Текст книги "Изысканный адреналин"

Автор книги: Мария Брикер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Прохладно, – подсказал Чижиков и покрылся красными пятнами.

– Логично, – согласился продюсер. – Значит, вас Марго попросила ко мне съездить? Беспокоилась, значит. Странно… Чего это она вдруг? Пари теперь я однозначно выиграю, передайте ей – пусть отдыхает. Точно виски не хотите? – потряс в воздухе бутылкой продюсер. Чижиков со Штерном отрицательно покачали головами: после внезапного воскрешения Торчинского из мертвых выпить им очень даже хотелось, но перчатки, которые они не успели снять, сунув руки в карманы, могли насторожить продюсера.

– Так это вы с Маргаритой пари на Селивана заключили? – спросил Штерн.

– Почему с Маргаритой, с Бутырским. Скоро выиграю и получу солидный пай в уставном капитале его банка. Шансон-шансон, он мне все мозги парил про свой долбаный шансон. Какой, в задницу, шансон? Я думаю, это Демьянушка подставу мне с папарацци организовал. Ни хрена в шоу-бизнесе не понимает, вот и прокололся. Точно он. Или Маргоша подлянку подкинула.

– Какая же выгода для Марго?

– Выгода? – продюсер почесал пивное брюшко. – Выгода прямая. Она с тотализатора бабки гребет. В этом пари почти все на мой выигрыш поставили, но на победу Бутырского тоже ставки были, причем очень крупные. Если я проиграю, то клубу придется сурьезные барыши выплачивать счастливчикам. Покрыть разницу за счет ставок на мой выигрыш не получится. Не, точно Маргоша жульничает. И с Мариновским она, видать, постаралась. Там по пари такой же расклад был. Почти все поставили на выигрыш Мариновского, но Бутырский сделал крупную ставку на себя. Если бы Мариновский выиграл, то клуб «Флоризель» облажался бы по полной программе. Как же я раньше об этом не подумал. – Продюсер говорил, не останавливаясь, очевидно, несомненный успех на него так возбуждающе подействовал. Штерн, замерев, слушал, чтобы, не дай бог, не спугнуть откровенность Торчинского. Чижиков усиленно делал вид, что его здесь нет. – Маргоша – лиса! – продолжал откровенничать продюсер. – Придется наказать ее. Можете ей передать, что на следующем собрании я вопрос этот ребром поставлю. Просто так ей это с рук не сойдет!

– А Мариновский с кем пари заключил? – спросил Штерн.

– С Бутырским, ясный перец! Он Мариновскому сказал: ни хрена не прыгнешь – потому как это форменное самоубийство. А этот пень завелся, – продюсер хлебнул виски из горлышка и продолжил: – Завелся, в общем. Прыгну! Прыгну! Прыгнул, короче. И пи… – Торчинский вдруг замолчал и ничком свалился с дивана на пол, выронив бутылку из руки.

– Ржачный мужик, – гоготнул Чижиков. – Ванька-встанька прям. Вроде и выпил мало. Эй! – оператор пихнул продюсера ногой – Торчинский не шевелился.

– Может быть, его на диван переложить? – предложил Штерн.

– Не осилю, – категорично заявил Чижиков и поднялся.

– Странно он как-то лежит.

– Ага, как труп. Пошли отсюда. Мэрилин он однозначно не трогал и к ее исчезновению не имеет никакого отношения. Ну и гнилая конторка этот клуб «Флоризель»! Мэрилин влезла в дерьмо однозначно. Лежит сейчас в какой-нибудь канаве с проломленной башкой.

– Непонятно, какой смысл?

– Что?

– Какой смысл избавляться от девушки, а после слать информацию, которую она раздобыла, на телевидение?

– Хрен их знает! Мэрилин давно инфу про клуб собирала, хотела сделать эксклюзивный репортаж про вшивых уродов вроде тебя. Во люди! То с парашютом с мэрии сигают, то придурков всяких раскручивают. Мало, что ль, вокруг талантливых исполнителей? С жиру бесятся, не знают, чем себя занять, – буржуины недорезанные. А у меня ремонт в квартире не сделан! – закончил свою гневную речь оператор и снова пнул ногой Торчинского. – Слушай, Штерн, – тихо сказал Чижиков, присел на корточки и взял Торчинского за запястье, – кажись, он того… умер.

