Текст книги "Вечная невеста"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

«А Владимир Юрьевич, который беседовал с соседями, ничего такого не говорил, – отметила про себя я. – Или этот Третьяков в самом деле несет бред, или же… Его поведение объясняется чем-то другим».

– И что же он от вас хотел, вы так и не сказали. И как получилось, что его забрали в психушку?

Эльвира покраснела.

– Психиатрическую бригаду я вызвала сама, поскольку мне ничего другого не оставалось, – призналась она. – Но, честно говоря, я не думала, что все окажется так серьезно. Я хотела только его припугнуть, думала, что психиатры его увезут в больницу, успокоят с помощью лекарств и потом выпустят! А оказалось, что он у них на учете и что отпускать его нельзя, потому что он буйный. Он, оказывается, может быть опасен для общества! И это, наверное, действительно так, если принять во внимание то, как он вел себя со мной и в чем обвинял.

– А в чем он вас обвинял?

– В связи с Чесноковым, – нервно ответила Эльвира, глядя в сторону. – В сексуальной связи, и не только, – уточнила она. – Третьяков кричал, что мы с Антоном Николаевичем сговорились, что он взял кредит и решил уехать вместе со мной! Вернее, сначала уехал сам, а потом я поеду к нему – Третьяков так считал. И требовал от меня сказать, где Антон Николаевич находится. Хотя я, естественно, об этом ни сном ни духом! Я вам сто раз могу повторить, что не была его любовницей, ни постоянной, ни на один раз. Между нами никогда ничего не было, что выходило бы за рамки служебных отношений. Можете спросить наших общих знакомых, соседей – никто не сможет сказать, что видел нас вместе в нерабочее время! Это предположение тем более абсурдно, что у Антона Николаевича была невеста, и все о ней знали.

– Вот как? И кто же она? – заинтересовалась я. – Где она живет?

– Увы, этого я не знаю, – призналась Эльвира. – Она откуда-то из другого города, приезжала периодически к нему сюда, в Саранск. В фирме она никогда не появлялась, так что никто из нас ее не видел. Мы даже не знаем, как ее зовут. Расспрашивать же Антона Николаевича об этом я считала неудобным – с какой стати? Он вообще, при всей своей честности, не был особенно открытым человеком, про него не скажешь «душа нараспашку». А уж личную жизнь свою вообще не любил афишировать.

– И что же, Третьяков, не обнаружив дома Чеснокова, тут же решил, что он сбежал?

– Ну я же говорю, он психопат! – с нажимом повторила Эльвира. – Хотя надо признать, что он оказался прав – Чесноков действительно сбежал, кинув всех. Это еще раз подтверждает, какое у Третьякова потрясающее чутье на такие вещи. Но тогда я всерьез испугалась: Третьяков на меня накинулся, начал трясти, ударил… Я боялась, что он меня просто убьет. Пригрозила милицией, так он только рассмеялся. А потом сказал, что изнасилует меня… И пошел в туалет.

«Совсем хорошо», – усмехнулась я про себя.

– И тут я позвонила, воспользовавшись его отлучкой.

– Приехали быстро? – спросила я.

– Вы знаете, да! – с радостным удивлением сообщила Эльвира. – Он, когда вышел из туалета, вроде как немного успокоился и уже бубнил просто себе под нос, сидя передо мной, что, мол, сейчас он со мной разделается и я ему все скажу! И вы знаете, он даже полез не то душить, не то насиловать, во всяком случае, на пол хотел повалить, и тут как раз они приехали. Начали в дверь барабанить и кричать, что сейчас сломают. Третьяков дернулся сразу, испугался, а я вырвалась и побежала открывать. Он за мной, но я успела повернуть замок, санитары ворвались, ну и… Скрутили его. Знаете, там какие бугаи… Таких бы в охранники…

– И больше вы Третьякова не видели?

– Нет. Наверное, он и сейчас в психушке. Не знаю даже, выйдет когда или нет.

– Что, только на основании этого эпизода его, что называется, упекли навсегда? – удивилась я.

– Я не знаю, но я же говорю, что он давно у них на учете. Может быть, определили, что у него неизлечимое заболевание. Как же его отпускать, особенно если он признан опасным для общества?

