Текст книги "Это Тбилиси, детка!"
Автор книги: Мария Сараджишвили
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Мария Сараджишвили
Это Тбилиси, детка!
В оформлении обложки использована иллюстрация Маши Пряничниковой
© ООО ТД «Никея», 2021
© Сараджишвили М., 2021
Это Тбилиси, детка!
Старые соседи
Эта история произошла в конце 90-х годов, и началась она так:
– Мам, возьми трубку.
– Не буду брать. Это сто процентов опять Эмзар звонит. Деньги за подъезд хочет. А что я ему дам?
Нина, знойная дама бальзаковского возраста, села измерять давление. Нервы сегодня потрепали все кому не лень. Соседка Цицо пришла с утра пораньше рассказывать свой сон, немного фривольного содержания; боржомщик Лексо кричал со двора, требовал долг за взятые неделю назад две бутылки; дворовый кот Пират повадился гадить именно на ее, Нинин, половик. А тут еще вишенка на торте – звонки Эмзара, соседа по старому дому. Нина давно там не жила, сдавала квартиру, благодаря чему сводила концы с концами. Так вот, по мнению соседей, она должна была платить подъездные деньги наравне со всеми. Нина спорила до хрипоты, доказывая, что квартиранты у нее бывают временами, а платить за целый год – верх глупости и расточительства. Она не Ротшильд и не Рокфеллер. Эмзар, председатель товарищества, имел на этот счет противоположную точку зрения и раз в месяц трезвонил Нине по телефону и требовал пять лари с мелочью. В таких случаях Нина во всеуслышание объявляла себя безвременно погибшей и целый день охраняла телефон, чтоб никто по привычке не поднял трубку.
Ее дочка Лиана послушно смотрела на звонивший телефон. Прошло минут десять, и, снова услышав звонок, Лиана сплоховала – автоматически взяла трубку.
Оттуда донесся крик Эмзара:
– Э, постой, не бросай! Нина, твою квартиру воруют, тьфу, продают!
Нина как была с фонендоскопом в ушах, так и подскочила к кричащей трубке, тут же забыв про меры предосторожности.
– Эмзар, дорогой, что ты сказал?
– Нина, приезжай скорей, тут твою квартиру какой-то позорный тип продает! Уже клиентам показывает планировку. Да, и пять лари с собой захвати. Имей совесть.
Трудно передать, что сделалось с бедной Ниной. Давление наверняка подскочило на двадцать единиц, но кто бы о нем вспомнил. Нина в спешке натянула юбку, блузку и уже голосовала у подъезда – ловила такси.
Успела вовремя. Трое чужаков выходили из подъезда и вели между собой разговор:
– Ничего себе квартира. Если скинет пару тысяч, можно брать.
– Жалко, ремонт старый.
– И сантехнику придется менять. Очень уж страшная.
Нина кинулась к ним разъяренной пантерой.
– Раковина чуть битая сбоку, так?
Чужаки оторопели, но кивнули на автомате:
– Так. А что?
– А то, что это моя квартира! И она не продается! Кто вас туда пустил?
Они удивленно переглянулись и ответили не очень уверенно:
– Хозяин. Кажется, Нодари зовут.
Нина распалилась еще больше:
– Я ему покажу, как чужие квартиры продавать! Где он?
– Вроде за нами шел. Лысый такой. В кепке.
Нина издала вопль индейцев шауни, выходящих на тропу войны, и помчалась к лифту, на ходу пообещав:
– Сейчас я ему эту кепку…
Птицей влетела в свою квартиру, а там никого. Обошла комнаты – чисто и тихо. Через пять минут раздался звонок. На пороге стоял бессменный сборщик общественных денег Эмзар. Спросил по-деловому:
– Ну что, поймала?
– Нет.
– Сто процентов по лестнице смылся, пока ты на лифте поднималась. Я тебе скажу, этот тип мне сразу не понравился, пока он вокруг твоей квартиры отирался. Глаза у него нехорошие.
