Текст книги "Фора хочет жить"

Автор книги: Мария Бунто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Фора хочет жить

(автор: Мария Бунто)

1.

Человек вышел из каменоломни. Он выпрямил спину, и устало окинул свои пыльные одежды. Сильно ломило спину, внизу возле крестца пронзительными молниями выстреливала боль. Мужчина потер воспаленную поясницу и на слабых ногах сделал несколько пружинистых шагов вперед. Он преодолел стрелявшую в нервных волокнах боль сумев подняться по сухой извилистой трапе и попал на возвышенность, где его взору раскрылась удивительная в своей статике горная равнина, величественный ансамбль, состоящий из замкнутых каменистых хребтов и плавных линий заснеженных воротников. Человек смотрел на нерукотворное великолепие Исландских ледников, которые доживали свой век. Да, они были еще живы. Но очень скоро, гео-экологические изменения, при помощи скальпеля в руках человечества, навсегда ампутируют сердце земли.

Человек стоял и смотрел. Он пристально всматривался в причудливые изогнутые формы гор и плоскости драгоценных пород, невольно преображая видения в затейливые фигуры. В умирающих камнях, его левое полушарие мозга, вырисовывало взору скрытые символы. Совсем скоро, человек стал различать в хаотических пятнах конкретные очертания предметов. Плоскость непреступных, совершенно спокойных гор имитировали окрас коров, пятнистых ягуаров, чуть позже, под определенным углом зрения, человек смог различать и узнавать в природных окаменелостях лица и силуэты, складывая из всего случайного безобразия, четкие, сформировавшиеся сюжеты. Вот лик длинноволосого мужчины, истощенного болью, но столь смиренного в своем милосердии, что парные  внешней , невольно начинают выделять водный слой слезной пленки. А вот и стройная женщина в коктейльном платье сидит задумчиво в пол оборота, а из под пол широкой шляпки, выглядывают ее точеные скулы. Там же и монстры, там же дети с широко открытыми глазами и пухлыми лицами. В кривых складках камней скрываются верблюды и давно забытые историками рыцари. Там лошади и множество всевозможных сказочных существ, о которых не принято говорить в эпоху в которой живет человек.

Фора все это видел так четко и красочно, что картинки оживали и независимо друг от друга разыгрывали перед ним свой немой одинокий спектакль. Это были ожившие актеры. Актеры, созданные тем, чье имя запрещено произносить. Имя создателя, которое давно стерто из всех учебных пособий. Имя, которое неумолимо повлечет смерть на каждого живущего ныне, коль будет облачено в звуковой символ или даже мысленную форму.

Фора глубоко вздохнул и нелепо сел прямо на выступающий камень, подтягивая травмированную ногу с механической надобностью, которая позже трансформировалась в привычку. Он продолжал смотреть и все новые и новые образы оживали в его голове. Человек улыбнулся.

В пространстве раздался устрашающий гудок, словно гигантский хищник изрыгнул свой неистовый гнев. Фора вздрогнул и обернулся. Это был сигнал окончания смены. Из шахт потянулась цепочка изнеможенных усталых и пыльных работников. Его коллеги, но не друзья, его знакомые и командиры – все неровными рядами волочили отработанные тела к бронированному автобусу, который через три с половиной часа, вернет их в стройные ячейки общества. Туда, где каждый из них смоет свое бремя, умоет лицо от пыли, порошка и глины. Вернется в свои семьи, отведает капсулы ужина, возможно займется любовью с кем-то, но никогда не сможет вымыть руки от последних капель страдающей земли.

Фора встал, припрыгивая на поврежденной ноге и неспешно поплелся в сторону грозного фургона, оборачиваясь назад, желая запомнить то, что подарили его взору умирающие ледники.

2.

