Текст книги "Чужие-II (Планета отчаяния)"

Автор книги: Марина Наумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

"Хмм... а вообще-то это хороший предлог вернуться", – подумал Берт.

– Еще чего! – вырвалось у Хадсона.

Да, он и сам дорого бы заплатил, чтобы Эйпон и Дитрих оказались сейчас с ними целыми и невредимыми, но – ехать туда снова? Уж увольте! Дураков нет. Лучше сразу застрелиться.

"Это безумие, – сказал себе Хиггс, – но все равно... Разве мы сможем жить спокойно с таким грехом на совести? Бесчестье хуже смерти". Последняя фраза ему самому показалась слишком красивой, но что сказано, – пусть даже про себя, – то сказано, и никуда его не денешь.

– Мы не имеем морального права оставлять там живых людей, – отчетливо проговорил он.

Решительность маской застыла на его лице.

Рипли медленно подошла к нему и положила руку на плечо.

– Вы ничем им не поможете. Ничем. Они погибнут так же, как погибли колонисты. Считайте, что их уже нет. Так будет проще для вас.

– Но датчики... – голос Хиггса утратил прежнюю уверенность.

Его не нужно было убеждать – он понимал все и сам. Но все же... Что поделать, если совесть живет и мучается вместе с человеком! Куда ее денешь...

– Датчики будут действовать, пока у них бьется сердце, вот и все. Из-за сдержанности голос Рипли прозвучал еще трагичнее. – Как у того мальчика, там...

– Нет! – Хиггс чуть не застонал. Разум и сердце вступили между собой в жестокую борьбу, перед которой и схватка в комплексе могла показаться легкой разминкой.

Пойти – погибнуть и погубить всех без толку.

Бросить – предать.

– Я не верю...

Чувства разрывали его на части. Это была не та боль, к которой он привык, – Хиггс четко осознал в этот момент, что вызванный ею ожог не заживет уже никогда, даже если эту боль удастся пересилить.

– Нет! – вырвалось у Хадсона. На одну секунду он представил, что там, на месте Дитриха и сержанта мог быть и он сам... Значит, случись с ним такое, помощь не пришла бы и к нему? Но как можно жить, зная, что в случае беды не на кого будет опереться, зная, что для тебя никто не рискнет собой и не сотворит в последний момент чудо? Хадсону показалось, что он уже находится там, в общем слизевом коконе, а перед ним набухает и рвется по крестообразному верхнему надрезу кожистое яйцо. На секунду мелькнувшая в возбужденном мозгу картина настолько ошарашила его, что он снова испытал шок. Лицо Хадсона побелело, губы затряслись, лоб покрылся испариной.

– Нет! – истерически выкрикнул он. – Я не верю! Не верю, что все так!

– Хадсон, – только и смог выдавить из себя Хиггс. Он снова заливался потом, но его лицо покрыла не бледность, а краска стыда.

Действовать – бессмысленно.

Не действовать – подло.

И пусть эта подлость была подлостью обстоятельств, если не самой судьбы, – все равно кто-то должен был держать за нее ответ. По мнению Хиггса, этим кем-то должен был стать он сам.

– Сволочи, – процедила сквозь зубы Вески. – Ненавижу!

"Какое право имеют эти твари так поступать?" – так можно сформулировать поднявшуюся в ее душе бурю эмоций. И единственный вывод, который Вески могла извлечь для себя: этим тварям ничто не должно сойти с рук.

Пусть платят полной мерой. Ни одна из них не имеет права на спасение. Все, все они обязаны сдохнуть!

– Ну ладно, – жестко произнесла Вески. В ее черных глазах горел непримиримый холодный огонек. – Месть, только месть, за Дрейка, за всех! Нас осталось все-таки несколько человек, – она не привыкла говорить длинные речи и с трудом подбирала слова. – Допустим, бомбы с серным газом...

– Что – бомбы? – не понял Хадсон.

– Подняться. Сбросить. Прибить этих гадов! – лицо Вески исказила гримаса.

