Текст книги "Мелодии осенней любви"
Автор книги: Мария Барская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
– А ты собираешься к нему в артистическую заходить? – спросила Даша.
– Да наверное, нет. Он ведь меня только на концерт пригласил. А в артистическую… Там наверняка его знакомых будет полно. Неудобно. В качестве кого я появлюсь? Да и зачем?
– Ты что! – простонала Дарья. – Наоборот! Если он тебя сам пригласил на концерт, неудобно как раз не зайти. Обязательно надо поздравить. Иначе неприлично. Ты же сама о вежливости говорила. И букет обязательно купи.
– И весь концерт с цветами на коленях сидеть?
– А ты как думала? Тебя не в цирк пригласили, а в консерваторию. К тому же лично. В общем, облачайся по высшему классу, букет роз покупай, и вперед. Как закончится, сразу в артистическую.
– Ох, Дашка. Неловко мне. Пожалуй, лучше вообще скажусь больной и не пойду.
– Обалдела? Тебя сто лет ни один мужик никуда не приглашал! Ни вежливо, ни даже грубо!
Я тут – мировая звезда. Гений, можно сказать. Внимание обратил. Не важно, по какой причине. И она еще чего-то стесняется! Другая бы зубами вцепилась. Бесхозный мужик! Обходила бы, и до конца жизни по всему миру каталась! В ус бы не дула! Не надо было бы надрываться и разных бездарных придурков английскому учить. Да окажись я на твоем месте, на уши бы встала, из кожи вон вылезла! За такую возможность не знаю, что отдала бы. Живем же, ничего не видим толком. Ну смотались мы с моим дураком на недельку в Германию, в Париж, Египет, а там целый мир! Дух захватывает! Много мы успели увидеть? А ты бы задарма всюду ездила. С королевскими, считай, почестями.
– Я с человеком едва знакома, а ты меня уже замуж за него выдала. Может, у него есть возлюбленная. А меня вообще через три дня на улице встретит и не узнает.
– А ты узнаешь? Он тебе понравился?
– Естественно, узнаю. Не мог такой человек не понравиться.
– Это и есть самое главное, – многозначительно изрекла Дарья. – Вот и сделай так, чтобы он тебя узнавал и ты ему нравилась. Свое счастье собственными руками надо ковать. Надеть на себя тебе есть что? Передо мной-то ты давненько в выходных нарядах не появлялась.
– Бального платья нет, – усмехнулась Ирина.
Оно и не требуется. Нужно что-то такое скромненькое, элегантное и со вкусом. Богатого и со вкусом у тебя точно нет. Не по карману. Поищи что-нибудь черненькое с блесточками. Блесточки – для вечерности. Данный вариант везде на «ура» проходит, даже если не очень дорогой.
Ира задумалась. Неужели придется идти покупать? Но когда? У нее завтра в институте с утра и до четырех часов занятия. Не вырвешься.
– И что ты молчишь? – вывела ее из задумчивости подруга. – Вспоминай, что у тебя есть подходящее. Давай открывай шкаф, будешь вслух мне перечислять, если сама ничего не соображаешь.
Ира послушалась.
– Юбка есть черная, в складочку. И брюки черные, прямые.
– Можно и брюки, но юбка лучше, – резюмировала Дарья. – И сапоги обязательно на высоких каблуках. Осталась проблема верха.
– Пиджак черный, бархатный, – обнаружила Ира. – Только ему лет десять. Я его вообще почти не носила. Как новенький!
– Главное, плечи проверь. Чтобы не были слишком большие.
Ира, жонглируя телефонной трубкой, натянула на себя пиджак и сама удивилась, насколько он ладно сидит.
– И плечи нормальные, и силуэт приталенный, – сообщила она подруге.
Отлично! – одобрила та. – А к нему блузку. Такая у тебя есть кремовая, шифоновая, со стоечкой. Получится классика. Очень подходит к музыке, которую ты пойдешь слушать. Ему должно понравиться. Хотя, может, тебе что-нибудь с декольте надеть? Есть у тебя кофточка цвета увядшей розы. С глубоким вырезом. Тоже хорошо должно смотреться.
