Текст книги "Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам."

Автор книги: Мария Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Разговоры о… родах

О чем разговаривать малознакомым женщинам с детьми? «Мужики, встречаясь, об армии говорят, а бабы – о родах!» – задала тему Юлька.

Роды и впечатления о них у всех нас сильно различались. Юлька с детства (ну, или с раннего отрочества) хорошо себе представляла этот процесс, причем во всех его натуралистичных и нелицеприятных подробностях. Мне показалось странным желание мамы–гинеколога посвятить ребенка в суровые подробности женской доли, но оказалось, что она тут ни при чем. Юлька просто довольно рано обнаружила на книжных полках справочник по акушерству и потом регулярно его перечитывала, чтобы отвлечься от школьных неприятностей. Большей подготовки к родам ей и не требовалось; конечно, мама посоветовала хороших знакомых в роддоме, а уж дальше – «дело техники». При этом «мамины» врачи Юльку пожалели, не простимулировали «вовремя», как оказалось, зря – Катерина за пару «ненужных» дней так отрастила череп, что когда пришла пора выбираться наружу, его косточки с трудом «сложились как надо», в итоге возникли лишние неприятности. Зато о рождении Валерки у Юльки были только восторженные воспоминания: «Эпидуралка – самое гениальное изобретение человечества! После первых родов думала, что больше на ЭТО не пойду никогда, а с анестезией готова рожать хоть ежегодно!». У Малины не было гинекологов среди родственников, и справочников по акушерству она не читала. Поэтому что такое схватки, кажется, узнала от нас – ее оба раза направляли в роддом заранее, стимулировали, после чего клали с монитором, и кроме «больно», Малина так ничего и не поняла. Она искренне возмущалась врачами, которые не сделали ей кесарево по ее просьбе («Сослались на то, что нет показаний, нагрубили, что я рожать ленюсь, о ребенке не думаю!») и акушерками, которые орали: «Тужься!» («Ну, откуда я могу знать, как это делается?»). Она вообще была сильно разочарована системой здравоохранения по части родовспоможения – ее очень удивило, что никто не проявлял к ней нежности и не носил на руках как королеву.

– А ты денег им не пробовала предложить? – Юлька считала, что причина такого поведения кроется исключительно в немотивированности докторов.

– Что, мне на роды с кошельком идти? – возмутилась Малина.

– Ну, вообще-то это делается по–другому… – Юлька приготовилась вещать, но была на полуслове перебита Наташкой:

– А почему нельзя легально заключить контракт на 36–ой неделе?

– Ну, ты наивная такая! Думаешь, с этих контрактов врачам что-то перепадает? Платишь бешеные деньги, и все страховой компании идет, врач от силы пять процентов получает! Нет, контракт – не стимул, – Юлька явно знала всю подноготную.

– Зато пожаловаться есть куда, в случае чего. А иначе что делать с твоим простимулированным врачом, если он «напортачит»? К заведующей бежать, мол, я ему денег дала, а он не отработал?! В случае контракта идешь себе в страховую, пишешь жалобу – и врач потом получает по шапке. Не говоря уже про более комфортные послеродовые условия, которые по контракту предоставляются практически всегда.

– Да ладно, несколько дней можно потерпеть любые условия – зато в палате с другими мамашками не соскучишься. И до туалета в конце коридора дойти в день родов – та еще развлекуха. Не ценишь ты романтики, Наташка!

– Я ценю комфорт и человеческое отношение ко мне, которое контракт если не гарантирует, то хотя бы обещает.

– Слушайте, эти контракты такие дорогущие! И платить только за ремонт в палате? Ну, уж нет, я лучше ребенку коляску хорошую куплю на эти деньги! – Малина не желала признаваться, что такие возможности были упущены зря.

– Да не за ремонт, а за то, чтобы ты заранее могла с врачом познакомиться, обсудить с ним возможные сценарии родов, твое отношение к тем или иным манипуляциям… – роль главного вещателя в итоге перетянула на себя Наташка.

– Ага, обсуждай – не обсуждай, положат с монитором, и никуда не денешься! – не уступала обиженная Малина.

– Конечно, в родах возможны разные варианты развития ситуации. Но если женщина к ним подготовлена, она гораздо спокойнее воспринимает любые действия врача, потому что понимает, зачем они нужны. Тем более что у нее все-таки тоже есть право голоса.

