Текст книги "Когда не все дома (СИ)"

Автор книги: Мария Болдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Блудного сына и лже-внука возвращают в семью – 2

На холме завывал ветер, разгоняя снежную крупу. Пальцы застыли и не слушались, телефон пытался выскользнуть из рук. И тут возник вопрос: действительно, куда звонить? Невестке? Легче сразу лечь и и замёрзнуть прямо здесь, под недобрым колючим ноябрьским снегом.

По телефону детского сада ответил сторож и почти вежливо заверил заполошную бабушку какого-то Коли, что он, сторож, в детском саду совершенно один и ни о каком мальчике ничего не слышал. Телефон воспитателей своего внука ни бабушка, ни дед не знали. Вот тут и пригодился вездесущий полицейский, он сам позвонил Апполинарии Васильевне и быстро выяснил, что Коля Волжин по-прежнему с ней. Она забрала мальчика к себе «в гости», потому что так и не смогла дозвониться до его мамы, телефона Колиного отца у неё нет, а подозрительному дедушке, чей телефонный номер был указан в доверенности, она позвонить не решилась, потому что этот неблагонадёжный человек похитил у них из детского сада чужого ребёнка.

Следующим Катерина набрала номер сына.

– Сынок… – судорожно выдохнула она в трубку.

– Мам, что случилось? – тот мгновенно почувствовал беду в первом же услышанном слове.

– Андрей, поезжай за Колей, адрес я тебе сейчас эсэмэской сброшу!

– Мам, что случилось? – снова спросил сын. – Вы его не забрали? Что-то с отцом?

– Отец сейчас с милицией разбирается, – Катерина покосилась на оперативника, с профессиональным интересом слушающего семейные разборки.

– С полицией, – машинально поправил её Андрей, – что у вас случилось?

Да разве ж в двух словах и по телефону, да ещё на ветру и на нервах расскажешь такое!

– Сын! Твой отец забрал из детсада чужого мальчика и привёз его к нам!

– Зачем?

Логичный и в то же время совершенно глупый вопрос. В этот момент Катерина начала злиться не только на мужа, но и на взрослого, бестолкового сына, и на всех мужчин с их логичными вопросами и необъяснимыми поступками.

– Случайно, – правдиво и коротко ответила она, испепеляя взглядом мужа, виновато молчавшего рядом.

– Как это?

И тут Катя сорвалась и закричала:

– Андрей!!! Я тебя умоляю, поезжай скорее за сыном!!! Все пока живы и здоровы, но наш Коленька сейчас сидит где-то в чужом доме у чужих людей, а время уже к ночи! До Ольги не дозвониться, может, оно и к лучшему! Вся надежда на тебя, забери Колю! Я потом всё расскажу…

Сын пообещал забрать, разрулить и позвонить как только, так сразу. Но куда же он будет звонить, когда связь в деревеньке на редких островках и та прерывистая. Значит, через час опять придётся подниматься на взгорок. Хуже нет ждать и догонять. И Катерина поплелась домой, зло поглядывая на мужа и осторожно – на полицейского, право слово, словно под конвоем.

А дома их ждали вопросы, бумажки, расписки.

– Надо бы Вас забрать в отделение. Но уж простим – полицейский ехидно хмыкнул, – на первый раз.

Все взрослые, даже потерпевшие, согласно и устало выдохнули, поднялись, засобирались. Только Кольке очень хотелось попасть в отделение, он вообще не понимал, как от такого можно добровольно отказаться. Мальчишка во все глаза смотрел и во все уши слушал, как дедушку, который сегодня позвал его кататься на джипе, допрашивали, будто в настоящем кино. Дома из конструктора у Кольки был собран большой полицейский участок с дверями-решётками, вертолётной площадкой на крыше, с полицейскими в форме – серыми пластмассовыми человечками – и даже с преступниками – полосатыми пластмассовыми человечками. А сегодня он сидел рядом с настоящими полицейскими, реально: строгие дяденьки с дубинками, у одного есть специальная чёрная сумка для пистолета, на кнопочку застёгивается. С таким стоило подружиться. Но ведь сейчас все уедут: полицейские – в своё заманчивое отделение, а Коля с мамой, папой и Лидочкой – к себе домой, и они могут никогда-никогда больше не встретиться… Расставаться навсегда с такими крутыми людьми Коле не хотелось. Когда что-то важное и мечтаемое не случалось, папа всегда успокаивал его: «В другой раз». Коле оставалось надеяться, что другой раз наступит и новая встреча с полицией случится совсем скоро.

