Текст книги "Похищение века"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 4

Ну да, точно. Вот он, выставочный зал Союза художников, – дом под номером 137. Следующий, угловой, – сто тридцать пятый. А через улицу, стало быть, – нужный мне номер 133. Ого, тянется на целый квартал… Ну правильно: пересекающиеся линии на листочке – это, наверное, улицы Рахова и Староказачья. А стрелка исходит как раз из точки их пересечения.

Должно быть, Хосе по телефону объяснили, как добраться, а он со слов начертил себе «шпаргалку». И выронил в окошке, растяпа! Мне оставалось только надеяться, что память у него не хуже моей. Иначе как бы он разыскивал этого самого «Марио»? Ой, да и разыскал ли?..

Однако едва я пересекла Староказачью и приблизилась к дому, как душа моя возликовала: мне не придется наведываться в ЖКО под видом какого-нибудь налогового инспектора и даже опрашивать старушек, гуляющих с внуками и собачками. Ибо «Марио» я увидела сразу же и без посторонней помощи. «Марио» был не человеком, а магазином.

Он занимал изрядную часть первого этажа дома под номером 133. Название было размашисто выписано по центру стеклянного фасада, а по краям, помельче, – «Мебель Италии». Черт побери, и когда только они успели? Последний раз я проходила здесь месяца три назад… ну да, вскоре после Нового года, и могу поручиться, что тогда никакого «Марио» еще не было! Я попыталась даже вспомнить, что было здесь, но это у меня в голове не отложилось.

Ну кому, спрашивается, была нужна еще одна «Мебель Италии»? Ее и так девать некуда, все, кто мог себе позволить, давно уже приобрели…

Очередная торговая точка «для мебели», ха-ха!

Неспешной, фланирующей походкой я приблизилась к стеклянной двери. На ней красовалась табличка: «Закрыто». Странно… Ведь на этой же самой двери цифры рядом с черными квадратиками, символизирующими будние дни, говорили о том, что «Марио» должен быть открыт для покупателей с 10 до 18 часов. А время близилось к одиннадцати!

Я прижала нос к двери, изображая недоуменного покупателя, которому срочно-аварийно понадобилась мебель Италии. Мебель я и вправду узрела, но в интерьере шкафов, диванов и кресел не было видно ни единой души. Прошлась сначала до одного края витрины, потом в другую сторону… Нет, никаких признаков жизни. Персонал мебельного магазина как будто вымер.

Что ж, выбора нет: надо идти по путеводной стрелке. Может, так оно и лучше: не надо мучиться сомнениями.

Я вызвала из памяти тоненькую черную стрелку. Ага, должно быть, человек, с которым говорил Хосе (кстати, говорил наверняка не по-итальянски и уж тем более не по-испански!), сказал ему вот про эту арку, ведущую во двор дома. Дальнейшие повороты стрелки подтверждали мою мысль о том, что у магазина должен быть служебный вход со стороны двора, который, видимо, и требовалось разыскать Хосе.

Взору моему предстал обычный городской двор многоквартирного жилого дома. Лоджии, увешанные разноцветными «флажками» трусов и простыней. Лавочки перед подъездами, несколько старушек выползли погреться на солнышке. Ребятишки барахтаются в грязи на игровой площадке: там еще не везде стаял снег – апрель в этом году выдался холодный. Мамаши с колясками; мужики с машинами…

Четыре подъезда, последний – как раз в углу, где к дому номер 133 по улице Рахова вплотную прилепился другой, расположенный по Староказачьей. Скорее всего, к тому подъезду и ведет стрелка на чертеже: никаких других дверей я там не вижу. Поглядим.

В подъезде было грязно и темно, воняло мусоропроводом и кошками – словом, подъезд как подъезд. Но мне сразу бросились в глаза и кое-какие отличия от стандарта. Они касались расположения дверей и лестниц.

