Текст книги "Выйти замуж за злодея (СИ)"
Автор книги: Марина Ефиминюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Не стойте, госпожа Астор, – поторопил меня Ашер.
Я осторожно села, пристроила возле большой белой тарелки потрепанную гвоздику. Впереди, словно судебные заседатели, готовые начать слушание, восседали мать и сын Богарты, удивительно похожие внешне. Спина к спине сидел Соверен Гард. Теперь я точно знала, как чувствовала себя традиционная анадирийская вафля, когда ее поджаривали на огне между двух фигурных металлических блинов.
– Что-нибудь закажете, госпожа Астор? – между тем спросила мама Богарт.
– Воды, – у меня сел голос. – Только воды.
– Хорошо, заказывайте воду, – милостиво разрешила она, – а моему Шерочке надо покушать. У него ведь очень напряженная работа.
– Ну, что вы, матушка, такое говорите? – поерзал он на стуле. – Всего-то шесть экскурсий в день. Это такая мелочь!
– А у других по четыре, – фыркнула она и потрепала сынулю по гладко выбритой щечке. – Тебе надо хорошо питаться! Иначе сил не хватит нести в мир вечное и прекрасное.
О, мой Бог!
Вдруг она нырнула под стол и с удивительной проворностью начала выставлять на белую скатерку деревянные расписные ящички для перекусов. Я сама носила похожий сундучок с обедом, когда училась в лицее на острове Анадари.
– Знаете, Шерочка не выносит ресторанную еду, – говорила она, проворными пальцами снимая крышки. – Только домашнее. Я каждый день готовлю свеженькое и приношу ему. Вы же умеете готовить?
– Да, – зачарованно промычала я, обнаружив в одной из коробок пожаренные в масле тигровые креветки размером с мой большой палец. Несчастные создания. Плавали себе в море, никого не трогали и вдруг превратились в обед для Ашера Богарта. Какая ужасная судьба!
– Превосходно, – кивнула мадам. – Кормить мужа – священная обязанность жены! Сегодня четверг – рыбный день. Шерочка кушает дары моря.
Я была настолько ошарашена происходящим, что даже не оскорбилась на ехидное покашливание, донесшееся со стороны Гарда.
Женщина ловко выложила на тарелку перед сыном жареные креветки, подсыпала овощей, потом из извлеченной из-под стола бутылки налила в стакан мутно-желтое питье.
– И обязательно витаминный облепиховый напиток! Мужское здоровье исключительно хрупкое. Согласны?
Исключительно хрупкой у меня была нервная система, чтобы спокойно наблюдать, как Ашер Богарт, маменькина первосортная ягодка (видимо, облепиха), заправляет за воротник льняную салфетку и готовится вкушать, а насчет мужского здоровья – не знаю.
Мама ловко выхватила из его рук вилку:
– Подожди, дорогой! Мы же не знаем, как они их тут моют. Может, вообще не моют, а просто плюют и растирают.
– Ну, мама... – промычал он, стыдливо покосившись на подавальщика, с индифферентным видом следившего за домашним банкетом.
Не обращая внимания на вялое сопротивление со стороны сына, она принялась полировать длинные острые зубцы носовым платочком. Розовым. В белую клеточку.
Проклятье! Теперь я знала с чьей подачи страдало мужское самолюбие Небесного воина! И с этим знанием была готова дать деру из музея, но, словно приклеенная, продолжала восседать на стуле и следить за трапезой.
– Держи, мой мальчик. Кушай с удовольствием, – проворковала маман.
В удовольствии себе Ашер, конечно же, отказывать не стал и начал живенько работать протертыми столовыми приборами. А я зачарованно следила, как «энергичная женщина» подвинула ящичек с жаренной до хрустящей корочки рыбой и начала руками вытаскивать из рыхлой белой сердцевины тонкие косточки. Очищенные ломтики немедленно отправлялись в тарелку к жующему с аппетитом сыну.
– Шерочка совершенно не может есть рыбу с косточками, – причитала она. – Обязательно давится. Ему непременно рыбку надо чистить. Вы же умеете чистить рыбку?
Честное слово, я старалась, как могла, сохранить нейтральный тон, но, подозреваю, интонациями, прозвучавшими в моем голосе, можно было морозить фруктовый лед.