– А ты думаешь, серный газ на них подействует? – нахмурился Хиггс и почувствовал, что рука у него зачесалась. Вроде бы просто от прежних ожогов брызгами кислоты, но, может... "Ну, черт бы их всех побрал! Раз нельзя помочь товарищам, то ведь можно хотя бы рассчитаться!"

"Я сижу в коконе, и вместо спасения меня хотят взорвать... ничего себе перспектива!" – лицо Хадсона опять нервно задергалось.

– Я не могу, нет! Не надо!

Вески удивленно посмотрела на него:

– В чем дело?

"Ты что, не хочешь им отплатить?" – спрашивал ее взгляд.

– Ну давайте будем считать, что мы с ними квиты. Хватит этой крови, этой грязи, этой смерти, наконец! Сколько можно?! – нижняя челюсть Хадсона двигалась то влево, то вправо, словно на ней выросли добавочные мышцы с единственной целью – дать ему возможность корчить самые невероятные гримасы. Даже мимика искусственного человека при виде этих гримас начинала казаться сдержанной и логичной. – Что мы там вообще потеряли?

Хиггс понимающе покачал головой. Бедняга Хадсон!

– Я считаю, – в нем снова заговорил командир, рассудительный и решительный, – что мы должны взлететь, подняться на космическую станцию и уничтожить эту планету. (Так! – утвердительно кивнула Вески.) Мы должны взорвать ее с орбиты. Это единственный выход.

Брови искусственного человека удивленно поднялись: "Что за нелепость – взрывать то, что все равно должно вскоре взорваться?"

Выражение его лица осталось незамеченным.

"Только этого идиота мне и не хватало!" – похолодел Берт.

– Действительно, – Рипли обвела взглядом всех присутствующих, – эту планету необходимо уничтожить. Двух мнений тут быть не должно.

Страх, мучения, тревоги, боль – все это поднялось за фасадом внешне спокойного лица. Источник всех бед должен быть взорван, чтобы и следа не осталось от него, – только тогда можно будет спать спокойно, зная, что все позади.

Только тогда...

– Одну минуточку! – Берт встал и вышел вперед, чтобы его все видели. – Одну секунду! Вы хоть представляете себе, что вся эта установка, этот комплекс, имеет большую цену в долларах?

Обычно этот аргумент действовал безотказно. Вся жизненная практика Берта приучила его к тому, что упоминание о стоимости того или иного предмета может круто изменить направление любого разговора.

Однако Берт рано возрадовался, что нашел нужный ход: сейчас перед ним были люди другого сорта.

– Ну что ж, пусть мне пришлют счет! – иронически бросила Рипли.

Берт вытаращил глаза.

Неужели его не поняли? Кажется, сказано было достаточно ясно. Если планета уцелеет, на нее можно будет послать еще одну экспедицию и исполнить, наконец, задуманное... Или все же попытаться объяснить им ситуацию, как ее видел он сам? Вдруг они поймут тогда?

– Ладно, – быстро затараторил Берт. Такая тактика ведения разговора с нижестоящим часто давала хорошие результаты: когда говоришь быстро, смысл текста подсознательно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и выводы вытекают потом из установок, подброшенных в первой, "быстрой" части речи. – Мы понимаем, что у нас сейчас напряженный момент, все мы очень устали, нам трудно, эмоционально трудно. – Чтобы текст не обгонял мысль и не сбил с толку его самого, он специально повторял варианты одной и той же фразы, пока обдумывал следующую. – Тем не менее не нужно язвить и постоянно принимать необдуманные решения. Вы поймите, что мы имеем дело с очень важными для развития науки организмами, представляющими огромную ценность для всей науки, для нескольких наук. И никто из нас не имеет права в волюнтаристском порядке уничтожать их...

Последняя сентенция была высказана гораздо медленнее всех предыдущих: она должна была служить резюме.

Берт замолчал, ожидая реакции своих "подопечных".

На долю секунды в салоне воцарилось молчание.

– Да?! – подбоченилась за его спиной Вески, готовая в любой момент кинуться в драку. Идиота Гормана пытался заменить другой идиот – дать другую оценку заявлению Берта она просто не могла.

