Текст книги "Эффект бабочки (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Глава 1
Когда-то Флора решила подарить Зевсу что-то необычное. Богиня взяла чистоту раннего утра, свежесть горного ручья, хрустальный блеск прозрачной росы, красоту и благоухание всех земных растений и создала цветок, равного которому не было на всем белом свете. Зевс, увидев такой подарок, не удержался и поцеловал нежные лепестки. И – о чудо! – цветок оторвался от стебля и полетел. Так, по древнегреческой легенде, появились бабочки. (с)
***
– Соберись, Настенька. Просто соберись! – девушка встала со скамьи, приподнялась на носочки, а потом опустилась, чувствуя мандраж и отчаянную надежду на то, что у нее все получится. – Где наша не пропадала, правда ведь? – пытаясь подбодриться, она сжала руки в кулачки, направилась к полке, взяла в руки тюбик.
У геля приятный запах, но для танцора этот запах хуже горькой редьки. Стоит по раздевалке разнестись мятному аромату, окружающие тут же начинают улюлюкать, сочувственно интересуясь, что порвалось, растянулось или защемилось на этот раз.
Настя смело скрутила крышечку, выдавливая содержимое на кончики пальцев. Благо, сейчас улюлюкать было некому. В раздевалке, как и в зале, она одна. Она и эта чертова лошадиная мазь.
Девушка поставила ногу на скамейку, прикладывая пальцы к внутренней стороне бедра, а потом проводя вниз до колена. Настя очень тщательно втирала целебное средство в кожу, искренне надеясь, что это спасет ситуацию.
– Ну вот, – размазав остатки мази по ладошкам, девушка скатила полы шорт, натянула на щиколотки гетры, собрала волосы. Откладывать больше нельзя. У нее были два месяца на реабилитацию. И она почти делала все, что положено. Почти не напрягала ногу, почти не чувствовала, как тянет эту чертову ниточку-мышцу. Почти ходила на прописанные врачом процедуры. Два месяца прошло, а значит, самое время попытаться…
Закрыв дверь в раздевалку, Настя прошмыгнула в зал. Знала, что в такую рань здесь никого не встретит. Петя придет только к одиннадцати, группа подтянется к половине двенадцатого. Все же суббота, всем хочется выспаться.
Уверенным шагом подойдя к станку, Настя уперлась в него руками, позволяя себе последнюю отсрочку. Она подняла взгляд вверх, посмотрела куда-то вдаль. Туда, где на улице май, солнце и счастье, а потом представила, как через каких-то двадцать минут счастье настанет уже для нее. Непременно настанет.
Настя с нереальной тщательностью и педантичностью разогревалась, прорабатывая каждое упражнение лучше, чем когда-то в детстве на показательных уроках перед родителями. С опаской ждала того момента, когда… И потому оттягивала.
Но ведь вечно оттягивать не получится, рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.
Подтянув коврик к зеркалу, девушка начала по миллиметру опускаться, давая ногам вольно скользить в стороны. Когда-то поперечный шпагат давался ей куда легче, чем продольные. Когда-то, а теперь…
– Черт, – правая нога снова подогнулась. Ненавистная ниточка-мышца натянулась до предела, так и не дав сесть. Два долбанных месяца прошли зря.
***
– Ты чего так рано? – Петя облокотился плечом о дверной косяк, следя за тем, как девушка зло заталкивает форму в рюкзак.
Настя явно была слишком в себе, чтоб заметить, как появился парень. Стоило услышать вопрос, вздрогнула, а потом бросила на него растерянный взгляд.
– Тренировалась, – пожала плечами, продолжая трамбовать сумку, только уже не настолько яростно.
– И как? – молодой человек сделал глоток из картонного стаканчика, продолжая изучать взглядом стройный силуэт танцовщицы.
– Никак, – не считая нужным скрывать, Настя выдохнула ответ, а потом опустилась на скамейку, вскидывая на мужчину отчаянный взгляд. – Ненавижу себя за тот бросок. Ненавижу, – она непроизвольно потянулась к травмированному бедру, сжала на нем пальцы.
В памяти снова встал момент, когда все пошло не так. Она примчала на тренировку с опозданием, прямо с мороза направилась в зал, проигнорировала замечание Пети о том, что лучше б размялась, отмахнулась, посчитав это пустой тратой времени, а потом направилась к общей куче-малой, чтоб тут же присоединиться к репетиции.
