Текст книги "Сын олигарха (СИ)"
Автор книги: Мария Манич
Соавторы: Мария Летова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Вот её я вижу время от времени.
Разряженная блондинка с наращенными волосами, в соболиной шубе и в облаке премиальных духов. С лицом таким, будто из золотого кубка нахлебалась королевской крови. Ни одному нормальному человеку, вроде меня, такое не понравится. Да – она заочно меня бесит. Не говоря уже о том, что издалека очень смахивает на мою ровесницу.
Пряча лицо в капюшоне, медленно плетусь к автобусной остановке, глядя себе под ноги.
Уже стемнело.
Сегодня пятница, и сегодня у меня смена в “Кислоте”, зато потом два выходных, которые я планирую провести на своём новом диване.
Даже произнесённое мысленно, слово “диван” посылает короткий и точный укол в сердце, заставляя горло сжаться от обиды.
Ни звонков, ни сообщений… вообще ничего. Уже целую неделю бесячая тишина.
Ну, и пожалуйста! Ещё неделя, и я вообще его забуду. А что такого? Думает, он такой незабываемый?
Сглатываю ком.
На самом деле, я не думала, что он вот так испарится! Опять. С учётом того, как терроризировал меня до этого. Я рассчитывала на то, что он не даст мне гордо покинуть вечеринку, а попросит… остаться…
Вместо этого он даже такси мне не вызвал и куда-то делся! После того, как набросился на меня, как ненормальный! Живот реагирует тянущей чувственной болью. К чёрту его...
Войдя в полупустой автобус, ухожу в хвост и прислоняюсь лбом к стеклу, опёршись на поручень.
Просунув руку в карман куртки, снова проверяю телефон.
Горестный вздох покидает мою грудь.
Мама: “Мы знаем, что завтра у тебя выходной.”
Закатываю глаза, быстро набирая в ответ:
“Это ещё не точно.”
Мама: “Ждем. Папа будет запекать рульку.”
Я: “Очень сильно постараюсь.”
Мама: “Будь добра.”
Родители кормят меня на убой. Может и не нужно было от них съезжать. Моя комната в родительской квартире всегда свободна, хотя сейчас используется, как склад. Денег можно было сэкономить, хотя бы тех, которые сейчас отдаю за свою комнату шести метров. Комнату, в которой теперь ну просто все напоминает кое о ком. Ну, это не удивительно, с учетом того, что половину комнаты теперь составляет красный диван, а вторую – раздолбанная кровать, от которой я всё никак не избавлюсь.
Отличный дуэт. Просто, блин, Бони и Клайд!
Вздохнув, убираю телефон в карман, и зажимаю его в руке на тот случай, если… мне вдруг придёт сообщение, например. Тогда я сразу почувствую вибрацию...
Выхожу из автобуса под мокрый снег, и быстро иду к “Кислоте”, потому что немного опаздываю.
Переодеваюсь в раздевалке для персонала, вполуха слушая трёп официанток из ресторанной зоны. С тех пор, как я начала здесь работать, стала настоящим экспертом по части ухода, блин, за младенцами, потому что это единственное, о чём они здесь, в раздевалке, между собой разговаривают. Кормление, купание, выгуливание – я будто сама вскормила и вырастила этих детей.
Меня это раздражает, потому что мысли о детях возвращают известно куда!
К зелёным хитрым глазам и наглым требовательным губам. Таким полным, каким не положено быть у мужчины…
Смотрю на себя в зеркало, кусая губу.
Снова проверяю телефон, обещая себе, что это – в последний раз.
Понуро наношу легкий макияж и прохожусь расческой по своим кудряшкам. Они пружинят вверх от пластиковых зубчиков, и я становлюсь похожа на огромный одуванчик. Всему виной уличная влажность.
Крашу губы красной помадой и выхожу к своей стойке.
– Привет, – здороваюсь с охранником, махнув рукой, и загружаю планшет с таблицами брони.
– ЗдоровО, – басит Гена – наш местный шкаф-купе, гроза всякого там быдла и неадеквата.
Если в клубе заварушка, он идёт в расход первым.
После десяти начинает прибывать народ. Натягиваю на лицо вежливую улыбку в надежде на чаевые.
Люди мелькают, как цветные картинки. Работы столько, что я забываю про свой телефон на целый час.
Вообще обо всём забываю.
Ровно до того момента, пока не вижу на входе Его Величество.