– Я нимфа во втором поколении, мадам Богарт. Мы не едим ничего, что когда-либо бегало, прыгало, плавало и имело глаза.
– То есть в разделке рыбы вы полный ноль? – с неприятной улыбкой уточнила она. – Я подарю вам учебник по домоводству.
– Благодарю, – сухо отозвалась я, – у меня уже есть один. Даже с собой.
Тут мое внимание отвлекло движение за спиной. Сама того не желая, я расслышала, как Соверен проговорил низким красивым голосом:
– Давайте на сегодня закончим.
И он аккуратно поднялся, не задев мой стул, вежливо попрощался со своей сотрудницей. Только я позволила себе перевести дыхание, как Соверен вырос в проходе, высокий и как-то по-особенному кричаще привлекательный на фоне моего потенциального жениха, бодро почавкивающего рыбой. В руках темный маг держал широкий бокал и пузатую бутылку с крепким солодовым виски.
За столом воцарилось удивленное молчание. Шерочка перестал жевать, а сама матушка разглядывала хозяина острова, которого в лицо не знали только слепые, потому что не имели возможности читать газет, с таким выражением, словно каменный небесный воин ожил и пришел в буфет предъявить претензии за розовый носовой платок.
Я осторожно подняла голову.
– Лаэрли? – с непроницаемым видом кивнул Соверен. – Как дела?
Превосходно, подумываю удавиться.
– Господин Гард, давно не виделись, – сухо ответила я. – Что вы тут делаете?
– Добрые дела. – Он поставил передо мной бутылку и бокал. – Не благодари. Тебе это явно нужно.
Соверен посмотрел на Ашера, сидевшего с широко раскрытым ртом, и уронил:
– Приятного аппетита, господин Богарт.
Он развернулся и уверенной походкой направился к выходу из буфета.
– Госпожа Астор, вы знакомы с Совереном Гардом? – наплевав, что этот самый господин вполне мог ее услышать, страшно разволновалась потенциальная свекровь.
– Да, случилось такое неразумение, – неохотно согласилась я.
– Знаете, для кого-то недоразумение, а для Шерочки – отличная карьерная возможность, – прямолинейно высказалась маман Богарт.
– Мама, зачем вы смущаете госпожу Астор? – указал в меня вилкой Ашер.
– Это нормально, когда жена помогает мужу в карьере.
И тут я остро осознала, что без бокала крепкого неразбавленного виски просто не в состоянии переварить все, что увидела и унюхала в обеденных ящичках у Богартов. Но пить решительно не хотелось. Как и многие нимфы, алкоголь я переносила плохо: пьянела быстро, отходила долго, совершала чудовищные глупости, которые во хмелю казались милыми, а на трезвую голову вызывали непреодолимое желание издохнуть от стыда, и в конечном итоге мучилась таким похмельем, что даже Соверену Гарду в сердцах не пожелаешь.
– Тебе необходимы хорошие связи, – наставляла она великовозрастное чадо. – И если невеста хочет позаботиться о семейном благополучии, то обязана представить тебя господину Гарду. С такими знакомствами ты в два счета начнешь руководить музеем. Кто, если не ты? Правда, госпожа Астор?
Тут она взяла розовый платок в белую клетку и принялась заботливо вытирать масляные губы своему отчаянному карьеристу…
Перед мысленным взором немедленно предстала страшная картина, что я, наряженная в лучший кухонный фартук, сижу возле Ашера Богарта. Он поглощает ужин из двадцати пяти блюд, а я подтираю ему розовым платочком слюни и умиляюсь отличному аппетиту, вызванному ошеломительной карьерой.
По коже пробежал мороз.
Дед Астор, при жизни за просто так раздававший отличные советы, однажды сказал, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Пришло время спасаться, пока я не проснулась одним дождливым утром и не обнаружила, что являюсь частью семьи Богарт.
– Прежде чем мы заговорим о семейном благосостоянии, вы должны кое-что обо мне узнать, – выпалила я, и мама с сыном замерли. – Вряд ли мадам Салазар упоминала… Она, если вы заметили, вообще старается говорить о клиентах, как о покойниках, только хорошее. У меня в монетном дворе ссуда, а коттедж на острове Анадари требует капитального ремонта.