– Уважаемый виро Фора, – человек, сидевший за темно зеленым столом, бегло перебирая пальцами по прозрачному планшету обратился к собеседнику не глядя на него, – меня весьма беспокоит и удивляет ваше решение. – Мужчина с квадратным волевым подбородком нарочито тяжело вздохнул, оторвав взгляд от диаграмм и множественных данных, посмотрел холодными, изумрудными глазами на сидевшего перед ним человека, на что Фора невольно и довольно машинально улыбнулся, при этом не выказав ни малейшего дружелюбия, как и его консультант. – У вас повышено артериальное давление, – продолжал красивый и безэмоциональный человек. – Частота эго-волн превышает допустимые нормы. А мозговая активность и общая энцефалограмма, указывают на вашу, – мужчина запнулся, но продолжил, – психическую нестабильность. По крайней мере в данный момент. – консультант бегло растянул улыбку немедленно вернув губы в естественное положение.

– Не скрою, саммус виро Ингибъерг, я…Я сейчас волнуюсь. В последнее время. Часто испытываю колебания. – Форе было трудно говорить, он не мог скрыть потливость ладонь и учащенное сердцебиение, так как прошитое сердце давало полную картину его эмоционального состояния, он был уязвим. Особенно беззащитно чувствуешь себя перед консультантами, система биоэнергетического здравоохранения видела тебя насквозь, и как бы ты не пытался контролировать свои эмоции, химические реакции в организме выдадут тебя с потрохами. Фора сделал глубокий вдох, смочил губы водой и продолжил, не обращая внимания на ледяной взор саммуса виро Ингибъерга. – Но уверяю вас. Мое решение осознанное. И мои волнения как раз связаны с тем, что я хотел бы сменить род деятельности. Я… У меня есть идеи, я знаю, как воплотить этот новый проект и при этом быть чрезвычайно полезным обществу.

– Художник? – протянул консультант сложив ладони лодочкой на массивном столе. – Но позвольте. – снисходительно улыбнулся мужчина, – 4-D принтеры прекрасно справляются с картинами. Не уверен, что вы смогли бы привнести что-то новое.

– Да, совершенно верно саммус виро Ингибъерг! Однако же, чертежи и схемы для принтеров разрабатывают люди. – живо возразил Фора, безуспешно пытаясь скрыть всплеск эндорфина. Консультант скосил глаза на планшет вскинув брови.

– Вы переходите в фазу ярости?

– О нет! Нет саммус виро! Нет конечно. Просто я считаю, что мне достаточно будет года. Дайте мне год и я оправдаю перераспределение. Уверяю вас. – Фора глубоко сглотнул вязкую слюну и откашлялся. Изумрудные глаза консультанта бесстрастно смотрели на него, ладони сомкнулись в крепкий кулак.

– Вы же не собираетесь использовать масло? – холодно продолжал допрос тот, от которого сейчас зависела судьба взволнованного Форы. – Это было запрещено еще в III определении ЭЗ.

– Нет. Конечно же нет, саммус виро. Я буду использовать только принтеры. Моя задача, это разработка и написание схем. Только и всего. И честное слово, я не преступлю ни единого закона эмоциональной защиты. Единственное что – предложу человечеству новый взгляд и механизм созерцания моих работ. – Фора улыбнулся нервно, смирившись с тем, что у корней его волос сгущаются мелкие капли пота. Консультант внимательно и скептически уставился в планшет изучая все биоритмы тела, которое так отчаянно и настойчиво просило разрешения на перераспределение. После выносимо, но катастрофически долгого напряженного молчания мужчина с волевым подбородком и ледяными зрачками дал свое согласие.

– Хорошо, виро Фора Йохгюнсон. С 27 марта я включаю вас в программу перераспределения. У вас будет четко полтора года для новой деятельности. Финансовый баланс поступит на ваш счет 28 марта. Переезжать можете уже сегодня, адрес появится в вашем журнале через пару часов. 15 июня 22/17 мы встретимся с вами для рассмотрения дальнейших действий. Идите. – не успел Фора встать и поблагодарить представителя ЭЗ, как изящным движением кисти, консультант оградил от себя человека, воссоздав плотную темно синюю стену. Еще пошатываясь и хромая на левую ногу, Фора вышел из отделения, тревожно ожидая перемен. Однако на улице тихого города, обдуваемый ветрами, этот хромой человек испытывал облегчение нечто, напоминавшее радость, которая не была еще ярко выражена и распознана им, но в крови и в сложных лабиринтах мозга уже струились первые разряды полипептидных соединений, бравых химических попечителей радости и счастья.

