Текст книги "Маринновый цвет (СИ)"

Автор книги: Мария Геб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  Настя беспомощно взглянула на меня. Я сразу же заступился за неё, сказав:

  – Вы вместе только по расчёту или всё-таки что-то вздрогнуло в момент знакомства в душах, и не случайно само это знакомство произошло?

  – Брось! Ты же знаешь, что когда я вижу полную блондинку, то не могу устоять! – Игорь противно расхохотался.

  – Вот и вся любовь? Сейчас обижусь! – Лена надула губки, сделав вид, что собирается зареветь.

  – Ну, перестаньте! Кто-нибудь хочет ещё салат? – вмешалась Настя, меняя тему. Но Игоря уже понесло.

  – Нет, подожди, если всё, как ты считаешь, имеет какой-то высший замысел, который нам, убогим, не понять, то мы-то здесь зачем? Раз в случайности ты не веришь, то надо в любом событии, каждой встрече искать смысл, а это согласись, уже попахивает бредом. А делом заниматься когда?

  – Ну, делом... Я вовсе не говорю, что ты должен смысл искать, ты и не должен. Я хочу сказать, что он есть. А каким, кстати сказать, делом, ты так занят, что и задуматься некогда? – заметив настороженный Настин взгляд, попробовал свести разговор в шутку я.

  – Полезным, а объяснять – так всё равно не поймёшь.

  Игорь замолчал и уткнулся в тарелку.

  – А как Лиза? И Петя? – вмешалась Лена. – Жаль их нет, выросли небось? Давно не видела, хотела посмотреть.

  – Да не очень выросли, обычно. А Катя?

  – У нас зуб ещё один! Ты бы заехала как-нибудь? Посмотрела. А то мне сложно, да и с няней оставлять её не люблю.

  – Обязательно заеду. Ты скажи, когда лучше.

  – Да когда угодно, я дома сижу. Позвони только.

  Бутылка опустела, и я поднялся, чтобы сходить на кухню за новым вином. Там было холодно. Настя оставила форточку открытой, и туда уже намело. Я закрыл её и, захватив сразу две бутылки,  хотел идти обратно в гостиную, когда позвонили в дверь. В дверь звонили, а я почувствовал ставшее обычным смещение времени и места, и не перейдя, уже и здесь тоже не был и так и стоял, с вином в руках, а кто-то звонил и звонил в дверь. Настя вышла из комнаты.

  – Почему ты не открываешь? Надеюсь, что пришли всё-таки. А то пришлось бы в детской спать.

  Она открыла. Это был молодой парень в синем комбинзоне и накинутой на плечи куртке.

  – Габриэль,– сказал он, – меня так зовут, Габриэль.

  И посмотрел почему-то не на Настю, открывшую ему, а на меня. Его глаза, светло карие, переходящие по краям радужной оболочки в болотные, были усталыми и грустными.

  – Как хорошо, что вы смогли сегодня! – оживлённо начала Настя. – А то такая метель и стекла нет, как жить? Вы сможете сейчас сделать? Мы заплатим за срочность.

  – Час Борея – злой час.

  Настя непонимающе взглянула на него.

  – Работы много,– пояснил Габриэль. – Куда проходить?

  – Я провожу.

  – Вы извините меня, а то у нас гости ещё? – Настя прикрыла входную дверь и ушла в комнату.

  Я начал подниматься по лестнице, сделав приглашающий жест рукой, когда тихо, но отчётливо сказанное:

  – Подождите, – остановило меня.

  Габриэль стоял в прихожей, не трогаясь с места.

  – Это стекло цело,– его глаза больше не были усталыми, они зеленели и смеялись, и менялись дальше, пока не стали морской волной.

  Мы стояли на песке. Дюны уходили в бесконечность за спиной, справа и слева, а впереди было море. И не было других цветов, кроме жёлтого и синего.

  – Я почувствовал, что ты хочешь помочь. Час Борея – тёмен, но была возможность пройти. У меня мало времени. Что он сказал тебе? Где искать?

  Я понял, о чём он спрашивал и попытался, как можно более точно, передать слова.

  Он помолчал, потом посмотрел на меня и снова отвёл взгляд на море.

  – Времени почти не осталось. Найди тис со сломанной веткой.

  Вода менялась, начинала пениться и темнела, вместе с небом, которое уже собиралось грозой.

  – Надо уходить. Увидишь что-то стрелой – иди за ней.

