Текст книги "Сицилиец"

Автор книги: Марио Пьюзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 9

Тури Гильяно и Аспану Пишотта поднялись до рассвета, еще до первого проблеска зари, ибо карабинеры – хотя это и было мало вероятно – могли выйти в темноте, чтобы с первыми лучами солнца внезапно обрушиться на них. Накануне вечером они видели, как из Палермо в казармы Беллампо прибыл броневик с двумя джипами, набитыми карабинерами. Ночью Гильяно не раз спускался вниз и прислушивался, не подходит ли кто к их утесу, – предосторожность, высмеянная Пишоттой.

– Мы должны вырабатывать в себе полезные привычки, – сказал Тури Гильяно. Он знал, что придет день, когда им придется столкнуться с более сильным противником.

Тури и Аспану изрядно потрудились – они выложили оружие на одеяло и досконально проверили его. Затем съели немного пирога Венеры и запили вином из фляжки, которую оставил Гектор Адонис. Это дало им силы построить из молоденьких веток и камней заграждение на краю утеса. Оттуда они из бинокля могли наблюдать за городком и горными тропами. Гильяно зарядил оружие и положил коробки с патронами в карманы безрукавки из овчины, пока Пишотта вел наблюдение. Гильяно действовал осторожно и медленно. Сам зарыл боеприпасы и завалил землю большими камнями. Никому нельзя передоверять такие мелочи.

Пишотта первым заметил, как бронеавтомобиль выехал из казарм Беллампо.

– Ты прав, – сказал он, – машина движется от нас по равнине Кастелламмаре.

Они улыбнулись друг другу. Броневик исчезнет за поворотом дороги, затем развернется и поползет в горы позади их утеса. Власти, должно быть, знают о туннеле и рассчитывают, что они воспользуются им для бегства и выскочат прямо на броневик. И его пулеметы.

А через час карабинеры пошлют отряд на склоны Монте д’Оро во фронтальное наступление, чтобы выбить их. Хорошо, что полиция считает их дикими юнцами, простыми разбойниками. Алый с золотом флаг Сицилии, который они вывесили на краю утеса, свидетельствует лишь об их бесстыдной наглости – так, должно быть, думала полиция.

Часом позже из ворот казарм Беллампо выехали грузовик с солдатами и джип с фельдфебелем Роккофино. Обе машины не спеша доехали до подножия Монте д’Оро и остановились, чтобы высадить людей. Двенадцать карабинеров с винтовками рассыпались по узким, ведущим вверх тропкам. Фельдфебель Роккофино снял фуражку с тесьмой и махнул ею в сторону ало-золотого флага, развевающегося наверху.

Тури Гильяно наблюдал все это в бинокль из-за устроенной им загородки. На мгновение он с беспокойством подумал о броневике на другой стороне горы. А если они высадят солдат и на противоположном склоне? Но тем понадобится не один час, чтобы забраться сюда. И он тогда решил выбросить это из головы и сказал Пишотте:

– Аспану, если мы не такие умные, как думаем, то сегодня вечером не бывать нам дома и не есть у наших мамочек спагетти, как бывало в детстве.

Пишотта рассмеялся.

– Нам всегда не хотелось идти домой, помнишь? Но должен признаться, сейчас куда интереснее. Ухлопаем двоих-троих?

– Нет, – сказал Гильяно. – Стреляй поверх голов.

Он вспомнил, как Пишотта поступил две ночи назад. И сказал:

– Смотри, Аспану, слушайся меня. Убивать их незачем. На сей раз это бессмысленно.

Они терпеливо прождали еще час. Затем Гильяно просунул свой дробовик сквозь изгородь из веток и дважды выстрелил. Поразительно, как ровная линия уверенных в себе солдат моментально рассыпалась, и они, словно кузнечики, исчезли в траве. Пишотта выстрелил четыре раза. В разных местах на склоне появились облачка дыма – это карабинеры отвечали огнем.

Гильяно опустил дробовик и взялся за бинокль. Он видел, как фельдфебель с сержантом возятся с радиопередатчиком. Они связывались с броневиком по другую сторону горы, предупреждая, что бандиты скоро двинутся в путь. Гильяно снова поднял дробовик и дважды выстрелил, затем сказал Пишотте:

– Пора мотать.

Они переползли к дальней стороне утеса, чтобы их не увидели приближавшиеся карабинеры, затем, не выпуская оружия, спустились, вернее, скатились метров на пятьдесят по склону, усеянному валунами, и только тогда встали на ноги. Низко пригнувшись, они побежали вниз, останавливаясь лишь на минуту, чтобы Гильяно мог посмотреть в бинокль на атакующих.

