Текст книги "Где-то там, далеко-далеко, есть Земля... (СИ)"
Автор книги: Мария Мерьякубова
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
Космическая эпоха СССР в самом разгаре. Правительство СССР отправляет группу космонавтов с дружеской миссией к недавно открытой обитаемой планете. Путешествие займёт восемь десятков лет в одну сторону, и кто знает, что может случиться за это время?.. От автора: вряд ли вы найдете в этом рассказе то, чего ожидали.
Мерьякубова Мария
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Мерьякубова Мария
Где-то там, далеко-далеко, есть Земля...
Пролог
– Разрешите доложить? – За правым плечом командора Зорграста, засмотревшегося на невиданную до сих пор планетную систему, нарисовался дежурный офицер. По голосу и манере говорить капитан разведывательного судна «Тишина» узнал Ярвига, этого манерного раздолбая и выскочку, который, тем не менее, соображал со скоростью распада стандартного топлива. Не оборачиваясь, по одной только манере речи Зорграст мог сказать: лейтенант Ярвиг стоит не по уставу вальяжно, честь не отдает, планшетку зажал под мышкой, на лице – улыбочка, которую прямо-таки зудит стереть кулаками, и третий глаз хитро прикрыт. Командор раздраженно моргнул три раза, на большой частоте прощелкав глазными шторками – тр-тр-тр – и предпочел не оборачиваться, дабы не вводить себя в соблазн:
– Докладывайте, офицер. Что такого особенного в этой системе, кроме количества планет? И выпрямите спину, раздери вас пираты с Даруги!
– Есть, сэр! Центр системы перед вами – безымянная звезда, одна штука, цвет свечения желтый, спектральное разложение указывает на водородно-гелиевый состав. Связанные тела – девять планетоидов со спутниками, а также различные астероиды и космический мусор.
На левом экране высветилась карта с подписанными объектами.
– Интересное распределение, вы не находите, Ярвиг? – Зорграст указал на четыре внешних гиганта и четыре карликовых планетоида, разделенных астероидным потоком.
– Так точно! Но интересно не это.
– А что же, по-вашему, тут ещё интересного? Присвоим звезде соответствующий номер, и можем отправляться дальше... Или у вас другие планы?
– Капитан, я провел сканирование, как и положено по инструкции. В районе третьей планеты обнаруживается странное...
– Насколько странное? И что из себя представляет эта планетка?
– Кислородно-водородная атмосфера, средняя температура около поверхности – тридцать делений от замерзания воды. Есть жизнь, возможно – зачатки разума.
– Все как всегда, не так ли?
– Но вокруг этой планетки – гора космического металлолома! Полудохлого, но уровнем развития явно превосходящего на несколько порядков планету, вокруг которой плавает!
– Вы хотите сказать, что перед нами – очередные Оступившиеся? – От удивления командор даже забыл, что не собирался смотреть на выскочку-лейтенанта. Тот кивнул, непривычно собранный и серьезный, даже глаза открыты все три. И не мудрено: такая информация – не шутки. Особенно когда второй раз за цикл натыкаешься на такую планету.
Оступившиеся попадались на просторах Вселенной все реже, если сравнивать с временами первых освоений. Если ранее Коалиция Пяти Цивилизаций ставила одной из основных целей поиск и наблюдение за развивающимися разумными цивилизациями, стоящими на пороге научных прорывов и выхода в Большой Космос, то впоследствии во всех документах была сделана небольшая, но существенная приписка: наблюдение и контроль. Если планета в своем развитии заходила не туда, используя научные достижения для умерщвления собственной расы, тут же вмешивались специально обученные группы, умеющие предотвращать самое страшное. И вот, пожалуйста: в первом же неисследованном секторе плавают целых две погибшие цивилизации, которые могли бы принести пользу Вселенной или даже, кто знает, войти в Коалицию?..
– Это ещё не всё, командир.
Зорграст полностью развернулся лицом к офицеру, пристально посмотрел на него центральным глазом, закрыв для верности два других.
– В этом космическом мусоре вокруг планетоида... данные сканеров, конечно, могут быть ошибочными, но...
