Текст книги "Мы пришли в этот мир скитальцами (СИ)"

Автор книги: Мария Крайнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Кхаархах задумчиво кивнул, даже не пытаясь разделить полученную информацию на правду и вымысел. Зато жрица с умным видом сказала:

– Но это невозможно, Ретар Нароверт.

– Почему?

– Потому что наши деревья уничтожили небесные светила давным-давно. Были восемь солнц, были девять лун, были бесчисленные полчища звезд. Но судьба не позволила им устоять перед истинным светом, светом, рождающимся на боли и крови. Ты понимаешь, Ретар Нароверт, о чем я говорю?

– Конечно, – подтвердил я, мельком взглянув на спящего Бога. – Но речь не о вашем мире, любезная госпожа Виилвах.

Она закрыла два нижних глаза, вперив в меня неподвижный взгляд оставшегося.

– Кхаархах рассказал мне, что ты, Ретар Нароверт – один из странников, приходящих извне. Мы уже встречали таких существ. Среди них были стаглы, кентавры, оборотни, валькирии и даже демоны, но не было ни одного вампира. Ни одного, хотя мы слышали, будто тот, кто даровал нам землю и свет, кто отдал нам власть и научил строить храмы, был именно таким. Тебе известно что-нибудь о нем? Ты встречал его? Говорил с ним?

– Нет, – не задумываясь, солгал я.

Виилвах заметно огорчилась:

– Жаль. Тогда расскажи, Ретар Нароверт, о том, какими еще бывают миры.

– Разными. Неизменны только Мосты, соединяющие их. Белокаменные, сокрытые туманом, они пропитаны самой первой, изначальной магией. Историк, в книге которого я отыскал упоминание о переходах, высказал теорию, согласно которой и Мосты, и черешни, и Глас Мироздания, и границу Ничто создал кто-то, кто хотел, чтобы Вселенная бесконечно развивалась, росла, кипела жизнью и разительно отличалась от тех, что порой с ней соприкасаются. Каждый новый мир – это как новое слово в летописи, которая никогда не должна закончиться. Однако, если историк прав, то возникает вопрос: почему тот, кто мечтал о непрерывном росте Пути, использует столь жестокие испытания? Большая часть существ, избравших целью создание нового мира, погибают, не добравшись до последней границы.

– Я могу ответить, – сказал Кхаархах. – И это будет очень простой ответ. Тот первый, изначальный Создатель не хотел, чтобы в его Вселенной существовали... как это говорится... дешевки.

– Да, – кивнула жрица. – Согласись, Ретар Нароверт – когда твоему сознанию принадлежит нечто столь великое, как Вселенная, ты не захочешь портить ее проплешинами. Поэтому Создатели должны сочетать в себе наилучшие качества.

Шэтуаль сидел в лаборатории, закинув ноги на стол так, что подошвы сандалий соприкасались с телом валяющегося там мертвого сфинкса. Золотистая шерсть продолжала хранить тепло, и инкуб беззастенчиво этим пользовался. Пожалуй, сейчас он как никогда понимал своих многочисленных родственниц по женской линии. Милые дамы обожали одежду, сшитую из шкур демонов-сфинксов, и щеголяли в ней, когда к Нижним Землям своей бесшумной, но морозной поступью приближалась зима.

Льняное поле, окружающее замок Энэтэрье, приказало долго жить еще вчера. Стебли, листья и лепестки цветов сковал лед, и он же превратил в бессмысленные декорации сердца, оставленные Шэтуалем на дне фонтана. Вода вместе с ними приняла твердое состояние, и лотосы, которые никто не успел перенести в озеро под жилым крылом каменной твердыни, теперь смотрелись коронами.

В Нижние Земли зима всегда приходила так – неожиданно, стремительно и торопливо, за один день превращая ярусы в красивую, но, к сожалению, холодную сказку. В это время инкуб всегда находился дома. Ему нравилось сидеть вот так, в теплой лаборатории, зная, что снаружи бушует нешуточная метель. И еще – что рано или поздно она закончится, и можно будет пойти посмотреть на то, как с непривычно низких небес цвета каленой стали падают маленькие снежинки.

