Текст книги "Утра Авроры"

Автор книги: Мария Фефелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Мария Фефелова
Утра Авроры

Пролог

День ― очередной, совершенно такой же, как прочие, ― медленно клонился к вечеру. Ничего нового он не принёс ― и уже не принесёт.

Орландо не отрываясь смотрел на позолоченный лист в лучах сентябрьского заката. И лист, и закат, и сентябрь казались ему исполненными какого-то простого, скрытого в мелочах волшебства. Когда тебе восемь лет, мир предстаёт перед тобой во всём великолепии своих красок, грёз и далёких горизонтов. Даже если вечером за тобой закроются двери приюта, и мир сузится до маленькой комнаты со старой скрипучей кроватью и библиотечной книгой под подушкой.

Но и такой мир Орландо любил. Он не обижался на жизнь и умел быть благодарным за каждое новое утро. Разве что в глубине сердца всегда ждал какого-то чуда, надежду на которое едва ли мог выразить вслух.

В этот день он искал чуда с каким-то отчаянным вдохновением. Сентябрьский лист тоже был чудом. Орландо пытался убедить себя в этом, но душу не обманешь: он ждал чего-то иного. Чего? Если бы он знал…

Вздохнув, Орландо отвёл взгляд от листка. Пора было идти обратно, иначе он снова опоздает. Впрочем, может быть, он уже безнадёжно куда-то опоздал…

Уже начало смеркаться, когда он свернул на безлюдную улочку, по которой всегда сокращал путь, бегая в библиотеку или в городской парк. Он шёл быстро, глядя себе под ноги, но женщину в свете фонаря заметил сразу.

Она была одета в красивое, явно дорогое платье и не казалась похожей на обычных торговок и горничных, живущих в этой части города. Невольно заглядевшись на незнакомку и удивившись про себя, что она делает здесь одна, Орландо уже хотел пройти мимо, как вдруг женщина как-то странно вскрикнула и прислонилась к фонарному столбу. «Может, ей плохо?» ― подумал Орландо и быстрыми шагами приблизился к ней.

– Синьора, что с вами?

Женщина подняла голову и слабо улыбнулась.

– Как хорошо, что вы подошли, молодой человек. Прошу вас, помогите мне добраться до дома доктора Спенсера, это недалеко. Боюсь, сама я не дойду…

Женщина сдавленно ахнула, подавив стон, и только сейчас мальчик заметил её большой округлившийся живот. Сообразив, что к чему, он понял, что действовать нужно быстро.

– Доктор Спенсер ― это который англичанин? ― деловито осведомился он, польщённый тем, что его назвали молодым человеком.

– Да, да, ― кивнула женщина, ― вы знаете, где он живёт?

– Я всё здесь знаю… Но пойдёмте же, ― спохватился Орландо. ― Обопритесь на меня…

Мелкими шажками они двинулись по улице.

– Почему же вы не вызвали доктора домой? ― первым нарушил молчание Орландо.

– Я не думала, что всё произойдёт сегодня… Ждали только через неделю, ― женщина виновато улыбнулась. ― Хотела встретить мужа, и вот…

Она снова крепко сжала зубы, чтобы не закричать. Орландо больше не пытался заговорить.

Дорога показалась ему бесконечной. Он так разволновался и устал, что с трудом понимал, что происходит, когда жена доктора открыла дверь и, всплеснув руками, увела женщину, когда дальнее окно дома осветилось и тут же задёрнулось занавеской… Он знал, что нужно уходить, но никак не мог сдвинуться с места… Кажется, кто-то ещё заходил в дом, потом выходил и что-то говорил ему, но он так и не ушёл.

Орландо очнулся только спустя час или даже больше. Какой-то человек вышел на крыльцо и закурил сигару. Только тогда Орландо узнал его.

– Доктор Спенсер?..

Он повернулся и удивлённо взглянул на него.

– Ты всё ещё здесь, малыш?

Это прозвучало совсем не так приятно, как «молодой человек», но Орландо сразу отмахнулся от этой мысли.