«Нужно будет уточнить, что у него за заболевание, – подумала я. – А для этого придется съездить в психушку. Собственно говоря, я туда и собиралась».

– Теперь я понимаю, что сделал Антон Николаевич, – продолжала тем временем Эльвира.

– Что же? – поинтересовалась я.

– Он просто уехал к этой девушке, – пояснила Эльвира. – К своей невесте. Представляете, как просто? Никто ее не знает – ни где она живет, ни имени ее, ничего. Очень просто! Можно уехать в ее родной город, жениться, взять фамилию жены и не волноваться, что тебя когда-нибудь найдут.

– Да уж… – невольно проговорила я, сама удивляясь подобной простоте осуществления авантюрного плана. – Уехать, жениться и взять фамилию жены… Об этом я не думала.

– Да а что толку думать? – возразила Эльвира. – Вы все равно их не найдете.

– Ну почему? Можно постараться разузнать что-то об этой девушке! Может быть, остались какие-то ее следы, раз она частенько приезжала сюда? А может быть, о ней знает кто-то из близких людей Антона Николаевича – например, родители?

– Родители у него, по-моему, не отсюда, – пожала плечами Голицына. – И потом, неужели вы думаете, что они выдадут собственного сына? А если он и от них скрывается, тогда и про невесту ничего не стал бы им говорить.

Я была вынуждена согласиться с аргументами Эльвиры, но мне вовсе не хотелось смиряться с мыслью, что найти Чеснокова никак не удастся. Должен был быть какой-то выход. Интуиция подсказывала, что нужно не опускать рук и пытаться все же отыскать невесту исчезнувшего руководителя фирмы. И еще Третьяков… Может быть, он что-то знает? Тогда почему он связал Чеснокова с Эльвирой? Нет, с этим человеком необходимо поговорить, и как можно скорее.

Я поспешила завершить разговор с Эльвирой, записала на всякий случай номер ее домашнего телефона и попрощалась с девушкой. Когда я выясняла у прохожих месторасположение городской психиатрической больницы, те довольно подозрительно окидывали меня взглядом и, видимо, только мой вполне респектабельный вид убеждал их в том, что со мной можно иметь дело. Но я психологически устойчива к подобного рода реакции, так что не обращала на косые взгляды внимания. Одним словом, довольно скоро я оказалась обладательницей нужного адреса и от Эльвиры Голицыной прямиком отправилась в психушку.

По дороге туда я прямо в машине вновь обратилась к своим гадальным костям, благо замшевый мешочек постоянно со мной. Предсказание посулило следующее:

14+25+1 – Кажется, на вашем пути есть препятствие, но непредвиденная задержка в достижении цели пойдет лишь на пользу. Не следует слишком рваться вперед.

Я задумалась. Что значит – не следует рваться вперед? Не ехать в психиатрическую больницу? Но это было бы просто неразумно… С другой стороны, кости никогда ничего не говорят зря. А может быть, речь идет не о психушке? Может быть, не стоит так быстро возвращаться в Тарасов? Может, именно здесь, в Саранске, я упустила или недоделала что-то важное?

Не придя ни к какому однозначному выводу, в психиатрическую больницу я решила все-таки съездить.

Как это водится, данное заведение находилось на самой окраине города, только на другом конце от дома Эльвиры Голицыной, так что мне пришлось потратить немало времени на дорогу. Однако я была слишком окрыленной предстоящим разговором, от которого ждала многого, поэтому не чувствовала утомленности.

Здание психиатрической больницы было окружено высокими стенами и не менее высоким забором, в котором я никак не могла обнаружить ворота. Когда же мне это удалось, совершив длительный моцион вдоль чугунного литья, я с удовлетворением нажала на кнопку звонка. Долгое время никакой реакции на мои действия не было. После неоднократного их повторения я наконец добилась того, что в приоткрывшееся окошечко высунулось сонное, равнодушное лицо женщины в белой косынке.

– Простите, мне нужно навестить одного пациента, – попросила я.

– Неприемный день, – таким же равнодушным голосом отозвалась женщина, собираясь уже захлопнуть окошко.