– У вас есть долги? – голос мадам Богарт дрогнул.
– И немалые! – наверное, чересчур энергично поддакнула я. – Кстати, по договору в случае моей кончины долг переходит к мужу. А еще у меня есть ребенок!
– Собственный? – Мамаша как-то странно моргнула только одним глазом.
– Не то чтобы собственный, но после свадьбы я собираюсь этого ребенка усыновить. В смысле, удочерить.
– Не рановато ли думать о детях, когда Шерочка еще не стал заведовать музеем? – немедленно принялась шантажировать маман.
– Мама, что ты такое говоришь? – воскликнул Ашер. – Карьера карьерой, но дети – цветы жизни. Мы с Лаэрли превратим твой дом в сад, полный розочек и гвоздичек!
– Я не согласна в своем доме разводить цветники, – непримиримо заявила она.
Они сыпали метафорами и переругивались, а я сидела как на иголках, подгадывая удачный момент, чтобы дать деру и забыть об очередной свадебной неудаче, как о страшном сне.
– Пожалуй, мне пора, – встряла я.
– Вы совершенно правы, госпожа Астор, – согласилась маман, – вам пора. А ты не смей ее провожать, сиди и жуй рыбку! Не для того я три часа стояла у очага, что бы ты оставлял еду на тарелке.
– До свидания, – встала я из-за стола и прижала к груди ридикюль. – Было приятно познакомиться.
– Прощайте, – с выразительной улыбкой намекнула госпожа Богарт, что мы никогда ни при каких обстоятельствах не встретимся.
– Госпожа Астор, цветочек забыли! – окликнул меня Ашер.
– Нет-нет, – оглянулась я, – оставьте себе. Из гвоздик получаются отличные витаминные настойки для мужского здоровья. В общем, не болейте!
Подозреваю, что скоро ко мне прилипнет прозвище «сбежавшая невеста», потому как со второго свидания в буфете я слиняла проворнее, чем из ресторана от отца семьи отравителей.
Музей уже опустел и было не по себе. Казалось, что портреты на стенах незаметно шевелились, а в глубоких тенях, залегших в углах, прятались призраки. Шаги разносились крикливым эхом, пугал любой шорох и даже хотелось запеть, чтобы нарушить пугающую тишину.
Я прошагала между подсвеченных магическими огнями тумб с древними манускриптами, минула проход в зал с Небесным воином и резко остановилась. Потом попятилась назад. Розовый носовой платок по-прежнему висел между ног статуи. Готова поспорить, что скульптор, пару веков назад создавший изваяние, помер бы второй раз от вопиющего попрания естественной мужской красоты.
Оставить несчастного воина страдать от людского ханжества мне не позволила совесть. Ну и, может быть, желание мелко напакостить Богартам. Я чуточку помялась и ринулась к статуе. Сдирать розовое безобразие в прыжке, как это делал Ашер, когда прикрывал воину мужскую гордость, побоялась. Воровато оглядевшись вокруг, я приподняла узкую юбку и оперлась о постамент коленом. Раз! И носовой платок был сдернут. Воин вновь предстал в первозданном виде и услаждал женский взор не только чудовищной лопоухостью.
– Так-то лучше!
Аккуратно выпрямившись, я одернула юбку, подхватила ридикюль и с независимым видом, словно не совершила акта милосердия, вышла из зала.
Все случилось в один момент! Краем глаза я заметила высокую фигуру, отлепившуюся от стены и сделавшую ко мне широкий шаг. На плечо легла тяжелая ладонь.
– У тебя очень красивые ноги, – промурлыкали почти над ухом.
От страха помутился рассудок. Не издавая ни звука, я размахнулась ридикюлем с увесистой книгой и со всей силы вмазала нападающему по физиономии.
– Женщина, ты рехнулась?! – отпрянул лиходей, и в зале сами собой вспыхнули лампы. Помещение залил ослепительный свет.
Тут ко мне вернулись сознание, зрение и способность соображать. Я замерла с занесенной над головой сумкой и уставилась на покалеченного Соверена Гарда, прижимавшего ко рту ладонь.
– Соверен?
– Ты там кирпич, что ли, носишь? – морщился он.