Карабинеры все еще стреляли по утесу, не догадываясь, что двое преследуемых находятся сбоку от них. Гильяно бежал впереди по маленьким невидимым тропкам, петляя среди валунов, и наконец вступил в рощицу. Передохнув несколько минут, двое друзей легко и быстро побежали по тропе вниз. Менее чем через час они оказались в поле, отделявшем горы от городка Монтелепре, и пошли к дальней его стороне; теперь городок находился между ними и грузовиком, на котором уехали солдаты. Гильяно и Пишотта спрятали оружие под одеждой и двинулись через поле, словно двое крестьян, идущих на работу. Они вошли в Монтелепре в конце виа Белла, всего в сотне метров от казарм Беллампо.

Именно в этот момент фельдфебель Роккофино приказал своим солдатам лезть вверх по склону к флагу на краю утеса. Ответного огня не было уже в течение часа, и он был уверен, что двое бандитов убежали через туннель и теперь спускаются по другую сторону горы к броневику. Он хотел захлопнуть ловушку. Прошел еще час, пока его солдаты добрались до края утеса и сорвали флаг. Фельдфебель Роккофино вошел в пещеру и велел отвалить валуны, чтобы открыть туннель. Он послал солдат по каменному коридору и велел на том склоне сойти вниз к броневику.

Поняв, что добыча улизнула, он был потрясен. Тогда он разбил солдат на поисковые и разведывательные группы, не сомневаясь, что они выкурят преследуемых из укрытия.

Гектор Адонис четко выполнил указания Гильяно. В начале виа Белла стояла раскрашенная повозка – рисунки с эпизодами из древних легенд покрывали каждый сантиметр ее как внутри, так и снаружи. Даже спицы колес и ободья были расписаны маленькими фигурками в латах, так что, когда колеса катились, создавалась иллюзия сражающихся воинов. Оглобли тоже были в ярко-красных завитушках с серебряными точками.

Повозка походила на человека, татуированного с ног до головы. В оглобли был впряжен сонный белый мул. Гильяно вскочил на место возчика и оглянулся на повозку. Она была заставлена огромными бутылями с вином в бамбуковых плетеных корзинах. Их было по меньшей мере штук двадцать. Гильяно сунул свой дробовик между ними. Бросил взгляд на горы; там ничего не было видно, за исключением все еще развевавшегося флага. Он ухмыльнулся Пишотте.

– Все в порядке, – сказал он. – Теперь устрой-ка маленькое представление.

Пишотта откозырял, застегнул куртку, чтобы не видно было пистолета, и направился к воротам казарм Беллампо. Походя он бросил взгляд на дорогу, которая вела в Кастелламмаре, и удостоверился, что броневик с гор еще не возвращается.

Тури Гильяно с высоты облучка видел, как Пишотта медленно пересек открытое пространство и вступил на уложенную камнем дорожку, что вела к воротам. Тогда Тури посмотрел вдоль виа Белла. Увидел свой дом, но перед ним никого не было. Он надеялся хотя бы мимолетно увидеть мать. Перед одним из домов, в тени нависавшего балкона, сидели какие-то мужчины за столом. Внезапно Тури вспомнил про бинокль, висевший у него на шее, отцепил ремень и бросил его в глубину повозки.

У ворот на часах стоял молодой карабинер, мальчишка не старше восемнадцати лет. Розовые щеки и безволосое лицо свидетельствовало о том, что он из северных провинций Италии; черная форма с белой окантовкой, мешковатая и неухоженная, фуражка, расшитая тесьмой, делали его похожим на марионетку или клоуна. Вопреки уставу во рту у него, юном и очертаниями похожем на лук Купидона, торчала сигарета.

Часовой увидел перед собой неотесанного деревенщину, который посмел отрастить себе элегантные усики.

– Эй ты, увалень, – сказал он грубо, – куда прешь?

Винтовку он с плеча не снял. Пишотта мог запросто перерезать ему глотку.

Вместо этого он постарался придать себе подобострастный вид и не смеяться над этим высокомерным младенцем.

– Пожалуйста, – сказал он, – я хотел бы видеть фельдфебеля. У меня есть кое-какие ценные сведения.

– Можешь сообщить их мне, – сказал часовой.

Тут уж Пишотта не сдержался.