– Что вы мямлите, Ярвиг?!
– По данным сканеров, среди космического мусора – шестеро условно живых существ.
– Условно?
– Слишком далеко, капитан.
– Ну что ж... Давайте проверим, – Зорграст тронул клавишу внутренней связи, – капитан – рулевому!
– Рулевой Нолан на связи!
– Нолан, курс на третью планету.
Глава 1
1973 год, планета Земля, Казахская ССР, космодром Байконур
Над космодромом гулял ветер, бросал в глаза горстями колючую песчаную пыль; калило белое степное солнце. Одна только мысль о том, что придется выйти туда в громоздких скафандрах, вызывала содрогание. Выйти под солнце. Загрузиться в автобус, который, петляя, довезет до стартовой площадки. Пройти полсотни метров по открытому для ветра и солнца пространству – без привычного уже шлема, а голову надо держать гордо и высоко поднятой. Только у подножия ракеты нужно будет надеть шлем и дождаться, когда к скафандру подключат систему жизнеобеспечения. Подъемник доставит на высоту тридцати метров над землёй. А дальше...
Поднимаясь, Ирина снова и снова оглядывалась через плечо на все удаляющуюся землю. Если повезёт, следующая их встреча случится спустя несколько столетий. Если повезёт.
Примерно на половине подъёма девушку отвлёк удар по плечу, едва ощутимый под бронёй скафандра. Лёшка, стоящий сразу за ней, указал рукой на запад. С высоты открывался вид на безжизненную казахскую степь. В нескольких километрах от них на «Союз»[1] поднимались трое таких же космонавтов. На секунду Ирина даже позволила себе позавидовать им. Лёшка что-то кричал, сквозь гул подъемника и двигателей едва прорывались отдельные фразы, но Ирина и без него знала, в чём дело. Догадалась, сложила два и два ещё в тот момент, когда объявили дату старта.
По всему выходило, что командование решило совместить полезное с полезным. И старт экспедиционного корабля «Контакт-1» назначен в один день и час с запуском «Союза» не просто так. И системы ПВО почти наверняка приведены в полную боеготовность. Если повезёт, никто не заметит, что вместо одной ракеты сегодня уйдут в космос две: одна останется на околоземной орбите, вторая же...
Щелкнула лебёдка, возвещая об окончании последнего пути на Земле. Группа контакта один за одним забралась в просторное – куда шире «союзного» – нутро корабля. Первым шел Юрец Антипов с говорящим позывным Полиглот – старший лейтенант авиации и самый старший в группе, непривычно хмурый и собранный. За ним забралась Ленка Ерошко, сержант медицинских, известная своей страстью к экстремальным видам спорта. Тренировки она переносила так же хорошо, как летчики, и заметно лучше, чем сама Ирина. За Ленкой – Лёха Климов, тоже медик, до призыва успевший выучиться на хирурга и стаж заработавший уже в полевых условиях. Ирина нырнула в темное прохладное помещёние следом. Замыкали лётчики-близнецы Головины, Сашка и Мишка, солнечно-рыжие, в янтарно-рыжих же глазах даже сейчас плясали бесята. Ирина свято верила: это отличительная черта каждого рыжего на планете.
Последним поднялось командование. Возглавлял процессию полковник Акимов, как всегда бодрый, подтянутый и энергичный, усы торчком, упрямое выражение лица – казак да и только. И, в противовес образу, – колючий внимательный взгляд. Ирине всегда делалось не по себе, если Акимов случайно смотрел в её сторону. В женской казарме даже гуляла байка, мол, у него в казачьих предках колдун-чаклун[2], умевший оборачиваться волком и читать мысли. Привирают, конечно, но на глаза полковнику девушка старалась лишний раз не попадаться, хоть и уважала безмерно – за победу. Следом за Акимовым вошел странный прилизанный товарищ, скромный такой, с беглым взглядом, в идеально отутюженном костюме, в левой руке – неизменный коричневый портфель. Первое его появление день в день совпало с трагедией[3], для шестерых же солдат стало судьбоносным.
