Текст книги "Разговор по душам"

Автор книги: Мария Дубянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ВАЛЬС ШОПЕНА

Эту новенькую заметили сразу. Она вошла в класс с гордо поднятой головой. В руках у нее была черная блестящая папка, на которой золотыми буквами сверкало слово: «Мusik».

Новенькую звали Нина Орлова. Анна Георгиевна посадила ее рядом с Зоей, старостой класса.

После звонка новенькая подошла к учительнице.

– Я хочу попросить, – сказала она, – чтобы меня отпустили с последнего урока. У меня в два часа урок музыки.

Анна Георгиевна удивленно посмотрела на девочку.

– У нас музыкой занимаются многие, но с уроков уходить никому не разрешается.

Нина пожала плечами и, поджав губы, отошла к окну. Так и простояла она всю перемену у окна в зале, прищуренным взглядом осматривая проходящих мимо нее ребят. Никому не хотелось подходить к ней.

– Знаменитость! Важничает, – шептались ребята.

А у Зои было хлопот по горло: надо найти вожатую, поговорить с ней об экскурсии на завод… Надо к следующему уроку взять из кабинета карты. Зою теребили все ребята: каждому нужно что-то узнать, рассказать…

В углу пионерской комнату стояло старенькое пианино. Его бока и крышка были поцарапаны, у клавишей отбились кончики. Но пианино недавно настроили, и звук у него был мягкий и приятный.

Зоя часто оставалась здесь после уроков, когда все уходили и школа затихала. Здесь разучивала она вещи, которые ей задавали в музыкальном кружке Дома пионеров. С Зоей почти всегда оставалась Клава – самая маленькая девочка в классе. Клава очень любила музыку. Она, не двигаясь, сидела все время, пока подруга занималась.

Однажды Зоя показала ей ноты, объяснила, как они называются. Девочка оказалась удивительно способной и нотную азбуку усвоила очень быстро. Зоя стала с ней понемногу заниматься, разучивая по нотам легкие пьески. Одна вещь попалась посложнее – Клаве никак не давался счет.

Зоя попросила Нину зайти в пионерскую комнату помочь.

Нина наотрез отказалась:

– Я привыкла играть только на хорошем рояле. И потом мне некогда.

Уговаривать гордячку Зоя не стала, сама села за пианино и терпеливо стала разбирать с Клавой трудную пьесу.

* * *

Как только кончались уроки, Нина сразу уходила домой.

Ее не интересовали общие дела ребят: занятия в кружках, сборы, походы. Даже в тот день, когда весь класс шумно и радостно готовился к экскурсии на завод, Нина незаметно проскользнула в раздевалку.

– Нина, куда ты? – Зоя с Клавой и звеньевой Коля amp;apos;Муратов побежали за ней. – Неужели не идешь с нами?

Осторожно, чтобы не помять пышного банта в волосах, Нина натянула на голову вязаную шапочку.

– Вы все забываете, что я пианистка. Я играю не какие-нибудь пустяки, – насмешливо кинула она в сторону Клавы.-

Ну, зачем мне идти на завод? Лучше лишний час посидеть за роялем.

И, важно размахивая своей блестящей папкой,

Нина пошла к выходу.

Коля с негодованием посмотрел ей вслед.

– И чего она задается своей музыкой! Исключить ее из пионеров – и дело с кондом!

– Не говори глупостей, – нахмурилась Зоя.

Ей стало очень грустно и обидно: столько она хлопотала, так старалась, чтоб все пошли…

Сама Зоя на калошном заводе, где работает ее мама, была не раз. И всегда ей было так интересно смотреть на длинный-длинный конвейер, по которому плавно и ритмично проплывали маленькие колодки. Она любила наблюдать, как постепенно, ловко и быстро обряжают работницы голую колодку. Одна натянет на нее светлую подкладку, вторая наложит резиновый передок, третья – задник, четвертая приладит подошву. И плывут одна за другой колодки, переходя из рук в руки, пока не превратятся в маленькие, сверкающие лаком, украшенные бархатными отворотами теплые детские ботики. Зоя знала почти всех работниц на конвейере маминого цеха – от молоденькой ученицы Маруси до старой знатной обтяжчицы Агафьи Александровны.

