Текст книги "Фора хочет жить"

Автор книги: Мария Бунто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Я тоже очень рада, друг! – Мейро крепко обняла его еще раз, после чего обняла Рагнхилдер. – Какая же ты красивая! Я и за вас рада! Как же здорово все складывается! А давайте по одной? – высокая женщина вытащила три капсулы.

– Нет спасибо, я не буду. Достаточно. – мягко улыбнулась Рагнхилдер, отстранив широкую ладонь Мейро.

– Чего это? Ты, что ребенка ждешь? – воскликнула Мейро.

– Нет. Просто правда не хочу. Спасибо большое! – рассмеялась брюнетка. У нее была весьма необычная прическа, точнее множество тугих чернявых кос, искусно сплетенных между собой по спирали. Фора тоже отказался от симулятора спиртного, но подруга совершенно не обидевшись лихо приняла сразу две капсулы запив их соком. Оставшимся трезвенникам пришлось прождать не малых восемь минут пока высокая гостья внятно продолжила разговор.

– Как твоя поездка? Как прошел репортаж? – спросил наконец Фора, присаживаясь на дивный стул, видимо одна из неудавшихся моделей юного дарования мебельного дизайна. – Где ты вообще была? Куда летала?

– Ох, Фора. – всплеснула руками подруга все еще слегка шатаясь от полученной дозы бреннивина. – Я летала в Белушью Губу…

– Куда? – почти одновременно спросили Фора и Рагнхилдер.

– В Белушью Губу. – почти по слогам ответила Мейро, понимая что это название совершенно ни о чем не говорит практически ни кому с кем бы ей пришлось иметь разговор, за исключением историка, политика или географа. – Это бывший кусок России. Точнее то, что от нее осталось. Полагаю, вы изучали историю и географию нового мира? Посему должно быть знаете, что из выживших стран в состав объединения входит Архангельская область, некоторые ее составляющие, скажем так…Все, что уцелело после катастрофы. – репортер сделала пару глотков сока и продолжила. – Значит вот…Есть такой поселок, точнее он был поселком после преобразований, он превратился в отдельный островок. И называется он Белушья Губа. Звучит не плохо? Да? – Мейро поймала учтивые улыбки и заговорчески придвинулась к слушателям, которые повинуясь движению, так же преклонили свои головы ближе. – Это не просто остров или селение…Там…Там особенные люди…Такие особенные, как в бывшей Индонезии. А точнее на острове Вайгео!.. Ну вот кто мог представить, что из всего гигантского куска, уцелеет какой-то островок на востоке Индонезии и станет еще и хранилищем, я бы сказала пристанищем всего бывшего…– Мейро резко оборвала речь и заговорила значительно тише, – бывшего духовенства?

– Чего? – яростно и скептически подал голос Фора.

– Тихо. – прошипела Мейро. – Тихо, пожалуйста…Это знаешь…Тайное расследование. И информация…Тайная…Короче есть отдельные острова и малоизученные провинции где по сей день скрываются не просто люди, которые раньше были монахами, есть версии…– Мейро сделала очень длинную паузу и Рагнхилдер, нервно поторопила женщину нетерпеливым странным звуком не обозначающим в принципе никакого связанного слова. – Не прошитые люди. – торжественно, но тихо наконец произнесла репортер.

– Быть такого не может! Это чушь. – неодобрительно фыркнул художник.

– Да подожди ты! Фора! Не начинай. Послушай. – не менее резко огрызнулась Мейро махая своими красивыми тонкими руками.