– Я приехала только на один день, – поспешно остановила я ее. – Мне совсем ненадолго.

– Не положено, – с непробиваемым выражением лица сказала женщина.

– Мне очень нужно, – продолжала настаивать я, боясь, что сейчас окошечко захлопнется, и я уже никогда не добьюсь контакта с обитателями больницы.

Женщина отрицательно качала головой.

– А можно мне побеседовать с кем-нибудь из врачей? – в отчаянии крикнула я, а рука моя уже привычным в таких случаях движением скользнула в сумочку за деньгами.

Я быстро просунула сторублевку в окошечко, и выражение лица женщины утратило сонное выражение. Правда, совсем ненадолго – после того, как деньги исчезли в кармане халата, оно стало прежним. Но нужный эффект был произведен: женщина чуть подумала и сказала:

– Сейчас я скажу Анатолию Павловичу, главврачу.

Я снова осталась один на один с захлопнутым перед моим носом окошком. Ждать Анатолия Павловича, к счастью, пришлось недолго. Точнее, его самого я так и не увидела, зато услышала приглушенный мужской голос, донесшийся из динамика, расположенного с правой стороны от окошечка и на который я первоначально не обратила внимания.

– Да, слушаю…

– Простите, мне нужно встретиться с Андреем Третьяковым, – отозвалась я. – Это ваш пациент.

– Это невозможно, – после короткой паузы ответствовал Анатолий Павлович.

– Но мне очень нужно, по важному делу, – не отставала я.

– Нет, не положено, – отрезал невидимый Анатолий Павлович, после чего раздался некий хриплый звук, свидетельствующий о том, что связь отключилась.

Напрасно я звонила и стучала в ворота – окошечко больше уже не открылось. Казалось, что жизнь за чугунными воротами психиатрической больницы совсем остановилась. Я потратила около часа на то, чтобы добиться контакта, затем, поняв, что мои попытки ни к чему не приведут, медленно направилась к машине, признавая свое поражение.

Впрочем, оставался еще один адрес. Это был банк, который ссудил Чеснокову тот самый злополучный кредит. Его адрес и координаты человека, которого допрашивал по этому делу лейтенант Владимир Юрьевич, я тоже на всякий случай узнала. На часах было уже четыре. Конец рабочего дня, но можно успеть. В конце концов, выехав из Саранска в шесть, к полуночи-то я точно смогу вернуться домой, в Тарасов. Поэтому я нисколько не раздумывала и направила машину на одну из центральных улиц города, где и находилось здание банка.

Сам банк выглядел, к моему удивлению, довольно внушительно. Разумеется, по саранским меркам. Он располагался в одном из новых строений, был снабжен солидной вывеской и массивными, добротно выполненными дверями. Потянув за ручку, я прошла внутрь и сразу обратилась к сидящей у окошечка кассы молодой женщине:

– А как мне увидеть Данилова Сергея Владимировича?

– Вам нужно подняться на второй этаж, а дальше охранник вам объяснит, – приветливо отозвалась девушка, и я, кивнув, отправилась в указанном направлении.

На втором этаже меня действительно встретил охранник и поинтересовался, кто мне нужен. Затем попросил показать документы и, оставив ожидать в вестибюле, исчез в глубине коридора. Спустя некоторое время он вернулся и пригласил меня пройти в один из кабинетов, на котором красовалась табличка «Данилов С.В.».

Господин Данилов оказался очень крупным мужчиной огромного роста. Когда я вошла в кабинет, он стоял у окна и с кем-то разговаривал по мобильному телефону. Развернувшись, Данилов жестом указал мне на стул. Закончив вскоре разговор, он небрежно сложил мобильник и, сунув его в карман, сел на свой стол.

– Ну и что? Какие проблемы вас привели? – лениво поинтересовался он.

– Это касается истории с Антоном Николаевичем Чесноковым, – пояснила я.

Данилов усмехнулся:

– Что, его уже частный детектив разыскивает? Вы хотите предложить нам свои услуги?

– Нет, я интересуюсь Чесноковым в связи с другим делом, – возразила я. – Дело в том, что убит бывший сотрудник его фирмы.