– Да что, мне с врачом спорить что ли? Откуда я знаю, что надо, а что нет? Я ж не училась этому семь лет! – Малина пыталась сопротивляться.

– Вот именно, любого нормального врача бесят такие вот умные: «Это мне не колите, то не трогайте, пузырь не прокалывайте, ах, я за естественные роды, не смейте меня стимулировать!» И каждую минуту: «А сейчас вы что делаете? А зачем?» – в итоге и себя губит, и ребенка спасти не дает! – это был редкий случай, когда Юлька соглашалась с Малиной.

– Любой нормальный врач, между прочим, во–первых, не лезет к роженице каждую минуту, а во–вторых, обязан предупреждать обо всех манипуляциях и спрашивать на то ее согласие. А если все это обсудить заранее, то споров в родах не возникнет! – Наташка упорствовала: – Конечно, врач больше знает и женщина обязана ему доверять. Но и сама она не должна быть совсем уж пассивна, в конце концов, никто за нее не родит, это ее роды и ее ребенок!

– Да–а, прекрасно! На полном раскрытии только высокоинтеллектуальные беседы вести! Да меня так колбасило – вообще ничего не соображала! – завелась Юлька.

– Готовиться надо к родам, чтоб не колбасило! Некоторые специально для переговоров с врачами мужа с собой берут или сопровождающего! И, между прочим, по отзывам многих родивших, медперсонал в их присутствии ведет себя гораздо более сдержано и корректно, – чувствовалось, что отзывов о родах Наташа прочла в Сети немало.

– Не знаю, с каким персоналом ты общалась, но мои источники утверждают, что мужья только мешают – мало врачам роженицы, так еще приходится упавших в обморок мужиков откачивать, – у Юльки всегда были заслуживающие ее безграничного доверия источники.

– Они просто не подготовились к родам! – стояла на своем Наташка.

– Вы меня извините, но я своего Тимура там вообще представить не могу. Он и на УЗИ‑то со мной не ходил – чем бы он в родилке занимался? – вступила Малина.

– Как чем? Смотрел бы в гущу событий и сожалел об упущенной возможности стать гениальным гинекологом! Только потом тебя как женщину уже бы не воспринял, – Юлька по–прежнему была с ней солидарна.

– Это ерунда полная! Кто тебе такую чушь сказал? Ты вообще общалась когда‑нибудь с парами, прошедшими совместные роды? – Наташка не сдавалась.

– Ага. Общалась. Пока они пары – расписывают, будто все прошло идеально, а когда жена выходит, муж шепотом говорит, что большего ужаса в своей жизни не испытывал, – Юлька отказывалась признавать, что может быть по–другому.

– То есть на основе одного–двух негативных случаев, ты делаешь вывод о том, что это вообще не может быть приемлемо ни для кого? Но это просто некорректно! Сама Наташка слегка лукавила. То есть она искренне верила во все, что говорила, но личный опыт в качестве примера привести не могла. Окончив школу будущих родителей, изучив всю доступную литературу, заключив контракт и подготовившись к родам настолько, насколько это вообще возможно, она в итоге столкнулась с экстренным кесаревым из-за начавшейся отслойки плаценты. С облегчением или сожалением это воспринял ее муж, мне неизвестно, но в операционную его, конечно же, не пустили. Так что Наташкины рассказы оставались теорией, подкрепленной лишь чужой практикой лекторов с курсов и виртуальных собеседниц из Интернета.

Вообще-то, реальная позитивная практика была у меня. Но я, особенно поначалу, побаивалась влезать в «песочные баталии», как минимум потому, что не видела в этом особого смысла. Ну, расстроится Малинка, что жизнь прошла мимо, Наташка что-нибудь умное подытоживающее выдаст, Юлька съехидничает – оно мне надо? Все равно ведь у каждой своя правда… Малинке, действительно, наверное, не стоило бы тащить супруга на роды – зачем насиловать хрупкую мужскую натуру, если она сама к этому не рвется? А курсы, которые пропагандируют модную нынче естественность, только сбили бы их с толку – с безграничным доверием Малинки к любым внешним источникам она еще бы рожать в море поехала. То, что она не представляла себе роды… Ну, не испытывал человек потребности в информации – не станешь же ее насильно вдалбливать, все равно не застрянет…