– А ты что, тоже можешь мне заплатить? – язвительно спросил он.

Часовой оцепенел от такого нахальства. Затем сказал презрительно, но уже немного осмотрительнее:

– Я не заплачу и лиры, даже – если ты сообщишь мне о пришествии Христа.

Пишотта усмехнулся:

– Кое-что получше. Я знаю, где снова появился Тури Гильяно, тот, который расквасил вам носы.

– С каких это пор сицилиец помогает правосудию в этой чертовой стране? – подозрительно спросил часовой.

Пишотта подошел поближе.

– A y меня есть мечта, – сказал он. – Подал заявление в карабинеры. В следующем месяце поеду в Палермо на экзамены. Кто знает, может, мы скоро будем носить одну и ту же форму.

Часовой посмотрел на Пишотту более дружелюбно и заинтересованно. Действительно, многие сицилийцы стали полицейскими. Спасение от бедности, маленький кусочек власти…

Популярная шутка гласила, что сицилийцы становятся либо уголовниками, либо полицейскими. Но обе стороны одинаково вредят друг другу.

– Хорошенько сначала подумай, – сказал часовой, не желая допускать всякого к лакомому куску. – Жалованье маленькое, и мы все умерли бы с голоду, если бы не брали взяток с контрабандистов. Только на этой недели этот чертов Гильяно убил двоих из наших казарм, моих приятелей. А какие наглецы ваши крестьяне – даже к парикмахеру в городе дороги не покажут.

– Мы их научим хорошим манерам с помощью bastinado, – весело сказал Пишотта.

И с самым естественным видом, словно они уже стали товарищами по оружию, спросил:

– У тебя не найдется сигареты?

К радости Пишотты, благодушное настроение часового тотчас улетучилось. Он вспылил.

– Тебе сигарету? – скептически спросил он. – С какой это стати, черт побери, я должен давать куску сицилийского дерьма сигарету? – И часовой наконец скинул с плеча винтовку.

На какое-то мгновенье Пишотта почувствовал прилив дикого желания броситься и перерезать часовому глотку.

– А с той, что я могу сказать, где найти Гильяно, – заявил он. – Твои товарищи, обыскивающие горы, чересчур глупы, им и ящерицы не найти.

Часовой несколько растерялся. Такая наглость смущала его, да и сведения предлагались такие, что лучше проконсультироваться у начальства. Он почувствовал, что этот парень слишком скользкий и может доставить ему неприятности. Солдат открыл ворота и винтовкой показал Пишотте, что он может войти. Сам он стоял спиной к улице. В этот момент Гильяно, находившийся метрах в ста оттуда, стегнул мула и двинулся в своей повозке по булыжной мостовой к воротам.

Территория казарм Беллампо занимала четыре акра. На ней стояло большое административное Г-образное здание, в крыле которого находились тюремные камеры. Позади были жилые казармы для карабинеров, достаточно большие, чтобы разместить сотню солдат, со специально отгороженной секцией – личными апартаментами фельдфебеля. Справа был гараж для машин, который раньше служил амбаром и частично так и остался им, поскольку при отделении находилось стадо мулов и ослов для передвижения по горам, где машины были бесполезны.

Сзади, в глубине, стоял сарай для боеприпасов и продовольствия из рифленой стали. Всю территорию отгораживал высокий забор из колючей проволоки с двумя вышками для часовых, но они уже много месяцев пустовали. Казармы были построены при Муссолини, а затем расширены для войны против мафии.

Войдя в ворота, Пишотта огляделся – нет ли признаков опасности. Вышки – пусты, часовых нигде не видно. Все это походило на мирную заброшенную ферму. В гараже машин не было; машин вообще нигде не было заметно, что удивило его и заставило с беспокойством подумать, не вернется ли вскоре одна из них. До чего же глуп этот фельдфебель, оставивший гарнизон без автомобиля. Надо предупредить Тури, что к ним могут прибыть неожиданные визитеры.

В сопровождении молодого часового Пишотта вошел в широкие двери административного здания. Он попал в огромную комнату с вентиляторами на потолке. Жару они отнюдь не уменьшали. В комнате господствовал стоявший на возвышении стол. Вдоль стен за перилами располагались столы поменьше для чиновников и деревянные скамьи. Кругом было пусто, только за столом на возвышении сидел карабинер-капрал, человек совсем другого склада, чем юный часовой. Изысканно выгравированная золотистая табличка на столе возвещала: «Капрал Канио Сильвестро». У него был массивный торс – огромные плечи и толстая, прямая, как колонна, шея, увенчанная огромной, точно валун, головой. Розовый шрам – блестящая, вздувшаяся мертвая ткань – был словно наклеен от уха до твердого, будто каменного подбородка. Длинные густые усы простирались над ртом, как два черных крыла.