– Бегающие? – уточнила Нина, насмотревшаяся на своем веку детективов.
– Под кепкой не поймешь. Но я печенкой почувствовал, не наш это человек. Не наш. Он еще на первом этаже у Ламары выяснял, кто в доме квартиру сдает. Эта старая курица и назвала твою фамилию, этаж и квартиру. Хотела как лучше. Кто же знал, что лысый жулик разведку проводит.
– Язви его в душу, – уточнила Нина. – И как он, интересно, в квартиру попал?
– Я тебя умоляю, пластилином сделай слепок, попробуй варианты и заходи. Мой дед Гедеван говорил, что замок – только от честных людей. Аферист всегда найдет способ зайти, куда не просят.
Полная грудь Нины ходила ходуном от перенесенного стресса и бури невысказанных мыслей.
Прокричавшись и указав точное местоположение гроба для типа с кепкой, Нина немного успокоилась и буднично поинтересовалась:
– Эмзар, генацвале, а на чем он прокололся?
– На твоей фамилии. Я, когда увидел, что он людей в дом запустил, сперва подумал, твой знакомый клиентам квартиру показывает. Помнишь, ты одноклассника присылала с иранцами? Они еще у тебя медный таз утащили, антикварный.
– Не говори, везет мне на босяков-квартирантов. То таз утащат, то краны пооткручивают и врут, что так и было. – Слышу, он твою фамилию называет с ошибкой. Видимо, не расслышал, что Ламара говорила. Я сразу понял, не наш это человек. Сто процентов не наш. И побежал тебе звонить.
Нина обняла его от избытка чувств.
– Пропала бы я без тебя, Эмзар!
Он смущенно улыбнулся.
– Обижаешь. Помнишь, еще наши бабушки ореховое варенье варили на одном балконе. На то мы и есть старые соседи. Друг для друга стена и опора. Иначе нельзя… – Потом тихо добавил: – А пять лари не надо. Я за тебя положу. У тебя и так стресс.
Это Тбилиси, детка!
Покупаю мандарины по 50 тетри. Продавщица спрашивает:
– У тебя сумка есть?
– Есть.
– О, хорошая. Много влезет. Возьми – ну еще пять кило. Варенье сваришь.
– Да я не хочу.
– Вай, что сказать… Тогда бери хоть еще кило. Просто так. Меня обманули, гнилые кульки подсунули. Рвутся. А мандарины, смотри, некуда девать. Жаль такую сумку прочную напрасно упускать.
И сыплет мне добавку на глаз несчетно.
Потом благословляет дежурно:
– Кушай на здоровье.
* * *
Сына в школу отвела и иду себе в библиотеку. Тут кто-то меня тормозит:
– Как ты? Ребенок где?
Не сразу поняла, что это та самая бабушка у тополя возле магазина «Спар», мимо которого мы ходим каждый день. Да и не бабушка это вовсе, оказывается, а примерно моего возраста женщина в черном. Судя по акценту, из Западной Грузии. Лицо у нее светлое, улыбается. Кстати, постоянно в хорошем настроении, что для меня высший пилотаж.
Отвечаю на автомате:
– В школе.
Она меня по щеке потрепала и дальше пошла к своему тополю с кружкой сидеть.
Помахала рукой:
– Будь здорова. Ребенку привет.
И есть же у нее настроение на эти реверансы с человеком, который просто проходит мимо…
* * *
Многие говорят, что город уже не тот. Дух изменился и прочее. Ничего подобного. Иду вчера на урок, со мной заходит в лифт молодая девушка. Видная такая, светлые волосы спиральками, мини-юбка. Короче, не из прошлого столетия. Смотрит на меня, опускает в щель 10 тетри, улыбается и нажимает нужный мне этаж.
– Ва! Откуда знаете, куда мне надо?
