Текст книги "Я поверю в его слёзы (СИ)"

Автор книги: Марина Вольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

   -У меня начались головные боли, – Игнат осторожно коснулся пальцами моей щеки. – Такого со мной никогда не было, поэтому я сразу же заподозрил неладное. Обратился в больницу. Там, естественно, попал к терапевту. Тот прописал какие-то таблетки от головной боли. Списал все на усталость, стресс, переутомление. Я же с ним был не согласен, пошел к невропатологу. Тот проверил мои рефлексы, координацию, и отправил на МРТ. Там у меня и обнаружили опухоль. Хотели госпитализировать, но я отказался, поговорил с шефом, объяснил ситуацию, оформил отпуск и улетел сюда. А здесь отправился к Игорю Григорьевичу, с которым ты разговаривала. Он главврач в онкологическом диспансере. И мой старый хороший знакомый. Я договорился с ним. Утром и днем я проходил необходимые обследования, а вечером возвращался домой. И сейчас я еду к нему, чтобы точно знать, какой меня ждет курс лечения.

   -А почему ты не остался в Америке, и не стал лечиться там, если не хотел, чтобы мы что-то узнали? – я хмуро разглядывала парня. Он улыбнулся на мой вопрос.

   -Потому что у меня было два года, чтобы принять некоторые решения. Я бы в любом случае вернулся. Просто пришлось это сделать раньше, и не при тех обстоятельствах, что могли бы быть. И я еще не знал, насколько благоприятный для меня прогноз. Хотел хоть немного побыть со своей семьей.

   -Но все равно первое, что ты сделал, прилетев сюда, это трахнул меня, – резко отозвалась и отвернулась к окну.

   -Извини, – спустя минуту молчания отозвался Игнат. – Я не планировал этого. Просто не сдержался. Я желал этого два года. А когда ты убежала от меня, разозлился, – снова минутная тишина. – И первое, что я сделал, вернувшись, это отправился к Игорю Григорьевичу. Я прилетел днем. И уже после него отправился к твоему университету.

   -А откуда ты узнал, что я буду там в такое время?

   -Мама говорила, что ты допоздна засиживаешься в библиотеке. Вот и решил подождать.

   -С чего такая откровенность? – усмехнулась, глянув на него. – Ты же любишь лгать.

   -Ника, – Игнат ответил мне тяжелым взглядом. – Я не люблю лгать, и делаю это крайне редко. Просто есть некоторые моменты, о которых я предпочитаю не распространяться.

   -И поэтому постоянно лжешь, – кивнула.

   -Ладно, я пошел, – вздохнул он, поднимаясь. – И, как видишь, я сейчас был весьма честен с тобой, – добавил перед тем, как закрыть за собой дверь.

   -К черту твою честность, – раздраженно бросила в пустоту и прикрыла глаза.

   Черт. Надо было еще спросить про недавно услышанный разговор.

   В голове никак не хотело укладываться, что у Игната другая мама. Это казалось чем-то нереальным спустя двадцать один год уверенности в нашем полном родстве.

   И все равно это не меняло того факта, что мы друг другу приходимся братом и сестрой. Отец-то у нас все равно один.

***

   Как и говорил Игнат, родители проследили за тем, чтобы меня осмотрел врач. И я была рада, что им оказалась немного полноватая женщина среднего возраста. Как-то не хотелось, чтобы меня осматривал какой-то незнакомый мужчина.

   Перед тем, как уйти, она прописала мне какие-то лекарства, о чем-то поговорила с родителями. На меня надежды не было. Я ни слушать её, ни, тем более, запоминать то, что она говорит, не собиралась. Как, впрочем, и выполнять дальнейшие её указания. Это только Игнат мог наивно верить в то, что с её приходом что-то изменится в моем лечении. Я же ничего менять не собиралась.

   Сам брат вернулся, как и говорил, спустя несколько часов. Вошел в комнату... с кульком из аптеки.

   -Это что? – я тут же приподнялась на локтях, заподозрив что-то неладное.

   -Лекарства, – невозмутимо ответил Игнат, положив покупку на компьютерный стол.

   -Какие?