– Опять?!

– Выключи ты этот гребаный телевизор! – заголосил Макс, Штерн щелкнул пультом, припал ухом к могучей спине толстяка, послушал некоторое время и медленно поднял глаза на Чижикова, который сидел с вытянутой физиономией и пытался найти пульс на запястье продюсера. Макс осторожно приподнял голову Торчинского, заглянул ему в лицо и тут же отпустил.

– Решительно, – икнул оператор.

– И бесповоротно! – закончил мысль гроссмейстер. – Сделал глоток из бутылки – и умер. И мы тоже могли сделать этот глоток!

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Одновременно вскочили и бросились вон из квартиры – от тела избавляться теперь не было нужды, так как Мэрилин к смерти продюсера никакого отношения не имела.

* * *

Штерн ехал в «Рено» и хохотал. Смех, жуткий, черный смех снова вырывался из груди, как тогда, в клубе «Флоризель», когда он заложил жизнь Маргариты Уланской. В душе было сухо, как в пустыне. Сухо и горячо. Откуда в нем это? Сегодня они с Чижиковым чуть было невольно не убили человека, а ему смешно? Что смешного в подобном положении вещей? Как можно смеяться после того, как человек, с которым ты только что разговаривал, умер на твоих глазах? Да что с ним такое? Откуда эти эмоции? Раньше он даже по телевизору смерть воспринимал тяжело, а сейчас? Что изменилось сейчас? Неужели люди, находясь на грани жизни и смерти, перестают ценить чужую жизнь? Откуда же тогда столько героев, которые жертвуют собой ради спасения ближнего? «Жалкая у тебя душонка, Леонид Штерн», – подумал гроссмейстер и взглянул на Чижикова. Оператор уверенно вел машину по ночной Москве, несмотря на выпитый алкоголь, и выглядел серьезным и сосредоточенным. Его выдержке можно было только позавидовать.

– Во, блин! – Чижиков поморщился и тряхнул головой, точно пытаясь отогнать навязчивые мысли, выходит, он тоже переживал, но внешне это никак не проявлялось. – Мне сейчас в башку такая абракадабра влезла, что даже тошнит. Слышь, Штерн, а вдруг, когда мы с балкона Торчинского пытались выкинуть, он все-таки мертвый был? А после воскрес, чтобы нас спасти от смерти, – Чижиков посмотрел на Штерна безумными глазами.

– Вроде как Мессия? – осторожно спросил Леонид и поспешно отвернулся: разговаривать с Максом ему вдруг стало страшно.

– Ага, прикинь, какая хрень в голову лезет! Так ведь и в дурку загреметь недолго с эдакими мыслями.

– Не верю я в мистику. Но то, что Торчинский своей смертью нас от гибели спас, – это факт.

– На похороны к нему пойду и в церкви свечку за упокой поставлю, – заявил Чижиков и припарковал машину недалеко от «Славянской», но Леонид выходить из машины не торопился – его мучил еще один немаловажный вопрос.

– Как ты вычислил цифры кода с помощью теоремы? – спросил он.

– Никак. На кодовом замке цифры 289 были более затерты, чем прочие. Может быть, ты в шахматах профи, но по жизни – простофиля.

– Мама тоже так думает, – вздохнул Леонид.

Чижиков удивленно посмотрел на Штерна.

– Зачем тебе Мэрилин? Только байки мне не надо рассказывать, что ты влюбился в нее с первого взгляда.

– Я проиграл пари и теперь по условиям проигрыша должен жениться на первой встречной девушке. Иначе меня убьют, – вяло объяснил Леонид и отвернулся к окну. Он и сам не понял, почему рассказал все оператору.

– И эта очкастая дура с косичками, которая на самом деле Мэрилин, оказалась первой встречной? – полюбопытствовал Чижиков. Леонид поморщился и кивнул. Сейчас ему будут бить морду, подумал печально гроссмейстер и снял очки. Но Макс бить его не стал, секунду смотрел на Штерна круглыми глазами и вдруг загоготал как ненормальный.

– Я заплачу за твое молчание, оплачу ремонт, – вяло предложил Штерн.