Прежде всего, ступеньки от входной двери вели не только вверх, но и вниз. Обычно если в подъезде имеется вход в подвал, то он, этот вход, расположен настолько неглубоко, что вы замечаете его сразу же. Но здесь было иначе: после четырех или пяти ступенек следовала маленькая площадка, лестница делала крутой поворот и, уже невидимая, уходила вниз – в темноту и неизвестность.

Эту неизвестность я решила отложить на потом и сперва проследовала к единственной двери первого этажа (если не считать дверь лифта). Она была обшита листовой сталью и не имела никаких опознавательных знаков, зато имела глазок и звонок. Все эти обстоятельства укрепили меня в мысли, что я стою перед служебным входом магазина «Марио».

Однако! Выглядит «изнанка» мебельного бизнеса не менее серьезно, чем какой-нибудь склад с оружием…

За стальной дверью было тихо-тихо, но я понимала, что это ровным счетом ничего не значит.

Зато снаружи, с улицы, донеслись шаги и голоса, и мне не оставалось ничего другого, как нажать кнопку звонка. Если это приближаются «люди Марио», мне все равно не избежать встречи с ними, да я к тому и не стремлюсь – наоборот.

Если посторонние – то лучше будет, если дверь мне откроют у них на глазах. Глупенькая «легенда» была у меня наготове: будто бы я слышала, что магазину требуется продавец, и мечтаю получить это место. Умной «легенды» в данном случае не требовалось – здесь либо сработает глупая, либо меня вообще не пустят на порог. Добром, я имею в виду…

Но трое пацанов-подростков успели ввалиться в подъезд, вызвать лифт и уехать, а дверь мне открывать, по-моему, никто и не собирался. Я прислушалась, повторила звонок – понастойчивей, опять послушала. Сквозь броню не долетало ни единого звука, ни малейшего шороха. Глухо как в танке.

Послышался шум спускающегося лифта. Из него вышел высокий старик в очень приличном пальто с каракулевым воротником и такого же меха «пирожке». В руке он держал резную трость, а на лице – решимость выдержать все испытания судьбы, не уронив при этом собственного достоинства. Явно пенсионер «из бывших».

– Извините, пожалуйста, – очень вежливо обратилась я к нему, – вы не подскажете, это вход в магазин «Марио»? Что-то не могу к ним попасть.

Я из районной администрации.

Можно было бы, конечно, назвать «контору» посолиднее: эта вряд ли пользуется у него большим авторитетом. Но такой зубр, пожалуй, тут же попросит показать «корочки», расхлебывай потом…

Он остановился, смерил меня ехидно-презрительным взглядом:

– Из администрации, говорите? Да сюда, милая, надо хороший наряд милиции! Только нынче и милиция заодно с такими, – старик яростно кивнул в сторону «бункера». – Органы на них надо натравить, вот что!

Очевидно, вера в непогрешимость «органов» была у него незыблема. Милиции же дед начисто отказал в праве называться этим высоким именем.

– А в чем дело? – осторожно спросила я. – Шумят, безобразничают?

– Да нет… – Дребезжащий голос моего собеседника стал еще ехиднее. – Конечно, от машин во дворе стало не продохнуть, от иномарок этих.

Но сами на рожон не лезут. Тихие… Даже удивительно: в других магазинах по ночам пьянки-гулянки, девицы и все такое прочее, людям по соседству житья нет. А здесь ничего подобного. Да только знаем мы, что за этой тишиной кроется!

– А что? – Я сделала страшные глаза и прикинулась дурочкой.

– Как это – что?! Как – что? – Старик грозно придвинулся ко мне. – Мафия, девушка! Мафия! Стальные двери везде понаставили… Что они за ними прячут? Вот бы чем поинтересоваться кому следует! Кончится тем, что им тут бомбу подложат другие такие же, а взлетим на воздух мы все… Вы посмотрите: они же как зараза расползаются всюду. Всюду! Сначала детский садик из нашего дома выжили, устроили этот идиотский магазин, никому не нужный. Так нет, и этого им мало: полтора месяца назад еще и подвалы у жильцов отобрали. Видите ли, расширяться им потребовалось! Мерзавцы… Эх, да что с вами говорить! Ваша же администрация эти решения и принимала им в угоду. Сколько жильцы ни писали, ни ходили по инстанциям – все без толку…

Все куплены, все продано!