Но даже без поездки в отделение, день сегодня был классный. Сюда примчались на джипе, обратно они, похоже, поедут на скорой с папиной работы.

Когда разъехались гости, если можно так назвать тех, кто сегодня ужинал в доме Волжиных, супруги ещё раз сходили на горку, чтобы связаться с сыном, рассказать ему все детали происшествия и утешиться тем, что настоящий внук простился наконец-то с воспитательницей и теперь под присмотром родного отца. Обратно шли навстречу ветру, и Катерина так устала, что, несмотря на обиду, уцепилась за мужнин локоть. Николай Михайлович приободрился и решительно провозгласил:

– С детьми надо что-то решать. Дальше так продолжаться не может.

Жена охотно подхватила разговор о необходимости перемен:

– Правильно. Свали всё на детей. Сам-то ты хорош! Тридцать лет прошло, а ты ребёнка из детского сада привезти не можешь. Ни на санках, ни на машине…

– Ну ты вспомнила, – отмахнулся глава семьи.

– Такое забудешь!

Действительно, такие истории не изглаживаются из памяти, они бесконечно пересказываются каждый раз с разной интонацией и обрастают всё новыми подробностями, становясь семейными преданиями.

В те годы они жили в Норильске. Поехали туда всей молодой семьёй за длинным рублём. Рубль оказался не только длинным, но и холодным. На крайнем севере морозы злые, а снега такие глубокие, что утонешь вернее, чем в море. В детский сад за два квартала катались на такси. Но той весной тепло пришло рано. Ну, какое тепло – минус пять. Почти жара и повод. Николай, успев после работы забежать домой, захватил с собой санки, бутылку пива и рванул за сыном. Пока спускался с пятого этажа, откупорил и выпил. Он бодро и весело добежал до детского сада, а в тепле и уюте его развезло – скромная бутылка с устатку и на голодный желудок здорово шибанула по мозгам. Когда Андрюшка оделся-обулся, то обнаружил, что папа заснул, присев на стуле у дверей и привалившись к стене. Сынок отца растряс, они вышли на улицу. В сумерках мороз крепчал, надо было торопиться: малыш плюхнулся в санки, Николай схватился за верёвочку и: «И-го-го!» – резво порысил в сторону дома.

У подъезда он столкнулся с женой и скомандовал:

– Дверь придержи!

Когда Николай оглянулся на санки, то даже не сразу понял, что они пусты. Стоял и смотрел, смотрел, смотрел. Потом отбросил верёвку и побежал. Андрюху они с Катей, озверевшей от страха и злости на благоверного, встретили на полдороге к детскому саду, тот брёл по тротуару, поскальзывался в своих валенках с галошами и негромко выл.

С какой стороны ни глянь – главе семейства тогда повезло. Повезло, что выпавший из санок сын сумел выбраться из сугроба и знал дорогу к родной многоэтажке. Повезло, что Катя простила и не подала на развод. Всегда бы так везло, как в тот весенний день.

Да и сегодня тоже нельзя сказать, чтобы денёк выдался неудачным, всё как-то утряслось. Николай Михайлович был оптимистом.

Бывший муж является ночью – 1

Разговоры растеребили душу, и Ольге не спалось. Захотелось побродить по соцсетям, успокоить нервы. Она включила телефон, но ждать, когда аппарат очнётся и загрузится, не стала. Отвернулась к стене, зажмурила глаза, снова попыталась уснуть.

И тут раздался звонок в дверь. Щёлкнул замок, Макс, Сашкин муж, весь вечер претворявшийся, что его нет дома, чтобы не мешать сёстрам душевно общаться, впустил кого-то в дом. Ольга прислушалась к приглушённым мужским голосам, доносившимся из прихожей. Сердце подлетело к горлу и там замерло – знакомые тембр и интонации, вот уж действительно, до боли знакомые, до сердечной ноющей боли.

В её комнату постучались и тут же, не заморачиваясь излишним политесом, открыли дверь.

– К тебе пришли… – Макс говорил шёпотом, но и в приглушённом голосе были слышны смешинки.

