Текст книги "Девушка и Ворон (СИ)"
Автор книги: Марина Кравцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 15. Ящерка и ворон
«Надо решать, надо решать», – стучало в висках у Лизы. Понимать бы толком, что происходит. Этот Шатун один ее собирался похищать или с сообщниками? Что он делает сейчас? Приехал ли отец? Может, уже ищет ее? А Миша… что ж такое случилось с Мишей, что это ему в голову стукнуло?
– Мне тоже показалось, что Михаил Платонович из тех людей, кто на подобную авантюру не способен, – говорил Лизе Федор. – И Шатун тут замешался, он с Чалым повязан, а тот у графини Загорской на побегушках… Подозрительно все это, не к добру. Надо бы в Москву, и разузнать, что да как, я уверен, что все нити тянутся оттуда. Но я тебя не оставлю. Если все же захочешь в монастырь или решишь вернуться домой – и тогда полечу за тобой, хоть птицей – но буду рядом. Боюсь я за тебя.
Лиза поправила шаль на плечах, задумчиво провела пальцем по столешнице. Замуж, значит, зовет… они встречались раньше всего один раз, но что с того? Бывает, когда браки устраивают родители, жених и невеста только на венчании впервые друг друга и видят. А она, Лиза, с настойчивой любовью великого князя, с неожиданным упорством Сокольского, с похищением этим, еще немного – и репутацию в обществе, хоть и не по своей вине, совсем растеряет. Да и опасное какое-то кольцо страстей сжимается вокруг нее. Но даже и не это главное… Главное, что Федор, которому Лиза окончательно поверила, причастен к иному миру – яркому, сказочному, к которому всегда тянулась ее душа. Так ведь и она, оказывается, причастна! И что же ей тогда еще нужно, какой другой жених?
– Я не хочу домой, – сказала девушка. – Не усижу я дома, нечего мне там сейчас делать, когда такие страсти разыгрались. И в монастыре… мне не умиротворенное спокойствие сейчас нужно, Феденька, и не тихое размышление. А молиться Господу я везде смогу. Так что решилась я. Пойду за тебя замуж.
Воронов поднял голову и пристально посмотрел на девушку – взглянул в ее светлые ясные глаза своими, огненными, черными. А потом улыбнулся – мягко и тепло.
– Я знаю, что ты идешь за меня не от безысходности. И верю, что это судьба. Спасибо, Лиза!
Он потянул к себе ее руку, осторожно поднес к губам тонкие белые пальцы.
– Но что у тебя на уме? – спросил негромко. – Откройся… Ты о чем-то думаешь… что-то затеваешь?
Лиза кивнула.
– Помоги мне, Федя… ты сможешь. Я теперь все гадаю, как с быть Александром Константиновичем, как снять с него приворотное заклятье. Ведь это возможно?
– Возможно, – согласился Федор. – Но надо подумать… надо как следует подумать, Лиза. Ну ничего, справимся. Скажи, ты готова прямо сейчас обвенчаться со мной? Мое имение, Тумарино, недалеко, за лесом, и дальше за мостом через Серебрянку. Там у нас храм…
– Я согласна.
– Тогда, Лизонька, надо вновь ящеркой обернуться. Лошадь Шатуна, на которой я тебя привез, увы, испугалась невиданного существа, в которое ты превратилась, и ускакала в лес.
– Лететь придется? – взволновалась девушка.
– Недолго, – улыбнулся Воронов. – И тебе понравится, я уверен.