3

Фора зашел в свою новую квартиру. Он сел на стул вытянув поврежденную ногу. Окинул отсутствующим взглядом пространство. Ничего нового для себя он не обнаружил. Разве что просторная отдельная комната для работы была весьма пригодна и укомплектована для последующего творчества. Испытывая дискомфорт в коленном суставе, мужчина встал и вошел в мастерскую. Массивные полеуритановые полотна всевозможных размеров мерными рядами стояли в ожидании прислонившись к оливкового цвета стене. Внушительных размеров принтер, заботливо подключенный к системному блоку тихо жужжал, прибывая в спящем предвкушении творчества. Несколько мониторов смотрели на него прозрачными лицами, а светло серые жалюзи плотно скрывали нежелательный свет. Фора потер пересохшие губы. Он передвинул кресло, сел на край привычно вытягивая ногу вперед и привел в действие оборудование. Комнату наполнил приятный успокаивающий шум вентиляторов и ядер. Фора потер лоб мысленно представляя себе задачи, которые предстоит воплотить в реальность действий. Его умозаключения решились звонком. Он набрал дистанционный магазин, в котором заказал цветные карандаши, введя несколько раз перед окончанием заявки, свой номер допуска, убеждая систему в правомерности свей покупки. Наконец система подтвердила его статус и заказ был оформлен. Вместе с карандашами, человек заказал себе еще набор капсул для ужина и одну упаковку завтрака. Через 20 минут все его покупки были смоделированы и он вытащив из модулятора заказ, что находился в кухонной зоне, принялся с интересом разглядывать карандаши.

Такие яркие, мягкие и столь цветные! Фора никогда не держал в руках столько карандашей. Он вспомнил, как очень давно в первом цикле формирования, в светлом, теплом и веселом учреждении эмоционального воспитания, детям выдавали набор карандашей. Фора улыбнулся и позволил себе предаться приятно растекающимся воспоминаниям. Однако он так же хорошо помнил, сколь скудны и ограничены были в то время краски и карандаши в частности. Это не был предмет искусствознания. О нет. Это был урок памяти истории. Только и всего. Но это было прекрасно и познавательно. И вот! Пройдя столь длинный временной путь, он, Фора Йохгюнсон, снова держал в руках этот манящий предмет прошлого. Фора улыбался и его сердце успокоилось, выровнялся пульс и на смену волнению и спутанного замешательства, восстановились спокойствие и тишина.

Почти сразу Фора ощутил голод. Ну конечно же! Он не принимал биологически активные элементы с самого утра. А уже было довольно темно. Не вечер, ночь правила городом и голод был естественной необходимостью. Мужчина подошел к трапезному столу. На чистую плоскость цвета шартрез, размером 0,5х0,5 метра он положил набор капсул. Бережно открыл контейнер и внимательно прочел предлагаемые варианты ужина. На некоторое время Фора задумался, после чего решительно вытащил капсулу под номером 11. Кьотсупа с тремя кусочками ругбрёйда, горячий сочный свид и нежный скид на десерт, показались человеку весьма заманчивым решением. Проглотив капсулу в желатиновой оболочке, мужчина на десять минут предался трансу. Содержащиеся в капсуле стимуляторы, позволили человеку насладиться сытным ужином, получив иллюзию, пережив вкусовую эйфорию трапезы. Фора четко ощущал знакомый ему вкус горячего, сытного мясного супа. Он отчетливо прочувствовал теплоту и мягкость ржаного хлеба. После чего аккуратно, при помощи вилки и ножа распотрошил теплую, сочную баранью голову, вымоченную в сурматуре, дойдя до самого лакомства – глаз. Затем, тщательно очистив последние кусочки мяса с челюсти барашка, он аккуратно отложил мнимые приборы в стороны, позволив себе неспешно выпить нежный, сладковатый йогурт, провожая истекавшие секунды псевдо ужина.