Присоединилась. Присоединилась так, что хруст был слышен всем. Оказывается, при растяжениях тоже может хрустеть.
Нет, в тот день она отработала до конца. Даже домой дошла, чувствуя лишь практически незаметную ноющую боль ближе к коленке, а потом была ночь… Ночь без сна, когда Насте казалось, она умрет от боли. В ход шли подушки, игрушки, она подкладывала под больную ногу все, лишь бы не приходилось ею шевелить.
Утром был травмпункт и радостное сообщение врача о том, что нога не сломана, а вот танцевать пока нельзя.
Настя расстроилась, мама тоже, Петя расстроился вроде бы больше всех, но заверил, что ничего страшного не произошло, заставил дать клятву, что Настька будет лечиться, а через две недели вернется огурцом.
Через две недели она вернулась… бревном. Травма не зажила. И как бы Настя ни пыталась это скрыть, среди своих не скроешь. Они-то видят, когда кривишься, дергаешься от боли, закусываешь губу и элементарно не отрабатываешь так, как раньше.
Неделю Настя изо дня в день пыталась разработать болезную ногу, но лучше не становилось. Ниточка-мышца не хотела сдаваться в угоду хозяйке, сопротивлялась, как могла.
В конце концов, снова был врач, снова его улыбка и радостное заверение, что все отлично, но лучше подлечиться. Два месяца. Два месяца без танцев.
Настя расстроилась, мама тоже, Петя расстроился вроде бы больше всех. Но раз врач сказал, что тут сделаешь?
Прошло два месяца. Сегодня все должно было решиться и, кажется, решилось…
– Тянет? – Петя подошел, опустился рядом на скамью, накрыл ее руку своей, сжимая болезное бедро. Со стороны должно было выглядеть интимно, но Асю не проняло. Сейчас бы ничто не проняло.
– Даже когда просто наклоняюсь неправильно, тянет.
– Влипли мы, Асёныш, – Петя допил кофе залпом, отставил стаканчик, а потом уставился в стену перед собой.
Это «мы» было приятным. Значит, ее не бросят. Аж не верится. Значит, дождутся.
– Что думаешь делать? – рука Пети соскользнула с ее ноги, парень обернулся, пытливо заглядывая в зеленые глаза.
– Я могу… Просто не все. Не знаю, можем попробовать чуть поменять схему…
– А смысл?
– Ну, я могла бы…
– Мы два месяца работали по схеме без тебя. Какой смысл сейчас ее менять? – Петя говорил буднично, будто о погоде.
– Хорошо, тогда не нужно менять, я попытаюсь…
– Настюш, – а потом парень взял ее руки в свои, заглянул в глаза, будто с досадой, будто участливо, будто собирался сказать что-то важное, но неприятное, – не рви себе душу. Займись лечением. Как вернешься в норму – приходи. А пока мы отлично справимся без тебя, а ты без нас.
– Без вас? – во рту почему-то почувствовался вкус горечи. – У меня еще детская группа.
Петя тяжело вздохнул, потом кивнул, вновь поднял взгляд таких своих искренних серых глаз на девушку.
– Света отлично справляется с малышней. Родители довольны, дети счастливы. Она сертифицированный специалист, а ты же только учишься… Да и вдруг еще больше травмируешься…
Горечь все так же пульсировала на языке. Все ясно. Света – сертифицированный специалист. А еще Свете очень не нравится, что Петя до сих пор не вытурил свою бывшую из труппы, и не забрал у нее деток-дошкольников.
– Мне нужны эти деньги, Петя, понимаешь? – Настя склонила голову, изучая выражение лица бывшего. Сейчас и сама бы не сказала, как могла сохнуть по нему, мечтать о нем, а заполучив такое долгожданное внимание – пищать от восторга. Видимо, за последние два года повзрослела и поумнела что ли. Непонятно только, почему такая умная не разогрелась тогда.
– Понимаю, но что я сделаю? – парень развел руками, поднялся. Над Настей возвышался симпатичный брюнет атлетического телосложения с сочувственной неискренней улыбкой на губах.
А ничего, Петенька. Ничего не сделаешь. Это очевидно.
– Хотя бы группу, Петь. Пока буду искать работу.
