Текст книги "В духе времени"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 11

– Поехали, Евгения Максимовна, – сдавленно проговорил Федор Николаевич. – Тридцать пачек по десять тысяч долларов… Поехали же.

«Как бы тебе самому не „поехать“ в психическом смысле этого слова, – подумала я, глядя на перевернутое лицо директора цирка – Что-то уж больно серьезно на вас, многоуважаемый Федор Николаевич, подействовал вид этих купюр. Не к добру это, определенно не к добру. Впрочем, все-таки такая сумма!.. Он такую, верно, и за всю жизнь не заработает, если даже из заграничных гастролей вылезать не будет».

Я вставила ключ в замок зажигания. Федор Николаевич еще раз вожделенно посмотрел на купюры, прежде чем я убрала их подальше, и тяжело вздохнул. В этот момент резко выстрелила дверь кафе «Стрела», как будто по ней ударили стенобитным орудием, и оттуда, как прыткие черти из табакерки, посыпались люди. Я уже видела их – они вышли из «КамАЗа», подъехавшего к кафе сразу после того, как хозяин заведения получил от нас товар и вернулся в «Стрелу». Я отметила этих людей. Вид у них был определенно немосковский, особенно если учесть, что и номера грузовика были самые что ни на есть тарасовские. Один – хромоногий и невысокий, с круглой физиономией кота, объевшегося сметаны, показался мне даже комичным, равно как и второй, седеющий мужчина с красным носом и желтоватой нездоровой припухлостью лица. Одет он был как спивающийся фермер. Зато третий, рослый широкоплечий мужчина с красивым загорелым лицом и жесткой складкой рта, в которой залегла властность, показался мне очень даже яркой персоной. Именно он, выйдя из кафе, коротким взмахом руки буквально пришпорил двух прочих, выдохнув с гортанным присвистом:

– Н-ну!

Хромоногий «кот» и второй, красноносый, быстро направились… несомненно, к нашей машине.

– Черт, – проговорила я. – Тарасовские номера… э-э, нехорошо!

Федор Николаевич повернул голову, а я тотчас же завела двигатель и сорвала машину с места. Вдогонку полетел чей-то неразборчивый вопль, а Нуньес-Гарсиа, смертельно побледнев, взмахнул рукой и бросил:

– Он! Я… я узнал его!

– Кто – он?

– Это же… Тлисов!

– Кто – Тлисов? – не поняла я. – Который из троих? Тот, высокий?

– Нет, высокий – это… – Тут мне показалось, что Федор Николаевич осекся совершенно сознательно, а потом соскочил совсем на другое: – Он, Женя… я узнал Тлисова. Он в Москве, каково! Он бежал к нашей машине! Откуда они тут?

– Они приехали на «КамАЗе» с тарасовскими номерами, – четко ответила я. – Их трое. Который же из них Тлисов?

– Тот, что с волнистыми волосами и красным носом.

– Клоунский нос? Неужели и сейчас Тлисов в гриме? Кстати, если судить по грузовику, явно только что преодолевшему довольно приличный путь… Не от Тарасова ли они сюда гнали, а?

Федор Николаевич глянул в боковое зеркало, а потом и развернулся назад полностью и, глядя в заднее стекло, выговорил с внушительной расстановкой:

– Они… нас… преследуют.

– А вы на что рассчитывали? – отозвалась я. – У нас же на руках триста тысяч баксов, а за такие громадные деньги есть смысл поупираться. Тем более – ведь они считают, что мы взяли не свое. И по большому счету деньги действительно не наши.

– Так уж и не ихние! – петушиным фальцетом и с задействованием бытового говора, чего я раньше за ним не отмечала, выкрикнул Федор Николаевич. – Они-то тем более этих денег не заработали! Скорее уж мы… Мы волновались, тряслись, старались доставить…

Он осекся. Я смерила его тяжелым взглядом и произнесла:

– Даже так? Вот вы как заговорили, любезный работодатель? А не боитесь, что деньги эти не пойдут вам на пользу?