Об этом товарище, назвавшемся Борисом Ивановичем, слухи ходили куда более однозначные. С первых слов стало понятно, что в Партии он занимает не последний пост, а уж к какой информации он имеет доступ, можно было только догадываться по тем обрывочным сведениям, лавина которых обрушилась на недоумевающих молодых людей. Ирина отчетливо помнила, как после «разговора по душам» они остались вшестером в небольшой аудитории в здании штаба, куда их вызвали, едва отгремели последние звуки траурного марша.
– Мне одно не понятно во всей этой ситуации, – задумчиво говорил тогда Юрец. – Чем мы провинились перед Родиной?
– Те крохи, которые нам открыли, тянут на расстрел, – согласилась Ирина. Девушку разрывало изнутри от противоречивых чувств. Детская ещё любознательность и трепет перед тайнами натолкнулись на приколоченную армейской дисциплиной привычку: один приказ – одно действие. Никаких лишних вопросов, никакого любопытства. Служить своей стране, любить свою страну и не совать нос в тайны своей страны.
– Ой, страшно, – вздохнула Ленка, и никто даже не подумал упрекнуть её в недостойном советского солдата малодушии.
– А мне вот что интересно, – влез Лёшка, болтун ужасный, такого не исправят ни дисциплина, ни могила. – Про Гагарина – это правда? И про двигатель...
– Стал бы он тебе врать, – протянула Ленка. – Такие шишки шутки не шутят...
– Да какие шишки? Он мог хоть Каменевым представиться, хоть Железным Феликсом!
– Однако не представился. – Юрец рубанул рукой по воздуху, как бы пресекая дальнейшие споры. – Стало быть, теперь мы с вами космонавты, товарищи. С чем нас и поздравляю.
Близнецы, так и не сказавшие ни слова с момента появления Бориса Ивановича, лишь переглянулись да синхронно пожали плечами, демонстрируя природную симметрию.
Сейчас, пять лет спустя, страх перед неизвестным и перед расправой Родины сменился азартом и жаждой нового. Не приходилось больше сомневаться ни в существовании чудо-двигателя, ни в его надежности. Ирина чувствовала, как сильно, ровно и размеренно бьется сердце. Неужели остальные не слышат этих гулких ударов о толстые стенки скафандра?
Жилой отсек космонавты видели уже не раз. Здесь учились работать с оборудованием, сюда потихоньку, таясь от всех и каждого, проносили дорогие сердцу безделицы – единственное, что будет напоминать о доме ближайшие... сколько лет? Ирину не покидала уверенность, что Акимов об этих неучтенных протоколами предметах знает прекрасно, но почему-то не спешит изъять. За это девушка была старику благодарна.
– Ну, товарищи, позволю себе напутственное слово, – расплылся Борис Иванович в улыбке. – Времени до старта у нас мало, сказать хочется много, многое уже сказано... Вас ведь ввели в курс дела? – и, не дожидаясь ответа, – Хотя что это я, сам же и вводил. Товарищи, обращаюсь к вам как к советским солдатам и советским гражданам. Отныне права на ошибку у вас не осталось. Вы можете погибнуть, сведя на нет труды наших инженеров, астрономов, химиков, физиков, наших ученых вообще и в особенности – Юрия Алексеевича. Либо вы можете выполнить свой долг и вернуться на Землю с победой. Это будет не просто победа, а...
– Р-р-равняйсь, – прервал вдруг его Акимов. – До старта – две минуты. Солдаты! Не забывайте, что даже вдали от дома вы – советские солдаты. Климов!
– Здесь!
– Последовательность процедуры помните?
– Так точно!
– Ерошко!
– Здесь!
– Кувшинова!
– Здесь!
– Периодичность сеансов связи?
– Каждые 12 часов до выхода за пределы Солнечной Системы.
– Головин!
– Так точно! – Слаженно в две глотки.
– Не подведите. Антипов!
– Здесь!
– Вам поручается командование экспедиционной группой.
– Так точно!
– Не подведите. А теперь нам пора, Борис Иванович. Ни пуха ни пера, солдаты.
Честь отдавали уже захлопнувшемуся шлюзу.