Макса, одетого в знакомую парку, джинсы и высокие зимние кроссы, которые вообще не к месту в этом месте…
Сердце подскакивает к горлу. Там и остается.
Я вся вспыхиваю от неконтролируемой радости, зависнув на полуслове и загораясь во всех местах.
Он один. И весь такой до безумия знакомый: точёные грубоватые черты лица, фигура, походка…
Я помню каждое ощущение, все! Даже звуки и запахи...
Пялюсь на него во все глаза, игнорируя клиентов и вытягивая шею.
Ко мне пришел?
Гена тормозит его, наверное из-за кроссовок… но мне отсюда не слышно...
Макс отпихивает руки нашего охранника, и в этот момент я понимаю, что что-то в нём не так…
Хмурюсь и напрягаюсь, прекращая дышать.
Он что… он пьяный?!
Какого… хрена?
Ну, точно…
Его немного шатает.
Мой рот открывается.
Проходя мимо стойки, парень поднимает немного расфокусированные глаза и спотыкается ими о моё полное подозрений лицо. Губы, по которым я страдаю целую неделю, растягиваются в нахальной улыбке, а потом он мне подмигивает и отворачивается, удаляясь вниз по ступеням.
Стою, раскрыв рот и хлопая глазами. Потому что это всё выглядело очень зловеще, будто он задумал какое-то адское дерьмо!
В городе нет более подходящего места, чтобы замутить какое-нибудь дерьмо, чем клуб “Кислота”!
– Что за фигня? – в панике шепчу я, приходя в дикое напряжение.
Глава 18. Макс
– Закрой дверь и сядь, – повысив голос, гаркает мой дражайший отец, расположившись в своём пижонском кожаном кресле за своим пижонским дубовым столом.
Такой эстет, прям не могу. Аристократ хренов.
Усмехнувшись, прикрываю дверь и безмятежный иду к креслу напротив. Плюхаюсь в него, вытянув ноги и сложив на животе руки. Готовый слушать.
Сегодня в меню пиздюли, как я понимаю. У меня уже лет десять это основное блюдо. Что поделать, такой уж я сын-дебил. Ну а он – отец-гандон, так что всё по-честному.
Пяти минут не прошло, как самый бедный политик Всея Руси вернулся из областного мухосранска и, не отходя от кассы, решил заняться моим воспитанием.
Меня в этой жизни ничего не выбешивает так, как его попытки меня воспитывать. Поздновато.
– Ещё раз устроишь в доме такой срач, в армию пойдёшь, сортиры вылизывать! – дрожащим от психов голосом, орёт он.
– Да хоть завтра, – лениво отзываюсь я, глядя в его глаза.
Напугал. Армией. У меня вообще-то плоскостопие, и это не прикол.
Пыша праведным гневом, чеканит, тыча в меня пальцем:
– Завтра поедешь в университет и закроешь сессию, я договорился.
Какая щедрость, мля. Договорился он. Щас расплачусь.
– Завтра у меня дела, – отвечаю совершенно честно и откровенно.
Отеческий кулак сотрясает стол.
Ух, поехали. Пристёгиваемся.
Морщусь, выгибая вопросительно брови.
– Я на этом языке не понимаю, – сообщаю ему доверительно.
Игнорируя мою остроту, он багровеет. Ещё немного и начну переживать за его здоровье. Братья сиротами останутся, только их и жаль.
– Какие у тебя, блдь, дела?! Баб своих трахать?!
– А что, завидуешь? – бросаю я.
– Рот закрой и слушай, – шипит он, а я сжимаю зубы.
– Ага, закрыл, – холодно говорю ему.
Скорчив важную рожу, он продолжает меня пугать:
– Если не закроешь сессию, ключи от машины положишь на стол. И денег хер увидишь. Пиздуй работать! Я в твои годы фуры разгружал, а не мотылялся по барам, разодетый как клоун.
Сжимаю кулаки. Молчу, как велено. Обтекаю.
– Кольца свои пидорские сними, как девка. Меня позоришь.
– Ещё что-то? – беся его спокойствием, интересуюсь я.
– Там все решено, – лает он. – Тебе только не выпендриваться, понял меня? Гонор свой уйми и рот не открывай. Это последнее предупреждение.
– А что потом? – уточняю я.
– Потом соберёшь свои манатки и можешь валить на хер отсюда.