– И кто это? – спросил Данилов.

– Некто Алексей Порфирьев.

Данилов покачал головой, пожал плечами и сказал:

– Не знаю такого. Третьякова знаю, а больше никого. Его еще не убили? – усмехнулся он.

– Насколько я знаю, пока нет, – ответила я серьезно. – Но не исключаю такой возможности.

– Почему? – посерьезнел Данилов.

– Потому что предполагаю, что исчезновение Чеснокова и смерть Порфирьева связаны между собой. Во всяком случае, пока мне больше не с чем связать смерть последнего.

– Ну, смерть последнего нас не интересует, – тут же оговорился Данилов. – А вот Чесноков интересует. Но я вам сразу скажу, что из-за Чеснокова наш банк не разорится. И это скорее мое личное дело.

– Почему личное? – заинтересовалась я.

Данилов помолчал. Потом встал со своего места и мягкой походкой отошел к окну. Открыв форточку и медленно сделав несколько глубоких вздохов, он произнес:

– Потому что кредит я ему выдавал под свою ответственность. А поскольку я, в общем-то, ни перед кем отчитываться не должен в своей деятельности, то это прямые мои убытки.

– И вы так к этому спокойно относитесь? – удивилась я.

– Ну а что мне, бандитов нанимать? – усмехнулся Данилов. – Боюсь, что это ничего не даст. Чесноков наверняка затаился. Да и вообще он не связан с криминальным миром. Вы-то что от меня хотите?

– Информации. В первую очередь информации о том, как все произошло. Что за человек был Чесноков, почему вы дали ему кредит, и почему могло так получиться, что он исчез?

– Я начну сразу с последнего вопроса, потому что объяснения нужно искать в первых двух. Сразу скажу – я не знаю, почему он исчез. Я сам задавал себе этот вопрос множество раз. Как человек Чесноков абсолютно не склонен к подобного рода авантюрам. Никаких вынужденных обстоятельств, насколько мне известно, у него не было. В общем-то, сумма была небольшой, по нашим понятиям. Конечно, неприятно, но не смертельно. Если Чесноков объявится, он отдаст эти деньги. Сто процентов.

– А если нет?

Данилов вздохнул и пожал плечами:

– Значит, я ошибся.

– Вот так вот коротко, да? – улыбнулась я.

– Да, – еще короче ответил Данилов.

– У меня создается такое впечатление, что вам не хочется, чтобы его нашли, – сказала я.

– Я бы хотел, чтобы он нашелся сам, – проговорил Сергей Владимирович.

– Вы что, надеетесь, что его замучает совесть? – усмехнулась я.

Данилов ничего не отвечал, задумчиво продолжая смотреть в окно. Потом сказал, не глядя на меня:

– Я вам кое-что объясню… Я занимаюсь банковским делом не первый год. Естественно, у меня есть специальное образование. И мой банк пока, слава богу, процветает и не думает разоряться. Хороший банкир – это в первую очередь хороший психолог. Как вы думаете, я дал бы кредит кому попало? Или если бы сомневался в человеке?

– Думаю, что нет, – сказала я.

– Ну вот видите. А Антона я знал много лет. Мы не были друзьями, но ведь это и неважно.

– То есть как психолог вы характеризовали его для себя как честного человека.

– Как человека, который отдает долги, – отчеканил Данилов.

– А как вы думаете, каким образом на ситуацию мог повлиять Третьяков? Вы же его тоже знаете?

– Знаю, но не так хорошо, как Антона. Как мог повлиять? Не знаю, возможно, что и никак. А если и мог, то в отрицательном смысле. Но ведь он же в изоляции, насколько я знаю? Единственное, чего я не понимаю, почему Чесноков держал этого человека на ответственном посту? Особенно с его осторожностью? Разумеется, когда Третьяков выйдет из больницы, мы с ним поговорим. А сейчас какой смысл? Что касается вашего Порфирьева, насколько я знаю, он вообще в этой истории ни при чем. Все решал Антон, а отчасти Третьяков, вот и все. Так что его смерть вообще может быть не связана с нашими делами.

