Текст книги "Когда не все дома (СИ)"

Автор книги: Мария Болдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

О капустном букете и яблочном пироге – 2

Виктория, как и было заведено, презент принимать не собиралась, но нечто в руках Половцова удивило настолько, что она не удержалась от вопроса:

– Что это?

– Капуста, помидоры, ну, и немного травы. У нас сегодня было небольшое происшествие в цветочном магазине. И мы там пробежались по горячим следам… Виновные понесут и так далее. Поэтому я попросил букет для особенной девушки с художественным вкусом. Флорист расстаралась.

– Очень… – Вика попыталась подобрать подходящее слово для того чуда, что ей преподнесли, – свежо, но я не возьму.

– Не берите, – согласился Половцов, хитро улыбаясь, – Но вам же понравился этот кучерявый веник?

И тут Вика почему-то изменила своим принципам и, ничего не говоря, забрала забавную капусту с помидорами из рук ухажёра.

Когда она приехала к маме за дочерью-первоклассницей, букет оставила в машине, и пока поднималась на третий этаж, по привычке пересчитывая ступеньки, корила себя за то, что не устояла перед овощным очарованием. Если она стесняется показать подарок чужого мужчины маме, значит это стыдно и непорядочно. Зачем принимать, поощрять, обнадёживать? А если муж перезвонит, сможет ли она рассказать ему о глянцевых мелких томатах среди нежно-зелёных и белых листьев? Нет! Потому что там, вдали, он надумает невесть что. Потому что верность – это, наверное, больше, чем отсутствие физической измены. Потому что тот, кто в море, должен быть уверен, что дома, на берегу, ждут. Потому что она не актриса, для которой знаки внимания от поклонников – часть профессии.

– Что-то ты сегодня какая-то смурная, – заметила мама за традиционным вечерним чаем.

– Неприятности на работе, – отговорилась Вика.

Мама вздохнула. В этом вздохе были слышны все упрёки по поводу должности дочери, что уже тысячу раз были переговорены. И Вика засобиралась домой.

Дочери букет тоже понравился, всю дорогу она ехала с ним в обнимку, а потом сама понесла в квартиру. Едва переступив порог, Кристина восторженно прошептала:

– Его есть можно! – и широко открыла рот, чтобы откусить от гофрированного капустного листа.

– Стоп! – Вика повысила голос, – Вдруг эти овощи нитратами поливали.

– Это яд? – испуганным шёпотом осведомилась дочка.

– Да!

Такого однозначного и окончательного ответа Кристина не ожидала, лицо у неё сделалось серьёзным, почти трагическим.

– А кто тебе подарил ядовитые помидоры? – прозвучал роковой вопрос, который надо было как-то незаметно обойти.

– Знакомый, – ответ получился правдивым и обтекаемым.

Но любознательная девочка продолжила допрашивать маму:

– Он хотел тебя отравить?

Вывод был неожиданным и Виктория, отрицательно замотав головой, рассмеялась. Представить Половцова в роли коварного отравителя она не могла.

Дочь деловито прошла на кухню, Виктория – за ней и с умилением стала наблюдать, как маленькая хозяйка достаёт вазу, наполняет её водой, потом подрезает стебли и обстругивает кочерыжки. Кристина унаследовала от мамы умение ценить и создавать прекрасное. Расправляя листочки-веточки и явно любуясь композицией, дочь всё-таки недовольно заметила:

– Надо же, извините, подвиньтесь, ядовитая красота! Всё-таки не бери больше у него ничего! – в голосе слышались надрыв и сдерживаемые слёзы.

– Не возьму – пообещала Вика, решив, что сегодня устами первоклашки глаголет истина.

Вечер был тихим. Вика продолжала перебирать в уме все неприятности суматошного дня, Кристина ушла в себя и тоже что-то обдумывала, явно волновалась.

Телефон зазвонил поздно ночью, когда дочь уже спала в своей комнате. Взглянув на экран, Вика расстроенно поджала губы – не Он. Какой-то незнакомый номер.

– Здравствуйте, – голос был женским. – Вы Вика?

Вика задумалась над ответом: когда ей звонят по работе, то называют по имени отчеству, а чтобы вот так запросто по имени… Да таких родных и близких всего-навсего полтора десятка, и каждого из них она узнает по голосу.

Поэтому Вика ответила вопросом на вопрос:

– Простите, а с кем я разговариваю?

– Вика, это Дина. А вы Вадима Тимофеева хорошо знаете? Он вам кто? Тоже муж?