– Декольте не хочу! – запротестовала Ирина.
– А ты все равно померяй и посмотри.
III
Ирина уже собиралась ложиться спать, когда ей позвонила Дарья:
– Ну ты, подруга, даешь! Совершенно меня дезинформировала!
– Ты о чем? – не поняла Ирина.
– Не о чем, а о ком, – захлебывалась от эмоций подруга. – О твоем пианисте, естественно!
– Хочешь сказать, что он уже не пианист?
– Отстань со своими глупыми шутками! Он, естественно, пианист! Но он красавец!!! Потрясающий мужик! А ты его мне описала, словно столетнего старика!
– Про старика ты сказала! – напомнила Ира.
– С твоих, между прочим, слов.
– Ты что, после этого его видела? – удивилась Ирина.
– Видела! Не живым, конечно, а фотографию. Сынуля мне отыскал в Интернете. Я как глянула, так и упала.
– Не разбилась?
Опять она со своими остротами! Как ты-то не разбилась, глядя на такого мужика! Снежная королева. Нет, ну надо же! Такая фигура ей приплыла прямо в руки, без малейших усилий. Господи! Да если бы не мой дурак, сама бы от подобного мужика не отказалась! Увела бы у тебя из-под носа и на любой край света за ним отправилась!
– Даша, для этого, как минимум, нужно, чтобы и ты ему понравилась, – не выдержала Ирина.
– Вот в этой позиции и заключается ошибка всей твоей жизни! – возопила подруга. – Да не один мужик не поймет, кто ему на самом деле нравится, пока женщина ему не объяснит. Мой дурак, между прочим, тоже сперва не подозревал, что я ему нравлюсь. Это он теперь вам рассказывает, будто влюбился с первого взгляда и на всю жизнь. – Даша хохотнула. – А ты ведь, наверное, еще помнишь. Он ведь поначалу считал, что ему нравится Милка Кучнелева.
– Она вроде ничего была.
– Какая разница! Суть в другом: пока Милка ушами хлопала, я его приучила к мысли, что гораздо больше в его вкусе.
– А по-моему, это просто стечение обстоятельств. Познакомился с вами обеими поближе и понял, что ему нужно.
– Без моей активности ничего бы не понял И теперь бы мучился. Я эту Милку недавно встретила. Разнесло ее в три раза, куча болезней и выглядит на десять лет старше своего возраста.
– Бедная, – посочувствовала Ирина.
Главное, встретили мы ее вместе с Артурчиком. Так что ты думаешь? Он ее не узнал! Полчаса проговорили, а когда расстались, мой дурак меня спрашивает: «Дашенька, кто это был?» Я объяснила так деликатно. Он после три дня ужасался и все перед зеркалом крутился. Проверял, видно, не стал ли сам таким же, как Милка.
– Да он у тебя вполне в форме, – сказала Ирина.
– Благодаря моим усилиям! Он ведь как спаниель: готов есть двадцать четыре часа в сутки, не говоря уж о пиве. Но я его строго регламентирую. Выпил пива, на другой день пойдем погуляем подольше. Просто так он ходить не любит, и в фитнес-центр его не заманишь. Но в форме хочет себя держать. Велосипед недавно купил. Сынуля ему посоветовал. Теперь по очереди катаются. Слушай, и как это ты мне зубы заговорила! – вдруг спохватилась она. – Что мы моего мужа обсуждаем! Его женить не надо. Слава богу, пристроенный! Речь сейчас о Марлинском. Еще раз повторяю: офигенный мужик! Такой, если тебе хоть раз улыбнулся, уже считай, счастье привалило. Ох, Ирка! Прилагай усилия! Иначе потом до конца жизни будешь локти себе кусать. Нет, я прямо тащусь от его белой гривы! Так сексуально! Лицо еще почти молодое! И профиль такой агрессивный! – Она на мгновение замолчала, то ли набирая новую порцию воздуха в легкие, то ли подыскивая дальнейшие эпитеты. – Слу-ушай! – с мольбой проговорила она. – Ты меня все-таки как-нибудь с ним познакомь! Хоть одним глазком полюбуюсь.