– Как эта женщина, доктор?

– Синьора Андраде?.. Хорошо, малыш. Приехал её муж, он сейчас с ней. ― Помолчав немного, доктор счёл нужным сообщить Орландо самое интересное. ― У них девочка.

В груди Орландо что-то ёкнуло, хотя он ещё сам не понимал, что послужило этому причиной. Ему вдруг очень захотелось кое-что сделать и, сам не понимая, что говорит, он попросил:

– Доктор… Можно мне посмотреть на неё?

Спенсер метнул на него изумлённый взгляд.

– Зачем?

– Я ведь тоже, можно сказать, принял участие в её появлении на свет. Пожалуйста, доктор…

Спенсер помолчал, раздумывая.

– Не знаю, почему, но ты мне понравился, паренёк. Зайди. Только очень осторожно и тихо.

На дрожащих ногах Орландо поднялся на крыльцо. Он знал, что уже совершенно точно опоздал, но в то же время чувствовал, что наконец-то успел. Неотвратимое свершалось в эту самую секунду, когда он переступал порог.

Свёрток лёг ему в руки, и на мгновение Орландо показалось, что эта девочка, которую он видел в первый и в последний раз, была подобна звезде, упавшей с неба в его ладони.

– Скажите, доктор… Как её назвали?

– Хм… Кажется, Марией.

Часть I. Страсть

I

Нож лежал перед ним.

Почему-то только сейчас он различил детали, прежде недоступные его взгляду. Резная рукоять. Какой-то старый затёршийся рисунок. Острое стальное лезвие. Как быстро это лезвие может решить всё!.. Избавить от тоскливой серой мути, именуемой жизнью. Вернуть ему свободу.

Орландо Феррера думал об этом спокойно, как о булочке, съеденной на завтрак. Страха не было. Скорее, умиротворение. По крайней мере, больше не надо будет просыпаться по утрам с мерзкой мыслью о бессмысленности этого каждодневного ритуала. Не видеть эти лживые улыбки прохожих. Вообще ничего и никого не видеть. Не искать чёртову работу каждый раз, когда заканчивается стройка или заказ, не выскребать эти копейки. Просто не быть.

Не быть. Это казалось заманчивым. Орландо задумчиво повертел нож, приставил острие к пальцу. Через мгновение на коже показалась маленькая красная капля. Отложив нож, Орландо некоторое время равнодушно разглядывал выступившую кровь, затем слизнул её кончиком языка. Вкус показался ему противным.

На улице послышался шум. Почему в этом городишке вечные беспорядки? У человека здесь нет ни единого шанса спокойно уйти из жизни. Кто это вообще придумал ― «уйти из жизни»? Как будто из неё действительно можно куда-то уйти, как из какого-то дома или сарая.

Внизу хлопнула дверь, по лестнице протопали чьи-то грубые башмаки. Орландо поспешно сунул нож за свой кожаный ремень.

– Феррера? Слава Богу, ты здесь! ― Толстый трактирщик Джон попытался отдышаться, но он явно торопился, и воздух с лёгким хрипом вырывался из его горла. ― Идём со мной!

Джон схватил его за локоть и потянул за собой, но Орландо вывернулся.

– Не понимаю, Джон. Я не собираюсь никуда идти.

Трактирщик устало провёл ладонью по вспотевшему лбу.

– Снова стычки, Орландо. Есть раненые.

– Ну, а я здесь причём?

– Как причём? Что значит причём! Там твои товарищи!

– У меня нет здесь товарищей.

Джон резко выдохнул и посмотрел на Орландо со злостью.

– Ну, вот что, оставь-ка свою философию до лучших времён. Им нужна твоя помощь. Подумай об их жёнах и детях!

Орландо меньше всего хотелось думать о чьих-то жёнах и тем более детях, но этот восторженный недоумок просто не даст ему с чистой совестью зарезаться на собственном полу.

– О Боже… Ладно, идём.