Много о жизни этих женщин рассказала ей мама – бригадир цеха. Недавно работницы выбрали ее депутатом в Совет. Девочка гордилась своей матерью, она хотела, чтобы все ребята увидели, как работает ее мама.

Зоя обиженно вздохнула.

– И почему это Нина ничем, кроме себя, не интересуется?

На этот сбор Нина пришла с удовольствием: вожатая обещала пригласить известного композитора.

В пионерской комнате развесили флажки. Принесли из столовой скамейки и расставили, как в кино. Пианино с открытой крышкой выдвинули на середину. Сразу стало торжественно.

Все ожидали, что композитор высокий, важный и строгий. А оказался он простым, живым и веселым человеком. Он пошутил с ребятами, потом сел за пианино и стал играть свои песни. Эти песни знали все ребята. Они запели, и гость пел вместе с ними.

– Ну, поете вы недурно, – сказал он, – а вот нет ли среди вас юных композиторов?

– Композиторов нет, – закричали ребята, – а пианисты есть.

Нина ожидала, что сейчас назовут ее имя. Она покраснела, а зеленый бант на ее голове поднялся еще выше.

Но вожатая вывела на середину Клаву:

Это самая молодая наша пианистка, она учится всего три месяца.

Клава играла медленно, неуверенно, но трели под ее пальцами получались чистыми и прозрачными, как стеклышки.

– Ну что ж, – улыбнулся композитор, – для трех месяцев это совсем не плохо! А кто же тебя учил?

И тут вывели Зою. Как всегда в минуты волнения, Зоя побледнела. Сосредоточенная и строгая, села она и, слегка наклонив голову, стала играть. С первых же звуков Нина вся подалась вперед. Зоя играла вальс Шопена, самый любимый ее вальс, играть который она только мечтала.

Два голоса попеременно пели в вальсе: один – глубокий, вдумчивый – как будто убеждал и уговаривал, а другой – непокорный – отвечал насмешливо, переливчато – звонким смехом. Будто спорили два человека, и разговор их был очень волнующим, очень важным…

«Как она хорошо играет!» – думала Нина, прижимая руки к горячим щекам.

Зоя уже давно кончила играть, а Нина все еще сидела, охваченная каким-то необыкновенным волнением.

Ома очнулась от громкого стука, это хлопали в ладоши ребята, и вместе с ними хлопал и гость. Он поднялся с места и растроганно обнял девочку.

– Нина Орлова лучше играет, – застеснявшись, сказала Зоя. – Она у нас главная пианистка, вот увидите!

– Нина Орлова! Нина Орлова! – подхватили ребята.

Все посмотрели на Нину, и никто не узнал ее. Рядом с гостем стояла робкая, смущенная девочка. Даже пышный зеленый бант на ее голове будто увял.

Опустив руки, она тихо говорила:

– Нет, я так не умею играть…

– Ну, не обязательно, так, – засмеялся композитор. – Играй, девочка, как умеешь.

– Я не могу ничего сыграть, – еще тише сказала Нина, – я учу большую сонату, но она у меня еще не готова. А другие вещи я не повторяла… все забыла…

– Только задается, а сама ничего не умеет! – крикнул с места Коля Муратов.

Но было что-то такое жалкое во всем виде Нины, что заставило ребят сердито одернуть Колю…

А вожатая наклонилась к композитору и тихо сказала:

– Спасибо, что пришли… Вы нам помогли поговорить по душам.

ЧЕМПИОН ПО КНИГАМ

Мы сидели на вокзале маленькой дачной станции, куда загнал нас начавшийся ни с того ни с сего затяжной, нудный дождь. У каждого из нас в руке было лукошко с земляникой, которую хотелось принести в лагерь сухой и невредимой: пусть все ребята посмотрят и позавидуют – найти такое ягодное место под стать только нашему звену!

– Эх, жалко, книжки с собой не взяли! – вздохнула Зина. – Еще когда дождь кончится, а тут торчи без дела…

– Зачем тебе книжка, когда с нами Миша Пустодеев? – спросил я. – У него вся голова набита книгами, он их, наверно, больше тысячи прочитал! О какой не услышит, сразу: «А! Эту я знаю, давно прочитал!» Ты у нас прямо чемпион по книгам, правда? – подмигнул я Мише.

– Да, довелось мне почитать на своем веку… – скромно вздохнул Миша.