– Не имеем права? – холодно переспросила Рипли и сплела руки на груди. Берт шестым чувством ощутил, что она не станет драться, – просто убьет его, если так будет надо. Спокойные одержимые всегда опаснее явно агрессивных психопатов...

– Не имеем права? – шагнул к нему и Хадсон. Его нижняя челюсть запрыгала из стороны в сторону. – А ну, посмотри мне в глаза! Ты что, совсем очумел? Мне плевать на их научную ценность, нам шкуру сохранить надо!

Берт отступил на полшага. По правилам хорошего тона, если хочешь, чтобы в разговоре последнее слово осталось за тобой, подобные движения нужно исключить, но ситуация была особенной: Берту надо было защититься от кулаков, которые могли в любой момент взвиться в воздух.

Чего еще можно было ожидать от этих психованных грубиянов?

Берт в надежде покосился в сторону Хиггса. Молодой командир сдерживал свои эмоции: его лицо, хотя и влажное, выглядело спокойным и не носило следов окаменения, как у Рипли; но по мрачному взгляду Берт понял, что ожидать поддержки с этой стороны нечего.

Оставался Бишоп. Но что мог сделать один робот, не имеющий даже права голоса?

– Я тоже не слепой, – снова зачастил Берт, на этот раз от волнения, я вижу, что происходит, но я не могу санкционировать такие действия, такой курс...

По окаменевшему лицу Рипли пробежала тень другого чувства, но тут же скрылась подальше от чужих глаз.

Рипли повернулась к Хиггсу.

– Насколько я понимаю, сейчас командовать должен капрал Хиггс.

"Что еще задумала эта сумасшедшая?" – внутренне содрогнулся Берт.

– Капрал Хиггс? – переспросил он.

– Да, – с напором проговорила Рипли. – Эта операция проводится по военной линии, а Хиггс по званию – следующий за лейтенантом и сержантом. Правильно, Хиггс?

"Интересно, когда они успели сговориться? Почему я это упустил?" Впрочем, особого потрясения это открытие у Берта не вызвало. Что-что, а неожиданно всплывающие сговоры нередко встречаются и в бизнесе...

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил капрал. – Я старший по званию.

И снова на секунду все замолчали.

Вески за спиной Берта улыбнулась одними уголками губ, – она полностью одобряла решение сделать командиром Хиггса. Уж он-то не из тех, кто паникует почем зря и выдумывает всякие несусветные глупости, как этот штатский из Компании.

Берт одним вздохом набрал в легкие побольше воздуха.

"Что ж, раз они не поняли... Если назвать конкретную сумму, до них быстрей дойдет".

– Рипли, послушайте... Поймите же вы наконец, что это сооружение стоит много миллионов долларов. Повторяю: много миллионов. И Хиггс не может принимать такие решения. Он просто солдафон. И не нужно обижаться.

После этих слов Берт напрягся, ожидая удара. Конечно, драться на равных с профессионалами он долго не сможет, но для спорта он всегда находил немного времени и в паре случаев на совете директоров Компании выступал в роли вышибалы.

– Я и не обижаюсь. – Хиггс просто отвернулся от него.

Пусть говорит, что хочет. Операция военная, и этот человек здесь ничто. Пустое место. Во всяком случае, должен стать таковым на время, пока операция не будет закончена: ничего, кроме лишней траты времени и нервов, его выступления дать не могут.

– Ферроу, ты меня слышишь? – спросил он в микрофон.

Берт растерянно захлопал глазами. Снова поведение его "подопечных" не укладывалось в привычные рамки. Он ожидал если не согласия, то вспышки и возмущения, короче, реакции, любой – от уважения до презрения, – но не того, что его могут просто проигнорировать.

Впервые представитель Компании чувствовал себя не просто неуютно глупо.

– Да, – прозвучал голос Ферроу.

– Подготовься, пожалуйста, – вежливо, но тоном, не допускающим возражений, произнес Хиггс. – Нам нужна срочная эвакуация. Снимай нас с планеты. – Хиггс замолчал, повернулся к Рипли, улыбнулся ей одними глазами. – Так... Мы снимаемся с планеты, возвращаемся на нашу станцию на орбите и взрываем все это к чертовой матери.