– А вы случайно не знаете, где может скрываться Чесноков?

Данилов снова пожал плечами.

– Все места, где он предположительно мог бы быть, служба безопасности уже проверила, да и милиция тоже. Детектива я не нанимал и не собираюсь. Я вообще, честно говоря, уже давно махнул рукой на эти деньги.

Ну что ж, мне ничего не оставалось делать, кроме как свернуть разговор. Тем более что раздался звонок мобильного, и Данилов принялся обсуждать свои дела.

Я вежливо дождалась окончания разговора, потом извинилась за беспокойство и сказала:

– У меня к вам еще только один вопрос, и я оставлю вас в покое. У Чеснокова была какая-нибудь женщина?

– Вот уж не знаю, – ухмыльнулся Данилов. – Может, была. И может, даже не одна. Но мне он об этом не рассказывал.

– То есть вы конкретно никого не знаете? – уточнила я.

Данилов отрицательно покачал головой, после чего я поблагодарила его, попрощалась и покинула кабинет. Было начало шестого. Больше в Саранске у меня дел не оставалось, а это означало, что я могу позволить себе не гнать машину по вечерней трассе, а более-менее спокойно возвратиться домой часам к одиннадцати.

Глава 4

Вернувшись домой, я поставила машину в гараж и поднялась к себе. Единственное, на что у меня хватило сил, так это быстренько принять душ и выкурить сигарету. После этого я рухнула в постель и почти сразу же провалилась в сон.

На следующий день я решила еще раз навестить мать Алексея Порфирьева. Это было вполне оправданным и логичным шагом – я хотела выяснить, как прошли похороны.

– Все прошло нормально, – тихо говорила женщина, периодически промокая глаза платком. – Сейчас ведь многие фирмы подобными услугами занимаются… Я просто позвонила по номеру, мне соседка дала, и все объяснила. Они тут же приехали, все оформили, все сделали сами. Хорошо, что так, а то я бы сама не смогла. Не смогла бы! – повторила она и покачала головой. – Прямо вот свалилась бы, и вместо одних похорон двое пришлось бы устраивать. – Тамара Григорьевна вздохнула. – И деньги Алешины как раз пригодились, – продолжала она. – А то что бы я на свою пенсию смогла сделать? Как подумаю – вот придет время самой умирать, кто ж меня похоронит? Никого у меня не осталось!

Тамара Григорьевна залилась слезами, и я поспешила мягко сказать ей:

– Вы сейчас не об этом думайте. Давайте вы мне все-таки расскажете, как прошли похороны. Кто на них был, что говорили, кто как себя вел?

– Да кто был… – снова вздохнула женщина. – Мало народа. Родственники наши – тетка, да бабка со стороны мужа. Ну, соседей несколько человек, Анжелика… Вот где довелось нам с ней познакомиться! Можно было такое подумать, а? Потом в столовую поехали, я там поминки заказала. Человек пятнадцать всего и было-то. Вели себя все обычно, тихо – на поминках какой шум? Никто особо ничего не говорил – так, поплакали все, конечно, вспомнили детство Алешино. Анжелика вообще молчала больше, не пила почти ничего и не ела. После поминок подсела ко мне и говорит: «Я здесь больше оставаться не могу, поеду домой, в Москву». Мне, говорит, и жить здесь негде. Я ей говорила, чтобы в Алешиной квартире пока жила, никто же не гонит, а она отказалась. Неудобно, говорит, я же даже не жена ему, да и тяжело мне все это. Ну а я что скажу? Конечно, ей свою жизнь устраивать нужно. Это мать никогда сына не забудет… Это уж мне одной теперь до конца дней его поминать, на могилу ходить… Телефон, правда, свой она мне оставила. Да как ей звонить-то? О чем говорить? Мы же и не знали друг друга совсем!

Тамара Григорьевна горестно махнула рукой.

«Что ж, я так и предполагала», – подумала я, радуясь, что поездка в Саранск не дала мне пропустить что-нибудь важное.

– Да, вот, правда, одноклассница его еще приходила, – оживилась Тамара Григорьевна. – Наташей звать. Они с Алешей раньше дружили будто немного. Потом-то все забылось, конечно! А она вот узнала и пришла на поминки. Я ей прямо благодарна была.