Фора открыл глаза. Ощутив сытость в желудке, он с благодарностью проводил разливающееся по телу тепло. Эйфория прошла. Полезные вещества всосались в кровь и продолжили свое стремительное распределение по жизненно важным ячейкам организма. Фора бодро встал, подтянув ногу отправился в мастерскую.

Вытащив самое маленькое полотно, будущий художник водрузил его на мольберт и сел ровно напротив девственно пустого полотна. Не твердой рукой он взял в руку карандаш. Обычный графитовый карандаш в неловкой руке, смотрелся довольно странно. Художник неуверенным жестом нанес на полотно небольшую точку. Аккуратно придал ей объем и отодвинулся чуть дальше от мольберта. Посидел немного и прикрыл глаза. Неведомо от куда, Фора возможно интуитивно знал, что нужно делать. Он расслабил зрение, предварительно отрегулировав нужное для работы освещение. Расфокусировал взгляд таким образом, чтобы смотреть не на точку, а сквозь нее. И так, совсем скоро, он увидел уже две, потом три и четыре точки, не смотря на то, что на холсте была изображена только одна, жирная простая почти круглая точка. Подобные упражнения, вспомнил Фора, совершал еще в детстве. Когда он хотел отдохнуть или расслабить зрение от постоянного чтения и программирования, маленький мальчик сам по себе создал такую игру зрения. И теперь, будучи изрядно взрослым, он удивился, как же быстро глаза вспомнили это легкое, но столь полезное упражнение. Соединить назад точку, было не просто. Это вызывает неприятную боль в глазных яблоках. Фора поморщился и круговыми движениями потер глаза. Мужчина улыбнулся и еще раз повторил упражнение с визуальным размножением единого. И снова упражнение прошло успешно. Тогда художник решил увеличить размер точки. Хромая он отошел от мольберта почти в самый конец комнаты. Не сразу, меняя фактический размер точки, ему удалось достичь желаемого результата. Фора улыбнулся и быстро внес необходимые данные: глубину, расстояние и диаметр. Когда с одной точкой было покончено, человек решил перейти к следующему этапу. Он снова взял полотно, только в этот раз оно было втрое больше предыдущего. Конечно, создатель заведомо знал, что именно предстоит сделать, однако он не спешил, так как все что он видел и знал, было лишь плодом его внутреннего непроверенного виденья. Впереди предстояли эксперименты и практика, которых он опасался, но без которых создание нового не возможно.

Таким образом, через несколько часов на холсте пестрили десятки разноцветных точек, были внесены множественные данные и вырисовывалась приблизительная, еще весьма сырая, но приобретавшая форму схема, будущая картина, обращенная в революционно новую программу восприятия. Так по крайней мере представлял себе художник.

К утру, полотно размером 1,5х2 было усеяно неровными, штрихообразными, овальными и разноцветными пятнами, которые на первый взгляд особенно при ближнем рассмотрении не имели ничего общего с конкретными, схематическими фигурами и образами. Обычное полотно пост абстракционизма, нервные штрихи и изломы, только и всего. Однако по виду истощенного ваятеля было видно, что мастер полностью доволен началом своей работой.

Фора почувствовал неизбежную слабость. Нога подавала настойчивые болевые импульсы, глаза воспаленно красные тяжелело скользили по пространству. Он принял верное решение, дав своему организму законное право на сон. Порой, в перевозбужденном мозгу, возникают ферменты блокирующие сон и попытка отдыха может превратиться в мучительную борьбу беспокойства и бреда. Во избежание подобного, мужчина принял капсулу с бреннивином. Доза в 50 грамм тминового шнапса расслабила его тело и позволила организму безмятежно уснуть.

Диалог № 278

– Привет друг! – мужчина со светлыми длинными волосами сел напротив Форы, его раскованные движения и энергичный голос являлись прямой противоположностью сдержанности Форы. – Давно не виделись. Слышал, ты недавно посещал Комитет?

– Да. Было такое. – Фора улыбнулся, помешивая соломинкой цвета дайкири, странную жидкость в стакане.