Берт зажмурился.

"Все пропало..."

"Не понимаю, – снова наклонился над неподвижным лейтенантом Бишоп, к чему такой шум? Сколько там осталось до взрыва реактора?.."

22

Коротколапый прислушался и встал на задние лапы, опираясь на хвост. Что-то жужжало, и с каждой секундой все громче.

Ничего не было видно. Коротколапый сделал несколько прыжков и наконец уцепился за скалу.

Он не очень любил долину: лазить по ней можно было только внизу, редкие же скалы своей неровностью только мешали передвигаться. Другое дело – Логово. Вдвоем с Кривым они иногда устраивали особые спиральные гонки в тех частях помещения, где коридор был особо одинаков. Разгонялись изо всей силы – и мчались, переворачиваясь на ходу. До чего же это было здорово скорость и резкая перемена пространственных ориентаций...

Вскарабкавшись на скалу, Коротколапый снова приподнялся. Да, на этот раз он не ошибся: невдалеке действительно блестело что-то интересное. Немножко похоже на кончик щупальца, но более гладкое и короткое, да еще и вывернутое под странным углом. И цвет такой можно было встретить разве что в жилищах двуногих.

Любопытство Коротколапого некоторое время боролось с врожденной осторожностью и наконец победило.

Конечный сегмент "щупальца" оказался прикреплен к ровному гладкому отростку, идущему прямо из тела, удивительно слитного и гладкого. Из другого бока торчал в точности такой же отросток; вниз спускались странной формы лапы – разведчик никак не мог понять, в каком месте они сгибаются. Или Летающему ноги вообще не нужны? Тогда почему они есть?

Коротколапый приблизился еще на несколько шагов. Летающий стоял на площадке, похожей на остальные произведения Чужих. Что ж, он не сомневался, что Летающий мог быть только Чужим. На то он и Летающий...

И все же в нем было что-то знакомое, его вид вызывал какие-то смутные ассоциации.

Конечно – Летающий был похож на носителя двуногих: те же прозрачные участки, которые можно было разбить на мелкие кусочки, те же цвета, тот же блеск и даже запах. Но – носитель, способный летать? Коротколапый был удивлен.

На улицах ему не раз встречались мертвые оболочки носителей, уже отслуживших свое. У них тоже не было ног, точнее, вместо ног были прицеплены кругляшки, и лишь тот, остромордый, гулявший сегодня по ущелью, объяснил ему, как они передвигались. У некоторых на кругляшки была натянута членистая лента – эти носители на вид были особо неповоротливыми. Но такого, как этот, Коротколапый еще не видел.

Как он может лететь? Как он может вообще летать?

Хвост Коротколапого закрутился в воздухе, пощелкивая сегментами, – он понял, что не может уйти отсюда, пока не заглянет внутрь. Любой ценой.

Весь его предыдущий опыт говорил о том, что носители двуногих рассчитаны на несколько эмбрионов, и места в них, если подобрать хвост и сжаться, вполне достаточно. Главное – найти вход или выход, короче – любую дырку, через которую можно проникнуть внутрь.

Можно, конечно, выбить прозрачные пластины, но – как знать, вдруг Летающий тогда не сможет подняться в воздух?

Эмбрионы двуногих мало отличались с виду от взрослых особей. Хотя Коротколапый не мог сформулировать это словами, у него было на этот счет особое мнение: вдруг носитель выполняет еще и функции хозяина-няньки? Этим мнением Коротколапый гордился. Он сам придумал его, и оно многое объясняло.

Подобравшись еще ближе, Коротколапый припал к земле и пополз. Возле носителя стоял эмбрион, – скорее всего, дозревающий, потому что он уже мог выходить наружу, но еще не покинул носитель навсегда.

Разведчик пригляделся: он не ошибся, внизу, на брюхе носителя, темнело отверстие, достаточное, чтобы пролезть внутрь...

23

– Эй, Спортмайер, пошевелись, мы летим за ребятами! – крикнула Ферроу.