– Ты, наверно, столько интересных историй знаешь! – подъезжал я к Мише. – Расскажи нам что-нибудь смешное!

Миша важно наморщил лоб, мы все подвинулись к нему поближе.

– Недавно, – начал Миша задумчиво, – хотя нет, уже очень давно, я прочитал пресмешную книжечку, она так и называется: «Веселая семейка». Ну, и нахохотался же я! Это про то, как два мальчика решили бросить школу и поступить в цирк. Ну и вот, начали они дрессировать свою собаку – умора! Мама с утра уйдет на работу, оставит сахар, а они этим сахаром своего Артемона кормят. Артемон – это их собака…

Я уже давно заметил, что Зина толкает меня в бок, а Люся делает какие-то странные гримасы. Но мне было не до них: я с изумлением слушал Мишу.

– Подожди, подожди, ты, кажется, путаешь что-то. По-моему, ты. рассказывал про Витю Малеева.

– Ясно, про Витю Малеева, – не выдержала Зина, – только этот Витя вовсе не собирался поступать в цирк, это Шишкин решил…

– И потом, – перебила Зину Люся, – собаку звали Лобзик! Артемон вовсе не шишкинская собака, а пудель куклы Мальвины из книги «Золотой Ключик или приключения Буратино».

– Да, да, ты все перепутал, – с огорчением сказал я.

– Ничего не перепутал! Это вы все перепутали, – нахмурился Миша.

– Нет, мы говорим правильно, я все хорошо помню, – горячилась Зина. – «Веселая семейка» совсем не про это, а про то, как ребята выводили цыплят в самодельном инкубаторе.

– Ну, знаете… – Миша замолчал и отвернулся.

Я подумал, что зря мы обидели товарища. Ну, ошибся разок, столько прочитал человек – неудивительно! И я сказал:

– Брось, Мишка, дуться! Расскажи что-нибудь другое, про войну, про героев…

– Ой, про героев! – обрадовалась Зина. – Я тоже очень люблю!

Миша долго молчал.

– Так и быть, – заговорил он наконец, – только не прерывайте меня, пожалуйста, это сбивает.

Миша опять повернулся к нам.

– Вот я вам расскажу про героиню Гулю Королеву, как она на войне храбро брала высоту номер четыре.

– Почему номер четыре? – удивились мы.

– Разве вы не знаете? – усмехнулся Миша. – На воине всегда берут какую-нибудь высоту, и у этой высоты есть номер – это всем известно. У той высоты, которую брала Гуля, был четвертый номер – вот и все. Потому и книга так называется.

– Неправда, – закричали мы все разом, – вовсе не потому!

– И вообще, – вздохнул я, – ты читаешь, а ничего не понимаешь.

– Это я-то не понимаю!

– Не понимаешь, не понимаешь, – твердил я, – все путаешь.

– И пусть! Не ваше дело! Я зато всего Гайдара прочитал!

– Всего Гайдара! – Я недоверчиво покачал головой. – Сочиняешь…

– Ну, если всего Гайдара, – усмехнулась Зина, – скажи тогда, что такое РВС?

– РВС, – злорадно повторила Люся.

– Думаете, не знаю? РВС – это район Восточной Сибири, куда Чук и Гек поехали с мамой. Их папа так адрес свой в телеграмме написал, в телеграмме всегда сокращенно пишут…

Мы возмущенно вскочили с мест.

– Бессовестный!.. – Зина чуть не плакала. – Гайдара и то путаешь!

– Теперь я вижу, как ты читаешь, – горько усмехнулся я, – в одной книге конец посмотрел, в другой начало… Липовый ты читатель, книгоглотатель, вот ты кто!

Я так разозлился, что прямо даже кулаки сжал.

Миша покосился на меня и красный как свекла выскочил на перрон.

– Подумаешь, разошлись!.. – смущенно крикнул он, обернувшись к нам. – Я зато всю «Анну Каренину» Михалкова прочитал – вот! – И он помчался в лагерь под проливным дождем, даже не вспомнив про свое лукошко с земляникой.

ОТЛИЧИЛСЯ

– Славик, вставай, вставай, Славик! Опоздаешь в школу, – будила мать своего сына.

Слава, коренастый парнишка с лихим чубом и упрямо сжатым ртом, промычал что-то и перевернулся на другой бок.