– Вот как? – удивилась я. – А откуда она узнала о том, что Алексей умер?

– Да позвонила она мне, я ей и сказала, – развела руками мать Порфирьева.

– Когда позвонила?

– Вчера и позвонила, с утра с самого. Как узнала, что Алеши больше нет, сразу говорит – теть Том, я приеду! А я что скажу? Приезжай, конечно!

– А раньше она вам звонила? – спросила я.

– Ой, давно уже не звонила, – покачала головой Тамара Григорьевна. – Когда школу они закончили, то первое время еще встречались, а потом все, разошлись пути. Она замуж вышла, правда, развелась потом. А тут вдруг позвонила неожиданно, как почувствовала!

«В самом деле, чутье удивительное, – отметила я про себя. – Похоже, в деле появляется новый персонаж, с которым тоже необходимо познакомиться».

– А как фамилия этой Наташи? – поинтересовалась я. – Мне бы с ней поговорить.

– Фамилия-то у нее была Булыгина, а теперь я и не знаю – может быть, мужнина осталась? Но она мне телефон свой тоже оставила, сейчас я вам его найду.

Тамара Григорьевна поднялась и направилась к серванту. Выдвинув верхний ящик, она достала оттуда записную книжку, открыла на нужной странице и протянула мне. Я переписала телефон Натальи Булыгиной в свой блокнот, заодно добавив туда и московский номер Анжелики Белорецкой.

Прямо из машины я позвонила Мельникову.

– Слушай, мне нужно по номеру телефона узнать адрес человека. Сколько на это уйдет времени?

– Ну… Позвони минут через двадцать, – чуть подумав, ответил Андрей. – А что за человек?

– Да так, появилось тут одно новое лицо. Может быть, и ничего важного, но пока наблюдается один интересный момент, – уклончиво ответила я.

– Ой, сколько тумана! – вздохнул майор. – Ладно, перезвони.

Выждав положенное время, я вновь набрала рабочий номер Мельникова.

– Записывай, – коротко сказал тот. – Улица Крайняя, четырнадцать. Это частный дом. Булыгина Наталья Александровна.

«Значит, она сохранила девичью фамилию», – подумала я.

– А все-таки, кто такая? – не отставал майор. – В деле Порфирьева никакая Булыгина не фигурирует.

– Я же говорю, это новое лицо. Бывшая одноклассница Порфирьева.

– Оба-на! А она-то тут при чем? – хмыкнул майор.

– Возможно, что и ни при чем. Андрей, я не хочу заранее ничего объяснять, поскольку понимаю, что эта Булыгина может оказаться пустой тратой времени. Если будет что-то интересное, я тебе непременно сообщу. А пока спасибо, – и я отключила связь.

Для знакомства с Натальей Булыгиной мне предстояло ехать в один из самых заброшенных районов Тарасова, застроенный исключительно частными домами. Сколько я помнила это место, дороги там были ужасные. Я со вздохом развернула «девятку» и поехала в нужном направлении. Как я и предполагала, грязь на улице была ужасная.

Кое-как выбравшись из мутной жижи, я медленно, предельно аккуратно поехала по размытой весенними водами улочке, следя, чтобы не угодить колесом в особенно глубокую лужу.

Наконец я остановилась возле дома с номером четырнадцать, выбралась из машины и тут же влезла обеими ногами в самое настоящее болото. В отчаянии оглядевшись, я поискала сухую тропинку, но, убедившись, что нигде подобного нет, махнула рукой и прямо по грязи прошлепала к калитке и вскоре очутилась во дворе. Слава богу, к крыльцу вела выложенная из камешков сухая дорожка, по которой я и продолжила свой путь, хотя это уже не имело значения: ботинки были безнадежно испачканы.

Я окинула взглядом старый деревянный дом и отыскала кнопку звонка. Вскоре я услышала приближающиеся шаги, а затем дверь открылась.

– Вы к кому? – спросила появившаяся на крыльце женщина.

– К Наталье Александровне, – сообщила я.