– Подожди, – механик заглянул в багажный люк: во время полета там что-то булькало, а он не любил никаких посторонних звуков. По рабочим шумам можно определить неисправности механизмов челнока, и в первую очередь надо позаботиться о том, чтобы ничто не мешало их слышать.

Булькавший баллон он вновь закрепил, но теперь его снова что-то волновало. Не сильно, на уровне предчувствия, – но это предчувствие не давало ему спокойно выбраться из отсека. Что именно это было – он не знал. То ли среди багажа появилось что-то лишнее, то ли, действительно, к шуму мотора добавился какой-то призвук.

Спортмайер сосредоточился, перебирая в уме, что могло случиться, но в голову ничего не приходило.

Просто что-то было не в порядке.

"Наверное, нервы. Недоспал", – сделал он наконец вывод.

– Сколько раз можно тебя звать?

И все же что-то волнует, значит...

Пусть это были выходки подсознания: когда пилоты или механики отказывались верить собственной интуиции – и погибали в тот же вылет.

Не случайно же на космофлоте с давних времен существовало правило: если пилот говорит, что его мучают плохие предчувствия – лучше его не посылать.

Впрочем, у него не было выбора. Здесь не центральный порт с десятками дублеров и хорошим запасом кандидатов на их должности.

И все же, что это было?

Писк. Тоненький и странный, он раздавался непонятно откуда. Ему показалось даже, что пищит его собственная одежда.

Нервы.

Слуховая галлюцинация.

У часов другой звук, а, кроме них, в одежде ничего пищать не могло.

– Ты что, оглох?

– Подожди секундочку, здесь что-то такое...

Спортмайер приподнял руку. Пищал рукав или что-то под ним.

– Я тебе говорю – садись, – все сильнее кипятилась Ферроу. – Нечего время тянуть.

Часы.

Разумеется, они. Что-то случилось с будильником, вот и все. Спортмайер взбежал по трапу и закрыл за собой люк.

– Где ты, черт тебя раздери?

Он протиснулся в пилотскую рубку. Ферроу уже включила зажигание; мотор взревел во всю свою громкость.

Под рукавом, на индикаторе движения живых организмов, ползло светлое пятнышко. Спортмайер совсем забыл о существовании этого прибора.

Вспомнить о нем он уже не успел: неожиданно сзади раздался свист рассекающего воздух щупальца...

24

По долине гулял ветер. Он бил в лицо и трепал волосы маленькой группке людей, вздумавших вдруг прогуляться под открытым небом. Ничтожные и мелкие на фоне огромных каменных глыб и невеселого, покрытого пятнами облаков неба, они медленно шли, таща что-то длинное и тяжелое.

Со стороны это выглядело именно так.

Где-то за их спиной тлели остатки бронетранспортера. Им еще повезло успели выскочить до того, как пламя охватило его целиком. И все же трудно было сказать, что члены этой небольшой группки слишком печалились. Ведь до освобождения от страхов и неприятностей оставалось так мало!

Горман на носилках тихо застонал: запнувшись за камень, Хадсон чуть не упал, тряхнув свою ношу.

– Держи его, держи, Хадсон! – Хиггс тоже споткнулся и через пару шагов приказал остановиться. Между двумя глыбами серого камня было достаточно места для того, чтобы там мог приземлиться челнок.

– Опускайте, – махнул он рукой.

Гормана опустили.

Ветер усиливался. Каждый новый его порыв делался все холоднее. Приближался вечер.

"Обидно", – поморщился Берт, оборачиваясь в сторону купола. Ну, ничего, главное пока – улететь, а там, на корабле, он еще покажет, кто здесь хозяин. Там – связь с центром, там – поддержка капитана корабля, да мало ли чего еще там есть...

"Неужели мы действительно улетаем? Даже не верится", – Рипли ласково сжала руку Головастика. Теперь расставание с этой жуткой планетой заставило ее испытывать почти щемящее чувство, похожее на тоску.

Так всегда бывает при прощании с прошлым – Рипли знала, что сейчас в ее жизни заканчивается очередной этап и начинается новый. Другой. И неважно, что он будет лучше – просто потому, что хуже быть уже не может, Рипли думалось, что она теряет сейчас какую-то часть себя, а это всегда вызывает боль.