– Давайте, ребят, по местам, – со вздохом велел Юрец и первый проверил надежность ремней и работу систем прежде, чем укладываться в стартовое кресло.
– Связь с ЦУП установлена, – доложила Ирина, запрашивая диспетчера. Остальные занимали свои кресла, пристегивались, возились, пытаясь устроиться удобнее. Участия в старте группа не принимала, пилот и связист были нужны на случай непредвиденных ситуаций.
Под звуки обратного отсчета Ирина быстро прокрутила в голове ту информацию, которая стоила шестерым солдатам права жить и умереть на Земле.
Десять...
Астрономы с Камчатки обнаружили в одной из близких к Земле звёздных систем не просто живую, но населённую планету. Согласно подсчетам, сейчас уровень её развития должен был совпадать с началом XX века на Земле. Советское командование приняло решение вступить с новым разумом в контакт, не сообщая о нем мировому сообществу.
...девять...
В архивах довоенных времён обнаружили чертежи некоего двигателя, работающего по принципиально новой схеме, и мощность, выдаваемая этим двигателем, позволила бы развить в безвоздушном космическом пространстве скорость в четверть световой[4]. Такие скорости и представить-то страшно!
...восемь...
Юрий Гагарин, которого поначалу планировалось направить во главе экспедиционной группы, разбился во время испытаний чудо-двигателя в атмосфере. В Министерстве Обороны были приняты решения: впредь испытания не проводить, в экспедицию отправить группу из молодых – не старше тридцати пяти, – тренированных летчиков, медиков и инженеров.
...семь...
Полёт в один конец продлится семьдесят семь земных лет. Сигнал с предложением дружбы пошлют вслед космонавтам с таким расчетом, чтобы он опередил посланников Земли на несколько лет и дал жителям новой планеты подготовиться к встрече. Введенные в курс дела лингвисты, которых привлекали к составлению послания, твердо уверены: его сможет расшифровать любая раса, владеющая языком, разумом и математикой.
...шесть...
Кораблём будет управлять автопилот. По выходу за пределы Солнечной Системы люди должны погрузиться в криогенный сон, выйти из которого они смогут за полгода до расчетного времени прибытия – чтобы успеть привести себя в форму.
...Пять... Четыре... Три... Два... Один...
Жди нас, Эта Кассиопеи!..
***
1973 год, планета Земля, Казахская ССР, небо над Байконуром
Тряска и гул слились в единую какофонию. Из сопел вырвалось пылающее топливо, сила реакции оттолкнула от земли несущую ракету – или землю от ракеты? В небе над «Байконуром» медленно проступили две полосы. Параллельные в атмосфере, на орбите они разойдутся: первый шаттл степенно ляжет на орбиту, второй толчками помчится в холодные космические дали.
– Ирка, не кисни, – едва придя в себя после перегрузки, затормошил девушку Лёха. – Вон смотри, тебя там Земля хочет.
На панели настойчиво мигал вызов ЦУПа. Ирина выдохнула и занялась делом.
***
1973 год, планета Земля, Казахская ССР, неподалёку от г. Байконур
– Борис Иванович, у нас возникли непредвиденные обстоятельства...
– Это какие же? – Помощник первого зампреда КГБ скосил глаза на говорившего. Свой, контрой от него разит за километр – для знающих, конечно.
– Экипаж «Союза» заметил старт «Контакта». Задают вопросы. Пока что по закрытому каналу, мы им намекнули подождать до приземления.
– Кто на борту? Леонов?
– Никак нет. Экипаж Леонова заменили за два дня[5].
– Это хорошо, очень хорошо, что не Леонов. Благодарю за проявленную бдительность. Свободны!
«Сообщить наверх или самому с экипажем побеседовать? – прикинул в уме Борис Иванович, садясь в „Волгу“. – Нет, беседовать определенно не нужно. Лишние знающие нам просто ни к чему. Наверху узнают сегодня же, это и так ясно. Можно даже... – усмехнулся он собственному вольномыслию, – можно даже де факто доложить. Так, мол, и так, Юрий Владимирович[6], от многих знаний головы тяжелые, вот и перевесили...»