– Да засунь свои деньги знаешь куда? – разозлился оператор, вытирая банданой слезы, выступившие на глазах. – Не нужно мне ничего.

– Значит, когда мы найдем Мэрилин, ты все ей расскажешь?

– Нет, – неожиданно ответил оператор.

– Почему?

– Потому что, когда мы ее найдем, ты сам ей все расскажешь. Так будет, по крайней мере, честно. Созвонимся завтра. Попробую выяснить по своим каналам, как ее сюжет попал на телевидение. Возможно, это поможет. Вылазь, мне домой пора.

Штерн долго смотрел вслед «Рено». Анализировать полученную от Торчинского важную информацию не было ни сил, ни желания. Леонид надвинул кепку на глаза и поплелся в отель – в голове навязчиво крутилась теорема Пифагора, и хотелось плакать от собственной непутевости.

Глава 16
ЦУГЦВАНГ

С утра его разбудил звонок мобильного.

– Мама? – потирая глаза, сел на кровати Штерн. В мембране весело расхохотались.

– Ленечка, это я – Оля Бутырская.

– Простите, со сна не разобрал, – улыбнулся Леонид. – Я выяснил некоторые детали. Новости неутешительные. Пари с Мариновским заключил…

– Ничего не нужно, Ленечка. Демьяна выпустили! Вчера еще, только я так закрутилась на радостях, что забыла вам позвонить. Простите, Ленечка! – закричала в трубку Бутырская. – Пока под подписку о невыезде, но адвокат уверяет, что скоро с него снимут все обвинения. Свидетельница, которая опознала мужа, оказывается, состоит на учете в психушке! Ее показания не могут учитываться при рассмотрении дела. Я так счастлива! Ленечка, все кончилось, но в любом случае спасибо за помощь. Я сказала Демьяну о вас, Демя очень хочет познакомиться. Как насчет вечера? У нас, в загородном доме? Я заеду за вами в гостиницу часам к семи. Ленечка, почему вы молчите?

– Да, да, конечно… Я очень рад! Вечером меня вполне устроит.

Леонид простился с Ольгой и горько усмехнулся. Бесполезный ход, гроссмейстер. Напрасная жертва. Как все глупо! Как все невозможно глупо. Все напрасно. Все зря…

Заключение брата служило оправданием его дурости, а теперь, когда с Демьяна сняли обвинения и все решилось без его помощи, осознание бессмысленности своих подвигов привело Штерна в такое глухое уныние, что он даже не мог радоваться предстоящей и долгожданной встрече с братом.

Звонок от Чижикова окончательно опечалил гроссмейстера. Выяснилось, что сюжет, который попал на телевидение, сняла не Мэрилин, а другой папарацци, который, сидя в шкафу в комнате, тоже стал свидетелем измены Селивана принципам однополой любви. Открылась еще одна неприятная деталь. Чижиков вместе с матерью Мэрилин побывал на съемной квартире журналистки и выяснил, что в ту ночь Мэрилин до дома так и не доехала. Значит, она исчезла по дороге из клуба «Красный монах». Заявление от матери Мэрилин в милиции принять отказались, положенных трех суток с момента исчезновения девушки еще не прошло. Оставалось только ждать. А ждать было страшно.

Заказав завтрак в номер, Леонид уныло поковырял вилкой омлет, выпил положенные капсулы. Тело казалось чужим, ломило затылок. Наверное, препарат, который ввела ему в кровь Марго, уже разрушал его изнутри. Находиться в номере наедине с собственными страхами было невыносимо.

На улице шел проливной дождь, смывая с московских тротуаров копоть и пыль и разливаясь лужами по асфальту. Любимые замшевые ботинки снова промокли, промокли пиджак и брюки, вода неприятно затекала за ворот рубашки, но гроссмейстеру было все равно. Он шел, подставив лицо прохладным каплям небесной воды, и чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком на земле. Как это ни парадоксально, но единственной личностью, способной в данную минуту его по-настоящему понять, была Маргарита – чудовище, которое ему предстояло спасти, чтобы выжить самому.

«За все в жизни нужно платить», – вдруг всплыла в памяти фраза Марго. За что же, интересно, он сейчас платит? За что расплачивается? Что он сделал плохого? Приехал увидеться с братом, узнал, что с ним случилось несчастье, попытался ему помочь. Чем он провинился перед господом?