Но сегодня все пошло наперекосяк. Видимо, некто проведал об этой маленькой слабости Шэтуаля, потому что дверь отворилась, и дрожащий с головы до ног страж доложил:

– Г-г-господин г-г-граф, т-т-там в-в-владыка К-к-кьётаранауль. Он с-с-сказал, ч-ч-что х-х-хочет в-в-вас в-в-видеть. Н-н-немедленно.

– Ого, – поразился инкуб. – Что ж, передай ему, что я польщен, и сопроводи сюда. Потом, пожалуйста, загляни к Вику. Скажи, что я приказываю сменить тебя на посту.

– С-с-спасибо. В-в-вы очень д-д-добры.

Шэтуаль благосклонно кивнул, взял со стола книгу и принялся нарочито неторопливо читать. Вдумывался в каждую фразу, пробовал на вкус все обороты, примененные автором. И, когда на пороге лаборатории возник Его Величество король Ада, даже не дрогнул:

– Здравствуй, Кьёт. Чем могу быть полезен?

– Полезен? – хмыкнул Кьётаранауль, глядя на инкуба его же собственными серебристыми глазами. – Ты, жалкое отродье Смерти, являться таковым не можешь по определению. Поэтому, будь добр, закрой свой поганый – а-апчхи! – рот и слушай, что я скажу.

Шэтуаль не удивился. Слава о скверном характере владыки Нижних Земель путешествовала впереди своего хозяина безостановочно. Чтобы не провоцировать его на необдуманные поступки, граф сомкнул губы в тонкую линию и придал лицу самое равнодушное из всех возможных выражений.

– Я, – сказал Кьётаранауль, – принес тебе подарок. Можешь считать его – а-апчхи! – моим официальным помилованием. Соответствующая грамота прилагается. Что?

– Ничего. Ровным счетом.

– Ага. Так о чем я говорил? Ах да, грамота. Точно. В общем, я прошу у тебя прощения и надеюсь, что все наши прошлые разногласия останутся в прошлом. Что ты на это скажешь?

– Скажу, что ты сошел с ума, старый дурень. Помилование! Ты думаешь, оно мне нужно? Думаешь, оно сыграет какую-то роль? Нет. И в твоих извинениях я нуждаюсь не больше, чем в разумном домашнем таракане.

– Кстати о тараканах! – обрадовался Кьётаранауль. – Одну минуточку... а-апчхи!

Под растерянным взглядом Шэтуаля он принялся расшнуровывать ворот туники. Оттуда что-то глухо крякнуло, а затем выбралось на свет – худенькое, серое, равно полосатое и пятнистое. Белые лапки отчаянно вцепились в плечо Сатаны.

– Это что, – пробормотал инкуб, – кот?

– Ага, – подтвердил Кьётаранауль.

– Но почему он крякает? Насколько я помню, коты должны издавать несколько иные звуки.

– Действительно. Кому, как не тебе, создателю воющих химер, знать о кошачьих традициях? Но сегодня мы имеем то, что имеем. Этот малыш крякает, и, как мне кажется, будет крякать до конца своих дней. На.

Король пересадил котенка на плечо Шэтуаля. В синих слезящихся глазках на мгновение отразился труп демона-сфинкса, и очередной стонущий кряк, раздавшийся прямо над ухом, заставил инкуба вздрогнуть.

– Я не понимаю, Кьёт. Зачем мне эта дрянь?

– Но-но! – возмутился тот. – Очаровательный, между прочим, кот. Но у меня – а-а-апчхи! – аллергия.

– И, зная об этом, ты запихнул кота за пазуху?

– В точку. Именно так я и поступил. Кстати, этого малыша зовут – а-апчхи! – Семён. И учти, если ты его выбросишь или будешь плохо с ним обращаться, я сразу же об этом узнаю.

Шэтуаль поморщился и ссадил Семёна на пол. Тот шарахнулся сначала в одну, потом – в другую сторону и забился в щель между двумя саркофагами, откуда принялся ожесточенно шипеть, обещая своим мучителям все муки Ада.

– Я ему не нравлюсь, – удовлетворенно заключил Шэтуаль.

– А может, он подыхает? – предположил Сатана. – Звуки такие... Эй, Семён! Кис-кис-кис! Ну чего ты там спрятался? Дядя Шэт – ужасно добрый, обладает немалым терпением и, к тому же, просто обожает кошек... Черт побери!

