Текст книги "Мятный шоколад"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8
Единение с природой

Ухабистая проселочная дорога плавно пошла в гору, затем резко оборвалась вниз, и, как по волшебству, прямо перед глазами разлилось широкое озеро, окутанное утренним туманом.

Клим резко затормозил на середине холма, дернул до упора ручник, вышел из машины и глубоко вдохнул полной грудью влажный воздух раннего летнего утра, насквозь пропитанный густыми запахами скошенных полевых трав, прелых водорослей, молодого камыша и озерной воды…

Да, они не прогадали, что приехали именно сюда, – озеро было прекрасно, загадочно и величественно.

До базы оставалось рукой подать, но Клим медлил. Время близилось к четырем утра, и ему хотелось отсюда, с возвышенности, увидеть восход солнца и уловить тот момент, когда природа начнет пробуждаться ото сна и озеро заиграет по-иному в мягких утренних лучах рассвета.

– Приехали, что ли, уже? – громко зевая, прокряхтел с заднего сиденья Заболоцкий, высунув свою заспанную опухшую физиономию в окно – нахал уснул сразу же, как только они выехали из Москвы, и продрых без зазрения совести все семь часов пути.

– Блин, Заболоцкий, заткнись, – шепотом попросил Клим, задумчиво глядя вдаль. А там, у горизонта, небо на глазах светлело, из-за неровных верхушек заспанных елей медленно выплывало молочно-розовое теплое солнце, и в его пока еще размытых мягких лучах нежно таял пушистый туман.

– Понял, улыбаюсь… – мерзким шепотом откликнулся Заболоцкий. Еле слышно открылась дверца машины, по траве зашуршали шаги, что-то взвизгнуло, послышалось характерное журчание и выдох облегчения.

– Елки-палки, Заболоцкий, ну я же просил, – печально вздохнул Клим.

– Старался, Клим, но тише писать я не умею, – заржал Петр и сбил Климу весь романтический настрой.

База пряталась в лесном массиве на берегу озера. Дорога сначала шла вдоль берега по полю, затем через лес, но оказалась вполне сносной. Спустя десять минут они уже были на месте и с удивлением разглядывали высоченный забор и массивные металлические ворота со звонком и камерой слежения. Было такое ощущение, что они приехали не на рыболовную базу, а на блок-пост воинской части.

Так рано их явно не ждали. Ворота распахнулись лишь через пятнадцать минут, и хмурый, неулыбчивый бородатый мужик в защитной гимнастерке и галифе пропустил их машину на территорию.

Внутри было чисто, уютно и подозрительно тихо. Отдельная стоянка для машин, мощенные природным камнем дорожки, специально оборудованное место для пикника, барбекю, большой стол под тентом, лодочный причал, несколько мостков, удобных для ловли рыбы с берега. В общем, для рыбалки все было предусмотрено.

Места для проживания на базе были спроектированы по принципу таунхаусов: несколько деревянных домиков-блоков с отдельными входами, соединенных между собой боковыми стенами. И только один дом, большой, рубленый, похожий на сказочный терем, стоял в стороне, вдали от прочих построек.

Мужик представился Николаем, помог занести вещи в коттедж, деловито показал, где что находится. Домик компактно вмещал в себя прихожую, две спальни, гостиную с камином, небольшую кладовку, оборудованную специально для хранения рыболовных снастей, и ванную с туалетом. Интерьер особой изысканностью не отличался: все предельно просто, но уютно. Стены, обшитые вагонкой, тяжелый стол из мореного дуба, лавки вместо стульев, простенький велюровый диван, льняные занавески на окнах. Приятно пахло дровами, распаренными банными вениками и медом. На отдельном столе-тумбе стояли электрический самовар на подносе, большие керамические кружки с рыболовными мотивами, пузатая сахарница и пачка цейлонского чая; поблизости урчал небольшой холодильник. Пожалуй, единственное, что портило интерьер, – это медвежья шкура со зверским оскалом, которая висела на стене гостиной.