– Этого не может быть. По одной простой причине. Двести тридцать семь лет назад была произведена общая эвакуация и …

– Слушай, замолчи ты со своими познаниями! – повысила голос подруга. – Я что просто так все эти годы мотаюсь по странам? Слушай, а потом критикуй! – Мейро выпила сок дабы освежить горло. – В общем, это правда. Есть люди, которые в момент катастрофы, точнее на кануне всех этих плачевных событий еще за несколько лет до начала грядущего, каким-то невероятным образом вычислили точки, на которых останется жизнь. Мировые узлы, как они это называют. И стали перемещаться туда, задолго до общей паники…Таким образом, на земле сейчас есть три основные зоны, где духовники все еще существуют и правят свои обряды, сохраняют традиции и знания…Если взять Вайгео, например, там в основном монахи и просвещенные из бывших Лаоса, Индии, Китая, Гвинеи, Японии и самой Индонезии конечно же…Если говорить о Белушьей Губе, там в основном православные и мусульмане, есть представители католического мира, а еще различные приполярные шаманы, наподобие эскимосов, якутов и прочих…И там, я вам замечу, тоже есть не прошитые сердца. Именно они! Они могут говорить о таких вещах…

– Которые грозят нам смертью. – тихо закончила Рагнхилдер.

– Именно!!! – победоносно воссияла Мейро. – Они говорят об этом свободно! И никто из них не умирает!

– А может быть и нам можно? – неуверенно предположила исландская брюнетка, так сжав пальцы, что костяшки ее нежных рук побелели.

– Я бы не стала рисковать. – честно призналась репортер.

– Умоляю вас! Да вы себя слышите? – Фора встал. Встал резко и скривил лицо от острой боли в ноге. Однако он был полон решимости прекратить этот бредовый разговор. – Заклинаю вас немедленно замолчать и выбросить эту чушь из голов!

– А где третий остров? – словно не слыша будущего спутника в союзе, жадно интересовалась Рагнхилдер, обращаясь к Мейро.

– Предположительно в районе Новой Зеландии.

– Там все еще в первые годы затопило. – смешок у Форы был не добрым, но его никто не слушал.

– Три Кингс Айлендс. Это группа островов. Монахи сказали, там есть их братья по духу из разных конфессий и стран. – Мейро замолчала и о чем-то задумалась.

– Ты полетишь туда? – спросила Рагнхилдер растирая ладони.

– Возможно…Я просто обязана. Потому что…– в дверь постучали и без приглашения зашли.

Диалог № 311

– Жаль, ты так и не попал на мою выставку. – Фора был напряжен и по обыкновению теребил стакан с жидкостью.

– Я заходил в галерею. Видел твои работы. Это впечатляет.

– Впечатляет? Хорошо охарактеризовано. – ухмыльнулся Фора. – Наверное ты был слишком занят? Мы сочетались с Рагнхилдер еще две недели назад.

– Я помню. Прости. Я писал, что буду не в стране.

– Кавказ?

– Да. У меня там была подработка. – Йогансон чувствовал неловкость перед другом.

– Я даже никогда не видел твоих работ…Сколько ты уже скульптором работаешь? Пять, шесть лет? – Фора допил жидкость и заказал еще стакан.

– Почти семь лет. У меня частные заказы.

– Ясно. А меня недавно снова вызывали в комитет эмоциональной защиты. Не понимаю иногда, к чему это все. Вроде бы все нормально. И тем не менее все эти тесты. Как-то устал от них, что ли.

– Может ключевое слово «Вроде бы»? – весело подмигнул Йогансон.

– А тебя часто вызывают? – словно не замечая собеседника продолжал Фора. – Ты вообще никогда не рассказываешь о своих походах. Неужели система смирно принимает твой характер?

– Слушай, что-то ты сегодня подозрительный какой-то. У тебя все в порядке? – встревожился светловолосый мужчина.

– Да. – бесцветно ответил Фора. – Прости. Дело не в тебе…Я почему-то переживаю за Рагнхилдер.

– Что с ней?

– Ее мысли. Да, конечно, я не знаю их…Но какая-то она другая стала.

– После сочетания все становятся другими. – вынуждено пошутил Йогансон.

– Нет. Это что-то другое…Она…Я вижу, что она привязана ко мне и у нас все отлично, но, – Фора сделал громкий глоток, опустошив содержимое стакана в один заход, после чего нервно выбросил малахитовую соломинку на стол. – Я чувствую, что она что-то скрывает…Какие-то определенные чувства. И мне это не нравится.

– Ты не можешь заставить человека говорить обо всем. Дай ей время. Неприкрытая откровенность возможна, наверное только со мной? Я что чувствую, то и выплескиваю на тебя.