– Я… я – не боюсь, – бросил он. – Хуже уже не будет. А на эти деньги можно уехать из страны. Уехать куда-нибудь, где меня не найдут. И… и вообще…

– Мысль ясна, – презрительно сказала я, глядя в зеркало заднего вида. – Не знаю, как уж это называется у директоров цирка и у заслуженных деятелей культуры, а у нормальных бандитов такое именуется кидаловом. Ладно, я не собираюсь читать вам мораль. Кому бы ни достались в конце концов эти деньги, но в руки вот тех ребят в «КамАЗе», что позади нас, я не стала бы попадать в любом случае. Сейчас для нас главное – не попасть в пробку. Но в это время и на этой трассе пробки маловероятны. Предлагаю срулить куда-нибудь в лесополосу. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый? Тут рядом есть чудные зеленые насаждения, где наверняка могла бы затеряться даже танковая колонна фельдмаршала Гудериана. Вот туда и двинем.

– Да-да, – пробормотал он, – делайте, Женя, как считаете нужным.

– Как я считаю нужным, – отозвалась я. – Скажите лучше, как я считала нужным.

– А что такое?

– Помните, я вам говорила, что у нас бензин почти на нуле?

– Ну, говорили, и что из… Что-о? Вы хотите сказать, что у нас… кончается бензин? Ну почему именно сейчас? Господи, ну почему именно сейчас?!

– А я говорила, что нужно было заправиться. Впрочем, поздно пенять на старое. Надо попытаться оторваться, пока мотор еще чихает и тащит. А то он скоро сдохнет, и тогда – пошла гулять губерния!

– Но – черррт побери! Ведь мы же в Москве, почти в центре… – выдохнул директор цирка. – Неужели даже здесь нельзя чувствовать себя в безопасности?

– Вот именно здесь и нельзя, – напряженно выговорила я. – А что вы предлагаете? Может, обратиться за помощью к милиции? Все бы хорошо, да могут задать невинный вопрос: откуда у директора провинциального цирка хороший такой чемоданчик, в котором на триста тысяч американской валюты?

– Господи!

– Ну вот, – сказала я, – кажется, двигатель сдыхает. Ага. Арривидерчи, Федор Николаевич. Готовьтесь демонстрировать достижения в беговой подготовке. Вы хорошо бегаете?

– А? Куда?

– Да куда угодно, лишь бы только подальше. Кстати, тут неподалеку, кажется, находится станция метро.

– Вы хотите спуститься в метро?

– Я ничего не хочу. Я просто собираюсь оторваться от этих господ на «КамАЗе» и обозначаю ориентиры. И знаете, у меня такое впечатление складывается, что если вы и дальше будете сидеть таким раззявой, то ничего хорошего у нас не получится.

Мотор заглох. Несколько секунд тишины, в которой еще катилась по инерции «Волга», показались вечностью. Потом Федор Николаевич зашлепал губами и сказал, верно, первое, что пришло ему в голову. А пришло ему нечто совсем несуразное для создавшейся ситуации:

– А вот… машину-то бросать нехорошо. Я же обещал ее вернуть в целости и сохраннности… А обещания нужно выполнять, верно ведь, Женя?

Машина остановилась. Я не успела ответить на неуместный вопрос Федора Николаевича, да и не было смысла отвечать, потому что мимо нас пронесся «КамАЗ», но с грохотом затормозил впереди, и оттуда выскочил тот самый рослый мужчина. В руке его был пистолет, и то, что он в Москве в светлое время суток находился на улице с оружием на изготовку, его, по всей видимости, совершенно не смущало.

– Бежим! – рявкнула я. – Лаптев, черти б тебя взяли, бежим!

Лаптев, то бишь Нуньес-Гарсиа, бессмысленно пучил на меня глаза. Я толкнула его в бок, побуждая к более активным действиям:

– Быстро! Ну что же вы, тюфяк!.. – Я взглянула на бегущего к нам человека с пистолетом. – Э, да что уж теперь… С вами каши не сваришь, любезный Федя. Поздняк метаться!

Если бы я была одна, я ушла бы у этих людей из-под носа. Но, взглянув на Федора Николаевича, я поняла, что время потеряно и что он буквально раздавлен страхом. По мере того как к нашей машине приближался человек с пистолетом – а приближался он очень быстро! – лицо директора тарасовского цирка бледнело и вытягивалось все больше. Он застыл и теперь походил на испуганную лошадь, которую ни с того ни с сего заставили выполнять упражнения с барьерами. И барьер в лице приближающегося к «Волге» вооруженного человека оказался лошади явно не по зубам. Зубы выбивали крупную дробь.

Рослый мужчина уже оказался возле машины и вскинул ствол:

– Выходить из машины по одному! Руки на капот! И без фокусов чтоб…

– Поздно, – повторила я.