– А где же плита? Как мы готовить будем? – привередливо разглядывая внутреннее убранство жилища, поинтересовался Заболоцкий.

– Не предусмотрена. У нас полный пансион. Завтрак вам будут доставлять в номер. Обед тоже. А ужинать вы будете в доме хозяина. Он хочет, чтобы гости проводили вечера с ним, – сухо сообщил Николай. – Кстати, вы первые наши посетители, и сегодня вечером по этому случаю вас ожидает праздничный ужин.

– Какой еще, на фиг, праздничный ужин, мы отдыхать приехали! – возмутился Заболоцкий. – И вообще, что значит – хозяин любит, чтобы гости проводили вечера с ним? А если мы не захотим?

– Придется, – равнодушно сказал Николай, чем ввел Клима в легкое замешательство.

– Как это? Что значит – придется? – в свою очередь возмутился Клим.

– Отдыхать с дороги будете? Или сразу начнете? – вместо ответа поинтересовался Николай. – Как раз время подходящее. Хочу предупредить: рыба здесь капризная и ленивая, просыпается поздно, брать начинает только часам к шести. Озеро к этому времени как раз прогреваться начинает. Вода ледяная. Все дело в холодных подводных ключах. Да и озеро очень глубокое, с серьезными перепадами глубин, в некоторых местах глубина достигает двадцати пяти метров…

– Сикоко-сикоко??? – обалдел Заболоцкий.

– Посему не рекомендую выходить на большую воду одному или без егеря. То бишь без меня. Я буду вас везде сопровождать. Не хочу пугать, но озеро наше с дурной славой. Местные говорят, злые духи в глубинных ямах обитают, даже церковь на берегу выстроили…

– Ты чего, мужик? – покрутил у виска впечатлительный Заболоцкий, он даже малость побледнел.

Климу тоже стало не по себе, он внимательно посмотрел Николаю в глаза, пытаясь определить, не увеличены ли у того зрачки от «дури». Николай выглядел спокойным и на выпад Петра почти не прореагировал, лишь немного прищурился и, усмехнувшись, продолжил:

– Эти ямы, а ими все озеро, как решето, испещрено, еще в старину рыбаки прозвали сучьими норами, отсюда и название пошло, претерпев некоторые изменения. Но рыбы полно – местные из суеверия и страха уже несколько лет сюда носа не кажут. База эта долго пустовала. Старый хозяин умер, а наследники никак ее продать не могли… Так что, мужики, вам крупно повезло, рыбка здесь непуганая, половите от души. Но в очередной раз хочу вас предупредить: поодиночке ни шагу!

– Слушай, Николай, – перебил егеря Клим, – ты вроде нормальный мужик.

– Ну, – насторожился егерь.

– Сам-то ты как, веришь во всю эту… эту… фигню, о которой только что так увлекательно нам поведал? – ласково поинтересовался Клим.

– А шут его знает, – задумчиво почесал бороду Николай и неопределенно пожал плечами. – Только ведь озеро и впрямь дурное. Люди исчезают бесследно, но пропадает только тот, кто в одиночку на лодке ходит. Так что, лодку готовить или как?

– Не знаю, как ты, Клим, но лично я буду ловить рыбу с берега! – отрезал Заболоцкий и бросился выгружать пиво из сумки в холодильник.

– Пойду место еще разок прикормлю, – оживился Николай. – Отдыхайте пока. Сейчас вам завтрак принесут, а через часок я за вами зайду. Да, вот еще что: собачку ни при каких обстоятельствах не обижайте.

– Какую еще собачку? – в панике взвыл Заболоцкий, чуть не выронив ценный провиант из рук.

– Хозяйскую. И не дай бог вам! – умоляюще глядя на друзей, нервно сказал егерь и скрылся за дверью.