– Это точно! – оба друга рассмеялись разряжая напряженную обстановку.

– Если она о чем-то молчит, – продолжил Йогансон, – значит, тебе еще не пришло время услышать…Действительно, дай ей время. У вас только начался период совместной официальной жизни. Каждый переживает этап по-своему. Вам нужно привыкнуть. Может это просто шок?

– Может быть…Может быть…Я несколько раз, – после долгой паузы продолжил Фора, – замечал в ней такой взгляд…словно она вот-вот скажет что-то такое, о чем не стоит вообще говорить. Это не тайна, это не упрек, это что-то эмоциональное. Я смотрел ее график. Там действительно наблюдается странная эмоциональная активность…Я боюсь, что у нее могут появиться мысли и суждения как у тебя. – Йогансон немедленно отреагировал удивлением. – Без обид! Прошу. Я уважаю тебя! Однако…я бы не хотел, чтобы Рагнхилдер испытывала нечто подобное. Мне кажется с этим очень сложно жить.

– С чего ты так решил? – в тоне друга, едва улавливались нотки обиды.

– Просто мне так кажется. – Фора развел руками и опустил глаза. – Такие люди как ты, я правда не встречал таких, – спешно улыбнулся Фора, – мне кажется им крайне сложно жить. Сложно принимать этот мир и себя в этом мире. Разве не так?

– Абсолютно не так. – протестовал Йогансон.

– Посмею оспорить. – Фора расправил плечи. – Я живу, не предъявляя жизни ни каких рекламаций. Не вынося приговор и не анализируя что было и как могло бы быть. Не отягощая себя императивом ни по отношению к государству, ни к закону, ни к себе самому в том числе. И мне от этого проще. Мне намного проще и легче жить. Даже не просто жить, а преимущественно наслаждаться моим пребыванием здесь…Но мне кажется, люди, которые находятся в постоянном выставлении регрессо, живут в непрекращающейся борьбе. Причем довольно бессмысленной борьбе. Ультиматумы, притязания, неудовлетворенность – все это похоже на игру в пинг-понг. Только шариком в итоге, становится сам человек. Его нервы и психика. Только и всего…– Фора тяжело вздохнул, а Йогансон мрачно смотрел на него. – Я не хочу такого для Рагнхилдер. Я просто хочу жить и быть с ней. Большего я не прошу.

9

В комнате было темно, только слабый свет из прихожей воровато выглядывал из щели неприкрытой двери. Мужчина и женщина лежали в постели обняв друг друга. Фора дышал спокойно, его обычная мужская грудь мерно вздымалась, ноздри впускали и выпускали воздух, наполненный ароматом привычной и дорогой ему женщины. Черные женские волосы с блеском здоровья покоились на его плече и руках. Рагнхилдер лежала на его плече, обняв крепко за торс поверх одеяла. В отличие от партнера, ее состояние сложно было охарактеризовать, как умиротворенное.

– Что тревожит тебя, солнце мое? – тихо спросил художник. Рагнхилдер молчала. Глаза ее были открыты и прикованы в пустоту тихой спальни. – Я же чувствую…О чем думы твои? Расскажи. Мы не обязаны молчать, но можем поговорить обо всем. – Фора бережно поцеловал макушку женщины, к которой испытывал самые сильные чувства, которые возможно и должно испытать человеку в его суетливой и столь нагроможденной событиями жизни. Рагнхилдер приподнялась на локтях и внимательно посмотрела влажными мятными глазами на партнера. В темноте, сверкнула влага и на мгновение Форе показалось, что глаза женщины фосфорицируют, но этот эффект тут же исчез, ее взгляд скользнул вниз, густые ресницы прикрыли сияние.

– Мне нужно полететь в Белушью Губу. – уверено заявила Рагнхилдер. – Мне необходимо получить ответы. И да…– молодая женщина прикусила губу и продолжила. – Я получила статус археолога. Записалась в группу антропологов и теперь имею необходимый доступ к свободному перемещению в целях программы «изучение и спасение вымирающих видов». – Рагнхилдер умолкла, ожидая дальнейшей реакции партнера. Дыхание у Форы изменилось, потяжелело и стало прерывистым. Мужчина желал скрыть свои волнение и недовольство, но это у него выходило плохо.