Семён в стремительном, воистину змеином выпаде атаковал протянутую руку Кьётаранауля и впился в нее маленькими, но, как выяснилось, очень даже острыми зубками. Владыка Ада потряс ладонью, сбрасывая его обратно в тень, и огорченно уставился на алеющие дырочки в и без того поврежденной коже.

– Ты ничего не видел, – сообщил он инкубу. – Если кто-нибудь узнает об этом случае – я оторву голову себе, ему и тебе, потому что ты мне не нравишься.

– А Семёну, значит, не оторвешь? – удивился Шэтуаль.

– Он же маленький. Не понимает еще, что делает. Ладно, – Кьётаранауль вытащил из кармана помятый свиток пергамента и бросил его на стол. – Здесь приказ о твоем помиловании и пожизненном освобождении от налогов.

– Каких налогов? Мы же ничего тебе не платим.

– Это пока. Я подумываю ввести всеобщий налог на убийство. Убил одного человека – отдаешь на благо Нижних Земель восемь медных монет, убил пять человек – восемь серебряных, убил больше пяти – смиренно несешь Моему Величеству два-три слитка золота.

– Прекрасно, – оценил Шэтуаль. – Но зачем тебе деньги? Они ведь у нас не в ходу.

– Сыновья взрослеют. Кеулю нравятся обитаемые миры, а там без звонких монет делать нечего. Айкернауль все чаще уходит во Врата Небес, а купить себе на память ни черта не может. Да и Ласу, я думаю, стоит развеяться, – ответил владыка Ада.

– Ты забыл про Атанаульрэ.

– Почему забыл? Помню. Но он предпочитает воевать с людьми, а не проводить в их обществе свободное время. Не могу сказать, что он ошибается.

Инкуб сообразил, что к чему, и скрестил руки на груди:

– Ты поссорился с Наулем, да?

– Поссорился? Ну разумеется, нет, – открестился Кьётаранауль. – У нас с ним было только одно разногласие. Ты знаешь, какое. Сейчас мы поддерживаем нейтральные отношения. Вчера вечером даже побеседовали о некоем Ретаре Нароверте, который сейчас находится в милом, славном и бесконечно добром мирке агонитов. Айкернауль слегка поспорил со мной, так как не верил, что племянник госпожи Петеарт должен умереть. Жаль, конечно... ты ведь когда-то спал с этой женщиной? Между вами что-то было?

Шэтуаль сделал вид, будто эти вопросы его не касаются.

– Приведи-ка мне свои аргументы, Кьёт. Что такого натворил Вильяр, если даже ты считаешь его смерть досадной необходимостью?

– А ты до сих пор не в курсе? – удивился владыка Ада. – Лассэультэ – а-а-апчхи! – не рассказал тебе? Как же так, Шэт! Неужели ты никогда не пытался выяснить, куда подевалась Ева?

– Ева... – повторил инкуб, закрыв глаза, чтобы максимально точно воспроизвести образ юной, вечно улыбающейся девушки, принесшей в Нижние Земли запретный плод. – Нет, не пытался.

Кьётаранауль пренебрежительно хмыкнул, после чего уселся на край стола и потребовал:

– Принеси мне чаю. В горле пересохло. Я не стану ничего рассказывать, пока горячая чашка не окажется у меня в руках.

– Я вообще не уверен, что нуждаюсь в твоем рассказе.

– Не оскорбляй меня, Шэт! Меня – и мою память о Еве. Она сделала для шэльрэ достаточно, чтобы ее имя всегда произносилось с трепетом и надеждой. Она украла для нас Вечное Пламя, вернула то, что принадлежало нам по праву! И, зная об этом, ты ни разу ни у кого не спросил... да что там, даже не задумался... как именно она умерла?

Шэтуаль почувствовал себя так, будто его огрели лопатой по голове. Даже зрение утратило четкость, а голос задрожал:

– Не может б-быть. Ева... умерла?

Юная, вечно улыбающаяся. Первая, изначальная. Та, что так и не стала прародительницей людей, потому что сбежала из вечно цветущих садов, унося в хрупких ладонях то, что, уходя, оставили Богам шэльрэ – запретный плод, Вечное Пламя, огонь, давным-давно созданный основателем рода Оулвэ. Без него не было бы Нижних Земель, не рождались бы больше демоны, не выжили бы принцы, не были бы созданы некроманты... Хрупкая, болезненная девушка сожгла собственные руки, чтобы не позволить Богам оборвать расу детей света. И теперь она...