– Сейчас же вставай! Слышишь? – уже совсем строго повторила мать.

– Ну встану, встану! – простонал Слава, сердито поднимаясь.

Мать заторопилась на работу, но, уходя, еще раз обернулась:

– Смотри, не пойдешь в школу – будет тебе!

Щелкнул замок входной двери. Мать ушла, а Слава лег и снова заснул. Спал он, однако, недолго. Проснувшись, долго лежал в постели, протирая сонные глаза и зевая. Потом, что-то вспомнив, внезапно вскочил.

– Сегодня, пожалуй, стоит пойти в школу! – И он забубнил себе под нос: – Отбросивши сказки о чуде, отняв у богов небеса…

Здорово получилось, что Мария Даниловна задала стихотворение, которое ему и учить не надо: он помнил его наизусть еще с прошлого года, когда учился в том же пятом классе, только в другой школе.

Никому это, конечно, на ум не придет, все поверят, что он за один только вечер выучил целое стихотворение, с начала до конца. И Мария Даниловна, хочет не хочет, а должна будет ему поставить пятерку!

Пусть все увидят, что и он может учиться не хуже этой отличницы Ольки!

Если правду сказать, отличница Оля нравилась Славе больше всех в классе. Она была, кажется, единственной девочкой в школе, которую он ни разу не обидел, не толкнул, не ударил. Это потому, что Оля не похожа на всех этих девчонок с косичками и ленточками, за которые так и хочется подергать!

Нет, Оля совсем другая… Тоненькая, курчавая, глаза большущие… А главное – не пискля и не ябеда. Хоть и девчонка, а лучше любого мальчишки!

Когда Слава Мушкин проходил по заснеженному двору, все малыши испуганно шарахались в стороны. Они знали: этот большой сильный мальчишка может ни за что ни про что стукнуть любого из них, бросить в снег, обидеть…

Но Мушкину сегодня было не до этой мелюзги.

Небрежно повалив ногой вылепленного малышами Снегура, он пошел дальше, размышляя про себя: «В такую погоду хорошо бы с утра на коньках». Если бы не стихотворение, он, конечно, вместо школы пошел бы на каток.

Слава вздохнул, вспомнив свой класс. Надоели ему все! Усмехнулся, подумав о Федьке Леонтьеве, которого прозвали Буратино. У него и нос-то не длинный, можно сказать, даже курносый он, а все равно похож! Маленький, щупленький, плоский какой-то, челочка желтая, гладкая, будто ко лбу приросла, голос писклявый, и весь Федька, как заводной, ни минуты не постоит, все вертится, кривляется, смеется… Ему что ни скажи, все сделает, так и смотрит тебе в рот. А только неинтересно с «им дружить.

Вот с Олей он, пожалуй, подружился бы. Может быть, и на каток не постыдился бы с ней пойти, хоть она и девчонка – уж очень здорово на коньках катается, красиво, прямо как в балете… Ну что же, сегодня, когда он отличится перед всем классом, все по-другому пойдет, она, может, и сама захочет с ним подружиться… Ну, а он, однако, еще посмотрит…

Слава быстрее зашагал к школе. Рассчитал он правильно – пришел как раз к третьему уроку, уроку литературы, в ту самую минуту, когда Мария Даниловна открывала дверь в класс. Незаметно прошмыгнув мимо нее, Он направился к своей парте.

Буратино так и просиял, завидев приятеля. Он с готовностью подвинулся, освобождая ему место, и тут же начал что-то шептать. Но Слава только досадливо отмахнулся. Он неотрывно смотрел в лицо учительнице, словно гипнотизировал ее. И это подействовало. Мария Даниловна вызвала его первым.

Он подошел к доске уверенно, твердыми шагами. В классе стало очень тихо – все, раскрыв рты, смотрели на Мушкина. Оля даже привстала чуть-чуть с парты. И Слава, читая стихотворение, смотрел прямо на нее: amp;apos; ему было приятно видеть удивление и радость в ее больших глазах. Он знал стихотворение назубок и хотя читал его без особого выражения (не очень-то Слава любил стихи), голос его звучал так громко, будто читал он не в классе, а в большом зале.

– Америка снова открыта… – не переводя дыхания, продолжал Слава.

– Достаточно, – остановила его вдруг Мария Даниловна.