Глава 2
2000 год, планета Земля, Россия, Подмосковье
Однажды в далёком-далёком детстве, когда и трава была зеленее, и небо голубее, и Советский Союз ещё не развалился, Андрей уже твердо для себя решил: «Стану космонавтом». Бабушка от такого заявления схватилась за сердце, а мама расплакалась, стала кричать и приводить примеры – один страшнее другого. И бьются космонавты, и в атмосфере сгорают, а если и возвращаются на Землю невредимые, то вскоре начинают болеть. Кто его знает, этот космос? Что там плавает, какое там хитрое излучение?..
И бесполезно было объяснять: не плачьте, мама и бабушка, когда я вырасту, мы уже и коммунистами планету заселим, и с иными разумами контакт установим, и все у нас будет хорошо! Ну, кроме космических пиратов... Так в книжках умнейшие люди пишут. Не станут же они врать?..
Конечно, нет! Но если для исполнения своей мечты надо прекратить даже говорить о космических полетах... Не такая уж и большая это жертва, да?
В девяностые все мечты рухнули вместе с курсом рубля. Андрей окончил школу в девяносто втором, отслужил в стройбате, не заметив, как пролетели два года, и вернулся на гражданку, к несчастной матери. Та всё тряслась, что сына отправят в горячую точку, но нет – миновало.
В авиастроительный Андрей поступил просто так, уже расставшись со всеми детскими мечтами, и о космосе даже не вспоминал. Просто – так было лучше. Одна мысль о том, чтобы начать торговать, вызывала лишь позывы к тошноте. Лучше быть инженером! Голодным – да. Никому не нужным в этой выгнившей от мала до велика стране – да. Но – полезным. Совесть не позволила продаться так, как продавались один за другим все вокруг...
Поступил, и потянулись бесконечные, полуголодные, выматывающие студенческие будни. Иногда хотелось бросить всё и уйти в отрыв, иногда – выкопать на огороде невесть чей ТТ и показать паре мудаков, с кем можно быковать, а с кем – не стоит... Да уж, чего только не случалось с Андреем, пока на дворе бушевали девяностые и митинги.
А через несколько лет оказалось: не прогадал...
***
Где-то в космосе, оценка времени бессмысленна
В первую очередь программа разморозки сработала в камерах, где должны были «спать» Лёха и Ленка. Оттаивали они медленно, больше суток; в вены им небольшими дозами впрыскивалось специально разработанное лекарство. Особое покрытие внутренних стенок капсул через 12 часов после запуска программы начало медленно вибрировать, постепенно наращивая темп, чтобы мышцы проснувшихся людей не походили на волокнистое тряпьё и были способны сокращаться хотя бы по минимуму. Восстанавливать форму заново космонавтам предстояло в ближайшие полгода – вплоть до прибытия на новую планету.
Климов очнулся в тесном тёмном и жутко трясущемся ящике. Долго не мог понять, ни что происходит, ни где он находится, ни кто он, ни жив ли вообще. Тело содрогалось в ознобе, дышалось с трудом, пальцы еле шевелились, он ощущал себя разбитым горшком, кое-как обмотанным изолентой.
«Блин, да чтоб я ещё раз пил с Денисовым! – Это было первое, что он подумал. – Ничего не помню. Совсем ничего. Кто такой этот Денисов вообще?»
Попробовал пошевелить рукой. Та кое-как, но слушалась. Тогда стал ощупывать окружающее пространство, которого оказалось не так уж и много. «Докатился, Климов. Допился. Сунули в гроб и забыли. Или в ящик дивана... не понятно». На ощупь действительно не понятно: что-то твердо-упругое, ребристое, где-то в пупырышках, где-то даже на свободном ходу. Климов, как сумел, замахнулся, наугад шарахнул кулаком по левой стенке; та отозвалась пластиковым звоном, как дверца холодильника.
– Холодильника... Да я же!.. – Неожиданная ассоциация вытянула из памяти ворох информации. – Да я же в чертовом холодильнике!
Непослушными пальцами Лёха, уже полностью уверенный в том, что ищет, нашарил клапаны, кое-как нажал – и вывалился в гулкую, гудящую тишину пустого корабля.