Не глядя больше на меня, так как со мной ему было все ясно, «бывший» двинулся к выходу, демонстративно стуча тростью. Уже спустившись на последние четыре ступеньки, он приостановился, повернулся ко мне вполоборота и многозначительно изрек в пространство:

– Ну ничего! Вечно так продолжаться не будет! – После чего хлопнул дверью подъезда так яростно, точно это была бронированная дверь мафиозной фирмы «Марио».

Мне стало очень стыдно за то, что я «работаю» в администрации Кировского района.

Впрочем, долго сокрушаться по этому поводу мне было некогда. Надо было действовать. Случайный разговор с ярым противником мафиозных перемен в нашем обществе, к сожалению, не давал повода к самоуспокоению.

Я припомнила последний изгиб черной стрелки, начерченной рукой Хосе. Пожалуй, если бы мне надо было графически изобразить на плоскости движение вниз, то есть переход в иную систему координат, то я бы сделала именно так. Ну конечно, костюмер имел в виду спуск в подвал, куда же еще!

Проходя мимо двери подъезда, я заметила сквозь мутное стекло невысокого парня в куртке-"варенке" и черном «петушке». Он курил на улице, стоя спиной ко мне. Покури, дорогой, покури… Я вполне успею спуститься по лестнице к подвалу, с глаз долой. Вот тут уж никому не надо меня видеть. Мало ли что мне придется делать в этом подвале… О другом варианте развития событий – что там могут что-то делать и со мной, если не повезет, – думать не хотелось.

Впрочем, сначала еще надо туда попасть. Хуже всего, если тамошняя дверь окажется такой же, как та, в которую я только что ломилась: стальной и безответной… Ну вот, так я и знала!

Дверь подвала была сработана точно так же, как и магазинная, – на совесть и на века. Только на ней вдобавок красовалось недвусмысленное предупреждение о том, что «посторонним вход воспрещен». Им надо было бы изобразить еще череп со скрещенными костями, чтобы уж все было понятно. Имелся здесь и звонок, а вот глазка не было. Очевидно, посторонним просто не приходило в голову звонить в эту дверь, и находящиеся внутри прекрасно это знали.

Тем не менее один такой «посторонний» все же нашелся. Вернее, «посторонняя». Я услышала где-то глубоко внутри зловещие отголоски своего звонка. Никакой подходящей «легенды» у меня не было. Сейчас прямо с порога брякну: «Парни, к вам тут ночью забрел один мой знакомый, иностранец Хосе Эстебан, так вы уж позовите его, будьте так любезны!»

М-да. Похоже, и здесь пошутить будет не с кем. За дверью стояла уже знакомая мне гнетущая тишина.

Ах так! Ну, знаете… Вконец обозлившись, не думая о возможных последствиях, я решительно достала из сумки набор отмычек, решительно впихнула подходящую в одну из трех замочных скважин, и… дверь бесшумно открылась!

Боже мой, она не была заперта!!! А я, дурища, наделала столько шума зря…

Когда дверь, подобная этой, вдруг беспрепятственно пропускает вас внутрь помещения, то это – согласитесь! – не предвещает ничего хорошего. Но с другой стороны, если вы отчаянно стремились попасть за некую неприступную дверь и судьба неожиданно дарит вам такую возможность, так неужели же вы повернетесь и уйдете?!

Впрочем, вы, может быть, и уйдете, это дело ваше. А я – нет.