– Как это достаточно! – закричал Слава. – Я знаю все до конца, я вчера все выучил!

– Вижу, – сдержанно заметила учительница. -

А теперь ответь, пожалуйста, как ты думаешь, что хотел сказать поэт словами: «По полюсу гордо шагает советский простой человек»?

Слава пожал плечами.

– Ну, подумай, ты ведь знаешь. – Мария Даниловна придвинула к себе журнал.

Слава посмотрел на класс – все тянули руки вверх. И Оля тоже подняла руку.

«Обрадовались!» – сердито подумал Слава. Он был зол на учительницу и на ребят и нарочно упрямо молчал.

На свое место он шел уже вконец разгневанный: она поставила ему тройку. Стоило из-за троечки стараться! Лучше не пошел бы в школу! Не слушая ответов ребят, он упорно твердил громким шепотом, нарочно так, чтобы учительница слышала:

– Раз задано стихотворение, значит и надо спрашивать стихотворение. А то пристают со всякими вопросами…

– Не мешай нам, Мушкин, – строго остановила его Мария Даниловна.

А Слава назло ей вертелся, шумел, толкал Бура-тино, гримасничал – все делал в отместку за то, что она ему помешала отличиться, а ведь какой был случай!

Слава уже не знал, что и выкинуть еще! Под конец снял со своей рубашки ремень и связал им под партой Федькины ноги.

Буратино задергался, захныкал.

– Что у вас там происходит? – Учительница нахмурилась. – Встань, Леонтьев!

Но как встанешь, если ноги связаны?

В классе раздались смешки. Мария Даниловна подошла к парте, сняла с Буратино ремень и велела Славе выйти из класса. Тот чуть слышно присвистнул.

Лицо молодой учительницы покрылось красными пятнами. Видно было, как она сдерживает себя, как волнуется при мысли: а что, если не выйдет? От него всего можно ждать.

И она еще раз, напрягая всю свою волю, четко повторила:

– Сейчас же выйди из класса!

Мушкин еще повозился, поломался и, встретив тревожное молчание ребят, пошел из класса. Выходя, он успел заметить, что Оля сидит, низко опустив голову, наверно ей стыдно за него. А ему теперь было на все наплевать. Он так разошелся, что уже не мог и не хотел остановиться: выйдя из класса, он не отходил от двери, то приоткрывал ее, то с силой закрывал.

Кто-то подошел и плотно прикрыл дверь. Тогда Слава стал колотить в нее ногами.

Даже звонок не заставил его отойти, он будто прилип к месту.

«Сейчас начнется лекция», – криво усмехнулся Слава, завидев учительницу, выходящую из класса.

Но, даже не взглянув на него, она бросила мимоходом:

– За ремнем зайдешь к директору.

– Нужен он мне! – проворчал Слава, с беспокойством следя за ребятами, которые почему-то не разбегались на перемену, а стояли вокруг него молча, плотной стеной.

Слава подмигнул Буратино: вот он сейчас посмеется над его выходками!

Но тот и не думал смеяться. Подойдя близко к Славе, Федька спросил хмурясь:

– Ты зачем так колотил в дверь? Ненормальный, что ли?

– Ух, ты! Как разговариваешь со мной! – Слава толкнул Буратино кулаком. – Это ты ненормальный! Чучело гороховое, вот ты кто!

– А ты… ты… – задохнувшись, крикнула Оля. – Ты даже хуже Квакина!..

Мушкин вздрогнул. Он даже не успел сообразить, что значит «хуже Квакина». Ему и в голову не пришло, что Квакни-это «герой» повести Гайдара «Тимур него команда». Он думал, что Оля дразнит его лягушкой, и, сузив глаза, поднял на нее руку. И тут кто-то так резко и больно дернул за плечо, что, пошатнувшись, он охнул.

Перед Славой стоял высокий, смуглый юноша в красном галстуке. Это был новый отрядный вожатый, которого Слава еще не знал.

– Смотри-ка, – возмущенно говорил вожатый, крепко сжимая Славино плечо. – Смотри, как распоясался! – Вожатый строго оглядел ребят. – А вы что, боитесь его? Да он трус, посмотрите на него! – юноша громко рассмеялся.

Все посмотрели на Мушкина и разом расхохотались.