Узкий пенал, вмещавший в себя шесть встроенных в стену криокамер[6], освещался только бледной, больнично-синей подсветкой – по лампе на каждую камеру.
– Так... Так... Спокойно, Климов. Вспоминай. Разморозку программа запустит сама, а тебе только проследить за... Ленка!
– Лё-о-оха? – чуть погодя отозвался приглушенный дверцей голос подруги. – Лёха, это правда ты? Вытащи меня отсюда, а?
По звуку определил, из-за какой дверцы раздаётся голос, Климов отжал клапаны, опустил дверцу, выпуская наружу волну холодного воздуха и перепуганную девушку.
– Я уж было испугался, что останусь тут один, – слабо пошутил он.
– Дурак ты, Климов, – расхохоталась Ленка и попыталась стиснуть друга в объятиях. – Но как же я тебе рада! Как же рада... Думала, навсегда в этом резиновом гробу останусь.
***
2005 год, планета Земля, Россия, Подмосковье
Мама умерла неожиданно. Ещё вчера весело болтали по телефону, жаловались друг другу на жизнь, неизбежно скатывались в политику – как же её не обругать? Такую-то паршивую?.. Пару раз она звонила во время испытаний, и Андрей старался перекричать голоса и гул центрифуги, надеясь, что мама не настолько проницательна и не поймет, что громкие стонущие звуки – не просто гигантский вентилятор в цеху. Может, уже и можно было ей сказать, но кто взялся бы угадать её реакцию?..
А теперь и рассказывать некому стало.
На следующий день Андрей Климов взял увольнительную и отправился на родину, уже не казавшуюся ему по-прежнему светлой и теплой.
Старый деревенский дом, старательно ремонтируемый вот уже полвека и всё никак не желающий пасть в битве с ветхостью, уныло колыхал занавесками на окне. Внутри и снаружи суетились соседки, толпились соседи, прохожие с интересом поглядывали на выставленную у калитки гробовую крышку, обитую дешевым красным бархатом. Бабушка потерянно сидела у окна и тихо плакала; слёзы медленно стекали по её сухим щекам и пропадали в платке.
Не в силах дольше выносить эту давящую атмосферу – самому в пору расплакаться, Господи! – и не зная, куда себя приткнуть, Андрей вышел покурить, выслушал несколько сочувствий и пошел слоняться по дому, пока не забрел на чердак.
Через маленькое оконце сюда проникало несколько солнечных лучей, выхватывая из пыльного тумана какие-то сундуки, чемоданы, тряпки, папки, старый андреев велосипед и дырявую ванну, двух жирных пауков, раскинувших сеть прямо посреди прохода, и бесконечные птичьи перья. Пол скрипел нещадно, а доски в центре прогибались так глубоко, что Андрей предпочел пойти вдоль шкафов, забитых бумагой так, как иные не отказались бы набить собственный кошелёк. Пыль здесь клубилась особенно густая и едкая, и удержаться от чиха просто напросто не получилось.
Пару мгновений Андрей с опаской прождал: вот сейчас ему на голову посыплется хлам, погребёт под собой и, если не убьёт, то навеки избавит от необходимости соблюдать диету и тщательно следить за здоровьем. За чем следить-то?..
Но всё было тихо. Минута, ещё одна... Муха, с противным визгом кружившая по чердаку, успела влипнуть в паутину и основательно в ней запутаться, а пауки, не до конца ещё поверив в свою удачу, уже потирали лапки. Только когда серебристые нити перестали дёргаться, Андрей решился шагнуть в сторону – и тут же получил по затылку.
Книгу эту он узнал сразу – сам же и делал, ещё когда в первом классе учился. Сам резал листы, сам переплетал и проклеивал, сам обтягивал коробочный картон найденным в сундуках фиолетовым плюшем. И маме на Восьмое марта тоже сам дарил. Она тогда улыбалась так, будто никогда в жизни не была счастливее! Сказала, теперь это будет её дневник...
Андрей прижал ветхую книжицу к груди и буквально выбежал с чердака. Удивительно, как только не свернул шею на крутой лестнице.
