Таким вот немилосердным наскоком Таня Гришина убедила свою подругу Лали поехать на фотосессию лифчиков в незнакомую обеим местность.

Таня приехала в Грузию из ближнего зарубежья с вполне конкретной целью – выйти замуж за грузина. А ведь жила себе тихо-спокойно в провинциальном городишке, трудилась в районной больнице медсестрой, не покладая умелых цепких рук. Пару раз сходила замуж, но как-то неудачно. Жизнь ее ни шатко ни валко катилась к тридцатипятилетию, и надо ж было такому случиться… На фейсбуке ей лентой принесло стихотворение с фоткой красавца грузина в умопомрачительном одеянии и при кинжале, харизматичной внешности – мускулы, скулы и глаза. Божечки, что это был за взгляд, просто умереть не встать… Стихи Таня себе перепостила, потому как они того стоили.

Вакцина от грузина

 
Доктор, я люблю грузина!
Что мне делать? Как мне быть?
Пропадает ведь дивчина,
доктор, нужно подсобить!
Я не спала и не ела
целый месяц, даже два…
Как услышу «Сакартвело» —
так кружится голова,
пульс как бешеный стучится,
и огонь в груди горит…
«Что-то с девкою творится!» —
мама папе говорит…
Знаю, я ему не пара,
но обидно – как же так?
Пропишите мне отвары
и таблетки натощак…
Ведь всесильна медицина:
вон – клонируют овец…
Вы вколите мне вакцину,
помогите, наконец!
Есть ли, доктор, панацея?
Мне забыть его пора!
Отвечает вдруг краснея
молодая медсестра:
«Тут бессильна медицина,
нет вакцины от грузина!»
 

© Эшмакуна

И все, Таня поняла, что ей надо ехать в Грузию. Иначе просто перестанет себя уважать.

Дело сладилось не сразу и с должным количеством палок в колесах. Но через пару-тройку лет Таня вышла из тбилисского аэропорта, катя за собой синий чемодан на колесиках. Она предусмотрительно заранее подготовила себе рабочее место: писала сама про себя хвалебные посты в русскоязычных группах на фейсбуке, какая, мол, у нее легкая рука на уколы и как она героически выхаживает лежачих больных. Ее фамилия примелькалась, и многие тбилисцы запомнили, что она чудо-медсестра с богатым опытом. С жильем тоже уладилось. И на новом месте ее ждал подарок от высших сил – хорошая соседка Лали. Божий человек с солнечным сердцем. Символ Грузии, как та статуя на горе, с вином для друзей и мечом для врагов. Только по жизни невезучая: красивая, но с личной жизнью глухо, как в подводной лодке на дне Марианской впадины.

Так Лали неожиданно вошла в Танину жизнь. Стоило Тане заболеть подозрительной пакостью, похожей на коронавирус, Лали оказалась тут как тут с арсеналом варений и проверенных рецептов от бабушки Маквалы. Она смачивала носки в уксусе, потом заваривала чай с айвовыми косточками, чтоб добить душивший Таню кашель. Таня не ожидала такой прыти от соседки, которая, в ее понимании, должна была возникать пару раз в год, да и то на три минуты.

Выздоровев, Таня устроила мини-вечеринку с шикарным салом и салатами, и первый ее тост был за дружбу народов на постсоветском пространстве. Лали достала свои заготовки, и великовозрастные девочки душевно посидели до утра, изливая друг другу души.

Как только Таня слегка оклемалась от коронавирусной заразы, ее осенила гениальная идея. Пакостную хворь поборола – пора заняться личной жизнью. Тем более что в горячечном бреду она шерстила свой фейсбук и наткнулась на крайне важную информацию. Дескать, где-то около города Хашури есть место, где знойные дамы вешают на проволоку лифчики, и место сие столь чудодейственно, что дамы в скором времени сочетаются законным браком, причем не абы как, а с гарантированно счастливым результатом на энное количество лет. У Тани на момент описываемых событий было немало знакомств и приключений, но почему-то все они кончались позорнейшим пшиком и зря потраченными нервами. А тут из недр интернета всплыла инфа про село Осиаури; Таня погуглила и выяснила, что их целых два: Нижнее и Верхнее. И где-то, возможно посерединочке, и есть то самое место силы.

