Текст книги "Мой сосед – оборотень"

Автор книги: Мария Лунёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Мария Лунёва
Мой сосед – оборотень

Пролог

Предательство. Я столько раз сталкивалась с ним в жизни, но ещё никогда мне не было так больно. Он говорил, что я его истинная. Что социальная разница между нами не важна.

Что главное, наша любовь.

А я верила. Умом понимала, что ему ни ровня, ни пара и ни гожусь в спутницы жизни.

Но я верила вопреки всему, даже собственному здравому смыслу.

А теперь что? Благояр получил то, чего хотел, и собирается молча исчезнуть из моей жизни. Даже не сказав ни слова.

Тяжело вздохнув, проследила, как дверь в лекционный зал, где пару минут назад мы сдавали экзамены, отворилась, и нас пригласили на оглашения результатов. Свою фамилию прослушала. Первый раз мне была не важна отметка. Староста группы положила передо мной раскрытую зачётку.

«Отлично» – прочитала я про себя.

Я так боялась этого экзамена. Вот дурная голова.

Профессор выдал короткую речь и пожелал счастливо провести летние каникулы. На моих губах обозначилась горькая усмешка. Кому каникулы, а кому пахать без отдыха. Мать теперь с меня точно не слезет: всё сделает, чтобы я бросила академию и начала обеспечивать их с отцом разгульную жизнь. То есть выполнила то, ради чего меня и родили.

Выйдя на улицу, поплелась на автобусную остановку. С неба моросил мелкий дождик. Проходя мимо кофейни, призадумалась. А почему бы и нет. Именно здесь мы завтракали с Благояром. Заняв тот же столик, отсчитала мелочью официантке за чашечку чёрного кофе, оставив себе на проезд.

Глядя в окно на улицу, снова погрузилась в свои мысли.

Как он мог? За что так со мной?

Может, стоит вернуться и прямо спросить, в глаза ему взглянуть. И пусть он мне расскажет за что так жестоко. Пусть и он хоть немного помучается. Оставив на столе кофе, к которому я так и не притронулась, вышла и поспешила на автобус.

Пусть посмотрит мне в глаза и расскажет, какая я ему избранная.

Пока ехала, всё терзалась в сомнениях. А стоит ли? А если он надо мной посмеётся.

Да и пусть!

Автобус остановился на трассе. Я выскочила наружу прямо под дождь. Ещё никогда так быстро не бежала домой. Всё боялась, что сейчас смелость закончится.

Дождик сменил интенсивность, редкие капли всё ещё капали на асфальт.

Он был на улице. Сидел с огромным рюкзаком на своём байке. Заметя меня, Благояр встал. А у меня перед глазами потемнело. Значит, правда уезжает. А квартиру зачем покупал? Гараж этот.

Богатеев мне не понять.

Вот она пропасть между нами.

Но на оборотне беды мои не закончились: из окна второго этажа выглядывала с перекошенным лицом мама.

– Диана, – громко позвал Благояр, – может, объяснишься, куда ты пропала с утра. Только сказала, что за вещами, и скрылась.

Я встала как вкопанная и, трясясь от ужаса, непроизвольно подняла взгляд на окна нашей квартиры. Мать, замерев истуканом, стояла с открытым ртом.

– Из постели вылезти не успели, как ты упорхнула, – добил меня медведь.

Я физически ощутила, как кольнуло сердце. Он ведь знает, что со мной сделают родители.

За что?

Мне стало так больно. Мама спешно кому-то звонила. Я кожей ощущала злобу, исходящую от неё. Благояр же не сводил с меня взгляда, словно ждал чего.

Сглотнув, я не знала, куда себя деть. Что делать? Куда бежать?

– Диана, домой, – прогорланила на весь двор мать, – жених едет в гости.

А я стояла и не двигалась.

Проходили минуты. Из-за угла выехала на бешеных скоростях машина Изебора, и я сообразила, что мне конец. Вот кому мать позвонила. Остановившись подальше от Благояра, трусливый сатир выбрался из машины и рванул ко мне. Да так быстро, что я и сообразить ничего не успела.

Лицо обожгла пощёчина.

Странный жуткий рёв огласил округу.