Ей понравилось! Слов нет, как понравилось парить над лесом, расправляя перепончатые, золотом отливающие крылья…
«Ты не думай о том, что сейчас вот превратишься, – наставлял Федор. – Пытайся все, что в тебе есть яркого, легкого, необычного отпустить на свободу. Вообрази, что целый ворох цветов – алых, синих, зеленых, золотых – бросаешь в небо и сама устремляешься за ними. Представь, что те цветы – это ты…»
И ведь получилось! Что-то запело внутри, зазвенело, разлилось по венам живой водой. Поначалу Лиза оставалась крылатой ящеркой минут десять, не больше. Когда вернулась в свой облик, Федор позволил ей отдохнуть, а потом велел превращаться вновь. Она внимательно слушала новообретенного учителя и делала, как он говорил, хотя кости ломило будто при простуде, и кружилась голова. Но с каждым разом становилось легче, и все проще было удерживать новое обличье. И вот она, Елизавета Измайлова, уже летит превыше деревьев! Вот устремляется под облака… И черный ворон ничуть не отстает, летит рядом с ней. Какая красота, диво дивное! И все иначе воспринимается, мир стал шире и просторней. Ничего не страшно, и горит, звенит что-то внутри – сила, чародейская сила, опасная, но такая притягательная…
Когда миновали лес и мост через неширокую речку Серебрянку, Воронов начал снижаться – и Лиза за ним.
– Прекрасно! – искренне похвалил он ее, когда оба вновь стали людьми. – Облик ты держать почти научилась, возвращаться в прежний вид тоже. Но без меня все же пока не пробуй. И при свете дня тебе, конечно, лучше крылатой ящерицей никому не показываться – народ к такому диву не привык. А теперь пойдем, милая. Луг пересечем, а там и до моего дома рукой подать.
Господский дом стоял на холме, чуть в стороне от села. Длинный, одноэтажный и очень светлый, окруженный липами. «Неужели это будет и мой дом? – думала девушка. – До чего же странно… Вот так сразу – и жена. И без батюшкиного благословения. Но я буду у него прощение вымаливать…»
И все-таки волновалась она нешуточно. Едва приблизились к воротам – с подачи сторожа начался небольшой переполох с радостными возгласами: «Барин! Федор Иванович вернулись!» Внутри дом оказался не столь светлым, но уютным, по-старинному основательным. Управительница встретила поклонами – худощавая старушка с румяными щеками и доброй улыбкой, звать Лукерья.
– Лизонька, я в село, нужно с отцом Петром договориться, – сказал Федор. – А ты, Лукерья Никифоровна, распорядись, приготовьте барышню, невесту мою, к венчанию.
Лукерья не заохала радостно, не всплеснула руками, ничем, кроме обращенной на Лизу теплой улыбки, не выдала своих чувств. Почтительно поклонилась будущей новой барыне и провела в комнату с большими окнами, занавешенными кисеей, с широкой кроватью под малиновым балдахином. Здесь, судя по довольно приятной для глаз обстановке, раньше жила, наверное, женщина… может быть, мать Федора, подумалось Лизе. Вскоре появилась племянница Лукерьи – тихая и застенчивая девка Дуняша, принесла барышне воды для умывания, потом тщательно расчесала ее вьющиеся светлые волосы, уложила в красивые локоны и украсила белыми цветами…
Федор вернулся довольно скоро, полюбовался невестой и увлек ее за собой. И вот они уже в просторном, прохладном храме с высокими стенами, покрытыми древними темными росписями и старинными иконами. Здесь все уже готово к венчанию, ждут их старенький батюшка в праздничном облачении, дьякон и алтарник. Пришла и попадья с внуками – ребятки во все глаза глядели на будущую хозяйку Тумарина.
И Лиза пошла с Федором к алтарю… Венчаться ей пришлось в домашнем платье, но сейчас поверх был накинут длинный газовый шарф, белый, воздушный… девушка и сама не знала, насколько мила в этом простом наряде. Не о нарядах думала, конечно. Взглянула на профиль своего жениха – строгий, четкий и очень красивый, и ее захлестнул одновременно страх и восторг. Свершилось наконец! Жизнь меняется, да так необычно… Что будет дальше? Как все сложится?.. Как же хотелось чуда, хоть самого маленького. И счастья хоть немножечко. И Лиза стала молить об этом Бога…
– Венчается раб Божий Феодор рабе Божией Елизавете… Венчается раба Божия Елизавета рабу Божию Феодору…
Федор надел девушке на палец богатое обручальное кольцо с изумрудом. Поцеловал, приобняв за плечи, – тепло, нежно, осторожно, совсем не так, как там, в домике…
Из храма вышли, взявшись за руки.
– Спасибо, родная, за оказанную честь, за доверие. Я хорошим мужем тебе буду, – просто сказал Федор. – Я, Лиза, все для этого сделаю.