– Да, – равнодушно бросил Кьётаранауль. – Ева мертва. И да будет тебе известно, что в последние годы своей жизни она очень сдружилась с баронессой Петеарт. В те времена наша могущественная душительница еще не обладала способностями, благодаря которым знаменита сейчас. Если упростить, то она была обычной женщиной, по капризу судьбы получившей демоническое тело. Петеарт была без ума от Евы, но ее племянник... ты ведь помнишь, что он был рыцарем?.. О, черт... а-апчхи! Так вот, ее племянник ненавидел Еву за то, в чем ее обвинили почитающие Богов храмовники – и небезызвестный Орден Виноградной Лозы. В последнем прошли детство и юность Вильяра, и он во многом поддерживал взгляды своих учителей. И как раз перед тем, как мальчик решился отправиться к Рид-Айенским переходам, настоятель Ордена дал ему ответственное задание. О связях Вильяра с демонами многим было известно, он ни от кого не скрывал, как сильно их ненавидит – за исключением одного-единственного. Поэтому именно его попросили найти и убить еретичку-Еву, а ее голову принести в крепость Ордена, дабы в назидание другим мракобесиям подвесить на зубец третьей северной башни. Я думаю, ты понимаешь, что произошло дальше.

Шэтуаль спрятал дрожащие руки в карманы, но это не помогло. Запястья холодили рукояти револьверов, и инкубу невыносимо хотелось выхватить их и застрелиться, чтобы не слушать, не знать, как закончилась история человеческой женщины, выбравшей вместо абсолютного послушания справедливость.

– Этот – а-а-апчхи! – ублюдок, именуемый Вильяром, отправился погостить к своей любимой тетушке. Несколько дней он прикидывался пай-мальчиком, усердно внушая Еве, будто любит ее и готов ради этой любви сделать что угодно. И когда она ему, наконец, поверила, когда открыла свое сердце, подарила свой поцелуй – он просто взял... и отрубил ей голову. Но даже после этого – апчхи! – Петеарт продолжила покрывать своего племянника. Она велела ему бежать, а сама пропела мне сказочку о том, что бедный мальчик не знал, что делает, что он поддался пагубному влиянию людей, и это им, а не ему, надо мстить. Я сделал вид, что поверил. И отправил за Вильяром Лассэультэ.

Шэтуаль потер виски. Скулы. Вцепился пальцами в воротник рубахи, а затем тихо спросил:

– У тебя есть доказательства?

– Разумеется, – улыбнулся Кьётаранауль. – У меня есть тело Евы. У меня есть меч, которым ее убили. У меня есть... впрочем, – неожиданно осекся он, – ты, наверное, хочешь увидеть это собственными глазами?

Я лежал на мягком одеяле, глядя на перекрещивающиеся ветви белого дерева. Исходящий от них свет тревожил, навевал мысли о неубранных полях сражений, где сквозь полуистлевшие тела прорастает вереск. И цветет.

Снежка и Нэйта я так и не нашел. Агониты любезно помогали мне в поисках, но даже вместе мы ничего не добились – след обрывался там, где заканчивался Мост. Возникало впечатление, что обоих моих спутников просто вышвырнуло обратно на Рид-Айен, а оттуда они либо смылись, либо, наоборот, не смогли выбраться.

Сон шагал по черной земле мягкими лапами, захватывая один дом за другим. Я видел, как они погружаются в живую серую пучину, принимающую облик разнообразных видений. Кхаархаху снились птицы с яркими крыльями, а Виилвах – рыцарь в черных доспехах, подгоняющий коня, чтобы поскорее добраться до затянутых пушистыми облаками гор. Израненный Бог, свернувшись в клубок на алтаре храма, наблюдал за ясным голубым небом, где вокруг огромного солнца замкнулись в кольцо восемнадцать холодных лун.

Я закрыл глаза, зевнул и тоже покинул реальный мир.