– Да легко, – цежу я. – Ключи от бабушкиной квартиры отдай, я прямо щас съеду.
– У тебя своего ни хрена нет, запомни это, – ухмыляется он, успокаиваясь, потому что знает, чем меня задеть. – Даже трусы твои на мои деньги куплены.
Чувствую, как по венам струится бешенство.
Рожу бить родному отцу даже для меня слишком, поэтому сжимаю кулаки так, что кольца начинают тереться друг о друга, и поднимаюсь из кресла для долбанных посетителей.
– Чё ещё?
– Пшел вон.
Выхожу из кабинета, долбанув дверью.
В виске стучит. Я злой, пиздец. А когда я злой – ни в чём себе не отказываю.
На хер всё.
На юрфак он меня засуну, пусть сам и учится, а не диплом в переходе покупает. Я сразу сказал – учиться там не буду. Блять, да я там даже ни разу не появился, какая на хер сессия?
На хрен мне вообще этот диплом? Жопу им подтереть?
Пускай своей блядине диплом подарит. Может эта бумажка ей мозгов добавит. Волосы приклеила, губы накачала. Ни ума, ни фантазии.
Я в Москву сам поступил, а он сказал – платить за меня не будет, потому что хрен мне, а не Москва. Это было полгода назад, но я до сих пор в себя не пришёл. Я и до этого его мудаком считал, а теперь это необратимый процесс. Если бы он хоть что-то обо мне знал, то понял бы, что я не случайно тот ВУЗ выбрал! И не в деньгах дело, а в том, что он меня всегда пригнуть пытается, на место поставить.
Ну, попробуй.
С тех пор, как мать погибла, все на меня класть хотели. Бабушка растила, пока он трахал всё, что в городе движется, а теперь вдруг про сына вспомнил, когда надо на кого-нибудь имущество пристроить. Только выяснилось, что проще на какой-то шаболде жениться, чем со мной связываться.
В коридоре встречаю Марину-блядину. Овца на меня смотрит, как недотраханная. Хоть бы постеснялась. Или она не врубается, как это очевидно?
Прохожу мимо, не утруждаясь приветствиями, но она намёков не понимает.
– Разгреби подвал, – шипит, преграждая мне дорогу. – Помойку свою!
– На хер иди, – бросаю, обходя её быстро и не глядя.
– Ты совсем охренел? – верещит она мне вслед.
Взбегаю по лестнице и иду в свою комнату.
Хлопнув дверью, пинаю разбросанные кроссовки и сажусь на кровать, протирая лицо руками.
Башка трещит. Всю ночь мучал приложение для одного стартапа. Если выгорит, срублю бабла и свалю отсюда, даже трусы оставлю. Надо вытрясти со старого козла ключи от квартиры. Это единственное, что у него моё. Она мне от матери досталась, и пусть он не пиздит. Я знаю, что она на меня оформлена.
На тумбочке вибрирует телефон. Смотрю на него и злюсь ещё больше, потому что это Кируха, а мне сейчас сам бог Женечку-веснушку прописал. И желательно, матьего, в том латексном платье!
Забиваю на звонок, я вообще сегодня не в настроении.
Кудряшка Сью – единственный человек, которого мне не хочется послать на этой неделе. Только она сама меня послала. Дважды. Я конечно даванул на неё в последнюю встречу, ну так перебесится. Она же от меня мокрая в момент. Ну, а у меня на неё стоит в момент. Я после неё вообще никого не трахал. Всё не то, типа того.
Дева не без припездей – это я сразу понял, поэтому действовал осторожно.
Я с ней вообще крайне терпелив, прямо как ни с кем, и никогда.
Вообще непонятно чем зацепила, сам ошалеваю.
Позвонить ей что ли?
Да ну, на фиг.
Чё я ей скажу?
За ручку гулять и по свиданкам ходить – это не моё, а она этого затребует, прям к бабке не ходи. Тут и так один геморр вокруг, ещё этого не хватало. В этот дом я вообще только Киру могу привести, потому что она знает, в каком пиздеце я живу. Она вообще все обо мне знает. Не даром в одни ясли ходили. Я знаю, что она меня хочет. Но на неё у меня не стоит в психологическом смысле. Если бы стояло, давно бы уже трахались. Она на соседнем горшке сидела и дела свои делала, такое на всю жизнь запомнишь.