Ветер крепчал. Между камнями с легким свистом просеивались мелкие песчинки.

"Да, в этом есть все же что-то романтичное", – подумал Хиггс, глядя, как ветер треплет волосы Рипли. – Напряжение боя, риск, потери, радость спасения и этот ветер... Да и красивые девушки к тому же".

"Дрейк... Как жаль, что его сейчас нет с нами", – думала, вглядываясь в темнеющее небо, Вески.

Ветер свистел...

– Летит, – тихо прошептала Ньют.

Действительно, на фоне неба возникла маленькая блестящая точка, которая быстро приближалась, увеличиваясь в размерах и принимая очертания челнока.

"Вот и все?" – почти одинаково подумали все сразу, вкладывая, разумеется, в этот вопрос свои особые оттенки и намеки.

Все!

Челнок был уже совсем близко, когда его траектория вдруг резко изменилась.

В первую секунду никто ничего не понял.

Летательный аппарат вдруг резко пошел вниз, почти накренился набок и проехал брюхом по вершине скалы. Брызнули во все стороны оторванные детали шасси.

Новый рывок заставил его выпрямиться, но ненадолго: челнок падал, волоча за собой дымный шлейф. Он еще летел и вполне мог дотянуть до места посадки, но было видно, что его корпус разваливается на лету.

Вместо спасителя к ним мчалась огромная бомба – можно было не сомневаться, что до взрыва остались считанные секунды.

Этот новый поворот судьбы оказался слишком уж неожиданным – на какое-то мгновение все оцепенели.

Вот это уже действительно было концом: взрыв челнока не пощадил бы никого.

Превращаясь на лету в огненный шар, челнок несся прямо на них.

Вырвавшись из лап смерти зубастой и когтистой, они могли с секунды на секунду стать добычей смерти огненной.

– Бегите! – пронзил воздух отчаянный крик.

Они бросились врассыпную, кто куда, не разбирая дороги.

Единственное, что запомнила из всего этого Рипли, – это как она старалась прикрыть девочку собственной спиной. Они так и упали, вдвоем, когда взрывная волна догнала их и швырнула на камни: Ньют снизу, а Рипли сверху, закрывая ее своим телом от посыпавшихся обломков.

Раздался грохот, по спинам прокатил жар, замельтешили в воздухе куски летательного аппарата; набухли, вытянулись вверх и рассыпались огненные клубы, и наконец все стихло.

Запахло гарью.

Свистящий ветер уносил ее в сторону города; опадали на землю черные хлопья.

Казалось, кроме них и неровного клочковатого огня на месте аварии, на всем ландшафте не двигалось ничто. Все замерло, покрывшись копотью и изуродованными кусками металла. Да и сам огонь слабел, стараясь спрятаться вглубь щелей и под более крупные обломки.

Одиноко и пронзительно свистел ветер.

Медленно уползало за горизонт солнце. Его отблески на металле и окнах оставшегося где-то далеко купола гасли один за другим.

Но пауза, полная молчания, продлилась недолго. Шумно встал, сбрасывая с себя обгоревшие обломки, Хадсон, повертел головой, отыскивая остальных, и выругался.

В голове у него шумело.

Неизвестно, сколько потрясений подряд должен испытать человек, чтобы "сойти с нарезки": у одних это не получается вообще, другим достаточно одного раза; Хадсон уже несколько раз срывался, но всякий раз снова приходил в себя. На этот раз истерика охватила его всерьез и надолго.

После ругани он коротко хихикнул и побрел, пошатываясь на ходу и срывая с себя остатки верхней куртки. Нарисованный на ремне череп вылез наружу – казалось, он скалился, потешаясь над хозяином.

Осторожно привстала и Рипли: посмотрела, все ли в порядке с Ребеккой, и лишь тогда поднялась на ноги.