  Последнюю фразу Габриэль крикнул, прорвавшись голосом через поднимавший песок ветер, и всё исчезло. Я стоял в прихожей.

  Было шумно и тесно. Игорь, раскрасневшийся и здорово навеселе, лез к Насте целоваться, одновременно требуя на посошок, обращаясь ко мне. Лена, уже с сумкой на плече, стояла в раскрытой двери и сердито выговаривала:

  – Да пошли, сколько можно! Настюш, гони ты его и спасибо, ужин вышел чудесный! Игорь, ну пойдём, наконец, поздно!

  – Вы пешком? А то мы сейчас такси позвоним, а то, как ты ...?

  – Да нет, дойдём прекрасно! Вечер-то какой! Да и жарко, лучше по воздуху пройтись.

  – Жарко? Скорее душно! Гроза будет, – Игорь оставил Настю в покое и теперь держал принесённую мной рюмку.

  – Ты как, может правда, лучше  поедем?

  – Да не будет дождя, и зонтик у нас есть! Перестаньте вы! У меня всего четвёртый месяц и всё прекрасно, а вы волнуетесь, как будто мне завтра родить. Игорь, всё, пей, и уходим. – Лена повернулась и начала спускаться по ступенькам крыльца.

  Мы выпили и, оставив в прихожей рюмки, вышли на улицу. Вечер уже переходил в ночь. Воздух был тяжёлым и влажным, не тронутым даже слабым дуновением ветерка. Городок, обычно не склонный к ночной жизни, не спал, утомлённый жарой. Кругом доносились взрывы смеха, кто-то играл на гитаре, в домах и двориках горел свет.

  – Хорошо, если дождь будет, а то дышать нечем, ну пока, спасибо, ужин вышел прекрасный! Теперь уж вы к нам!– Лена поцеловала Настю, мы с Игорем пожали руки и  остались с женой вдвоём.

  – Правда, душно как! Устала?

  – Да нет, не очень. Посидим на крыльце?

  – Давай. Я сейчас, принесу табак. Ты ещё вина хочешь?

  – Ой, нет. Я просто посижу, пока ты куришь. Загляни заодно, как там Лиза, а то она плохо спит в эту жару.

  Я поднялся в детскую, окно было открыто, Лиза сбросила покрывальце и спала на спине, смешно дыша открытым ртом. Я не стал её накрывать, задёрнул немного штору, чтобы не так доносились звуки с улицы, захватил табак и вернулся к Насте, сидящей на крыльце.

  – Спит. Убираться будем или до завтра постоит?

  – Да ну её, эту посуду. Спать хочется. Пойдём?

  Гроза не случилась. Прошла неделя, такая сухая и уже не радующая теплом, а гнетущая. Все ждали дождя, даже трава в парке, куда мы ходили гулять с детьми, не казалась больше свежей и сочной, а листья на деревьях начали съёживаться по краям. Наступила ночь на воскресенье. Не в силах уснуть, я сидел в нашем дворике и пытался читать. Книгу мне занёс Игорь, сильно рекомендуя, и теперь я пытался не потерять нить повествования, недоумевая, как можно было сделать бестселлером эту тоску. Через какое-то время я устал от текста и просто курил, наблюдая дым, медленно растекающийся в свете фонаря.

  – Добрый вечер. – Моника, работница из маленькой овощной лавки неподалёку, задержалась, проходя мимо калитки, чтобы поздороваться со мной. Она была в праздничном платье, но выглядела грустной.

  – Добрый! Какая вы нарядная сегодня! Вам так идёт. Куда же вы такая красивая и одна?

  – С вечеринки. Мы поссорились, ну и...– Она покраснела.

  – Хотите посидеть? Заходите, я сейчас нам прохладного чего-нибудь принесу.

  – Нет, я пойду, а то он придёт мириться, а меня нет, и мама всегда ругается, где я хожу...

  – Тогда хорошего вам вечера и не грустите, нельзя грустить в таком платье.

  Моника улыбнулась.

  – И вам хорошего! Спасибо. До свидания, я уже пойду, а то скоро дождь будет.

  – Неплохо бы! А вы точно знаете?

  – Конечно, я же деревенская. Я погоду чувствую.

  – Тогда до свидания ещё раз.

  Она быстро побежала по улице, на ходу обернулась и крикнула:

  – В понедельник заходите, нам вишню  привезут!