Вскочив с кровати, быстро натягиваю свежие джинсы и футболку. Хватаю телефон, сбрасывая очередной звонок Киры.
Внизу скандал. “Мачеха” отцу на ухо присела, рассказывая, какой я мудак.
Надо валить отсюда. Иначе я тут все разнесу к чертям.
Меня плющит. От злости и от того, что с приложением моим ни хрена не получается.
Выхожу из дома под мокрый мерзкий снег. Блять, торжественно клянусь, что свалю из этого города, как только возможность появится.
Сажусь за руль.
Отец выходит на крыльцо и что-то орет. Врубаю музыку погромче и трогаюсь с места.
Не хочу никого видеть. Ни с кем разговаривать.
Есть адское желание набить кому-нибудь морду.
Вообще-то, для этого далеко ходить не надо. В «Кислоте» всегда можно получить по роже или дать по ней другому. Выручи друга, блять.
Заезжаю в магазин и беру бухла.
Накачиваюсь под завязку на парковке перед клубом.
Ну ладно, погнали.
Глава 19
Следующие полчаса я, как на долбанных иголках.
И без того дохлая концентрация абсолютно потеряна, а народу не убавляется. Только не в пятницу вечером.
Чтоб ты провалился, Немцев!
Сердце подпрыгивает каждый раз, когда открывается дверь клубной зоны. Желание пойти туда и посмотреть оккупирует мой мозг. Останавливает лишь вероятность увидеть его там, лижушимся с какой-нибудь телкой...
Если он пришел сюда за телкой...
По фиг на то, что ему девятнадцать!
Если он лижется или трахается с кем-то в туалете...
Даже если пьяный, как черт!
Я... забуду его. Все забуду: голос, запах, вкус. Как он стонет, когда кончает, гад! Какой он внимательный всегда и во всем. И его улыбки тоже забуду. И его лицо... и то, что я до сих пор не могу понять, какой он на самом деле, потому что в нашу последнюю встречу он вёл себя, как хладнокровная, прущая к цели скотина. Но очень нежная скотина.
Мои щеки горят.
Я не понимаю, почему меня так рвёт на части. Мы знакомы меньше месяца!
Но на таких приблудах, как у него сегодня, за тёлками не приходят.
На поясе у Гены оживает рация. Кошусь на неё и вдруг просто задницей чувствую – вот оно.
Стокилограммовый Геночка срывается с места и широким шагом направляется в зал.
Забиваю на вновь прибывших посетителей, а постители – это, между прочим, мой хлеб!
Провожаю глазами проносящегося мимо администратора, поворачивая вслед за ней голову.
– Девушка, але? – машет рукой перед моим лицом какая-то цаца лет восемнадцати. – Места свободные в випке у вас есть?
– Там депозит десять тысяч рублей, – бормочу, скребясь глазами в закрывшуюся за администратором дверь.
– Нам подходит, – не унимается девица.
Неужели не понятно, что мне сейчас не до неё?!
У меня сердце колотится. И, блин, неспроста, потому что в этот момент на ступеньках появляется Гена, грубо таща за шиворот футболки несопротивляющегося Макса. Он успел где-то потерять куртку, и футболка разорвана у горловины.
Закрываю ладонями рот.
Выражение его лица ни о чём мне не говорит, потому что всё его лицо в крови! Он сплевывает её прямо на пол, перед тем, как Гена вышвыривает его за порог. Как какого-то щенка на глазах у изумлённой публики.
Мои глаза расширяются, а сердце колотится уже в горле.
– Дебилы малолетние, – сетует Гена, изучая свою рубашку на предмет повреждений.
Смотрю на стеклянные двери, пытаясь увидеть что там творится. Куда он пойдёт раздетый?! Назад его всё равно не пустят!
Швыряю на стол планшет и несусь за ним, расталкивая людей и перебирая ногами в узкой юбке, как курица.
Ледяной дождь хлещет по лицу. Зона для курения пуста. Дураков нет.
Обняв себя руками, в панике осматриваю стоянку и вижу его…
Пошатываясь, он идёт к своему Гелендвагену.
Моя челюсть падает.
Он же не думает… он же не собирается? Не собирается, мать его, сесть за руль?!
Срываюсь с места и вылетаю из-под козырька, чуть не погибнув на скользких ступеньках.
– Максим! – кричу визгливо, пытаясь не переломать каблуки.