Лали помялась и уступила натиску подруги. Все-таки Таня приезжая, значит, гипотетически, гость. А желание гостя – это святое.

И в ближайшие выходные, угадав с прекрасной солнечной погодой, соседки отправились в Хашурский муниципалитет. В сумке у каждой был приготовлен новенький лифчик. Таня предусмотрительно вложила бумажки со своим телефоном в каждую из чашек, а чтобы именно ее лифчик резал глаз возможному и долгожданному жениху, прилепила на белый атлас этикетку с цветком кактуса. Прочла где-то, что кактус очень эротичный. Лали не стала ломать голову и заморачиваться с притягательными картинками. Вообще она скептически отнеслась к самой идее и поехала только за компанию.

Шофер им попался на редкость непонятливый. Долго не мог взять в толк, где это место с лифчиками. Потом, к счастью, встретили пастуха с отарой овец и кое-как выяснили, куда ехать.

Вышли из машины, Таня осмотрела ряд вывешенных лифчиков и присвистнула:

– Ни фига себе коллекция! Да тут выбор больше, чем на этом вашем Лило[8]8
  Большой оптовый рынок под Тбилиси.


[Закрыть]. Смотри, какой оригинальный фасон у того розового, надо будет поискать в интернете…

Лали молчала. Она смотрела куда-то в сторону и думала о своем. Таня, не теряя времени даром, быстренько пристроила свой эксклюзивный лифчик и даже на всякий случай сфоткала. Мало ли, пригодится. Современный человек везде стремится зачекиниться: во время завтрака, в лифте, на море или просто на улице. А тут такая экзотика…

Через месяц после поездки Лали, смущаясь и отводя глаза, поделилась с Таней эпохальной новостью:

– Кажется, я замуж выхожу. За Амирана.

– Круто! Поздравляю! Вот видишь, не зря мы с лифчиками ездили в Осиаури, – обрадовалась Таня. И тут же пожаловалась: – А у меня что-то не клеится. Один мусор к моему берегу плывет. Ни в дугу, ни в Красную армию, как моя бабка говорила.

Лали задумчиво пожала плечами.

– Наверное, не в лифчике дело. Я, когда увидела этот огромный ряд, вспомнила про Амирана. Он еще в школе за мной бегал, но я не реагировала. И нос не нравился, и джинсы вечно мешком сидели. А возле лифчиков подумала: ведь Амиран очень даже ничего. Созвонилась с ним, поболтали, старое вспомнили. Дальше как-то само пошло. Вот посмотришь иногда под другим углом…

Моя соседка Зина

Страсти по кошкам

Зина, 70-летняя пенсионерка, шла по улице к остановке автобуса решительной поступью римского легионера. Только на лбу вместо шлема с красным обрамлением была туго натянутая косынка с узлом сзади, а в руке вместо копья – сумка с запасными пакетами, хлебом для панихиды и кошачьим кормом «Вискас». Впереди ее ждала великая миссия – накормить пятерых котят, которые обитали во дворе Богословской церкви без всякого на то юридического права.

Миссия была архисложной и требовала определенной стратегии и тактики. Котят надо было обеспечить продовольствием до службы и тут же скрыть их от лишних глаз в близлежащей местности с помощью подсобных средств. Цель маскировки – сделать их невидимыми для злых глаз свечницы Этери – врагини кошачьего рода и Зины лично.

Этери уже не раз засекала Зину во время преступно-тайного кормления и орала на весь двор на смеси грузинского с мегрельским:

– Не кормите их! Завтра опять расплодятся и загадят весь двор, а я убирай! Вах, чтоб вы сдохли, негодные твари! А ты ходишь молиться – молись, а не засоряй территорию. Еще смотрит на меня, как будто не поняла! Все нервы мои покушали и ты, и твои поганые кошки. Все, иду в патруль звонить! Пусть отловят их немедленно!