Она и так в последние два месяца не приносила домой ни копья, а больше тратила на врачей и прочую лабуду. Мама молча давала нужные деньги, но Настя-то знала, тратит бережно хранящееся в закромах на черный день.
Она предвкушала, как снова приступит к тренировкам не только потому, что, наконец, сможет танцевать, а потому, что в карманах снова заведутся деньги. Часть гонораров за выступление, оплата родителей за детскую группу.
А теперь… Скоро у Андрейки День рождение, они с мамой собирались купить ему такую желанную приставку, Настя даже хотела просить у Пети аванс. Вот только теперь-то какой аванс?
– Настюш, ты же понимаешь…
Ни черта она не поняла. Хотя нет. Поняла, что здесь ей больше не рады. Ее травма оказалась неплохим предлогом выжить из труппы бывшую, которая сидела зудящей занозой в мыслях уже нынешней девушки.
Спасибо, Света. Удружила, услужила, а судя по тому, как пел Петя, практически спасла от невыносимой миссии – зарабатывать деньги тем, что так любишь.
Из раздевалки Настя вышла с куда более утрамбованным рюкзаком, чем планировала. Решила забрать все свои вещи, чтоб они не мусолили глаза остальным. Зато Света вздохнет свободно, уже приятно. Ей.
То, что Петя – не ее принц, да и вообще не принц, Настя поняла уже давно. Даже немного раньше, чем они расстались, но этот его «уход исключительно из-за заботы о ней», заставил убедиться в этом окончательно. Знает ведь, что ей нужны эти деньги. Знает, а все равно вышвырнул.
Ну и пусть. Одни двери ведь закрываются лишь затем, чтоб прямо перед носом открылись другие, правда?
Правда. Вот только какие двери светят травмированной танцовщице без образования, связей и искрометного таланта?
Настя мотнула головой, отгоняя неправильные мысли. Нет. Мыслить нужно позитивно! Непременно нужно, иначе мама тут же поймет. А ей точно нельзя говорить. Будут нервы, слезы, отчаянье и очередная попытка взвалить на себя еще больше, когда больше уже просто некуда.
– Аська! – Настя вздрогнула, возвращаясь в реальность. Размашисто ступая, к ней на встречу шла худощавая девушка с пестрым безобразием на голове. Толстые дреды, которыми Алина так гордилась, часто повергали окружающих в шок, а тоннели в ушах заставляли людей постарше морщиться с отвращением, но разве же Алине было до этого дело? Она человек творческий, и творчество прет в ней изо всех щелей, и последнее, что может заткнуть этот фонтан – общественное мнение.
Они знакомы больше десяти лет, когда-то занимались в одной студии, потом тусовались в одной танцевальной компании, потом каким-то невообразимым образом оказались в одной труппе, а последние три года уже танцевали 'плечом к плечу', продолжая тусоваться и заниматься.
– Какими судьбами? – дредастая девушка подошла вплотную, окинула Настю любопытным, без подвоха, взглядом, улыбнулась. – Возвращаешься? Наконец-то, а то смотреть уже не могу на довольную Светкину мину. Девка ж светится ярче солнца!
Настя усмехнулась, опуская взгляд в пол. Светится, и, кажется, продолжит светиться.
– Не возвращаюсь, – поймала болтающиеся шнурочки на кофте, взялась их завязывать. – Петя сказал, что вы отлично справляетесь без меня, – даже нашла в себе силы вскинуть взгляд.
– Вот стерва, – Алина же выражений не подбирала. Бросила злющий взгляд за спину Насте, в сторону переодевали, в которой Петя сейчас наверняка дежурно созванивался со своей новой пассией, чтобы сообщить приятную новость – от ненужного балласта они избавились. А балласт теперь должен искать работу. – Это она ему мозг съела, не сомневайся!
Ася передернула плечами. Какая в сущности разница, кто кому и что съел? Петя взрослый мальчик, даже не так: взрослый мужчина, ответственный за целый коллектив и танцевальные группы. Он сам занимается поисками спонсоров, сам улаживает все вопросы с властями, общественностью, родителями. Сам разбирается с налогами и арендами. Сам устраивает выступления. Неужели выгнал бы ее, будь это нерациональным? Неужели пошел бы на уступки нынешнему своему временному увлечению?
В том, что увлечение временное, Настя не сомневалась. Постоянно Петр был увлечен единственной вещью, которой проигрывали любые иные страсти. Он был танцором. И любовь к танцу занимала в сердце слишком много пространства, чтоб там осталось достойное место еще для одной постоянной любви.