– Чего-то мне здесь уже не нравится, – задумчиво сказал Заболоцкий, опасливо поглядывая на дверь и настороженно прислушиваясь. – Духи какие-то, пропавшие люди, а теперь еще и собака! Ой, как же я собак не люблю! Помнишь, меня в детстве одна тварь покусала?

– Помню, – засмеялся Клим. – Тебе, кажется, шесть швов тогда на задницу наложили?

– Семь, – уныло поправил друга Заболоцкий.

– Так не надо было пукать в собачью будку Тузика – тоже мне экспериментатор, – захохотал Клим, вспомнив, из-за чего, собственно, Заболоцкий потом целый месяц не мог сидеть.

– Ну и что с того, я ж ведь просто хотел акустику в будке проверить, – возмутился Петр и тоже хихикнул, но как-то нервно и неестественно. – Слушай, Клим, – сменил он тему, – а что егерь имел в виду, когда говорил: «И не дай бог вам»?

– А фиг его знает! Похоже, с егерем нам не повезло. Странный он какой-то. И лицо его… – умолк на полуслове Клим.

– Что – лицо? – не понял Заболоцкий.

– У меня такое ощущение, что я его где-то видел. Знакомое лицо, борода вот только… Где же я мог его видеть?

– Нигде ты не мог его видеть, – возразил Заболоцкий и заметался по комнате, недовольно вздыхая. – Так, я жрать хочу! Где обещанный завтрак? Хочу жрать и рыбу ловить хочу. Большую! Бли-и-и-н! Рыбу! Рыбу! Рыбу!!

– Пипа, ты можешь заткнуться и не мельтешить? – наблюдая за хаотичными передвижениями друга по комнате, недовольно попросил Клим.

В отличие от Петра, который прекрасно выспался в дороге, Клим сильно устал, и активность Заболоцкого его слегка напрягала. Держался он лишь потому, что рыбу жаждал ловить не меньше друга, страстно мечтал усесться на бережку, закинуть удилище и, глядя на поплавок, под пение птичек и всплески рыбьей мелочи отдохнуть от суеты и проблем.

У входа в их домик послышался какой-то странный царапающий звук: возникло ощущение, что кто-то пытается открыть дверь, но не может.

– О, кажись, завтрак принесли! – радостно потирая ручки, заорал Заболоцкий и бросился в прихожую.

Из прихожей в гостиную Петр вернулся молча и задом наперед. Вместе с ним, громко цокая когтями по полу, в комнату вошла огромная седая псина, не менее семидесяти сантиметров в холке, деловито обнюхала их сумки и, с интересом посмотрев на Клима, радостно вильнула хвостом. На Заболоцкого, который с перепугу уже забрался с ногами на стол, собака не обратила ни малейшего внимания.

– Заболоцкий, – прошептал Клим.

– Что? – тоже шепотом спросил Петр, вытирая выступивший на лбу пот.

– Заболоцкий, – вновь обратился к другу Клим.

– Ну что? Что? – переспросил Петр.

– Слезай, никакой опасности нет, она хвостом виляет, значит, дружелюбно настроена, – улыбнулся Клим. Собака интенсивнее завиляла хвостом и подошла к Климу. Он осторожно, нежно погладил ее по голове и потрепал по холке. – Хорошая, хорошая собака! Слезай, Заболоцкий, видишь, она познакомиться пришла.

– Откуда ты знаешь, что это она? – спросил Петр.

– По глазам вижу. Девочка, хорошая, красавица, – продолжая наглаживать псину, ласково говорил Клим.

Заболоцкий немного успокоился и робко поинтересовался:

– Значит, я могу слезть?

– Можешь, – кивнул Клим.

– Ты уверен, что это безопасно? – еще раз спросил Петр.

– Абсолютно, – уверил друга Клим. Заболоцкий расслабился, вздохнул с облегчением, собирался уже слезть, но Клим вдруг резко обернулся: – Погоди, Заболоцкий!