Там, за гранью, мне протянула руку Эллет. Я спрятал в своих пальцах ее ладонь, улыбнулся и почувствовал, как мимо с бешеной скоростью несется пространство. Пошатнулся, едва не последовав за ним, и тут же был заключен в крепкие объятия девушки. Эллет удержала меня, помогла выпрямиться и, смахнув ощущение движения, сказала:

– Привет, Ретар. Я хочу тебе кое-что показать.

Она повела плечами, и вокруг нас возникло цветущее разнотравье. Местами в его цветистый покров вмешивались голубые пятна озер. На берегу одного из них дремала девушка с пепельными, как у Люцифера, волосами и шрамами, густо покрывающими тело. Присмотреться к ней внимательнее я не успел, потому что шрамы открылись, оросили тело алой кровью, и сквозь них начали вылезать зеленые светящиеся корни.

– Это Бог?

– Да. Ее зовут Кайлен, – кивнула пожиратель снов. – Кайлен Эвит Ша-Ридген. И она – агонит.

– Я думал, что Богов создают искусственно.

– В большинстве случаев это так. Но Кайлен, едва родившись, представляла собой идеальную оболочку для сердца. Она заменила Нэйта, когда тот сбежал.

– Ага, – кивнул я, мысленно возвращаясь к картине живого, порождающего свет дерева. То, что рыжий раньше был его составной частью, стало ясно в тот же момент. – Слушай, Эллет. А как он мог сбежать, если его тело прошивали эти чертовы корни? Чтобы выпутаться из них, Нэйту пришлось бы самого себя разорвать на части.

– Просто он оказался умнее, чем ты, – скривилась она. – И научился управлять Древом. Судя по тому, что я видела в подземелье под Хэнно-Хэннэсом, парень до сих пор сохраняет эту способность. У него в груди остался росток.

Я понял, что она говорит о городе эльфов, и просто кивнул.

– Росток может существовать отдельно от материнских корней?

– Да, – подумав, ответила Эллет. – При условии, что носитель будет убивать.

В ее мыслях промелькнула ассоциация с Атараксаей. Я промолчал, хотя мог бы выдать что-нибудь укоризненное. Мол, я не я и Атараксая не моя, потому что на момент ее приобретения моя душа мне не принадлежала. Впрочем, пожиратель снов и сама поняла, что сболтнула лишнего. Виновато улыбнулась, погладила меня по щеке – теплая ладонь прошелестела по остаткам шрамов, – и пробормотала:

– Прости. Это неправда. Ты совсем не похож на Нэйта.

– Разве? Цвет волос у нас почти одинаковый, – отшутился я.

Эллет скрестила руки на груди и нахмурилась. По ее мнению, лучше бы я бесился и ругался, чем делал вид, что чужие мысли для меня недоступны.

– Ладно, – безо всяких эмоций сказала она. И повторила: – Ладно. Я показала тебе все, что хотела. Выбор за тобой, Ретар. Этот мир – несмотря на всю его защиту – уже не получится спасти. Вильяр Вэйд допустил серьезную ошибку. Его смерть так же неотвратима, как и смерть агонитов, ибо они не согласятся покинуть место, где свет подчиняется только их законам. Но ты можешь помочь Кайлен. Если у Нэйта получается жить в обход своего предназначения, то получится и у нее.

– Но она – не настоящий Бог, – тихо напомнил я.

– Неправда, – покачала головой Эллет. – Древа меняют сущности тех, кто принадлежит им. Тело Кайлен остается прежним, и результаты его развития верны – главное, не задумываться над тем, как это развитие происходило. Но душа... ты, наверное, и сам понимаешь, какой она должна была стать.

– Не совсем.

Девушка посмотрела на меня, как на идиота. Я почесал затылок, состроил умное лицо и продолжил:

– Ну да и ладно. Если тебе действительно хочется, чтобы я спас Кайлен – я спасу. Только объясни, что за ошибка ведет к гибели этого мира? Неправильное разделение добра и зла?

– Нет, – возразила Эллет. – Вильяр Вэйд – убийца, Ретар. И его мотивы, в отличие от мотивов твоего друга, не могут сойти за оправдание. Он принес смерть существу, которое имело полное право на вечную жизнь и настоящее счастье. Принес, выдав себя за того, кто это счастье даст.

– Вот как? – удивился я. – Странно. Сейчас он совсем не похож на подлеца.