   -Которые тебе прописала врач.

   -А ты откуда знаешь, что она мне прописала? – возмутилась я.

   -Я попросил родителей позвонить мне и сказать, что она сказала и что прописала, – и насмешливо глянул на меня. – Или ты думала, я просто так настоял на враче?

   -Ты... – и поджала губы, не зная, что сказать. – Что тебе сказал Игорь Григорьевич? – невозмутимо поинтересовалась, вновь ложась.

   -Мы обсудили, когда я ложусь в больницу и день операции. И возможную последующую терапию.

   -И когда ты ложишься в больницу? Когда операция? – я все еще сохраняла невозмутимый вид, хотя внутри все переворачивалось от одной только мысли, что его будут оперировать и что-то может пойти не так.

   -В среду ложусь. В четверг операция, – он внимательно посмотрел на меня. – А зачем ты спрашиваешь?

   -А что, нельзя? – с вызовом глянула на него. – Или то, что у нас разные матери, меняет тот факт, что ты все еще мой брат? – и усмехнулась, наблюдая за его реакцией. Он сузил глаза.

   -Вероника, я слишком хорошо тебя знаю. Не вздумай приходить ко мне, ясно? – твердый тон и жесткий взгляд. – Для родителей, и для тебя в том числе, я буду в Америке. Уясни это, пожалуйста.

   -Не хочу я это усваивать. Тебе будут делать операцию, а я буду делать вид, что все хорошо, да? – я разозлилась. – Не дождешься, – и отвернулась от него, уставившись в одну точку.

   -Вероника, – Игнат присел передо мной на корточки. – Ты не должна была этого знать вообще.

   -Но я ведь знаю, – раздраженно посмотрела на него.

   -И что дальше?! – тем же тоном ответил мне он. – Будешь сидеть возле операционной, и ждать, пока выйдет врач и скажет, как прошла операция?

   Я внимательно разглядывала парня. И решила, что лучше сменить тему.

   -Почему ты ни разу даже не намекнул, что у тебя другая мама? Если ты это знал столько лет.

   Игнат прищурился, темно-синие глаза пытливо смотрели на меня.

   -А зачем это было говорить? – наконец-то невозмутимо передернул он плечами. – У меня навсегда останется только одна мама.

   -Тогда зачем ты поднял сейчас эту тему? – и вздернула брови. По почерневшему взгляду брата поняла, что явно лезу не туда.

   -Ты меня так старательно отталкиваешь, Ника. Вот и продолжай в том же духе, – поднялся, и принялся переодеваться.

   -Почему ты вечно скрываешь то, что важно для меня? – я села, сверля его спину взглядом. Он резко повернулся ко мне.

   -Потому что ты не заслуживаешь того, чтобы я об этом рассказывал тебе, – жестко припечатал, скинув рубашку. Я зло прищурила глаза, надеясь за злостью скрыть то, как меня зацепили его слова.

   -В таком случае, будь любезен, больше меня не беспокоить. Раз я недостойна тебя, – и тут же вскочила, намериваясь отправиться в свою комнату.

   -Я не сказал, что ты недостойна меня, – раздраженно произнес Игнат, припечатав меня лицом к двери, когда я уже взялась за ручку. – Я сказал, что ты не заслуживаешь того, чтобы я все тебе рассказывал.

   -Пусти, – я попробовала вырваться, но куда там мне. Еще и холодно вне постели. И горло скребет, кашлять хочется.

   -Или ты считаешь иначе, Ника? Ты считаешь, что все твои поступки, то, что ты вечно меня отталкиваешь, способствует тому, чтобы я был с тобою откровенен? Или ты думаешь, что я все еще панькаюсь с тобой только потому, что хочу сделать тебя своей женой? Ты ошибаешься, Ника, – зло прошипел он. – Я держусь на честном слове. На убеждение самого себя, что когда-нибудь ты все же примешь наши отношения. Но с твоими выходками я скоро поверю в то, что все это напрасно. И предоставлю тебя самой себе.

   -Ну и катись к черту, – раздраженно бросила я, пытаясь его оттолкнуть от себя.