– Не стану, – постаралась как можно серьезнее произнести Ирина, хотя ее разбирал смех.
– Почему?
– Боюсь, как бы не увела, при твоих-то способностях управлять мужиками.
– Ой, да куда я теперь от дурака своего денусь! Это мой крест.
«Дурак» на самом деле был отнюдь не дураком, а достаточно привлекательным и неплохо устроившимся в жизни мужчиной средних лет. Он обладал ровным характером и средней руки бизнесом, благодаря которому вполне прилично обеспечивал семью. В Дашке и сыне он души не чаял, однако подруге почему-то нравилось за глаза называть его «мой дурак». Видно, сама таким образом возвышалась в собственных глазах. Хотя, по сути, Артур являлся главным Дашкиным достижением в жизни. Никаких карьерных высот она не покорила. Преподавала английский на каких-то курсах. Больше для собственного удовольствия, чем для денег. Чтобы дома не сидеть и С людьми общаться.
– Ладно. Пойду спать. Мой дурак зовет. А ты, Ирка, информируй меня о малейших подвижках в романе. Жутко интересно, удастся тебе такого классного мужика охмурить или нет!
– Дашка, да никакого романа нет.
– Так я тебе и поверила! – сказала Дарья и положила трубку.
Ира вздохнула. Обожает, чтобы последнее слово оставалось за ней!
Дашка в каком-то смысле своего добилась. Перед ее звонком у Ирины слипались глаза. Теперь сна как не бывало. Она ворочалась с боку на бок, и из головы не шел Давид Марлинский. Ирина вновь и вновь вспоминала, как он сидел у нее на кухне. Как рассказывал про дочку, как теплели при этом его серые глаза. Как забавно он морщил лоб, когда сердился. Как порывисто взлетала его правая рука, чтобы отбросить то и дело падающую на лоб седую прядь. Как он улыбался, обнажая крупные, ровные, белые зубы.
Затем ей вспомнились уморительные лохматые тапочки с розово-желтыми помпонами, которыми он, совсем как мальчишка, похвастался. Забавно, как в нем все уживается: способность по-детски радоваться совершеннейшей ерунде и серьезное отношение к профессии, нежность к дочери и нетерпимость к людям, пассивно плывущим по жизни, критичность к собственным недостаткам и огромное чувство собственного достоинства.
Марлинский позвонил в середине дня.
– Не волнуйтесь, Ирина. Я договорился. Билет вам опустят в почтовый ящик. Наверное, даже уже опустили. Так что до встречи вечером. Жду. Пожелайте мне ни пуха ни пера.
Она пожелала. Он в ответ послал ее к черту.
– Неужели и впрямь волнуетесь? До сих пор не привыкли? – не удержалась от вопроса она.
– А вы что думали! Каждый концерт, как в первый раз. Руки, конечно, не трясутся, зато внутри все вибрирует.
– Тогда не буду мешать. Готовьтесь. Тем более слышите звонок. У меня урок начинается.
– Сейте разумное, доброе, вечное, – сказал он и отключился.
Ирина неожиданно ощутила разочарование. Ей почему-то казалось, он сам передаст ей билет и они хоть мельком увидятся до концерта. Но – не случилось, и ее не покидало чувство потери.
Нет, так нельзя, убеждала себя Ирина. Это все Дашка виновата. Нафантазировала ей любовное настроение! Да у Марлинского таких знакомых небось наберется ползала! Подумаешь, пригласил на концерт! Что из этого следует? Нельзя поддаваться Дашкиным фантазиям! Она вошла в аудиторию, решительно оставив мысли о Марлинском за порогом.
Билет и впрямь дожидался ее в ящике. Партер. Шестой ряд. И место посередине. Наверняка она окажется среди Vip-гостей! Тем более внешний вид должен быть на высоте.