***

Комнату освещала луна, когда Орландо наконец вернулся и завалился на постель. Он не рассчитывал, что провозится так долго. В последнее время забастовки и стычки не были редкостью, а без раненых они почти никогда не обходились. Орландо не был врачом, но обладал навыками оказания медицинской помощи, поэтому за ним часто посылали, если по каким-либо причинам не хотели обращаться в городскую больницу. Он не отказывал, но и денег не брал. Смекнув, рабочие стали вместо денег предлагать ему сигары и виски. На это Орландо соглашался, хотя и видел забавную иронию в том, что покупал смерть в обмен на чьи-то жизни.

Не раздеваясь, он сел на кровати, зубами откупорил непочатую бутылку и отхлебнул из горла. С утра он ничего не ел, и желудок обожгло горячей волной. Что ж, так даже, пожалуй, будет лучше. Через час или, если повезёт, раньше ― вряд ли повезёт, у него есть отвратительное свойство не пьянеть, ― голову застелет туманом, и он проспит до позднего утра ― счастье, что завтра воскресенье. Теперь его счастье состояло из незначительных вещей.

В течение получаса Орландо полностью осушил бутылку, но всё оставалось по-прежнему; блаженный пьяный туман не наступал. «Наверняка какой-нибудь ублюдок налил этим идиотам разбавленный виски, ― с бессильной злостью подумал он, отшвыривая бутылку. ― И ведь наверняка божился, что лучшего не найти во всей округе!»

С глухим стоном откинувшись на кровать, он закурил. Когда он затягивался и выпускал дым изо рта, ему казалось, что вместе с этим дымом из тела вырывается и его душа ― такая же бесплотная и никчёмная.

Наконец, его веки стали слипаться. Затушив сигару, Орландо перекатился на бок и натянул вместо одеяла плащ. Может быть, ему всё же удастся заснуть. Сон ― это хорошо. Во сне можно не существовать.

***

Проспать до позднего утра не удалось: Орландо проснулся ещё до рассвета. Мысленно выругавшись, он перевернулся на другой бок и попытался снова заснуть, но это было уже бесполезно.

Как он подумал вчера? Счастье, что сегодня воскресенье? Идиот. Как будто воскресенье лучше какого-то другого дня в неделе, в месяце или в году.

Он встал и нетвёрдыми шагами ― не столько от выпитого накануне виски, сколько от беспокойного сна ― приблизился к столу. Налил из кувшина в стакан чистой воды, залпом выпил. Кроме сухарей и нескольких картофелин, которые он приберёг на крайний случай, еды в доме не осталось, позавтракать было нечем. Впрочем, Орландо не слишком хотелось есть. Его голод был иного рода.

Ему снова снилась та девушка.

Она снилась ему часто, незнакомая и близкая одновременно. Как она была хороша! Как развевались её тёмные волосы, как горели её глаза, как она улыбалась ему своими нежными коралловыми губами! Как лёгкое платье окутывало её фигуру, очерчивая округлые бёдра и маленькие, но налившиеся груди!.. Как она манила его своей обольстительностью и одновременно юной, девственной чистотой…

Но не только это. Было в ней что-то ещё, неподвластное пониманию. Какая-то тайна, которая, как казалось Орландо, была известна только им двоим. Он хотел сказать это девушке, но каждый раз, когда он собирался это сделать, она начинала отдаляться, словно исчезая в тумане… Видение, призрак, мираж…

Он помнил и не помнил её лица. Он не смог бы его описать, но узнал бы из тысячи похожих. Однако каждый раз, выходя на улицы города, он видел лишь подобие женщин: их лица были грубы, фигуры ― расплывчаты, движения ― резки, голоса ― злы, улыбки ― лицемерны… Она не была похожа ни на одну из них.

Он хотел ей это сказать. Он желал спросить её имя, желал узнать, кто она, желал её саму… Он желал её неудержимо и яростно и просыпался ночами, задыхаясь в немом крике и изгибаясь всем телом. Иногда он впивался зубами в подушку, чтобы не завыть ― то ли от отчаяния, то ли от этой бесплодной, иссушающей страсти. При свете луны ему казалось, что на следующий день он уже больше не сможет встать. Но приходило утро, Орландо вставал и, вопреки собственному желанию и пониманию, продолжал жить.