Погруженный в трагические философские размышления о несправедливости мира, Штерн дошел до станции метро «Киевская», спустился по переходу, вежливо пропустил в дверь подземки тетушку с объемными сумками, направился следом, и… что-то очень сильно ударило гроссмейстера по лбу – это была дверь. В голове, как короткое замыкание, пронеслась фраза: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный. К нему не зарастет народная тропа». Что за ерунда? Штерн озадаченно крякнул, поправил съехавшие с носа очки и совсем закручинился: мало того, что его практически отравили, так еще и сотрясение мозга получил. Леонид в расстроенных чувствах присел на лестницу подземного перехода, не обращая внимания на спешащих людей. Рядом, на бетонном полу, подстелив под голову газетку, дремал бомж.

– Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца, – неожиданно для самого себя выдал гроссмейстер. Да что же такое с ним происходит?! Это все стресс! Определенно, стресс и удар по голове. Московский воздух опять же. – Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем… – пролепетал Штерн, чуть не плача.

– Но пусть она вас больше не тревожит, – раздался прокуренный голос с пола. – Я не хочу печалить вас ничем! Пушкин! Уважаю, бл… – сказал бомж и снова захрапел.

А Леонид Штерн вскочил со ступеней и понесся ловить машину – в голове гроссмейстера неожиданно созрел гениальный план.

* * *

– Хе-хе… Вы что, опять купались в фонтане, гроссмейстер? – спросил лейтенант Пушкин, взглянув на промокшего до нитки Леонида и торопливо пряча мини-шахматы в стол.

– Не хотите партию сыграть? – улыбнулся гроссмейстер.

– Сыграть партию с самим Леонидом Штерном – это большая честь! Даже продуть вам было бы невообразимо приятно. Но вы ведь не в шахматы сюда пришли играть, гроссмейстер, – хитро сощурился лейтенант. – Выкладывайте, что у вас за проблемы.

– Невеста сбежала, – состроив трагическую мину, сообщил Штерн.

– Что вы говорите? Значит, мы с вами товарищи по несчастью. От меня тоже сбежала, – печально вздохнул Пушкин. – Правда, не невеста, а жена. К гаишнику ушла, они зарабатывают больше. Хе-хе… Выходит, и от богатых девицы тоже бегают. Чаю хотите? Как бы вы не простудились. Кофе не предлагаю, у нас-то луженые желудки, а у людей непривычных, к тому же иностранцев… Я тут намедни банку кофе забыл со стола убрать. С утра прихожу, смотрю – Гришаня-прусак лежит, гранул, видать, обожрался – и помер.

– Как? – округлил глаза Штерн.

– Обыкновенно – как, пришел ночью и хрум-хрум кофейные гранулы. Обычно я банку крепко закрываю и прячу, а тут недоглядел. Жаль Гришаню, хороший был, стоило мне свистнуть, тут же прибегал. Похоронил я Гришаню с почетом, в картонной коробке, недалеко от отделения милиции. Так как насчет чая? – поднялся из-за стола лейтенант. Леонид не отвечал, он смотрел на лейтенанта Пушкина с ужасом и пытался переварить полученную информацию. Может быть, Гришаня и был странным субъектом – ел кофейные гранулы и откликался на свист, но чтоб вот так… В картонной коробке! Подобное в голове у Штерна не укладывалось.

– Простите, а почему родственники не похоронили Гришаню? Он что – сирота? – робко поинтересовался Штерн.

Лейтенант, который, так и не дождавшись от Штерна ответа, решил все-таки приготовить для гроссмейстера чай и колдовал над чашкой, уронил ее на пол и озадаченно посмотрел Леониду в глаза.

– Хе-хе, – после паузы сказал лейтенант. – Гришаня… Он, понимаете ли, прусак.

– А, я понял! – хлопнул себя по коленям Штерн. Лейтенант с облегчением вздохнул, нагнулся за чашкой… – Значит, его родственники живут в Германии и поэтому не приехали. Накладно, да?

Лейтенант медленно выпрямился, забыв поднять чашку, и снова озадаченно посмотрел Штерну в глаза.