В широкой рубашке, без ремня, с взлохмаченным «модным» чубом, исподлобья глядя на незнакомого сильного юношу, он рукавом размазывал по грязному лицу злые слезы.

Вокруг пятиклассников собралась толпа ребят из разных классов. Все с изумлением смотрели на жалкую фигуру грозы малышей Славы Мушкина.

– Пойди умойся и приведи себя в порядок, – тихо сказал вожатый Славе. – Неудобно ведь перед народом!

– Черти вы все! – крикнул Слава и убежал в уборную. Он бежал, глотая слезы и затыкая уши, чтобы не слышать смеха и особенно Олиного.

Ему казалось, что она смеется громче всех.

Но это было не так. Оля вовсе не смеялась. Ей было amp;apos; очень стыдно и обидно за товарища.

ЧУЖОЙ ФОНАРИК

Володя с разбегу открыл дверь в комнату и вдруг увидел: за столом, рядом с мамой, милиционер. Испуганно отшатнувшись, он хотел было удрать, но его уже увидели.

– Вот и Володя наконец, – сказала мама.

Сказала так, будто даже обрадовалась. А милиционер сразу вскочил и взял Володю за руку:

– Давай, брат, скорее, а то заждался я!

– Что я такого сделал? – закричал мальчик. – Никуда не пойду!

– Не дури, – сказала мама спокойно, словно ничего не случилось, – давно было пора тебе самому сходить.

Милиционер повел Володю по лестнице вниз, а тот отбивался от него руками и ногами. Милиционер остановился. Лицо у него было совсем молодое, безусое и краснощекое. Он оглядел Володю и засмеялся:

– Ишь, как оробел! Да я что, пугало, что ли? Или Лидия Петровна пугало? Велено мне доставить тебя к инспектору Лидии Петровне, значит и иди спокойно.

Но мальчик начал еще больше кричать и вырывать руку. Тогда милиционер отпустил его и сказал– с усмешечкой:

– Я думал, ты атаман какой, что с тобой никому ни дома, ни в школе не справитъся, а ты, выходит, трусишка самый обыкновенный!

Трусишка! Ну, уж нет! Володя плотно сжал губы и, больше не говоря ни слова, сердито пошел по улице рядом с милиционером. Пусть думают, что он просто так идет по улице с ним. Разве не могло бы быть, что (Милиционер – его старший брат или какой-нибудь другой родственник?

Но когда подошли к подъезду, на двери которого висела дощечка с надписью «Детская комната милиции», Володя опять начал отчаянно вырываться. А милиционер уже открыл дверь и пропустил его вперед.

– Что я такого… – Но тут Володя сразу замолчал, увидев за письменным столом женщину в синем кителе с погонами.

«Наверно, это и есть инспектор Лидия Петровна», – подумал Володя, со страхом глядя на нее.

Женщина подняла на него слегка раскосые, усталые глаза, оглядела медленно с ног до головы и спросила:

– Что же ты, Володя, сам не пришел? Обязательно приводить тебя нужно?

Он снова принялся за свое:

– А что я такого сделал?

– Сядь, успокойся, – тихо сказала Лидия Петровна и показала на круглый стол, покрытый скатертью. Володя присел на кончик стула, робко оглядываясь.

На стене яркие плакаты, на столе книжки с картинками, газета «Пионерская правда», кубики, детское лото… Володя не верил своим глазам: игрушки и книжки с картинками в милиции!

Он придвинул к себе толстую книгу, открыл ее и, сделав вид, что внимательно читает, исподлобья следил за инспектором: что-то она сделает с ним?

А Лидия Петровна, казалось, совсем забыла о мальчике. Низко склонившись над столом, она что-то сосредоточенно писала в толстой тетради.

Открылась дверь, и тот же милиционер привел нового «героя», испуганного белобрысого мальчугана.

Тот сначала отчаянно кричал, потом притих и, только жалобно всхлипывая, бубнил: «Я больше не буду, я больше не буду…»

Володе было стыдно смотреть на него, и он притворился, что углублен в чтение. Пусть этот мальчишка не воображает, что он, Володя, одного поля ягода с ним. Смешно смотреть, как он дрожит. Вероятно, боится, что за езду на «колбасе» ему попадет от отца, которого вызывает сейчас по телефону инспектор.