   -Зря ты это сказала, – прозвучало, как приговор.

   В следующую секунду Игнат повернул меня к себе лицом и впился своими губами в мои. Всего пара мгновений, и его язык уже пробрался в мой рот, лаская властно и грубо. Я сдалась почти сразу, наплевав на плохое самочувствие, и ответила на поцелуй, обхватив его одной ладонью за шею, а второй зарывшись в его волосы.

   Его руки скользнули вниз по моему телу, опустившись на ягодицы. Резко подхватил, заставляя меня обвить его ногами за талию. Еще пару мгновений – и он уже укладывает меня на кровать. Руки скользят под майку, задирая её, накрывая грудь. Вызывая во мне волну возбуждения. Губы не перестают терзать мои губы. Одна рука заскользила ниже, накрыла живот. По телу побежали мурашки. Еще ниже. Под ткань шортов и стрингов. Я выгнулась навстречу его пальцам, его ласкам. Застонала ему в губы.

   Игнат отстранился лишь для того, чтобы сдернуть с меня всю одежду. При этом сам оставался по пояс одетым. Его губы скользнули сначала на шею, потом на ключицу, впадинку, грудь. Я прикусила губу, сдерживая стоны, тяжело дыша. Его пальцы вновь принялись ласкать мои половые губки. Я же, в который раз проклиная свою реакцию на его ласки, выгнулась навстречу, слегка раздвинула ноги.

   Я поняла, что что-то не так, лишь тогда, когда его ладони крепко обхватили мои запястья, прижимая руки к постели, а пальцы сменились губами.

   -Игнат, – я дернулась, попробовала сжать ноги. Безрезультатно. – Не надо, – и поняла, что окончательно теряю контроль над своим телом. Его язык ласкал мои половые губки, а я могла лишь дергаться, мечтая прекратить эту пытку.

   Он отстранился, когда я была уже на грани. Отпустил мои руки, навис надо мной. Горящий и... жесткий взгляд. И до меня дошло, что он собирался сделать.

   -Нет, – выдохнула, обхватив его талию ногами. – Ты не можешь.

   -Еще и как могу, – ухмыльнулся Игнат, проводя ладонью по внутренней стороне моего бедра. – Ника, – добавил. В глазах – огонь и лед. Такое странное сочетание.

   -Не можешь. Я тебе этого не прощу, – я внимательно смотрела на него, настолько внимательно, насколько могла. Я хотела ощутить его внутри себя. Просто до безумия хотела. Мне казалось, что если он прямо сейчас не войдет в меня, то я умру.

   -А ты хоть что-то мне простила? – еще большая, и еще более злая ухмылка. – С меня хватит, Ника, – жестко добавил, и, лизнув на остаток сосок, легко отстранился... и ушел.

   И я действительно почувствовала, как что-то внутри умерло. А на месте того чего-то образовалась боль и обида.

   Я прикусила запястье, чтобы хоть как-то избавиться от возбуждения. Подскочила, быстро натянула на себя свою одежду.

   Осторожный стук в дверь.

   -Вероника? – в комнату заглянула мама, обеспокоенно глянув на меня. Я, решив просто проигнорировать этот взгляд, быстро рванула на выход из комнаты. Мама отскочила, и я, проскочив мимо неё, быстро скрылась в своей комнате, захлопнув дверь. – Вероника, – она последовала следом.

   -Оставь меня в покое! – я зло повернулась к ней, застыв посреди комнаты.

   -Что?.. – она растерянно и с беспокойством смотрела на меня.

   -Уйди, мама! Оставь меня одну! Со мной все нормально, – и отвернулась, сжав ладони в кулаки. Безумно хотелось что-то разбить, сломать, просто ударить.

   -Вероника, – мама осторожно коснулась моего плеча. Я дернулась, как от удара. Это была последняя капля.

   Я резко упала на свою кровать, лицом вниз. Уткнулась в подушку. И... разрыдалась.

   Мама осторожно присела рядом, и принялась поглаживать меня по спине, а я позволяла ей это делать, понимая, что от её заботы становится только хуже.