– Прусак – это по-нашему таракан. Вы разве не знаете? – удивленно спросил Пушкин и громогласно захохотал на все отделение. Через минуту хохотал и гроссмейстер, размазывая слезы по щекам. Смеяться он перестал, когда Пушкин поставил перед ним чашку с чаем. Отведав чайку, Леонид вдруг сильно засомневался, что несчастный Гришаня сдох от кофе, а не от чая, потому что сам чуть не скончался – такой отравы, похожей на перепревшее сено, гроссмейстер в жизни не пробовал, но из вежливости давился и пил, излагая лейтенанту трагическую историю побега возлюбленной, выдуманную на ходу. Рассказ Штерна сводился к следующему. В Москве он познакомился с девушкой своей мечты и тут же без памяти влюбился. Девушка, как ему казалось, воспылала к нему ответными чувствами, милостиво позволяла водить ее по дорогим ресторанам и с радостью принимала от него подарки. Он сделал ей предложение, она согласилась, и Леонид презентовал невесте на помолвку кольцо, которое она тоже с радостью приняла, но вскоре бежала с другим прямо у него на глазах, махнув Штерну на прощание ручкой из окна машины.

– Кольцо дорогое? – спросил Пушкин.

– Не в этом дело, это кольцо моей мамы, семейная реликвия. Поэтому оно должно оставаться в семье, – оправдывался Штерн, чтобы не упасть в глазах лейтенанта и не прослыть скупердяем. – Я даже готов выкупить его, лишь бы вернуть. Или обменять на другое, не менее ценное с материальной точки зрения. Пытался ее разыскать самостоятельно, но девушка, как выяснилось, назвала мне вымышленный адрес и имя.

– Вот пройдоха, – покачал головой Пушкин. – Только привлекать ее не за что. Подарки вы сами ей дарили, она ничего у вас не украла.

– Я и не собираюсь ее привлекать. Но, кроме вас, мне больше обратиться в Москве не к кому. Вы единственный человек, которому я доверяю.

Последнее замечание окончательно растопило сердце лейтенанта.

– Номер машины, на которой укатила ваша невеста, значит, запомнили? – уточнил лейтенант. – Диктуйте тогда. Пробью машинку, так и быть.

– Буду очень вам признателен, – обрадовался Штерн. – В долгу не останусь.

– Покажете мне парочку каких-нибудь хитрых шахматных приемчиков, чтобы я мог уделать одного вредного капитана? – воодушевился Пушкин.

– Конечно, – согласился Леонид.

– Хе-хе, – расплылся в довольной усатой улыбке Пушкин и схватился за телефон.

Пока ждали ответа из отдела информации, Штерн обучил лейтенанта нескольким хитрым ходам и с огромным удовольствием сыграл с ним партию. По игре он соскучился невероятно. И хотя он ежедневно упражнялся, мысленно составляя шахматные композиции и этюды и пытаясь найти единственное верное решение для достижения победы, чтобы не потерять форму, все равно тосковал о реальном партнере. К удивлению гроссмейстера, лейтенант играл неплохо для любителя. В общем, время пролетело незаметно и с большой пользой для ума.

– Как вы сказали? – приподнял брови лейтенант, выслушав сотрудника отдела информации. – Кому машина принадлежит? – Лейтенант бросил трубку и озадаченно посмотрел на Штерна.

– Что? – нетерпеливо спросил Леонид.

– Ваша невеста сбежала на машине, которая принадлежит учредителю банка «Русский резерв» Демьяну Ивановичу Бутырскому. Запишите адрес.

– Спасибо, адрес я знаю, – икнул Штерн.

* * *

Леонид вышел из отделения милиции, присел в скверике на мокрую лавочку и плотнее запахнул пиджак. Дождь кончился, небо очистилось от туч, яркое летнее солнце плескалось в лужах, играло солнечными зайчиками на сочной листве, но не грело.