На рукаве Сильвестро были нашиты капральские полоски, за поясом – огромный пистолет, и самое скверное – он рассматривал Пишотту с чрезвычайным подозрением и недоверием, пока часовой рассказывал, в чем дело. Когда капрал заговорил, по акценту стало ясно, что он – сицилиец.

– Дерьмо ты трепливое, – сказал он Пишотте.

Но тут под окнами послышался голос Гильяно:

– Эй вы, карабинеры, вина не хотите? Да или нет?

Пишотта пришел в восторг: тон у Гильяно был грубый, и он так произносил слова, что никто ничего не смог бы разобрать, за исключением жителей этой провинции, да и выбор слов был типичен для преуспевающего крестьянина. Капрал зарычал от раздражения:

– Боже мой, чего орет этот парень? – и большими шагами вышел из помещения.

Часовой и Пишотта последовали за ним.

Раскрашенная повозка и белый мул стояли у ворот. Голый до пояса, с вспотевшей широкой грудью. Тури Гильяно раскачивал бутыль с вином. По лицу расплылась широкая идиотская улыбка. Вид его не вызывал никаких подозрений. Оружия при нем ясно не было, он был пьян и изъяснялся на самом примитивном диалекте Сицилии. Рука капрала выпустила пистолет, часовой опустил винтовку. Пишотта шагнул назад, готовый вытащить пистолет из-под куртки.

– У меня полная телега вина для вас, – снова заорал Гильяно. И высморкался с помощью пальцев.

– Кто заказывал вино? – спросил капрал. Но он уже шел к воротам, и Гильяно знал, что сейчас широко раскроет их, чтобы пропустить повозку.

– Отец велел мне отвезти его фельдфебелю, – сказал Гильяно, подмигивая.

Капрал уставился на Гильяно. Вино, безусловно, было подарком от какого-то крестьянина за право немного баловаться контрабандой. Капрал не без удивления подумал, что, как настоящий сицилиец, отец должен был бы сам привезти вино, дабы знали, кого благодарить за подарок. Но затем он пожал плечами.

– Разгружай товар и неси в казармы.

– Только не я, я не буду.

И снова капрала кольнуло сомнение. Какой-то инстинкт предупреждал его. Поняв это, Гильяно слез с повозки – так, чтобы легче можно было вытащить спрятанную лупару, и, подняв бутыль с вином в бамбуковой оплетке, сказал:

– У меня для вас двадцать таких красоток.

Капрал рявкнул в сторону казарм, и оттуда выбежали двое молодых карабинеров в расстегнутых куртках и без фуражек. Они были без оружия. Стоя на повозке, Гильяно передавал им бутыли с вином. Одну бутыль он сунул часовому с винтовкой – тот попытался было отказаться.

– Пить-то, конечно, будешь, так что работай, – грубовато пошутил Гильяно.

Теперь, когда трое карабинеров, державших каждый по бутыли, были выведены из строя, Гильяно оценил обстановку. Все шло так, как он задумал. Пишотта находился прямо за капралом, единственным из военных, у, которого руки заняты не были. Гильяно оглядел горы: никакого признака возвращающихся поисковых групп. Он посмотрел на дорогу в Кастелламмаре: броневика не видно. На виа Белла все еще играли дети. Он наклонился к повозке, выхватил оттуда лупару и вскинул ее на обалдевшего капрала. В то же мгновение Пишотта вытащил из-под рубашки пистолет. И прижал его к спине капрала.

– Не двигайся, – сказал он, – или я сбрею свинцом твои шикарные усы.

Гильяно держал под прицелом троих перепуганных солдат.

– Вот так, – сказал он, – с бутылями в руках все двигаемся к зданию.

Часовой уронил винтовку на землю. Пишотта подобрал ее. В помещении Гильяно взял табличку и восхищенно сказал:

– Капрал Канио Сильвестро. Ваши ключи, пожалуйста.

Рука капрала лежала на пистолете, он свирепо смотрел на Гильяно. Пишотта подтолкнул его руку вперед и вытащил оружие. Капрал повернулся и смерил его холодным испытующим взглядом – взгляд был убийственный. Пишотта улыбнулся.

– Извините.

Капрал повернулся к Гильяно.

