Текст книги "Под розой"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

8 августа, три ночи

Я на скалах в Нурдстен. На этот раз я взобралась очень высоко и сижу теперь на самой вершине и смотрю на море. Такая красота стоит, чтобы за нее пострадать, поэтому я стараюсь не думать о своей бедной спине, протестовавшей против этого подъема. На южной стороне острова – удобные для сидения камни, зато на северной – острые скалы, обрывающиеся отвесно в море. Только посвященные знают, что с них открывается чудесный вид.

Сегодня я на острове одна. Я вижу Кидхольмен, Братте, Алме, почти весь архипелаг и даже сушу – Фриллесос, его тихую, обыденную жизнь. Передо мной Нидингарна и другие мелкие островки, но они не мешают вглядываться вдаль, даря ощущение, что передо мной – бесконечность. Море сегодня тихое, луна полная и яркая, она словно соперничает с солнцем, заливая все вокруг ровным серебристым светом.

Я все-таки добралась сюда. Я села в лодку, и мотор завелся с первой попытки. Я поехала к островам, сделала то, что должна была сделать, и бросила якорь на Нурдстен. Я выпрыгнула из лодки с легкостью, как когда-то. Чуть не поскользнулась на мокрых камнях, но все-таки взобралась наверх. Повернув голову, я вижу, что лодка лежит на том же месте, где я оставляла ее двадцать лет назад. Странное ощущение.

Я сижу, поджав колени к груди, пью кофе из термоса и закусываю бутербродами с сыром. Я сделала их из свежего хлеба, хотя сегодня похороны. Мама была бы довольна. Ей всегда нужно было только самое лучшее. Бутерброды чудесно пахнут, и я уже в который раз благодарю небо за то, что старость не лишила меня обоняния. Все проходит, но запахи остаются. К аромату свежего хлеба примешивается запах соли, моря, водорослей, травы, пробивающейся между скалами, крепкого кофе. И среди этих ароматов я улавливаю запахи из моих воспоминаний. Запах передника Бритты, когда я утыкаюсь ей в колени, запах кожи Сюзанны, когда она была младенцем, аромат волос Джона, то, как пахла шерсть Бустера перед тем, как он исчез в мешке. Мамины духи, аромат которых оставался в прихожей после того, как она уходила из дома, захлопывая дверь, чтобы отправиться на вечеринку или «чтобы никогда больше не возвращаться». Теперь она никогда больше не вернется. Теперь все кончено.

Вчера, когда я вернулась домой из нашего сарая для рыбацкого снаряжения, который мы снимаем в Торстенвике, случилось то, что должно было случиться. Среди моих роз стоял Орн и измерял что-то, и его резиновые сапоги уже успели примять мои любимые «Реасе». Я посмотрела на Свена, который стыдливо отвел взгляд.

– Я не хотел тебя расстраивать, Ева, и позвал Орна, чтобы мы могли вместе все обсудить. Зима предстоит суровая, и нам придется заменить трубы. Послушай сама, что скажет Орн. Уверяю тебя, он прав.

Я ничего не ответила, только пошла прямо к Орну, который шагнул мне навстречу, не обращая внимания на розы под ногами. Желтые, розовые и кремово-белые бутоны смешались с грязью, и у меня защемило сердце. Я с трудом заставила себя вежливо поздороваться с Орном, который пожал мне руку, предварительно вытерев ее о брюки. Его водянистые глаза и красный нос с синими прожилками свидетельствовали о том, что он по-прежнему пьет запоем. Волосы у него были грязные и всклокоченные.

– Ты пришел поговорить о трубах?

– А о чем же еще? – удивленно уставился на меня Орн. – Конечно, о трубах. Если не хотите остаться зимой без воды, самое время их заменить. Вообще-то это давно надо было сделать, но раз уж вы сейчас решили… Придется покопать, но…

– Насколько глубоко?

Орн отвернулся и подошел к розам. Я встала рядом.

– Свен сказал, что ты переживаешь из-за роз, Ева. Нам придется выкопать канаву два метра глубиной. Неширокую. А трубы пройдут приблизительно вот здесь.

Орн показал, что канава пройдет прямо среди кустов роз и потом дальше в сад. Он пообещал копать осторожно, заявил, что знает, как выглядят у роз корни, и заверил, что будет обращаться с моими кустами, как с любимой женой. При этом он захохотал и посмотрел на меня, чтобы проверить, как я отреагирую на шутку. Но я развернулась и молча ушла в дом. Свену пришлось играть роль хозяйки и предлагать Орну кофе. Пока они пили его в саду, я тоже налила себе чашку и присела за стол. Но не для того, чтобы писать, а чтобы подумать.