Женщина удивленно посмотрела на меня, потом неуверенно сказала:

– Ну, это я… А с вами мы, кажется, незнакомы.

– Незнакомы, – подтвердила я. – Но я очень хочу познакомиться. Я к вам по поводу вашего бывшего одноклассника, Алексея Порфирьева. Я занимаюсь расследованием его смерти.

Лицо женщины помрачнело.

– Да я знаю, что его убили, – медленно сказала она. – Но подробности мне неизвестны. Если вы думаете, что я знаю, кто это сделал, вы ошибаетесь.

– Я просто хочу с вами поговорить, – пояснила я. – И задать несколько вопросов об Алексее.

– Ну… – женщина чуть помялась. – Входите. Правда, я тут стирку затеяла.

– Это ничего. – Переступив порог, я осторожно начала снимать перемазанные ботинки.

– Это вы через нашу грязь в них пробирались? – кивая на мою обувь, спросила Наталья.

– Вообще-то я приехала на машине, а до калитки пришлось на своих двоих, – рассказала я.

– На машине? – еще больше удивилась Булыгина. – Здесь бы лучше всего на вездеходе.

– Ну, вездехода у меня нет, – улыбнулась я. – Машина, слава богу, сильно не пострадала, а это, – я показала глазами на ботинки, – я уж как-нибудь отмою.

– Мы в резиновых сапогах весной и осенью тут ходим, – сообщила Наталья, выключая стоявшую на табуретке посреди кухни старенькую стиральную машинку, которая фырчала, перекатывая внутри себя белье. – Пойдемте в комнату.

В маленькой комнатке было темновато: электричество не было включено, а крошечные окошки пропускали мало света. Наталья зажгла лампу, после чего села на диван, покрытый розовым покрывалом, приглашая присаживаться и меня. Я наконец смогла как следует рассмотреть женщину. Ровесница Алексея Порфирьева, она выглядела старше своих лет. Довольно полная. Волосы собраны в «шишку». Что абсолютно ей не шло и добавляло несколько лишних лет. Очки в старомодной оправе. Создавалось впечатление, что Булыгина либо не осознает собственной непривлекательности, либо давно махнула на себя рукой как на женщину.

– Почему же вы все-таки пришли ко мне? – спросила она. – Кстати, вы не представились…

– Прошу прощения, меня зовут Татьяна, – поправилась я.

– Вы что же, из милиции?

– Нет, я частный детектив. Но с милицией я сотрудничаю. Так сказать, параллельно.

– Вас невеста, что ли, его наняла? – глядя в сторону, спросила Булыгина, и в интонациях ее голоса мне послышалась неприязнь.

– Нет, меня нанял директор бара «Гладиатор», в котором убили Алексея, – честно сказала я. Получалось, что это я отвечаю на вопросы Булыгиной, а не наоборот. Но прояснить картину было необходимо, иначе Булыгина могла отказаться разговаривать со мной. – А вы знакомы с его невестой? – перешла наконец я к вопросам.

– Нет, – помолчав, сказала Наталья. – Мы просто столкнулись с ней на похоронах. Да… Когда-то я думала, что сама его невеста.

– Вот как? А он, что же, так не думал? – невольно улыбнулась я, и Булыгина насупилась.

– Вы меня не поняли, – суховато отозвалась она. – Это было в юности, еще в школе. Мы дружили с Алексеем, а потом, когда школу закончили, продолжали встречаться. Мы ни о чем таком не говорили, но я как-то в душе считала себя его девушкой. Тогда несколько другие понятия были: если с парнем дружишь, то как бы само собой, что невестой ему являешься. Но, наверное, так действительно только я считала. Во всяком случае, он стал приходить ко мне все реже и реже, а потом и вовсе перестал, без всяких объяснений. Видимо, считал, что и объяснения никакие не нужны. А я потом долго его вспоминала. Замуж, правда, вышла, да только не сложилась у меня семейная жизнь. Вот, второй год одна живу, – со вздохом заключила Булыгина.