Ирина поспешила домой. Еще раз уложила волосы. Подкрутила их электрощипцами. Оделась. Придирчиво оглядела себя в зеркале. Осталась не совсем довольна, однако времени на изменения и улучшения уже не было.
Поехала на метро до «Охотного ряда». Когда вышла, на улице стало хмуриться. Небо затянуло свинцовыми тучами. Задул холодный пронизывающий ветер. Даже плащ от него не спасал.
«Только еще дождя не хватало!» – с беспокойством подумала Ирина. Идти до консерватории не слишком далеко, однако достаточно, чтобы промокнуть. А она, как-никак, в партере сидит и почти перед самой сценой. Хорошо она будет выглядеть с мокрой головой! А зонтик не взяла. Сумочка маленькая, можно сказать, коктейльная.
Зонтик в нее никак не запихнешь. Ирина понеслась почти бегом. Чувствовала, как раскраснелись щеки, но лучше так, чем чтобы вода с нее на соседей капала!
На подходе к Большому залу она замедлила шаг. Вроде бы обошлось без дождя. Ее тут же начали кликать, спрашивая лишний билетик. Миновав памятник Чайковскому, она оказалась в консерваторском дворике, запруженном людьми. У колонн, перед дверьми, ведущими в фойе Большого зала, толпа сделалась гуще. Весь этот ажиотаж был явно из-за Марлинского, имя которого долетало до Иры со всех сторон. Ее охватила гордость. Ведь он ее сам пригласил! За дверьми люди стояли совсем вплотную, как в переполненном автобусе.
Пробка возникла из-за новшества, коего двадцать лет назад и в помине не было. Людей по одному пропускали через металлоискатель. «Хорошо, что заранее догадалась прийти, – похвалила себя Ирина, – иначе и ко второму отделению не успеть».
За металлоискателем сразу потребовали билет. Ира замешкалась, роясь в сумке. В затылок дышала толпа. Как неловко! Заранее не подготовилась! Помнила по прошлым концертам, что контроль должен находиться дальше, на лестнице, куда попадаешь после гардероба.
Как быстро, оказывается, бежит время! Ира даже взгрустнула. Оказывается, она уже ничего и не знает в своем родном городе и о скольких еще других изменениях не подозревает. Редко теперь куда ходит. Дела, дела, а после них и сил не остается. Вот так жизнь и пройдет.
Сдав в гардероб плащ, она причесалась перед большим зеркалом. Зеркала оставались на привычных местах, а вот уютные банкетки, обитые бордовым бархатом, уже исчезли. Зато висело казенного вида крупноформатное объявление: «Курить в строго установленном месте!». Ира, правда, не курила, однако при виде запрещающей надписи ее охватило неодолимое желание закурить прямо под ней.
Она поднялась в верхнее фойе и, чуть побродив взад-вперед, решила пройти в зал. Гулять по фойе хорошо, когда с кем-нибудь пришла или если знакомых встречаешь. А одна она чувствовала себя неуютно.
Многие женщины были с цветами. Ира Дашкиному совету не последовала. Решила обойтись без букета. Заходить в артистическую неудобно, да и незачем. А бежать к сцене вручать Марлинскому цветы даже немножко стыдно. Все смотреть станут. Нет уж! Позвонит потом Марлинскому и поблагодарит за доставленное удовольствие. А лучше, передаст через Настю, чтобы не выглядеть слишком навязчивой.
Теперь, правда, она испытала некоторые сомнения. Может, Дашка права, и приличия требовали букета? Но, что поделаешь, уже не купила!
Ирина нашла свое место и увидела, как к ней пробирается соседка со второго этажа – пожилая преподавательница консерватории. Дом их был кооперативный, и, благодаря общим собраниям, да и общему месту работы, практически все соседи были знакомы. Это Ирина давно выбыла из консерваторских рядов.
– Ирочка! – опустившись на кресло рядом, воскликнула Галина Павловна. – Вас Настя пригласила папу послушать?
– Да. В общем, да. – Какой смысл вдаваться в подробности?