И Лиза доверчиво прильнула к мужу, понимая, что теперь, нежданно-негаданно, этот человек стал главным в ее жизни. А она ничего и не имеет против…
Глава 16. Отец и дочь
Алексей Никитич лишь на минутку присел в кресло, потому что ноги не держали, а когда очнулся – было уже совсем светло. Он вновь созвал слуг. Нет, никто не нашел ни Лизы, ни горничной ее, пропали без следа. Почти совсем отчаявшийся Измайлов велел продолжать поиски, а сам раздумывал: ему-то что теперь делать, в какую сторону мчаться, где искать дочь… Заряженный пистолет лежал на столе… уже не нужный… пока не нужный… потому что если с Лизой что-нибудь случится…
Не зная зачем, Измайлов вновь взял пистолет в руки и принялся бродить по почти пустому сейчас дому, так как всех, даже Кузминичну, он отправил на поиски Лизы… Может быть, кто-то вот-вот войдет… что-то скажет, обнадежит… Хоть бы какой-нибудь след!.. Забредя в прохладно-голубоватую длинную залу с тонкими белыми колоннами и лепным потолком, Алексей Никитич прошелся взад-вперед мимо ряда фамильных портретов и старых живописных полотен, потом остановился перед изображением матери. Красивая дама с высокой прической, вся в кружевах, нарумяненная… и цепкий, недобрый взгляд чуть раскосых темных глаз. Алексей Никитич ничуть не был похож на мать, весь в отцовскую породу, и Лиза в него пошла.
Измайлов отошел от картины. Нужно ехать в город, решил он, хоть в Залесск, который куда ближе Чудногорска, просить помощи у властей… Решительно направился к выходу из залы… и увидел Лизу. Она стремительно шла к отцу, на ходу протягивая к нему руки, и он бросился к дочери, молча обнял, крепко прижал к груди…
– Папенька, простите меня, – торопливо заговорила Лиза. – Не по своей воле я исчезла, меня пытались похитить! Друг наш, Михаил Платонович, – подлец, и вы должны отказать ему от дома, он хотел силой заставить меня выйти за него. А спас меня Федор Иванович Воронов. Не гневайтесь, папенька… но вот за него-то я и вышла замуж, за спасителя моего. Мы обвенчались только что – и сразу же к вам… Я боялась, что вы его не примите, не захотите нас благословить…
Измайлов уже не смотрел на дочь. Да, кажется, и не слушал. Его взгляд был обращен на подошедшего ближе и вставшего возле Лизы Воронова.
– Что это значит, сударь? – спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Федор почтительно поклонился.
– То, что сказала Елизавета Алексеевна, – правда, – начал он. – Я люблю вашу дочь, Алексей Никитич, и счастлив, что она благосклонно приняла мое предложение руки и сердца. Против нее сейчас плетутся интриги, и я хочу всегда быть рядом, чтобы…
– Меня вы спросить не соизволили!
– Отец, это моя вина, – снова встряла Лиза. – Я не хотела тянуть. Я боялась, что еще что-нибудь случится… И я видела, что вы, кажется, Федора Ивановича недолюбливаете, а стало быть – откажете. Но нас с ним судьба свела. Мы оба – оборотни. И поймем друг друга, как никто другой…
– Что ты сказала?
Измайлов отстранил дочь, посмотрел ей в лицо едва ли не с ужасом.
– Папенька, я…
– Вот как, – Алексей Никитич вытер взмокший лоб тыльной стороной ладони. – Я опоздал… но почему ты так рано… сразу же… Или это вы, сударь, пробудили в ней дракона?
– Я? – искренне изумился Федор. – По своей воле, хотите вы сказать? Помилуйте, это невозможно. Вторая натура может проявиться когда угодно. И потом, драконом этот облик все-таки трудно назвать…
Измайлов не дал ему договорить.
– Как вы посмели, – наступал он на Федора, – как не постыдились воспользоваться неопытностью моей дочери? Как вы заманили ее в свои сети? Что за бред насчет Сокольского?
– Это не бред, к сожалению… Послушайте…
Измайлов перевел взгляд на пистолет в своей руке – как будто впервые его увидел.