Кто-то меня толкнул, и я оказалась сидящей на земле. В паре метров от меня оборотень со зверской частично трансформировавшейся рожей методично калечил блеющего козла. Я отчётливо слышала тихие, слегка чавкающие звуки ударов. Лицо Изеньки теперь напоминало красный блин. Из носа брызгала кровь, заливая подбородок сатира.

Выглядело все это мерзко.

– Только посмотри в её сторону, – рычал оборотень.

Ухватившись за рог козла, он буквально выворачивал его. Изечка орал дурниной. Рядом, всплёскивая руками, металась невесть откуда взявшаяся мать. Её не волновало, что дочь ударили, тут ведь будущего зятька калечили, солнышко её ненаглядного.

– Я вас засужу, – двор огласил её истеричный вопль, – эта коза распутная ещё прав юридических не имеет и неважно, что совершеннолетняя. Вы права не имели её трогать. Вы мне заплатите!

Благояр рассмеялся. Поднял сжатый кулак, в которой находился отломанный рог сатира, и глянул на неё.

– Деньги нужны, коза старая, – прошипел он, – а подавай на меня в суд. Я тебе заплачу. Вот сколько назначит старейшина за дочь твою – столько и получишь.

– Только старейшина не из перевертышей будет, – мать, щурившись, одарила злющим взглядом сначала меня, а потом и оборотня, который всё ещё сидел верхом на поверженном притихшим сатире.

– Это не тебе и не мне решать. Кого назначат – тот и будет, – Благояр зло рассмеялся. – Да, я забрал невинность твоей дочери, и отвечу за это. Ей давно уж не восемнадцать. Но если хочешь денег за неё – заплачу. Она того стоила. Но через суд, коза, только через решение старейшин.

Мать, кажется, уже и забыла, что оборотень покалечил её любимого будущего зятька. Что её дочь как бы попортили тоже уж и неважно. И правильно, деваха-то я не маленькая. Сейчас все мысли маменьки занимал вопрос: сколько за мою девичью честь можно поиметь денег. Это сквозило в её взгляде. Она открыто оценивала, чего я стою.

– Да будьте вы прокляты все, – выдохнула я. – Ненавижу вас!

– Диана, – рыкнул на меня Благояр.

– А тебя так и вовсе презираю! Укатывайся в своё поселение! Тебя же отец к ужину ждёт. Ненавижу тебя!

Обойдя всех по дуге, пошла домой. Я, наконец, поняла, что красивые истории о великой любви только в человеческих книгах. А в моей реальности лишь безнадёга.

Как же мне сейчас было тошно.

Глава 1

Некоторое время назад

– Дианка, ты мусор вынесла? – резкий голос матери заставил меня вздрогнуть. Она только зашла в дом, а уже крик до потолка. Со вздохом я отложила учебник в сторону.

– Нет, мама, – негромко ответила, зная, что у нас в квартире слышимость отличная, – сейчас схожу.

Дверь в комнату распахнулась. В проёме появилась моя родительница, готовая рвать и метать. Мой взгляд зацепился за её шевелюру: опять обесцветилась, да так, что короткий волос соломой стоял. Но я смолчала. Маме замечаний лучше не делать, себе дороже. Такого выслушаю, что мало не покажется.

– Опять ты тут сидишь со своей макулатурой, – зашипела она, глядя на мои раскрытые учебники и конспекты, – поступила на мазюкалку, так будь добра, не виси на моей шее дармоедом.

– У меня сессия, мам, – виновато прошептала я. – Она всего две недели длится.

– Сессия-пуссесия у неё! – мама стала только злее: в её ярких зелёных глазах разгорался недобрый красный огонёк, который очень жирно намекал, что мне сейчас лучше закрыть рот и молчать. – Я говорила тебе: учёба – это пустая трата времени. Ты принцессой себя возомнила?! Думаешь, я позволю тебе на кровати с книжонками своими валяться. Вкалывать нужно! Зарплату матери носить, а не дармоедкой на шее моей паразитировать. Хотела ты учиться, так сколько хороших денежных специальностей, тот же бухгалтер, продавец, парикмахер на худой конец. Вон дочка тёть Клавы маникюры всем делает и людям, и нелюдям. И при деньгах, и жених на машине. А ты!

– А я мазюкалка, – выдохнула я, спрятав взгляд.

– Коза ты бестолковая, – прорычала маманя, – вся в папашу. Где его носит?