Прихожане, спешащие на службу, оборачивались на крик, некоторые укоризненно качали головами, разделяя точку зрения разъяренной свечницы.

Зина краснела, бледнела, потом хватала трясущимися руками мяукающую братию в охапку и уносила к спасительному кусту ежевики за церковью. Запихивала их в самые заросли и просила «негодных тварей»:

– Имейте совесть, сидите тихо. Не вылезайте наружу, а я вам водички принесу.

Потом спешила к крану во дворе церкви, набирала воды в принесенную из дома пластмассовую коробку из-под хинкали и пристраивала ее у куста.

После службы Зина снова проверяла котят и просила не показываться во дворе.

В этот день, дойдя до церкви, Зина первым делом осмотрела все закоулки в радиусе десяти метров. Котят нигде не было. Заглянула под скамейки, облазила спасительный куст ежевики – нет и нет их, как корова языком слизнула.

Зина, вне себя от волнения, поспешила в притвор, наспех положив крестное знамение на входе. Поднялась по винтообразной лестнице на хоры к своей соратнице и единомышленнице певчей Нино и, запыхавшись, еле выговорила:

– Нино, котят не видела?

– Этери их куда-то ликвидировала, – печально ответила та.

За царскими вратами уже слышалось:

– Благословен Бог наш…

Зина с посеревшим лицом спустилась с клироса и заняла свое место у целителя Пантелеимона.

В голове разгорался пожар:

«Как? Как она могла?.. Слабых, беззащитных котят с очаровательными зелеными глазками-пуговками… И это верующие люди, постаревшие в церкви…»

Внешне Зина сохраняла спокойствие, крестилась, где нужно, и кланялась по ходу службы.

Внутренняя волна негодования поднималась все выше и выше.

«Правильно ее из Абхазии поперли. У, наглая… Не растерялась, в церкви пристроилась. Как будто верующая… Небось при коммунистах и понятия не имела, с какой стороны креститься… А беженцы все наглые, как саранча, хорошие места в городе захватили… Вот подойду после службы и скажу ей в лицо: „Таких, как ты, давно пора ликвидировать!“»

Хор уже пел «Иже херувимы».

У Зины перед глазами снова закрутились мордочки безвинных страдальцев, и она заплакала.

Сбоку послышался шепот. Две девушки, явно новенькие, обменивались впечатлениями.

– Смотри, смотри, это как раз то, о чем я в книжке читала, дар слезной молитвы называется…

Зина цыкнула на бестолковую молодежь:

– Пришли молиться – молитесь, по сторонам не глазейте.

Девчонки испуганно шарахнулись от нее назад, за чьи-то спины.

Зина вернулась к обдумыванию планов мести. Про ликвидацию, конечно, говорить было не с руки. Надо было придумать что-нибудь этакое, тонко-психологическое.

Еле дождалась она конца службы, подошла к свечному ящику и, выждав момент, когда никого рядом не было, веско сказала:

– Тебя, Этери, за котят Бог накажет. Готовься! И трепещи!

И вышла стремительно в открытые двери.

За спиной слышался возмущенный крик Этери:

– Смотри на нее! Совсем обнаглели! Есть же такие противные люди. Специально сюда ходят мне последние нервы трепать…

Зина деловито шла к автобусной остановке, довольная тем, что хоть как-то, но преградила путь злу на этой земле.

Придя домой, она еще долго не могла успокоиться. Занялась домашней возней – проверенным средством для борьбы с унынием и раздражительностью. Помогло, но ненадолго. Перед глазами упорно стояли кошачьи мордочки.

В итоге взмолилась:

– Помоги мне, Господи! Вот-вот давление подскочит, опять мне химию глотать.