Юльку на курсах для беременных я вообще представить не могла, особенно после зачитанного до дыр справочника по акушерству. По–моему, она даже упоминала, ссылаясь на мужниных приятелей–журналистов, что все школы для будущих родителей якобы финансируются какой-то сектой, их руководители ведут себя как сектанты и программируют на какую-то ересь. Ну и, безусловно, по ее мнению, все они вымогатели, впаривают внушаемым беременным свои недешевые услуги – от сопровождения в роддом до домашних родов. То, что курсы бывают разные, что знание не только приумножает скорбь, но и порой приуменьшает ее, что, в отличие от того самого справочника, на курсах описывают нормальные здоровые роды, а не все возможные отклонения от них – думаю, Юльке все равно не удалось бы доказать. Так зачем было ее дразнить? В конце концов, чтобы позволить воткнуть иголку себе в спинной мозг тоже нужно мужество – я вот на это ни за что бы не решилась, даже под страхом гильотины… Конечно, бывают ситуации, когда без эпидуралки совсем никак – на занятиях нам объясняли, что нет смысла просто так геройствовать, – и даже медикаментозный сон бывает необходим, чтобы остались силы к потугам, но все-таки мне хотелось обойтись без этого. Наверное, курсы запрограммировали – по Юлькиной версии.

Ну и Наташке не хотелось травить душу – она больше меня была настроена родить на пять с плюсом, «правильно». А вышло вон как… Видимо, им на курсах не рассказывали о возможных рисках. Нам же их честно озвучивали, чтобы мы действительно были морально готовы к любому развитию событий. А ее группу более категорично настраивали на непременную естественность родов, поэтому кесарево было для нее как удар обухом по голове. Наташке казалось нелогично, что она девять месяцев вела себя «на пятерку», готовилась, готовилась, а «экзамен» отменили – так, «зачет автоматом» поставили… Другая бы, может, и радовалась, но Наташка слишком хорошо понимала, что при всех плюсах кесарева (без него ни ее, ни Юраши просто могло бы уже не быть) в определенных ситуациях, для ребенка все-таки полезнее родиться «обычным» способом, да и полостная операция – это не нормальный физиологичный процесс, к которому тебя подготовила эволюция. Но опять-таки, выбора не оказалось – все решила плацента, а Юраша и его родители оказались перед фактом…

Так что по дороге домой, глядя на Нюську, я просто вспоминала, как в тот день, а вернее, ночь, мы с мужем позвонили врачу, уточнили по частоте схваток, что уже рожаем, и спокойно доехали до роддома, где обнаружилось раскрытие шейки на семь сантиметров. Мы были совершенно спокойны, уверены, что все пройдет хорошо, настроены на определенную работу. Между схватками я перечитывала конспект с курсов, с очередной волной отработано пыхтела, после чего разговаривала с Нюськой и объясняла, что осталось немножко потерпеть и все кончится, а точнее начнется… Оказалось, что роды – это ужасно нудно, сначала прихватывает, но потом отпускает – и гуляешь себе по родблоку, не знаешь, чем заняться… Я улыбалась, вспоминая, как смеялся муж над моими вскриками в переходном периоде: «Я рожаю!» – «Вообще-то, уже давно». После просмотренных на курсах фильмов, вид рожающей женщины был для него уже вполне привычным, так что никакой нашатырь не потребовался. Да и скучать ему, в общем, было некогда – разговор поддержать, спину помассировать, до туалета проводить, просто поцеловать… На потугах ему предложили выйти, но он отказался, стоял рядом и вместе с акушеркой и врачом подбадривал меня, а потом первым увидел нашу дочку: «Привет, Танька!» Я еще раз порадовалась, что в роддоме мы все лежали в одной палате – втроем. После этого дома нам было уже совсем спокойно, никакой паники: «что же теперь с этим делать?» – привыкли.

Наверное, Юлька с Малиной все равно бы в это не поверили. Тем более я не стала им расписывать, что мы такие не единственные, и что присоветовал нам все это напарник моего Гошки с работы, а судя по тому, что детей у него было уже двое, вряд ли жена перестала его интересовать после совместных родов. Так я размышляла, шла и улыбалась…

Шопинг с младенцем

Вообще, жизнь с новорожденным ребенком даже в течение пары недель довольно быстро оттеняет тоску и монотонность всех ранее прожитых лет. Например, хождение за покупками сразу обретает новые краски и добавляет к серости бытия острых ощущений.