Федор Николаевич сидел как прибитый. Я оглянулась на него и медленно потянулась из машины. Из «КамАЗа» вышел еще один, Тлисов, и он тоже был вооружен. Тлисов поравнялся с дверцей нашей машины, распахнул ее и сказал окаменевшему от ужаса Нуньес-Гарсии:

– Те же и новый директор! Федор Николаич, нехорошо вот так бегать от друзей!

– Не болтай с ним, – сурово сказал высокий, чье лицо показалось мне смутно знакомым, будто я уже где-то его видела. – Поосторожнее, а то можно и упустить.

– Куда они денутся… – протянул Тлисов.

– Павел, наверное, тоже так думал.

И тут я вспомнила. Вернее, поняла, почему мне знакомо это лицо. Во-первых, высокий сильно смахивал на того горбоносого парня, что задержал нас вместе со своими архаровцами возле железнодорожного переезда, Павла, которого выкинул из фуры Чернов. А во-вторых…

– Стой спокойно! – рявкнул на меня этот тип. – Только попробуй бултыхнуться, сука, мы тебя враз размажем! Знаю я твои штучки.

Тлисов тем временем рылся в салоне машины. Через пару минут оттуда донесся его радостный вопль:

– Есть! – вопил он. – Я нашел, я нашел!

– Что там?

– Деньги! Тут денег немерено. Как тот, в «Стреле», и говорил!

– Не ори. Дай сюда, – грубо сказал высокий. – Возьми на мушку вот ее. На Лаптева не пялься, он теперь вообще не при делах.

– Но я… – начал было Федор Николаевич, однако тут же получил от высокого очень чувствительный, хотя и почти незаметный тычок под ребра. Директора тотчас же скрутило, и высокий, похожий на горбоносого Павла человек негромко произнес:

– А с тобой, гнида, совсем другой разговор будет. Кинуть хотела, сучара?! В фуру их! – скомандовал он.

Я оглянулась по сторонам. Несмотря на то что дело происходило не в глухой степи, а близко к центральным районам самого цивилизованного города России, на помощь нам никто не спешил. Несколько пешеходов – метрах в двадцати от нас – равнодушно прошли мимо и нырнули в переход. А машин здесь почти не было. Оставалось только досадовать на судьбу и на то, как некстати кончился бензин. Впрочем, он всегда кончается некстати.

Берегите бензин, граждане водители!

Открыли фуру и, подведя нас с Федором Николаевичем к ней под прицелом, втолкнули туда. Двери с грохотом захлопнулись, и послышалось лязганье засова: нас тщательно запирали.

Федор Николаевич рухнул на пол. Его трясло, и он как в бреду повторял:

– Ну вот, мы пропали. Мы пропали… Мы пропали! Почему вы не сопротивлялись, Женя? Ах, ну почему вы не сопротивлялись? Я же плачу вам деньги за то, чтобы вы меня охраняли!

Я открыла было рот, чтобы дать ему гневную отповедь, но тут же подумала, что каким бы идиотом и рохлей ни был этот Нуньес-Гарсиа, а он все равно прав. Потому что клиент всегда прав. Конечно, я не виновата, что в самый неподходящий момент кончился бензин, что Федор Николаевич промедлил в самый решающий момент, когда еще можно было попытаться скрыться. Но я должна была предугадывать все это, так что и бессмысленно теперь оправдываться. Даже самой перед собой.

Я села на пол рядом с ним. Затарахтел двигатель, «КамАЗ» тронулся с места. Мой клиент потерянно произнес:

– Нас убьют?

Я пожала плечами:

– Не знаю, вряд ли. Ах, да что уж вилять?! Вполне могут и убить!

– Могут, – вдруг донесся голос из глубины фуры. От дальней стенки отделилась размытая фигура и, пошатываясь, приблизилась к нам. – Эти сволочи на все могут пойти. Вот как свела нас судьба!.. – почти что словами из песни заговорил невесть откуда взявшийся человек, и я с удивлением узнала в нем… лейтенанта Голокопытенко. Вот уж кого я менее всего ожидала увидеть здесь!

– Володя! – выговорила я. – Вы что тут делаете?

– Тот же вопрос я мог бы задать и вам. Что касается меня, то я провожу оперативное мероприятие. Только занесло меня с ним, кажется, к черту на кулички. Где мы?

– В Москве, – коротко ответила я.

Голокопытенко издал короткий гортанный возглас:

– А… Надо же… – выдохнул он затем. – Значит, они прямо с дачи, что около Синеньких, дунули на грузовике до Москвы? Лихо, ничего не скажешь. Они, кстати, даже не знают, что я здесь. Женя, а кто там у нас за рулем? В кабине вообще?