– Она сказала – оборотень! Уж не ворон ли, сообразно вашей фамилии? Так и есть, вы несчастье приносите. Я никогда на птиц не охотился, так пора бы и начать, – во время этой нервной речи Алексей Никитич медленно поднимал свое оружие на новоиспеченного зятя…
Федор и бровью не повел, но Лиза сделала порывистое движение, прикрывая мужа собой.
– Папенька!
– Ах вот как!
Кажется, именно вид негодующей дочери, явно говоривший о том, на чьей она, бесспорно, стороне, разъярил Измайлова окончательно. Пистолет упал на пол…
Удар хвостом – и брызнули осколки вазы саксонского фарфора. Удар крылом – и сорвался со стены портрет, и не чей-то, а самой Варвары Дмитриевны. В круглых змеиных глазах – кровь и зелень, безумие ярости. Лиза оцепенела. Федор, схватив жену за плечо, оттолкнул к стене и теперь уже сам закрыл ее собой. Был бы один – стал бы вороном, только б его и видели! Но не сейчас… А раззявленная драконья пасть уже перед ним… зубы, острые, как кинжалы… Лиза издала что-то вроде стона. И то ли этот звук пробудил сознание Измайлова, то ли сам по себе он очнулся, но драконий облик с него слетел, он вновь стал человеком и, пошатываясь, схватился за колонну. Федор обнял Лизу, прижал к себе, гладил мягкие волосы, шептал что-то успокаивающее…
Алексей Никитич смотрел перед собой, в его потемневшие глаза возвращалась человеческая осмысленность – а вместе с ней приходила и боль. Он перевел взгляд на парочку.
– Вы очень нежны с моей дочерью, Воронов, – заговорил он. Голос прерывался, не слушался, и в нем слышались горечь и тоска. – Выходит, вы и вправду влюблены?
– Почему же вы сомневались? – Федору тоже с трудом давалось сейчас его всегдашнее спокойствие. – Я люблю мою жену.
– Вашу жену… Лиза… Лиза! – повторил Измайлов, словно звал дочь, которая была где-то далеко.
Девушка мягко высвободилась из объятий мужа и подошла к отцу. Сейчас, несмотря на потрясение, она сумела взять себя в руки.
– Папенька… Это ничего. Я понимаю. И я знаю все… и про бабушку, и про прабабушку-Малахитницу…
– Муж рассказал?
– Федя… да… И я хочу сказать – с этим как-то можно, наверное, сладить. Я вот, например, быстро научилась по своей воле превращаться! – добавила она не без гордости.
– Как это случилось? Тебе едва-едва исполнилось девятнадцать! – Алексей Никитич, до того обнимавший колонну, будто пьяный, вскинул голову. Его поразило, что Лиза не просто не рассматривает нежданное оборотничество как проклятье, но, кажется, даже весьма этим обстоятельством довольна. – Ты тоже дракон?
– Дракончик, – успокаивающе проговорила Лиза и осторожно погладила отца по плечу. – Всего лишь ящерка маленькая. И это не страшно, папенька, напротив – чудесно!
– Чудесно… – пробормотал Измайлов. – Что такое – чудесно? Ты видела меня? Ты хоть понимаешь, что я твоего мужа едва не убил?!
– Алексей Никитич, – спокойный голос Федора подействовал отрезвляюще и на отца, и на дочь. – Я ворон, вы верно догадались. Таким я родился и, врать не стану, в подобном вам состоянии никогда не был. Но если оно вам в тягость, думаю, можно изыскать способ от него избавиться. И мы найдем его. Но я умоляю вас, ради Лизы, простите нам тайное венчание и даруйте свое благословение. Как зять я вас не опозорю. Я богат, по матери – хорошего дворянского рода, а по отцу… по отцу я потомок царский, пусть и не на Руси это царство. От дурных привычек, слово даю, отстану и Лизу никогда в жизни не обижу. Что же до оборотничества…
Тут Алексей Никитич махнул рукой.