Он резко поворачивает голову и замирает, глядя на то, как я балансирую на грани падения, потому что под моими туфлями сплошное месиво.
Чертыхнувшись, Макс разворачивается и идёт ко мне. Всё такой же окровавленный. Подхватив мой локоть, рычит мне в лицо:
– Куда ты, блин, выперлась?!
Хватаюсь дрожащей от холода рукой за его горячий бицепс, запрокинув голову, и рычу в ответ:
– А ты куда собрался?! Только попробуй сесть за руль!
– У тебя забыл спросить! – орёт он, подтягивая меня к себе вплотную.
Сглатываю слюну, прижимаясь грудью к его груди. Ноги колотятся от холода. У него рассечена бровь.
– Не ори на меня! – выкрикиваю с обидой, обнимая его за талию.
Его рука обвивает мои дрожащие плечи.
– Вернись в клуб, – повелительно говорит он.
Отрицательно мотаю головой. Макс смотрит куда-то поверх неё и психованно шипит:
– Блядь.
Оборачиваюсь и вижу, как в нашу сторону бешенной тучей несётся толпа из трёх мужиков. Я не сомневаюсь, по чью они душу.
От страха крепче обнимаю талию Макса.
Он пытается отцепить меня от себя, гаркая:
– Женя, свали отсюда!
На секунду прижамаюсь холодным носом к его футболке, а потом отстраняюсь и разворачиваюсь, встав между Максом и мужиками. Он дергает меня за плечи, запихивая себе за спину с рыком:
– Да, блять!
– Ну что, утырок! – подлетает к нему коренастый полулысый хрен с разбитым в кровь носом, и пихает Макса в грудь, отчего он отшатывается вместе со мной. – Далеко собрался?!
Цепляясь за руку Макса, выскакиваю из-за его спины и ору:
– Отвали от него!
– Заткнись, швабра!
– Я щас ментов вызову! – превращаюсь в ведьму я, но Макс хватает меня за волосы и опять толкает себе за спину. Не унимаюсь, потому что знаю, что нужно делать в таких ситуациях. – Я вас всех запомнила! Я здесь работаю! Вызову охрану и ментов, поедете все в обезьянник!
Несмотря на то, что мой голос дрожит, мужик притормаживает и смотрит на меня в бешенстве. Отвечаю ему тем же.
Хватаю из заднего кармана Макса телефон, делая вид, что собираюсь снять блокировку, и звонко бросая:
– Минута, или звоню охране!
Переведя покрасневшие глаза на Макса, мужик сплёвывает на землю, бросив:
– Увижу тебя ещё раз, голову в жопу засуну.
Утыкаюсь лбом в его спину, молясь, чтобы он не раскрывал рот. Слава богу, он так и делает. Стоит молча и не двигаясь, пока мужики не скрываются за дверью, а потом резко разворачивается и хватает меня за плечи, ревя:
– Ты совсем овца?!
От обиды поджимаю трясущуюся губу.
– Отдай ключи!
– Телефон отдала!
Впечатываю телефон в его грудь, грозно повторяя:
– Ключи от машины! Быстро! Иначе вызову ментов!
Он сжимает подбитую челюсть, холодно глядя в мои глаза. Тянет руку в задний карман джинсов и молча швыряет мне ключи. Они падают на землю к нашим ногам. Выпутавшись из его рук, подбираю их, говоря охрипшим голосом:
– Я… найду твою куртку…
Медленно ковыляю к клубу, не оглядываясь.
Поиск его куртки занимает у меня десять минут рабочего времени, на которое я положила жирный хрен. Куртка у бармена.
Прижав её к груди, выхожу на улицу, но там никого нет!
Весь накопившийся пздец наваливается на меня разом. Припав спиной к стене, начинаю тихо плакать, прижавшись носом к теплой, пахнущей этим придурком, изнанке куртки.
Глава 20
– Сосредоточься… – предупредительно тянет папа, следя за моим пальцем, который устремился к шашке В5, чтобы, наконец-то, начать серьёзную борьбу, и закончить этот вялотекущий обмен любезностями.
Отдёргиваю руку, хмуря брови.
Сосредоточься. Если бы я только могла, обязательно так бы и сделала. Вместо этого я смотрю на доску, а вижу только свои изнуряющие душевные переживания. За этого дурака, от которого уже пятнадцать часов нет никаких вестей.
Пятнадцать!
Сейчас полдень.
