Текст книги "Я тобой переболею (СИ)"
Автор книги: Мария Коваленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Глава 21
Полина
Мне снится мама. В голубом платье с белым бантом на талии. Без макияжа и все равно самая красивая на свете.
Мама сидит за рулем машины. Вокруг ночь, ливень, сквозь окна почти ничего не видно. Но я знаю, что она едет ко мне… и сильно спешит.
– Мама! – кричу я ей и протягиваю руки.
В какой-то момент кажется, что вот-вот дотянуть. Смогу обнять ее сквозь расстояние, сквозь ночь и проливной дождь. Услышу, что она хочет мне сказать.
Но внезапно отдаляюсь.
Меня будто откидывает назад, швыряет за прозрачную глухую стену. И теперь приходится наблюдать со стороны, как она машет мне рукой, что-то кричит… громко, изо всех сил. Как испуганно вращает руль на крутом повороте.
Вижу яркий свет ее фар, белые ладони на черной оплетке руля, огромные испуганные глаза…
И удар.
Словно это был фильм, и кто-то выключил телевизор, все внезапно прекращается.
В моих ушах все еще стоит немой крик: «Полина!», но мама исчезает.
Вместо нее – кровать, встревоженный Захар, который качает меня на коленях и гладит по спине. Желтый свет лампы. И холод.
– Поля… что случилось?.. – Захар целует меня в висок.
– Я…
Не сразу могу говорить. В горле ком, губы дрожат, а сердце колотится, как у испуганного зайца.
– Родная, это просто сон. – Захар прижимает мою голову к своей груди.
– Сон… – с трудом разлепляю губы. – Мне приснилась мама.
Горячая мужская рука замирает на моей спине.
– Ты громко кричала и плакала, – голос глухой.
– Она хотела что-то сказать… – шепчу, не поднимая головы. – Что-то очень важное. Я это чувствовала. Но не услышала.
– Ясно… – Снова целует. На этот раз в макушку. – Наверное, переволновалась из-за предложения. Так бывает.
– Со мной редко, – поднимаю взгляд. – Мама не снилась мне даже перед свадьбой и после предательства Ромы. Она вообще давно… не приходит.
– С такими снами это не так уж плохо, – тяжело выдыхает Захар.
– Раньше я всегда видела ее счастливой. Мы смеялись. А сегодня… – мне трудно об этом говорить, однако и молчать тоже не могу. Это как нарыв, от которого лучше избавиться.
– Уверена, что хочешь рассказать? – понимает без слов.
Я робко киваю и затем начинаю:
– Это была ночь, когда она погибла. – Облизываю внезапно пересохшие губы. – Я тогда была у родственников. Мама отвезла меня на неделю к тетке. Тогда они еще дружили и поддерживали друг друга. Мама пообещала вернуться через семь дней, но поехала за мной через пять.
Захар не двигается, не перебивает. Только слушает. Или делает вид, что слушает – я не знаю. Я на него не смотрю. Не могу. Кажется, если посмотрю, то не договорю.
– Ночью в доме тетки раздался звонок. Нас всех подняли. Я не понимала, что происходит. Думала, мама потеряла ключи или попала в пробку… А потом мы куда-то поехали. Все молчали. Тетя вначале молилась. А на месте начала плакать.
Слова выходят сами. Медленно. С болью – как застарелые занозы.
– Когда мы приехали, всё уже было огорожено. Я видела машину в кювете, край маминого голубого платья. Больше ничего. Меня не пустили за ограждение. Полицейский орал, что детям здесь не место. Врачи избегали смотреть мне в глаза. Лишь тётя… она присела рядом и сказала, что мама не справилась с управлением.
– Без подробностей?
Я чувствую, как Захар немного отстраняется и напрягается всем телом.
– Тогда да. Мне было семь лет. Никто не хотел ничего рассказывать. Для всех я вдруг стала обузой, от которой нужно поскорее избавиться. – Пытаясь успокоить боль, тру кожу в районе солнечного сплетения. – Единственным человеком, которому было не плевать, стала заведующая по социальной работе в детдоме. Елена Николаевна Белова. Она считала, что детям полезнее знать правду, потому связалась с теткой. Только тогда та созналась, что во всем виноваты врачи. Скорая приехала через час после вызова. За это время можно было пешком прийти из больницы к месту аварии. Но машине скорой понадобился час.