– Что? – вернулся в исходную позицию Петр.

– Пообещай мне, – серьезно глядя в глаза Заболоцкому, строго потребовал Клим.

– Что? Что я должен тебе пообещать? – пискнул Петр.

– Что не будешь бздеть, – сказал Клим, выдержал паузу и расхохотался.

– Глафира!!! Глаша!!! Ко мне!!! – строго прикрикнул кто-то на улице, и собака покорно потрусила к двери.

– Глафира, ты к нам еще заходи! – кликнул вдогонку собаке Клим, продолжая хохотать.

– Между прочим! Между прочим, ничего смешного здесь нет! Вот, – сползая со стола, обиженно заявил Заболоцкий и бросился было закрывать дверь на ключ, но так и не закрыл, потому что принесли горячий завтрак. Аппетитные запахи и пухленькая миловидная горничная с большой попой (а большие попы Заболоцкий обожал) разрядили обстановку, и, плотно перекусив, друзья приступили к тому, ради чего, собственно, и прибыли на базу.

Глава 9
Посвящение в тайны мастерства

– Пришла? Слава богу, я уже волноваться начала, – с облегчением вздохнула тетушка и, ухватив Алевтину за руку, втащила девушку в дом.

– А почему ты волновалась? Времени же до одиннадцати еще полно, – вяло возразила Аля и широко зевнула. Ночь она провела почти без сна, и, хотя Прокопьевна своими историями мучила ее недолго и ушла уже через полчаса, уснула Алечка только на рассвете, когда ночные страхи растворились в веселом щебетании птиц за окном.

– Времени на самом деле не так уж и много. Мне тебя еще подгото… Бог ты мой, Аля! Что ты на себя нацепила! – ахнула тетка, разглядывая племянницу.

– Как что – траур! – удивленно моргнула Аля и непонимающе оглядела свой наряд: черная трикотажная бабушкина кофта с вытянутыми локтями, старомодная сатиновая темная юбка в мелкий цветочек и с парой небрежных заплаток, тоже бабушкина; на голове платок, повязанный по старинке, и резиновые калоши. Калоши Алечка надела на тот случай, если вдруг пойдет дождь. Не месить же грязь на кладбище хорошими туфельками. Вещи были позаимствованы из древнего сундука, насквозь пропахшего нафталином. Неприятный запах, но, напяливая на себя это тряпье, Алечка нисколько не сомневалась, что именно так должна выглядеть плакальщица.

– Аля! Ужас какой, ты похожа на бомжиху-алкоголичку! А платок! Господи, зачем ты повязала так платок? Ты выглядишь как старуха, – надрывалась тетушка, брезгливо разглядывая племянницу.

– Так что я, по-твоему, должна была на себя надеть?! Бальное вечернее платье с кринолином и пуанты? – заорала Аля.

– Во всяком случае, не калоши, – язвительно заметила тетушка и поволокла Алю в другую комнату. Сама Зинаида была одета в строгий черный брючный костюм, лаковые туфли на низком каблуке, а голову ее украшала широкая шелковая лента, которой тетушка дополнила свою стильную высокую укладку.

Комната оказалась спальней, но мебель здесь была самой обычной, без изысков и шика, видимо, Сан Саныч еще не успел сотворить своими гениальными руками кровать и гардероб.

– Немедленно снимай с себя это отвратительное тряпье, – потребовала Зинаида и решительно распахнула шкаф. На вешалках было аккуратно развешано несколько черных костюмов и платьев.

– А почему так нельзя? – решила повредничать Аля. – И вообще, все твои вещи мне будут велики! Ты выше меня на голову и толще на два размера.

– Совсем даже не на два, а на один, – поправила племянницу Зинаида. – Я тебя прошу, Аля, не спорь со мной. В таком виде тебя к гробу и на десять метров не подпустят. Знаешь, кто клиент? Глава администрации соседнего города!