О капустном букете и яблочном пироге – 3

Вадима Виктория знала хорошо, называла его мужем, растила их общую дочь. И что это за слово знала!? Виктория ждала, скучала, любила, ценила на вес золота каждый день, проведённый с этим мужчиной под одной крышей, а ночи с ним в одной постели становились счастьем и праздником. Вот и надо было бы сбросить звонок, а номер поместить в чёрный список. Но Виктория не решилась нажать отбой, а выслушала сбивчивый рассказ до конца.

Дина была Вадиму второй женой. Или первой? Дочки у них оказались ровесницами. Дина давно что-то предчувствовала, всматривалась, примечала, ловила на оговорках и молчала. Полгода назад она подобрала пароль к телефону, посмотрела фото в папке с именем «Дина», вполне себе приличные фотографии самой Дины и их с Вадимом дочери. Вот только родная сестра папки «Дина» называлась «Вика», и в ней тоже были чудесные кадры милой женщины и хорошенькой девочки. И снова Дина никому ничего не стала говорить, думала, сопоставляла, во время редких свиданий с мужем тайком изучала его телефон в поисках компромата и гадала, под каким кодовым именем скрывается телефон Вики, второй жены их общего мужа. Или первой?

– И под каким? – спросила свою собеседницу Виктория.

– Что под каким?

– Под каким именем у Вадима записан мой номер?

Это был контрольный вопрос, Вика знала, как она обозначена в списке контактов Вадима.

– Ох, всего две буквы: «о» и «хэ», – отчитались ей. – А что это значит?

Это означало крах всех надежд, конец счастливой семейной жизни. Задачка сошлась с ответом. Нолик и крестик – их с Вадимом шифр. 0 – обнимаю, X – целую.

– А я – Динь! Как фея, тут такая интересная история… – с какой-то детской хвастливой наивностью поделилась Дина.

«Простота – хуже воровства», – зло подумала Вика и тут же одёрнула себя, там, в приморском городе, тоже обманулись в своём счастье.

Но не такой уж простодушной была Дина, какой хотела казаться. Вика слушала, удивлялась чужой подозрительности, въедливости и находчивости. Самой ей претило рыться в вещах и файлах любимого человека, подбирать пароли, подозревать, ревновать и готовить разоблачение.

Они с Вадимом не регистрировали отношения – сейчас многие не регистрируют. Как-то стыдным казалось просить визита в ЗАГС, печати в паспорте. Росли в одном дворе, знали друг друга с детства, мамы подругами не были, но здоровались. Когда Вадим поступил в областной университет на судовождение, Вика заканчивала школу. Прибыв домой на летние каникулы, Вадим вышел во двор в тельняшке и с гитарой. Для Виктории это была первая огромная настоящая любовь, а любовь подразумевает доверие, она верила ему во всём и всегда. Вадим был добрым, щедрым, весёлым. Хотя почему был, он и сейчас есть, и пусть дальше будет благополучен и здоров. А она сама – была дура доверчивая.

Наверное, это удобно – одна жена в портовом городе, другая – на родине. У них почти нет шанса встретиться.

– Что делать-то будем, Вик? – спросил женский голос из телефона.

– Не знаю, – бросила Вика, прервала разговор, заблокировала номер Дины, а заодно и номер Вадима. Всё, хватит, кончились крестики-нолики.

Она посидела немного и достала из шкафа пакет с мукой. На круглом поле пирога в самой сердцевине распустился шиповник, по краю разбежались резные листья и спящие бутоны. В жаркой духовке пирог должен был набрать пышность, зарумяниться.

Пока чистила яблоки, перебирала изюм, вымешивала тесто, закручивала пластичные его полоски жгутом и улитками, решение пришло само. Первое, что предстояло сделать, – купить новую симку. Как бы там ни было, но она не хочет больше обсуждать Вадима с неизвестной ей Диной. Даже если всё, что рассказала ей то ли первая, то ли вторая жена, правда, не о чем им говорить. А вот с Вадимом объясниться придётся, но не по телефону. Вика посчитала: муж (точно муж?) обещал приехать домой (интересно, он тоже про себя называет их общую съёмную квартиру домом?) в феврале.

– Что-то скрыть к тому времени будет уже сложно, – грустно сказала Вика самой себе и достала из духовки яблочный пирог, переложила его на блюдо, сбрызнула сиропом, накрыла полотенцем, постояла немного у кухонного окна, глядя в морозную ночь. Вьюга выла, словно плакал кто-то тоненько, со всхлипами. Удивительно, за хорошим пластиковым окном обычно не слышно ветра. Показалось? Нет, не показалось. В дальней комнате действительно рыдала дочка.