Я выслушала ее внимательно, хотя интересовало меня сейчас совсем другое, и к этому «другому» мне и хотелось перейти. Но Наталья, видимо, погрузилась в былые времена, и ей в первую очередь было интересно вспоминать о своих прошлых отношениях с Порфирьевым. Она откинулась назад и, убрав со лба черную прядку, добавила:

– А Алексея я часто вспоминала. И в последнее время тоже. Как чувствовала, что увидимся скоро.

– Что вы имеете в виду? – уточнила я. – Вы виделись с Алексеем в последнее время?

– Да не в последнее время, а за день до его смерти, – огорошила меня Наталья.

– Вот как? – приподняла я брови. – И как же произошла ваша встреча? И где?

– Встретились мы с ним случайно, – сказала бывшая одноклассница Порфирьева. – Он по городу ехал, меня увидел и остановился, предложил подвезти. Поболтали по дороге. Он сказал, что только-только приехал в Тарасов из Москвы. Что невесту привез. Поговорили, и я, знаете, что-то вспомнила прошлое, расчувствовалась… Глупость, конечно, это все, тем более что он сам сказал, что жениться собирается, а я… Дура, конечно. Одним словом, я его к себе пригласила зайти. Хоть и стыдно в эту хибару приглашать, а вот не утерпела. Ему неохота было, а я все равно упросила.

Наталья отвела глаза, и я поняла, что она стыдится своего поведения и стыдится сейчас рассказывать об этом мне. Словно угадав, о чем я думаю, Наталья усмехнулась и подняла глаза.

– Вы думаете, почему я это вам рассказываю? Не потому, что хочу, чтобы вы меня пожалели и посочувствовали, как женщина. У вас-то наверняка таких проблем нет: вы молодая совсем, красивая, одеваетесь вон как модно. Наверняка от мужчин отбоя нет. А у меня совсем другая ситуация, – вздохнула она. – Теперь я, скорее всего, до конца дней одинокой останусь. И я понимаю, что мои переживания не помогут убийцу найти. Просто когда говорю, мне кажется, что я не о себе это рассказываю, а о ком-то другом. И с Алексеем словно и не случилось ничего, будто и не убили его. Легче как-то становится…

– Наталья, так Алексей все-таки зашел к вам в гости? – спросила я.

– Зашел, – ответила Булыгина. – Только ничего такого между нами не было. Он и посидел-то у меня недолго. Так, поговорили немного, я ему про жизнь свою рассказала. Чувствовала я, что не очень-то ему это интересно, так, ради приличия слушает.

– А о себе он что-нибудь вам рассказывал? – спросила я.

– Рассказывал. Только не очень много, – уставшим голосом продолжала Булыгина, прикрыв глаза. – Говорил, что работал где-то в другом городе, деньги заработал на машину, квартиру…

– Ну, ну, – заинтересованно поторопила женщину я. – А еще что?

– Ну, в таком же духе все. Что пока здесь поживет, а потом хочет квартиру продать и в Москву с женой переехать – у нее вроде бы там однокомнатная, он хотел денег добавить и другую купить.

– А насчет того, где работать собирается, ничего не говорил?

– Да так, ничего конкретного, – пожала плечами Булыгина. – Да и меня, признаться, не это интересовало. Поняла я только, что мне рассчитывать не на что.

Проговорив это, Наталья снова отвернулась в сторону, и я невольно про себя подивилась психологии одиноких женщин, мечтающих найти себе мужчину: насколько неадекватно порой они воспринимают ситуацию. Взять того же Порфирьева – ведь не было никогда у него ничего серьезного с Натальей, не виделись они с ней много лет, приехал он в родной город с невестой – казалось бы, в самом деле, на что ей рассчитывать? Так нет же, все равно пытаются завлечь хоть чем-то, в гости насильно тащат, в голове наверняка строят какие-то планы…

– Скажите, Наталья, – вернулась я к разговору. – А почему вы позвонили матери Алексея в день его похорон? Вы что, договорились звонить друг другу?

– Ну, телефонами-то мы обменялись, – ответила Наталья. – Но чтобы звонить… Я поняла, что он вряд ли позвонит сам, просто так. Да и мне он телефон оставил для проформы. Хотя… Он обещал зайти на следующий день. Но не пришел, поэтому я, собственно, и позвонила Тамаре Григорьевне.