– Какого демона ты меня пугаешь?! – завопила я, потрясая ридикюлем, и страшный крик эхом отразился от музейных стен. – Просила же не подкрадываться! Зачем до греха доводишь?!
Я была готова огреть его второй раз исключительно ради закрепления мысли, что не стоит пугать хрупкую нимфу, в детстве безжалостно дралась с хулиганами, но Соверен убрал пальцы от лица… Нижняя губа оказалась разбитой до крови, а в уголке рта наливалась нездоровая красота.
– Ой, у тебя… Ба-ба-батюшки, у тебя кровь! – мгновенно растеряв воинственный запал, пролепетала я и полезла в ридикюль за носовым платком.
– Добить меня решила? – с подозрением предположил он.
– Я бы с радостью, но боюсь измять «Домоводство»! – огрызнулась я и протянула розовый в белую клеточку клочок:
– Приложи к ране.
– Это та тряпочка, которую ты сдернула с причиндалов статуи? – отшатнулся Гард.
– Да брось, – полезла я к нему, чтобы промокнуть разбитую губу, – статуя каменная. Она не обидится. Давай кровь сотру.
– Воздержись, – отказался он, ловко перехватывая мое запястье. – Я обязан сохранить самоуважение.
На мой взгляд, мужчине, которому только что вмазали по физиономии ридикюлем, было поздно говорить о самоуважении, но я мудро придержала мысли при себе. И когда Гард не терпящим возражений тоном заявил, что мы немедленно уезжаем из музея, даже ерепениться не стала, а послушно зашагала рядом.
При виде побитого хозяина Марк Тегу, встречавший нас возле экипажа, изумленно округлил глаза, но не позволил себе ни одного лишнего слова и быстро опустил голову. Видимо, догадывался, что первого, кто посмеет неловко покоситься или отвесить неуместное замечание, ждет неминуемый и очень быстрый расчет.
– К дому госпожи Астор, – буркнул Соверен, забираясь в салон.
Экипаж тронулся с места, а маг осторожно прикоснулся к разбитой губе и тихо зашипел от боли.
– Мне правда очень жаль, – тут же объявила я.
– Как нимфа может быть такой воинственной? – не удержался он от возмущения.
– А нечего меня пугать!
Неожиданно карета дернулась. Ридикюль, как живой, выскользнул из рук и плюхнулся Соверену на ногу. Он скривился.
– Больно?
Гард одарил меня хмурым взглядом, мол, ты издеваешься, девица, которую сейчас высадят посреди улицы и отправят домой пешком? Согласна, если бы мне на ногу неосторожно уронили том весом с кирпич, я бы воспользовалась темной магией и, не страдая муками совести, прокляла криворукую нимфу.
За сумкой мы нагнулись одновременно и неизбежно на полпути встретились лбами.
– Проклятье! – охнула я, откидываясь на сиденье, и потерла ушибленное место. В ярости сверкнув глазами, Соверен ткнул в мою сторону пальцем и… ничего не сказал. Но в этом красноречивом молчании прозвучало столько обидных комментариев, что хватило бы обругать половину острова Тегу.
– Не смей шевелиться! – Подняв ридикюль, он присвистнул:
– У тебя там действительно камень?
– Гранит домоводческой науки.
– Ты никак задумала этой наукой кого-нибудь прикончить, – с такой серьезной миной, что не сразу разберешь насмешку, предположил Соверен. – Или просто готовишься стать идеальной домохозяйкой?
Я даже не огрызнулась, просто насупилась. Пусть видит, гад спесивый, что обидел девушку до глубины души.
Квартал на холме находился всего в пятнадцати минутах езды от музея. Когда экипаж остановился напротив дома, то, глядя на помятую физиономию мужчины, я заколебалась.
– Пригласишь? – тихо спросил он.
– Мой дом по-прежнему чистенький, но бедненький, – не преминула съехидничать я.
– Всегда знал, что нимфы злопамятные.
– Ладно, – буркнула я. – Но только умоешься и тут же уйдешь!
– Лаэрли, ты такая гостеприимная, – усмехнулся Гард и поморщился из-за разбитой губы.