– Мой мальчик, – сказал он, – мотай отсюда в актеры, у тебя хорошо получается. Но такого больше не делай, живым не выйдешь. Фельдфебель с солдатами вернутся до наступления вечера и будут гнаться за тобой хоть до края земли. Обдумай, мой юный друг, что значит быть вне закона, когда за твою голову объявлено вознаграждение. Я сам буду за тобой охотиться, а я никогда не забываю ни одного лица. Узнаю твое имя и достану тебя хоть из ада.

Гильяно улыбнулся ему. Непонятно почему, но этот человек ему нравился.

– Если хочешь знать мое имя, почему же не спросишь? – сказал он.

Капрал посмотрел на него презрительно:

– И ты, как идиот, скажешь?

– Я никогда не лгу, – ответил тот. – Меня зовут Гильяно.

Капрал потянулся за пистолетом, но Пишотта уже вынул его. Своей инстинктивной реакцией человек этот еще больше понравился Гильяно. Он смел, и у него есть чувство ответственности. А остальные солдаты были просто в ужасе. Это же тот Сальваторе Гильяно, который убил троих их товарищей. Есть ли основание считать, что их он оставит живыми?

Капрал внимательно посмотрел на Гильяно, запоминая его лицо, затем медленным и осторожным движением повернулся и достал из ящика стола большую связку ключей. Гильяно приставил дробовик к его спине, а ключи перебросил Пишотте.

– Освободи арестованных, – сказал он.

В тюремном крыле административного здания, в большой зарешеченной камере сидели десять жителей Монтелепре, которых арестовали в ночь бегства Гильяно. В одной из маленьких камер содержались двое известных в этой местности бандитов – Пассатемпо и Терранова. Пишотта отпер двери камер, и все с ликованием последа вали за ним.

Арестованные жители Монтелепре – соседи Гильяно – заполнили канцелярию и сгрудились вокруг Гильяно. Они рассказали, что фельдфебель приказал пропустить их через bastinado, но капрал решительно воспротивился наказанию, заявив, что эта акция вызовет ярость населения и поставит под угрозу безопасность казарм. Вместо этого на следующее утро их должны были переправить в Палермо для допроса в полиции.

Гильяно опустил дуло лупары, опасаясь, как бы случайно выстрел не попал в столпившихся вокруг людей. Все они были старше его, все соседи, которых он знал с детства. Говоря с ними, он тщательно подбирал слова.

– Вы можете пойти со мной в горы, – сказал он. – Или отправиться к родственникам в других частях Сицилии, пока власти не образумятся.

Он выждал, но все молчали. Двое бандитов, Пассатемпо и Терранова, стояли в стороне от других. Чувствовалось, что они напряжены до предела, словно приготовились к прыжку. Пассатемпо – приземистый, коренастый, с отвратительной толстой рожей в оспинах и с губастым слюнявым ртом. Крестьяне прозвали его «Скотиной». Терранова – маленький, верткий, как хорек. Однако мелкие черты его лица были приятны, губы складывались в естественную улыбку. Пассатемпо был типичным алчным сицилийским бандитом, который воровал скот и убивал ради денег. Терранова же был тружеником-крестьянином и начал свою жизнь разбойника, когда сборщики налогов явились забирать его лучшую свинью. Он убил их обоих, зарезал свинью, чтобы накормить семью и родственников, и затем бежал в горы. Эти двое объединились, но их предали и схватили, когда они прятались в заброшенном амбаре среди пшеничных полей Корлеоне.

– У вас выбора нет, – сказал им Гильяно. – Вместе пойдем в горы, а потом, если захотите, можете остаться под моим началом или отправиться, куда вздумается. Но сегодня мне нужна ваша помощь, да и вы мне немного обязаны.

Он улыбнулся им, стремясь несколько смягчить свое требование, чтобы они подчинились ему.

Прежде чем оба бандита смогли ответить, капрал безрассудно полез на рожон. Объяснялось это, возможно, ущемленной сицилийской гордостью, либо врожденной звериной жестокостью, либо просто его взбесило то, что отпетые бандиты вот-вот сбегут из-под ареста. Сейчас он стоял всего лишь в нескольких шагах от Гильяно и с удивительной быстротой шагнул вперед.

В то же мгновение он вытащил пистолет, спрятанный под рубашкой. Гильяно поднял лупару, чтобы выстрелить, но не успел. Пистолет находился в полуметре от лица Гильяно.