Что бродило у меня в голове, когда я сидела там за столом? Я взяла дневник, погладила его и поняла, что в нем осталось всего несколько чистых страниц. Это было не что иное, как жизнь, переплетающаяся с жизнью, мысль, переплетающаяся с мыслью, неизбежность, обвивающаяся вокруг тела, словно змея. Дневник с розами на обложке. Как Анна-Клара узнала?.. Конечно, она не могла знать, но видела, с какой любовью я ухаживаю за розами, и поняла, где мое самое больное место. Теперь моя очередь. Я должна спросить себя, что мне делать. Что мне предназначено судьбой, и что я могу сделать, чтобы это осуществилось.

Ночью я почти не спала – разговаривала с ушами Бустера. Убедившись, что Свен заснул глубоким сном, подкрепленным двумя таблетками снотворного, которые я разболтала в его бокале за ужином, я встала и вышла в гостиную. Там уже была приготовлена одежда. Луна ярко светила, и я чувствовала, что она со мной заодно. Я достала из гаража лопату и пошла к маминой могиле, как когда-то. Каждое движение лопаты сопровождалось воспоминанием из детства, которые я пыталась успокоить, шикая на них, как старую собаку. Я, которая никогда не умела успокаивать собак.

Руками в перчатках я начала раздвигать розы. Они сопротивлялись, выставив шипы. Сильные гибкие ветви пытались дотянуться до меня, но я была непреклонна. Наконец, я воткнула лопату в землю и начала копать под аккомпанемент своих мыслей. Слова из прошлого, смех звучали у меня в голове. Моя дочь со странностями.Глубокий копок. Ты никчемное существо.Сломанный корень. Я научилась любить себя, тебе тоже придется это сделать.Горсть камней . Я никогда больше не вернусь.Дождевой червяк. Тогда мы едем в ресторан!Еще земля. Нет смысла разговаривать с Евой. Она вообще ничего не знает о жизни. Еще камни. Ты пугливый мышонок. Корни. Любила, любила … А теперь споет Ева!Что-то твердое. Но ты ведь всегда меня презирала, не так ли?Я все копала и копала. Ты трусиха, ты боишься жизни!Я вся вспотела, но копала все глубже. Ловила ртом воздух. Чувствовала боль в груди и в животе. Постепенно я вообще перестала понимать, что делаю.

Наконец заметив то, что когда-то было красным мешком для одежды, я выпрямилась, чтобы перевести дыхание. Передо мной была могила, и следовало быть осторожной, чтобы ничто не проснулось к жизни и не начало кровоточить. Я копала и копала, доставая то, что когда-то было красной тряпкой, вместе с тем, что когда-то было красивой женщиной. Я действовала осторожно, словно раскапывала сокровище. Все выкопанное я складывала на старое покрывало. Красота мимолетна, тлен вечен. Но розы выжили. Я видела кости, лоскутки ткани, когда-то прикрывавшие ноги, которые так любили танцевать, останки, которые когда-то брали от жизни все. Теперь они лежали на старом покрывале. Я завязала его узлом и понесла на руках, как ребенка. Подошла к машине, открыла багажник, снова закрыла. Вернулась к могиле и засыпала ее землей. Все это заняло несколько часов, а на то, чтобы восстановить мою коллекцию роз, потребуются годы. Ну и что. Дайте розам любовь, и вы получите ее обратно. Я прихватила стул, который намеревалась использовать в качестве грузила, засунула его в автомобиль, села за руль и поехала.

В гавани было по-августовски темно и печально, но воздух чист и свеж. Сторож, судя по всему, пил чай у себя в будке. Я без помех перенесла груз в лодку и спустилась в нее. В какой-то момент мне показалось, что кто-то стоит у меня за спиной, но это была всего лишь моя тень: я испугалась самой себя. Мотор завелся с первой попытки: сегодня судьба была ко мне благосклонна. Полная луна ласкала холодными лучами поверхность воды. Мне вдруг пришло в голову, что я никогда не была достаточно сильна, чтобы управлять своей судьбой. Столько всего случилось без моего участия. С этими мыслями я направила лодку по лунной дорожке к горизонту, чувствуя, как меня словно магнитом притягивает к цели.

Отплыв достаточно далеко, я выключила мотор. Умей я определять координаты по звездам, как Джон, могла бы найти место, куда когда-то выкинула мамину сумку с одеждой. Теперь же я доверилась интуиции, и она привела меня в то самое место. Подальше от берега, чтобы не побеспокоить купающуюся молодежь. Это кладбище кажется мне самым прекрасным в мире. Я дарю его тебе, мама. Теперь я знаю: ты была права. Любить. Любовь. Не обязательно употреблять именно эти слова. И тот, кто любит, не обязательно теряет. Теряет тот, кто не умеет любить.