– Клиент – в смысле заказчик? – робко поинтересовалась Аля, неохотно расстегивая пуговки бабушкиной кофточки.

– Нет, в смысле покойник. Заказчик, вернее, заказчица – его безутешная вдова, холеная девица лет двадцати пяти, под два метра ростом, – уточнила тетка, вытащила из шкафа пару вешалок и бросила их на кровать. – Вот это то, что нужно. Примерь.

Аля повертела вещи в руках, выбрала узкую длинную трикотажную юбку и шелковую блузку с укороченным рукавом, сняла с вешалки, натянула на себя и повернулась к Зинаиде.

– Замечательно, – с облегчением вздохнула тетушка, умильно сложив руки на груди. – Теперь снимай калоши и надевай вот эти симпатичные остроносые туфельки, мои любимые, кстати.

– Они мне будут велики, – опять заныла Аля. – Может, я домой сбегаю?

– Ваты подложишь! – рявкнула Зинаида, и Алечка быстренько напялила теткины туфли и прошлась по комнате.

– Нормально вроде, они узкие, поэтому не спадают, – сообщила о своих ощущениях Алечка, тяжело вздохнула и плюхнулась на кровать. Тетка уселась рядом.

– Так, с костюмом вроде разобрались. Что еще? Ах, да, я тебе еще шифоновый палантин дам, на голову набросишь.

– А я уж было решила, что ты мне на голову шляпу напялишь, – буркнула Аля себе под нос.

– Шляпка к юбке с блузкой не подходит, я с платьем ее надеваю. Правда, плакать в ней неудобно, вуаль все время к лицу липнет и в рот лезет, – задумчиво сообщила тетка, размышляя о чем-то своем. – Жаль, что мы тебе зуб не успели вставить. Неудобно как-то без зуба-то. Такой клиент важный!

– Ничего, переживет! – цинично пошутила Аля и нервно хихикнула. Тетка на шутку не отреагировала, продолжая пребывать в глубокой задумчивости.

– Теть, ты чего? – Аля слегка потрясла Зинаиду за плечо.

– Что? – очнулась Зинаида и посмотрела на племянницу так, будто увидела ее впервые в жизни.

– Я спрашиваю, отчего ты такая задумчивая?

– Извини, Алечка, это я так на работу настраиваюсь. Ты тоже не сиди без дела. Подумай о чем-нибудь плохом. Вспомни самые ужасные моменты в своей жизни, когда тебе было особенно себя жалко. Около гроба ты должна до слез себя пожалеть!

– Себя? – растерялась Аля.

– А кого же! Главу администрации, что ли? Всем известно, что он был взяточник и последняя скотина. Господи, прости меня, грешную, о мертвых плохо не говорят, – перекрестилась тетушка и воздела глаза к потолку. – Ох, сложно сегодня нам придется, Аля! Там же одни чиновники толстомордые соберутся. Таких просто так не расшевелишь!

В комнату заглянул Сан Саныч, поздоровался с Алей и сообщил, что уже пора, автобус с клиентом прибыл к воротам кладбища.

– Пойдем, – печально вздохнула тетка и, подхватив Алю под локоток, помогла ей подняться с кровати – сама Алечка встать была не в состоянии.

Зинаида достала из шкафа палантин, накинула его Алевтине на голову и улыбнулась.

– Теть, я что-то боюсь, – прошептала Алечка.

– Не волнуйся, детка, делай все, как я, и у тебя все получится, – подбодрила племянницу Зинаида, и они вместе вышли на улицу.