А корпус[1]1
В Тбилиси корпусом называют многоэтажный дом.
[Закрыть], учтите, громадный.
Она отвечает:
– Ехали мы как-то, я запомнила. Вы, наверное, учительница, к Дачи ходите. Поцелуйте его от меня.
Улыбнулась и вышла.
* * *
Захожу в обувной магазин. За столом сидит продавщица. Здороваюсь с ней и, осмотрев полки, спрашиваю, нет ли вот таких туфель другого размера.
– Нет, только этот остался, – отвечает. – Точно такую пару вы брали в прошлом году. Ведь так?
– Откуда знаете?!
– Помню. Была моя смена. Вы пришли с маленьким мальчиком…
– Я не помню, что ела вчера.
– О, склероз – плохая штука. А я помню всех, кто заходит в магазин, у кого какой размер ноги.
Вышла оттуда удивленная. Этот крошечный магазинчик довольно далеко от моего дома, примерно в четырех остановках.
Хотя чему удивляться. Это Тбилиси, детка!
Матрас
Лето у Васико, сколько он себя помнил, ассоциировалось с обезлюдевшим двориком на Клары Цеткин и его бабушкой Ламарой, стиравшей овечью шерсть из старых матрасов.
Стирка матрасов была для Ламары-бебо коронным ритуалом, основой основ, на которой базировалось мироздание. Начинался ритуал с того, что старушка долго вглядывалась в чистое, без единого облачка, голубое небо, приставив к глазам узловатую сморщенную ладонь. И по ведомым ей одной приметам определяла, что в ближайшую неделю дождя не будет, даже если его обещала вечерняя информационная программа «Моамбе».
Потом поднимала дикую суматоху в комнатах на втором этаже.
Распарывала все матрасы, вынимала аккуратнейшим образом из недр чехлов шерсть до последнего завитка и занимала все ведра – шерсть отмокала в мыльном растворе. Потом зигзагами курсировала между ведрами со специальной метровой палкой – мешала однородную массу, чтоб лучше отстиралось.
Несколько раз промывала под проточной водой уже чистую шерсть и складывала в огромный марлевый мешок – стекать. Следующий этап был не менее важным. Ламара-бебо оккупировала деревянный балкон, оставив для прохода узенькую тропинку сбоку, и ровными пирамидками раскладывала шерсть на чистых тряпках. Дня два-три шерсть сохла под палящим солнцем, и десять человек соседей вынуждены были ее обходить. Ламара-бебо периодически выходила на балкон зорким глазом проконтролировать сохранность пирамидок, не сдуло ли их ветром.
Удостоверившись, что шерсть почти высохла (если шерсть пересохнет, ее потом не распушить), бабушка приносила крохотную скамеечку и кизиловый прут, который бережно хранился в подвале. Как-то Васико попытался использовать его в качестве меча в бою с соседскими мальчишками. Итог был печальный: в пылу сражения прут сломался, и у Ламары чуть не случился сердечный приступ.
– Ну где я еще найду такую палку для шерсти? Вай, вай, вай. Уже десять лет она у меня. Так хранила, так хранила, и вот…
С трудом нашли замену. Потому что стегать шерсть – еще тот тонкий процесс, не каждый прут годится.
В итоге к концу недели Ламара-бебо набивала матрасы чистой шерстью, не в пример пушистее и воздушнее, чем прежде.
Уговорить бабушку отдать матрасы в стирку было невозможно. Она боялась, что в процессе мытья какой-нибудь злопыхатель подложит джадо[2]2
Порчу (груз.).
[Закрыть] в кучу завитков, и все, пиши пропало. Конец выстраданному семейному благополучию, которое удалось пронести сквозь бурный XX век без особых потерь.