Погибли два человека, с которыми брат заключил пари, – Мариновский и Торчинский. Смерть обоих освобождала брата от обязательств и была выгодна ему. Неужели он пытался спасти от тюрьмы убийцу! До настоящего момента Штерн не хотел в это верить. Склонялся к версии Торчинского о причастности Марго к этому делу. Вчера брата выпустили, но свидетельница, показания которой нельзя было использовать в суде, не опровергала его вины. И смерть Торчинского в день освобождения Демьяна выглядела подозрительно. К тому же продюсер погиб именно в тот момент, когда всем стала очевидна его победа: все телеканалы бесплатно и очень эффективно пиарили певца. Теперь журналистка, которая села в машину брата, исчезла… Понятно, что за рулем был не Демьян, потому что в этот момент он находился в СИЗО. Если предположить, что с Мариновским брата подставила Маргарита, то в случае с журналисткой она была совершенно точно ни при чем. Исчезновение девушки ей невыгодно, и это еще мягко сказано. Кто же был за рулем? Возможно, Демьян пытался таким образом отомстить Маргарите? Попросил кого-то. Подставил ее в отместку? Логика в этом была. Ясность могла внести сама Марго, но Штерн решил ей не звонить до тех пор, пока не поговорит с братом.

Глава 17
ГОРЬКАЯ И СЛАДКАЯ ПРАВДА

Ольга заехала к нему в гостиницу без четверти семь и позвонила снизу по сотовому телефону. Выглядела она счастливой и словно светилась изнутри. Удивительно, как положительные эмоции могут преобразить человека! Ольга и раньше казалась Штерну красавицей, а сейчас ее красота усилилась во много раз. Леонид с трудом оторвал взгляд от ее бездонных зеленых глаз, нежных контуров губ и блестящих каштановых локонов. Сегодня жена брата была одета стильно и женственно. Шоколадная приталенная блуза с бледно-розовым цветочным рисунком, легкая широкая юбка необычного кроя, открытые босоножки.

– Выглядите усталым, Ленечка, – заметила Ольга, выруливая со стоянки гостиницы «Славянская».

– Хорошая у вас машина, «Lexus SC430», – перевел тему Штерн.

– Старенькая уже, четвертый годок пошел, – улыбнулась Ольга. – Хотела ее продать и отобрать у Демьяна «Infinity». Все равно он на нем не ездил почти, предпочитает свой убогий «Land Cruiser». Но теперь этот гроб Демьяну придется продать, учитывая, что на его внедорожнике убили человека. «Infinity» мне не видать как своих ушей, – по лицу Ольги пробежала тень. Штерн тоже напрягся. Как раз в милую сердцу Ольги машину «Infinity» Мэрилин села в переулке, недалеко от клуба «Красный монах». Интересно, о чем Бутырская переживала больше – о смерти политика или об упущенной возможности пользоваться желанной машиной, думал Штерн, разглядывая красивый профиль жены брата.

– «Infinity» мне тоже нравится, – заметил он. – Понимаю вашу печаль.

– Ничего, переживу, – улыбнулась Ольга. – Как вам наши подмосковные коттеджи?

– Смущает разномастный стиль, – откровенно сознался Штерн. – Разглядывал мелькающие вдоль дороги строения: стилистическая мешанина приводила меня в ужас. Скромные деревянные домики чередовались с дорогими особняками нелепой архитектуры. Понять, чем руководствовались обеспеченные люди, приобретая клочки земли и выстраивая эпохальные конструкции в деревнях и дачных поселках, было невозможно.

– Это Минское шоссе, здесь – да, пока все запущено, но я его люблю, – рассмеялась Ольга. – В Звенигороде, где наш загородный дом, все иначе. Московская Швейцария. Кстати, будем проезжать место, где стоит родительская дача Демьяна. Покажу вам, если интересно. Правда, он там не бывает.

– Почему?

– Там его отца убили, – коротко ответила Ольга. – А продавать Демя не хочет, не знаю почему. Что касается разномастных стилей, то в девяностых годах, вырвавшись из тесных квартирок и получив наконец возможность реализовать все свои творческие идеи и фантазии, народ так ошалел от свободы, что скромничать не стал и развернулся с размахом. А культуры строительства особой не было, вот и выросли по всей стране курятники невероятных размеров.

– Да, я обратил внимание, – улыбнулся Леонид.

Повернули направо, проехали станцию, рынок и железнодорожный переезд.

– Это очень известное местечко – поселок Жаворонки. Ему более трехсот двадцати лет. Точнее, сначала это была деревенька, а в начале двадцатого века архитектор Вестерский распланировал поселок. Если вы по нему пройдете, то увидите четкие параллельные линии проспектов и улиц, как на шахматной доске. Вон, посмотрите, Ленечка! – Бутырская указала рукой влево. – Там родительская дача. Отсюда, правда, не видно. Участок роскошный, сосны, рубленый дом с верандой. Демьян рассказывал, что в детстве он собирал на участке грибы. Но особая достопримечательность – уникальные ворота.