Настя на это место никогда не претендовала, сама была такой же, влюбленной в свое занятие, Света, видимо, тоже не претендует, раз вот уже полгода числится в подружках.
– Ну и приятного ей аппетита.
– Нет-нет-нет, – Алина схватила Настю за предплечье, привлекая внимание апатичной подруги. – Подавится! Ты что, так просто уйдешь?
– Уже ушла, – Ася чуть обернулась, демонстрируя полный под завязку рюкзак. – Меня не ждут в труппе, Петя отдал моих деток Светке. Что мне здесь делать? В уборщицы записаться? Хотя неплохой вариант. Света порадуется, а у меня не будет проблем с деньгами.
– У тебя что, проблемы? – Алина склонила голову.
– Не большие, чем обычно. Просто в последние несколько месяцев я не заработала ни копейки, а теперь, судя по всему, уже и не заработаю.
Бюджет славной семьи Веселовых, к которой Настя с гордостью себя причисляла, строился по принципу повезет/не повезет. Мама Насти работала днями на одном из предприятий в бухотделе, а чтобы заполнить праздные вечера, брала подработки в виде швейных заказов. Хотя это ложь, заполнять нужно было не праздные вечера, а дыры в бюджете.
Андрюша заканчивал восьмой класс, а значит, скоро им предстояло потратиться на выпускной, подготовку талантливого, но ленивого мальчишки, к выпускным и вступительным экзаменам, а если повезет, и он поступит туда, куда так мечтает, за колледж тоже нужно будет платить.
Настины гонорары были приятным дополнением к зарплате мамы. Иногда они практически спасали. Андрею срочно нужны новые кроссовки? Не беда, ведь они немного отложили. Какой-то нехороший человек пропалил в мамином пуховике дырку окурком? А деньги за последние выступление можно добавить еще, и новый пуховик практически куплен. У очередного Андрейкиного одноклассника День рождение? Пусть немного, но деньги есть. Насте нужны новые балетки? Деньги есть. Банк шлет гневные письма, требуя погасить долг? Со скрипом, но деньги тоже найдутся. Так было раньше, а теперь-то что?
– Хочешь, я поговорю с Петей?
– Еще чего не хватало, – Настя бросила взгляд через плечо. Она и сама-то за себя просить не стала. Тем более не хотела бы, чтоб за нее просили посторонние.
Нет уж, Веселовы не навязываются. Если им не рады – встают и уходят. Гордо и окончательно. Даже если Петя просить будет, Настя все равно не вернется. Найдет себе в сто раз лучшее место, справится с этой дурацкой травмой, свою труппу создаст, в конце концов.
– Нет, а я все-таки поговорю, – Алина порывалась обойти Настю, чтоб направиться прямиком к 'начальству', но Аська поймала ее за руку, не дав сделать и двух шагов.
– Хочешь, чтоб Светка потом зубоскалила, что он не только от меня избавился, а еще и тебя на место поставил? Не стоит оно того, Алин. И не нужно мне это. Лучше подскажи… Может у тебя есть какие-то идеи насчет работы?
Какое-то время Алина хмурилась в нерешительности, а потом поднесла палец к губам, неосознанно водя по ним – пошел мыслительный процесс.
– А ну пошли отсюда. Кофе выпьем, поговорим, – зыркнув напоследок в сторону раздевалки, Алина потянула Настю к выходу.
– А как же тренировка, Алинка?
– Сам спляшет, раз такой умный.
Алина разозлилась так, будто из труппы поперли ее, будто деток тоже у нее забрали. Разве что пар из ушей не шел, но встречающиеся по дороге коллеги по коллективу, которые потихоньку сползались на тренировку, предпочитали ее не останавливать. В этом для Насти был несомненный плюс – плетясь следом за дредоносительницей, она оставалась незамеченной. Не приходилось покидать место, в котором пережила столько приятных мгновений, а теперь из которого элементарно вышвырнута, с высоко поднятой головой, прямой спиной и гордостью во взгляде. Мол, все вы еще пожалеете, что лишились такой меня. Даже не так – МЕНЯ. Нет, Настя уходила, внимательно смотря под ноги, иногда ощущая движение мышцы-ниточки, тянущейся от бедренного таза до коленной чашечки, она не пыталась запомнить родные стены, впитать лица родных людей, зацепиться, задержаться. Так было бы куда сложней уйти, а вот уноситься вслед за Алиной – вполне нормально. Без лишних внутренних и внешних драм и истерик.