Я пожала плечами. Глупый вопрос: у дружков где, или по гаражам шарится. Да где угодно, а бы не дома. Придёт пьяный и всё ему по барабану.

– Домой пришла, он был? – прошипела мать.

Я снова покачала головой. Страшно было лишний раз голос подать.

– Что ты как болванчик. Почти двадцать лет девке, а отрастила только зад: мозгов как не было, так и нет. Пошла мусор выносить. Бестолочь ленивая.

Проскочив мимо матери, я рванула на кухню. Сейчас мне лучше всего было бы скрыться с её глаз долой.

Мусорный пакет оказался перевёрнутым. Отец бутылки чистые искал. Развернув полиэтилен, принялась, не глядя, закидывать в него пустые пачки, обвёртки, картофельные очистки. Гневное сопение матери за спиной меня здорово мотивировало. В ярости она в прямом смысле теряла человеческое лицо. Я уж молчу о её самообладании.

А увидеть сейчас злобную козу во плоти мне не улыбалось.

Наш род причислялся к сатирам. Не самые мы благородные нелюди.

Отец мой так и вовсе чистокровный сатир. А по сути козёл-козлом. Всё, что делает, только пьёт да на баяне играет. Ни дня не отработал. В чём-то я маму понимала и оттого не перечила. Она тащила семью на себе.

Но всё же я чувствовала обиду.

– Поторапливайся давай, – раздалось надо мной. – Ручками работай. Это тебе не мазню разводить на бумаге.

Мне стало ещё обиднее. Вот зачем каждый раз подчёркивать, на кого я учусь. Что в этом плохого?!

Я всегда мечтала стать художником. Сколько себя помнила – рисовала. Это доставляло мне такое удовольствие. Мои работы раньше выставляли в школе как образцово-показательные. Частенько я подрабатывала написанием портретов, а все вырученные деньги несла маме. Стипендию тоже ей. Кроме того, каждый вечер я мыла полы в местном кафе, и всё до копейки шло матери в руки. Себе я не оставляла ничего.

Но вот беда, всё это пропивал отец, и мать снова начинала на меня кричать и требовать ещё больше денег.

Ну, где их взять больше-то?!

Увы, для нас сатиров это было нормой.

Женщины пашут до изнеможения. Мужики пьют и играют… да на чём угодно играют. Кто на гитаре, кто на баяне, а кто просто на нервах близких и родных.

Такая жизнь ждала и меня. Иного просто не существовало.

Для меня мамочка уже и жениха нашла, чтобы у него рога отвалились. Сынок её подруги детства тёти Милании. Несравненный модник и продвинутый мажор – Изебор, а в простонародье Изечка. Дрыщ белобрысый с водянистыми глазами. При виде него хочется остаться сорокалетней девственницей с пятью кошками. Меня буквально трясло при мысли, что «это» когда-нибудь, а если быть точнее, то через год, уложит меня под себя. Но это мне противно, а он спал и видел, как брёвнышком свалит меня на простынки белые.

Все нервы, гад рогатый, мне извёл.

А я вот грезила о другом. Нет, не о мужчине. Тут всё было ясно и понятно. Никто из серьёзных нелюдей на меня и не глянет: ни оборотни, ни демоны, ни берсеркеры. Кому интересна дочь сатира?!

Только другому сатиру.

Чтобы пахала на него всю жизнь и везла на себе навстречу беззаботной жизни. Наверное, со мной было что-то не так, но жених Изечка меня не вдохновил. Я бы предпочла простого человека. Прожила бы счастливо жизнь и не вспоминала о своей истинной крови.

Но, это было под запретом. Ведь мой сын от такого брака, скорее всего, родится тоже сатиром, и муж быстро поймёт, что со мной не всё ладно. Такое уже было в нашей истории и заканчивалось печально.

– Что ты зависла над этим пакетом, – крик матери вывел меня из раздумий. – Чтобы через минуту ты была уже на улице.

Схватив мусор, я вскочила.

Глава 2

Обувшись в коридоре в рваные давно полинявшие тапочки, побежала на улицу от гнева матери подальше. Может, пока мусор выношу, она остынет да займёт себя чем, позабыв про меня.

Тапок неудобно хлюпал.

Скинув его на лестнице, я и вовсе осталась босиком.