– Как там Лиза говорит: судьба свела? Что ж… – в его голосе послышалась горечь, – кто я такой, чтобы с судьбой спорить? Забирайте мою дочь, Федор Иванович, и уезжайте поскорее. Благословение? Извольте, даю, и пусть вас Господь благословит. А сейчас оставьте меня одного.
– Но, папа…
– Лизонька, мне нужно отдохнуть.
– Я не могу оставить вас в таком состоянии…
Измайлов хотел ей ответить что-то вроде е «теперь тебе надо о муже заботиться», но посмотрел в ее встревоженное, опечаленное лицо, поймал взгляд, который чего-то просил – прощения? признания? – и просто обнял дочь.
– Не беспокойся, дружок. Со мной все будет хорошо, просто у меня была безумная ночь. Но ты жива и здорова, и это главное. Я скоро, может быть, сам к вам приеду. Тумарино ведь?
Лиза кивнула.
– Вот и славно. А теперь идите с Богом.
Федор вновь поклонился, девушка поцеловала отца, и они ушли, скрылись из глаз… Лиза покинула родительский дом. Так и должно было случиться, но очень уж внезапно, и тревожит, несмотря ни на что, жених… Алексей Никитич тяжело вздохнул, оглядел причиненные им зале разрушения и увидел портрет матери на полу.
– Ну что, матушка? – сказал он портрету. – Теперь вы довольны?
И ему показалось, что в темных, с прищуром, глазах Варвары Дмитриевны вдруг явилась насмешка… и пропала.
Глава 17. Муж и жена
Лиза вышла на крыльцо. Вечерело. Солнце идет к закату, скоро красным яблоком обернется… Неужели еще вчера она у себя в саду разговаривала с Таей, прикидывала, когда приедет отец? Вчера? Нет, не верится.
Теперь перед ней был другой сад, спускавшийся за оградой к подножью холма. Груши, сливы, черешни… и любимые ее яблони, конечно. Скоро деревья зацветут, оденутся в невесомую розовато-белую кисею… Конечно, она полюбит и этот сад. Разве можно не любить деревья?
Проходящий мимо крыльца слуга поклонился новой хозяйке.
– А где барин? – спросила Лиза.
– Он за калиткой, от крыльца по дорожке вот и направо… проводить вас, барыня?
– Нет, я сама…
Указанная тропинка тянулась между ясеней и заглядывающих в окна лип. Лиза вышла по ней к узорчатой деревянной калитке, почти бесшумно ее отворила… Воронов действительно был здесь, скрестив руки на груди, он задумчиво смотрел на реку. Хотя калитка скрипнула совсем тихо, он все равно обернулся. Впервые Лиза видела Федора не в черном, сейчас он был в домашнем светло-сером сюртуке, волосы в живописном беспорядке падали на лоб и шею, и походил ее муж в эту минуту на романтического поэта, сочиняющего элегию на закате. Лиза подошла к нему, встала рядом, и Федор обвил рукой ее плечи.
– Посмотри, как красиво…
Серебрянка в закатном свете, расплескивающая в волнах яркие небесные краски, и правда выглядела волшебно.
– Жаль, что еще слишком свежо, там на берегу есть прекрасное место под ивой… Когда потеплеет…
Федор отвел взгляд от реки и посмотрел на Лизу.
– Ты ведь останешься? Здесь, со мной?
– Для чего же я выходила за тебя замуж? – удивилась она. – И здесь, и где угодно.
– Этот дом и для меня не сказать что родной. Я в Москве родился, там и вырос… Сюда наезжали так, по случаю, да и тогда я больше времени проводил в охотничьем домике. Мне и самому привыкать придется.
Лиза прижалась щекой к его плечу. Стоять бы вот так хоть век да смотреть на реку…
– Кстати, я человека отправил в Яблоньки за твоими вещами. Скоро должен воротиться.
– Спасибо, Федя…
Они оба, не сговариваясь, избегали сейчас говорить о чем-то важном и волнующим. Хотелось просто отдохнуть душой…
– Ну что, – сказал наконец Федор, – пойдем в дом? Выпьем по чашке чая…
Чай пили в маленькой синей гостиной, в этот час раззолоченной закатным солнцем. В этом доме, похоже, давно ничего не менялось, модные течения нынешнего века обошли его стороной. Большая печь с изразцами согревала комнату, было тихо, лишь доносилась откуда-то простая песня – девичий голос выводил что-то спокойное, текучее как Серебрянка… Лиза расспрашивала Федора о его жизни, о родных.