Захар закрывает глаза и сжимает зубы так сильно, что на скулах проступают желваки.
– Они могли её спасти… – продолжаю я дрожащим голосом. – Она бы выжила! Но… они не успели.
– Родная… – Сильные мужские руки вжимают меня в каменную грудь. Забирают остатки храбрости.
– Я их никогда не прошу, – начинаю плакать. – Пусть спасут хоть сотню, хоть тысячу других людей. Но за мою маму… Ни за что! Никакого прощения!
Вою уже навзрыд. Заливаю своими слезами и руки Захара, и одеяло.
Из меня словно выходит вся боль, которая копилась там двенадцать лет. Хлещет фонтаном. И не спасают никакие мысли о свадьбе, учебе и счастье.
– Не знаю, что со мной… – признаюсь, подвывая. – Я даже после аварии так не плакала.
Кое-как выпрямляюсь. Смахнув ручейки слез, смотрю в любимое лицо… и не знаю.
Захар будто постарел еще больше. Осунулся. Лишился всех эмоций.
От него прежнего остались только глаза. Однако сейчас они темнее обычного. Глубже. С чем-то застывшим во взгляде. Слишком старым. Слишком страшным.
С тем, к чему мне жутко даже прикоснуться. И язык не поворачивается спросить.
Глава 22
Полина
После этого сна в нашей с Захаром жизни что-то меняется.
Незаметно.
Сначала – на уровне ощущений. Как будто между мной и Захаром появилась тонкая, почти невесомая пленка. Она не чувствуется – но всё равно мешает дышать.
Наше счастье, прежнее – яркое, звенящее, как мартовское солнце – теперь отдает легкой горечью.
Необъяснимой.
Даже поездка в Шотландию, которую я так ждала, не спасает. Здесь все как в путеводителях: древние замки, густые туманы, волынки на улицах. Мы держимся за руки, смеёмся, целуемся на фоне древних башен и каменных лестниц. Только… внутри что-то дрожит.
И не отпускает.
Захар делает всё, чтобы мне понравилось. Снимает уютный коттедж у озера, покупает билеты на спектакль в Эдинбургском театре, водит меня по музеям, паркам, старинным библиотекам.
В один из дней мы поднимаемся на вершину Артурс-Сит – под завывание ветра слушаем рассказ гида о короле Артуре и его замке, который стоял здесь когда-то. Любуемся видом на город. Целуемся, как подростки, и мерзнем. Смеемся и, обжигая губы, пьем горячий чай из бумажных стаканчиков.
Но вместо лёгкости приходит что-то другое.
Старые мысли.
Старые страхи.
Старые раны…
Эти замки и башни, эти гобелены и портреты чужих предков – не дают мне покоя. Они как одна сплошная машина времени – вместо того, чтобы отвлечь, заставляют раз за разом возвращаться в собственное прошлое – переживать все болезненные моменты детства и школы. Воскрешают пустоту от потери мамы и беспроглядное одиночество.
Как кусочки мозаики, в памяти всплывает каждая мелочь.
Старый матрас и комната на четверых в детдоме. Надорванный рюкзак и покосившаяся полочка для книг над кроватью. Удушливая вонь от хлорки в санузлах и ненавистный запах тушеной капусты в столовой.
Я улыбаюсь Захару, беру его под руку, стараюсь говорить на английском правильно. И лишь где-то внутри всё чаще возникают вопросы: «А не слишком ли красиво это для меня?», «А не исчезнет ли, как мама?», «Как я буду жить, если этого всего не станет?»
Захар словно чувствует мою тревогу.
Он ни о чем не спрашивает. Но с тех пор как я рассказала о маме, становится другим.
Не отпускает меня ни на шаг. В магазин – вместе. На прогулку – за руку. Во время купания – ждет за дверью ванной, будто боится, что исчезну. Наедине… здесь тоже все новое.
Он становится ещё более внимательным. Осторожным. Заботливым до предела.
Меняется даже наша близость.
Захар больше не учит меня. Не ведет и не командует. Не оттачивает мои умения и не расширяет никакие горизонты.
Теперь он только отдает.
Купает меня в своей ласке. Кружит голову нежностью. Балует, словно хочет насытить собой на несколько лет вперед – прорасти и в сердце, и в душу, стать не просто первым и единственным, а необходимым.