У ворот кладбища стояло несколько дорогих иномарок, толпился народ, женщины тихо переговаривались, мужики молча и напряженно курили. Рядом с автобусом кучковался оркестр и болталась парочка фотокорреспондентов. Вдова в роскошном длинном платье и черных очках от «Гуччи» стояла поодаль от всех и нервно сгрызала с ногтей остатки французского маникюра. Тетушка прямиком направилась к ней, громко всхлипывая, повисла у той на шее и что-то шепнула ей на ухо. Вдова оживилась, выплюнула откушенный ноготь на асфальт, развернулась ко всем лицом и торжественно представила толпе Зинаиду и Алевтину как своих близких родственниц. Аля тоже подлетела к вдовушке и смачно поцеловала ее в напудренную щеку. Женщина трагически вздохнула, брезгливо обняла Алю и, сотворив на лице фальшивую скорбь, дала указание могильщикам начинать. Алечка приняла указание на свой счет и громко и пискляво завыла на всю округу. Люди притихли и удивленно уставились на нее.

– Погоди ты, рано еще, – шепотом одернула ее тетушка, и Алечка смущенно затихла.

Гроб установили на каталку и медленно покатили к могиле. Ожил оркестр, заиграла труба, взвыли фанфары. Защелкали вспышки фотоаппаратов. За гробом потянулась вереница людей во главе с безутешной вдовой, которая манерно прикладывала кружевной платочек к темным очкам. Тетушка быстро пристроилась рядом с ней и, качая головой и громко всхлипывая, взяла ее под локоток.

Аля немного замешкалась, отстала от Зинаиды и оказалась одна среди вереницы провожающих. Тетушка оказалась абсолютно права. Аля огляделась – вокруг были сытые, лоснящиеся от жира морды, и – полное равнодушие. Но деньги-то отрабатывать надо! Только как? И когда? Когда пора начинать плакать? Алечка глубоко задумалась. Тетушка наставляла ее делать все так же, как и она, но пока Зинаида только горько вздыхала и всхлипывала. Значит, нужно вздыхать и всхлипывать, решила Аля, сосредоточилась и… всхлипа не получилось: из ее груди вырвался громкий воющий звук, похожий на сигнал сирены «Скорой помощи». Мужик, который шел рядом с Алей, вздрогнул и резко отскочил в сторону. Несколько человек обернулись и посмотрели на девушку уже не с удивлением, а с ужасом.

– Горе-то какое, прямо беда, – пискнула Алечка, понемногу вживаясь в роль, и скривила лицо, чтобы «вышибить» из себя слезу – но слеза не «вышибалась».

Процессия остановилась, провожающие образовали вокруг гроба плотный полукруг, сняли крышку. Наступил момент последнего прощания.

– Друзья! – громко сказал полный лысый мужчина с траурной повязкой на руке. У гроба тихо запричитала тетушка, Алечка, пробираясь сквозь толпу, заспешила ей на помощь. – Друзья! Как это ни прискорбно, но сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь нашего товарища! Человека, так сказать, э… – Тетушка запричитала громче. Мужик прервался, посмотрел на Зинаиду с осуждением: мол, чего с мысли сбиваешь, и продолжил: – Товарищи! Мы собрались здесь, сегодня, в этот скорбный миг, чтобы проводить в последний путь… – Тетушка упала грудью на гроб и громко завыла. Алечка решила, что и ей пора, и… застонала на все кладбище так, будто ее переехали трамваем. Чиновники схватились за сердце и одновременно тяжко вздохнули. – Так вот, мы собрались здесь… – вякнул заметно тише мужик с повязкой.

– Родненький ты наш! – глотая совершенно реальные слезы, завопила Зинаида. – Кровинушка ты наша! Как же мы без тебя! Кормилец ты наш единственный!

При словах «кормилец ты наш единственный» вдова, которая до этого стояла рядом с гробом мужа, скорбно опустив голову, вздрогнула, сорвала темные очки с носа и осела на землю. Несколько женщин бросились ее поднимать и сочувственно заохали. Мужики опять тяжко и одновременно вздохнули.

– И собрались мы здесь сегодня… – не унимался чиновник, – в скорбный этот миг, чтобы…

– Надорвался, родимый, на работе этой проклятущей! Сердечко не выдержало и остановилось! – трагично вмешалась Аля.