Поход по магазинам приходился обычно на время наших с Нюськой гуляний. Все делать надо было очень быстро, пока она не проснулась и не проголодалась, так что я резко ускорялась и категорически не совпадала с темпом продавщиц…

Происходило это примерно так. Я решаю сходить за чем-нибудь экзотическим типа марлевых подгузников. И вопреки обыкновению долго разглядывать весь ассортимент товаров сразу выпаливаю девушкам, впятером неспешно беседующим у кассы: «У вас есть подгузники? Многоразовые?» Девушки углубляются в размышления, одна чуть быстрее других осмысливает мой вопрос и отвечает на первую его часть: «Есть Хаггисы…» Пока я говорю: «Ну, покажите их тогда», – до нее доходит вторая половина вопроса, и она задумчиво качает головой: «Нет…» Показать мне имеющиеся Хаггисы ей одной не под силу, на помощь приходит коллега таких же скоростей. Я же все ускоряюсь, и, плюнув на исходный план, грозно требую: «Мне нужны 3–6!» Когда, наконец, искомое найдено, и барышни собираются вернуться к привычному неспешному существованию, решаю, что раз уж я в магазине, надо воспользоваться случаем, и интересуюсь: «У вас есть мобиль? Четырех основных цветов – красного, синего, желтого, зеленого?» Первая девушка, начавшая было разгоняться под моим напором, по–прежнему не способна обработать запрос, состоящий из двух частей. Сначала она находит мне мобиль (розово–голубо–оранжево–сиреневый), потом спрашивает: «А почему вы хотите именно такую гамму?» —в итоге медленно удивляется, слыша в ответ, что младенцы воспринимают именно эти четыре цвета.

К этому моменту, если Нюська еще спит, я направляюсь к новой цели – одежде, решив «гулять на полную». Общими усилиями мы с продавщицами находим, где у них штаны и ползунки для младенцев, и даже разбираемся в размерах. При этом сколько раз я ни прихожу в этот магазин, возникает стойкое ощущение, что девушки все товары видят, как и я, впервые, и имеющийся ассортимент почему-то повергает их в невероятную задумчивость…

Иногда мне удавалось сбегать за чем-нибудь страшно нужным, пока Нюська спала на улице под надзором отца. Но в будни Нюська везде заходила вместе со мной. Ну, заходила – это, конечно, громко сказано. Скорее втаскивалась, причем мучительно. Люди, планирующие и строящие пандусы и въезды – наверняка, здоровые холостые мужчины, которые хорошо ходят на двух ногах и не знакомы ни с инвалидами–колясочниками, ни с молодыми матерями и младенцами. Иначе объяснить несоответствие этих конструкций своему назначению я не могу. Одолеть с коляской сплошную наклонную плоскость под углом градусов этак 40–45, вершина которой находится на расстоянии одного шага от твердой стены, мне, например, не под силу. Так что приходилось трясти бедную Нюську по лестницам – не оставлять же ее одну на улице на растерзание прохожих (почему-то в первые месяцы ее жизни я панически их боялась, и считала, что им непременно приспичит утащить мою дочь или ее коляску). А пока я пыталась как можно скорее купить то, что очень нужно, и еще немножко того, что совсем не нужно, но очень хочется, скучавшие продавщицы сбивались в кучки и умилялись: «Это сколько же ей месяцев? Это девочка, да? Такую на руки брать, наверное, страшно… Ой, кака–а–а–ая!!!» – и пытаясь поддержать разговор, предлагали участие в какой-нибудь акции по товарам для младенцев: «У нас тут корма… то есть питание…» – «У меня все с собой!» – стремительно реагировала я и разворачивалась к выходу, впервые в жизни гордо демонстрируя появившуюся с приходом молока грудь.

По мере роста дочери шопинг становился все экстремальнее. Одно из моих самых кошмарных воспоминаний о Нюськином раннем детстве – приобретение зимней детской одежды, особенно, верхней. Находясь в душном тесном помещении, засунуть ребенка в теплый комбинезон, чтобы понять все достоинства и недостатки данной модели – и так испытание не для слабонервных. Но повторить это несколько раз подряд, по–моему, подвиг.

