Текст книги "Мятный шоколад"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 12
Небезупречный Сан Саныч

– Теть, ну кто так делает?! Кто так делает, я тебя спрашиваю? Мало того, что ты меня не потрудилась разбудить и я проспала, как сурок, целые сутки! Так еще вон что устроила! – недовольно ворчала Алечка, расхаживая по спальне в объемном махровом халате Сан Саныча и сочувственно поглядывая на кровать, где в позе роденовского «Мыслителя» сидел сам владелец халата, печально смотрел в глубь себя и не шевелился. Сходство с шедевром великого скульптора было просто потрясающее, если бы не одно «но» – под глазом у окаменевшего Сан Саныча красовался свеженький фингал, а левая щека существенно отличалась по цвету от правой и полыхала ярким пурпуром.

– Аль, прекрати ходить туда-сюда, у меня и без тебя голова раскалывается, – умоляюще попросила Зинаида и сосредоточенно уставилась в открытый пустой чемодан, который лежал тут же, на кровати, рядом с ее благоверным.

За время Алечкиного беспробудного сна произошли некоторые знаменательные события. Оказалось, что безупречный Сан Саныч не так уж и безупречен и у него в другом городе есть законная супруга и малютка-дочь девятнадцати лет, которых негодяй бросил на произвол судьбы и испарился в неизвестном направлении! Об этом сообщалось в письме, которое утром принес почтальон и передал в руки Зинаиде. Весть о внезапно возникшей на горизонте жене сразила тетушку как молния: сразу стало понятно, почему Сан Саныч все время тянет с заключением официального брака с ней, Зинаидой! А она-то, дура, списывала нерешительность избранника на робость и застенчивость его чуткой творческой натуры! Разгоряченная новостью тетушка пришла в неистовство и решительно направилась в комнату с намерением навешать «жениху» тумаков. Это оказалось не так-то просто сделать: чуткая творческая натура гробовщика мгновенно уловила замысел Зинаиды, и Сан Саныч попытался ускользнуть от карающей руки правосудия. Целый час Зинаида, вооружившись метлой, носилась с воплями за прытким и увертливым бывшим будущим мужем среди крестов и могил по кладбищу, пока не догнала…

Уже потом, дома, состоялся подробный «разбор полетов», не без прямого участия Алевтины, которая попросила Сан Саныча все спокойно объяснить и угомонила наконец бушующую Зинаиду. Сан Саныч конструктивно изложил свою версию событий, и тетушке стало стыдно, но не так чтобы уж очень, так как жених все же в некотором роде ее обманул. Оказалось, что много лет назад, а точнее – двадцать, Сан Саныч не вовремя вернулся домой и застал свою жену в объятиях родного брата. Решение, как поступить, пришло сразу: выяснять отношения он не стал, оставил ключи от своей, кстати, квартиры у зеркала возле двери и просто ушел. Ключи, как ему казалось, должны были объяснить все. Ему хотелось лишь одного: чтобы его не искали и забыли о нем навсегда. Несколько лет он скитался, подрабатывал где придется, жил где попало. Это был побег от себя и от боли, которую он пережил в тот момент, когда понял, что его предали два самых любимых и родных ему человека. Понемногу боль притупилась, но вернуться домой он не пожелал и осел здесь, в этом маленьком провинциальном городке, обжился, организовал свой небольшой бизнес, встретил Зинаиду. О том, что у него есть дочь, Сан Саныч узнал только сегодня, и в данную минуту, вернее, час, пребывал в глубокой задумчивости, пытаясь принять взвешенное, обдуманное решение – как ему поступить. Душу Сан Саныча терзали противоречивые чувства: с одной стороны, он бы все отдал за возможность увидеть собственного ребенка и был бы только рад загладить перед дочерью свою вину, как материально, так и морально, с другой – он был совершенно не уверен, что ребенок этот – именно его собственный. А заглаживать вину перед чужим чадом, да еще зачатым во грехе, Сан Саныч совершенно не собирался.