В это утро он почему-то тоже жил, несмотря на нож, который снова задумчиво крутил в руке. Можно сделать это прямо сейчас, целые сутки о нём даже никто не вспомнит. Орландо крепче сжал рукоять, но внезапно остановился.

Двадцать восемь лет ― не рановато ли? Впрочем, кому-то случалось умирать и в более раннем возрасте. Дети погибали от болезней и голода, в кораблекрушениях и пожарах. По сравнению с этими несчастными он уже глубокий старик. Он не обязан ни у кого спрашивать разрешения для своего поступка. Он слышал, что церковь порицает самоубийц, ведь они отдавали назад жизнь, которую им подарил Бог. Так что же? Он не просил такого подарка. А может, когда-то просил? Разве теперь узнаешь…

Орландо тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. И откуда они появлялись? Может, и правда что-то бережёт его, останавливает перед этим шагом. Бред. Но всё же…

Он со вздохом выпустил нож, который, словно замедлившись в коротком падении, со стуком упал на пол. Вторая попытка насмарку.

Сдёрнув с крючка куртку, Орландо спустился на улицу. Он будет честно ждать рассвета и ещё час после него. Если за это время ничего не случится, третья попытка будет последней.

***

Несмотря на своё далеко не весёлое настроение, Орландо ощутил странное удовольствие в том, чтобы идти по улицам ещё спящего города и никуда не спешить. Солнце едва поднялось над горизонтом, золотые лучи слегка позолотили разноцветную листву на деревьях. Орландо шёл, вдыхая хрустально-прохладный воздух. Его никто не ждал, никто не знал, что он здесь, и это тоже было на удивление приятно. Ещё вчера ему казалось, что сон ― единственная радость, которая позволяет ему не существовать; теперь Орландо чувствовал, что есть радость куда более полная ― быть.

Но ведь это ненадолго. Спустя час после рассвета волшебство рассеется, и его уже ничего не сможет спасти. Пусть же эти последние мгновения перед вечностью напомнят ему, как может быть для кого-то прекрасна обычная жизнь. Для кого-то. Не для него.

Ему было хорошо идти вот так, словно одинокому страннику, который прощается с городом перед тем как снова исчезнуть в закате. Или в тумане. Честно говоря, сам Орландо был таким странником. Увы, пройдя много миль и дорог, он так и не нашёл свою обетованную землю. Что ж, может быть, в другой жизни ему повезёт больше.

В груди что-то защемило, словно смутное беспокойство, которому Орландо до этого дня не позволял смущать свои мысли, начало пробиваться наружу. Постепенно беспокойство росло и заполняло собой грудь. Каким забытым и сладостным вдруг показалось Орландо это чувство!.. Он не испытывал его с тех пор как… как…

Воспоминания были ему сейчас совершенно ни к чему. Это всего лишь иллюзия, плод воображения, нервы… Это предчувствие не привело его ни к чему хорошему тогда, не приведёт и сейчас.

Глубоко дыша в такт собственным шагам, Орландо принялся считать, чтобы заполнить мысли и успокоиться. «Один, два, три… восемь… шестнадцать… тридцать пять… девяносто… сто сорок…»

Он дошёл до пятисот семидесяти двух, когда понял, что оказался на набережной. Утреннее солнце окрасило воду в тёплый янтарный цвет. Дома на противоположном берегу реки подрагивали в мареве дымки, покачиваясь и сверкая, словно фата-моргана. Они поднимались кораблями, облаками и скалами, усыпанными алмазами и жемчугами… Они переворачивались, оседали и снова вставали, выше прежнего, касаясь пурпурных небес… Мир дрожал и искрился, готовый открыть Орландо самую великую из своих тайн, сообщить ответ на главную загадку бытия. Но какую из двух ― тайну любви или тайну смерти?