* * *
После возвращения домой вся наша жизнь начинает крутиться вокруг свадьбы. Захар умудряется успевать и на работе, где полным ходом идет подготовка к его предвыборной кампании, и дома.
Мы, не откладывая, выбираем дату свадьбы, находим отличного организатора и ставим перед ним задачу подготовить для нас красивый праздник для узкого круга. А дальше – только и успеваем кататься по свадебным салонам, пробовать торты, рассматривать открытки и выбирать декор.
Поначалу задача уложиться в такой короткий срок кажется неподъемной. Работа, учеба и подготовка – вытягивают из нас все силы. Но когда неожиданно наступает та самая дата, я тут же забываю обо всех трудностях.
Даже не вспоминая прежнюю ужасную свадьбу, иду к Захару. Сияю в своем белом платье. И как молитву шепчу: «Да-да-да-да».
В эти мгновения кажется, что ничто на свете не сможет разлучить меня с любимым мужчиной… с мужем.
Я счастлива.
Смеюсь и плачу от радости.
Принимаю цветы и поздравления от наших свидетелей – Руслана и Жанны. Обнимаю друзей – Арину, Варвару и Кирилла.
Благодарю организаторов и гостей – важных друзей Захара.
Я свечусь и летаю.
Но стоит всего на минуту зайти в дамскую комнату, чтобы проверить макияж, красивой сказке наступает конец.
– А вот и наша молодая жена, – раздается за спиной скрипучий мужской голос.
Услышав его, я в ужасе отшатываюсь от умывальника. Неуклюже поворачиваюсь и замираю.
Глава 23
Полина
– Вы? – смотрю на Потапова-старшего.
За прошедшие три месяца банкир здорово изменился. Постарел, набрал вес и словно опустился – стал неряшливым и грузным.
– С праздником, драгоценная моя! – ухмыляется он. – А ты похорошела! Как роза расцвела!
– Что вы здесь делаете? Как сюда попали?
Я пячусь к стене и судорожно хватаю вазу с цветами. Вряд ли она спасет, если придется отбиваться, но просто так стоять напротив этого человека мне страшно.
– А что ты сразу паникуешь? Я пришёл поздравить. Чай не чужие люди! – ухмылка превращается в хищный оскал.
– Мне и Захару не нужны ваши поздравления.
– Ай-яй-яй! Какая гордая стала! – он подходит ближе. Забирает вазу из моих рук и мгновенно становится серьезным. – Девочка, ты даже не представляешь, как сильно тебе нужны мои поздравления.
– Нет! – проглатываю свой страх. – Выйдите. Немедленно. Я позову охрану.
– Обязательно позовешь. Только мы вначале немного пообщаемся.
– Я не собираюсь с вами разговаривать. – Быстро оглядываюсь.
До двери мне не добраться, потому бью ладонью по стене. Один раз. Второй. Затем снимаю туфельку и начинаю стучать ею.
Кто-нибудь просто должен услышать. Здесь много людей – и гости, и персонал. Захар обязательно придет ко мне на помощь.
– О, ты захочешь!
Не обращая внимания на мои попытки достучаться, Потапов достает из кармана сложенные вчетверо бумаги и первую протягивает мне.
– Нет! – Я всем видом даю понять, что не буду брать.
– Просто посмотри. Одним глазком.
Потапов кладет бумагу на мраморную столешницу, рядом с раковиной.
– Мне не нужно!
До этого в комнате было прохладно, а сейчас кажется, что включили батарею. Мне трудно дышать, а руки становятся влажными.
– Бедная девочка, – качает головой банкир. – Ты столько лет верила лжи… считала, что знаешь, как погибла твоя мама. А тебя все это время водили за нос.
– Уходите! – выкрикиваю.
– Думаешь, она была виновата? Веришь, что она была за рулем и не справилась с управлением?
Цокает языком.
– Вон… – вздрагиваю. – Убирайтесь вон!
Потапов склоняет голову набок.
– А если всё было совсем иначе?
Он снова пальцем указывает на бумагу.
– Мне неинтересно… – голос садится.
– В ту ночь к месту аварии приезжали две скорые. Первая – через восемь минут после ДТП. Медики забрали мужчину и уехали. И только через сорок минут на место примчалась вторая скорая.