   В этот момент я ненавидела Игната до боли во всем теле. Ненавидела так, как никогда и никого не ненавидела. Так, как никто и никогда никого не сможет ненавидеть. Ненавидела до ломки в суставах и до желания стать бесчувственным микроорганизмом. Стать бездушным камнем. Стать противной горкой пыли, которую сотрут с лица Земли раз и навсегда.

***

   Больше мы с Игнатом не разговаривали. Я не смотрела на него, не обращала на него внимания, и вообще не замечала. Я перестала принимать от него лекарства, еду, напитки. Я торчала у себя в комнате и, сжавшись в комок, просто лежала в постели, глядя в одну точку.

   За мое лечение взялась мама. Перед этим жутко поругалась и с мужем, и с сыном. Я, конечно, не вслушивалась, но её крики были слышны даже в моей комнате. И я совсем не чувствовала себя виноватой за то, что она разругалась с семьей из-за меня. Да и не только она. Отец, судя по тому, как кричал после того, как она ушла ко мне, тоже поссорился с сыном. И я все равно не чувствовала себя виноватой. Во всем виноват был только один человек.

   Сам же Игнат больше не пытался вернуть меня в свою комнату. Прекратил попытки лечить, полностью предоставив это дело матери. Как и я, засел у себя, и не показывал носа.

   Не пытался помириться. Не пытался извиниться.

   Да я бы и не простила.

   Так и прошли следующие дни. И в понедельник я на учебу не вышла. Общее самочувствие, конечно, улучшилось. Спала температура, почти прошел насморк. Но вот бронхит покидать меня совсем не спешил, даже с теми лекарствами, что прописала мне врач.

   И во вторник тоже.

   В среду я так же никуда не пошла. А Игнат с утра, с сумкой в руках, ушел. Якобы на самолет обратно в Америку. Просто поставил родителей перед их уходом на работу перед фактом, что возвращается назад, и через пару часов покинул дом. А мама, как и отец, очень скупо пожелали хорошей дороги, и спокойно уехали на работу, даже не дожидаясь его ухода. За эти дни они так и не помирились.

   А я... Я сидела под дверью, прислонившись затылком к дереву, и молча слушала их прощание, борясь сама с собой. А после ухода родителей оделась, вызвала такси, и вскоре тихо покинула квартиру, надеясь, что он ничего не заметил. Спустилась вниз, села в подъехавшую машину и, заплатив водителю заранее круглую сумму, проинструктировав о дальнейших действиях, откинулась на спинку сидения и стала наблюдать за машиной брата.

   Он вышел через час. Погрузил сумку на соседнее место, сел за руль и поехал. И мы поехали следом.

   Я не стала заходить следом за ним в онкологический диспансер. Просто запомнила адрес и попросила отвезти меня обратно. А дома вновь забралась в постель, свернулась калачиком и уставилась в одну точку.

   Тишина угнетала. Давила со всех сторон. Пустота была и внутри, и в квартире. Родители оставили меня долечиваться с чистой совестью, а Игнат отправился лечиться сам...

   В какой-то момент я просто села, пытаясь придумать, чем себя занять. Мой утомленный и измученный организм требовал каких-то действий, какого-то движения, мышления, хоть чего-нибудь... И я не придумала ничего лучше, чем отправиться в комнату брата.

   Но и там было не менее пусто. Даже еще более пусто, чем во всей остальной квартире. Да еще и стены на меня давили, нагоняя ненужные воспоминания.

   Прикусив губу, я обвела взглядом комнату. У меня было странное желание найти что-то, сама не знаю что. И, когда в поле зрения попал компьютер, я неуверенно помялась на месте, а после все же подошла и нажала на кнопку включения. Экран неторопливо замигал, показывая, что система загружается. И все бы хорошо... если бы мне не предложили ввести пароль. Я хмыкнула, и выключила компьютер. Откуда мне знать, какой у него пароль?!

   Я устало плюхнулась на его кровать. Провела рукой по постели.

   Сейчас я немного пришла в себя и старалась иначе посмотреть на сложившуюся ситуацию. На поступок Игната, его поведение.