Ольга уже секунд десять, как поняла, кто этот ночной гость, отыскавший её в квартире сестры, да ещё и так обрадовавший Макса. И вот уж от кого-кого, а от Макса она такой подставы не ожидала. Для него она была старшей дочерью, избалованной даже чуть больше, чем родные дети, потому что пять лет Оленька была единственным ребёнком в их молодой семье. Как-то Макс признался ей, что просто не решался закручивать гайки в воспитании девочки, доставшейся ему в приданое за красавицей-умницей женой. Мысль он тогда не развил, но, похоже, считал, что отсутствие строгостей испортило характер приёмной дочери. И вот сейчас Макс так запросто впустил в свой дом её бывшего мужа, даже не спросив её, Ольги, согласия. Деваться некуда, придётся встретиться с Андреем тихо-мирно, потому что было бы совсем уж свинством после «милой» семейной ссоры устроить ещё и скандал в доме, где её сестра так старательно обустраивала уют и покой.

Ольга нехотя спустила ноги с дивана, размышляя, отправиться в прихожую прямо так, в тёплой пижаме, или всё-таки одеться поприличнее, может быть, даже накраситься. Пока она так прикидывала и уже мысленно выстраивала короткий и неприятный разговор, Макс широко распахнул дверь в комнату. Ольга на секунду зажмурилась от яркого света, ворвавшегося в дверной проём, а когда открыла глаза и рот, чтобы начать протестовать, то осеклась, просто онемела от увиденного.

Андрей вошёл осторожно, и прежде всего её возмутило, что ему выдали личные домашние тапочки, те самые, в клеточку, совместно купленные пять лет назад. Захотелось выяснить, где их Сашка с Максом хранили так долго и зачем? Потом вновь вспыхнуло подозрение, что весь этот безумный вечер – спланированная акция, заговор! Но в следующий миг паранойя в мужниных домашних тапочках скромно отошла на второй план, а на первый выскочила паника. Ольга, отбросив одеяло, рванулась к Андрею, протягивая вперёд руки: бывший муж прижимал к себе сына, осторожно придерживая на своём плече вихрастую голову, а детская рука безвольно свисала. Что Ольга успела передумать за короткое мгновение, когда зацепилась испуганным взглядом за эту, словно бы тряпичную, руку, лучше и не перечислять.

– Оленька, ребёнок спит, просто спит, – чуть придержал её Макс.

– Оля, тихо, только не кричи, – прошептал бывший муж.

Она и сама уже поняла, что всё в порядке: на руках Андрея сын спал, целый, невредимый, но… Ольга возмущённо зашипела. Вот как жить с такими людьми? Ничего хорошего от них она давно уже не ждёт. Всего несколько часов назад свекровь написала ей, что Коля благополучно прибыл к ним на дачу. И вот, пожалуйста, среди ночи они внука возвращают! Не справились что ли?

Макс, строго глянув на приёмную дочь, негромко, но веско сказал:

– Вы тут, надеюсь, без меня разберётесь. Но на всякий случай напоминаю: наши дети спят, ваш сын тоже, Саша там нарыдалась в подушку… А это значит, вы ведёте себя тихо. Всё понятно?

Макс погрозил им пальцем, как маленьким, и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. В ночной тишине квартиры было слышно, как он заглянул в детскую, выключил свет в прихожей, прошёл к себе.

Андрей подождал, когда глаза привыкнут к темноте, потом бережно уложил Колю на застеленный диван и встал рядом. Ольга молча, но нервно подтащила к дивану мягкое кресло-мешок, устроилась в нём, убедилась, что её мальчик дышит спокойно и видит десятый сон, подоткнула одеяло, после чего резко махнула бывшему мужу рукой, дескать, иди-ка отсюда.

Бывший муж является ночью – 2

Но Андрей уходить не собирался. Он присел рядом прямо на пол и облокотился на занятое ею кресло, похожее на скомканное старое одеяло.