– Так, Сан Саныч, все! В любом случае нужно ехать и на месте разбираться! Кстати, я еду с тобой! И не возражай мне, одного я тебя в это семейное змеиное гнездо не отпущу, – решительно заявила Зинаида, распахнула шкаф и стала складывать в чемодан вещи. Решительность тетушки благотворно повлияла на Сан Саныча, он наконец «отмер», преданно посмотрел Зинаиде в глаза и с нежностью произнес:

– О, mon ami, merci bien!

– Вот за что я его и люблю – романтик! – философски изрекла тетушка и засунула в чемодан новые подтяжки благоверного.

– Так, значит, вы уезжаете вдвоем? – робко поинтересовалась Алечка.

– Да, mon ami, – спохватился Сан Саныч, обращаясь к тетушке, – если мы едем вдвоем, то кто же нас подстрахует?

– Аля, кто же еще? Ты ведь согласна, детка? – вопросительно взглянула на нее тетушка.

– Но я же…

– Она согласна, Сан Саныч. Так, что же мне надеть? Мы ж не какие-нибудь там без роду, без племени! Пожалуй, траурный муаровый костюмчик сойдет, элегантно и не очень вызывающе. Мы ж не на свадьбу едем, в конце концов! Может, шляпку еще надеть? Как ты считаешь, Аля? – Тетушка сняла с антресоли некое громоздкое сооружение из шелка, тюля и искусственных цветов и водрузила его себе на голову. В сочетании со спортивным костюмом и кроссовками, в которых пребывала тетушка в данный момент, – шляпка смотрелась просто грандиозно.

– Ты у меня красавица, mon ami! – восхищенно воскликнул Сан Саныч.

– А она? – осторожно спросила тетушка. Вопрос – как выглядит соперница, волновал ее в первую очередь.

– Что – она? – смущенно переспросил Сан Саныч.

– Какая она, твоя жена? В том смысле, тогда какая была? – уточнила тетушка.

– Она, – с придыханием сказал Сан Саныч, искоса поглядывая на Зинаиду, – тогда она была… похожа… на куклу, – мучительно подбирая слова, охарактеризовал свою неверную супругу Сан Саныч.

– Такая же красивая? – потерянно спросила Зинаида, плюхнулась на кровать и тяжело вздохнула.

– Нет, такая же глупая и глазастая, – хихикнул Сан Саныч и прижал Зинаиду к себе.

Тетушка с удивлением посмотрела на будущего благоверного: ранее в попытках шутить Сан Саныч замечен не был, и только что перед ней открылась еще одна неизведанная черта его тонкой, многогранной натуры. Сан Саныча же в данную минуту буквально во все стороны распирала гордость оттого, что потрясающая женщина, которую он страстно и нежно любил, вздумала его ревновать и даже позволила себе применить в отношении его физическую силу! Они сидели и смотрели друг на друга по-новому и не замечали ничего вокруг себя, пока Алечка не прервала их идиллию и не вернула обоих романтиков к реальности.

– Так и быть, я согласна! Единственное «но» – я не умею делать гробы! – густым басом сказала девушка и встала перед сладкой парочкой, уперев руки в бока.

К счастью, от Алечки данное и не требовалось: этого добра у Сан Саныча в мастерской всегда был большой запас, так как гробы, даже такие эксклюзивные, в общем-то, не принято заказывать заранее. И хотя в практике гробового мастера подобные прецеденты случались, но они были редким исключением из правил.

В обязанности Алечки вменялось лишь демонстрировать товар, описывать его достоинства и отпускать по установленной цене.

– Да ты не волнуйся, Алечка, – успокаивала ее тетушка, – мы будем отсутствовать всего пару дней. Съездим, разберемся, что к чему, и обратно вернемся.

– Надеюсь, что за это время никто не умрет, и я в частности, – буркнула Аля себе под нос.

Тетушка пропустила слова племянницы мимо ушей и продолжила наставления:

– Так, денег я тебе оставила, еды в холодильнике полно, инструкцию с характеристиками гробов Сан Саныч тебе приготовил, в ней все подробно описано, даже какие вопросы надо покупателю задавать… Главное, не волнуйся: представь, что ты продавец мебели, шкафов там или диванов… Все, целую, не скучай!