– Не надоело тебе ходить к ним? – у человека напротив, была широкая улыбка, больше походившая на дружеский оскал.

– Это типичная процедура. Ничего такого.

– Ой, да брось! – резко всплеснул руками собеседник. – Можно подумать без всей этой чепухи, человек не сможет прожить. Это же бред!

– Я не согласен, Йогансон. Это так же обычно, как сходить на тестирование жизненных показателей.

– Это не тоже самое. – возразил светловолосый.

– Ты всегда так. – покачал головой Фора опустив голову. – Почему тебе всегда все нужно оспаривать? Даже не имеет значения что именно. Просто, – Фора сделал пузу и добавил, – тебя всегда все не устраивает. И наверное это меня и удивляет в тебе.

– И привлекает! – весело выпалил Йогансон. – Ведь так? Подумай, нет. Просто представь! Если бы я не перечил тебе. О чем нам вообще разговаривать? – мужчина добродушно рассмеялся. В зале было не много людей, а бамбуковые стены, бережно скрывали посетителей от праздных взоров посторонних.

– Не знаю. – улыбнулся в ответ Фора и поддержал друга тихим смешком. – Как ты? Где сейчас работаешь?

– Вот видишь, Фора! Кроме, как о работе и жилье, людям теперь не о чем говорить. – Йогансон широко расставил локти, разбросав их по столу словно неуклюжие крылья и подался чуть вперед. – Нам не нужно спрашивать как у человека здоровье, потому, что система здравоохранения следит за всеми и всегда! И если бы, что-то было не так, человек просто бы не сидел с нами и не болтал о пустяках. Мы не спрашиваем друг у друга с кем он сейчас живет, потому, что комитет заботиться о нравственной активности. Ежедневные списки круглосуточно размещены в приложении и доступны в онлайне. Мы не спрашиваем друга, как он себя чувствует, потому что Центр Эмоционального Здоровья всегда на страже! Любая апатия или грусть немедленно устраняются. Агрессия блокируется и человек попросту вне зоны доступа. – Йогансон презрительно рассмеялся. – То есть, брат, понимаешь…Если бы тебе сейчас было плохо, по настоящему, действительно паршиво, ты бы не сидел сейчас со мной…И это печально. Печально, что каждая встреча любого на этой планете, начинается с вопроса «где ты сейчас работаешь или где ты сейчас живешь?». Вот и весь разговор. А ну да! Если бы мы работали в одной корпорации, мы бы просто сотрясали пространство обсуждением фундаментальных процессов построения инновационных концепций и стратегий. – Йогансон снова рассмеялся и фыркнул. – Это глупо и печально до слез. – тишина затянулась, Фора лишь неуверенно качал головой, при этом не произнося ни слова. – Ладно. Забыли. Давай традиционно завяжем разговор. Итак. Я продолжаю работать скульптором. А ты?

– Я думаю поменять профессию. – с облегчением выдохнул Фора и выпрямился в кресле продолжая теребить стакан с жидкостью, словно это его штурвал управления.

– Здорово. – как-то наиграно отвечал светловолосый мужчина. – И чем планируешь заняться?

– Я хочу быть художником. – стыдливо улыбнулся Фора.

– Художником? Вот и поворот! Это…это необычно. – Йогансон заерзал на стуле и искренне пожал руку друга. – Молодец! Правда. Если ты так решил, тебе стало быть есть о чем заявить миру?

– Мне так кажется. Точнее я уверен, что могу создать конкретное и новое.

– Я не знаю, в каком стиле ты собираешься работать, одно попрошу. Используй как можно больше цвета. Правда же! Не зацикливайся на одном цвете. Внедряй смелые и яркие цвета!

– Хорошо. Думаю так оно и будет.

– Главное не используй зеленый.

– А что с ним не так? – Фора сделал несколько глотков.

– Что с ним не так? – яростно переспросил Йогансон. – Да с ним все не так! Мы живем в сплошном зеленом! Ты, что не замечаешь? Дома, интерьер все вокруг зеленое!!! Так и сойти с ума не долго!