С тех пор много воды утекло. Васико вырос, женился, сам стал отцом троих детей и уже отпраздновал 40-летие. Ламара-бебо уменьшалась в размерах, худела и сбавляла скорость передвижения, но не сдавалась. Она отпраздновала 92-летие и если о чем переживала, то о том, что невестка потихоньку ликвидировала все старые матрасы с шерстью, заменив их современными ортопедическими. В распоряжении бабушки остался единственный, ее собственный.
На очередной день рождения Васико решил купить Ламаре современный матрас. Да, он, зараза, дорого стоит, но на Ламаре-бебо экономить – себя не уважать.
И вот накануне Васико привез на машине громоздкое ложе, предварительно проверив пружины на прочность, и в назначенный час подал дочке сигнал – выманить бабушку к телевизору, пока он подменит старый матрас на новый. Должен был сработать фактор внезапности. Потом планировалось войти с шоколадным тортом и горящими на нем восковыми цифрами, девяткой и тройкой. Дальше по ходу сценария шел детский хор, исполняющий грузинский аналог Happy birthday.
Все прошло относительно благополучно: и замена, и торт, и песня правнуков.
Потом Ламару-бебо торжественно подвели к белоснежному подарку.
Старушка посмотрела на это великолепие и вдруг заплакала.
– Васико, что ты сделал?
– А что не так? Посмотри, бебо, какая вещь. У Людовика такого не было!
– Не знаю я твоего Людовика. А где мой зеленый? В полосочку?
Васико не решился сказать, что вынес его к ближайшему мусорному баку, печенкой чувствуя, что лучше не уточнять, а попытался подчеркнуть достоинства нового приобретения:
– Бебо, ты посмотри, какие пружины! Как на батуте можно прыгать. Ничего с ним не сделается.
– Вот сам и прыгай. У меня ревматизм. Я хочу мой старый. Еще с твоим дедом покупали в шестьдесят седьмом году.
Васико вконец запутался.
– Бебо, я хотел тебя порадовать. Хотел как лучше.
– Э, шен шемогевле, лучше еще не значит хорошо. Этот, с пружинами невозможно стирать. Чем же я буду заниматься летом? С ума сойду от безделья. Так и умереть недолго.
Васико бросился разруливать ситуацию:
– Бебо, не волнуйся, живи сто лет и еще столько! Я все поправлю. Хочешь, как в старину, – будет тебе стиль ретро!
Развернулся, сел в машину и поехал в сторону Дезертирки – выяснять, где можно купить новую шерсть на развес.
Иногда старое бывает лучше навороченного нового. А новое не приносит радости, к какой привыкли руки.
Нарды
Гоча, вконец окосев от второго локдауна, решил заняться полезным и, возможно, прибыльным делом – разгрести подвал и продать более или менее функциональные образчики ретро в интернете. На пару-тройку литров пива накапает, и то неплохо.
Встал часов в одиннадцать, соорудил себе холостяцкий завтрак и спустился в подвал. Последний раз Гоча был в его недрах лет 30 назад, тоже искал, что можно загнать. Кажется, тогда, в 90-е, выгреб все по максимуму.
И все же, покопавшись пару часов в хламе, Гоча нашел кое-что:
– старую швейную машинку в наполовину раскуроченном состоянии;
– кофейную мельницу без ручки;
– часы настенные без стрелок;
– стабилизатор;
– нарды с облупившимся лаком
и мелочи типа ножниц, машинки для закрутки и прочее позорно-барахольское, не стоящее упоминания.
Из всего перечисленного Гоча сделал ставку на нарды. Набрал на компьютере текст:
«Продаются антикварные нарды, имеющие позитивную энергетику от многих поколений коренных тбилисцев. Спешите успокоить не до конца покалеченные нервы и купите нарды за чисто символическую цену – 20 лари. Самовывоз, Дидубе».
Сфоткал раритет и запостил в одной из фейсбучных групп, где участники продавали все подряд: от недвижимости и старого хлама до породистых котят и банок с вареньем собственного производства.
Буквально через пять минут пошли первые комменты:
– Ауф, какие нарды! А сбавить нельзя? 20 лари – это чересчур!