Жизнь ведь не заканчивается, просто немножко усложняется. Самую малость.
***
Алина выбрала кафе напротив здания, в котором находилась их студия. Сюда они часто забегали после тренировок, чтоб заправиться приличных размеров порцией жуть какой калорийной еды, а потом нестись домой, на работу, учебу, гулять.
Девушка в императивном порядке заказала два кофе, а потом устремила взгляд за окно, барабаня пальцами по столешнице.
Настя решила не прерывать бурлящий в голове подруги мыслительный процесс, терпеливо дожидаясь, когда та заговорит.
Ждала долго. Им успели принести заказ, Ася даже успела сделать несколько бодрящих глотков.
– Мне недавно звонили… – наконец-то Алина решилась заговорить. Взяла в руки свою чашку, опустила в нее взгляд, подула несколько раз, остужая. – Предлагали работу. Уж не знаю, где взяли номер, наверное, какой-то щедрый общий знакомый поделился. В общем, слышала о 'Бабочке'?
– Какой бабочке?
– Ночной, блин, бабочке, Аська.
Настя застыла, элементарно не догоняя, о чем говорит Алина.
– Клуб. Называется 'Баттерфляем'. Ну или Бабочкой. Знаешь же?
Настя кивнула. Знала, даже бывала несколько раз. Вместе с Алиной и бывала. Не худшее заведение в городе, достаточно просторное, с приемлемыми ценами и неплохой музыкой. Однажды они завалились туда всей компанией, отмечали очередной гонорар, им понравилось, после этого бывали там еще несколько раз.
– Звонили оттуда. Они проводят набор гоу-гоу.
– Неееет, – удивлению Насти не было предела. Девушка с грохотом опустила чашку на стол, а потом еще и отодвинула ее, будто она олицетворяла предложение работы. – Ты что?
– Я что? – Алина же, кажется, даже немного разозлилась из-за такой реакции. – Я пытаюсь помочь. Вот что.
– Спасибо, конечно, но я еще не настолько отчаялась.
– Я же тебе не стриптиз танцевать предлагаю.
– Нет, не стриптиз, – Ася вскинула удивленный взгляд на коллегу. – Ты предлагаешь всего лишь забраться на подиум и там выплясывать полуголой, ловя на себе взгляды упившихся малолетних извращенцев, которых в том заведении вагон и тележка.
– Ты хоть представляешь, какие там деньги?
– Грязные там деньги, Алина. Я же отмыться не смогу, – стоило только подумать о подобном, Настю передергивало. Она очень явно представила себя в полумраке зала, на возвышении, в жутком костюме, который чаще всего не оставлял места для фантазии, с крыльями за спиной. – Их же самих ночными бабочками зовут, и относятся соответственно…
– Зато там всем нафиг не нужен твой шпагат, лишь бы выгибалась красиво. А то, что смотрят… думаешь там, где мы выступаем, на нас не так смотрят? Спасибо Петечке, хоть жопы разрешил прикрыть, а то одежды и так по минимуму, не больше, чем на бабочках.
– Но это же не то…
– Слушай, какого лешего я тебя уговариваю? – Алина ощетинилась, откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди. – Не хочешь, не надо. Ищи сама. Найдешь – я только порадуюсь. Правда, сомневаюсь, что найдешь…
– Почему?
– Никто не будет возиться с травмированной, Настюш. Сама же знаешь.
– А они, значит, станут?
– А им, значит, фиолетово. Им нужны раскрепощенные молодые красивые танцующие. За две ночи можно будет получать столько же, сколько получала за свою детскую группу в месяц. А отмыться… Нефиг петь, Настенька. Берешь мочалку и отмываешься.
– Так почему ты сама еще в труппе? – устроенная Алиной рекламная кампания достойна была аплодисментов. Вряд ли девочки, работающие в Бабочке, подозревали, как им круто повезло в жизни.
– А мне не нужны деньги, и меня никто не выгонял. И в калеки не записывал.
Ответ у Алины получился грубым, но от этого не менее правдивым.