   Он ведь говорил, что терпит меня лишь потому, что убеждает самого себя, что я когда-нибудь приму наши отношения. Предупредил, что на грани. А я взяла и послала его. И он красиво так оставил меня в покое, как и обещал. Только что-то мне от этого не легче.

   И вот теперь... Сидя на его кровати в его комнате... Когда он находился в больнице... После трех дней без него, без его попыток поговорить со мной, наладить отношения... После того, как я осознала, что такое стать свободной от него... Я понимала, что теперь мне больно не от его поступков, а от того, что он сдался, что больше не борется за меня. Понимала, что хочу вернуть его в свою жизнь. Чтобы было, как раньше. Но...

   Я была слишком гордой, чтобы признаться в этом. И принять.

   Со вздохом я поплелась обратно в свою комнату, раздумывая над тем, что сейчас чувствует Игнат. И что чувствовал все эти дни. И поняла, что совершенно не представляю, что творится все это время у него внутри.

   А еще мне стало стыдно. Ведь из-за меня он поссорился с родителями, и они вот так холодно его спровадили... А ведь он отправился не в Америку, а в больницу, и ему нужна поддержка. А вместо этого он остался совсем один, в плохих отношениях со всеми членами своей семьи. Разве так должно быть?..

   Я прикрыла глаза, чувствуя, что теперь мне больно за него. Больно от того, что... я сломала ему жизнь?..

   Сделала глубокий вдох. Выдох. Взяла плед, и, укутавшись в него, удобно расположилась на подоконнике. Уткнулась лбом в стекло. Взгляд упал на качели. В груди все сдавило от воспоминаний.

   Ведь и тогда, когда он пил и курил... В этом была виновата именно я. Из-за меня он сорвался.

   Я прокручивала все события за последние пять лет и с отвращением к самой себе понимала, что именно я все это время ломала ему жизнь. А что, в сущности, сделал он? Да, лишил меня девственности. Да, сузил круг моего общения до одного себя. Три года получал то, что хотел... Три года, за которые он узнал обо мне то, что я никому не рассказывала. Потом еще два года отсутствовал. Позволил мне жить без него. А что я делала эти два года?.. Правильно, я продолжала жить им. Продолжала все время думать о нем. Ненавидеть его?.. А была ли это ненависть? Ведь я ненавидела его за то, что не могла забыть. То есть, по сути, повесила на него вину за собственные эмоции. Но ведь если бы он тогда не пришел, то я бы и не чувствовала всего этого, верно? Не была бы зависимой от него...

   И теперь он вернулся. И что он сделал? Стал проявлять заботу, внимание. Ухаживал за мной, хотя мог бы и не делать этого, если учесть, сколько раз я его послала за последние полторы недели.

   А что делала я все это время? За первые три года я ни разу не попробовала с ним поговорить о сложившейся ситуации. Я избегала его, презирала. Хотя видела, какие взгляды время от времени он бросает на меня. Грустные, усталые, отчаянные... Он не замечал, что я наблюдаю за ним, а потому и не скрывал эмоций. Но и сам не стремился подходить ко мне. То ли просто не хотел, то ли боялся моей реакции... Точнее, знал наперед, к чему приведет любая попытка поговорить, и потому даже не пробовал.

   Потом два года без него... За эти два года я попробовала выбросить его из своей жизни. Погрузилась в учебу. Никого не подпускала к себе близко. Родителей избегала жестко. Они меня редко видели, еще реже слышали. А все потому, что они были напоминанием о нем. Пробовала завести отношения с парнями. Выбирала похожих на него – и сбегала от них из-за этого самого сходства, выбирала полностью противоположных – и сбегала из-за этой самой противоположности. В них все было не так. Не та внешность, не те повадки, не тот характер, не та манера разговаривать... Я пыталась найти идеал, и понимала, что мой идеал укатил в Америку, оставив меня одну. И от этого факта мне не становилось легче, как я того ожидала, а во мне поднималась и росла обида. И от того я стала его ненавидеть еще больше.