  Я слышал какое-то время стук её высоких каблуков по мостовой, он удалялся, пока не стих. И сразу же задрожал свет фонаря, как будто собираясь погаснуть. Небо, ёщё не над городом, а где-то на запад от него, вспыхнуло красным, разрезанноё вспышками сразу нескольких молний. Я дождался грома и он возник, с такой силой звука, нарастающего не издали, а как-будто здесь, что я вскочил и быстро прошёл в дом, посмотреть всё ли спокойно. Все спали. Ветер уже начинал дуть, неся наконец-то прохладу и играя занавесками, поэтому я прикрыл окна, тихо, чтобы никого не разбудить, пройдя по комнатам. Мне сна не было, я был как-то странно возбуждён, я хотел грозы. А молнии были уже над городом. Я спустился с крыльца и стоя на дорожке, среди кустов сирени, ждал, подняв к небу лицо, первых капель дождя. И небо снова вспыхнуло, теперь уже не только красным, а всей палитрой огненных цветов и пролилось. И сразу же налетел ветер. Я мгновенно промок. Дождь менял направление, бил по деревьям, по листьям, как будто в экстазе или ярости, ветви гнулись, но сразу же выпрямлялись, чтобы подставить себя новым ударам. Я запрокинул лицо, хотелось кричать. Я чувствовал дождь, я был центром дождя. Молния сверкнула совсем близко ярко зелёным, остриём своим почти коснувшись земли. Грохотало так, что закладывало уши. Стало весело и холодно. Я побежал в дом, залез под одеяло и тут же уснул.

  Меня разбудило солнце. Последние облака, уже белые, растворялись в синеве, а тёплым, рыжим, пушистым шаром, солнце уже висело высоко, подмигивая из каждой капли на помолодевших листьях, из луж на дорожке, из блестящей мокрой черепицы соседских крыш.

  В доме, да и кажется во всём городе, уже суетилась жизнь. Гроза прогнала истому жары и ушла, оставив оживших людей разбирать последствия её. Я быстро оделся и сбежал вниз. На кухне никого не было. Я вышел во двор. Петька уже совсем залез в лужу, прыгая в ней и брызгая на Настю, которая смеясь, отскакивала от летящей воды с Лизой на руках. Той тоже было весело, она повизгивала и прятала лицо в ладошках, чтобы сразу же снова выглянуть.

  – Мы ещё не завтракали. Пойдём гулять?

  – Я спала так хорошо и дети.  Ты поздно лёг? Смотрел грозу?

  – Ага. Было красиво. Я пойду, кофе сделаю.

  – Хорошо, мы уже тоже уже идём.

  Через полчаса, положив уснувшую Лизу в коляску, мы направились по любимой нами дороге в парк. Петя ехал впереди на велосипеде, действуя клаксоном на каждом повороте и стараясь проезжать точно по середине каждой лужи. За углом толпился народ, я заметил Монику и других знакомых. Большое дерево, вросшее частью в стену такого же старого дома, не выдержало грозы. Оно треснуло, и огромная ветвь его, не совсем отломившись, теперь лежала на мостовой, перегораживая улицу. Мы задержались. Кто-то включил пилу, и сталь режущим звуком вошла в живое ещё дерево. Настя собрала несколько веток, ставших  букетом в её руках, и  мы пошли дальше. Настроение сбилось, как всегда бывает при случайном взгляде на похороны, никак не трогающие тебя лично.

  Домой мы вернулись только к вечеру.

  Дети уснули, Настя заварила чай и сидела в кресле, задумавшись о чём-то, а я смотрел на ветки, стоящие в воде, ветки уже погибшего тиса. Я смотрел и видел внутри, как, ни на что не надеясь, всё равно, тянут  они в себя воду, зная, что тоже погибнут, но всё таки пытаясь остаться здесь, совсем ненадолго, но этим хоть чуть-чуть продлить жизнь дерева, уже распиленного на дрова. Неожиданный порыв ветра ворвался в окно, взмахнул шторой и уронил вазу, разлив воду и рассыпав ветки. Настя бросилась убирать, я же замер, не в силах оторваться взглядом от воды, перетекающей через листья к краю стола.

  Сад оживал. Всё было, как в фильме, когда крутишь побыстрей плёнку, чтобы найти нужный кадр. Листья раскрывались и набухали уже бутоны и тут же летели вокруг меня розовыми лепестками, а соцветия увеличивались, превращаясь в яблоки и наливаясь соком.