– И как вам не стыдно продавать такую облезлую гадость!
– Я за такое и пяти лари бы не дала.
– Не давайте и идите мимо!
– Вай ме, какие нарды! Точно из моего детства! Помню, мой дед часами сидел во дворе под инжирным деревом и то проигрывал, то выигрывал. Один раз проиграл сапоги и босиком пришел домой. А какие потрясающие у него были сапоги! Настоящая кожа! Кроил Самвел. Вы помните на Авлабаре сапожника Самвела?
Эта маленькая зарисовка тут же собирает сердечки и лайки.
– Идите в баню со своим Самвелом и сапогами! Не пишите чушь. Здесь продают нарды. Не флудьте пост!
– Вот что за люди! Понаедут и потом портят коренным тбилисцам настроение своими замечаниями. Нету у вас настоящего понятия. Рожденный ползать летать не может!
Участник, невзлюбивший Самвела и плоды его рук, впадает в истерику:
– Админ! Админ! Тут наезд на национальной почве!
Параллельно растет ветка заинтересовавшихся старыми нардами.
– Автор поста, я беру ваши нарды не глядя. Просто шикарная вещь. И еще там сбоку гравировка имеется. Вот чувствую, девятнадцатый век, не меньше.
Гоча перестал читать и бросился к нардам. Ничего себе, и правда, гравировка. А что он знает про них? Может, действительно старинная вещь. Покрутил туда-сюда. Прямо скажем, нарды не юного возраста. Тогда надо цену поднимать. Что такое 20 лари за нашу историю… Отредактировал пост. Приписал к изначальной цене нолик. Потому как известное дело: чем больше цена, тем загадочней содержание.
Не успел запостить по новой, комменты стали множиться в геометрической прогрессии, как наскипидаренные.
– Автор поста, полегче на поворотах! Наглость – второе счастье. Только что цена была другая!
– А что такое в этих нардах? Они что, из слоновой кости?
– Имейте совесть, прибавьте фоток. Аж интересно стало, что изменилось в нардах за пять минут.
– У моего соседа такие же нарды. Один в один. Ничего особенного. Это развод для лохов.
– Оставьте мне ваш антиквариат. Только чуть сбавьте цену.
– Я вам в личку написала выгодное предложение. Можете попробовать свои силы в «Орифлейме».
Затренькал мобильный, и Гоча отошел от компа. Звонил его друг Лаша.
– Хорошо, что я успел! Мне скинули твой пост. Нарды продаешь! Как тебе не стыдно? Почему мимо меня это прошло? Ты не первый раз ведешь двойную игру. Давай, по-братски, уступи мне. Я всегда хотел их иметь. Помнишь, как наши отцы играли, а мы смотрели? Это память о нашем детстве.
Гоча растерялся. Вот уж никогда бы не подумал, что Лаше небезразличны такие мелочи жизни.
– Давай, не тормози, – наседал друг детства. – А помнишь, мой отец твоему сто рублей проиграл? Еще от наших матерей скрыли, чтобы скандала не было…
Гоча уплыл мыслями в прошлое. Увидел загорелого смеющегося отца, улыбающуюся маму, возившуюся на шушабанде[3]3
Балкон, лоджия, застекленная веранда в старых тбилисских домах.
[Закрыть], старый ковер, перекинутый через резные деревянные перила. И раскрытые нарды на низенькой трехногой табуретке.
– Только не продавай никому! Слышишь! – неслось из мобильника. – Убери пост!
– Да, хорошо, – успокоил он друга и вернулся к монитору.
В глаза бросилось 45 новых комментариев. Страсти кипели нешуточные, комментаторы бились стенка на стенку. Каким-то образом прения переместились в политическую плоскость, начали с теории заговора, вакцинации, потом плавно перешли на плюсы и минусы актуальных политиков. Пять человек оказались друг у друга в бане. Кто-то с профилем летящего ангела на аватарке капслоком кричал: «АДМИН!!!!»