Вдруг припомнилось, как Соверен бережно отнес на руках меня в башню, а потом заставил лучшего знахаря острова Тегу лечить банальное растяжение, и стало нестерпимо стыдно. Но затем перед мысленным взором всплыло воспоминание, как чуть позже он вжимал меня в угол дивана, уверяя, что рано или поздно (лучше рано) затащит в постель, и совесть немедленно заткнулась.
Мы вошли в квартирку, с трудом разминулись в тесном пространстве, толкнули рогатую вешалку, смяли оставленные на проходе домашние тапки Руты и наконец оказались в гостиной.
Надо сказать, с прошлой недели совершенно ничего не изменилось. Я не об обстановке. Понятно, что никто не бросился менять старенькую мебель только потому, что некоторые посчитали ее убогой (каковой она, конечно, и была). Соверен Гард по-прежнему вопиюще диссонировал со скромным домом, выделялся на фоне выцветшей стенной ткани и вытертого дивана, небрежно накрытого перекошенным измятым пледом.
Я немедленно решила, что если гость попутает берега и отвесит хоть один невежливый комментарий моему любимейшему диванчику, то выставлю взашей. Но побитый ридикюлем визитер разумно промолчал.
– Умыться можно там, – указала я на приоткрытую дверь. – Сейчас принесу чистое полотенце.
Он скрылся в ванной комнате и тут же крикнул:
– Как зажечь свет?
– У нас вчера перегорела магическая лампа, – отозвалась я. – Там на полке стоит свечка. Зажги ее.
Световой кристалл потух еще зимой, но тратиться на новый не хотелось. Мы с Рутой здраво рассудили, что поплескаться в стоячей ванной можно и в полумраке. Все равно, когда моешь голову, закрываешь глаза. Да и мимо собственного тела вряд ли промахнешься – намылишься как миленькая.
Я быстро заскочила в спальню и вытащила из старого комода полотенце. Ящик, как всегда, застрял и запихиваться обратно не захотел. Пришлось подналечь бедром. С грохотом комод принял полку обратно, но мстительно прищемил чулок.
В ванной комнате гудели старые трубы и лилась вода. Я постучалась.
– Возьми полотенце.
– Заходи, – ответил Соверен.
В тесном закутке, больше похожем на чулан, горела магическая лампа! Пронзительный, яркий свет заливал каждый уголок и наверняка просачивался через плотную занавеску на окне. Не спрашивайте, который год живем, а до сих пор с соседкой не можем понять сакраментального смысла большого окна, прорубленного напротив ватерклозета.
– О, ты зарядил лампу, – вырвалось у меня.
– Не люблю умываться в темноте, – буркнул Соверен и закрутил вентиль. Несколько раз обиженно хлюпнув, кран принялся энергично капать в крошечную, почти кукольную раковину. Я подала побитому гостю полотенце и… взглядом уперлась в аккуратный рядок сохнущего кружевного исподнего, развешенного на перекладине. Мама дорогая! Как я забыла о том, что накануне устроила постирушки?!
– Ты уже уходишь? – выпалила я.
– Что? – удивленно переспросил Соверен, видимо, не поверив, как стремительно у хозяйки дома иссяк запас гостеприимства.
– Раз не уходишь, значит, надо приложить к губе что-нибудь холодное! – выпалила я первое, что пришло в голову. Уверена, изумленный гость даже не сразу сообразил, что оказался вытолканным из ванной комнаты обратно в гостиную.
– Присаживайся на диван, – распорядилась я и кинулась натягивать съехавший плед на заметно потертую спинку. – Сейчас принесу лед.
Льда в морозильной полке было хоть отбавляй! Он представлял собой выросшую неделимую шубу, стремящуюся выбраться за пределы темницы. Схватив нож, я попыталась отковырять несколько осколков, но наколола только ледяной быстро тающей крошки. Зато удалось отколупать полугодовую отбивную, признать в которой мясо было сложновато даже с моим богатым воображением.
Помявшись, я завернула кусочек в кухонное полотенце, вытащила из шкафа ящичек с лечебными притирками и вышла в гостиную. Соверен удобно развалился на диване, совершенно не смутившись из-за вытертой обивки.
– Приложи, – протянула я сверток.
Гость стесняться не стал и с подозрением проверил, чем ему предлагали убирать отек.
– Мясо?
– Льда нет, – призналась я, пристраивая ящичек со звенящими банками на кофейный столик. – Пришлось завернуть отбивную.