Свет далёких уличных фонарей едва просачивался сквозь шторы. Ольга вгляделась в того, кто нарушил её личное пространство: едва различимый силуэт, лицо в полумраке угадывалось, но не читалось. Андрей же видел достаточно хорошо, чтобы сгрести в охапку кресло, Ольга тут же рыбкой метнулась вверх. Но оказалось, что встать на ноги с «кресла для релаксации», как заманчиво значилось оно на ценнике в магазине, не так-то просто, Оля не учла силы притяжения, причём, было не до конца понятно, что именно притянуло её вниз: то ли земля со своим ускорением свободного падения, то ли не подвластное обидам жаркое желание, то ли судьба. Она нырнула в мужские объятия, возмущённо фыркнула, ещё раз попыталась вывернуться, но как-то так вышло, что рывком прижалась к тому, от кого собиралась сбежать. Андрей, не сомневаясь ни секунды, обнял её так крепко, что стало трудно дышать, но она всё же продолжала и дышать, и трепыхаться, пытаясь выпутаться. Но её крепко удерживала хитро сплетённая сеть из мужских рук.

– Нам надо поговорить, – сдавленно прошептала Ольга, и не к месту вспомнила, что именно с этих слов началась этим вечером неожиданная ссора с сестрой.

– Говори, – согласился Андрей, шёпот его был тёплым, родным, пахнущим кофе, – Вот расскажи, например, зачем ты выбрила полголовы? – продолжил он, что-то вычерчивая губами там, где прежде были длинные пряди, а теперь волосы едва отросли на несколько миллиметров.

Оля резко приподнялась на локте, коварное кресло просело под рукой и перекосилось, она снова не удержала равновесие: плюхнулась на широкое мужское плечо, ударилась лбом о какую-то кость, по всем примеркам выходило, что о ключицу. Она лежала, уткнувшись носом в распахнутый ворот мужской рубашки, но при этом постаралась добавить в шёпот как можно больше зловредности:

– Тебе не нравится?

– Нравится… Бархатная… – и Андрей снова поцеловал выбритые на виске узоры…

После этих слов помимо положенного пресловутого десятка бабочек в животе запылали уши и щёки. Ольга изо всех сил старалась насекомых игнорировать, но они всё равно работали крыльями, как вентиляторы, разлетаясь из живота по всему телу. Необходимо было сосредоточиться, собрать волю в кулак и этой волей вкупе с ершистым характером, как мухобойкой, разогнать лёгкое и пёстрое кружение в теле и в душе. Но вместо силы воли в руках оказалась скомканная мужская рубашка, которую пришлось отбросить, чтобы не мешала…

Ольга не смогла себе объяснить, как так случилось, что они снова вместе, снова в одной постели, вернее, в кресле?

Им было не то чтобы тесно, но очень непросто. Необходимо было не разбудить сына, спавшего на диване, и не выдать все подробности примирения родне. Нельзя было и на секунду забыть, что за стеной – детская, вернее, подростковая. Тинэйджеры, конечно, всю теорию уже знают, но Сашка будет против, если её девочки будут готовиться к практическим занятиям, прислушиваясь к подозрительным звукам из соседней комнаты, в которой осталась на ночь тётя Оля, которой «надо поговорить» с дядей Андреем.

В полумраке, шёпотом, лицом к лицу, нос к носу, губы к губам очень неудобно ругаться. А вот целоваться – пожалуйста, сколько угодно, всё в такой ситуации располагает.

И даже необходимость вести себя тихо и скромно добавила в эту ночь какую-то пронзительную ноту то ли чуть грустного воспоминания о первых свиданиях, то ли обещания будущих ночей, расцвеченных всеми красками, огнями и фейерверками.

Ольга всё-таки вырвалась из тесных объятий, скатилась с кресла и села на пол, обхватив колени руками, а потом вдруг неожиданно даже для себя спросила:

– А хочешь, я снова отращу косы? – и с тревогой посмотрела на своего бывшего, который вдруг обозначил перспективу стать настоящим. Глаз в темноте по-прежнему видно не было, но губы были ласковыми.

У Андрея ёкнуло сердце от этого отчаянного вопроса и непривычной покорности. Раньше любимая – да, любимая, и бесполезно прятаться от очевидных фактов – редко спрашивала его мнения, а по поводу своей внешности – никогда. Она считала, что жену муж должен принять любой: блондинкой, брюнеткой, и, конечно же с волосами цвета зелёной тины, похожей на ведьму из сказки, о чём сообщать своей ненаглядной не рекомендовалось. Если Ольга пообещала косы, впереди у них ещё не одна ночь, и не один день. Пока ещё волосы отрастут.

Завдетсадом готовится принять меры – 1

Эту ночь Виктория Петровна – Вика старалась даже в мыслях саму себя называть по имени отчеству, чтобы не забывать, кто она такая, чтобы в имени и в осанке чувствовался статус, чтобы не выглядеть в глазах подчинённых слишком молодо – так вот, Виктория Петровна эту ночь не спала. Впрочем, как и две предыдущих.