– Ладно, что я буду тебя уговаривать? – собрав дреды резинкой, Алина наклонилась к чашке, допивая кофе, а потом встала. – Если заинтересует, позвонишь, я дам номер человека, который нашел меня. Если все же нет – буду только рада. А мне пора… на тренировку.
Бросив купюру на стол, девушка наклонилась к Насте, клюнула задумчивую девушку в щеку, а потом вышла из кафе, возвращаясь в нужное здание.
Настя же еще какое-то время сидела, следя за тем, как по улице проносятся машины. Зря она надеялась на то, что предложение Алины станет реальной помощью. Танцевать на тумбе – это унизительно. Да и что она скажет маме? А вдруг из Андрейкиной школы кто постарше заявится, а там она? Или сам Андрейка? Хотя нет, Андрюша еще маленький. Но через пару лет…
Нет, это определенно невозможно. Потом ведь это вечным клеймом на лбу останется. Ночная бабочка из 'Бабочки'. Да и не сможет она. Просто не сможет. Застесняется, стушуется, со стыда сгорит, расплачется…
Нет-нет-нет. Ситуация у нее не настолько безнадежна, чтоб хвататься за подобные предложения. Настя достала кошелек, вложила купюры в счет, забросила рюкзак на плечи. Она будет что-то искать, прошерстит интернет, сходит в школы, и обязательно что-то найдется. Непременно.
***
– Ну как, Настён? – стоило дочери показаться на пороге кухни, Наталья Александровна улыбнулась, схватила полотенце, вытерла о него руки, а потом подошла к девушке, целую в щеку.
– Могло быть хуже, – Настя вымучено улыбнулась, прошла в небольшую уютную комнатушку, опустилась на угловой диванчик.
Все в их квартире было небольшим, аккуратным, уютным. Когда-то папе дико повезло унаследовать этот маленький мирок за двоюродной бабушкой, которую тот невероятно любил, ценил, ухаживал до последнего. Причем ухаживал чисто по-человечески, а не с мыслями о том, что когда-то получит вознаграждение за свой труд. Он вообще был человеком сердешным и искренним. Не юлил, не таил, не притворялся, делал добрые дела потому, что хотел, а не потому, что продумывал возможную выгоду на два хода вперед. Видимо, за это его и любили. За это когда-то полюбила мама, коллеги, друзья, а Настя любила его просто потому, что это был ее папа.
Девушка окинула взглядом кухоньку, в миллионный раз умиляясь цветочным обоям на одной стене, веселенькой плитке им в тон на фартуке, финтифлюшкам, которые были так дороги маминому сердцу, а потому висели, стояли, лежали то здесь, то там. Часики в виде тарелки, горшки с фиалками на подоконнике, вышитая своими руками скатерть с такими же цветами, как на обоях, серьезный домовой, следящий за происходящим вокруг с высоты своего убежища на холодильнике.
Наталья Веселова вкладывала душу в эту кухоньку. Вкладывала почти так же рьяно, как когда-то в мужа, в детей, в их светлое будущее.
Перед Настей опустилась тарелка с сырниками, пиала с вареньем, поймав полный восторга взгляд дочки, Наталья подмигнула, а потом снова отвернулась к плите, выключила чайник.
– Андрюша, завтрак! – крикнула, разливая кипяток по чашкам, а потом перебрасывая чайный пакетик из одной, в другую.
Обычно, каким бы поздним завтрак ни был, к нему Андрюша не спешил. Сначала ему положено было провести ритуал по проверке всех доступных соцсетей, потом выкормить жителей многочисленных ферм, которых на его телефоне было множество, и лишь потом можно было снизойти до умывания и утреннего приема пищи.
Поставив на стол три чашки, блюдце для себя и сына, Наталья опустилась на стул рядом с дочерью.
– Почему грустишь, сластёна? – подперев руками подбородок, женщина устремила внимательный взгляд на дочку. Сразу заметила, что Настя не в лучшем настроении, думала, показалось, а вот теперь понимала, что так и есть. Даже сырники не смогли помочь разгладить морщинку между бровей.
– Не грущу, просто… – девушка опустила сырник в варенье, а потом приподняла, задумчиво следя за тем, как тягучие капельки возвращаются в пиалу. – Я сегодня говорила с Петей…
Мама нахмурилась, но промолчала. Петр ей не нравился. Точнее когда-то нравился, но стоило узнать, как некрасиво он поступил с дочкой, вся симпатия улетучилась. Подумать только! Променять ее Настеньку, на какую-то вертихвостку! Тешил Наталью только тот факт, что Настенька не очень-то страдала, а еще вера в то, что он когда-то пожалеет, но Асю ему уже не видать.