– Он от язвы умер, – шепнула тетушка Алечке на ухо.

– И органы все, как один, отказали-и-и! – «нашлась» Аля, судорожно пытаясь все-таки выбить из себя слезу, но проклятая слеза не «вышибалась», поэтому девушка продолжила «по-сухому»: – Родненький ты на-а-аш!

– Кровинушка ты наша-а-а-а! – подхватила тетка.

– Горе-то како-о-е! – вопила Аля. – Да на кого же ты нас покину-у-ул!

– Надорвался, родимы-ы-й! – взвыла тетушка. – Слишком много ты, родимый, бра-а-ал…

– Теть, ты это о чем? – шепотом одернула тетку Аля.

– … брал на себя чужих пробле-е-м! – поправилась тетка.

– Кто ж теперь тебя заменит, незаменимый ты на-а-аш! – закричала Аля, и ее истеричный крик эхом разнесся по всему кладбищу.

Вопрос этот оказался актуальным и злободневным. На секунду все смолкли, перестали дышать, испуганно переглянулись и уставились на мужика с повязкой на руке. Мужик нервно откашлялся, вытащил из кармана большой носовой платок, громко высморкался, вытер вспотевшую лысину, решительно подошел к гробу, поцеловал покойника в лоб и печально, с надрывом, произнес:

– Прощай, друг! И знай, ты можешь спать спокойно! Незаменимых, как говорится, у нас не было и нет!..

* * *

– Аля, я тебя умоляю, ну не нужно так убиваться, – поглаживая по голове рыдающую племянницу, успокаивала ее тетка.

– Я, я, я… никчемная актриса, – судорожно всхлипывала Алевтина.

– Ты прекрасная актриса, – возмущенно возразила тетушка.

– Ага, такая прекрасная, что эта мымра крашеная отказалась оплатить нашу работу, – рыдала Аля.

– Не говори ерунды, Аля. Она отказалась платить совсем не поэтому, – опять возразила Зинаида.

– А почему же тогда? – с вызовом спросила Аля, вытирая слезы траурным палантином.

– Да потому что… – тетка на секунду задумалась, пытаясь подобрать подходящее объяснение.

– Ну почему? Почему? – усмехнулась Аля.

– Потому что жлобье – оно и есть жлобье, – устало вздохнула Зинаида. – Надо было с нее аванс потребовать. Я сама виновата, видела же, что она собой представляет!

– Не ты виновата, а я! – крикнула Аля сквозь слезы.

– А я говорю, что… – Тетка вновь не успела закончить свою мысль, на этот раз ее перебил Сан Саныч, который робко заглянул в спальню.

– Так это… может, это самое… – промямлил он и изобразил характерный жест рукой. Тетушка посмотрела на суженого с укором, и Сан Саныч мгновенно испарился.

– Аля, все! Прекращай рыдать! – строго сказала тетка. – Я могу тебе сказать как профессионал – там все было глухо. Ты морды этих людей видела? Да они все рады были до смерти, что этот человек отправился на тот свет и расчистил многим дорогу. И вдовушка тоже не сильно опечалена была, так и зыркала глазищами по сторонам, подыскивая муженьку замену.

– Я просто что-то сильно устала, теть, – всхлипнула Аля.

– Ну, это дело поправимое, – улыбнулась тетушка. – Отдыхай, моя золотая. Хочешь, поспи. Вон синячищи под глазами какие ужасные!

– Ночью уснуть не смогла, – виновато объяснила Аля, понемногу успокаиваясь.

– Вот и ложись, – подбодрила ее тетка. – Постель я с утра свежую постелила. Давай-давай, снимай все с себя и под одеялко забирайся.

– Неудобно мне как-то, теть, – широко зевая, вяло возразила Аля.

– Глупости какие! Спи. – Зинаида поцеловала племянницу и вышла из комнаты.

Аля еще раз широко зевнула и мгновенно провалилась в глубокий сон.