Но это меня не особо волновало.

Мы жили в типовой двухэтажке на четыре квартиры в небольшом городке в двадцати километрах от областного центра. Ничем не примечательный населённый пункт. Эдакое захолустье. Только вот жители почти все нелюди: вампиры, демоны, оборотни, сатиры, нимфы, берсеркеры, ведьмы и даже семья гномов. Жили среди нас и простые люди. Те, кто знал про существование иных. Но их было очень мало.

Так что вид босой сатирки никого не смутил.

Прошагав с пакетом мусора через двор, скинула его в бак и, обернувшись, увидела отца, заворачивающего за угол. Он, шатаясь, шёл к нашему крыльцу, а в руках чёрный пакет.

Всё ясно – будет продолжать пить. И у матери завтра выходной, наверняка присоединится к нему. Как меня это бесило.

Всё бесило.

Ну почему я не родилась нимфой, например?!

У них в семье творческая профессия считалась почётной. Хореограф, певица, художник, гончар. Да и у других рас искусство в почёте было.

Матери хвалились на улице друг другу, восхваляя достижения своих дочерей. Всё детство только и слышно было: «А моя танцует», «А моя стихи пишет»… Все матери всегда наперебой хвастались своими детьми.

Все, кроме моей.

Меня же только поносили.

Лентяйка, тунеядка и дурная коза.

Школу окончила с золотой медалью – бестолковая, надо было после девятого класса уходить, рабочую специальность получать.

В художественную академию поступила на бюджетное место – идиотка, мазюкалкой станешь.

Подрабатываю, деньги в дом приношу – мало, едва тебя прокормить хватает.

При этом я, как и в детстве, так и сейчас, носила вещи, отданные маме коллегами по работе. Что-то новое купить – это же такие потраты. Какая разница, чем зад прикрыть?! Мама трудилась медсестрой в городской больнице и постоянно жаловалась окружающим на сложную жизнь и дочь паразитку. Я представляю, что она там рассказывала, потому как в знак сопереживания ей приносили пакеты с вещами.

Мне было так унизительно брать это в руки, а родителям доставляло удовольствие.

Халява!

Такое мерзкое слово.

«Деньги, их лучше пропить, а шмотки содрать с богатеев» – вот она философия этого дома, от которой меня выворачивало наизнанку.

Сколько раз я порывалась собрать вещи и уйти от родителей, зажить отдельно. Купить себе хоть что-нибудь новое. Пожить, не видя пьянку и ругань. Немного тишины и покоя.

Но это было невозможно.

Законы нашего мира, что топор над головой. Оступишься хоть раз, и он обрушится на твою шею.

Девушка из семьи нелюдей могла уйти из родного дома только в дом мужа.

А к Изечке я не спешила.

Там та же песня, только ещё и пьянство муженька новоиспечённого терпеть. Нет уж.

Это из огня да в полымя. И неясно ещё, где мне лучше будет.

Медленно шагая через двор, я с тоской смотрела на наши окна. Там у холодильника уже маячила фигура матери. Готовят закуску. Мой живот предательски заурчал. Есть хотелось страшно, но явиться сейчас на кухню – это снова выслушать всё, что обо мне думают. В частности, что содержимое холодильника не про меня, и если мне приспичило поесть, то вперёд зарабатывать на еду.

Остановившись, развернулась и побежала в сторону маленького магазинчика, что ютился старца соседней двухэтажки. Взлетев по разбитым лесенкам, несмело вошла внутрь.

Над головой зазвенел колокольчик.

– Тётя Агафа, – позвала я продавщицу, которая возилась с товаром в задней комнате.

– Диана, ты? – донёсся до меня её вопрос.

– Да, я, – поджав губы, не смогла подобрать слова.

– Если за пузырём, или ещё за чем родители послали, то не дам. За вами ещё долг.

Мне стало совсем стыдно. Ниже падать уже просто некуда.

– Тётя Агафа, я для себя. Сессия закончится – всё отработаю. Полы за вас буду мыть, сколько скажете.

Грузная женщина, наконец, выглянула из-за шторки.

– Что мать опять вразнос пошла? – догадалась она.

Я только кивнула, поглядывая с тоской на свой любимый чёрный хлеб и майонез. Стоило всё это копейки, но у меня в кармане вечная дыра.