– Хорошо…– медленно выговорил художник, продолжая бороться с эмоциями. – Однако я не запрещаю тебе этого, только лишь потому…– Фора умолк и громко сглотнул сухость во рту.

– Я поняла. – нежно отозвалась преданная и чуткая спутница. – Вот поэтому, я и хочу побывать там, чтобы выяснить максимально все, что могут знать другие…То, что я и ты не можем сказать друг другу элементарного вслух, в глаза и в сердце, меня убивает не меньше чем если бы я это произнесла однажды.

– Как же это глупо. – мучительно протянул Фора выпрямляясь, он облокотился на мягкие подушки. – Я повторюсь и буду прав. Это просто слова. И без них можно прожить. Если бы я не испытывал к тебе эмоционального уважения и близости, я бы никогда не отпустил тебя туда, а что еще важнее, мы бы не сложили с тобой союз. Никогда…Но я не хочу тебе запрещать. Лети моя Хилдер, туда, куда призывает тебя сознание и сердце. Но только непременно возвращайся…И еще, – Фора сжал ладони женщина в своих, – не бросай меня завтра. Я хочу, чтобы на «Сиянии Квинты» ты была со мной.

– Конечно! – живо отреагировала Рагнхилдер и припала к шеи партнера, крепко обхватив его обеими руками. – А знаешь…А может и ты не бросишь меня?

– Что ты имеешь в виду. Я не собираюсь тебя бросать. Никогда.

– Полетели со мной. Сразу после выставки. Пожалуйста. Со мной. Тебе это будет полезно.

– Не уверен. – Фора нервно задышал, в ноге словно хитрая смертоносная змея скользнула боль и он вздрогнул. Теплая рука Рагнхилдер легла на травмированное колено, утешая, усмиряя ворвавшуюся боль.

– Ты подумай, а потом дашь ответ.