Орландо был уверен в очевидном. Какому-нибудь молодому счастливому дураку откроется первая, ну, а ему остаётся вторая. Это немало для этого паршивого мира. Паршивого ― и красивого. Смерть тоже красива. Нужно быть благодарным.

Орландо глубоко вздохнул и с улыбкой огляделся вокруг. Одна их двух тайн бытия! Так много ― ему!..

Только ли ему? Краем глаза Орландо заметил неподалёку от себя силуэт. Какое разочарование! А он-то поверил, что чудо вот-вот случится!

Но предчувствие внезапно усилилось, и сердце Орландо заколотилось, словно у пойманной птицы, а чувства вдруг обострились до предела, как у хищника, готовящегося к прыжку. Он сделал несколько шагов в сторону человеческой фигуры, уже различая накинутый на плечи плащ и заколотые на затылке волосы.

Тайна смерти? Увы! Жизнь смеялась над ним во весь голос, смеялась искорками в глазах незнакомки, явившейся из старого странного сна.

– Я знала, что вы придёте, ― улыбнулась она, протягивая ему руку и представляясь, так просто, будто они заранее договорились встретиться здесь. ― Мария.

II

Тёмные глаза смотрели на него приветливо и тепло. На мгновение Орландо показалось, что он с головой окунулся в озеро лунной ночью. Щемящее чувство в груди медленно, но неумолимо стало превращаться в волну лучистого живительного света.

– Ветер меняется, ― задумчиво проговорил он, всё ещё пребывая во власти очарования. Лишь заметив, что в её взгляде промелькнуло удивление, он поспешил пожать её тонкие загорелые пальцы.

– Орландо.

– Значит, Орландо. Красивое имя. Оно подходит вам, Орландо. И вы действительно совершенно такой.

– Какой «такой»? ― несколько оторопело переспросил он и тут же понял, какую глупость сказал. Конечно же, он такой. И она совершенно такая.

– Нет-нет, простите, я не это имел в виду. Я узнал вас, Мария.

На её слегка напрягшемся лице снова появилась улыбка.

– Ну, вот и хорошо. Я всегда боялась ошибиться. А ещё больше боялась, что я вас узнаю, а вы меня ― нет.

– Ведь я узнал.

– Да… узнал… Что вы делали здесь?

Сказать ей? Почему нет.

– Несколько минут назад не хотел жить.

– Напрасно. ― Мария произнесла это спокойно, без удивления, без страха. ― Жизнь намного интереснее смерти.

– Кому как.

– Всем так. Жизнь ― это акт любви, Орландо. От него стоит получить удовольствие.

Он никогда не слышал, чтобы женщины так рассуждали. Более того, он не слышал, чтобы и мужчины говорили подобные вещи. От первых стоило ожидать ложной скромности и показного целомудрия, которое называют ханжеством, от вторых ― похабных и грязных шуток за кружкой пива после работы.

– Хорошо, если бы это было так.

– Это так, Орландо. Если сегодня вам не хочется заниматься любовью, это не значит, что завтра вы не будете изнывать от желания.

Он посмотрел ей в глаза, надеясь, что так она не заметит вдруг охватившее его смущение.

– Вы смелая женщина, Мария. Вы всегда высказываетесь так прямо?

Она опустила взгляд.

– На самом деле вы первый, с кем я поделилась этой мыслью. Я долгое время вынашивала её в себе, чтобы она приобрела форму слов.

– Почему со мной?

– Вас это удивляет?

Как ни странно…

– Нет.

Мария снова улыбнулась. Она часто улыбалась, и в её улыбке было что-то до боли знакомое Орландо. Так улыбалась девушка из сна ― невинно и призывно.

– Может, пройдёмся?

– Да. Я угощу вас завтраком.

– Нет, не стоит. ― Орландо в ужасе принялся мысленно считать остаток выручки в своём кармане. Только вчера он заплатил за жильё и вряд ли мог позволить себе выход в ресторан в городе. ― То есть…

– Не волнуйтесь, в этом нет ничего страшного. В следующий раз вы угостите меня. Тем более… Не хотела говорить, но… У меня сегодня день рождения.