Вика тихонечко вошла к Кристине, включила ночник, подсела на кровать и обняла своё чадушко.

– Что такое, лапочка? Что случилось?

– Мама, я умру.

Что можно ответить на это неоспоримое утверждение взрослеющей девочки? Все мы когда-нибудь умрём, но разве это ответ.

– Всё будет хорошо, Кристина, солнышко! Мы будем жить долго-долго.

– Долго-долго я не смогу. Я, наверное, завтра умру… – возразила Кристина и созналась – Я оторвала и съела одну ядовитую помидорку, пока ехали.

– Ну, читали же про сливовую косточку*, – не удержалась от упрека Вика.

– Я умру! И в школу больше не пойду, зря только с бабушкой уроки делали! У-у-у!

Кристина снова завыла, обречённо готовясь к неизбежным последствиям необдуманного поступка. Виктория поспешила её успокоить:

– Нет, от одной маленькой помидорки, ничего не будет, – не удержалась и ехидно добавила, – в понедельник в школу.

Девочка облегченно вздохнула, вытерла лицо углом одеяла, повела носом и совсем другим тоном заметила:

– Пахнет вкусно. Ты пироги пекла?

– Пекла, – не стала отпираться Вика.

– Пойдём пить чай с пирогами.

Дочка не спрашивала, она утверждала. Да и какие могут быть вопросы в таком деле, как ночное чаепитие.

_________________________

*«Косточка» – рассказ Л. Н. Толстого о правде и лжи, мне он кажется сомнительным в плане воспитательной ценности для детей, но взрослым есть над чем подумать.

О семейном завтраке

Олег пришёл домой с дежурства в половине девятого утра. Была суббота, и он на законных основаниях рассчитывал, что семья всем составом встретит его весёлым визгом, горячим чаем и блинами, на худой конец, бутербродами с колбасой. Но его девочки открыли дверь тихо и встали перед ним насквозь виноватые с подозрительно покрасневшими глазами. Сын же держался чуть в стороне, был суров и собран, словно ему предстоял бой со смертельным врагом.

– Что? – без предисловий потребовал глава семьи.

Наташа хлюпнула носом:

– На нашу Лидочку заявление в полицию написали.

– Заявление? – с улыбкой переспросил Олег, повода для волнений и экстренных мер не наблюдалось: все целы, руки-ноги на месте, синяков и тех не видно. Ну что там может быть в заявлении на трёхлетнего ребёнка, так, ерунда какая-нибудь.

– Она опять кусалась! – сообщила Наташа тоном, каким обычно сознаются в убийстве.

Эта особенность характера любимой дочери не была для Олега новостью. Девочка с рождения была очень эмоциональной. Знакомый невропатолог объяснил Олегу, что «незначительные отклонения поведенческих реакций ребёнка» с возрастом пройдут. Коллеге хотелось верить. Поэтому Олег очередной раз отмахнулся:

– Ну, кусалась, с кем не бывает.

Но жена благодушного настроя не разделяла и продолжала сбивчиво рассказывать о том, что в семью пришла беда. Олегу история виделась смешной. Лидочка временно гостила в группе старшего брата. Вчера она поссорилась с каким-то мальчишкой. Неизвестно, что делал и говорил парень, но Лидочка прыгнула на него, как разозлённая кошка, и укусила за щёку. Воспитатели пресекли, утихомирили, в «травме» пострадавшего раскрасили зелёнкой. На этом, по мнению Олега, тему следовало закрыть. Но у мальчишки оказалась бабушка с синдромом наседки, подняла шум, сходила с ребёнком сначала к хирургу, обрабатывавшему укус, а потом, вытребовав справку, в полицию.

– Рано утром приходил полицейский, сказал: раз заявление написано, они должны прореагировать и поставить несовершеннолетнюю на учёт.

– Несовершеннолетняя это наша Лида что ли?

Наташа развела руками. Действительно, восемнадцати дочери ещё нет, следовательно, несовершеннолетняя.

– Всё! – пресёк дальнейшие разговоры Олег, – на голодный желудок я с такими новостями не справлюсь, пошли на кухню.

За завтраком пошло как-то проще, что ли. На неделе родителей правонарушительницы ждали в городском отделе по делам несовершеннолетних, а пока впереди были выходные и, по мнению Олега, все неприятные разговоры следовало отложить, ничего с пометкой Cito! на горизонте не маячило. Олег решил, что в понедельник он свободен и сам сходит и обследует всех сотрудников «отдела по делам», возможно, выпишет кое-кому галоперидола.