10

– Лишите человечество двух простых взаимопроистекающих друг из друга слов и посмотрите, каким будет это человечество. Бог есть любовь. Любовь есть проявление высшего начала, то есть Бога. Любовь это сильнейшее и самое важное, первоосновное проявление чистого естества Бога. – еще не совершенно старый монах с полуулыбкой на лице дружелюбно поглядывал на Рагнхилдер и смущенного неприветливого Фору. Старец был бодр духом, подвижен и внушал странное смешанное с отцовской теплотой и профессорским авторитетом чувство. – На протяжении всей истории, не раз правящие силы пытались искоренить духовенство во множестве стран. Задумайтесь почему? – старец улыбнулся и задорно провел кривым от остеохондроза пальцем по воздуху. – Китай, Советский Союз, Индия, Ирландия, Соединенные Выжившие Страны очень, очень много примеров того, когда Бога и нас, монахов, священников и богословов пытались уничтожить. Что равнозначно, вытеснению из человеческих сердец Бога. – старец сделал паузу и предложил гостям воды. Человек в оранжевых одеждах подал кувшин. В уютную теплую комнату вырезанную в скале вошел еще один человек в белых одеждах с черной с проседью бородой, черной повязкой на голове и присел рядом с говорившим. Они молча и учтиво кивнули друг другу после чего старец продолжил. – Мусульман вот например, несколько сотен лет ненавидели и всячески под псевдо провокациями, спланированными терактами изживали со свету. Нас православных расстреливали, сжигали и сажали в тюрьма.Громили наши храмы, кощунствовали над святыней и ссылали на самые отдаленные участки планеты рыть ямы, пытаясь сломить, уничтожить и превратить в животных, у которых нет ни души ни чувств, ни любви. – старец тяжело вздохнул. – И так можно сказать о многих представителей веры. Сколько было убито буддистов и даосистов, ламаистов и сикхов…И все только ради того, чтобы вычеркнуть из умов и сердец человеков одно простое, но столь важное чувство. Любовь. – старец улыбнулся так светло и мягко, что у Рагнхилдер заблестели глаза. – Милые мои братья и сестры…Без Бога жить невозможно. А следовательно и без любви…Вы наверное хотите знать зачем Объединенные Страны решились на столь странные меры? Это похвально…Однако, сердце наше скорбит о том, что сотворили сильные мужи мира сего…Да, несомненно, с беглой точки зрения, лишив человечества веры, правящие ныне, как бы решили навсегда вопрос войны. Духовной и межрасовой войны. Но это не совсем так, друзья мои. – старец наклонился испить воды, голос его столь живой и бодрый стал хриплым, но он продолжил. – Расовые и богоборческие войны были всегда, но топливо для столь мощного оружия, во все времена контролировалось сильными мира сего. Кто-то скажет, что это естественная кривая истории, что войны и катастрофы это естественный рычаг балансировки населения планеты. Но, друзья мои. Это просто удобная версия и не более того. Война и злоба есть корень и фундамент каждого человека. Уж так заложено природой. Ибо познав добро и зло, обрел человек и тленность и порок. И вот одним из этих пороков, есть непримиримая борьба и неисправимая жажда крови…Дабы установить один порядок, должно свергнуть старый. Так произошло и в нынешнем веке. Перебрав всевозможные варианты управления людьми, правительства стран прибегло к самому кардинальному, однако отнюдь не новому. – старец печально обвел взглядом присутствующих. – Если вы помните из уроков истории, сканирование сетчатки не привело к желаемому результату. Отпечатки пальцев, встроенные чипы в руках, шеях привели только к тотальному обезглавливанию, расчленению и всяческим зверским увечьям людей. Детонаторы не срабатывали, поисковые системы выдавали неточное место расположение тел, сканирование допускало сбои и в общем вы сами знаете к какому хаосу привели эти столетние эксперименты… Тогда правящие мужи, руководствуясь неугасимыми амбициями и ненавистью друг к другу, объявили последнюю, на данный час войну. Под лживыми лозунгами, трусливо и вероломно прикрываясь именами Бога, были запущены бомбы…– стрик умолк. В комнате послышались приглушенные неведомые гостям до селе звуки, толи мычание, толи причитания. Имам и брахман совершали совместную молитву, тихо-тихо, монотонно и утешительно звучали их непонятные голоса. – Все мы бежали. Точнее отцы наши и прадеды, праотцы братья и сестры. С верою и молитвою бежали скрываясь от катастрофы…И объединились мы, и принялись хранить традиции наши с уважением и любовью к друг другу. Ибо следующий шаг со стороны властей, известный всем как «Зачистка эмоционально нежелательных элементов», а потом и последующая прошивка сердец, изначально поданная под личиной глобальной любви, в итоге окончательно лишила человечество и Бога и любви.

– Я приношу извинения, старейший, однако согласитесь же! Воин больше нет! – не выдержав слащавый монолог, Фора осмелился вмешаться.

– Вы правы, мой друг. Войны нет уже более двух сот лет. Как и нет свободы. – добродушно улыбнулся старец. – А Бог, так возлюбив детей своих, что дал им полную свободу. Ущемление же любви и свободы, я имею в виду свободы выбора действий, принятие решений, не говоря о противоестественной смерти, есть ничто иное, как игра в Бога. И мир ли это? Нет, мой друг. Это та же самая война, то же преступление против человечества, которой упиваются сильные мира сего на протяжении всей истории. Только подана она, как впрочем, и всегда под искаженной добродетелью. Тот мир, в котором мы живем сейчас не меньшее зло, чем сотни лет назад. Поверьте мне, мой друг.

– Я с вами не согласен. – сухо пробормотал Фора.

– Это ваше право. Я лишь говорю вам о том, что убивать за слова Любовь и Бог, в меньшей степени ненормально.

– Они говорят, что без любви и веры в Бога, человеком легче управлять. – по комнате полился сочный низкий голос бородатого мужчины. – Но, если они так боятся любви, почему они не внесли в кодировку запрещенные и более страшные слова, такие как смерть, ненависть, война, зависть, убийство? Это не удачная и весьма хитрая система правления. Односторонняя я бы сказал. Но мы полностью понять ее не в силах. Да и не зачем нам печься по замыслам чужих. Наша задача сохранить веру, ради спасения сердец ныне живущих.