Пейзаж, секунду назад мертвый, оживал на глазах. Потирая руки и шею, встал Берт. Его взгляд рассеянно прыгал из стороны в сторону, выдавая полную растерянность. Он не просто не знал, как вести себя сейчас, – после удара в голове шумело, и Берт слабо соображал, что вообще происходит. Впрочем, рассудок и самообладание возвращались к нему быстро. Пожалуй, только искусственный человек опередил его в этих качествах – но он, в отличие от остальных, и был запрограммирован на то, чтобы не потеряться в какой бы то ни было ситуации. Поправив одежду, он сразу же принялся откапывать лейтенанта.

– Великолепно, а? – заговорил Хадсон. Со стороны можно было подумать, что он был пьян в стельку: ужимки и интонации, с которыми он начал свое выступление, не могли принадлежать трезвому человеку. Пошатывание только усиливало этот неожиданный эффект. – Просто лучше не бывает, да? Вот здорово! Только этого нам не хватало! А? Все слышали? Что теперь будем делать, а? Могу всех поздравить – мы теперь в полном дерьме!

Он говорил первое, пришедшее на ум. То ли от удара, то ли от иного потрясения все его мысли спутались и крутились в голове почти бессвязным набором слов и чувств. Он больше не придумывал странных версий, не выискивал дополнительных причин для страха – он просто ничего не соображал, кроме того, что они действительно "сидят в дерьме", и выбраться из него невозможно.

Хиггс провел рукой по жестким взъерошенным волосам.

Ему было не до выслушивания чужих истерик.

У Хиггса не было ни готовых сверхустойчивых программ, как у робота, ни веры в собственную неуязвимость, если не бессмертие, как у Берта, ни даже детской способности привыкать вообще ко всему и жить настоящим моментом, как у Головастика. У него было другое.

Долг.

Может быть, в одиночку Хиггс и сплоховал бы – но теперь такого права он не имел.

В первую очередь нужно было привести Хадсона в порядок.

Пусть он – бывший приятель, пусть в его поведении есть доля и его, Хиггса, вины, сейчас об этом следовало забыть.

Резким движением Хиггс схватил Хадсона за рубаху и притянул к себе:

– Ты все сказал?

Хадсон ошарашенно уставился на него. Во взгляде Хиггса было столько решительности, что готовые сорваться с его языка ругательства застряли в горле.

Ньют была почти спокойна.

Что ж, еще одна сказка оказалась всего лишь сказкой. Сбываются только самые страшные из них – остальные придумывают, чтобы было не так грустно. Сказка кончилась, теперь надо было снова жить, а значит, успеть спрятаться. И только.

– Значит, мы теперь отсюда не улетим. – Сложно было понять, спросила ли она об этом или просто констатировала факт.

– Извини меня, Ньют, – Рипли заглянула девочке в глаза.

– Не надо, ты не виновата, – спокойно возразила Ньют.

Это же было естественно...

Хиггс отпустил Хадсона и встал, подставив лицо ветру. Свежий воздух помогал прояснить мысли.

Воспользовавшись моментом, Хадсон снова заныл:

– Ну что? Что? Игра закончена! Что мы теперь будем делать? Что делать, хотел бы я знать?

"Да, ситуация интересная, и я бы даже сказал, что в ней что-то есть! – подумал Берт. – Ну что ж, еще не все потеряно. Если повести себя с умом..."

– Может, разложим костер, сядем и споем пару песен? – предложил Хадсон. – Давайте попробуем!

Берт посмотрел на него, как на идиота.

"Не иначе как все сразу спятили... о чем это он?"

Ньют осторожно тронула Рипли за рукав.

– В чем дело, малышка? – заставила себя улыбнуться Рипли.

– Знаешь, – Головастик говорила тихо, словно их могли подслушать, нам лучше вернуться домой... назад, в комплекс, а то скоро стемнеет, а они выползают в основном в темноте... – На секунду она замолчала, словно перепроверила мысленно собственные воспоминания, – и повторила с нажимом: – В основном...

Рипли кивнула и жестом подозвала Хиггса.

Темнело быстро, так что терять времени не стоило.

25

В лаборатории и близлежащих помещениях все оставалось по-прежнему. Похоже, монстрам было недосуг заглянуть сюда.

"Странно, очень странно... будто и не уходили", – заметил про себя Хиггс.