Гоча написал:
– Люди, я передумал продавать.
И сразу получил штук пять гневных бурых смайликов. – Что за безобразие?
– Посмотрите на него, скольким людям нервы потрепал!
– Я уже настроился на эти нарды. Они очень подходят по стилю к моему роялю, цвет один в один.
– Это чисто местное: замутить пост и потом не продавать! В других странах так не поступают.
– Чемодан, вокзал, прямой наводкой домой, раз вам тут не нравится! Оккупанты!
Тот самый летящий ангел требовал индивидуальной экзекуции:
– Гнать его из группы и бан на вечные времена!
Гоча дрожащей рукой нажал на кнопку «Удалить пост». Еще раз внимательно осмотрел нарды. Пусть лежат, есть не просят. Может, лет через десять их за большую цену с руками оторвут. А пиво и так не проблема.
Гоча поводил пальцем по экрану мобильника.
– Лаша, по-братски, возьми пива, двухлитровку «Натахтари». Надо посидеть, вспомнить старые времена. А то, понимаешь, с этим коронавирусом скоро весь тбилисский дух выветрится. Надо снять стресс. С утра на нервах.
Нашла коса на камень
От 40-градусной жары размягчался асфальт. Но людей на улице все равно было много: туристский сезон в разгаре. По улице Леселидзе спускалась неторопливо, внимательно слушая исторический обзор, небольшая группка светловолосых приезжих под предводительством не умолкавшей брюнетки-экскурсовода. Они шли мимо магазинов с сувенирами, с церковными облачениями и иконами, мимо закусочных и кафе самого разного калибра и ранга. В воздухе витал запах свежеиспеченных хачапури, перемешиваясь с выхлопными газами и раздавленной шелковицей. Кто-то из группы обернулся поглазеть на связки разноцветных чурчхел в витрине крошечного магазинчика: уж очень заманчивая картина.
Экскурсовод заученно докладывала исторические факты, которые от частого повторения знала наизусть:
– Сейчас мы с вами идем к Сионскому собору. В нем хранится крест святой Нины, череп апостола Фомы и другие святыни. В 1226 году на Грузию напала армия хорезмийцев во главе с хорезмшахом Джелал ад-Дином. Очень скоро мужественное сопротивление грузин было смято и Тбилиси взят. В городе начались убийства и кровавые бесчинства…
Лица слушателей серьезны и полны сопереживания. Они смотрят на купол Сионского собора и степенно крестятся. Экскурсовод Лия тоже осеняет себя крестным знамением. Группка остановилась полукругом перед входом, все слушают, что было дальше.
– Завоевав город, Джелал ад-Дин приказал снести купол кафедрального Сионского собора и поставить вместо него свой трон. По его приказу из собора вынесли иконы Спасителя и Богородицы и положили на середину Метехского моста. Всех горожан согнали туда и под страхом смерти приказали идти по мосту, попирая святые иконы…
Дама с завивкой качает головой и охает. Видимо, ее богатое воображение рисует картину во всех подробностях. Лия уже запомнила, ее зовут Нина, и она самая активно верующая. Иногда что-то записывает в блокнот. Глядя на нее, Лия продолжает:
– Христиане целовали иконы. Палачи тут же отрубали им головы и обезглавленные тела бросали в реку. Долгое время воды Куры были красными от крови мучеников, – звенит голос Лии. – Сто тысяч грузин засвидетельствовали свою верность Христу и пожертвовали жизнью ради поклонения святым иконам.
Нина опять крестится и всплескивает руками:
– Страсти какие! Спаси, Господи! – потом оборачивается к своим спутникам: – Вы представляете, от чего Россия спасла Грузию! Если б не наш царь, вас бы, бедных, и на карте не было. Начисто. А была б одна Турция поганая, прости, Господи.