За тетушкой и Сан Санычем закрылась дверь, и девушка вновь осталась наедине со своими проблемами и страхами в уютном домике гробовщика. Радовало только одно – дверь изнутри запиралась на хитрый замок и цепочку, а окна первого этажа защищали кованые декоративные решетки. Так что ни через окно, ни через дверь со стороны улицы проникнуть в дом было невозможно. Хотелось, во всяком случае, на это надеяться. Осталось проверить, все ли в порядке на втором этаже.

Наверх вела практически вертикальная опасная лестница, упиравшаяся в крышку люка в потолке, который и являлся, собственно, дверью на чердак. Взобравшись по неудобным ступенькам, кряхтя от натуги, Алечка откинула тяжелую крышку люка, поднялась еще на пару ступенек и оглядела пыльное, заваленное всяким хламом помещение. Похоже, второй этаж в доме почти не использовался и служил скорее складом ненужных вещей и прочей утвари, которую, как правило, выкинуть на помойку рука не поднимается. На чердаке стоял полумрак. Единственное закопченное мутное окошко света почти не пропускало. Впрочем, на освещенность Алечке было плевать, ее волновал совсем другой вопрос: можно ли проникнуть в дом через окно второго этажа. «Нельзя», – пришла она к однозначному выводу, громко чихнула в подтверждение своих слов, с чувством исполненного долга спустилась вниз, сняла со стены икону, уселась по-турецки на ковер, положила икону на пол перед собой и принялась вдохновенно молиться о здравии всех горожан и жителей ближайших населенных пунктов, умоляя господа оставить их всех в живых хотя бы до возвращения тетушки и Сан Саныча. Исчерпав весь свой ресурс внезапного вселенского человеколюбия, Алечка вернула икону на прежнее место и подошла к окну. Яркий летний день буквально слепил. Кладбищенские кресты, ограды и памятники плавились в раскаленном солнцем воздухе. Безветрие, тишина, покой… но гнетущее чувство невидимой опасности внезапно вернулось. Вернулось и липкое, неприятное ощущение, что за ней наблюдают. Но кто? Откуда? Зачем?!

Как ей все надоело! Аля зло прищурилась, сложила руку в кулак, отогнула средний палец и выставила руку перед собой.

– Вот вам всем, козлы! Попробуйте теперь меня достать! – крикнула Аля, состроила рожу, высунула язык и даже зажмурилась от удовлетворения…

…Клим остолбенел. Какая-то наглая растрепанная девица показывала ему очень неприличный жест и строила рожи из окна того самого дома, куда он, собственно, и направлялся.

«Сейчас я ее придушу», – мило улыбнулся он, решительно миновал двор и кулаком постучал в дверь с металлической табличкой, на которой значилось: «Эксклюзивные гробы от производителя по доступным ценам».

* * *

Несколькими часами раньше…

«Если ты уверен, что жив – это не значит, что ты не умер! Нет, если ты уверен, что не умер – это не значит, что ты еще жив. Вернее, если тебя, блин, до сих пор не убили, это не значит, что тебя не убьют потом! А если подобная ахинея лезет в башку, то это значит, что тебя сильно стукнули по этой самой башке прикладом от «калаша» и, вероятно, произошел какой-то программный сбой, да такой серьезный – что аж на философию потянуло! И все же, если тебя пока еще не убили… – Клим поморщился, отлепил ото лба мерзкую паутину, скрутил ее в маленький комочек и щелчком отправил в темноту. Темень кромешная, глаза так и не привыкли ко мраку. Комната без окон, вероятно, подвал – он обследовал все на ощупь, как только очнулся, – металлическая дверь, неровный цементный пол, холодные кирпичные стены, скрипучая кровать без матраса, шаткая табуретка, алюминиевая кружка с пыльной водой, ведро… – Ай, молодцы! Предусмотрели все: есть что попить и куда пописать – живи и радуйся, только вот ухо болит. Может, все же не убьют? А ухо-то как болит! Куда, интересно, Заболоцкого дели?» Клим придвинулся к стене и приложил опухшее ухо к прохладному шершавому кирпичу. Полегчало уху, но не Климу: беспокойство за судьбу друга так давило на грудную клетку, что останавливалось дыхание.