Заснула со снотворным и увидела себя как бы со стороны.

Это было месяц назад. Ее личная Муська в который раз окотилась, и Зина утопила одного за другим крошечные комочки в ведре с водой. Раздавать и пристраивать их в надежные руки не было ни сил, ни возможности, а избавление от ожидавших их жизненных мучений виделось только одним способом – в сомкнувшейся водной глади. Для этого приходилось стискивать любящее сердце в кулак и действовать быстро и хладнокровно. Потом их, бездыханных, она подкладывала обратно к кошке, чтобы мать не искала своих детей.

Странный сон принес долгожданный покой. Напрашивался очень простой вывод. Между любительницей кошек и их ненавистницей Этери – жирный и увесистый знак равенства.

Зина и матрас

Подарили Зине как-то деревенские родственники матрас из хорошей овечьей шерсти. Большой, широкий, с ладонь высотой. Просто персик, а не матрас. И начался у нее зуд:

– Кому его подарить? На кой мне два матраса.

– Подарите, – говорю, – моей подруге. У нее ни матраса, ни подушки нет. На ноль сошла.

Созвонились, подруга забрала подарок.

На другой день звонит соседка, на взводе:

– Скажи честно, эта твоя негодяйка небось выкинула мой прекрасный матрас на свалку? Я сердцем чувствую, что выкинула!

Перезваниваю подруге. Все ок. Молится и благословляет Зину и спит на царском матрасе.

– Никак нет, – докладываю. – Матрас у нее.

Та не верит и орет в трубку:

– Знаю я вас! Выкинули на помойку и врут нагло!

– Да она мамой клянется. Все на месте.

Целый месяц Зина выносила мне мозг своей знаменитой интуицией. Потом ей это надоело, и она припечатала:

– Больше ничего вам не дам! Две аферистки. Лучше б я кому-то другому дала. Босячки!

Так и верит до сих пор, что ее сердечный дар нагло выкинут на помойку. Не переубедить ее, хоть тресни.

Зина и бутылка зети

– Положение у Наны Хуцишвили аховое, – говорю я Зине за вечерним обсуждением новостей. – Двое детей, сама работать не может, а папаша еще и алименты зажиливает.

– Что ты говоришь! – горестно восклицает трубка. – Просто катастрофа какая-то…

На другой день снова вечерние сдача-прием событий дня. Печальница о судьбах всего мира в ярости. Кричит в трубку:

– Я, старая дура, из-за тебя всю ночь не спала! Все думала, как им помочь! Господь велел делиться, думаю, переживаю, места себе не нахожу. С утра собрала, что дома было, – бутылку зети[9]9
  Постное масло (груз.).


[Закрыть], закрутку ткемали – и поперла в эту жару в Невскую церковь!

Зина где-то вычитала, что есть такое монашеское правило: больше двух одинаковых продуктов в доме не держать. И свято ему следует. Как что лишнее заведется – спешит избавиться.

– На моих больных ногах! С давлением! Отстояла службу, не зря же пришла. Потом стала искать эту твою хваленую Нану. Еле нашла. Даю ей зети, а она мне: «Спасибо, не надо. Мы вчера купили». Таким умирающим голосом, аж мне противно стало. И представляешь, не взяла! Пошла я с зети домой. Куда деваться? Не давать же той Наташке, что у входа сидит. Поперек себя шире! На двух скамейках не умещается. В день, наверное, мелочью пятьдесят лари собирает. Как ей дать? Я же от сердца зети оторвала. Для детей! Мне ж больше двух кило поднимать нельзя! А тут дорогу перекрыли. Ждала два часа, пока этот кросс идиотский пробежал. Доехала мертвая. Сердце из груди выскакивает. Холодный пот ручьем бежит. А все ты, аферистка! Еще раз ты мне про кого-то скажешь, что нуждается, – придушу!

В трубке раздаются короткие рассерженные гудки…

Через какое-то время вышеупомянутая бутылка все-таки нашла достойного нового владельца.