  – Снова дождь! Слушай, я к детям, подотри тут.

  Ты заснул уже?

  – Да нет, задумался, ты иди, а то, правда, вдруг проснулись.

  Я взял полотенце у неё из рук и начал собирать пролившуюся воду, ветки Настя уже подняла, они снова стояли в пустой пока вазе.

  Вытерев стол, я приподнял немного букет, чтобы снова налить веткам воды. Цветов не было, только ветки и листья, но дурманящий яблочный запах закружил голову и я отчётливо вспомнил всё, что  случилось зимой будущего года и слова, сказанные мне на странном морском берегу.

  Раскат грома, где-то совсем близко, заставил меня поставить вазу и метнуться к окну, створки которого, опасно звеня стеклом, распахнуло наружу.

  Я высунулся, чтобы закрыть его, и сразу в лицо хлестнуло ускоренной ветром волной дождя.

  Маурин проснулась в своей серой комнате, но что-то изменилось в ней, и она  попробовала поймать то, что пела душа её и услышала свой голос, повторяющий последнюю строчку заклинания, которое она не успела дописать до конца.

  И наверное

  я научусь

  летать...

  И тогда Маурин посмотрела наверх, туда, где такой же серый как и всё здесь, должен был быть потолок, но его не было. Зелёной рекой на неё падали листья, их было так много, что за ними не виделось небо, а солнце светило Маурин в каждом листе. Слёзы капали у неё из глаз, но золотом начинало отливать серебро их, она не замечала этого. Маурин пела, пока оставалось время, и листья начинали танцевать её песнь.

  Напиши для меня немного слов

  И дай мне знать, что будет ветер

  И наверное

  я научусь

  летать

  Нарисуй для меня зелёных снов

  И дай мне знать, что будет ветер

  Остальное

  я сумею угадать...

  – Давай помогу! Да ты весь мокрый!– Настя притянула вторую створку, и шум грозы сразу стал тише.

  – Ничего себе ливень? Смотри, сиреневый куст согнуло совсем. Люблю дождь!

  – Я тоже, но не каждый день. Ты спать будешь?

  – Нет, я бы посидел ещё.

  – Ну, тогда спокойной ночи, я уже лягу.

  Она ушла, прикрыв за собой дверь, а я закурил и сидел, глядя на тисовые листья и слушая дождь.

  Прошла неделя, вся наполненная неожиданно набегавшими короткими, но яростными грозами, так же резко сменявшимися обратно в жару. В начале, радуясь свежести, принесённой дождями, люди уже устали от них, многие жаловались на головную боль. Лена, несмотря на беременность, чувствующая себя прекрасно, затевала в субботу шашлыки, мы входили в число приглашённых. Собраться должно было много народу, некоторых я не любил, но Насте очень хотелось пойти, и я не возражал, обещав даже сосредоточиться на еде и не вступать в ироничную полемику. Лаура, молоденькая студентка, которая иногда приходила к нам посидеть с детьми, согласилась остаться на весь день и, при необходимости, переночевать.

  В субботу с утра небо было чистым.

  – Надеюсь, сегодня дождя не будет.

  – На шашлык? Обязательно.

  – Ну, ты оптимист, как всегда.

  Лаура показалась у калитки.

  – Laura ! Ich bin so froh dich zu sehen ! Ich habe eine neue Puppe!  Komm! Ich zeige dir! ( Лаура! Я так рада тебя видеть! У меня новая кукла! Пойдём! Я тебе покажу).

  Лиза подбежала к Лауре, схватила её за руку и потащила в дом, не дав той толком даже поздороваться.

  – Как удачно получилось, что мы познакомились. И дети её так любят.

  Настя высказала вслух наши общие мысли.

  – Ну, я пойду, поговорю с Лаурой и мне собираться нужно. Ты здесь будешь?

  – Схожу за газетой.

  -Только быстро, ребята нас к трём ждут, пока доедем...

  – Я быстро.

  Я купил газету и углубился в раздел Autoanzeigen, давно собираясь поменять машину. Лаура с детьми вышли во двор.

  – Папа, schau mal, ich habe schon gemacht(посмотри, я уже сделал)! Я сам доделал, мама только чуть-чуть помогала!

  Как обычно при Лауре, говоря сразу на двух языках, ко мне подбежал Петя, хвастаясь пистолетом, который он сам вырезал из дерева и покрасил чёрной краской.