Не вытерпев, я позвонила ему сама, но он не взял трубку. Тогда я скинула ему сообщение с координатами его вещей. И оно было прочитано. Больше я звонить ему не буду. Никогда.
Глаза самопроизвольно увлажняются, и я часто моргаю, как затвор зеркального фотоаппарата.
От этих переживаний у меня ни сна, ни аппетита.
Что я должна думать, дурак ты набитый? Что он лежит в каком-нибудь сугробе, которых намело за эту ночь сантиметров на десять? Небо будто прорвало. Снег сыпется и сыпется, даже сейчас я вижу, как он кружит за окном родительской квартиры.
Я дико переживаю. Но что-то мне подсказывает, что совершенно напрасно! Скорее всего, всё у него чудесно. Может, он в гостях у своей подружки? От этого ещё горше.
Поджав под себя ноги и опустив подбородок на кулаки, вздыхаю и повторно изучаю позиции, пытаясь отвлечься. Папа терпеливо ждёт, не мешая и не торопя. Мне кажется, он оценил моё состояние с первого взгляда, поэтому не пытается терзать меня разговорами. Мама открывает духовку, выпуская наружу головокружительный запах рульки с нотками мёда и, кажется, картофельного гарнира.
Мой желудок жалобно урчит.
Не понимаю, как я вообще держу глаза открытыми. Я хочу спать. Я оставила его барахло в своей комнате с инструкциями для своих соседок. Может он уже его забрал? Плевать мне. Видеть его не хочу. Обида скручивает горло. А ещё понимание того, что он – не для меня. От этого в груди зреет непонятная тоска.
“Он не для меня”, – повторяю упрямо. – “От таких, как он, одни проблемы. Это же классика жанра. Сразу было понятно, что ничего общего у нас нет. Кроме... секса. ”.
И я скажу ему об этом. И… и попрошу больше меня не беспокоить.
Да, так и скажу.
В носу щиплет.
Лучше бы вообще с ним никогда не встречаться. И не знать его никогда. Вот именно!
Закусив губу, трясу чугунной головой.
Принимая деловой вид, передвигаю чёрную шашку на F5, нагло заглядывая отцу в глаза.
Он выгибает седые брови, довольно констатируя:
– Это вызов, дочь.
– Это – война, – самодовольно заявляю я, выпрямляясь.
– У нас тут мир и покой, – влезает мама, плывя к столу с большим блюдом. – Сворачивайтесь.
– Ты нам не мешаешь, – отзываюсь я, подмигивая отцу.
Он улыбается, поправляя очки.
– Считаю до двух, – чинно произносит она.
Отец вздыхает и встаёт, осторожно забирая с собой доску, на место которой тут же опускается аппетитное блюдо. Доска отправляется на подоконник, ждать своего часа. Иногда партии у нас длятся по несколько недель.
– Алевтина сказала, Славик приехал, у него отпуск… – поигрывает бровями мама.
Мои губы разъезжаются в искренней улыбке. Наконец-то.
И не позвонил!
– Давно? – спрашиваю её, помогая расставить тарелки.
– Вчера.
Ура.
Славик – друг моего детства. Сосед по площадке и горшку. Он работает в Москве крутым программистом, и я им очень горжусь. Делаю мысленную зарубку наехать на него и потребовать отвести себя в ресторан, потому что он у нас теперь богатенький малый.
От этой светлой новости мой дух поднимает голову. Я вспоминаю о том, что в жизни есть вещи поважнее Макса Немцева.
Но когда возвращаюсь домой и обнаруживаю его вещи там же, где их оставила, прихожу в исходное состояние. Потому что всю дорогу до дома гадала, был он в моей квартире или не был. Может… он сейчас там?
– Чтоб ты провалился, – шепчу, срывая с себя одежду и пыхтя.
Потому что это слишком большая концентрация Максовского присутствия на один квадратный метр моей комнаты! Диван, кровать, а теперь ещё и куртка с ключами!
Уже три часа дня!
Три дня, а он даже не удосужился позвонить или написать.
Кто вообще так делает?!
Неужели непонятно, что я волнуюсь?!
Кто бы не волновался?
Мало того, что мне сегодня, в качестве штрафа, пришили три часа на разносе в ресторане клуба, так я ещё ни фига не выспалась.
Рухнув на заправленный постельным бельём диван, смотрю в потолок. За стенкой ругаются соседи, но для меня это как журчание ручейка. Я привыкла, как привыкают к железной дороге за окном.