– А меня сам Додик, – хвастливо продолжила соседка. – Я у него вела гармонию. Даже один раз «неуд» влепила. Потом бегал, пересдавал. Ох, время бежит! Я его совсем мальчиком помню. Волосы черные были как смоль. А теперь совсем поседел.
– Все равно на свой возраст не выглядит, – сказала Ирина и покраснела.
– Этого у него не отнять. Молодец! Следит за собой. А главное, музыкант от Бога. Давно его не слышала. Интересно, в какой он сейчас форме?
Зал заполнился. Из первых рядов доносилась иностранная речь.
– Дипкорпус, – заговорщицким шепотом сообщила Иринина соседка. – Вот что значит мировая слава. А ведь был совсем мальчишечка – худенький, носастенький, стеснительный. Кто мог тогда предположить, что станет таким знаменитым!
– А как же талант? – спросила Ирина. – Разве тогда не было видно?
Талант, разумеется, – многозначительно покивала Галина Павловна. – Но не у него одного. На курсе и более яркие ребята были. А где они теперь и где он! Нет, чтобы достичь подобных высот, одного таланта мало. Здесь и везение, и еще что-то, чего даже и не понять. Сойдется все воедино, и вот тебе слава, а не сойдется – закиснешь в безвестности. Сколько я вроде бы ярких ребят помню. Одни сгинули в никуда, а другие превратились в середнячков. Но Давид радует. И Настя у него замечательная получилась. А ведь сначала какой скандал был!
– Скандал? – переспросила Ирина.
– А вы не знали? Ой, сейчас расскажу.
В это время раздались аплодисменты. На сцену вышел дирижер – рыхлый, вальяжный, лысеющий. Он раскланялся с таким видом, будто сейчас подарит публике немыслимый шедевр. Ирина заметила: глядя на него, Галина Павловна поморщилась.
– Вот этот как был бездарью, так и остался, – зашептала она ей на ухо. – Почему с ним Давид соглашается играть, ума не приложу. Единственный ведь талант у человека – приспособляемость. И ведь обошел многих гораздо более способных, даже имя себе какое-то сделал. Оркестр вот получил. Надутый теперь стал от важности, как Лягушка из басни Крылова. А искусство его сейчас сами оцените.
На них шикнули.
– Ладно. Про скандал расскажу в антракте, – пообещала Галина Павловна.
Ирина сомневалась, что сумеет по достоинству оценить искусство надутого дирижера. Не столь уж она была искушена в музыке. По ее мнению, играли и играли. Вроде вполне нормально. Галина Павловна, правда, продолжала морщиться, что-то бубнить себе под нос, однако, судя по аплодисментам, раздавшимся по окончании пятой симфонии, она была в меньшинстве, а большинство никаких огрехов не заметило и наградило исполнителей бурными овациями, в ответ на которые дирижер раскланивался с еще более напыщенным видом, чем когда вышел на сцену, и снисходительно принимал цветы.
– А букетики эти он, между прочим, сам оплачивает, – сообщила Галина Павловна. – Нет, это не Бетховен, а настоящий позор! Вы согласны?
– Не знаю, я не специалист, – смутилась Ирина.
– Тут и специалистом быть не надо, – продолжала негодовать ее соседка. – Вот скажите, вас это исполнение увлекло?
– Не особенно, – на всякий случай сказала Ирина, не слишком, впрочем, понимая, что вкладывает в это понятие Галина Павловна.
– Что и требовалось доказать! – возликовала та. – Ох, бедный Додик! Трудно ему придется. Ладно. Пойдемте походим. А то у меня от этого ужаса затекли ноги. Повесить этого Федорова мало!
Верхнее фойе наполнялось народом. Они спустились вниз и, купив в буфете бутылку минеральной воды, сели за столик.
– Так вот, о скандале, – с заговорщицким видом начала Галина Павловна. – Вы знаете, что Додик и Настина мама женаты не были?