– Вот как… Я не знал… Конечно, и не мог знать, но… Ведь это я должен поздравить вас…

– Вот и поздравите. Идёмте.

– Хорошо… Мария, позвольте спросить…

– Да?

– Сколько вам исполнилось сегодня? Если не секрет…

– Не секрет, конечно. ― Уголки её губ снова приподнялись. ― Двадцать.

Двадцать. Двадцать лет назад тоже был сентябрьский день. Мальчик держал девочку на руках и не знал, ничего не знал… Не знал, на какие немыслимые шутки способна жизнь. Не знал, что, вопреки всем наговорам, любовь приходит неизвестно откуда, может быть, из каких-то давно прожитых жизней, из каких-то немыслимых миров, из-за тех мерцающих созвездий, которые каждый вечер он видел над головой. Не знал, что философы, учёные и поэты веками бьются над решением загадки любви, но и они ничего, ничего не знали. Потому что разве можно что-то наверняка знать о том, почему он тогда задал этот вопрос и получил на него такой ответ и почему сегодня этот ответ вновь прозвучал над ним?

«Как её назвали? ― Кажется, Марией».

***

– Не стоило так тратиться на меня, ― смущённо пробормотал Орландо, когда перед ним появились большая порция яичницы с беконом, свежие овощи, хлеб, сыр, горячий дымящийся кофе и ореховый кекс.

– Я не считаю, что вправе съесть больше своего гостя, а я намереваюсь съесть именно столько, ― невозмутимо ответила Мария, принимаясь за еду. ― Мне нравится получать удовольствие, Орландо. Имейте это в виду.

Почувствовав, что снова краснеет, как мальчишка, он принялся за яичницу, стараясь не смотреть на Марию. Она всего лишь сказала, что любит вкусную еду, но Орландо интуитивно догадывался, что речь шла не только об этом. И она знала, что он это понимает.

У Орландо были женщины, но чем больше он отдалялся от возраста, в который только вступила Мария ― то есть от двадцати лет, ― тем реже он пытался соблазнить очередную девушку. Он не знал, когда наступил момент, в который ему вдруг начало казаться, что все его любовные похождения более или менее одинаковы, а оттого ― пресны, а все женщины ― словно бы на одно лицо. Орландо понимал, что становится циничным, но ничего поделать с собой не мог. И однажды он разорвал все свои связи, решив, что просто не создан для отношений. К физической близости он тоже прибегал всё реже; наверное, это было дико для здорового двадцативосьмилетнего мужчины, но вот уже два года он спал один.

Но теперь его, как ему казалось, вполне укрепившиеся принципы, стали пошатываться на своём непрочном фундаменте. Женщина, сидевшая перед ним, была не просто красива. Она была настоящей и искренней. Пусть она сказала, что только ему открыла свои мысли, так что же? Ему определённо нравилось, какой она была с ним.

Орландо снова поднял взгляд на Марию. Она улыбнулась ему, не отрываясь от завтрака. Пожалуй, она выглядела даже несколько младше своих лет, и всё же в ней чувствовалась женщина, знающая, чего она хочет.

Тёмная прядь выбилась из её причёски и замерла, готовая вот-вот упасть на лицо. Орландо некоторое время смотрел на неё, не зная, стоит ли сказать об этом. Может быть, заметит сама? Поправит или не поправит? Сказать?..

Она заметила сама. Отложив вилку, Мария потянулась, чтобы поправить волосы, и ворот её блузки слегка разошёлся, сполна воздав Орландо за его невольные мысли. Он не увидел ничего, чего не должен был увидеть, но полоски незагоревшей кожи между маленькими грудями оказалось достаточно, чтобы распалить его годами дремавшее воображение. Кусок кекса застрял в горле, и Орландо пришлось поспешно хлебнуть кофе, чтобы его проглотить.