– В общем, решила, что пока не буду с ними танцевать. Нога не пускает. Буду искать что-то другое, – девушка подняла взгляд, несмело улыбнулась. – Потерпишь лентяйку еще несколько недель, пока что-то найду? – посвящать родительницу в то, как именно она «решила» совсем не хотелось.
Конечно, она ожидала, что мама удивится. Подозревала, что расстроится. Даже готова была к тому, что начнет выпытывать, но нет.
Наталья какое-то время смотрела на дочку растерянно, а потом закрыла лицо руками, тяжело вздыхая.
– Меня сократили, Настён. Вчера.
Сердце ухнуло в пятки. Вот так, в один день их семейный мир – небольшая, но устойчивая лодочка – грозил пойти на дно. А то, что ее попросили из группы, вдруг потеряло ту значимость, какую имело еще минуту тому. Без маминой зарплаты они загнутся. Окончательно и бесповоротно.
– Как?
– Просто. Предупреждали давно, что всех не потянут, но я и подумать не могла, что доберутся до нашей бухгалтерии.
– И что теперь? – сырник снова нырнул в варенье, идя на дно посудины, этого не заметила ни одна из сидящих на кухне.
– Если б я знала, Настенька. Вчера и сегодня звоню по знакомым, пытаюсь хоть что-то, хоть как-то… Я уже и не помню, как это – искать работу, представляешь? Сколько я там просидела? Семь лет?
– Семь. – Столько же, сколько уже нет папы.
– Да, и теперь пытаюсь вспомнить, как это делают. Но всем молодых подавай. А на меня, сорокалетнюю, смотрят, как на умалишенную. Будто я в модели набиваюсь.
– Мамочка… – Настя прикрыла глаза, в сотый раз за день чувствуя горечь на языке. Все так сразу и так не вовремя.
– Ты только нос не вешай! – заметив, что дочь стала чернее тучи, Наталья как-то сразу забыла о собственных горестях, взяла дочкины руки в свои, заглянула в глаза. – Прорвемся, мы же всегда прорывались. Правда ведь? Да и нельзя нам грустить! Только подумай какая хохма – Веселовы, да грустят!
Настя кивнула, не чувствуя ни грамма уверенности в словах мамы. Всегда прорывались, но какой ценой? За счет здоровья, нервов, собственной гордости. И стоило только всему устаканиться, стоило успокоиться, стоило начать планировать, как все полетело в бездну.
– Оооо, сырнички, – в кухню смерчем влетел всклокоченный Андрей, шумно грохнулся на стул, схватил чашку с чаем. – Вы чего такие тихие? – и лишь забросив в рот вкусность, хмуро глянул на своих женщин. Иначе он их не называл. Помнил сказанные когда-то отцом слова и обязательно собирался их исполнять.
Он их защитник, кормилец, надежда и опора. Пусть пока только будущая.
– Ты слишком громкий, Андрюш, по сравнению с тобой все тихие, – мама потрепала сына по волосам, вновь надевая на лицо маску беззаботности.
Она не хотела загружать детей своими проблемами, просто сдержаться не смогла. Да и Настя все равно бы рано или поздно поняла, так зачем таиться?
– Мамуль, я на минуту, – высвободив руки, Настя поднялась, вытащила из кармана телефон, протиснулась между спинкой маминого стула и холодильником, молча переступила через подножку брата, выставленную по старой доброй традиции.
– Давненько я вас не била, Андрей Владимирович, – услышала мамино замечание насчет поведения сына будто издалека.
– Это чтоб она ворон не ловила! – и ответ брата тоже прозвучал откуда-то извне.
– Ешь лучше, – Настя бросила слова через плечо уже в коридоре, а потом прошла в свою комнату, плотно закрыла дверь, отошла к окну.
Алина взяла трубку на третьем гудке. Значит, тренировка закончилась, или где-то там, в самом родном зале, объявлен перерыв.
– Слушаю.
– Дай номер «Бабочки», хочу попробовать.
Алина хмыкнула, но поддевать не стала.
– Записывай.