– Это ложь! Там никого не было!
Ноги подкашиваются. Чтобы не упасть, я полностью разуваюсь.
– Никого? – Потапов хмыкает и разворачивает бумагу. – Тогда взгляни вот сюда. Протокол приёма из городской больницы. Фамилия поступившего – Захар Олегович Сабуров. Травмы: ушиб грудной клетки, рваная рана головы, подозрение на сотрясение мозга.
– Это… это какой-то бред. Они даже не знали друг друга.
– Кажется, наш дорогой Захар утаил от тебя один маленький секрет. Твою маму! – смеется Попов. – А я все голову ломал, почему он вдруг решил вступиться. Какого лешего заму мэра понадобилась чужая невеста… А вы, оказывается, давние знакомые.
– Я не знала его… Он ни за что не стал бы скрывать такое!
Вжимаюсь лопатками в холодный кафель и… вдруг вспоминаю!
Наши горы.
Огонь в камине.
Исповедь Захара о любимой женщине. Той, которая так и не стала его.
– Начинаешь прозревать? – Потапов аккуратно кладёт на столешницу еще один лист. – Это второй протокол. Можешь сверить время между скорыми.
На этот раз я ничего не говорю. Смотрю на строчки, отказываясь понимать. Голова ватная. А сердце стучит где-то в горле.
– Ты ведь догадывалась, что с этой аварией было что-то не так. Должна была! – Потапов смотрит на меня почти ласково. – Врачи не будут дожидаться смерти пациента. Их задача – спасти.
– Нет… – Левая щека подёргивается. Будто я всё ещё в свадебной сказке, но кто-то изнутри уже начал её крошить.
– А теперь – главный сюрприз. – Потапов достаёт последний лист. Фото.
Фотография старая, слегка размытая, словно снимали в движении. Лица в профиль. И все же вполне узнаваемые.
Машина на трассе. На переднем сиденье за рулем – Захар. Рядом с ним еще один мужчина, похожий на него, с виду чуть старше. А сзади…
– Мама, – шепчу я, не веря своим глазам.
– Это фото удалили из отчета следователя. Кто-то сильно не хотел, чтобы журналисты и полиция узнали, что в машине было трое.
– Я… – хочу сказать «не верю», однако внутри что-то сопротивляется.
Все мои догадки, странные реакции Захара – они, как пазлы сложной головоломки, становятся на свои места и создают цельную картину.
– Девочка, ты еще очень молодая, – сочувственно вздыхает Потапов. – Веришь таким, как мой сын, и как Сабуров. Но рыцарей не бывает.
Он подходит ко мне и, протянув руку, касается щеки.
– Уйдите, – отворачиваюсь.
– Сабуровы могли спасти твою мать. Если бы ее увезли на первой скорой, ты бы не оказалась в детдоме. Вся твоя жизнь сложилась бы иначе, но… – Он отступает. – Сабуровы трясутся только за свою шкуру и свой имидж.
– Тогда почему вторая скорая приехала так поздно? – с трудом произношу свой вопрос. – Почему они сразу не вызвали две или три машины?
– А ты все еще не поняла? – цокает языком.
– Нет, – мотаю головой.
– Ни Захара, ни его брата нет в полицейских отчетах. Сабуровы скрыли истинных виновников ДТП. Сняли с себя всю ответственность. А чтобы не осталось никаких свидетелей…
Маска сочувствия трескается, обнажая лицо победителя.
– Они оставили её умирать, Полина. Скорую задержали, – заканчивает он. – А твою маму усадили за руль и сделали виновницей происшествия.
Эпилог
Полина
Потапов уходит, а я еще полчаса сижу в дамской комнате.
Не могу заставить себя выйти.
Не знаю, как смотреть теперь на Захара, что говорить и куда бежать.
В груди дыра. В нее, как в вентиляцию, вылетает все, чем я жила эти месяцы: мечты о счастливой семье, планы стать лучшей женой на свете, робкие надежды на ребенка и мои чувства.
Последние вылетают с болью. Они словно острыми железными краями цепляют грудину, разрывают нутро и вытягивают из меня все силы.
– За что?
Поднимаю голову вверх. Смотрю в потолок, будто там должен появиться ответ.