Занялись обследованием помещения – теперь в нем искали не притаившегося врага и не документы, проливающие свет на грязные тайны проклятой планеты, а просто проводили инвентаризацию: перепроверяли, что здесь есть и для чего это можно использовать. Вески ухитрилась обнаружить склад продуктов, – правда, через пару минут Ньют заявила, что давно знала о его месторасположении, так как им пользовалась. Нашлась и вода.

Вообще обстановка казалась почти раздражающе мирной, – будто и произойти здесь ничего необычного не могло, – и это тоже по-своему действовало на нервы. Выходило, что комплекс их обманывает, притупляет бдительность, ведь ни для кого же не секрет, что за "милые зверушки" ходят где-то рядом за относительно тонкими стенами. Перекинувшись парой слов на этот счет, Рипли и Хиггс решили отвлечься от расслабляющего покоя комнат. Впрочем, и без этого оружие проверять было надо: как-никак оно было главной гарантией если не безопасности (о какой безопасности здесь вообще могла идти речь!), то во всяком случае – возможности постоять за себя и хотя бы погибнуть с честью.

Собрав всех около большого лабораторного стола, Хиггс разложил на нем все уцелевшие боеприпасы и оружие, за исключением личного оружия (Вески вообще предпочла спрятать свой пистолет с разрывными пулями подальше).

Автоматические винтовки, ленты, коробки и магазины представляли собой довольно внушительное зрелище. Все же человеческий ум всегда был горазд на выдумки относительно приспособлений для уничтожения себе подобных – и не подобных.

Матово поблескивал металл и пластик винтовок.

Тем не менее, несмотря на солидный вид, при ближайшем рассмотрении оказалось, что большей частью оружия воспользоваться не удастся: даже неспециалист мог заметить большие или меньшие поломки. Когда со стола было убрано все лишнее, Рипли озабоченно спросила:

– Это что – все что у нас осталось, да?

– Да, все, что осталось, – подтвердил Хиггс, слегка разводя руками. Все остальное разбито вдребезги...

"Вдребезги..." – эхом отдалось в мозгу у стоящего неподалеку Хадсона. От любого разговора на эту тему его мутило, и он старался держаться подальше. От этого выходило только хуже: отойти далеко и остаться одному ему было страшно, – как знать, в какой момент эти твари сюда доберутся?! а находиться в комнате и ничего не слышать было и вовсе невозможно.

Для того чтобы хоть как-то отвлечься, Хадсон затребовал у компьютера техническую документацию и тупо смотрел на нее, стараясь понять, хотя бы на каком языке она написана.

Ему не удавалось даже это.

Ньют заглянула Хадсону через плечо. Его занятие показалось девочке скучным, и ей ничего не оставалось, как подойти поближе к группе остальных взрослых и разглядывать в щели между их телами разложенный на столе арсенал.

– У нас четыре винтовки, – подводил итог Хиггс, – и четыре магазина на каждую...

"Четыре винтовки на восемь человек", – подсчитал Берт.

"Четыре винтовки на шестерых", – Рипли исключила Ньют и чуть живого лейтенанта.

"Четыре винтовки на троих... не так уж мало, хотя все равно дело дрянь, – по-своему подвела итог Вески. – Если добавить сюда Белоснежку, на четверых..."

Ей и в голову не пришло включать в расчет робота или представителя Компании. Берт был для нее просто штатским, точнее, штатским начальником, то есть существом, ни на что серьезное не годным. С такими, как Берт, всегда нужно было носиться, как с малыми детьми, – говорил весь ее прежний жизненный опыт.

"А неплохо бы и мне прибить кого-нибудь из этих чудовищ", – с любопытством изучала винтовки Ньют. Эти люди, претендующие на то, чтобы стать ее друзьями, относились к такому убийству как к норме, и даже как к своему долгу. Кроме того, даже во всех сказках, из которых, по словам тех же взрослых, нужно было всякий раз извлекать мораль для практической жизни, чудищ тоже убивали, и это более чем одобрялось. Так почему бы ей не попробовать сделать то же самое? Вот было бы здорово!