– Не только у тебя есть родственница в монастыре, – рассказывал он. – Моя матушка тоже приняла постриг, не здесь, в далеком скиту. Таково уж ее призвание… Отец мой в горячке сгорел, мне тогда пятнадцать было, и матушка ждала, когда я совсем повзрослею, чтобы можно было меня оставить со спокойной душой.
– Так ты совсем один? – посочувствовала Лиза.
– Сейчас нет, – улыбнулся Федор. – С тобой.
– А твой отец тоже вороном оборачивался?
– Мог, да… но не любил. Ему нравилась во всем степенность, размеренность, и меня он всегда учил прилежному поведению, но его наука впрок не пошла. Не зря Ворон Воронович меня любит, говорит, что я ему будто и не внук, а вроде сына.
– Часто тебе является?
– Раньше в год хотя бы раз прилетал, а то и чаще, но вот что-то давненько не было. Заскучал, видать, на Руси.
– А какой он?
– Огромный ворон, куда больше меня. А отец его – Царь-Ворон – вообще полнеба крыльями закрывает. И даже в мужском облике мой дед – нечеловеческий совсем. Глаза у него звездные, а волосы – как ветер. Он несказанно красив, и уверяет, что никогда не похищал девиц силой, просто ни одна устоять не смогла.
Лиза лукаво улыбнулась:
– А ты на него похож?
– Мне сложно судить, – муж вернул ей улыбку. – Но кто видел нас обоих, те говорят, что похож.
– Ты очень красив…
– Спасибо, милая. А ты… – он кончиком пальца обвел на блюдце контуры пышного белого цветка. – Ты настоящий цветок, удивительный, и не опишешь тебя. Не полевой и не садовый… Такие в Запределье цветут.
– Это я-то цветок из Запределья? – Лиза звонко засмеялась.
– Да еще и самый нежный… Но теперь чем займемся? Пойдем, покажу тебе дом. А хочешь, научу играть в ломбер? Или… лучше, наверное, в шахматы.
– Я умею в шахматы.
– Отлично! Непременно сразимся. А если читаешь по ночам… то-то в твоей комнате все огонек светился чуть ли не до утра, то пойдем в кабинет, там шкафы с книгами. Выберешь что-нибудь для чтения.
– Спасибо, я книгам всегда рада. Но пока расскажи еще что-нибудь, Феденька. О Запределье… с тобой чудеса так близко.
И вновь они говорили, потом играли в карты и немножко в шахматы, и смотрели книги, доставая их из старых застекленных шкафов, и в маленькой зале, низкой и темной, но полной вечерней таинственности, разглядывали в отблесках свеч портреты в золоченых рамах.
Наконец Федор сказал:
– Утомил я тебя, Лизонька. Иди-ка ты к себе, в свои новые покои, отдохни. Я провожу тебя.
«Вот оно…» – Лиза замерла в волнении, даже не зная, что ответить. А что говорят в таких случаях? Если б можно было, она попросила бы Федора… не приходить к ней ночью. Он не был ей неприятен, напротив, его прикосновения волновали девушку, вот только ей хотелось, чтобы пока, хотя бы совсем недолго, так все и оставалось. Чуть-чуть бы еще ей, венчаной жене, побыть невестой… «Ничего, – утешала она себя, опуская взгляд. – У других-то куда хуже, выходят замуж, едва зная жениха и не испытывая к нему ни малейшей склонности, и то ведь терпят…»
Федор поцеловал ее руку, не по-светски… просто так.
– Лиза, – сказал он мягко, – я только провожу тебя до дверей и пожелаю добрых снов. Я не войду к тебе, пока ты сама не дашь мне знать, что хочешь этого.
– Тогда… – Лиза благодарно взглянула на мужа. – Пожалуйста, подожди немного… все так скоро произошло, так неожиданно.
– Буду ждать, сколько скажешь, – Федор поцеловал ее волосы. – Я люблю тебя.