  – Смотли! Плавда, как настоящий, да?

  – Ну-ка, да, это ты молодец! Можно подержать?

  – Только недолго, а то мы идём в палк, а Алекс уже там и Мики...

   -Ihre Frau hat gesagt, wir k;nnen f;r drei-vier Stunden in den Park gehen, weil das Wetter so sch;n ist (Ваша жена сказала, что мы можем на три – четыре часа пойти в парк, потому что погода очень хорошая).

  Несмотря на то, что Лаура приходила к нам посидеть с детьми уже больше года, она всё ещё стеснялась меня, и всегда как-то оправдываясь, начинала объяснять свои действия.

   – Sch;n! Laura, und wie geht es ihnen? UNI? Alles klar? (Хорошо! Лаура, а как у вас дела? Университет? Всё в порядке?)

  – Ja, danke (Да, спасибо) – она явно ещё больше смутилась.

   – Dann, viel Spa; im Park!( Тогда желаю вам побольше повеселиться в парке!)

  Пожалев её, я уткнулся в газету, и Лаура с детьми ушла.

  В три мы были всё ещё на автобане, задержанные пробкой, причина которой оставалась непонятной и соответственно раздражающей. Через полчаса нам, наконец, удалось доползти до очередного съезда и, проплутав какое-то время по незнакомым деревням, выбраться на правильную дорогу. Когда мы подъехали, party уже было в разгаре.

  – Ну и где вы застряли?– Лена, увидев нашу машину, вышла  навстречу.

  – Да пробка. Вот если бы вы в город перебрались...

  – Нам тут нравится.

  – Ну да, а сама вечно жалуешься, что Игорь уезжает на работу, а тебе отсюда одной не выбраться. И когда ты права получишь?

  – Ты же знаешь, как он... Женщина и автомобиль – две вещи не совместимые, и так далее. А потом мне скоро будет не до того.

  – Не скажи, как раз легче, когда сама куда надо подъехать можешь, быстро, раз и готово.

  Пока девушки болтали, я уже обогнул дом и оказался в маленьком садике, где за большим столом уже сидела компания.

  – А мы уж заждались! Садись, давай, сейчас я уже вторую партию делаю,– Игорь орудовал полотенцем, горяча ветром угли под аппетитно пахнущими шампурами.

  – Мясо надо убрать, а то опять будем пепел есть,– спокойно заметил Николай, коллега Игоря по работе, пожимая мне руку и подвинувшись, чтобы дать мне место.

  – Кто бы советовал! – Игорь считал себя, и не без основания, специалистом по грилю и не терпел, когда ему советовали.

  – Не ссориться! Кому хлеба? Я свежего нарезала. – Лена усадила мою жену на другом конце стола и передала ей тарелку с хлебом, чтобы пустить по кругу.

  – А хлеб не режут, а руками ломать положено, – заметил скучным голосом Николай, беря кусок и передавая тарелку мне.

  В данном случае он был прав, но имея манеру всё время критиковать, вызывал раздражение и желание спорить, но вспомнив, что обещал Насте не сцепляться ни с ним, ни с Игорем, и дать ей возможность просто пообщаться с подругой, я промолчал и взяв кусок, передал хлеб дальше. Слева  сидел незнакомый мне парень лет тридцати, который ещё не сказал ни слова и только внимательно смотрел в рот говорившим.

  – Danke (Спасибо) .

  – Wir kennen uns noch nicht ? Entschuldigung, habe mich nicht vorgestellt. Stas. Meine Frau ist eine alte Freundin von Lena (Мы ещё незнакомы? Извините, не представился. Стас. Моя жена давняя подруга Лены).

   – Ich hei;e Hannes. Ich wohne hier in der N;he (Меня зовут Ханнес. Я живу здесь неподалёку).

  – Да сосед это!– встрял Игорь. – Мы у его мамаши молоко берём, коровник у них. Вечно жалуются, что шумим, вот и позвали.

  Почувствовав себя неприятно, как всегда, когда человека обсуждают при нём, пользуясь незнанием языка, я не удержался и ответил:

  – Ich bin schon hungrig! Gibt es hier eigentlich was zu essen? (Я уже проголодался! Есть здесь что-нибудь поесть, в конце концов?)

  – Ну, пошёл нести. Настя, чего там твой муж говорит? – Работая на русскую фирму, Игорь не видел необходимости в изучении языка страны, в которой жил, однако, сам делая это постоянно, не выносил, когда при нём говорили что-то, чего он не понимал.