Заворачиваюсь в одеяло, как шаурма, поджимая ноги.
Мне нужен сон. Но можно и пореветь.
Выдавливаю слезу, и она не сопротивляется. Шмыгаю носом, зажав в руке телефон.
Ну, и дура же я!
Меня будит звонок в дверь.
Настойчивый и наглый. Не какие-нибудь три коротких звонка, а бесконечное их повторение!
Распахиваю глаза, потому что спала наполовину.
Я не сомневаюсь в том, кто пришёл.
Ни, блин, секунды.
Меня накрывает лавина облегчения. И злости.
Замерев в своем коконе, прислушиваюсь, яростно дыша через нос.
Лиза шаркает тапками по полу мимо моей двери. Поворачивает замок. Хрипловатый спокойный голос интересуется:
– Женя дома?
Делаю вдох.
Нужно было остаться у родителей…
Нужно было… исчезнуть. Он бы не стал искать. Придурок.
Слышу возню в коридоре и уверенные шаги по скрипучему полу.
В моей комнате полный мрак. За окном тоже темнота. Телефон показывает шесть вечера.
Шесть. Вечера.
Лежу, не двигаясь. Только голову поворачиваю.
Дверь открывается, и на пол ложится полоска света. На пороге возникает крупный силуэт в дутом пуховике до колен и капюшоне. На ногах – здоровенные боты. В воздухе тихое дыхание.
Чувствую, как его взгляд находит диван и меня.
Но он в жизни не найдёт выключатель самостоятельно. Меня это устраивает. Никогда он не увидит моего заплаканного лица. Это я себе обещаю. И я не хочу видеть его подбитую мажорскую физиономию. Не хочу!
– Ключи на тумбочке справа, – говорю сипло, приподнимаясь на локтях. – Куртка там же. Забирай и уходи.
Голова в капюшоне поворачивается вправо. Потом снова прямо.
– Привет, – всё так же хрипловато доносится оттуда.
– Пока, – отвечаю холодно.
Макс проходит внутрь и закрывает за собой дверь, погружая нас в темноту. Идёт к дивану, скрипя подошвами по старому линолеуму. Останавливается прямо надо мной и спрашивает:
– Я тебя обидел? Ночью?
– А тебе что, память отшибло? – цежу, глядя на его силуэт снизу вверх.
– Вроде нет, – спокойно отвечает он, строя из себя нормального человека.
– Хорошо провёл время? – не выдерживаю я, по-прежнему не двигаясь.
– Не очень.
– Мне из-за тебя сегодня подносы до двенадцати таскать, – сглотнув, пеняю я, хотя сейчас мне все равно.
Я просто рада, что этот кретин жив и здоров.
– Я не просил за себя впрягаться, – раздраженно говорит Макс и с угрозой добавляет. – Сделаешь так ещё раз, вообще по жопе получишь. Поняла?
– Больше не буду, не волнуйся, – усмехаюсь, игнорируя последнее утверждение. – Пусть тебя хоть семеро метелят.
– Ага, пусть.
Сжимаю губы.
– Ты вообще башкой думаешь или чем? Нельзя было… хотя бы позвонить?! – выпаливаю, проклиная свою тупость.
– На хрена?
– На хрена?! – сажусь, отбросив одеяло. – Я, блин, думала… думала…
Набираю воздуха и выкрикиваю с обидой:
– Кто так делает?! Я понимаю, тебе на меня насрать, но я звонила...
Слышу шумный вдох и такой же выдох.
– Зачем звонила?
– А ты бы не звонил?
Тишина.
Понятно. Всё понятно!
Падаю на подушку и натягиваю на голову одеяло. Устало прошу, приняв решение:
– Забирай шмотки и уходи. И не звони мне больше. И не пиши. Просто отвали от меня, Макс. Найди себе другое развлечение...
Сердце сжимается в ожидании ответа. Жмурюсь, зажав в кулаке одеяло.
В ответ получаю спокойный скрип по линолеуму.
Слышу шуршание и звон брелока от машины.
Макс молча уходит, не потрудившись закрыть за собой дверь.
Тихо шмыгаю носом, размазывая слёзы по щекам.
– Ну и вали... – шепчу дрожащими губами в темноту.
Глава 21
Скинув туфли и зажав в руке телефон, прижимаюсь спиной к стене.