Все застыли. Гильяно смотрел на направленный ему в голову пистолет. Он не чувствовал страха – лишь величайшее спокойствие. Раздался громкий металлический щелчок – боек ударил по дефектному патрону. В мгновение ока Пишотта, Терранова и Пассатемпо набросились на капрала, и он упал под тяжестью их тел. Терранова выхватил у него пистолет и отбросил в сторону. Пассатемпо схватил капрала за волосы. Пишотта вытащил нож и приготовился вонзить его в глотку капрала. Гильяно успел перехватить его.

– Не убивайте, – спокойно сказал он и оттащил их от распластанного, теперь уже беззащитного капрала.

Но тот не выказывал страха. Он лежал, ожидая смерти, и Гильяно почувствовал к нему что-то похожее на нежность. Этот человек как бы подверг его испытанию, и теперь подтвердилось, что он бессмертен. Гильяно рывком поднял капрала на ноги.

Терранова рассматривал пистолет.

– Ты очень счастливый, – сказал он Гильяно. – Дефектный лишь один патрон.

Гильяно протянул руку к пистолету. Терранова, поколебавшись, отдал его. Гильяно повернулся к капралу.

– Веди себя смирно, – сказал он дружелюбно, – и ничего с тобой и твоими солдатами не случится. Я это гарантирую.

Капрал был настолько ошеломлен, что, казалось, даже не понимал, о чем идет речь.

Пассатемпо шепнул Пишотте:

– Дай-ка твой нож, я прикончу его.

– Здесь Гильяно отдает приказания, а все другие слушаются, – ответил Пишотта.

Тем временем освобожденные жители Монтелепре поспешно покидали помещение. Они не хотели быть свидетелями расправы с карабинерами. Гильяно отвел капрала и его солдат в тюремное крыло и запер там в общей камере. Затем они с Пишоттой, Террановой и Пассатемпо обошли казармы Беллампо. В сарае, где хранилось оружие, они обнаружили винтовки, револьверы и автоматические пистолеты с коробками боеприпасов. Они нацепили оружие на себя и сложили коробки с боеприпасами в повозку. Из жилого помещения они забрали несколько одеял и спальных мешков, а Пишотта на всякий случай бросил в телегу три униформы. Затем повозка, полная награбленного добра, с Гильяно на облучке двинулась в сторону Кастелламмаре; остальные трое с оружием на изготовку шли сзади, рассыпавшись веером на случай внезапного нападения. Им потребовалось больше часа, чтобы добраться до дома крестьянина, одолжившего Адонису повозку, и спрятать привезенное добро в его свинарнике. Затем они помогли фермеру выкрасить повозку зеленой краской, украденной со склада американской армии.

Фельдфебель Роккофино вернулся со своими людьми к обеду; солнце уже приближалось к закату, но в тот день оно не пылало так яростно, как вспылил фельдфебель при виде своих солдат, запертых в камере. Фельдфебель послал броневик прочесать дороги в поисках бандитов, но к тому времени Гильяно был уже далеко в горах.

Газеты по всей Италии разнесли весть об этой истории. Всего три дня назад убийство двух карабинеров тоже попало на первые страницы газет, но тогда Гильяно объявили всего лишь отчаявшимся сицилийским бандитом, жаждавшим прославиться своей жестокостью. На сей раз было совсем другое дело. Он выиграл поединок с национальной полицией благодаря уму и тактике. Он вызволил своих друзей и соседей из явно несправедливого заключения. В Монтелепре слетались журналисты из Палермо, Неаполя, Рима и Милана, чтобы взять интервью у семьи Гильяно и его друзей. Бывшие соученики по школе рассказали, что Гильяно много читал – его даже прозвали Профессором. Газеты с радостью ухватились за это. Сицилийский разбойник, который может читать!

Вся эта история немало выиграла от публикации старой фотографии. На ней Тури было семнадцать и он выглядел неотразимым средиземноморским красавцем. Но, вероятно, наибольшее впечатление на итальянцев произвело то, что Гильяно оставил в живых капрала, пытавшегося его убить.

Газеты возмущались только тем, что Гильяно решил освободить Терранову и Пассатемпо, – стоит ли иметь среди соратников преступников, могущих лишь запятнать образ этого рыцаря без страха и упрека.

Только миланская газета упомянула, что Сальваторе Гильяно уже убил троих членов национальной полиции; необходимо принять особые меры для его поимки, писала газета, нельзя оправдывать убийцу на том лишь основании, что он красив, начитан и может играть на гитаре.