   И теперь, когда он вернулся... Я просто не верю ему. Не потому, что не доверяю, а потому, что, если бы все было, как он говорит, он не оставил бы меня на эти два чертовых года одну, загибаться в одиночестве. Ведь мой мир крутился вокруг него. Всегда крутился вокруг него. Он был мне братом, лучшим другом. Он меня всегда баловал, защищал, утешал. Если мне было плохо, нужна была помощь, или у меня что-то случалось плохое, он был первым, к кому я всегда обращалась. Не мама, не папа, а именно он. Да даже если у меня случалось что-то хорошее, я спешила первым делом поделиться этим с ним, похвастаться, увидеть его улыбку, услышать его похвалу.

   А когда он начал встречаться с девчонками... Я его ревновала. Очень. Ведь он какой-то там девочке уделял то внимание, что раньше принадлежало мне. Он заботился не только обо мне, баловал не только меня, ухаживал не за мной... И это при том, что его друзей мужского пола я всегда воспринимала спокойно. Я была с ними знакома, я с ними общалась. Он не редко брал меня в свою компанию, при этом всегда держась рядом.

   А тут какая-то девчонка... И все равно, если мне что-то нужно было, если мне было плохо, или я хотела поделиться чем-то хорошим, он был первым. Он всегда отвечал на мои звонки. Всегда приходил очень быстро, если был мне нужен. И из-за этого не раз ругался со своими подружками... Из-за чего я их недолюбливала еще больше.

   А когда я начала встречаться с парнями... Он не сказал ни слова. Но каждый раз, когда я рассказывала ему о своих отношениях, что произошло, что мне понравилось, а что нет, он то критиковал моего нынешнего парня, то опускал, то просто многозначительно хмыкал и говорил мне разные колкости. Но все равно оставался самым важным и самым близким человеком в моей жизни.

   Им он и оставался последующие три года не родственных отношений. Хотя я и перестала к нему обращаться за помощью, перестала делиться плохими и хорошими новостями. Хотя и избегала его. Но он все равно остался тем, вокруг кого вертелся мой мир.

   А потом он меня бросил. Вот взял – и просто улетел в Америку. Шеф его туда, видите ли, отправил. Парень перспективный, для него – карьерный рост, для них – отличный специалист и хорошая прибыль. А на меня – плевать. Вот попрощался красиво так – не выпуская из постели около восьми часов, во время которых мы либо занимались сексом, либо он прижимал меня к себе и не позволял выбраться, – и укатил в Америку. А я потом весь день рыдала в подушку, хорошо хоть родители на работе были.

   И после этого два года жесткой депрессии. Ни видеть никого не хотелось, ни слышать. В учебе пыталась забыться. Да так старалась, что стала отличницей, на красный диплом претендую. С родителями контакт начала только сейчас налаживать. Друзей как не было, так и нет. А мой мир все равно продолжал крутиться вокруг него. Вот так. Всю жизнь.

   А когда он вернулся... Мне было страшно. Страшно вновь погрязнуть в нем. Я боялась, что, если он сейчас снова войдет в мою жизнь, то больше я не смогу от него избавиться. Больше не смогу жить без него. Боялась, что он снова вот так же бросит меня, а я просто загнусь. И больше не смогу подняться. Не смогу восстановиться. Ведь и за два года этого не случилось. И, видимо, не зря боялась...

   И вот сейчас... Сейчас было пусто и одиноко внутри. Как будто вырвали его из моей жизни. Он сам себя вырвал. Я его вырвала. С корнем так, больно очень. А ведь его мир тоже крутится вокруг меня... Иначе не был бы первым в моей жизни. Иначе променял бы на кого-то другого.

   Но эти два года... Он меня бросил. Оставил одну. Как можно оставить человека, которого любишь, одного, да еще и в таком состоянии?..

   Не верю. Просто не верю.

   Но все равно хочу вернуть его в свою жизнь. Заполнить вновь эту пустоту внутри.

   Но как это сделать?..

***

   А на следующий день, когда его должны были оперировать, я отправилась в университет. Просто потому, что тишина и пустота квартиры угнетала, давила, и я просто не могла там больше находиться. Хотя и не была готова вновь вернуться к людям. Вернуться в общество. Да и здоровье мне не позволяло это сделать. Но что запретно, то более всего желанно.