– Ясно, – почему-то смутился Штерн. Ощущения были довольно странными, неприятными и одновременно ностальгическими. Неприятными – понятно почему, а ностальгическими с чего бы вдруг?

Потом они ехали молча. Ближе к Звенигороду дорога стала похожа на серпантин, и ландшафт за окном разительно изменился: холмы и сосны. Поменялась и архитектура. Теперь Штерн понял, почему Ольга назвала это место московской Швейцарией. Сходство действительно было. Залюбовавшись пейзажем, Леонид не заметил, как пролетела оставшаяся часть пути.

Домом назвать то сооружение, в котором проживала семья Бутырских, у Штерна не поворачивался язык. Четырехэтажный особняк с черепичной крышей и солнечной батареей наверху был обнесен высоким кирпичным забором, напоминающим Кремлевскую стену. Забор выглядел безобразным, но сам особняк смотрелся элегантно и стильно, несмотря на внушительные размеры. Неплохо живет его брат! Сразу стало ясно, почему Ольга не любит московскую квартиру: по сравнению с этим великолепием квартирка на Фрунзенской смотрелась убогим скворечником.

Внутри дом оказался уютным и светлым. Тепло чувствовалось во всех элементах дизайна. Ослепительно желтые стены, потолки, украшенные живописью, на гардинах, диванчиках и креслах – романтическая цветочная обивка, деревянные полы, застеленные пушистыми коврами, много зеркал и настольных светильников, полированная тяжелая, но изящная мебель – английская классика пришлась гроссмейстеру по вкусу. Он словно дома оказался, в любимом пригороде Лондона, и даже пахло здесь как-то особенно, ностальгически. Вспомнились холщовые мешочки с ручной вышивкой, наполненные сушеными травами и лепестками цветов, которые мама развешивала по дому и клала в платяные шкафы – одежда и воздух пропитывались нежными запахами лаванды и роз и пряным ароматом полевых трав.

– У вас очень мило, – подавленно сказал Штерн, пытаясь отогнать воспоминания.

– Спасибо, мне очень приятно. В этот дом я вложила всю душу, – обрадовалась Ольга, – и не только душу, но и деньги от продажи своей квартиры. Леня, вы простите, Демьян еще не приехал, – виновато добавила она. – На работе задерживается. Понимаете, за время его отсутствия дел накопилось море.

– Конечно, я понимаю, ничего страшного, – улыбнулся Леонид.

– Присаживайтесь. Кофе? Чай? Или, может быть, что-нибудь покрепче? У меня есть чудесный армянский коньяк, – подмигнула ему Ольга. Штерна непроизвольно передернуло. – Что случилось, Ленечка? – ехидно спросила Бутырская.

– Лучше просто минеральной воды, пожалуйста, – попросил Штерн.

– Леня, что случилось? – переспросила Ольга уже без иронии, присела на диван рядом с ним и участливо заглянула в глаза.

Настало время серьезно поговорить с Ольгой. Штерн открыл было рот, но во дворе послышался шум мотора, и Бутырская поднялась:

– Демьян приехал. Все будет хорошо, Ленечка, не волнуйтесь, – сказала Оля и вышла из гостиной, чтобы встретить мужа.

Леонид подошел к окну – симпатичный рослый брюнет с сединой на висках вышел из машины и вальяжно направился к парадному входу. Странно, волнения не было – в душе полный штиль. Всего за несколько дней он пережил столько потрясений, что сейчас не испытывал ничего: ни любопытства, ни радости, ни страха. В нем что-то сломалось.

В доме вдруг стало шумно. Из прихожей послышался веселый Ольгин смех и мужской баритон. Демьян вошел в гостиную и заполнил ее всю своей энергетикой.

– Ну, здравствуй, братишка! Не думал, что когда-нибудь свидимся, – громыхнул Бутырский, разглядывая Штерна с интересом. – Оль, как там насчет пожрать? – обернулся он к жене.

– Все готово.