– Жениху опять отказала, или как? А я говорила, как физическое совершеннолетие преодолеешь, он на тебя насядет. Этот молодой козёл всегда на тебя засматривался. Ты бы покрутилась среди других парней, может, кого получше зацепила.

– Да кому я нужна, – мне было смешно её слушать.

– Не скажи, девка ты видная, дохлая правда совсем, – тётя Агафа одарила меня плотоядным взглядом. Сглотнув, я натянуто улыбнулась. – Эх. Сходила бы ты, Дианка, на дискотеку, что ли. Вампирёнышу какому поулыбалась. Наши пацаны падки на красавиц.

– Ну, давайте честно, – я развела руками, – что с меня взять?! Даже крови не сцедишь.

Вампирша заулыбалась. Добрая она была женщина, хоть и с тяжёлым характером.

– С собой, красавица, я тебе ничего не дам, отберут, – она отодвинула шторку, скрывающую заднюю комнату. – Пошли, накормлю. Я тут себе борща наварила.

Только сейчас я поняла, что же так аппетитно пахнет. У меня предательски громко заурчал живот.

– Пошли, не робей.

Кивнув, я с радостью заскочила в подсобку. На небольшом покрытом цветастой скатертью столе стояла на дощечке кастрюлька с красным борщом, рядом зелёный лук, нарезанный чёрный хлеб, пара кусочков сала на тарелочке и стакан с разбавленной кровью.

Глава 3

На густое тёмно-бордовое содержимое стакана я не обращала внимания. У каждой расы свои трудности: сатиры в гневе в козлов обращаются, вампиры не могут долго жить без крови.

– Не смотри, – женщина быстро убрала стакан.

– Да что вы, – улыбнулась я уже естественнее.

– Это многим портит аппетит. Ты садись. Ешь, не стесняйся.

Взяв тарелку, женщина налила мне борща. А дальше начался настоящий пир. Мать никогда так не готовила. Да и я не умела.

– Эх, Дианка. Где бы тебе мужика найти, да постарше?!

– Зачем старого-то? – не поняла я.

Прожевав сало, выжидательно посмотрела на женщину.

– Да, затем, чтобы взял тебя под своё крыло и опекал.

– Как это опекал? – отправив ложку супа в рот, я призадумалась. – Нет, я хочу самостоятельной быть.

– Дурёха, какая при слизняке муже самостоятельность? Мужчина должен вокруг женщины мир прогибать, заборы от всего плохого возводить, а она самостоятельно прохаживаться по улочкам счастья, не зная ни бед, ни забот.

– Ну, вы загнули, тётя Агафа, – мне стало смешно. – Вы где такого сатира видали? Наши мужики только и могут, что на горб женщине взобраться и катиться на нём по «улочкам пьяного веселья», играя на гармошке.

Вампирша засмеялась.

– Ну, зачем сатир? На другие расы глянь, – снова взялась она за своё.

– А толку? – я сделала большие глаза. – Я-то на них гляну, а они на меня?

– Ох, – она вздохнула, – мир меняется, Диана. Смешанных браков всё больше.

– Да, но среди высших каст, – облизав ложку, я заглянула в кастрюлю.

Просить ничего не пришлось, тётя Агафа сама налила мне добавки.

– Всяко бывает в нашей жизни, может, и на тебя, Дианочка, демон какой взглянет. Они любят девушек чистых да покладистых.

Поджав губы, я не стала спорить. Браков смешанных, конечно, много, но я ещё не слышала, чтобы какой приличный нелюдь на козу взглянул. Тем более если она из такой семьи, как моя. Дочери алкашей популярностью не пользуются.

Наевшись до отвала, я взглянула на женщину. Неудобно стало – объела её.

– Может, вам крови свежей, тётя Агафа? Мне не жалко, на мне всё заживает как на собаке.

– Да что ты, девочка! Ты вон какая бледная, – отмахнулась она.

– И всё-таки мне неудобно вот так, – настояла я на своём. – Давайте полстаканчика.

Она помялась. Соблазн, конечно, был большой: кровь нелюдей ценнее и дефицитнее.

– Я ведь сама предлагаю, от чистого сердца, – подтолкнула я женщину к правильному решению. Вампирам тяжело приходилось: кровь выдавалась по строгому учёту. Не попируешь тут.