   На парах я сидела сзади, приглушая кашель ладонями. Неохотно и односложно отвечала на вопросы одногруппников. Катю с каким-то садистским удовольствием порадовала новостью о возвращении брата в Америку. Та огорчилась и оставила меня в покое.

   Еще некстати объявился Володя, молчавший все эти дни. Встретил в коридоре, позвал гулять. Я отказалась. Попробовал завязать разговор – я пресекла эту идею на корню. Попробовал развеселить – я ответила безэмоциональностью и безразличием ко всему миру и к нему в частности. Он понял, что сегодня он ничего не добьется и так же оставил меня в покое до поры до времени.

   А после пар я отправилась в онкологический диспансер, в котором лежал Игнат. Плевать, что он был категорически против того, чтобы я приходила к нему. Он ничего не узнает. Я не к нему.

   Кабинет главврача я нашла быстро. А вот самого Игоря Григорьевича пришлось поискать. Меня гоняли из кабинета в кабинет, говоря примерно одно и то же: «был, пошел туда-то». И, в конце концов, я вернулась туда, откуда и начала свое путешествие. В его кабинет.

   -Игорь Григорьевич? – просунув голову в небольшое помещение, поинтересовалась я, глядя на мужчину, которому на вид было около тридцати пяти. Волосы темные, короткие. Плечи широкие. Лицо обычное такое, не запоминающееся.

   -Да, это я, – он поднял взгляд от каких-то бумаг и посмотрел на меня. – Проходите, – он указал на стул перед своим столом. Я, прикрыв за собой дверь, приняла его приглашение присесть.

   -Я Вероника, сестра Игната. Мы разговаривали с Вами по телефону, помните? – я говорила спокойно и вежливо, хотя нервы были натянуты до предела. Кажется, что если нажать чуть-чуть сильнее, то они лопнут, как воздушный шарик.

   -Да, конечно, – мужчина подался немного вперед, протянул руку. Я ответила на рукопожатие. – Я так понимаю, что Вы пришли узнать, как прошла операция? – кивок. – Его закончили оперировать несколько часов назад. Все прошло хорошо. Но о результатах мы узнаем только завтра. А может быть, и позже. Его перевели в палату. Он сейчас, вероятно, еще отходит от анестезии, но Вы можете уже пройти к нему.

   -Нет-нет, я не пойду к нему, – тут же замотала я головой. Игорь Григорьевич удивленно поднял брови. – Понимаете, Игнат не хотел, чтобы кто-то приходил к нему в больницу. И строго-настрого запретил приходить мне. Поэтому, я Вас очень прошу, не говорите ему ничего о моем приходе.

   -Ваше право, – улыбнулся мужчина. – А как Ваше здоровье? Ваш брат говорил, что Вы болели.

   -Да все хорошо, – я отвела взгляд в сторону. Об этом я как-то не подумала. – Я почти выздоровела, – и, как назло, несколько раз кашлянула. – Бронхит долечиваю, – поджала губы на его внимательный взгляд.

   -Идите-ка Вы, Вероника, домой, пока я Вас не положил рядом с Вашим братом. У нас, конечно, специализация на больных раком, но и Вам мы сможем помочь, – я не сдержала улыбки на такую угрозу.

   -Спасибо Вам, Игорь Григорьевич. Но я все равно буду приходить, – улыбнулась шире, и пошла к двери. – Я хочу быть в курсе того, как себя чувствует мой брат и какое состояние его здоровья. Сам-то он рассказывать не станет.

   -Для этого есть телефон, Вероника, – буквально уже крикнул он, когда я уже закрывала за собой дверь.

   -Все равно буду приходить, – бросила ему и пошла на выход.

   Надо еще вернуться домой раньше родителей. А то набросятся на меня из-за того, что я не лечусь, и хожу где попало.

   Я успела только заварить себе чай, когда они вернулись. И, достав банку меда, принялась его поедать, дожидаясь, пока они зайдут на кухню. Есть я не стала, ибо не хотелось. Совершенно никакого аппетита. А мед можно.

   -Вероника? Как ты себя чувствуешь? – спросила мама, подходя ко мне.