– Трое.

– А среди них есть Мусагиров?

Федор Николаевич вскинул голову. Я уверенно ответила:

– Киллер, убивший Павлова? У него удивительная выдержка и удивительная наглость. Да, он там. Я его вспомнила. Фото из досье плюс… Ведь я его уже видела… ну там, в подъезде Павлова… в роли алкаша.

* * *

Говорить было не о чем, да и никто из нас особенно и не выражал желания беседовать. Даже невесть откуда взявшийся Голокопытенко не собирался рассказывать, как он попал в «КамАЗ». Впрочем, даже при скуднейшем освещении в фуре – две полосы света, просачивающиеся сквозь то же количество щелей, – я заметила, что выглядит он дурно: помят, а руки испачканы кровью. По всей видимости – его собственной кровью, тем более что к плечу лейтенанта прилипла окровавленная же вата.

Везли нас недолго. Я услышала глухой шум открываемых ворот, чьи-то голоса, а потом прогремел мощный бас с украинским акцентом:

– Проезжай, що вылупывся!

«КамАЗ» остановился, и через несколько минут залязгал засов. Нас отпирали.

– Выходите! – донесся голос Мусагирова.

Я, щуря глаза, спрыгнула на землю. За мной, пошатываясь, появился Федор Николаевич.

– Где мы? – пробормотал он.

– Не спеши, на тот свет всегда успеешь попасть, – усмехнулся Мусагиров. – А пока что вам крупно повезло. – Последовал судорожный вздох Нуньес-Гарсии. – Я бы вас сразу в расход пустил, но, на ваше счастье, в Москве босс оказался. И он хочет вас обоих видеть. – Послышался еще один судорожный вздох моего незадачливого клиента.

Лейтенант Голокопытенко, о наличии которого в грузовике никто из бандитов не догадывался, вовремя спрятался и потому остался в «КамАЗе». Ни я, ни Федор Николаевич не придали этому значения. Не до того было.

Директор тарасовского цирка, с его-то скептическим отношением к лейтенанту, едва ли мог предположить, что тот способен как-то помочь. И я об этом не подумала. А зря, как оказалось потом. Но все по порядку.

Выйдя из машины, я огляделась. Мы находились в закрытом дворе, напоминавшем территорию какой-нибудь базы или склада. Территория была обнесена оградой, состряпанной из железных столбов и железобетонных плит. Выглядело неряшливо, особенно если учесть, что почти повсеместно к ограде лепились различные низкие постройки.

Главный корпус «овощной базы», как я условно поименовала про себя место, где нас угораздило оказаться, выглядел буквой П. Вход в двухэтажное здание находился в верхней перекладине этой гигантской кирпичной буквы.

– Па-ашли! – прикрикнул на нас человек с седеющими волнистыми волосами и красным клоунским носом, и я как-то с усилием припомнила, что это и есть предшественник Федора Николаевича на посту директора цирка – господин Тлисов. Господи, где тарасовский отдел культуры подбирает такие чудные кадры для администрации цирка?

Я еще раз мельком огляделась и поняла, что рыпаться совершенно бесполезно. Даже если бы я была одна, все равно и мне, будучи безоружной, удрать из закрытого дво – ра, не нарвавшись при этом на пулю, вряд ли возможно. Да что говорить – шансы практически равны нулю.

Привели нас в весьма просторное помещение на первом этаже. И находилось в этом помещении на удивление много народу. Среди них я узнала двоих – тех, кого видела на трассе Тарасов – Пенза. Они были с горбоносым Павлом – здоровяк и тип с лошадиным лицом. Последний мрачно протянул:

– Со свиданьицем! А ты небось думала, что мы тебя не нароем?

– Молчи, – протянулся голос от дальней стены. Повернувшись на голос, я увидела тяжело развалившегося в кресле толстого человека. Настолько толстого, что казалось, будто даже в кресле он сидел с усилием. У него была плоская, сжатая с боков голова, совершенно не сочетавшаяся с линией тучных плеч, при полном отсутствии шеи и с тяжелыми складками щек. Глаза были узкими, и их темные прорези сочились тяжелым, без примеси иронии, желчным любопытством. Лицо – припухлое, желтоватого оттенка, нос коротенький, вздернутый, бульдожий. Лет ему могло оказаться сколько угодно – от тридцати пяти до шестидесяти, тем более что он был сильно лыс и вместо волос имел на голове нечто вроде нимба у святых – прости меня, господи, за такое сравнение, – реденькие светлые вьющиеся волосики образовали подобие ореола.