  – Igor sagte, Sie sind Bauer? (Игорь говорил, вы – фермер?)

  – Einbieschen. Das spielt keine Rolle mehr. (Немного. Это больше не имеет значения).

  Я ждал, что он продолжит, но Ханс ничего не сказал больше, а подняв глаза от тарелки, посмотрел ими прямо в меня.. Я помнил этот маринновый цвет, заполнявший весь воздух вокруг и кружащий голову. Уже смотрели на меня так, и именно эти глаза, холодной зимой будущего года я видел этот свет, лъющийся из глаз другого Ханса, умирающего на полу в моей спальне.

  Вокруг шумело застолье, но я почувствовал себя отгороженным от него, звуки доносились с опозданием, пока Игорь не порвал заслонку, возникшую в ушах, громко сказав:

  – Анастасия! Кормить мужа будешь? А то сидит болтает, а супруг голодный.

  – Как не стыдно, она в гостях, давай я положу, – вскочила Лена, но Настя уже шла вокруг стола ко мне за тарелкой.

  – Meine Frau, Anastasia (Моя жена, Анастасия),  – познакомил я её с Хансом.

   – M;chten Sie auch noch was? (Вы тоже хотите что-нибудь ещё?) – Настя протянула руку, чтобы взять тарелку и у него.

  – Nein, danke, ich muss sch;n gehen (Нет, спасибо, я уже должен идти).

  Ханс встал, я тоже поднялся, чтобы дать ему вылезти с общей лавки.

  – Auf Wiedersehen (До свидания).

   – Ich denke nicht. War sch;n Sie kennen zu lernen (Я не думаю. Было приятно с вами познакомиться). – странно ответил он и, подойдя к Игорю, произнёс обычным голосом:

  – Vielen Dank f;r Einladung. War sehr lecker! Auf Wiedersehen (Большое спасибо за приглашение. Было очень вкусно. До свидания).

  – Чуус! Матери привет передай. Чёрт, как это, ааа.

  Алес гут митер?

  – Sch;ne Gr;;e an Ihre Mutter (Передайте огромный привет вашей матери), – помогла Игорю Настя, ждущая с тарелкой, пока тот справится с шампуром.

  Ханс улыбнулся больше ей, чем Игорю и, повернувшись в сторону стола, сказал общее «Auf Wiedersehen» и ушёл.

  – Убрался наконец! А то, что сидел, всё равно не понимает ничего.

  Настя, успокаивая, сжала мне руку, одновременно подавая тарелку с шашлыком.

  – Игорь прекрати, ты же сам его пригласил. Вот я пива ещё принесла. Кто хочет? Из холодильника, – Лена спускалась  с крылечка, придерживая локтем, чтобы не уронить, ящик бутылок.

  – Да ты что! Тебе же нельзя сейчас такое таскать! Игорь, а ты куда смотришь!– одна из женщин выскочила из-за стола.

  – Я смотрю на шашлык!– расхохотался Игорь. – И правда, ну чего ты, мужиков что ли нет?

  Все заговорили, стало шумно, вечеринка начинала разгораться.

  – Мальчика конечно ждёте?– открывая пиво, спросил Николай.

  – Девку! – Игорь наконец то уселся за стол, водрузив на середину огромное блюдо ароматного, пахнущего костром мяса.

  – И Катей назовёшь, – я не удержался, чтобы не сказать, выдав уже мне показанное...

  – Катькой. А ты откуда знаешь? Вроде не говорили. Лена все Виолетт каких-то придумывает и Вероник, а я решил, что Катька будет.

  – Да рано ещё, – вступила в разговор Лена, – может мальчик всё-таки.

  Уже жалея о сказанном, как о тайне, которую не стоит открывать, я, боясь ляпнуть что-нибудь ещё, уткнулся в тарелку.

  Начинало смеркаться. Все развеселились, и к пиву добавилась пара бутылок водки, возникших как бы ниоткуда. Принесли гитару. Меня заставили спеть, чего я не любил, зная, что безголос, но восполнял хорошей игрой, когда не удавалось отказаться. Впрочем, я уже тоже чувствовал себя навеселе и, как  и многие другие до меня, выпив, соглашался на то, что трезвым отказался бы делать. Всё шло как обычно, пока наш разгул не нарушил вой сирены. Несколько полицейских машин проехали по узкой улочке к следующему дому и там остановились. Доносились шаги и какое-то движение многих людей.