– Не паникуй, мы ещё внукам будем рассказывать, как их мать с трёх лет стояла на учёте в милиции.

– Я его побью, – вдруг заявил младший Полтышев.

– Кого? – не понял глава семьи.

– Ни в коем случае! – прикрикнула Наталья на сына, но тот не обратил внимания на слова мамы, а продолжил решительно, явно цитируя фразу из какого-то боевика:

– Этому Кольке давно пора как следует…!

– Заницу! – чётко и радостно повторила за братом последнее слово Лидочка. – За-ни-цу! – произнесла она ещё раз медленно, искренне радуясь тому, как вытягиваются лица мамы и папы.

– Прекрасно! – Олег рассмеялся. – Сын у меня – авантюрист и драчун, дочь – кусака-рецедевист, ругаются оба, как пираты Карибского моря. Думаю, что третий ребёнок должен быть просто золотым, папина гордость и мамина радость.

– НИ ЗА ЧТО! – чётко и громко проговорила каждое слово Наталья. – Все слышали меня? – она обвела тяжёлым тёмным взглядом собравшихся за столом. Семья притихла. – НИ ЗА ЧТО! – повторила жена и мама с пятилетним стажем, резко поднялась со своего места и вышла из кухни.

– Это мы ещё посмотрим, – бросил ей вслед сын Коля.

Олег легко щёлкнул мальчишку по носу:

– Тч! Не спорь с мамой.

И пошёл вслед за женой извиняться за несвоевременную шутку.

О субботней больнице – 1

Утром в субботу Вика сидела на кровати с ощущением, что держит в руках полную до краёв чашку с кипятком, она боялась двигаться и даже глубоко дышать. Кровь на белье… Немного, совсем чуть-чуть, но в её положении это может быть приговором.

Хорошо, что Кристина росла маминой помощницей, она и собрала сумку с бельём, зубной щёткой, электронной читалкой и прочими необходимостями. Виктория позвонила маме, чтобы приехала за внучкой, и вызвала скорую. Пока собирались и ждали, она рассказала Кристине всё как есть, и умница-дочка обрадовалась.

– Сестричка!

– Да. Но пока очень-очень маленькая, надо её поберечь. В общем – поеду в больницу. И подружкам не болтай пока. Никому не рассказывай!

– Не скажу.

Доверенную ей добрую и тревожную домашнюю тайну дочь согласилась беречь, но ей потребовались уточнения:

– А бабуле Лизе можно рассказать?

– Бабушке придётся рассказать, деваться некуда, тайком от неё в больницу не ляжешь.

– А бабуле Оксане расскажем?

– Не хотелось бы, но она всё равно узнает через день-другой.

Виктория понимала, что в их небольшом городе вряд ли удастся скрыть такие новости, а значит, матери Вадима придётся отчитаться. Разговаривать с отцом своих детей после того, что она услышала вчера вечером, не хотелось. Она уговаривала себя, что всё ещё может оказаться ложью, подстроенной гадостью, ошибкой, наконец. Но разбираться в этом сейчас не было сил, легче было не думать, не вспоминать, представить себя матерью-одиночкой.

У подъезда Вика в сопровождении фельдшера столкнулась с капитаном Половцовым, он был в форме и снова с букетом. Вику неприятно шаркнула по сердцу нелепость ситуации: вот уж кого не ждали в провожатые. Раньше домой к ней он не приходил, она было удивилась, как Половцов узнал её адрес, но тут же сообразила, что для сотрудника полиции это не проблема.

О субботней больнице – 2

Быстро окинув взглядом: Вику в накинутой на домашнее платье дублёнке, распахнутую дверцу скорой, пожилую женщину рука об руку с маленькой девочкой, очевидно провожающих в больницу свою маму и дочь, полицейский отступил.

– Я навещу Вас, – сообщил он Виктории через головы родни и медиков.

Она почти не обратила на него внимания, погружённая в свои мысли. Скорая выехала со двора, а он обернулся и встретился взглядом с женщиной, лет шестидесяти на вид, чем-то похожей на Викторию.

– Возьмите, пожалуйста, – он протянул букет.

– Бабулечка, не бери, они могут быть ядовитыми, – вдруг распорядилась стоящая рядом девочка.

– Это почему же? – опешил Половцов.

– Так мама сказала, – выдал «исчерпывающее» объяснение ребёнок.