Хорошо, что мальчишка, о котором идет речь, сидел в ожидании отца в другом конце комнаты, углубившись в свои мысли, а то бы он, пожалуй, догадался, что не очень-то спокойно на душе и у мальчика за круглым столом, если книга, которую тот как будто бы так прилежно читает, лежит перед ним вверх ногами.

Опять открылась дверь, и в комнату вошла высокая женщина в клетчатом платке. Быстро подойдя к столу инспектора, она проговорила сквозь слезы:

– Спасите моего сына!

Лидия Петровна усадила ее против себя и мягко сказала:

– Успокойтесь, гражданка. Успокойтесь и расскажите все подробно.

И женщина, рыдая, стала рассказывать. Сын у нее, шестиклассник, совсем отбился от рук, перестал ходить в школу. Не слушает, грубит, не помогает ей ни в чем. А теперь и совсем домой не является… Связался с какими-то парнями, может, воры они, кто их знает.

– Уж лучше бы его в колонию отправили.

– Надо будет, и в колонию отправим, – строго сказала Лидия Петровна, записывая что-то в свою тетрадь.

Володя напряженно вслушивался, не в силах отвести лица от женщины. От каждого ее слова, долетавшего до него, он вздрагивал, как от удара.

– Все силы на него положила, всю жизнь ему отдала… – слышал Володя, и ему казалось, что это говорит– его мать.

Наконец женщина, немного успокоившись, ушла. За это время, пока она сидела, любитель езды на подножке успел уснуть, прикорнув на диване. ¹

Лидия Петровна подошла к Володе, слегка пригладила его рыжеватый встрепанный чубик.

– Читать любишь – это хорошо…

Тут только Володя увидел, что держит книгу вверх ногами. Он покраснел и насупился. Но Лидия Петровна, как будто ничего не заметив, продолжала задумчиво разглядывать мальчика.

– Смотрю на тебя и никак не могу поверить, что и ты так же мучаешь свою мать!

– Я ее мучаю! – закричал он. – .Это она меня мучает! Все ворчит, все прорабатывает…

Теперь ему стало ясно, что это мама на него наябедничала. Он представил себе, как она сидела здесь за столом Лидии Петровны и при всех жаловалась на него, может быть, даже плакала, как та женщина! И как это она могла сделать! Как только могла!

У Володи пересохло в горле от волнения. Губы его дрожали. Теперь после этого он не может идти домой! Нет, он не пойдет домой. Пойдет к Сергею. Только бы найти его поскорее. Как хорошо, что у него, завелся новый друг, Сергей, такой взрослый, самостоятельный, сильный друг! Володя совсем недавно познакомился с ним в кино: так вышло, что места их были рядом. Потом– они вместе пошли домой. С тех пор и подружились. Правда, Володя домой к Сергею не ходит, но стоит только Сергею свистнуть под окном во дворе, как Володя сразу бросает все свои дела и бежит к нему. И вот они гуляют вместе, ходят в кино, на каток… А иногда встречаются на заднем дворе соседнего дома, в пустом подвале. Сергей живет недалеко от этого места, только ходить к нему неудобно, он живет с бабушкой, а она больная, нервная…

Никто не знает про их дружбу ни в школе, ни дома. И пусть мама его сколько угодно расспрашивает и даже бьет, все равно Володя будет молчать. И инспектору про Сергея ни за что не расскажет!

Так думал Володя в то время, когда Лидию Петровну опять отвлекли какие-то новые посетители: пришел отец того мальчишки, которого сняли с подножки. А Володе было уже нисколько не интересно, зачем приходят, из-за чего волнуются эти люди. Он был слишком занят своими мыслями.

Голос Лидии Петровны заставил его вздрогнуть. Комната уже опять опустела, и Лидия Петровна, перелистывая папку с бумагами, говорила Володе:

– А теперь, Володя, сядь, поговорим с тобой начистоту. Ты на какие деньги приобрел фонарик у своего приятеля?

Володя покраснел и насупился: какое ей до этого дело!

– На какие же? – строго повторила Лидия Петровна.

– Ну, на деньги, которые мне мама оставляла на школьные завтраки.

– На школьные завтраки… – Лидия Петровна посмотрела на Володю в упор, и мальчик понял, что она уже все знает: и про Сергея и про то, что он, Володя, в школу не ходит.