– По мне так обычный, спокойный цвет.

– Спокойный. – снова фыркнул Йогансон. – Фора, ты не понимаешь? Наверное, не понимаешь. Это такой хитрый цвет. Вот все его оттенки, вся его палитра, которая красуется в каждом уголке мира. Это фальшь! Это ложь. Может нам и рассказывают, что данный цвет, выбран Союзом Соединенных Выживших Стран специально, благодаря неумолимой работы международных психологов. Что этот цвет и его оттенки, обозначают безграничную энергию, провоцируют рост и развитие, благотворно влияют на психику человека и все в таком духе. Но это не только рост и спокойствие. Это заискивание. Это извиняющийся жест перед Планетой.

– Что ты имеешь в виду?

– После двухсот летнего краха, после того как рукой человека было уничтожено практически все живое на земле, они решили таким способом извиниться перед природой. Мол, нам очень жаль. Но теперь! Мы все исправим и будем вечно чтить память о тебе! О как мы были не правы. Прости-прости! Мы увековечим свои новые коробки твоим цветом и наши правнуки будут всегда памятовать ошибки праотцев своих! Перед безжизненным взором твоим воцарится цвет твоей погибшей мантии! – Йогансон театрально размахивал руками пламенно произнося свою не лишенную агрессии речь. – Гадость какая… А еще, Фора…Этот цвет, дополнительный рычаг управления. Управление человеческого подсознания. Окружив нас со всех сторон умиротворенными цветами, они, усыпляют наше сознание. Вот и все! Вот и весь секрет власти и цвета… И вовсе он не спокойный. Он меня конкретно раздражает.

– Я не перестаю удивляться, как тебя еще не заблокировали. – добродушно рассмеялся Фора.

– Я сам в шоке. – прокашлявшись согласился Йогансон. – Будет мне. Давай о чем-то другом. О будущих твоих картинах поговорим, что ли? А то гляди, вызовут меня на Фильтрацию Эмоций и все, потеряешь ты друга, а тебе без него никуда. – друзья весело переглянулись и продолжили свой разговор в более спокойной тональности.

4

В среду, спустя неделю, как Фора начал свою новую деятельность он встретился со своей давней знакомой Мейро. Это была высокая, как и все вокруг стройная, но не худощавая женщина средних лет с выразительными, светло малахитовыми глазами. Они устроились в своем привычном заведении «Брюхо Кита».

– Когда выставка, Фора? – дружелюбно спросила Мейро, играя со стаканом сока.

– Еще не знаю. Совсем рано назначать выставку. Мне предстоит много работать. – Фора мягко улыбнулся.

– Никогда бы не представила тебя художником. Это же надо! Но я рада. Правда. Очень хорошо. Пьем за тебя! – женщина подняла стакан и они повертели свои сосуды из стороны в стороны, после чего пригубив разные по наполнению напитки, опустили их на столик.

– А как ты? Все еще репортер? – Фора быстро выделил в меню желаемый набор капсул и протянул стилизованный на морской манер планшет подруге. Она сделала несколько пометок и посмотрела на собеседника.

– Да. Репортер. – в голосе женщины, мужчина уловил странную, но явную тревогу.

– Что-то меняется? – осторожно поинтересовался Фора.

– Многое. – односложно ответила подруга и лживо задорно подмигнула. – В мастерской спроси еще раз. А пока, расскажи мне о Хельге.

– Я больше не поддерживаю с ней отношения. – Фора проигнорировал безапелляционное заявление о посещении посторонним его мастерской, так как за многие годы привык к сумасбродности подруги.

– Ой – ой! Значит, скоро тебя вызовут в центральный комитет Управления Семьи. – Мейро рассмеялась.

– Да. Встреча назначена на понедельник. – пожал плечами мужчина.