– Какой прок от вашего убежища? – ухмыльнулся Фора не обращая внимания на осуждающий взгляд своей спутницы жизни. – Мне кажется, чтобы жить не обязательно на каждом углу выкрикивать запрещенное имя или как оглашенный твердить о своих чувствах. Простите, но то, что я испытываю к своей женщине, мне не обязательно облекать в слова. Это просто сочетание звуков и не более того! Я же могу делами подтвердить свое отношение к ней!

– Все ты верно говоришь, друг мой. – отозвался старец. – Но суть не в возможности произносить или молчать. Мы не согласны с тем, что за такое простое и безобидное, важное и справедливое людей убивают. Как ты относишься к этому? Почему, человек, который просто желает возблагодарить Бога за прожитый день или помолиться Всевышнему о тяжбах своих не может сделать этого, ибо обречен на смерть?

– Я не думаю об этом вообще. Я просто живу и мирюсь с тем, что происходит с нами в данный момент. Я живу здесь и сейчас. Только и всего. Я родился и продолжаю быть. А почему и что с этой системой делать, не моего уровня задача. Я рад тому, что имею и собираюсь максимально долго быть с той, которую выбрал и получил. – Фора крепко сжал ладонь Рагнхилдер, которая выглядела странно. Ее мятного цвета глаза были полны слез, она дышала часто и молчала, периодически переводя взгляд со старца на партнера, осторожно рассматривая молчаливого худого бритого наголо человека в оранжевых одеждах, избегая напрямую смотреть на высокого бородатого мужчину в белом.

– Похвальное смирение. И это твой выбор. Нормальное и естественное желание жить. – густой голос имама снова заполнил комнату. – Не ты к нам пришел, но твоя женщина. Чего желает душа спутницы твоей? – бородатый мужчина обратился к Рагнхилдер, которая вздрогнула, не ожидая прямого обращения особенно со стороны пугающего ее мужчины.

– Вы слышали о зарождающемся движении? – робко спросила женщина.

– Это печалит наши сердца не меньше чем отсутствие Бога в ваших жизнях. – слабым голосом вдруг отозвался человек в оранжевых одеждах. – Братья мои не верят в перерождения. Однако это не мешает нам быть едиными в молитвах наших. Есть общая печаль и забота для нас – души людей, что во тьме. Но, что будет с теми, кто во имя очередной революции падет жертвой суицида? – в шершавых пальцах монаха постукивали четки, он так же сидел на полу, выпрямив спину, а его босые ноги были хитро сплетены меж собой. Монах слабо улыбнулся и продолжил. – Нет ничего священного в самоубийстве, даже во имя свободы. Не мы призываем к смерти, но люди выбирают свой путь…Если они думают, что иного пути для спасения нет, мы будем молиться о душах их пока остаются в нас силы.

– Как это удобно! – яростно вклинился в разговор Фора. – Вы сидите, ничего не делаете, нашептываете запрещенные словечки путникам только и всего! Потом эти люди наслушавшись ваших проповедей идут такие воспаленные и давай умирать за вашего небесного! Но вы ни причем! Вы же всегда в стороне! Что вам дело до всемирного контроля? О нет, мы посидим в стороне, а когда люди перемрут в очередной раз, мы такие просвещенные и милые вылезем из своего укрытия и научим всех как нужно жить и куда потом мы все попадем. Вот же устроились! – Рагнхилдер возмущенно пыталась пристыдить партнера, но Фора не обращал внимания на ее замечания. – И так по видимому было всегда. Вы уж простите, но видимо не зря вас запретили. И да! Вот еще, что…Удобно вам вещать обо всем этом. Вы же все рождены каким-то удивительнейшим образом без прошивки! Ведь так? Чего вам бояться? Но вот возникает вопрос…Как же так долго, сотни лет, вам удавалось скрываться от эмоционального контроля? Хм…Странно, как-то, что никто не нашел вас и не сдал. Хотя вот! Прилетай не хочу! Говори, слушай, общайся с вами! И ничего! Живы, здоровы себе. Живете в пещерках. Да людей дурите, не прошитые шарлатаны!