– Почему она выглядит так, словно умерла естественной смертью? – протянул Гард и добавил: – Запах странный.
– Она полгода ждала, чтобы приложиться к чьему-нибудь разбитому рту, – призналась я и сварливо добавила:
– Что ты скривился, как нимфа над тарелкой со шкварками? Тебе же не предлагают ее надгрызть.
Пока он, морщась, прикладывал ко рту холодное, я сдвинула на ящичке крышку и начала перебирать баночки, пытаясь отыскать заживляющее снадобье.
– Тебе он кажется привлекательным? – вдруг прервал молчание Соверен.
– Кто? – не поняла я.
– Экскурсовод.
– Он идет в комплекте с мамой. Выходить замуж за его матушку я не готова морально, поэтому дала обоим отставку.
Наконец найдя нужную баночку, я обмакнула краешек чистой перевязочной ткани в мазь. Чтобы нанести снадобье на губу, пришлось придвинуться к мужчине поближе. С затаенной иронией Соверен следил, за моими неловкими, нервными движениями. По давней привычке, словно обрабатывала разбитую коленку Хэйзер, я осторожно подула на ранку.
– Что ты делаешь? – вкрадчиво полюбопытствовал Гард.
Я замерла, подняла глаза и вдруг осознала, как ничтожно мало расстояние между нашими губами. Отстраниться мне не дали. Сильные руки прижали меня к груди. Вдруг стало ужасно жарко, к лицу прилила кровь. Клянусь, до сегодняшнего дня я считала, что нимфы, если и способны смущаться глубоко в душе, то точно не краснеть.
– Скажи, Лаэрли, – тихо произнес Соверен, – я совсем тебя не привлекаю? Я красив, богат и обладаю властью. Почему я тебе не нравлюсь?
– При чем здесь привлекательность или деньги? Просто я не желаю становиться коротким эпизодом в чьей-то жизни.
– Даже если это будет самый яркий эпизод в твоей? – самоуверенно спросил он.
– Соверен, я вообще-то замуж планирую выйти.
– Как нам могут помешать твои планы? Я не против. Выходи.
Придумать достойный ответ мне не позволили. В комнате прозвучал испуганный голосок Руты:
– Ой, а что вы тут делаете?
Я мгновенно представила, как мы с Совереном, тесно прижатые и мило воркующие, выглядим со стороны, и тут же выпалила:
– Лечимся!
Палец, обмотанный пропитанной мазью тканью, уткнулся в подсыхающую ранку на губе у Гарда. Скривившись от боли, он мгновенно выпустил меня из объятий. Я с такой проворностью от него отпрянула, что едва не съехала с дивана. Нервными трясущимися руками принялась заворачивать крышку на баночке с мазью.
– Добрый вечер, госпожа Шейрос, – как ни в чем не бывало поздоровался Соверен.
– Здравствуйте. – Подруга растерялась настолько, что даже отвесила ему поклон, словно щедрому покупателю в цветочной лавке, приобретшему огромный букет. – А я смотрю возле дома знакомая карета стоит…
– Господин Гард уже уходит, – объявила я, шумно задвигая крышку на ящичке с лечеными снадобьями, и стрельнула в сторону Соверена выразительным взглядом:
– Правда, господин Гард? Вам надо поскорее вызывать знахаря и… еще немножко подлечиться.
– Откровенно сказать, я бы не отказался от чашечки чая, – нахально объявил он, всем своим видом демонстрируя нежелание отрывать пятую точку от презренного старого дивана и покидать бедненькое, но чистенькое жилище.
– Наш чай все еще пахнет соломой, – мстительно напомнила я о том, как в прошлый раз он кривил оскорбленную мину, когда Рута с перепугу проявила хорошие манеры и попыталась напоить щеголя, привыкшего к чаю, собранному на высокогорных континентальных равнинах, нашим местным пойлом, купленном в лавке тетушки Совы по монете за три унции.
– Обожаю чай со вкусом соломы, – уверил Гард.
– То есть к знахарю вы не торопитесь? – многозначительно изогнула я брови.
– Понимаешь, Лаэрли, в чем дело, – совершено серьезно пустился он в пространные объяснения, – если я сейчас вызову знахаря, то он начнет задавать неловкие вопросы, поэтому я лучше подержу компресс и подожду, пока спадет отек.