– А вы часто дарите моей дочери цветы? – уловила самую суть Елизавета Павловна Вебер. Конечно, капитан полиции воспользовался служебным положением и заочно знал всех родных Виктории людей. А вот теперь довелось и лично познакомиться. Ситуация не располагала к тёплому общению, однако…

– Вас подвезти? – и Половцов указал рукой на свою машину, стоящую неподалёку.

– В машину к незнакомым людям садиться нельзя, – сообщила семилетняя Кристина заученную фразу непререкаемым тоном.

Половцов отметил, что такой педагогический тон явно передаётся в семье Вебер из поколения в поколение и, если он не намерен отступать, то с этим как-то придётся справляться. Помощь пришла откуда не ждал.

– Как я поняла, твоя мама с ним знакома, – одёрнула внучку бабушка и согласно кивнула обходительному мужчине с цветами и в форме, – подвезите, очень удачно, что Вы на машине.

– Ну, бабулечка Лизочка! Почему?! Ты же сама говорила! – возмутилось младшее поколение.

– Потому что автобуса утром в субботу можно час ждать и не дождаться, – объяснила Елизавета Павловна, – а ещё мне очень хочется побеседовать с молодым человеком, – добавила она, окинув упомянутого оценивающим взглядом.

Попасть в больницу в выходной – та ещё нервотрёпка. Врач один – дежурный. Его на всех не хватает, и хотя многие дамы, лежащие в отделении, тихонечко ушли на выходные домой, дел у гинеколога и медсестёр невпроворот. Вику осмотрели, что-то сразу вкололи, пообещали УЗИ в понедельник и велели лежать и отдыхать. Палата ей досталась двухместная, но соседняя койка пока пустовала. С одной стороны, хорошо – никто не мешает, с другой, – тошно и страшно наедине со своими путаными мыслями. Белое бельё с печатями, лампа кварцевания и кнопка вызова медсестры на стене уюта не добавляли. Но это больница, не курорт, лежи и сохраняй, то, что должна сохранить. Главное – не нервничать и отключить телефон.

Осторожность – не трусость. Беременные как правило очень осторожны. От того, как сложатся эти девять месяцев, зависит целая жизнь. Приходится бояться всего, на что раньше и внимания бы не обратила: лёгкого насморка, просроченной сметаны, компании подростков рассекающих по тротуару на самокатах.

Странно всё это. Странно и закономерно. Первый триместр. Три нелёгких, тревожных и всё-таки радостных месяца. Пока нет заметного живота, но есть животный страх. Ещё когда носила старшую дочку, Виктория часто вспоминала бабушкину сиамскую кошку. Эта кошка по имени Киша (сокращённый вариант от полного имени Валькирия) и так-то обладала характером злым и царапучим, а уж когда носила котят, грозно шипела, стоило Вике, гостившей у бабули, просто посмотреть в её сторону. Эта Киша, будучи в интересном положении (чем и кому оно интересно – непонятно) вообще старалась не вылезать при детях из-под дивана, опасалась, что её подхватят поперёк живота, затискают, помнут, навредят будущему потомству. И тогда, во время первой своей беременности, и теперь Вика чувствовала себя такой кошкой: забиться бы в дальний угол и шипеть на каждого, кто слишком близко подойдёт. Совсем как Киша, Вика ходила осторожно, с оглядкой, оберегая себя и бесценную младшую дочку, что уже жила внутри.

Почти весь день она проспала, спокойно и крепко, без сновидений. Вечером пришли мама с Кристиной, принесли два огромных пакета с вещами и домашней едой, сами разобрали их, не позволив ей встать с кровати. Кристина болтала без умолку, даже удивительно было, сколько новостей скопилось у ребёнка за полдня. А какие новости у школьницы и пенсионерки: уроки на понедельник давно сделаны, читали, вышивали крестиком, смотрели сериал, гуляли, в воскресенье вместе собрались в бассейн, вобщем – скучают очень, если лекарства нужны, они закажут в аптеке, любые, только бы у Вики и её не родившейся ещё девочки всё было хорошо.

– Розы твоего знакомого дяденьки стоят в вазе у бабушки на кухне, а помидорки с капустой дома остались, жалко только, что бабулечка сказала: в больницу с цветами нельзя, – добавила в конце своего отчёта Кристина.

– Вы взяли цветы, – укоризненно покачала головой Вика.

– Он нас подвёз, и мне неудобно было отказываться, – объяснила её пожилая и всегда правильно поступающая мама.

А Половцов, лёгок на помине, нарисовался в дверях, на этот раз не в полицейской форме, а в белом халате, накинутом поверх оранжевого абсолютно штатского пуловера.