– Не нахожу в этом ничего удивительного. Вильяр раскаялся. Мы все раскаиваемся, – задумчиво сказала Эллет. – Разница лишь в том, сколько нам понадобится времени. Некоторые осознают, что поступили отвратительно, почти сразу. Случай господина Вэйда как раз таков. Он понял, что Ева стала для него дорога, когда потерял ее – потерял по собственной глупости. Идиот.

– Да, на идиота Вильяр похож, – серьезно согласился я. – Когда мы встретились у Моста, он постоянно думал о странном, очень худом парне с повязкой на глазах. Это ведь Лассэультэ, верно? Первый принц Нижних Земель?

– Да. Господин Лассэультэ любил Еву, но она его отвергла. Сказала, что желает вступить в союз со смертным человеком, таким же, как она сама. И заплатила за этот союз единственным, что у нее еще оставалось – жизнью. Выбрала не того, кто мог ее уберечь, а того, кто являлся его полной противоположностью. Господин Кьётаранауль, владыка Ада, – голос девушки изменился, сделавшись более твердым и уверенным, – всегда говорит, что первый принц преследовал Вильяра по его приказу. Но на самом деле это не так. Именно Лассэультэ нашел труп Евы в апельсиновом саду баронессы Петеарт. Именно Лассэультэ первым выбил из баронессы правду, и именно Лассэультэ, не успокоившись даже спустя тринадцать тысяч лет, заключил сделку с младшим братом, потребовав взамен на тебя голову Вильяра Вэйда. Ты понимаешь?

– Да. Мне жаль этого парня.

Эллет криво усмехнулась:

– На твоем месте я не спешила бы его жалеть. Господин принц, несмотря на свою исключительную способность любить, вряд ли испытает по отношению к тебе хоть какие-то чувства. Твоя голова слетит с плеч раньше, чем ты успеешь выразить свое сочувствие и заверения в вечном нейтралитете. Впрочем, – пожиратель снов подошла ближе, и в ее желтых глазах отразилось мое лицо. – Впрочем, – повторила она, – если Вильяра убьешь ты, Лассэультэ наверняка плюнет на всякие там сделки и уберется обратно на болото.

– Это низко, Эллет, – покачал головой я. – Да, господин Вэйд согрешил. Но я не священник и тем более не инквизитор, чтобы карать его за это.

– Ладно, – легко сдалась она. – Тогда тебе стоит поскорее добраться до Моста. Он находится... одну минуточку... среди холмов. Вон там. Видишь?

Пространство, собранное девушкой в горсть, встопорщилось множеством разломов и складок, среди которых проглядывали самые настоящие дыры. Надо думать, агониты часто пользуются порталами, чтобы не путешествовать из одной точки мира в другую на протяжении нескольких лет.

То, что Эллет хотела мне показать, действительно пряталось на холмистой равнине. Среди сухой травы, вдали от заброшенной полосы, играющей роль дороги, росла черешня. На тонких веточках огоньками смотрелись бледно-розовые цветы.

Я мог бы попросить вывести меня прямо туда, в обход многих трудностей и никому не нужных убийств. Но Снежок и Нэйт по-прежнему находились непонятно где, а Кайлен спала, свернувшись клубком на залитом кровью алтаре.

Пожиратель снов права. Чертовски права. Никто не сможет отказаться от владения живым светом. Никто не сможет отказаться от многовековых традиций. Никто не сможет исправить ошибку, допущенную Вильяром Вэйдом. Даже он сам.

– Добра, – тихо сказала Эллет, отпуская и разглаживая скомканное пространство, – не может быть слишком много. Иначе оно превращается во внешне безупречное зло. Спокойной ночи, Ретар. И будь, пожалуйста, осторожен.

Горы в вампирьем мире оказались еще более неприветливы, чем холодные пустые равнины. За неполных полчаса Снежку встретилось целое войско каких-то лысых, отвратительно воняющих тварей с целой кучей конечностей, мало напоминающих руки, ноги или хотя бы лапы, а потому выглядевших обрубками. Твари отнеслись к остроухому крайне недружелюбно, не удостоив вниманием его попытку разойтись мирно, и мгновенно озлобившийся убийца вышел на тропу войны. Битва была короткой, но достаточно кровопролитной, чтобы остаток вражеского лагеря отступил, укоризненно пища и издавая звуки, неприятно напоминающие отрыжку.