– Фора! Остановись! – не выдержала Рагнхилдер и в сердцах крикнула на спутника.

– Все хорошо. Не волнуйтесь. – умиротворенный и добродушный голос старца обращенный к Рагнхилдер, начал раздражать Фору еще сильнее и он добавил несколько неприличных колкостей в адрес представителей веры. – Это естественная реакция на духовников. Мы привыкли. Это нормально…Кто-то готов принять, кто-то опасается и посему принимает сторону отторжения. Ничего страшного. Однако отвечая все же на ваш вопрос, позвольте продолжить мысль моего брата. Да, мы слышали и конечно же знаем о том, что люди собираются на мятеж. Не справляясь с собственными эмоциями, не желая мириться и жить в сложившейся системе, люди со всех уголков уцелевшего расколотого мира, собираются на массовый протест…Мы не можем повлиять на сильных мира сего…Мы не можем запретить людям совершить то, что они уже решили сделать…В беседах, конечно же, мы призываем людей к терпению и пониманию…Однако, мы можем только догадываться какое сильное внутреннее волнение и борьбу переживаете вы…Так как да, мы рождены свободными. С не прошитыми сердцами нам проще говорить, да нет же! Нам позволено просто говорить о Любви и Боге…А вам милые, нет…Вот в этом и трагедия. – старец нахмурился и печально прикрыл лицо длинными узловатыми пальцами.

– Вы, молодой человек в чем-то правы, – обратился имам к Форе, который только перестал что-то бубнить – Наша жизнь вызывает подозрение. И приводит к законной мысли, а зачем и кто позволил нашим праотцам выжить? Не является ли наше выживание, очередным козырем, разменной монетой, показательным выступлением для правящих сил? Ведь подумайте, как только начнется волна самоубийств…– владелец густого голоса сделал не добрую паузу и уже менее звучным голосом продолжил, – После смертей…Обвинят во всем духовенство. Снова будет во всем повинен Бог и его слуги.

– Мученики, – подхватил его послание старец, – они были и будут во все времена. Это неизбежный процесс. И это печально…Без смерти, к сожалению, без самопожертвования не возможно ни одно изменение. Ни одна революция, ни одна смена власти, в какой бы то ни было отрасли, не может произойти без жертв и это сокрушает наши сердца.

– Ох как трогательно. – огрызнулся Фора.

– Приняли бы мы мученическую смерть? Да. Но если бы наши праотцы сразу раскрылись и начали сжигать себя на глазах прошитой публики, кто тогда сохранил бы знания и веру? – прозвучал монах в оранжевых одеждах. – Что тогда дала бы их смерть человечеству? Ничего. Только опустевший мир без Любви и Бога. Только и всего. И да, если раскодируют сердца и подарят людям свободу, мы будем теми, кто подаст им руку помощи. Кто позаботиться об их переполненных сердцах…

– Если человек пробыл долгое время без воды и пищи, разве можно ему вкушать безмерно питие? Нет. Это приведет только к гибели. Так и в том случае, если падут оковы со сдержанных сердец, нужны будут попечители, которые плавно введут людей в верные врата веры и любви. – подхватил имам.

– И потом снова начнутся распри и мятеж! – взорвался Фора. – Каждый начнет тянуть одеяло правды на себя, уверяя, что он или тот другой прав и только его небесный верный проводник в вечную благодать! Не смешите. Это пока, вы дружные и такие спокойные. Дай только власть и преимущество, пойдет опять народ на народ и все по кругу! Давай убивать и ненавидеть! Как же все это глупо. – Фора встал не желая продолжать бессмысленный спор или разговор, он вообще перестал понимать зачем приехал сюда. Он протянул руку своей спутнице. – Нам пора ехать. Всего доброго! – через плечо бросил художник.

– Женщина репортер. – вдруг отозвался невозмутимый старец. – Ее сердце стремится к Богу…Берегите ее. А мы будем молиться о всех вас. В добрый путь.