– Может ты еще успеешь восстановить связь или соединиться с новой подругой? – весело подтрунивала над другом женщина, разглядывая вошедшую в зал пару. – Вот посмотри. Будешь как они. С сияющим трилистником на груди. Подающий надежды и славный человек. Тебя повысят в ранге и через пять, шесть лет ты получишь почетный статус саммус виро! – женщина помпезно подняла стакан в воздух. Фора вынуждено улыбнулся и подержал стакан в воздухе не став пить за то, к чему не был готов.

– Нет, Мейро. Я не могу. Тем более сейчас. Мне нужно работать и воплотить то, что в моей голове. Иначе. – мужчина вяло вздохнул. – Мне сложно поддерживать желание оставаться в строю. Ты понимаешь?

– Абсолютно! – немедля выпалила красивая женщина, вытаскивая соломинку из пустого стакана. – Я совершенно понимаю тебя. Ты же знаешь. Я не могу, а может не хочу обрести партнера для законного соединения. Думаешь, зачем я выбрала профессию репортер? – женщина ослепительно улыбнулась, скрывая в глубоких глазах профессионально завуалированную печаль. – Нам разрешено в течении трех лет ни с кем не соединяться. При этом, не посещая каждые полгода этот нудный комитет УС… Свободные отношения или их полное отсутствие – плевать! Я же репортер. – женщина снова улыбнулась. На их столах оказались контейнеры с капсулами. – Что ты заказал? Мне захотелось хардфискур. Сто лет не ела сушенную треску. А еще древнее, не пила темный имбирный эль. Ммм…Как тебе?

– Не плохо. – Фора искренне рассмеялся, вспоминая последнюю их встречу, когда подруга выпила тройную капсулу эля. – У меня немного по изысканнее будет. – мужчина слегка смутился. – Кайстур хвалюр с соусом и двойным бреннивином. Может, ты тоже хочешь кайстур? Взять тебе? Или может кейстур хакарль? Что насчет акульего мяса? Все что хочешь! – засуетился Фора, но женщина взяла его за руку.

– Нет, спасибо. Правда, я не хочу. Мне от китового мяса дурно. К акулам я по особенному отношусь. Так, что. Нет. Спасибо. Особенно китовое мясо…Понимаешь. Оно…Тяжелое для меня.

– Уверена?

– Более чем. Но вот креветки мы с собой возьмем обязательно!!! – Мейро весело отправила капсулы в рот запив водой и оба собеседника погрузились в обоюдное молчание на некоторое время. Правда женщина в эйфории пробыла чуть больше Форы, возможно эль и правда, был для нее крепковат.

– Отлично себя чувствую! – внезапно сказала Мейро, так неожиданно и громко, что испугала не только друга, но и обратила на себя внимание рядом сидящих посетителей. – Ну, что? Пошли! Я готова смотреть картины! – неуверенным, но стремительным движением, женщина поднялась изо стола.

– Хорошо. – Фора замешкался и поднялся за ней.

– Креветки закажем по пути!

Мейро с интересом обошла квартиру друга. Войдя в мастерскую, женщина витиевато присвистнула.

– Ого! Я думала у тебя квартира поменьше будет.

– Я попросил комитет расширить пространство. Когда предоставил первичные отчеты, они согласились.

– Итак… Показывай, мастер! – Мейро походкой лыжника скользила к накрытому полотну. – А это еще, что? – указывая на расчерченные на полу линии и темно зеленые круги в них, спросила женщина.

– Это зоны. Это точки с которых нужно смотреть на картину. Так надо. Сейчас ты поймешь. – Фора заметно волновался. Он суетливым, но осторожным движением подвел подругу к первому кругу и оставил ее стоять там прямо напротив скрытой от глаз картины. – Стой пока здесь. Я сейчас объясню. – художник настроил освещение. – Моя первая выставка…Мой первый цикл картин, я хочу назвать «Кварта Изогелии». А уже вторую, если получится. Думаю, что должно получиться. Я бы назвал «Сияние Квинты»…– Фора умолк и тяжело дышал, глядя на молчаливый чехол, сквозь блондинистый волос подруги.

– Ого…Но. Это музыкальные термины?