Ирина уже собиралась сказать, что знает, но в последний момент удержалась. Ей так хотелось побольше узнать о Марлинском! А Галина Павловна, кажется, хорошо с ним знакома. Наверняка расскажет что-нибудь интересное. И вместо утвердительного ответа, Ирина уклончиво бросила: – Да что-то краем уха слышала, но неудобно расспрашивать Настю.
Галина Павловна оживилась:
– Настя многого и не знает. Ее-то тогда еще на свете не было. А я вот хорошо помню. Ох, сложная штука жизнь! Как она всех и вся поворачивает. Только давайте так: я вам ничего не говорила, а вы от меня ничего не слышали. А то прослыву еще на старости лет сплетницей.
– Ну что вы. Конечно, строго между нами, – заверила Ира, а сама в который раз подивилась, что подобные распространители информации вечно сообщают все и всем по самому большому секрету, тут же почему-то становящемуся общедоступным.
– Так вот. У них с Настиной мамой такой красивый роман был! Мы все умилялись. И, когда она забеременела, были уверены, что Додик тут же на ней женится. А он не захотел. Ходили слухи, что это из-за старой травмы.
– В каком смысле? – насторожилась Ирина, невольно подумав: «Неужели Дашка права, и у Марли некого что-то неладно по мужской части?»
Галина Павловна будто прочла ее мысли и усмехнулась:
– Ах, что вы, что вы! Физиология здесь ни при чем. Травма исключительно психологического плана. Все дело в том, что Додик был женат. Правда, ныне об этом помнит разве такая старуха, как я.
Произнеся последнюю фразу, Галина Павловна кокетливо поправила тщательно завитые и уложенные седые букли.
– Ну какая же Вы старуха! Замечательно выглядите! – сочла своим долгом отметить Ирина.
Полно, дитя, меня утешать, – отмахнулась та. – Мои женские годы давно позади. Но вернемся к Додику. Женился он очень рано. На втором курсе консерватории. Едва восемнадцать лет исполнилось. На очаровательной девочке. Арфистке. Своей ровеснице. Давид просто боготворил ее. Даже в ансамбле с ней играл. Хотя Додик и арфа… – Она выдержала выразительную паузу. – Ну это все равно что из пушек – по воробьям. Другая бы на месте Ариадны от счастья умирала, что такой муж достался! А она, вы только подумайте, через полгода ушла. Бросила Додика! И ладно бы в никуда. Ну не сошлись характерами. Бывает. Так ведь нет. К другому! Тоже к пианисту. Только уже устроенному в жизни. Лауреату международного конкурса. Консерваторию окончил. И квартиру ему родители сделали. А с Додиком приходилось в общежитии жить. Оба не москвичи были. Словом, променяла Ариадна талант и любовь на медный грош. А грош – он грошом и остался. Не вышло из этого лауреата потом ничего. А Додик тогда чуть с ума не сошел. И что-то, видимо, в нем надломилось. С тех пор ведь ни разу и не женился.
Вот и на Настиной матери – наотрез отказался. И к тому же уговаривал ее от ребенка избавиться. Но она молодец. Не послушалась. По-своему поступила. И Настю родила, и с ним, несмотря ни на что, в дружеских отношениях осталась, и после замуж удачно вышла. От дипломата своего еще двоих родила. Они сейчас где-то в Латинской Америке живут.
– Да, да. В Бразилии, – была в курсе Ирина. – Настя к ним прошлым летом ездила, кучу фотографий привезла и мне показывала. Только вот не пойму, Галина Павловна, а в чем скандал-то заключался?
В Настиной бабушке! – свирепо проговорила та. – Лена с Додиком между собой довольно быстро все уладили, не вынося сор из избы. А вот Ленина мама, Настина бабушка, не могла позора перенести. Принялась строчить письма во все инстанции. Время было советское. Так она и в партком накатала телегу, и в Министерство культуры, и даже, кажется, в ЦК. Словом, чуть не сорвала Додику первый в его жизни зарубежный контракт. Мы всем миром его отстаивали. А бедная Лена писала объяснительные, что претензий к Додику не имеет, и это не он, а она сама его бросила. Ну он в результате уехал, вроде как на полгода, а вернулся только в начале девяностых. До этого ведь невозвращенцем считался. Правда, о Насте все время заботился. И посылки Лене с любой оказией передавал, и деньги. А когда стало можно, сам стал к Насте приезжать, и она к нему часто ездила. И квартиру ей в нашем доме купил. Ну да. Теперь она для него свет в окошке. Никогда не скажешь, где найдешь, где потеряешь.