– Мерзкий, невоспитанный, плохо соображающий скот, – буркнул Снежок, после чего начал с мстительным удовлетворением сбрасывать трупы тварей в пропасть, черной пастью зияющую слева от тропы.

Надо отметить, в полете невоспитанный скот смотрелся просто великолепно.

Как его занесло в эти чертовы горы, Снежок не помнил. Хоть режь. Воспоминания обрывались на пути через Мост, заново начинаясь уже на пологом склоне, основание которого терялось в непроглядном мраке. Отыскать Ретара и Нэйта с помощью магии не получилось, и пришлось идти навстречу неизвестности. Конкретных планов у убийцы все равно не было, а так появился хотя бы крохотный шанс выбраться, не прибегая к позорному бегству в свой мир.

После битвы с вонючими тварями он шел добрых два часа, а затем наткнулся на темный провал пещеры. На осторожный зов никто не откликнулся, но Снежок почти физически ощущал чужое присутствие. Поразмыслив, он сотворил из свободной энергии комок бирюзового огня и стиснул его в ладони. Шагнул под растрескавшийся, ненадежный свод, обвел внимательным взглядом пустые стены. Поглядел на шесть ответвлений, уводящих вглубь горного хребта, выбрал самое дальнее и пошел вперед.

Даже здесь, среди камней и дремлющего эха, Снежок умудрялся ступать бесшумно, словно бестелесный призрак. Несмотря на то, что мягкая подошва единственного уцелевшего сапога плотно соприкасалась с неровной поверхностью, не раздалось ни единого шороха.

Спустя какое-то время в пещере появился свет, приходящий оттуда, куда убийца шел. Свет этот был рассеянным и тусклым, но остроухий все равно погасил магический огонь, не желая привлекать к себе внимание без надобности. Его шаги стали еще аккуратнее, а глаза сощурились, подмечая каждую деталь, каждый кусочек пространства. Поэтому, когда проход раздался вширь и превратился в некое подобие подгорного зала – с колоннами и лестницами, вырезанными в темном камне, – Снежок был готов к любому варианту развития событий.

Колонны удерживали на себе вес идеально круглой площадки, а ступени обступали ее с четырех сторон – север, запад, восток и юг, – чтобы в одно и то же время наверх могло подняться несколько существ. Убийца выбрал южную лестницу и не прогадал: остальные оказались сильно разрушенными. Кое-где не хватало кусков перил, кое-где виднелись дыры, куда можно было бесславно провалиться. Зато сама площадка поражала изяществом – начиная от покрытия пола, блестящего и переливающегося в свете, льющемся с множества крохотных трещин в своде, и заканчивая скульптурами, пристроившимися в изголовьях шестнадцати саркофагов со стеклянными крышками.

Убедившись, что опасности нет, Снежок подошел к ближайшему из них и заглянул внутрь. Ему нравились мертвецы. В любом виде, поэтому разорванная грудь седовласой женщины нисколько его не смутила. Остроухий поднял глаза на скульптуру – и увидел ту же женщину, только целую и невредимую. Она улыбалась, протягивая вперед ладонь, оплетенную извилистым браслетом ростков. "Бог, – сообразил убийца, снова посмотрев на мертвое тело. – Значит, из нее вырывали сердце. Интересно было бы посмотреть, как?"

В следующем саркофаге покоился маленький ребенок со странными, покрытыми каменными наростами руками. Его грудную клетку пересекали четыре длинных линии разрезов. Снежку остро захотелось потрогать их и убедиться, что тело можно открыть и посмотреть, что же находится под плотью – но крышка саркофага, которую он попытался поднять, глухо лязгнула и ощетинилась тысячами тонких острых шипов, недвусмысленно истекающих зеленовато-желтой жидкостью. Яд? Усыпляющая настойка? Парализующее зелье? Убийца принюхался, но никакого запаха не ощутил.

Стоило ему отойти, как шипы втянулись обратно в крышку, позволяя снова посмотреть на мертвого ребенка. Снежок пожал плечами и отправился к третьему саркофагу, где, к своему великому удивлению, обнаружил Нэйта. Тот лежал, вытянув руки вдоль тела. Ран, отверстий, рубцов и прочих увечий на нем не было. Парень был целым, но мертвым, и две серебряные пряди в его волосах казались потеками расплавленного металла.