– Я ведь люблю его…
Прижимаю ладонь к дрожащим губам и чувствую слезы.
Ответов, конечно же, нет.
Все как в прошлом – с семи лет до девятнадцати. Глухо, беспроглядно и холодно. Проклятая школа жизни, которая вечно готовила меня, закаляла, учила выживать и никогда не радовала.
«Не хочу», – понимаю я, когда делаю первый шаг из дамской комнаты.
Стыдливо хочется забыть встречу с Потаповым – вернуться туда, где я была для Захара любимой. Туда, где у нас все только начиналось.
Наверное, если бы под руками было средство для стирания памяти, я бы ни на секунду не задумалась. Начисто удалила бы последние полчаса. Вернула бы себя в красивую иллюзию о любви и безоблачном счастье.
К сожалению, такого средства нет.
Вместо него – встревоженные лица гостей и Захар.
– Ты! Мы думали, с тобой что-то случилось! – Он быстро подходит. Протягивает руки, чтобы прикоснуться.
– Нет. – Отшатываюсь.
– Поля?..
Кадык на горле дергается.
– Как звали ту женщину? – перевожу дыхание. – Ту, которую ты любил!
– Родная, давай потом. Сейчас немного не то место.
Он вновь пытается притянуть меня к себе, но не позволяю.
– Елена, так⁈ – Протягиваю ему все три бумажки.
– Поля…
Захар меняется в лице. Волнение превращается во что-то незнакомое, болезненно-горькое.
– Ты вообще собирался рассказать мне правду? – Всматриваюсь в любимые черты. – Нет… ты бы молчал.
Горло перехватывает.
– Все не так просто. Мы сейчас поедем домой, и я тебе подробно объясню.
Он даже не смотрит на бумаги. Держит их в руках… брезгливо, как использованные салфетки.
– Домой? – всхлипываю. – Ты веришь, что я поеду в дом убийцы моей мамы⁈ – срываюсь на крик. – Ты серьезно веришь, что можно все забыть и жить дальше⁈
– Полина, прошу.
Захар больше не ждет моего разрешения. Он подхватывает меня на руки и несет в сторону ВИП-зала.
Только когда за нами захлопывается дверь, ставит меня на пол.
– Ты ее убил! – рычу от злости. – Ты и твой брат!
– Это была авария. Несчастный случай. Я не снимаю с себя вины, но…
– Хватит! Я уже наслушалась твоих сказок! Я верила тебе. Думала, что и правда стала для тебя особенной, что это любовь с первого взгляда, – смеюсь сквозь слезы.
– Так и было, Поля, – опустив голову, произносит Захар. – Ты как ураган. Я хотел лишь помочь, а потом не смог остаться в стороне.
– Ты так сильно любил мою маму, что решил, будто я стану заменой? – вырываю из себя эту фразу и чуть не падаю от жуткого осознания.
Одно дело – понимать, что случилась катастрофа. А другое – прозреть, что ты никто… копия утерянного оригинала.
– Вы совершенно разные. – Захар горько улыбается. – И внешне, и по характеру.
– Она! Моя! Мать! – закрываю уши руками. – Моя мамочка… – Вздрагиваю всем телом.
– Родная, пожалуйста… Прошу…
Теплые ладони касаются моих плеч. Стекают по рукам. Переплетают наши пальцы.
– Не проси меня больше ни о чем. – Отряхиваю его с себя. – Нет!
Отступаю к окну.
– Полина, ты никогда не была и не будешь заменой. А та авария…
– Убийство! – перебиваю я его. – Не авария, а убийство!
Поднимаю брошенные им листы и, в точности как Потапов, кладу их на подоконник.
– Убийство, – сквозь зубы повторяет Захар.
– Именно! Хладнокровное и жестокое!
Снимаю с себя фату. Сбросив ее на пол, сдираю с пальца кольцо и кладу поверх бумаг.
– Полина, нет.
Страдание на лице Захара такое яркое и искреннее, что руки сами тянутся обнять его. Какая-то невидимая чудовищная сила ведет меня навстречу. Примагничивает, словно мы «плюс» и «минус».
– Я тебя ненавижу! – Заставляю себя остановиться. – Я всегда буду тебя ненавидеть, – говорю уже спокойно, без боли, как под анестезией. – И требую развод!
Конец первой части