– Так вот, – строго сказала Лидия Петровна. – Придется тебе этот фонарик вернуть владельцу. Твой приятель продал тебе чужую вещь, он ее украл.

– Украл! Не может быть, не может этого быть! – побледнел Володя. – Это подарок его отца. Его отец на фронте погиб, он был герой…

Лидия Петровна покачала головой:

– К сожалению, все это не так, совсем не так. – И она прибавила со вздохом: – Видишь, дружишь с человеком, а не знаешь, кто он.

Лидия Петровна помолчала. Потом опять подняла глаза на мальчика:

– А скажи, что было между вами у кинотеатра в воскресенье?

– А что было? Ничего не было…

– Ты правду скажи, – строго сказала Лидия Петровна.

– Ну, он хотел, чтобы я продал свой билет, который мне мама купила, за двойную цену. Вот и все.

– Ну, и ты, конечно, продал и деньги отдал ему? – спросила Лидия Петровна.

– Ему очень нужны были деньги, – тихо сказал Володя.

– Очень нужны… – вздохнула Лидия Петровна. – Ну, а если бы он велел тебе залезть в чужой карман, ты бы тоже залез? Нет, говоришь? А по-моему, залез бы. Ведь у тебя уже своей воли нет…

Володя молчал, подавленный, а Лидия Петровна, сурово глядя на него, говорила:

– И на такого негодного человека ты променял школу, товарищей. Даже мать свою готов был променять, мать, которая отдает тебе всю жизнь, дороже и роднее которой нет никого на свете.

– Неправда! – Володя взволнованно вскочил. В глазах его стояли слезы. – Я знаю, все это мама выдумала, вы с ней, наверно, сговорились меня в колонию отправить, а я все равно оттуда сбегу.

Он вскочил с места, рванул дверь и выбежал на улицу.

Стоял сильный мороз, но Володе было жарко. Он даже не заметил, что пальто его расстегнуто, а шапку он держит в руке. Лицо его горело, сердце билось со страшной силой.

Неужели друг его нечестный человек, неужели он его обманывал? Сейчас же надо найти его, все-все выяснить!..

Добежав до знакомого дома, Володя замедлил шаг и, как всегда, стал осторожно пробираться на задний двор к подвалу.

Во дворах, заваленных дровами, играли ребята, кричали, хохотали, кидались снежками. Один ком попал ему прямо в лоб. В другое время он дал бы сдачи как следует этим мальчишкам, но теперь ему некогда было с ними связываться. Будто ничего не заметив, он побежал потихоньку дальше, чтобы за ним не погнались и не проследили, куда он идет. На заднем дворе было пусто. Володя спустился по знакомым заснеженным ступенькам вниз, и вдруг… Что это? Подвал на замке.

Новости! С чего это Сергей вздумал его запирать? Володя, недоумевая, поднялся вверх во двор, сбежал снова вниз. Так делал он много раз, чтобы согреться. А Сергея все не было. Холод пронизывал мальчика, а голова была полна тяжелых мыслей: слова Лидии Петровны не давали ему покоя.

И правда, как это случилось, что он бросил школу, бросил отряд? Ведь еще совсем недавно все это было очень дорого ему, совсем недавно он дружил с ребятами. Потом вспомнилось, как убеждал Сергей: «И зачем тебе эта школа! Максим Горький кончал школу? Нет, не кончал. А великим писателем стал? Стал. Вот поедем с тобой путешествовать…»

Володя вдруг затаил дыхание. Ему послышался голос Сергея. Он был не один. Кто-то другой разговаривал с ним. Они шептались и посмеивались. Володя спрятался за старым, сломанным сараем, откуда доносились голова.

– Этого рыжего мы, однако, к делу приспособим, – заговорил Сергей. Володя изо всех сил затаил дыхание. Почему-то больно заныло сердце. – Он ловкий и быстрый. Куда угодно прошмыгнет, – продолжал Сергей. – Школьный кабинет в нижнем этаже. Это он мне сам рассказал. Он туда с вечера проскочит, а мы под окнами прогуливаемся как ни в чем не бывало. Он форточку откроет и выбросит нам микроскоп и разные там электромоторчики…

– Ну, а если твой рыжий заартачится? – насмешливо спросил другой.

– Он заартачится?! – Сергей презрительно свистнул. – Да он за меня в огонь и в воду полезет!