Какое-то время я просто лежала на дне лодки, слушая, как волны бьются о борт, чувствовала, как луна ласкает меня своими лучами, смотрела на узел, на стул и на свои руки, кроваво-красные в лунном свете. И вздрогнула. Я думала о взаимосвязи всего в мире. О своей жизни. О том, что все скоро закончится. Постыдное чувство. Вспоминала уши Бустера и всё, что им пришлось выслушать. Вспоминала Пикового Короля у своего изголовья. Он всегда был рядом, хотя я этого и не осознавала. Я думала о том, чем закончилось наше противостояние с мамой. Что моя жизнь началась и кончилась в ту минуту, когда я ее убила. То, что я сделала тогда, было вызвано желанием отомстить, но то, что я делаю сейчас, продиктовано любовью. Я дарю тебе подарок, мама. И тут я увидела ее перед собой. Длинные светлые волосы. Огромные глаза. Яркая красивая одежда. Губы, радостно смеющиеся губы. Эхо далеких слов. Твоя мама особенная.

Последнее письмо Джона. Ощущение, что оно написано во время войны, хотя он писал, что примирился с самим собой. То же самое чувствовала сейчас и я – в лодке, со всех сторон окруженная водой. Я тоже могла примириться сама с собой. Джон как-то написал, что нас с ним навсегда соединило море. Я ответила, что надеюсь, скоро он пересечет Атлантику, чтобы встретиться со мной. Джон написал, что для этого ему достаточно будет пересечь Балтику, но даже Атлантика не помешала бы ему снова меня увидеть. Он был прав. Сейчас, в море, я чувствовала, что на самом деле мы с ним навсегда остались вместе. Потому что самые сильные чувства не умирают, они просто перерождаются в новое состояние.

Я больше не получала от него писем. И не писала ему. Его последнее письмо дышало поражением и смертью, и когда писем больше не последовало, я решила: так этому и быть. Для меня он был мертв. Но сейчас, собираясь подарить морю маму, я вдруг поняла, что у меня есть выбор. Я могу все выяснить. Наверное, я должна это выяснить. Тогда я не смогла его простить. Может, теперь пришло время прощать?

По пути к Нурдстен я видела тюленей у острова Алме. Тюлениха рожает только одного детеныша, полностью белого, и он остается таким в течение трех недель после рождения, а потом его мех темнеет. Но не все детеныши рождаются белыми, и кто знает, когда пушок невинности сменяется проседью опыта? Я родила белого детеныша, и у него тоже есть право знать. Как и у меня, когда я сама еще была белой.

Я никогда не лгала Сюзанне. Свен был для нее только Свеном. Но когда она спрашивала меня о своем отце, я называла только имя, месяц и год. Почти столько же информации, сколько мама сообщила мне перед смертью о моем папе. Я рассказала Сюзанне, что мы с ее отцом познакомились в Стокгольме и что он служил на корабле под названием «Минерва». Потом с ним случилось несчастье. Его смыло волной за борт. Как моего папу. Но поскольку она была маленькой, я рассказывала это как сказку. Говорила, что его проглотил кит, как Иону, а потом наверняка выплюнул на каком-нибудь необитаемом острове. Я рассказывала, что иногда китам нужно уйти под воду, чтобы возродиться к новой жизни. Так я говорила Сюзанне, пока она, повзрослев, не поняла, что, утонув, невозможно вернуться.

Я не считала это обманом. Убедила себя, что так оно и было. Я говорила правду, просто эта правда имела мало общего с реальностью. И мне так часто приходилось рассказывать о нашем знакомстве в Стокгольме, что эта история затуманилась в моем сознании. А потом вопросы прекратились. Может, Сюзанна поступила, как и я в свое время. Искала человека по имени, месяцу и году рождения и не смогла найти. И, как и я, смирилась. Но здесь, в море, я поняла, что обманывала дочь. Что обман не смешивается с любовью, как бы не трясли бутылку: любовь всегда будет сверху, а обман снизу. Здесь, в море, я поняла, что обязана рассказать Сюзанне правду, чтобы не быть такой, как мама. Нельзя допустить, чтобы мою дочь преследовал ее собственный Пиковый Король. Я хочу, чтобы она сохранила свой белый мех на всю жизнь.

Пиковый Король. Я посмотрела на воду. Кто он был? Тень? Идея? Я встала и подошла к узлу на дне лодки. Положила его на стул, крепко привязала шнуром, подняла и выбросила за борт. Волны с бульканьем поглотили свою жертву, и на воде в том месте, где мамино тело последовало за сумкой с ее вещами, остались только круги. Море заволновалось, но вскоре снова успокоилось. Симон. Джон. Мама. Подняв глаза, я увидела темную фигуру на вершине скалы и улыбнулась. Я знала, он не сможет пропустить это событие. Казалось, он чего-то ждет. Я помахала ему, развернула лодку, направила к острову, бросила якорь, вышла и взобралась на скалу. Теперь я сижу здесь. Остальное, как говорится, покрыто мраком.