Заболоцкого было жаль, он не был ни в чем виноват. Собаку тоже было жаль, по-человечески так жаль, до слез… Жаль было и свое ухо, родное все ж таки… Ужас, как же он потом провонял, и когда успел только? Козлы! А вот егеря Николая почему-то совершенно не жаль. Неужели он так очерствел?

За дверью послышались приглушенные торопливые шаги. Клим сел и напрягся, кровать под ним издала скрипучий стон. В замке со скрежетом повернулся ключ. Дверь распахнулась. Свет от мощного фонаря резанул по глазам и ослепил.

– Шуруй на выход! – гаркнул охранник.

– Куда? – вежливо поинтересовался Клим и загородил рукой лицо – свет, направленный в глаза, мешал ему видеть выражение лица собеседника, и Клим нервничал еще больше, потому что не мог хотя бы приблизительно представить – что же его ждет?

– После узнаешь, – ухмыльнулся охранник, – вставай!

– Фонарь убери, – медленно поднявшись с кровати, попросил Клим. Охранник недовольно хмыкнул, но просьбу исполнил.

– Иди, и не вздумай дурака валять, пристрелю, – предупредил охранник и, ткнув его для убедительности автоматом в спину, пропустил вперед.

Они поднялись по тускло освещенной узкой лестнице, миновали небольшой коридор, поднялись еще выше и оказались в светлой просторной комнате. Это был кабинет с большой богатой библиотекой.

Иван Аркадьевич сидел в кресле-качалке у открытого окна. Несмотря на жару, ноги его были укрыты клетчатым шерстяным пледом. На подоконнике имелись раскрытая толстая тетрадь, кофейная фарфоровая чашечка, почти прозрачная, с тонким золотым ободком, хрустальная пепельница, полная изломанных окурков, позолоченная зажигалка и измятая пачка сигарет. Внешне хозяин выглядел спокойным, но у Клима от ужаса волосы на затылке зашевелились и подкосились ноги. Сесть ему, однако, никто не предлагал, и Клим так и остался стоять посередине комнаты под прицелом этих сухих, водянисто-голубых глаз. Старик молчал и ждал. Клим нервничал и пытался найти подходящие слова, чтобы хоть как-то оправдаться.

– За что вы убили Николая? – неожиданно для самого себя брякнул Клим. Это было самым глупым, что только можно было сказать, так как этой выходкой он подписал себе окончательный смертный приговор.

– Николая никто не убивал, он утопился, – сухо сказал Иван Аркадьевич. – Значит, вы подумали, что мы устранили егеря, поэтому и решили спешно покинуть базу?

– Как это утопился? – растерялся Клим. – Но… почему?..

– Я его уволил и попросил покинуть базу, но он пожелал остаться, вот таким вот странным образом. Кстати, он оставил прощальное письмо, в котором сообщил, что хочет стать духом озера и оберегать его покой вечно. Жаль его, хороший был мужик.

– Так, значит…

– Вы не ответили на мой вопрос, Клим, – жестко прервал его старик. – Вы решили уехать, потому что подумали, что я могу так поступить с человеком, который у меня работал?

– Я вас не знаю, – буркнул себе под нос Клим.

– Тогда я кое-что о себе расскажу. Слушай и запоминай. Николая не за что было убивать: это я ему подкинул идею пугать клиентов злыми духами и прочей мурой. Должна же быть у озера своя легенда! С одной стороны, это загадочно и привносит некую необычность, с другой – позволяет полностью контролировать каждый шаг наших гостей во избежание, опять же, всяческих неприятностей. Обычный маркетинг, рассчитанный на скучающих богатеев, которым все до тошноты приелось. Вернувшись в Москву, вы непременно бы об этом рассказали своим друзьям, накрутив новые, леденящие душу подробности, и народ валом бы повалил на базу. К сожалению, Николай увлекся и… переиграл. Мало того, что он сам поверил во всю эту чепуху, так еще и свои прямые обязанности не выполнял. Озеро имеет свои особенности, как и любой другой водоем. Если не знаешь предпочтений здешней рыбы – ничего не выловишь. Первые клиенты после трех дней бесполезных попыток поймать хоть что-то уехали в гневе. Ведь мы гарантируем достойный улов и прописываем это в договоре. Я не понимал, что происходит, но стал догадываться, что виной всему Николай. Когда я брал его на работу, его профессиональное досье было тщательно изучено, и я выяснил, что он – один из лучших ихтиологов в России! Прочие подробности меня на тот момент не волновали. То, что он болен маниакальной шизофренией и состоит на учете в неврологическом диспансере, я узнал позже. Хочу также подтвердить, что расстались мы вполне мирно, мне и в голову не могло прийти, что он покончит с собой.