Она считала себя умной и успешной, у неё были для этого все основания. Шутка ли, подняться по карьерной лестнице, прыгая, через ступеньку. К тому же Виктория Петровна всерьёз занималась научной работой: мечтала открыть в педагогике какой-нибудь новый подход, или метод, сразу и навсегда вразумляющий детский коллектив в целом и каждого ребёнка в отдельности, написать об этом книгу, объяснить всем тёмным и неразумным, как надо детей воспитывать. Всех научить, а самой прославиться – с этим жизненным планом она и готовилась поступать в аспирантуру. Профессор на кафедре дошкольного образования, солидная, статная дама с военной выправкой, напутствовала её: «Дерзайте!» Муж, старпом дальнего плавания, перед уходом в очередной рейс сказал: «Делай, как знаешь». Только мама, воспитатель с сорокалетним стажем, так сказать, основатель педагогической династии, ворчала: «Молодая ты ещё, глупая. И я тоже глупая – берегла тебя от бед, настоящей жизни не показывала. Нет никаких новых методов, всё старое. Новые только слова, а так всё по-прежнему, идёт как идёт, да и ладно».

Вика от такого ворчания отмахивалась, понятно же, что это у мамы возрастное, от усталости, эмоционального выгорания и тяжёлого характера. Свой характер Вика считала лёгким, так сказать, лайт: безалкогольным, низкокалорийным и с изрядной долей адреналинового упорства – именно такой характер и нужен для успешной карьеры.

Когда Вике, Виктории Петровне, предложили должность заведующей детским садом – подумать только, едва за тридцать, а уже заведующая, и, что важно, безо всякого блата, а исключительно по уму и заслугам – будущее светило отечественной педагогики согласилось сразу.

И снова мама отговаривала:

– Викуся, доченька, откажись. Такая ответственность, никаких денег не надо.

– Мама! Я же не из-за денег, – возмущалась дочь.

– Тем более откажись. Завдетсадом – это расстрельная должность, – продолжала причитать мама, вспоминая почему-то слова из сталинской эпохи. – Ведь случись что, кто виноват останется? Ты! Засудят…

Вика только отмахнулась, тогда эти мамины причитания казались безумием, теперь она видела в них пророчество: её образовательное учреждение попало в полицейские сводки, пятилетний мальчик был похищен средь бела дня. Преступление произошло в пятницу, тем же вечером ей отзвонились виноватые и любопытствующие. Виктория Петровна выслушала всех, отделываясь односложными ответами.

На два выходных дня она отправила дочку к маме под предлогом генеральной уборки и бумажной работы и слонялась из угла в угол пустой квартиры, ничего не делая. Не было сил ни отжимать тряпку, ни даже щёлкать мышкой. С воскресенья на понедельник необходимо было выспаться – не получилось.

Тревожная ночь переросла в нервное, дёрганое утро. В четыре часа ночи или утра, это смотря с какой стороны считать, Вика поднялась и отправилась на кухню – снимать стресс. Она достала из холодильника бутылку водки. Кто-то сбрасывает напряжение, отправляясь на пробежку, кто-то – раскуривая сигарету, кто-то – откупоривая бутылку. Вика щедро плеснула в бульонную чашку, потом достала небольшой венчик и стала сосредоточенно взбивать им прозрачную, пахнущую спиртом жидкость.

И дело было не в выпивке с утра и на голодный желудок, дело было в безе. Рецепт этих воздушных пирожных простой и капризный одновременно. Кондитеры знают, что пена из яичных белков с сахаром будет густой, если всю необходимую для приготовления посуду тщательно обезжирить.

Когда на душе было тяжело, Вика пекла сладости и рисовала. Причём она сумела удачно объединить два хобби – создавала кулинарные произведения искусства. Она отсчитывала ложки сахарной пудры, просеивала муку, растапливала шоколад, и запах шоколада, ванили, свежей выпечки плыл по квартире, вытесняя тревоги. Из тонких глянцево-шоколадных нитей выплетались цветы и травы на воздушных сахарных куполах, возлежащих на маленьких песочных коржиках. Через час хрупкое печенье было аккуратно уложено в коробку. Свой очередной сладкий эксперимент Вика решила взять с собой на работу, день обещал быть сложным и непредсказуемым – авось пригодится. К восьми утра её ждали в управлении.