– Ну, если только так и немного, – наконец, согласилась она.

Я кивнула и улыбнулась. Тяжело вздохнув, тётя Агафа вытащила большой шприц и жгут.

* * *

Из магазина я выходила сытая и довольная, а в кармане домашних шорт лежал шоколадный батончик.

Плетясь через двор, остановилась около качелей и заглянула в наши окна.

Пьют.

Мне было видно отца, опрокидывающего рюмку. Чтобы оно всё у них поперёк горла встало.

Не дадут мне сегодня к экзаменам готовиться. У меня сдача «Материальной культуры» на носу, столько зубрить. И, как назло, соседка, ведьма баба Нюра, к дочери в соседнее поселение уехала и вернётся только через пару дней.

Придётся в подъезде сидеть. Словно услышав мои мысли, в спину ударил порыв холодного ветра. Вскинув голову, я уставилась на небо. С севера наползали тяжёлые свинцовые тучи.

Тёплой ночи можно и не ждать.

Тяжело вздохнув, обречённо побрела домой.

Дверь в квартиру оказалась открытой. Застыв в коридоре, прислушалась. Бубнят. Мать что-то выговаривает. С её-то настроением и скандал не за горами. Проскользнув в свою комнату, быстро собрала учебники и тетрадь с лекциями, в которую сунула перечень экзаменационных вопросов. И пока меня не засекли, отправилась из квартиры на выход.

С кухни донёсся громкий звон бокалов: празднование предстоящего выходного началось.

Устроиться на работу ночным сторожем куда-нибудь, что ли?! Но тогда спать мне будет и вовсе некогда.

Оказавшись снова в подъезде, поняла, что забыла прихватить лёгкую куртку и шерстяное одеяло, на котором можно будет сидеть или им укрыться. Бетон ведь холодный. Да и, вообще, поздняя весна на дворе. И если днём грело солнце, то ночи ещё недостаточно тёплые. Тем более что снаружи за стенами разыгралась непогода.

Сложив учебники на лестницу, вернулась в квартиру. Родители уже о чём-то громко спорили. Я чётко расслышала своё имя и «Изебор». Застыв статуей, навострила уши. Будь я проклята, если они не обсуждали мой предстоящий брак. На цыпочках прокралась вперёд по коридору.

– Мы можем отдать её сейчас, за хороший выкуп. Просто напиши отказную, и всё. Дианка уже физически совершеннолетняя, – мама очень настойчиво заливала свою песню в уши отцу.

– Физически она может уже и взрослая, а юридически нет. Пусть сидит в своей комнате, мне она не мешает, – отмахнулся от неё папа.

– А мне мешает. Ты не понимаешь, что она дармоед!

– Она наша дочь! – возмутился отец нетрезвым голосом.

– И что? Она лбина вон какая, что теперь на себе тащить её будем!

– Я сказал, – язык отца заплетался, – пусть сидит дома.

– Пусть замуж идёт! А нам хоть денег с неё.

У меня в груди что-то больно кольнуло от слов матери.

– Не отдам, – отец смачно рыгнул и, судя по звуку качнувшейся табуретки, встал. – Будет ей двадцать один, потом и решим.

– И что? Два года будем ждать?! Я с Меланией сегодня говорила. Изя готов за неё заплатить хороший калым. Что отказываться-то. Ну, хочет мальчик уже остепениться, пусть забирает эту мазюкалу и с концами, – в голосе мамы звучало такое пренебрежение.

Наверное, за столько лет я должна была привыкнуть к такому отношению, но я не могла. Каждый раз мне было больно до слёз. Я ведь видела, как общаются дети и родители в других семьях. И понимала, что у нас что-то не так.

Всё неправильно.

– Обойдётся, – рыкнул отец. – Моя дочь уйдёт из дома в двадцать один, и точка!

– Ай, ты просто пьяный дурак, выгоды не видишь. Вот раздвинет она ноги перед кем другим, и даже Изенька на неё уже не позарится. Надо сбагрить, пока за неё так хорошо дают.

Моя губа предательски задрожала. Я пыталась взять себя в руки, загнать слёзы обратно. Но не смогла. Не вышло.

Ощущая, как стекает по щеке слезинка, отступила к двери.

А в голове всё звенело: «Надо сбагрить».