– Простите… – замямлил было Клим, но старик вновь его перебил:

– Николая не за что было убивать, но вы – другое дело. – Хозяин замолчал, потянулся к зажигалке, повертел ее в руках, зажег, сконцентрировал взгляд на голубовато-желтом пламени, потушил, отложил зажигалку в сторону и поднял глаза на Клима. Клим непроизвольно вздрогнул, ему вдруг стало страшно от мысли, что Заболоцкого больше нет, что его убили! Но за что, господи?!

– Что вы сделали с Петром? – сжав кулаки, сквозь зубы процедил Клим.

– Ничего. Он жив и в относительном порядке, – скупо объяснил Иван Аркадьевич, и Клим вздохнул с облегчением.

– Как я могу загладить перед вами свою вину? – искренне спросил он. – Я понимаю, что исправить ничего нельзя. Мне очень жаль, что все так вышло. Мне действительно жаль! Но это была случайность. Нелепая случайность! Я довольно богатый человек… Понимаю, это звучит кощунственно, но, возможно, я смогу как-то компенсировать вам утрату?

Старик развернулся, потянулся к подоконнику. «Сейчас в меня полетит хрустальная пепельница», – решил Клим и втянул голову в плечи. Опасения его не подтвердились. Иван Аркадьевич вытянул из пачки сигарету, прикурил и выдул дым к потолку.

– Глаша сейчас в местном морге, – сухо сказал он. – Займись похоронами. Это мое первое желание.

– Да-да, конечно, я все сделаю. Только… я не знаю, как хоронят собак, – пролепетал Клим.

– А кто тебе сказал, что Глаша – собака? – нахмурился старик. – Ступай, у охраны заберешь ключи от своей машины. Они ее от крови отмыли и заправили. Вчера вы пытались удрать с базы с пустым баком, – без тени улыбки сообщил Иван Аркадьевич. – Они объяснят тебе, куда обратиться. Можешь пешком прогуляться, если хочешь. Здесь все близко, городок маленький.

– Вы даете мне полную свободу? – обрадовался Клим. – Нет, я, конечно, сделаю все, о чем вы меня попросили. Просто любопытно, чем же я заслужил ваше доверие? Не боитесь, что я просто сбегу?

– Нет, – усмехнулся Иван Аркадьевич, – я передам твоему другу от тебя привет.

– Ах, вот оно что? – догадался Клим. – Вы взяли Заболоцкого в заложники и теперь будете манипулировать мной как вам заблагорассудится! Что вы там про первое желание говорили? Если есть первое, значит, будет и второе? Сколько же всего будет этих желаний? А, позвольте, я сам догадаюсь – их будет три! Угадал? – истерически выкрикнул Клим.