Я только что достала фляжку и налила в стакан, который прихватила с собой, красного вина. Я подняла стакан навстречу луне и дала лунному свету смешаться с его содержимым. Потом салютовала моему темному спутнику и сделала глоток вина с легким привкусом какао.

 
То божество намерения наши довершает,
Хотя бы ум наметил и не так…
 

Боги определяют нашу судьбу, как бы мы ни старались это изменить. Таков мой вольный перевод этого философского изречения. Я снова подумала о покое. О прощении. Я отняла у Бустера жизнь, но сделала его своим лучшим другом. Я предала Калле, но он нашел другую девушку и добился успехов в математике, сделав то, о чем я сама мечтала когда-то. Я причинила боль Бьёрну, но надеялась, что таким образом помогла ему примириться с самим собой и со старением. Я поспособствовала тому, чтобы Карин Тулин выгнали из школы, но благодаря этому она нашла свое истинное призвание. Я убила свою маму, но таким образом пробудила ее к новой жизни, к новой экзистенции.

И внезапно все они закружились у меня перед глазами в безумном танце: такса Жокей, за ней Бустер – еще с ушами, дальше я различила Калле, Бьёрна, Карин Тулин, Свена, Сюзанну, Анну-Клару… Я видела Бритту с распущенными волосами, смеющуюся, лежа на снегу, а за ней – Джона. Он улыбался, не улыбаясь, но в глазах его светилась радость, он держал Бритту за руку и смотрел на меня. И тут я увидела маму.

Она танцевала в праздничном красном платье. Ее длинные ноги были босыми, и она откидывала назад свои роскошные волосы. И смеялась, пока ее смех не превратился в крик одинокой чайки, летящей над морем.

10 августа

Человек на другом конце трубки сделал усилие, чтобы на четком английском объяснить мне:

– Полагаю, он сейчас на пенсии. Если он служил во флоте, то получает пенсию, и тогда мы сможем разыскать его адрес. Предлагаю вам написать ему письмо. И послать его нам вместе с запиской, в которой вы изложите всю информацию, которая вам известна. Мы, в свою очередь, сделаем все возможное, чтобы доставить ваше письмо адресату. Пошлите конверт по адресу: ASPAA (С), Management Service Case Work, Centurion Building, Grange Road, Gosport, Hampshire P0139XA. Повторить? Как я уже сказал, мы сделаем все, что в наших силах.

Дневник дописан. Передо мной лежит пустой лист бумаги и останки жизни. Берясь за ручку, я чувствую себя так же неуверенно, как в тот день, когда впервые писала мужчине, с которым провела дождливый день в Стокгольме. Сердце бьется в груди, ладони потеют, хотя я еще не написала не строчки. Я не знаю, как написать, что сказать… Но слова сами берут дело в свои руки, как и тем летом. Рука сама собой выводит буквы: « Dear John». И дальше:

«То божество намерения наши довершает, Хотя бы ум наметил и не так… Может, эта цитата говорит тебе о чем-то… о ком-то?»

Послесловие

Я проводила лето во Фриллесосе всю мою жизнь, и это место значит для меня слишком много, чтобы это можно было описать словами. Скалы в Нурдстен существуют на самом деле, как и другие места, описанные в книге, но сама она – плод фантазии. Я взяла на себя смелость придумать магазины, рестораны, людей, чтобы вывести их в романе. Например, описание домов престарелых не имеет ничего общего с реальностью, как и жалобы персонажей на шведскую систему ухода за пожилыми людьми.

Все герои романа вымышлены, и любое сходство с реально существующими людьми – чистая случайность.

Любовные игры китов нельзя увидеть на западном побережье Швеции. О них можно услышать в песне Кристофа Штелинга «Die Liebe der Wale im Eismeer» – «Любовь китов в Ледовитом океане».

Послесловие переводчика

Когда пару лет назад на книжной ярмарке в Гётеборге мне представилась возможность встретиться с Марией Эрнестам, уже тогда суперпопулярной писательницей, чье время было расписано по секундам, я поняла, что успею задать только один вопрос. И спросила о том, что во время работы над переводом романа волновало меня больше всего: почему у матери героини нет имени. «Дело в том, – улыбнулась Мария, – что ты можешь читать книгу, как тебе больше нравится: хочешь поверить в то, что Ева убила свою мать, – значит, так оно и было, а если предпочитаешь, чтобы она совершила убийство только в мыслях, то вредная старуха Ирен – и есть ее мать».

Книги Марии Эрнестам не стоит воспринимать буквально. Ей нравится играть с читателем, запутывать его и удивлять. В ее романах все совсем не так, как кажется на первый взгляд, и в расставленные ловушки очень легко попасться. Недаром писательница говорит, что главный источник вдохновения для нее – сам Уильям Шекспир. А ведь его произведения уже не один век вызывают самые разные толкования.