  – А ведь это Ханса дом. Ты с ним разговаривал,– произнёс в возникшей тишине интереса  к происходящему Игорь, обращаясь сразу ко всем и конкретно ко мне, – что там могло случиться?

  В качестве ответа калитка, освещённая в наступившей уже темноте фонарём, открылась, и к нам направились два полицейских.

  -Guten Abend (Добрый вечер).

  Игорь посмотрел на меня, взглядом предлагая помочь ему объясниться.

  – Guten Abend? – не столько повинуясь его взгляду, а чувствуя необходимость реагировать, поскольку остальные молчат, вопросительно сказал я.

  – Entschuldigung f;r St;rung. Wir m;ssen Ihnen ein paar Fragen stehlen. (Извините за беспокойство. Нам нужно задать вам несколько вопросов ).

  – Gern, aber was ist passiert, wenn ich fragen darf? (С удовольствием, но что случилось, если можно спросить?)

  – Herr Holzmann ist gestorben. Und wie hei;en Sie? (Господин Хольцманн умер. А как Вас зовут?)

  – Stanislav Кaj. Ich bin als Gast hier. Herr Holzmann? Kenne ich nicht. Wie ist sein Vorname ? (Станислав Кай. Я здесь в гостях. Господин Хольцманн ? Не знаю. Как его имя?)

   – Hannes Holzmann (Ханнес Хольцманн).

  Я похолодел внутри. Игорь уже спрашивал на русском, что случилось, я начал объяснять и переводить. Вынужденный участвовать, я, одновременно, смотрел на происходящее, как бы отгороженный стеклом, и произносил про себя одну и ту же фразу:

  – Hannes ist tod (Ханнес мёртв).

  Вечеринка погасла, как свеча, задутая событием. Полицейские записывали имена гостей и всё время спрашивали, не слышали мы каких-либо необычных звуков. Вспомнили и тут же поспорили, когда Ханс ушёл. Тут наши мнения расходились, я переводил не всё, не желая вызвать в полицейских ненужные подозрения. Выбрав момент, я спросил одного из них, как погиб Ханс.

  – Ein Schu; (Выстрел),  – ответил тот, внимательно посмотрев на меня и продолжил (с моей помощью) допрос Лены.

  Было уже темно. Около соседнего дома припарковались ещё несколько машин, подъехав уже без сирен, выдававших их принадлежность к полиции. Нашу компанию оставили на время в покое, записав адреса и предупредив, что могут вызвать, если возникнет необходимость. Мы перебрались в дом. Игорь открыл новую бутылку, молча выпили и снова разговорились, обсуждая событие. Возникло сразу множество предположений, абсолютно впрочем, беспочвенных.

  Все хотели моей версии, но я отмалчивался, сославшись на обычную для полиции скрытность. Настя была неожиданно слишком сильно взволнована. Она подсела ко мне и, не принимая участия в разговоре, только смотрела,  найдя под столом мою руку и удерживая её. Веселье больше не разгоралось. Скоро начали разбредаться спать. Нас уложили в маленькой чердачной мансарде с окном в крыше. Настя устроилась на моей руке и, казалось, сразу заснула, так спокойно стало её дыхание. Я не спал, невольно возвращаясь мыслями к немногим фразам, которые Ханс успел сказать, и придавая им новый, в свете случившегося смысл.

  – Как ты думаешь, он покончил с собой? – Настя, оказывается, тоже не спала.

  – Я не знаю. Почему ты так решила?

  – Мне показалось... У него глаза были... Цвета января...

  – Какие?

  – Замёрзшие. Ну, как у человека, который потерял что-то... Навсегда...

  – А почему января? Ты расстроилась очень. Не сможешь уснуть?

  – Смогу. Только у него, правда, были зимние глаза.

  – Может ты и права. Мы разговаривали совсем не долго. А потом он ушёл.

  – Странно, незнакомец ведь, а мне так... не жалко, ну и жалко конечно, а как будто я его знала и это ещё не конец. Как будто что-то ещё случиться должно.

  Я ничего не сказал, а только крепче прижал её и долго гладил, успокаивая, её волосы, пока, наконец, не пришёл к нам обоим сон.