Лия смотрит на Нину, как в детской игре «замри», потом выдает:
– Это еще вопрос! Нас бы Господь за православие помиловал. Сколько набегов пережила моя многострадальная родина, но мы были, есть и будем!
Нина, нахмурившись, слушает, потом идет в атаку:
– Вот вы меня извините, Лия, за правду. Я человек прямой, вилять не буду. И Господь не велит лукавить. Хоть и хорошо у вас тут, в Грузии, а все ж вы, как люди, неблагодарные. Вы должны нам в ноги кланяться. А вместо этого америкосам продались, в НАТО вступить хотите. Американцы – они хитрые. Используют вас и фигу покажут, – для убедительности Нина моментально складывает упомянутую комбинацию из пальцев и тычет в нос Лии.
Лия, оторопев, тяжело дышит, пышная грудь ходит ходуном от эмоций. Наконец лава выплескивается наружу, сметая остатки приличий:
– Этого еще не хватало – в ноги кланяться! А кто у нас Абхазию и Самачабло[4]4
Неофициальное грузинское название Южной Осетии.
[Закрыть] отнял? Триста тысяч беженцев в своей же стране! А война 2008 года? Кто нас бомбил?
Дальше шла непереводимая тирада по-грузински, после чего в голове у Лии вновь включился русский блок:
– Кланяться? Нет, ишо пехеби[5]5
Жаргонное выражение, буквально «мои ноги» (груз.).
[Закрыть].
Нина ответила встречным залпом:
– Нечего было абхазов и осетин обижать! Мы правильно сделали, что заступились. А вы какие после этого верующие? Церквей понастроили, а духа евангельского на пять копеек нету. Прости, Господи, вот у вас татуировка на ноге! – и ткнула пальцем в змейку на икре Лии.
– Вах, я сейчас не знаю, что с вами сделаю! – Лия раскраснелась, и видно было, как она из последних сил пытается сдержаться. – Да мы самые древние православные!
– А Москва – Третий Рим! Без нас православие бы не устояло. Мы сербов и болгар защищали. Болгары, кстати, свиньи еще те, между нами говоря, тоже не в ту сторону смотрят.
– Сделали доброе дело и попрекаете! Это у вас нет евангельского духа, духа кротости…
– Можно подумать, у вас он в избытке.
– Да что с вами спорить? Когда у нас Евангелие переводили, ваши предки по деревьям лазили.
– А ты моих предков не трожь!
– Это ты не трожь!
На шум подошли несколько зевак из местных.
– Звоните в 112, – посоветовал кто-то. – Они сейчас друг дружке в волосы вцепятся. Аба, где патруль?
Как ни странно, упоминание о стражах порядка охладило страсти. Женщины понизили голос.
– А вы не начинайте.
– Нет, это вы не начинайте.
– И как вам не стыдно? У святого места ругаться! Грех один.
– Вот и уважайте святое место и ведите себя прилично! Не искушайте меня.
Тут вмешался единственный в группе мужчина:
– Вы это, Лия… не отвлекайтесь. Давайте закругляйтесь про Сионский собор. Все ясно, капец полный с этим хмырем Аладдином. Иначе мы на дегустацию вина опоздаем. И ресторан уже забронирован. Политика – вещь темная. Я, к примеру, откуда куда ехал, чтоб тут оттянуться по полной, а вы, понимаешь, развели резину, кто кого. Ну честное слово!..
Его спутницы загомонили:
– И то правда!
– Пошли внутрь зайдем, сфоткаем по-быстрому – и на дегустацию. Оно приятнее, чем по жаре мотаться. И так уже в голове каша из этих дат.
– Сколько воды утекло, чего старое поминать…
Лия взяла себя в руки и повела группу в собор, по дороге повязывая косынку, которую всегда носила в сумочке. Гиду без этого никак, за день несколько церквей надо обойти. И везде искушения. Работа вредная.