– Всё в порядке? ― Мария опустила руку, что вернуло её одежде первоначальный вид, и посмотрела на Орландо. ― Вам душно?

– Нет… Немного, ― поправился он, переводя дыхание и мысленно ругая себя за потерю контроля.

– Может, нам выйти на воздух?

– Нет, не нужно, всё хорошо. Мы ведь ещё не закончили с завтраком.

– Вам нравится?

– Очень.

Мгновенно расслабившись, Мария снова откинулась на спинку стула, глядя в окно. Орландо почему-то пришло в голову, что выражение её лица подвижно, как у ребёнка. Женственность и детскость так причудливо сочетались в ней, что он сам не понимал, что чувствует к Марии. Ещё минуту назад всё в нём вспыхнуло желанием; сейчас же Мария казалась ему маленькой девочкой, с непосредственной искренностью разглядывающей большой и удивительный мир.

– Вы любите осень, Орландо?

Он помолчал, глядя на переплетение солнечных лучей в голубом утреннем воздухе.

– И да, и нет. Осенью хочется улететь. Птицы знают мир лучше людей ― они улетают. А ты остаёшься. И так год за годом.

– Можно ведь тоже улететь. Вслед за птицами.

– Можно. Но у людей крылья слабее.

Он снова замолчал, не желая развивать тему. Потом посмотрел на неё.

– А вы?

– Что я?

– Любите осень?

Мария задумчиво провела пальцем по оконному стеклу.

– Люблю. Осень даёт нам право быть собой. Она ничего не требует, не ждёт от тебя подвигов и мгновенных решений. Осенью живёшь одним днём. Это чудесно.

Орландо пропускал её слова сквозь себя, словно пробуя на ощупь. Каждое казалось ему прекрасным, будто сжатая до нескольких звуков поэма.

– Вы всегда так красиво говорите.

Она вздохнула ― тихо, так можно вздохнуть во сне.

– Многое из того, что я вам говорю, я собирала в слова много лет. И копила, чтобы сказать сегодня.

– Разве вам совсем не с кем поделиться? У вас есть семья?

– Родители и сестра. Мы очень близки, но есть вещи, которые говорят только одному человеку.

– Да… Очевидно, что так. А чем вы занимаетесь? Я имею в виду, вообще.

– Изучаю в колледже литературу и живопись. Вернее, изучала. Этим летом я получила диплом.

– И… что дальше?

– Дальше? Полагаю, дальше я собираюсь жить. Вы считаете, это глупо?

– Я считаю, это лучшее, что стоит делать.

Глаза Марии весело блеснули.

– Значит, вы всё-таки считаете, что жить стоит?

Неожиданно для себя Орландо рассмеялся.

– Ведь жизнь ― это акт любви.

Она довольно кивнула.

– Рада, что вы это сказали.

***

Солнце припекало совсем по-летнему. Ощущая на лице его тёплые поцелуи, Орландо с трудом верил, что ещё несколько часов назад мечтал больше никогда не существовать.

– Мне пора, ― Мария протянула ему руку. ― Спасибо за чудесное утро.

– Спасибо вам, ― Орландо обеими руками сжал её ладонь.

– Тебе, ― поправила она. ― Если ты не против.

– Не против. Мы ещё увидимся, Мария?

– Ты же знаешь, что да.

– Знаю… И всё же хочу оставить залог.

Орландо снял с мизинца кольцо и осторожно надел на её палец.

– Я не думала, что мужчины любят украшения.

– Это не украшение. Оно осталось мне от родителей. Я их почти не помню, только вот, кольцо… Но теперь оно твоё. Считай это подарком имениннице.

– Не нужно, Орландо. Не шути с такими вещами.

– Я не шучу. А если захочу его вернуть, я верну, так и знай. Но теперь уже вместе с хозяйкой.

Мария зарделась, но глаза её засияли.

– Не зарекайся, Орландо. Я ждала этого слишком долго, чтобы перенести разочарование.

Он серьёзно кивнул.

– Я знаю.