Прозвенел третий звонок. Галина Павловна всполошилась:
– Пойдемте, пойдемте скорее, Ирочка! Заболтались совсем! Так и на Додика опоздать недолго!
Когда они пробирались к своим креслам, Ирина увидела, что пустовавшее в первом отделении место рядом с ней занято Настей.
– А я боялась, вы опоздаете! – воскликнула она.
– Да нет, в буфете были, – пояснила Галина Павловна и, перегнувшись через Ирину, чмокнула Настю в щеку.
Та ухмыльнулась.
– Похоже, успели уже насладиться искусством Федорова?
– Сверх меры, – ответила за себя и за Иру Галина Павловна.
Едва Давид появился на сцене, как Ире стало понятно, что такое на самом деле бурные овации! Марлинский был великолепен. Высокий, стройный, в идеально сидящем черном фраке! С каким достоинством он шел по сцене! И сколько сдержанного достоинства было в его поклонах!
Давид сел за рояль. После первого же, взятого им аккорда, публика словно бы разом подалась вперед и в восхищении замерла. И началось волшебство. Игра Марлинского зачаровывала. Он увел всех за собой в иной мир, в божественные гармонии бетховенского концерта.
Ира не могла отвести глаз от сцены. Марлинский сидел за роялем очень прямо, почти не двигаясь, жили лишь руки. Веки полуприкрыты. Взгляд направлен на клавиатуру. Лицо бледно и сосредоточенно. Профиль от напряжения сделался еще острее.
Ему подчинялось все и вся. Даже оркестр играл по-другому. Теперь-то Ирина ощутила разницу! Даже в паузах между частями концерта музыка будто беззвучно продолжалась, и публика напряженно слушала эти паузы.
Прозвучал финал. Полная тишина. Затем – шквал аплодисментов. Марлинский, точно выходя из транса, медленно провел рукой по белоснежной гриве и, резко вскочив на ноги, начал раскланиваться. На него посыпалось море цветов. У сцены образовалась длинная очередь из разновозрастных представительниц женского пола. Марлинский принимал букеты и складывал их на рояль, который вскоре стал похож на цветочную клумбу.
Марлинский несколько раз уходил со сцены, однако шквал оваций вынуждал его возвращаться. Польщенный Федоров вместе с ним уходил и приходил, при этом стараясь держаться хоть на полшага, но впереди Давида, всем своим видом показывая, что главный вообще-то тут он. Галина Павловна по этому поводу возмущенно воскликнула:
– Да ты хоть в зал выпрыгни, все равно торжество не твое.
Марлинский, обреченно махнув рукой, снова сел за рояль и повторил на «бис» финал концерта. Его отпустили лишь тогда, когда на сцене погас свет.
«Вот и кончилось, – с грустью подумала Ирина, вставая с кресла. – Теперь я не скоро его увижу, да и встретимся ли вообще? Он в Москву от силы раз в год приезжает».
– Настя, поздравляю! Замечательно! Передайте папе большое спасибо!
– Сами сейчас ему скажете, – откликнулась та. – Если я вас с Галиной Павловной к нему не приведу, он мне этого не простит.
Настя первой начала маневрировать в сторону артистической.
– Нет, наверное, неудобно. Папа ваш устал. Там люди… Знакомые. Что я стану мешать, – вновь предприняла попытку улизнуть Ирина.
– Он будет вам очень рад, – заверила Настя, подхватив ее и Галину Павловну под руки.
«Ну почему я не купила цветы!» – с сожалением подумала Ирина.