***
Где-то в космосе, оценка времени бессмысленна
– Это как же теперь получается, нам всем уже за сотню? – Удивленно качала головой Ирина, когда они все, наконец, собрались за одним столом в главном зале.
– Или все-таки как было, – не согласился Мишка Головин. – Тела же так и остались двадцатилетними. Ну, у кого как... Но все равно! И память тоже прежняя, опыта ни на день не прибавилось.
– Мы, ребята, теперь временные парадоксы, – подхватил Сашка. – Почти как парадокс близнецов, но наоборот.
– Мы-то ладно, – щербато улыбнулась Ленка, обнимая герметичную кружку с кипятком, – а вы? Наглядная иллюстрация нашего антипарадокса.
– Эйнштейн бы оценил, – довольно сощурился Климов. – И обосновал бы. А представьте, вернемся мы домой, а там уже прогресс семимильными скачками... а люди с нашим парадоксом – всё равно явление не частое. И в нашу честь... назовут... ну, например... «возраст шести космонавтов». Каково, а?
– Товарищи космонавты, вы как хотите, а температуру я убавлю, не то поплавятся на фиг все предохранители, а Ирке потом чинить, – встрял Юрец. По всему было видно: ему тоже хочется вставить своё слово в разговор, посмеяться со всеми, может быть – погрустить, но взваленное Акимовым бремя ответственности не позволяло.
Жара по всему кораблю стояла невыносимая – продрогшая за много лет ледяного сна команда блаженствовала и не скупясь тратила энергию, накопленную солнечными батареями.
– Да починю, – рассмеялась Ирина. – Какие проблемы...
– А олово и канифоль? А медь? Экономить надо, Ир, мало ли что случится. И вообще, полетевшая электроника – штука опасная. Дома ещё куда ни шло, а в космосе мы без этих приборов – ничто. Буквально.
– Вот вечно ты не к месту влезешь, Юрий! – Лёшка взлохматил рукой отросшую за время полёта шевелюру. – Давай ещё немного погреемся. Ну, самому же хочется, на роже ж написано!
– Хочется, – вздохнул Юрец. – Лен, нальешь и мне кипяточку?
– Угу. – Девушка потянулась к бойлеру. – Правда, Юрка... ну полчасика...
– Ируш, а ты что скажешь, как специалист? – влез Мишка. В глазах братьев снова плясали бесенята, прорываясь наружу веснушками и густыми – волосок к волоску, мелкими огненными кудрями.
– Скажу, что все правы. А поэтому предлагаю компромисс. На мостике снизим температуру до двадцати по Цельсию – иначе действительно нарвемся на перегрев. А в каютах оставим как есть. Добро? – Девушка скосила на капитана глаза. Получилось хитро и кокетливо.
– Добро, – кивнул Юрец и солнечно улыбнулся, совсем как Гагарин с газетных страниц. – Тогда, команда, слушай мою команду. Сегодня отдыхаем, приходим в себя, и вообще всячески радуемся жизни. А завтра начнём тренировки.
– Есть! – Дружно грянула команда.
Глава 3
2005 год, планета Земля, Россия, Подмосковье
Мамин дневник читался быстро – Андрей посвятил ему всю длинную ночь после похорон и безобразных (совершенно не таких, что заслуживала бы мама!) поминок. Но осадок после него оставался не самый приятный и достаточно тяжелый. Зато многое вдруг встало на свои места, а особенно – категорическое нежелание мамы и бабушки даже говорить про космос.
Андрей снова и снова возвращался к записи, сделанной сразу после памятной ссоры, на долгие годы возведшей между ним и мамой стену недопонимания.
Вот оно как. Вот, значит, как.
Оказывается, он – не первый Климов в космосе. Был и другой. А может, и сейчас есть, чем чёрт не шутит? Конечно, никто и не подумал бы сообщать родственникам такие подробности, но сам андреев дядя (ведь правильно же он понял сумбурные мамины записи?) был тем ещё треплом. Или очень предусмотрительным человеком. Или не сдержался и похвастался любимой сестре...