– Да. Но сейчас ты все поймешь. Я покажу. Только пожалуйста…Знаю, ты не любительница правил. Потерпи совсем чуть-чуть мои наставления. – на это замечание женщина нарочито серьезно кивнула.

– Конечно, друг!!! Я все сделаю, как ты скажешь! Прости, – все еще заливаясь смехом и стыдливой краской, продолжала женщина, – Я и представить себе не могла, что так несносна!

– Это не так. Ты…Ты хорошая. Просто очень, – Фора улыбнулся, – свободолюбивая…Итак начнем. – Художник бережно обнял подругу за руки, стоя сзади, он не громко начал ввод в свое творчество. – Сейчас ты стоишь на первой фазе. Точка, с которой можно смотреть на картину. Однако, если ты не являешься ценителем абстрактной мазни, тебе это не понравится. – Мужчина властно сдернул чехол, за которым была спрятана его первая работа. – Перед тобой первая картина из сборника « Кварта Изогелии», ее название, пока рабочее …«Жизнь». Просто смотри... Если будет желание. Озвучь свои ощущения…– Фора отошел в сторону и спросил, – Итак, что ты видишь?

– Много пятен…Очень много цветных странных пятен, мазков, штрихов. Но больше просто пятна. – Мейро внимательно смотрела на полотно перед собой. У нее заболели глаза. – Нет, слишком много цветных пятен для меня. – она худыми, но широкими ладонями закрыла глаза.

– Согласен. Но…Это простое буйство цвета в его как бы хаотичном расположении? Так ведь?

– Слишком буйство. У меня начинает болеть голова. – призналась женщина отводя взгляд от картины.

– Хорошо, опусти глаза… Дай им отдохнуть, а пока обрати внимание на пол. Мы сейчас перейдем в зону два. Становись. – Фора медленно провел подругу и остановил ее на темно зеленом круге в приблизительно двух с половиной метрах и значительно правее от центра картины. – Отлично. Как ты? Все хорошо? – получив одобрительный кивок, Фора продолжил. – А теперь еще раз давай посмотрим на картину. – мягким жестом он пригласил своего первого зрителя вернуть внимание к полотну. Мейро еще раз поморгала, как бы струшивая глазное давление, посмотрела на полотно и пришла в ежеминутный восторг.

– Смотри! Смотри, Фора! Это же…Это…Плотник? – не сразу распознав профессию уточнила женщина припрыгивая от неожиданности увидеть в несуразных мазках весьма четкий и прорисованный образ мужчины со странным предметом в руках. Очертания мужчины были исполнены такими же яркими красками, но в них уже больше преобладали графическая техника и сиренево-коричневые тона.

– Почти. – улыбался художник внутри невероятно радуясь реакции наверное самого близкого ему человека. – Это столяр. Если ты видишь его в картине.

– Конечно вижу! – почти огрызнулась высокая женщина.

– Это хорошо. – совершенно тихо признался художник. – Он находится относительно нас, в пол оборота, потому, что застигнут в момент работы. В его руках можно заметить фальцгебель – Фора заметил молчаливый вопрос. – Это такой столярный инструмент. Его еще рубанком называли, если я не ошибаюсь…Он зачищает…Впрочем не важно, это просто инструмент, а мужчина на полотне просто работает…Его работа – это работа по дереву. – художник обнял ненавязчиво женщину и как бы для уточнения или просто чтоб приласкать собственный слух, переспросил. – Значит ты его видишь. – легкий кивок. – Это хорошо…Идем дальше? Теперь мы переместимся в зону три. – мужчина хотел было провести женщину на следующий круг, но Мейро уже самостоятельно прошагала следуя указателям на полу, и как солдат встала в центр круга с номером «три».

– Ну, что смотреть можно? – горячо и нетерпеливо спросила она, и не дожидаясь медлительного ответа своего скромного друга, сама уставилась на картину, находясь все на том же расстоянии, но только уже с левой стороны от презентованной картины. – Да!!! Я вижу это! – закричала вновь восторженная подруга. – Это! Это! – Мейро закусила кончик пальца. – Арбалет! – выдала наконец, свои искренние предположения эмоциональная женщина.