С минуту вожу по заблокированному экрану пальцем, а потом решительно снимаю блокировку и также решительно отправляю номер Макса в чёрный список.
Я не знаю, для чего этот концерт.
Но я вынашивала эту идею, как ребёнка, все время, пока таскала подносы в своей незапланированной смене.
Это верх тупости, и это по-детски, но я всё равно упрямо прячу телефон в сумку и застёгиваю карман, а потом и её саму.
Дурацкое тянущее ощущение не покидает мои внутренности. От него у меня самопроизвольно хмурится лицо и губы поджимаются. И это раздражающее ощущение. И я хочу от него избавиться. Очевидно, мне потребуется какое-то время, чтобы забыть все образы, запахи и звуки.
Просто поразительно, но в этом человеке мне нравилось всё до последней мелочи! Это несправедливо. Все жесты и повадки, каждая чертова улыбка, черты лица и все без исключения части его мажорского дурного тела.
Сглотнув, быстро снимаю белую рубашку и меняю её на сиреневый свитер толстой вязки.
Я знаю о чём говорю. У моего институтского парня, несмотря на все достоинства, был один ужасный недостаток – его нос. Он не нравился мне и всё тут, хотя я к нему и привыкла. Может ли нос помешать полюбить человека? Я не знаю, как у других, но мне это серьёзно мешало. Или дело было не в нем?
Так вот, у Макса Немцева крупный нос, как и все черты его лица. Но мне они до безумия нравятся. Каждая черта в отдельности и вся композиция в целом. Первым сообщением, которое прислал мне мой институтский парень в социальной сети, было вот это – “Ну шо ты?”. И я, блин, уверена, что Макс Немцев никогда не додумался бы написать интересующей его девушке такое тупое сообщение в качестве подката!
Он кобель и смутьян. Ему по статусу положено быть во всём изобретательным и остроумным.
Я забуду его.
Нижняя губа предательски выпячивается.
Усевшись на стул, решаю оставить юбку. Ноги обуваю в замшевые сапоги до колен с высоким каблуком. Распускаю волосы и натягиваю на голову шапку. Надев пуховик, бросаю взгляд на своё отражение.
Мои глаза похожи на глаза загнанного хорька. В них беспокойство и все мои думы.
Повесив на руку рюкзак, выхожу из подсобки.
На улице получаю в лицо колючими снежинками и ледяным ветром, который продолжает укладывать их в сугробы по всему городу.
Сощурив глаза, спускаюсь по ступенькам. Осматриваю заметённую стоянку и улыбаюсь, когда перед моим носом возникает огромный букет хризантем в крафтовой бумажной обёртке.
Смеюсь, обнимая букет, и визжу, когда вместе с букетом меня сгребают в охапку и отрывают от земли.
– Привет, жопка! – Ставит меня на ноги Славик, заодно дёргая на глаза шапку и лишая мои глаза зрения.
– Ай! Дурачина! – Пытаюсь я удержать букет и освободить свои глаза.
Он снисходит и делает это сам, с широкой лыбой и хмыканьями.
Стукнув его букетом, тоже улыбаюсь, задирая голову и заглядывая в беспечные голубые глаза и покрытое густым загаром лицо.
На нём капюшон, шапка и шарф. Какие мы нежные. Парка до колен, джинсы и тимберленды. На щеках тёмная щетина.
Красавчик.
– Как там на Бали? – спрашиваю весело, перехватывая поудобнее свой букет. – Много дочерей попортил?
– Да покруче, чем здесь будет. – Обнимает меня за плечи друг, разворачивая в противоположном направлении. – Пошли, а то телеса свои отморозишь.
– Давно ждёшь?
– Давно.
Хаха.
В исполнении Славика это может означать что угодно. Минуту или час.
Семеню за ним. Обернутая вокруг бедра юбка не позволяет шагать широко. Мой джентльмен распахивает дверь своего чёрного бумера, помогая сесть в нагретый салон, и трусцой обежав капот, запрыгивает на водительское место, занимая его своими здоровенными подкачанными телесами. Спокойно разоружается, снимая капюшон, перчатки и шапку. Проводит рукой по темноволосой голове и модной стрижке, делая её небрежно растрёпанной.
Кладу цветы назад и пристегиваю ремень.
– Надолго приехал? – Сдергиваю шапку и потираю друг о друга замёрзшие руки.