А та спустя годы скрупулёзно записала все, что сумела вспомнить. Может быть, она даже рассчитывала показать потом эти записи Андрею, а может, просто не хотела забывать. Кто теперь скажет?..
***
Где-то в космосе, оценка времени бессмысленна
В маленький иллюминатор, обзор из которого частью закрывали сопла двигателя, мог смотреть кто-то один, остальным желающим приходилось топтаться сзади в порядке очереди или искать свободный. На всех иллюминаторов как-то не хватало – по одному в трёх «каютах» – отделённых пластиковыми перегородками отсеков. Звёздная картина за то время, пока они спали, изменилась разительно. И, хотя каждый был ознакомлен с маршрутом, сейчас никто из команды уже не мог бы сказать, где именно они находятся и к какой из этих пылающих точек летят.
– И-ирка-а, – протянула Ленка, прилипнув носом к толстому многослойному стеклу.
– М-м? – Шевелиться Ирине было лень, реагировать – тоже. Мышцы после многочасовой тренировки ныли везде. Девушка даже подумывала: не остаться ли спать прямо в тренажерной? Но, поскольку желающих набралось шесть человек, Юрец усилием воли и пинками отправил всех по каютам.
– Как думаешь, что сейчас дома творится?
Ирина со вздохом села на узкой койке, привалилась спиной к перегородке, отделявшей их с Ленкой закуток от обиталища близнецов. О доме она думала не переставая с тех пор, как к ней вернулась память после разморозки. По ночам ей часто снилось озеро и лес рядом с родным селом. Ирина подходила к кромке зеленоватой воды – в ней отражалось пронзительно синее летнее небо, обрамленное зубчиками еловых макушек. Она долго-долго смотрела в воду, и тогда отражение сворачивалось в маленький полупрозрачный шарик, застывший в черной смоле.
– Да, нам тоже интересно! – Приглушённый перегородкой голос Лёхи раздался откуда-то из-за спины Ирины.
– Да ёлки-палки, – завозились близнецы с другой стороны, – а нам вот не интересно. Ночью, товарищи, спать надо. Организм настаивает!
– А по вам и вашим ушам, товарищи, давно бритва плачет! Ишь! «Спать»! – Когда Лёха начинал дразниться, его уже было не остановить.
– Не знаю, Ленка, – ответила Ирина, стараясь не обращать внимание на перепалку. – Надеюсь, коммунизм.
Ей вдруг стало грустно. Думалось: как там мама? Никак, давно умерла, так и не узнав, что дочь отправилась по стопам Гагарина, и даже в чем-то его превзошла. Думалось: может, живы какие-нибудь дальние родственники, о которых она и не знает? Хорошо бы. А то вернутся они на Землю, а её там и не ждет никто. У Юрки вон остался младший брат, у Климова – старшая сестра и намечался племянник, у Ленки толпа родни... А у Ирины никого, только мама была. Но Мишке с Сашкой, поди, ещё хуже, чем ей – они и вовсе сиротами остались в шестнадцать...
– ...Ир, чего притихла? – Голос Лёхи вырвал девушку из грустных раздумий. – Хочешь бесплатного мороженого?
– Если здесь есть мороженое, то какая разница, за деньги оно или за так?
– Проспала! Так я и знал! Мы тут прикинули: при коммунизме обязательно будет бесплатное мороженое.
– Дурак ты, Климов!
Ирина сама не заметила, как втянулась в спор, и уже через несколько минут смеялась. Почему сама она лишена этой чудесной способности – относиться к жизни легко, решать проблемы по мере их поступления? Эх, Лёшка, спасибо тебе, пусть хоть у кого-то она будет!..
– Минуточку внимания! – громко объявил Юрец через некоторое время. – Капитанским произволом определяю дальнейший план действий. С этого момента и следующие восемь часов всем спать и обстановку на вверенном мне объекте поддерживать мирную. На ближайшие полгода минимум у нас есть вполне определенная цель. Выполним – тогда и будем думать, кто кого дурее и почём нынче мороженое.
***
13 год от Падения Неболётов, планета Эссири, Белый Клаас