Я поняла, что это и есть Киврин – пресловутый Мандарин. Видеть мне его до сих пор не приходилось, да и не много я потеряла, что и говорить. А вот слышала я о нем много. И таких вот милых законопослушных граждан освобождают из мест заключения по амнистии? А потом еще жалуются на очередной всплеск преступности!

– Ну-с, – протянул Киврин, – дай-ка я на тебя взгляну-то. Значит, это ты угрохала Пашу, брата Мусы? Ну, чего уж отворачиваться? Хороша, хороша.

– А я и не отворачиваюсь, – спокойно сказала я. – Нет, не отворачиваюсь, господин Киврин. Наверное, вы нам хотели сказать, что мы не жильцы?

Тот рассмеялся. Смеялся Мандарин тоже своеобразно – отдельными отрывистыми звуками, отчетливо обособленными один от другого. Вот так примерно: «Хе…хе. Хе».

– Ну куда ты спешишь-то? – отозвался он. – Не маленькая, сама должна знать пословицу: «Поспешишь – людей насмешишь». Я совсем не собираюсь тебя убивать. Я вот тут навел про тебя справочки. Да и ребята, – он кивнул на недавних дорожных моих знакомцев, простреливших покрышку Мигунову и едва не захвативших нас, – порассказали о тебе много хорошего. Впрочем, что с них возьмешь? Они болваны. А ты интересная штучка, и без хозяина. Хочешь получить очень перспективную и очень высокооплачиваемую работу?

– На вас, что ли, работать?

– А почему нет? Я, между прочим, предлагаю хороший выход из твоего не ахти какого положения. Ты, Женя, я так понимаю, в теме, уже наслышана о деле покойного Тройного с поставками наркоты в Москву и за рубеж. Это они с Кабаргиным ловко удумали. Хе-хе. Хе. Только теперь дело перешло под меня. Все концы – вот в этой руке! – И он, шумно дыша, поднял толстую веснушчатую ручищу со сжатыми в кулак сосисочными пальцами на уровень глаз. – Тройной не свою поляну взялся окучивать, вот и поплатился. Не учел он, что меня могут по амнистии выпустить. Да ладно, о покойниках дурно не говорят. Все мы, если покопаться, гниды приличные.

Я молчала.

– То, что ты на Федю работать принялась, плохо, – продолжал Мандарин. – Это ошибка. Я вообще не понимаю, как ты рядом с Федей оказалась, ведь он фигура разменная. Сегодня есть, а завтра – нет. Да, тут ошибочка получилась. Я узнавал. Покойный Павлов, царствие ему небесное, напутал. Ему было поручено приставить хорошего охранника к их курице-несушке, золотые яйца несущей. Троянов эту несушку очкариком называл и интеллигентишкой. А Павлов отчего-то решил, что про Федора Николаевича речь. Троянов бы, конечно, исправил ошибочку, да вот незадача: убили кормильца. Так и осталась ошибочка без исправления, а ты, Женя, – при Феде, который сам не понял, кого он нанял. Ты, я так посмотрю, ему скорее мешала, чем помогала. Ведь без тебя он не решился бы нас кинуть.

– Кинуть? – переспросила я и вопросительно посмотрела на Нуньес-Гарсию. У того поехали колени, и он бухнулся на пол. Никто, однако же, не ринулся его поднимать.

– Кинуть, – подтвердил Мандарин. – Федя ведь с самого начала был с нами, как я вышел. Он же всех боялся: Троянова, Кабаргина, Павлова, меня, Мусы. Но между страхами надо было выбирать. Так он всех своих прежних покровителей слил. Троянова, Павлова. Кстати, Павлова ведь по наводке Федора убрали. Он весь расклад дал: когда и на чем приезжает домой Павлов, один ли или же с бабой. Испугался Лаптев, что станет лишним и вместо него директором цирка назначат как раз Павлова. Понимаешь? Со страху и прислонился к нам. А дальше у него и выхода уже не было.

Я повернулась к сидящему на полу Федору Николаевичу. И по тому, как он моргал ресницами и кривил рот, поняла, что Киврин не врет. Но все-таки спросила:

– Это правда, дорогой работодатель?

Он молчал.