  Воскресенье началось пасмурным. Мы поднялись очень рано, все ещё спали, так что тихо, чтобы никого не разбудить, оставили записку хозяевам и уехали. Небо было облачным, чувствовалось, что с хорошей погодой можно теперь окончательно попрощаться. Настя всю дорогу молчала, только когда мы почти подъехали, вдруг произнесла, говоря больше с собой: «Странно, мне всё кажется – это как-то связано...»

  – Ты что-то сказала?

  – Нет, ничего... Хорошо, что мы уехали. Уже хочу домой.

  – Сейчас будем.

  Я поставил машину в гараж. Небо совсем затянуло, и было как-то не поутру сумрачно. На кухне было тепло. Лиза сидела за столом, с серьёзным видом рассматривая содержимое своей чашки, Лаура снимала кипящий чайник с плиты. Наше появление сразу нарушило тихую картину.

  – Sie sind schon da ! So fr;h ! Wir machen Fr;hstuck! Ich habe meinen Kakao selbst gemacht! (Вы уже здесь! Так рано! Мы готовим завтрак! Я сама своё какао сделала!)

  – Guten Morgen (Доброе утро).

  – Guten Morgen Laura. Wie geht es? (Доброе утро, Лаура. Как дела?)

  – Gut. Danke. Peter schl;ft noch. Soll ich f;r sie Cafe machen? (Хорошо. Спасибо. Петер ещё спит. Мне приготовить вам кофе?)

  – Ja, das ist genau so, was wir jetzt brauchen. Danke (Да, это как раз то, что нам сейчас нужно. Спасибо).

  Усадив, как обычно стесняющуюся Лауру, за стол, мы пили кофе, Лиза без умолку болтала, и от звуков её полного радости голоска отступала наша подавленность. Пришёл Петя, ещё заспанный, и сразу же стал выпрашивать разрешения уйти к своему приятелю на весь день играть. Лаура, узнав, что на сегодня она нам больше не нужна, радостно убежала, видимо, уже имея на воскресенье что-то в виду. Настя осталась с детьми, а я направился принять душ, по дороге зажигая свет, так как за окнами  всё ещё было темно. День, успевший сменить утро, был таким же мрачным.

  Начинало накрапывать. Я залез под горячую струю, с наслаждением смывая усталость, оставшуюся от вечера, потом, спустившись на кухню, уже пустую,  сварил ещё кофе. Настя заглянула в дверь предупредить, что она с детьми отойдёт к соседям, и я остался в доме один.

  И небо стало водой. Начав с редких капель, упавших из матово серого, насколько мог охватить взгляд, пространства не облаков, но неба, ставшего дождём, кто-то, ускоряя темп, всё лил и лил сверху холодные струи, пока не выбрал ритм тоски, заставлявший думать, что дождь будет идти вечно. И дождь шёл.  И казалось, что серое небо давит, потом поднимается выше, но не даст трещины, и не будет солнцу пути к земле. Маурин уже не плакала больше. Она ждала. У неё не получалось ещё две строчки, без которых невозможно было позвать не солнце, но хотя бы один из лучей его.  Маурин сидела в комнате с окнами на север, где лишь на секунду прозрачным стал потолок, чтобы ещё тяжелее опуститься на неё. Но золотом на серебре замёрзли на полу последние упавшие из глаз слёзы, и Маурин вспомнила своё имя. И начала ждать в каменном городе, где всё ещё не оставались на стенах  жёлтые и розовые цвета, хотя люди красили в них свои коричневые дома и радовались, что перестал идти снег.

  – Ты ещё кофе сделал! Я бы тоже выпила чашку. Возьмёшь её? – Настя передала мне Лизу, дремавшую у неё на руках, та поудобней перевернулась, прижалась ко мне и сразу совсем крепко заснула.

  – Она встала в рань несусветную, как обычно, когда нас нет, а Лаура сразу тоже встаёт, вот Лиза и не спит дальше, – сняв куртку, всю покрытую мелкими каплями дождя, Настя села за стол.

  – О, холодный! Я свежий сделаю, а то мне тоже сонно и к тому же холодно. Ты всё время так и сидел здесь?

  – Задумался... Слушай, я отнесу её в кроватку и приду.

  На меня тоже сделай, я ещё чашку выпью. А потом пойду по работе материалы просмотрю, мне завтра опять шефу отчитываться.

  – Так ты даже не отдохнул из-за меня, – она вздохнула.

  – Ну почему из-за тебя? А потом, успею я отдохнуть.

  – Из-за меня. Я тебя на эти шашлыки потащила. Лучше бы отказались...