Ответ он нашел в глазах старика и понял, что попал в точку. По спине вновь пробежал холодок. Сомнений не было: он оказался в руках у сумасшедшего любителя сказок, да еще, по всей видимости, наделенного деньгами и властью. Что может быть хуже зацикленного на какой-то идее фикс шизофреника с деньгами? Какие бредовые планы могут прийти такому человеку в голову? Хорошо, если вторым желанием будет добыть «синюю птицу» или «аленький цветочек». Хуже – если потребуется сразиться с драконом. Господи, нет! Это все ерунда, определенно, старик задумал нечто более изощренное, чтобы ему отомстить. Идиотизм какой-то! Это ж надо так влипнуть! Неожиданно в голове Клима мелькнула странная мысль, которая своей абсурдностью привела его в состояние, близкое к истерике. Прозвище Заболоцкого как нельзя лучше подходило к данной ситуации: лягушка – Пипа – в заточении у злого Кощея Бессмертного, а Клим – рыцарь, призванный ее… его спасти, выполнив три желания. Или там что-то другое было? Точно, он все перепутал, смерть Кощея находилась в яйце. Может, у этого фольклориста в этом самом месте смерть и затаилась, и следует стукнуть его хорошенечко промеж ног, чтобы проблема решилась сама собой? Он даже похороны согласен взять на себя… Местечко на кладбище организует рядышком с любимой Глафирой… Соблазн был так велик, что Клим, подавив в себе истерический смех, сделал шаг в сторону Ивана Аркадьевича. Рука старика молниеносно нырнула под плед, так же быстро вынырнула – и Клим замер на месте. Иван Аркадьевич ухмылялся, направив на него дуло пистолета.

– Я пошел, – криво улыбнулся Клим и попятился к двери.

– Ступай и помни – все должно пройти по высшему разряду. Завтра, после похорон, я решу, что тебе делать дальше.

Дальше он найдет Заболоцкого, и они вдвоем смотаются отсюда – вот что будет дальше, решил Клим и вышел за дверь.

Получив необходимую информацию и ключи от своей машины у охранников, Клим в сопровождении одного из них вышел на улицу. Рядом с домом Ивана Аркадьевича поблескивала отполированными боками машина Клима. Он внимательно оглядел бампер. Небольшая вмятина: это все, что напоминало о вчерашней трагедии, но по телу поползли гадкие мурашки и стало холодно, несмотря на жаркое летнее утро. Он открыл дверь машины и некоторое время боролся с собой, пытаясь справиться с паникой, но страх взял верх – в таком состоянии садиться за руль было опасно.

– Прогуляюсь пешком, – сообщил он охраннику, с силой хлопнул дверцей и направился к воротам базы.

Когда Клим, огибая озеро, миновал лес и вышел в поле, в голове у него возникло смутное подозрение, что заняться похоронами несчастной убиенной Глафиры старик поручил ему не просто так. Эх, жаль, что в детстве у него не было бабушки, а мама вкалывала от зари до зари и сказочки ему на ночь не почитывала, некогда ей было… Какое, оказывается, у него было трудное детство! Все сказки в башке перемешались. Может, старик своей больной головой решил, что его собака – это заколдованная спящая принцесса? Что он там сказал? Ах, да, типа: а кто это вам сказал, что Глаша – собака? Вот идиот! При таком раскладе не исключено, что на похоронах этот полоумный фольклорист заставит его целовать свою зверюгу в пасть! Мысль эта показалась такой дикой, что у Клима нервно дернулось левое веко. Он остановился и потер глаза, пытаясь успокоиться. Не хватало еще, чтобы вернулись давно забытые проблемы переходного периода его жизни, от которых он избавился, лишь миновав рубеж совершеннолетия. Память резким рывком отбросила его в отрочество: прыщи на лбу, спрятанные под длинной небрежной челкой, излишняя агрессивность, тупое упрямство, бас, прорывающийся сквозь писклявый фальцет, пальцы все в мозолях от жестких гитарных струн, убогая школа, несъедобная манная каша, занудные училки с вечными претензиями, потные раздевалки физкультурного зала, рано повзрослевшие одноклассницы с ядовитым облупившимся маникюром, ночные поллюции… О чем это он? Ах да, самой большой неприятностью был нервный тик. Жуткая штука, мучившая его в период активного полового созревания. Начинался он обычно в самый неподходящий момент, когда, набравшись наглости, он пытался произвести впечатление на какую-нибудь симпатичную особь противоположного пола. Да… его юность не была безоблачной!

Веко опять неприятно дернулось, вернуло его в настоящее и вывело из себя окончательно. Клим со злости сплюнул под ноги и, словно конь, ударивший копытом о землю, ринулся по нужному адресу. До города оставалось – рукой подать.