– Наверное, и в квартиру к вам никто не влезал, и на «хвост» никто не прыгал, когда вы ехали на дачу с той девицей из эскорт-фирмы, а рассказали мне все это только для того, чтобы обусловить необходимость меня нанять. Боялись. Правду-то вы сказать не могли.

Он продолжал молчать.

– Значит, правда, – сказала я. – То-то я подумала, как это так можно практически беззвучно перепилить решетку, да на втором этаже, чтобы хозяин заметил шум только тогда, когда он раздался в комнате? Меня это сразу немного насторожило, но возникли другие проблемы, так что не до решеток было… Ведь придумали все, правда, господин Лаптев?

– Конечно, правда, – вмешался Мусагиров. – Федор своих с потрохами сдал. А как он перепугался, когда без предупреждения выкрали этого чертова тигра, думая, что ампула именно в нем!

– А зачем тигра-то, Пифагора несчастного, взяли? – спросила я. – Перехватить товар? Думали, что Чернов уже «заправил» груз зверю? Все понятно, напутали вы, ребята. Только ведь спереть животное без благословения директора цирка сложно, да? Федор Николаевич, – снова повернулась я к клиенту, – а сложно, наверное, быть слугой двух господ. И не знаешь, откуда исходит угроза, правда? И покой вам только снится, сквозь кровь и пыль, да?..

– Он всех кинул, – сказал Мандарин. – Была договоренность, что он сдаст груз Паше, брату Мусы. А тут ты. Он тебе ничего не объяснял, наверное, боялся опять. И своих боялся – цирковых, Чернова того же, – и нас. А потом подумал, что ты его защитишь, что ли… В общем, решил оставить груз себе, тем более что знал, как его сбыть. Решил свалить, гнида! – рявкнул Киврин, впервые за все время повышая голос. – Надо же, что удумал – присвоить себе лавэ и срыгнуть с тремя сотнями тонн! За такие дела, мой дорогой, шкуру тебе надо располосовать не хуже, чем у тигра!

– Я… – промямлил Федор Николаевич, – все объясню, честное слово. Я сам не знаю, что делал, бес попутал. И еще она… Я не хотел, но она все время говорила, что груз нужно сдать, а деньги оставить…

– Я говорила, что нужно сдать товар, чтобы потом вам, Федор Николаевич, не вменили в обязанность вернуть полную его стоимость, – медленно произнесла я. – О том, что нужно сделать с деньгами, я не говорила. Значит, у вас в планах была передача груза людям Киврина там, на трассе Тарасов – Пенза? А мне вы, верно, сказать об этом постеснялись. Вы вообще удивительно скрытный человек, Федор Николаевич. Говорите о пустяках, а главное… О, главное вы самым чудесным манером скрываете.

– Евгения Максимовна, я сам запутался в этих бандитских разбор… – Он только на излете фразы понял, что и в каком обществе он говорит, и осекся.

Послышались недовольные голоса:

– Че он там распрягается? Мочить!

– Гнида, из-за них Пашку грохнули!

– Обоих в расход! Че на девку-то пялиться?

Киврин чуть приподнялся в кресле и выговорил:

– Тихо! Вы что разгалделись? Тут вам не камерные шконки, где только языки чесать от нечего делать! И прекратить базар. Я сам решу, что к чему. Федор, конечно, не прав. Его мы накажем. А с бабой решим. Евгения Максимовна, – с приторной вежливостью и явно позаимствовав форму обращения из предыдущей фразы Федора Николаевича, произнес он, – я делаю вам официальное предложение. Пойдете ко мне на работу? А что? Приличная работа.

– И в каком качестве?

– А в том же, в каком собирался принять вас на работу покойный Троянов. В качестве телохранителя. И платить я буду лучше. Главное, что охранять вам придется того же человека, которого хотел охранять Тройной. Просто его прихвостень Павлов все напутал, и так вышло, что вы прислонились не к тому подопечному.

– И кого же я буду охранять? Того, кто синтезирует препарат? Вот этот препарат, линию и технологию распространения которого вы героически отбили у людей Троянова? Так, что ли, господин Киврин?

– Вы догадливы. Именно так. Кстати, он сам просил о том, чтобы к нему приставили именно вас. Он, верно, вас знает. Потому что просил о вас и меня, и покойного Тройного.

– Вот даже как… И как же его зовут? Ведь если он меня знает, то я должна его знать.

– Да, конечно. А зовут его – Николай Николаевич Докукин. И мне кажется, что у вас с ним были достаточно теплые отношения. Кажется, он даже предлагал вам выйти за него замуж, если не ошибаюсь.