– Да прибудет с вами Господь. – добавил имам.

– А вы не торопитесь говорить о любви. Будьте подле мужа своего и доверяйте ему. Он любит вас и меньше всего хочет потерять вас. – это послание от человека в оранжевых одеждах заставило Рагнхилдер расплакаться. Она безвольно поплелась за супругом.

Диалог № 327

– Ты помнишь наш давний разговор? Когда я выразил опасения насчет Рагнхилдер. – Фора и Йогансон стояли на мостовой. Перед ними расстилалось небо в золотисто розовом закате. Почти стемнело, но еще можно было распознать черты лица.

– Конечно помню. Мы тогда долгое время не могли встретиться. – Йогансон стоял в темно коричневой куртке с поднятым воротом. Его светлые волосы были затянуты в тугой хвост. Теплый широкий шарф, доставая до подбородка, защищал его шею от осенних ветров.

– Да, прости. Это я не мог. Всего столько случилось. И я еще работал над новыми картинами.

– Ничего страшного. Мы же друзья. – Йогансон погладил друга по спине. – Главное, что мы здесь и сейчас. Стоим себе и провожаем падающий день.

– Ты не скульптор. – заметил Фора согревая пальцы. – Тебе поэтом быть.

– Это опасное дело! – оба мужчины едва слышно, однако не весело рассмеялись.

– Насчет опасности. Я думаю нам всем скоро конец. – совершенно спокойно сообщил Фора.

– Откуда такая уверенность? – Йогансон был беспристрастен, он стоял ровно и прямо, расправив плечи, словно образцовый солдат минувших лет.

– Как никто другой ты это знаешь лучше меня. – Фора тоже не смотрел на собеседника, они оба смотрели вперед, в индивидуальную даль, как какие-то старые мудрые псы.

– Мне честь твои слова. А я думал, ты считаешь меня самодуром.

– Именно поэтому, я более всех уверен в тебе. Самодурство никогда не спасало мир. Эта человеческая особенность, только приводила одну эпоху за другой к ее неумолимому концу.

– Если бы не конец не было бы начала. Никакой другой эпохи, никаких открытий и достижений. Что хорошего жить в константе, в пассивной статике, в продолжительном мраке, в глобальной лжи измененного состояния? Это неестественно. Чтобы основать новое, под лозунгом «лучшее», непременно нужно свергнуть старое присвоив ему печать «худшее».

– А как понять, что оно уже устарело и его пора уничтожить?

– А здесь и понимать не нужно. Оно просто само собою устаревает. Аннигиляция происходит при помощи человечества, но без его рекомендации. Ты улавливаешь, что я хочу сказать?

– Наверное, да. – Фора спрятал руки обратно в карманы.

– И все же, как там насчет конца света?

– Я не говорил о конце света. – Фора улыбнулся и в мягком усилении темноты его зубы как-то неестественно белели в полумраке. – Я хотел сообщить о том, что люди скоро погибнут. В очередной раз причинят себе новую фатальную для большинства революцию.

– А перемены, хочу заметить мой друг, без жертв невозможны. – Йогансон так же повернулся к другу опираясь локтем о перила моста.

– Я знаю. Но это же грустно.

– Грустно. – оба немного помолчали, но светловолосый продолжил разговор. – Ты, пришел проститься?

– Мне кажется, я тебя больше не увижу. – Фора опустил глаза.

– А я не увижу тебя. – Йогансон отошел в сторону скрывая грусть и попробовал бесцельно пройтись вдоль мостовой.

– Ты, что-то тихий сегодня. Ведать точно конец приближается? – Фора нервно ухмыльнулся.

– Впервые сказать мне нечего. Ни возразить, ни опровергнуть. Даже послать некого и не куда. А как там Рагнхилдер? Как она?

– С ней все хорошо. – сдержано ответил Фора машинально преследуя друга в его антитраекториальной неспешной ходьбе.

– Как ее мысли? Она перестала настораживать тебя?

– Да, все отлично…Мы живем с ней хорошо. Она в порядке.

– Тогда почему ты прощаешься? – Йогансон остановился, испод густых бровей искоса глянул на друга.