Будь на месте Снежка кто-то другой, он бы непременно ушел, почтив память о рыжем проводнике непродолжительным молчанием или слезами. Но убийца прекрасно знал, что смерть бывает относительной штукой. Поэтому, не решившись на повторение своих недавних действий, он постучал по стенке саркофага босой ногой, после чего с сожалением осознал, что стопа давно и безнадежно сбита. Долго расстраиваться по этому поводу ему не дали – Нэйт открыл глаза, дернулся, попробовал выбраться и, потерпев поражение, огласил подгорное королевство отчаянным криком. Снежок показал ему кулак.

– Как открыть эту дрянь? – поинтересовался он, когда рыжий немного успокоился. – Есть какое-нибудь условие? Ключ, наговор, жертвоприношение?

– Кро-о-овь! – проорал Нэйт, думая, что иначе его просто не услышат.

Убийца, обладавший прекрасным слухом, поморщился и извлек из дорожной сумки длинный изогнутый нож. Аккуратно разрезал безымянный палец левой руки, приложил его к стеклянной крышке. Светло-розовая кровь мгновенно в нее впиталась, но никаких результатов не дала.

– Агонитская кровь! – поправился рыжий, глядя на Снежка с видимым сочувствием.

– А раньше ты этого сказать не мог? – огрызнулся тот. И, с минуту простояв неподвижно, сказал: – Ладно. Ты там не задохнешься?

– Не должен, – без особой уверенности ответил Нэйт. – Надеюсь.

– Тогда жди.

Возвращаться прежней дорогой Снежок не стал, а новая вывела его на отвесный склон огромного ущелья. Внизу, под сетью ветвей угасающих белых деревьев, прятался город. Немного поразмыслив над возможными вариантами спуска, убийца понял, что самый нежный из них позволит сломать лишь немного меньше костей, чем все остальные, и приуныл. С надеждой побродил по более-менее ровным площадкам, но ни лестниц, ни троп не нашел. "Если я не пойду к агонитам, – наконец решил он, – то агониты пойдут ко мне!"

Магия, позволявшая остроухому контролировать чужие тела, в силу новоприобретенных способностей слегка ослабела. Зацепить ею выбранного агонита он мог, а полностью исключить его самодеятельность – нет. В итоге жертва, оказавшаяся существом женского пола, принялась вопить и звать на помощь, а потом втолковывала послушно прибежавшим сородичам, что ей приснился страшный сон. Снежок мысленно проклял и ее, и тех, кто ей поверил, мрачно надеясь, что его проклятие возымеет такое же роскошное действие, как проклятие Ретара.

Вспомнив о вампире, убийца вспомнил и о силе Атараксаи, объединяющей его с ним. Может, воспользоваться этой связью удастся и в отсутствие носителя? Плавно пошевелив правой ладонью, Снежок убедился в своей правоте. Из земли, вполне сносно заменяя ступени, начали расти широкие и плоские куски костей.

По ним он довольно быстро спустился, стараясь оставаться во мраке. Не помогло. Агониты, с недовольным роптанием расходившиеся по домам, проявили небывалые зоркость и агрессию. Тот, что был ближе всего к убийце, как-то странно дернулся, изогнул шею и превратился из подобия человека в подобие птицы – с длинными когтистыми лапами вместо рук и ног, серым оперением вместо кожи и неуловимо изменившимися глазами. Снежку пришлось проявить немало ловкости и двигаться очень быстро, чтобы убить перевоплотившееся существо, не поранившись.

С оставшимися четырьмя дело пошло хуже. Они нападали стаей, используя лапы, как крючья для вырывания плоти. Конкретно задуманное им ни разу не удалось, но когти то и дело задевали убийцу вскользь, оставляя глубокие, неудобные, мешающие ссадины. Тут либо остановишься, либо упадешь замертво от изнеможения. Остроухий предпочел первое: негромко выругавшись, чтобы придать себе уверенности, отскочил к основанию склона и взмахнул рукой, словно надеясь рассечь воздух острием ножа. Агонитов, едва успевших обрадоваться, пригвоздило к земле огромными костяными лезвиями.