В начальственном кабинете доставать выпечку Виктория Петровна не стала, всё равно бы не помогло.

В этот раз наслушалась она в свой адрес всякого.

Меры безопасности оказались недостаточными.

Будь они неладны, эти меры, захотелось взять в руки автомат и лично возглавить патрулирование вверенного объекта.

Кое-кто не осознаёт новых угроз и не способен им противостоять.

Вика с трудом представляла, как её воспитатели, многие из которых были вдвое её старше, должны противостоять террористам и киднепперам, слово-то какое, давно ли оно живёт в голове и в бумагах у начальства или его выучили сегодня, к случаю, так сказать.

Далее приказали конспектировать, руки дрожали, карандаш выскальзывал из пальцев, но сдаваться было нельзя. Виктория Петровна писала:

изыскать, укрепить, предпринять, проконтролировать, обозначить, разграничить, обеспечить, во избежание и в целях предотвращения!

Необходимо было срочно, да, да, ещё вчера, залатать все дыры, через которые ребёнок может просочиться из детского сада в окружающий мир.

Из управления пока ещё заведующая вернулась только к тихому часу, голодная и в растрёпанных чувствах. Первое, что ей было предписано – провести педсовет и по горячим следам разобраться, кто именно допустил преступную халатность.

Собрав народ в методкабинете, она попыталась пересказать всё, что загрузили в её пустую и гулкую от бессонных ночей голову. Вступительная речь у неё пламенной не получилась, никого из присутствующих не вдохновляла перспектива «отрабатывать алгоритм действий в чрезвычайных ситуациях» и отчитываться о «принятых мерах». По всему выходило, что лепить из пластилина и учить новогодние песни в ближайшие пару недель будет некогда: все силы уйдут на борьбу. Кроме того, на эту самую борьбу со злом требовались немалые денежные средства, и этот вопрос окончательно придавил участников совета. Зарплаты и так были невелики. Повисла нехорошая тишина. А в бумаге-протоколе необходимо было хоть что-то написать, а потом предоставить, как говориться, куда следует.

– Так что мы решили? – без надежды на ответ спросила заведующая.

Помощь пришла от Елены Васильевны, бабы Лены, как называли её за глаза и коллеги, и родители.

– Потому что подход к детям формальный, неиндивидуализированный, – неожиданно громко ввернула она.

А дальше посыпалось, словно из корзинки с премудростями.

– Что же делать, если их зовут одинаково?

– По фамилиям будем величать.

– Современные подходы в педагогике это не приветствуют…

– Клички дадим!

– А если они вам клички дадут, вам понравится?

– Они уже дали.

– Какие?

– Не переживайте, у вас не обидная – Апельсинна, даже ласково, я бы сказала.

– А у меня?

– Зайдите в родительский чат и посмотрите.

– Вот ещё, что я там не видела, в родительском чате.

– О-о-о! Вам почитать стоит.

Виктория своё прозвище знала – ВэВэПэ – по начальным буквам фамилии, имени и отчества: Вебер Виктория Петровна – то ли отсылка к власть предержащей аббревиатуре, то ли валовой внутренний продукт. Такое прозвище и настораживало, и немножечко льстило, она сама ещё не определилась, как к нему относиться.

– Вернёмся к вопросу, – она начальственно постучала карандашом по столу. – Какие меры примем для предотвращения?

И снова понеслось, и снова не в ту степь:

– А давайте мы их пронумеруем.

– Будем звать Николай первый, Николай второй!

– Ага, и Даниил десятый.

– Так и вижу себя на прогулке, стою и разбираюсь: ты почто Пётр Первый у Катерины Второй лопатку отобрал, и тою лопаткой ей в лоб заехал.

– Предлагаю по имени отчеству.

– Поддерживаю.

– А они будут отзываться на семёнпетровича?

– Если начать с яслей, привыкнут и никуда не денутся, отзовутся как миленькие.

– Сергеич и Иваныч? Солидно, чо…

– Ещё не лучше: суп доешь, Вадимовна.

– Точно! Все идут в туалет, первым пропустите не Вовочку, нет, а Владимира нашего Ильича!

И тут пожилые воспитательницы, ещё заставшие октябрятские звёздочки, дружно расхохотались, пошатнув тихий час.