Я завидовала таким мамам как Наташка, которые спокойно шли в одиночку покупать обувь ребенку. У Нюськи почти сразу обнаружился высокий подъем, так что без нее что-либо выбрать было просто невозможно, а ботиночки требовалась регулярно. Никогда раньше я не воспринимала смену времен года настолько остро, как теперь, когда Нюська стала ходить. При этом все, от бабушек до Наташки, утверждали, что обувь для ребенка должна быть новой, так что вариант подарков «по наследству» от выросших знакомых не подходил совсем…

С детской одеждой было проще именно потому, что иногда нам что-то перепадало от «старших товарищей». Но порой брало верх мое жадное женское начало: нестерпимо хотелось нарядить свою принцессу во все самое красивое. Поэтому даже случайный «забег» в магазин детской одежды был сопоставим с небольшим стихийным бедствием. Я понимала: моей девочке пока что глубоко плевать, сколько у нее юбок. Но устоять перед четвертой, хотя, ясно, что из нее Нюська вырастет месяца через три, не удавалось почти никогда. Когда я пожаловалась на это в песочнице, Малина поделилась, как она справляется с этими желаниями: наряжает пупсов и барби. Оказалось, что взрослые тети тоже играют в куклы, да еще как. Наташка залезла в Интернет и обнаружила чуть ли не целые руководства, как вязать или шить микроскопическую одежду, и еще наткнулась на виртуальные клубы мам, увлеченных кукольной модой. Так что теперь Наташка регулярно приносила распечатанные выкройки, и в песочнице с некоторой периодичностью стали проходить показы свежих коллекций.

Обычно все это происходило в Юлькино отсутствие, с ней мы обсуждали более приземленные вопросы. Например, лифчики для кормящих матерей. Хотя дискутировать тут было не о чем – никто не понимал, чем мы провинились перед конструкторами женского белья специального назначения.

– Нет, вы объясните мне: что, кормящая мать – не женщина? Если у меня в груди, пардон, молоко, значит, мне можно предлагать вот ЭТО? И они еще хотят, чтобы муж от меня не шарахался? Да мне самой в таком белье перед ним раздеваться страшно! – риторически гневалась Юлька, формулируя наши коллективные бессознательные мысли. К сожалению, ни у кого из нас не было знакомых производителей «кормительных» бюстгальтеров, и узнать их мнение по этому поводу не было никакой возможности.

– Почему не может быть цветных лифчиков с отстегивающимися чашечками? Такое ощущение, что их шьют для монашек – черные или белые. Ну, телесные, в крайнем случае. А я хочу красные и с кружевами! И чтоб трусы в комплекте! – продолжала Юлька с детской горки, как с трибуны. – И вообще, где они видели женщин с такой фигурой? Маруся не в счет, таких все равно почти не бывает. А у меня грудь не лезет в их кофточки в обтяжку! Не могу же я в тридцать лет быть с фигурой девочки! Я уже зрелая женщина! Я мать, и горжусь этим! – продолжала она импровизированный митинг.

Чувствовалось, что претензий к мировому империализму накопилось порядочно. Начиная с того, что с коляской в приличные магазины женской одежды просто не добраться, заканчивая тем, что примерочные в таковых явно не рассчитаны на женщин с детьми.

– Там даже стульев зачастую нет, а если мне, например, ребенка покормить надо или переодеть? – поддакивала Наташка.

– Да ты видела рожи этих девиц, когда входишь в их магазин с маленьким ребенком? Сразу перекашиваются так, будто я притащилась с бегемотом, только что вылезшим из болотной тины! У них прямо на лбу написано: «Родила – сиди дома, нечего расфуфыриваться!» И ходят за тобой как орлицы, смотрят, чтоб ребенок, не дай Бог, пальцем ничего не тронул, можно подумать, их драгоценные шмотки от этого ядовитыми станут! – продолжала наш комиссар.

– Даже в продуктовых, как видят ребенка, сразу начинают: «Вы за ним смотрите, чтобы руками ничего не трогал», – поддерживала Малина. – И коляску потом обыскивают, будто я специально с ней пришла, чтобы украсть что-нибудь!

– Вот именно! На каждом шагу чувствуется презрение, неуважение общества к молодым матерям! – подытоживала Юлька, слезая с горки. После чего мы с праведным гневом и легкой грустью расходились по домам – до следующей вылазки в булочную или обувной за новой порцией острых ощущений.