– Ничто не мешает вам, господин Гард, прикладывать компресс по дороге в башню. Полотенце можете не возвращать.
– Но чаем-то меня напоишь? – с небрежной улыбкой спросил он.
– Если вы, конечно, желаете… – процедила я сквозь зубы и потопала в кухню кипятить воду.
Заявив, что просто обязана помочь в сложнейшем процессе приготовления чая со вкусом соломы, Рута сбежала из гостиной. Она хотела закрыть дверь, но постеснялась. Украдкой проверив, чем занимается нахальный захватчик дивана, подруга едва слышно зашептала:
– Почему Соверен Гард ведет себя так, будто это ты подпортила ему физиономию?
Я страдальчески прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, стараясь проглотить раздражение.
– Ты разбила ему лицо?! – охнула она и немедленно прикрыла рот ладошкой, испугавшись, что побитый аристократ в соседней комнате обладал хорошим слухом. К слову, он им действительно обладал.
– За каким демоном ты запихнула мне в сумку «Домоводство»?! – свалила я вину на цветочную фею.
– Ну, все… – Она резко побледнела и упала на стул. – Мы крепко влипли! Я продала его розы, ты огрела книгой. Нас теперь посадят в каземат и лишат магического дара.
– У меня нет магического дара, – напомнила я, насыпая в чайник большую ложку черной заварки.
– Не повезло, подруга, – с сочувствием цокнула языком Рута. – Раз лишать нечего, сразу отправят на эшафот. Но ты не унывай! Пока будешь сидеть в каземате, я продам твой старый коттедж и найму лучшего в Городе судебного заступника. Как-нибудь отвоюем пожизненное заключение.
– Рута! – перебила я.
– А?
– Достань коробку с печеньем.
– Не смей кормить его печеньками! Ты их пекла не для Соверена Гада… Тьфу, ты! Гарда! – горячо зашептала она. – Да твои печенья способны довести человека до греха чревоугодия! Вдруг ему так понравится, что он пустит корни на нашем диване?
– Тогда просто подарим ему диван, – буркнула я.
Пока соседка лазала в полку за жестяной банкой с песочными печеньями, я сняла с раскаленной конфорки чайник и залила заварку кипятком. Запах старого прогорклого чая, вызывавшего изжогу, а не желание насладиться вкусом, наполнил кухоньку.
На подносе затеснились чайная пара, вазочка с медом на тот случай, если Соверен предпочитает подслащенное питье. Я положила на тарелку немного рыхлого песочного печенья, крошившегося в руках, и вынесла в гостиную.
– Господин Гард, вам добавить мед? – спросила я, наливая в чашку еще бледный, плохо заваренный напиток. Выглядел чай, мягко говоря, неприглядно, но опыт показывал, что лучше пить бледненькую жижу, чем ядреный крепкий настой. От последнего начинал дико биться пульс и во рту появлялась горечь.
– Не люблю сладкое, – отказался он.
– А аллергия на цветочные ароматы у вас есть? – вдруг выпалила Рута.
– Не страдаю, – сухо отозвался он.
Вдруг вспомнилось, как недавно мы с подругой придумывали легкий и, главное, уголовно ненаказуемый способ выкурить Гарда из квартирки. Неужели Рута решила провернуть?
– Тогда, может, вас накормить ужином? – немедленно предложила подруга, и я поперхнулась на вдохе. – У нас есть отличная говяжья отбивная. Очень сочная и свежая! Она, конечно, одна, но что не сделаешь для дорогого гостя. Хотите поджарю?
– Вы о той самой замороженной говядине, которую я вместо льда прижимаю к лицу? – насмешливо уточнил Соверен.
– Так вы уже знакомы с нашей отбивной… – разочарованно протянула цветочная фея.
Подозреваю, что Соверен почуял неладное. Вернув полотенце с растаявшим куском мяса, он шустро засобирался на выход. И сбежал восвояси, даже не испробовав печенья. Мы с Рутой плюхнулись на жалобно скрипнувший диван.
– Надо же, – покачала она головой, – знала бы, что его так пугает еда, тут же побежала что-нибудь готовить.