   -Хорошо, – я улыбнулась, хотя на душе все еще было паршиво. Но сейчас надо было сыграть роль жизнерадостной девушки, у которой все хорошо.

   Следом за мамой вошел и папа. Родители так и не померились. Нет, они общались, но все равно между ними было какое-то напряжение. Каждый остался при своем мнении.

   -Мам, пап, а вы не звонили Игнату? – невинно поинтересовалась, отправляя в рот очередную ложку меда. Я за неделю съела практически полулитровую банку. Кошмар.

   -А почему ты спрашиваешь? – тут же внимательно глянул на меня отец, слегка нахмурившись. Мама тоже помрачнела. Стала возиться с плитой, разогревая еду. Черт.

   -Ну, просто вы как-то нехорошо с ним расстались, – махнула ложкой в воздухе. Теперь на меня внимательно посмотрела уже и мама.

   -Мне кажется, или он пару дней назад бросил тебя, и ты из-за этого все эти дни из постели не вылезала? – вздернул брови папа.

   -Да, не ты ли плакала из-за него? – присоединилась к нему и мама. Я едва сдержалась, чтобы не скривиться. Нельзя.

   -Мы просто немного поссорились, – передернула плечами. – А он все же ваш сын. Вам разве не интересно, как он долетел? Все ли с ним в порядке?

   -Ника, – отец строго глянул на меня. Мама поджала губы.

   -Ну а что? – вздернула брови. – Неужели вам действительно все равно? Что он вам сделал, что вы так с ним обращаетесь?

   -Вероника, – пытливый взгляд. Я вздохнула. Черт. Не хочу об этом говорить. Совсем не хочу. Не готова я. Но придется.

   -Он просто сорвался, – взгляд в сторону. – Потому что я все эти дни его посылала. Жестоко так посылала. Он имел на то право. Я сама виновата.

   -Ты его просто оправдываешь, – возмутилась мама. Я не смогла скрыть раздражение на её слова.

   -Я говорю правду. И знаешь, он тебя все равно любит, несмотря на то, что ты ему не мать, – глянула в упор на неё. Она вздрогнула и побледнела. Один уголок моих губ сам собой дернулся вверх. Я не Игнат, обещаний никому не давала, что не буду об этом с ней разговаривать.

   -Вероника, – сконфуженно произнес отец. Явно не знал, что ответить.

   -Да, я знаю про то, что у него другая мама. И если уж ты смеешь называться его мамой, – глянула на родительницу, – то будь добра ею быть. Он твой сын, мама. И то, что мы с ним поссорились, не дает тебе права наплевать на него.

   -Что ты такое говоришь? – совсем тихо пробормотала она. – Игнат мой сын. И я его люблю не меньше тебя.

   -Ой ли? – усмехнулась.

   -Вероника, – одернул меня отец. – София воспитала Игната как родного сына. Так что не смей её в чем-то попрекать.

   -Так пусть заботится о своем сыне! – не выдержала я, переведя взгляд на него. – И тебе не мешало бы сделать то же самое, па. Он уехал, возможно, навсегда, а все, что вы сказали, это «счастливой дороги», и решили больше с ним не общаться. Любящие родители так не поступают, – встала и ушла в свою комнату. А там, прислонившись спиной к двери, прикрыла глаза. Надеюсь, это немного вправит им мозги, и они все же позвонят Игнату. Ему будет приятно. Я знаю. Ему сейчас очень сильно нужна поддержка. Ведь, скорее всего, он сейчас чувствует себя очень одиноким. А я не хотела, чтобы так было.

***

   Операция прошла более чем успешно. Об этом свидетельствовали последующие повторные анализы и МРТ. Опухоль была удалена в полном объеме, пациент чувствует себя хорошо. Конечно, он будет состоять на учете, и время от времени ему все равно придется проверяться, но то уже пустяки.

   А вот выписывать его не спешили. Пока снимут швы, пока затянуться рубцы. Конечно, многое здесь зависело от желания самого пациента, но Игорь Григорьевич сказал, что, с воли Игната, он покинет больницу через несколько недель. Я и не спорила.