– Тогда за стол. Леонид, ну что ты стоишь, как неродной? Пошли, это дело нужно отметить. У нас есть исключительный…

– Армянский коньяк, – усмехнулся Штерн.

– Точно! – поднял указательный палец Демьян. – Но я вообще-то не про коньяк говорил, а про повод. У нас есть исключительный повод, чтобы надраться.

Ужин оказался исконно русским. Маринованные грибы, соленые огурцы, свежие овощи и зелень, неизвестное блюдо из свеклы, помидоры, порезанные кружочками, переложенные брынзой, загадочный салат «Оливье», пирожки и нечто студенистое. Он часто бывал в русских ресторанах с родителями, но ничего из представленных блюд не пробовал. В основном они заказывали пельмени, блины с икрой, пирожки, русский борщ или щи, царскую рыбу стерлядь и котлеты по-киевски.

– Лень, положить вам холодец? – спросила Ольга. – Или, может быть, вам селедку под шубой?

– Пожалуйста, холодец, – торопливо сказал Штерн, испугавшись селедки в шубе. Ольга тут же положила ему на тарелку как раз ту самую желеобразную массу с рваным мясом.

– Леня, у вас такое страшное лицо, будто вы никогда студень не ели, – рассмеялась Бутырская. – Попробуйте, это вкусно. С горчицей особенно, или с хреном. Если не понравится, не смущайтесь.

Штерн тут же щедро намазал желе толстым слоем горчицы, подцепил вилкой кусочек и отправил в рот. В носу защипало, очки запотели, из глаз потекли слезы.

– Ядреная горчичка-то, – довольно заметил Демьян. – Не то что у вас, в Англии, кисло-сладкая мутотень. На вот, пирожком закуси, – посоветовал брат и, не церемонясь, шмякнул на тарелку Штерна пирог. Леонид, тоже не церемонясь, откусил половину, прожевал.

– Исключительно, – выдохнул гроссмейстер и тут же сунул в рот еще кусочек холодца.

Ольга звонко рассмеялась. Демьян улыбнулся и налил Леониду водки.

– Давай, – поднял он свою рюмку.

– Давай, – Леонид поднял свою.

Ольга ускользнула на кухню, сообщив, что должна проверить горячее. К удивлению Штерна, жена брата готовила и обслуживала стол сама.

– У вас нет горничной и кухарки? – спросил Леонид. Демьян приложил палец к губам и покосился на дверь.

– Ревнивая она у меня, – доверительно сказал брат. – К каждому столбу ревнует. Горничные в доме не задерживаются, но не нанимать же старых перечниц. И секретарши… – Демьян вздохнул. – Не дай бог, Оля увидит, что смазливая, – изведет меня ревностью. Ненавязчиво так, но всю печень выгрызет и мозги прокомпостирует. Приходится увольнять. А что делать? Я Олю люблю и себя тоже. Нашел вроде компромисс – мышь серая классическая, в глаза не бросается, но и партнеров не пугает. И, что немаловажно, понтов нет. Не требует ничего, исполнительная и преданная, как собака. В общем, повезло.

– Светлана? – спросил Штерн.

– Откуда знаешь? – растерялся Демьян.

– Нас Оля познакомила. Когда я прилетел, сначала на Фрунзенскую заехал.

– Там Ольга была? – напряженно спросил Демьян.

– Да.

– Она эту квартиру ненавидит и редко там бывает… к счастью. Хоть какая-то отдушина, – подмигнул ему брат.

– Разве нельзя нанять прислугу мужского пола? – решил сменить тему Леонид. Похоже, Ольга не зря подозревала мужа в адюльтере. Не зря ревновала его к секретаршам. Демьян Иванович Бутырский изменял ей регулярно. Поразительная циничность – свить себе гнездышко для любовных утех и позиционировать его как сюрприз на день рождения супруги. Однако Демьян ему нравился, гроссмейстер с первой минуты почувствовал в нем родного человека. Вот только расслабиться Штерн не мог и чувствовал себя скованно – мешали подозрения, застрявшие в сердце, как кость в горле.

– Мужиков нанимать?! Еще чего! – возмутился Демьян. – Меня же дома не бывает почти. Чтобы она нашла утешение на груди какого-нибудь урода? Нет уж! Эх… Мой тебе совет, братишка: подольше не женись!