За дверью, которую я распахнула пошире, было почти совсем темно; лишь где-то в отдалении угадывался слабый источник света. Приглядевшись и прислушавшись, я одним прыжком, молниеносным и бесшумным, оказалась далеко за порогом, одновременно развернувшись лицом к двери. Уф! Слава Богу, за нею меня никто не подстерегал. Один этап пройден и, можно сказать, удачно…

Я стояла посреди довольно просторного помещения, напоминающего самый обычный склад.

Какие-то ящики, коробки, упаковочная тара от мебели… Все это, правда, было набросано абы-как, в полнейшем беспорядке. По левую руку, в углу, я разглядела двери грузового лифта. Вот как: они даже успели проложить прямое сообщение из бывших частных подвальчиков в бывший детский сад! В той же стороне, но чуть поближе, на фоне черной стены резко выделялся освещенный прямоугольник дверного проема. Он-то и был единственным «лучом света» в этом «темном царстве».

Туда я и направилась – со всей возможной осторожностью. Сильно мешало роскошное длиннополое пальто. (Не могла же я заявиться в гостиницу к фамозо кантанте в какой-нибудь куртяшке и джинсах!) Меня подмывало бросить его на один из ящиков, но я ограничилась тем, что расстегнула свою «смирительную рубашку» – для большей свободы маневра.

Из полосы света доносилось тихое мурлыканье радио – и больше ничего. Мне еще сильнее стало не по себе…

Я была готова ко всему: к неожиданному нападению, к бою, к бегству, даже к тому, что могу влипнуть по-крупному. Но к тому, что увидела, я была, пожалуй, все-таки не готова. Небольшая комнатка была завалена трупами.

С ходу я насчитала их пять штук. Не знаю, сколько человек палили в этих парней (я бы сказала, что не меньше роты солдат) и сколько раз по девять граммов свинца досталось каждому, но выглядели они ужасно. Зрелище было не для слабонервных.

Двоих мужчин смерть настигла в сидячем положении. Один из них упал лицом на офисный стол, в лужу собственной крови; другого вместе со стулом отбросило к стене. Похоже, он единственный из всех успел выхватить свою «пушку», но воспользоваться ею уже не успел: чьим-то выстрелом ему снесло полчерепа, и его мозги, смешанные с засохшей кровью, остались на серебристых шелкографических обоях. Остальные «мебельные мафиози» – а это, вероятнее всего, были они – в разных позах лежали на полу. Судя по некоторым признакам, конец их наступил не час и не два назад.

И еще я успела заметить – к своему большому облегчению, – что Хосе Эстебана среди них не было.

Видимо, от того, что зрелище меня в некоторой степени ошеломило, я в такой же степени утратила бдительность. И потому все-таки влипла.

Хотя после, размышляя об этом, пришла к выводу, что все равно влипла бы, даже если б оставалась начеку: все было предопределено судьбою…

Лишь только я, движимая чисто профессиональным интересом, углубилась в этот «могильный склеп» на несколько шагов, как услышала за спиной у себя бесцветный голос:

– Стоять. Руки за голову, девушка.

«Девушка»? Не похоже на киллера. Да и вообще, киллер сразу стрелял бы, без всяких слов…

Выполнив команду (а что еще оставалось делать?), я медленно повернула голову. На пороге стоял тот самый паренек в «варенке» и дурацкой черной шапочке. Он наконец докурил свою сигаретку. Правую руку парень держал в кармане куртки, и то, что этот карман оттопыривало, явно не было его кулаком…

Сразу мне стало ясно все. Ах, дура! Какая же ты дура, Таня дорогая…

Неужели твой русско-испанский клиент настолько увлек тебя своими талантами, что ты забыла азы профессии? Была в номере у Мигеля, вышла вместе с ним из гостиницы, отправилась по важному адресу – и не потрудилась проверить, нет ли за тобой «хвоста»! Да при таких обстоятельствах было бы сверхстранно, если б его не оказалось! Я вспомнила о всезнающем портье, которому Мартинес сделал комплимент насчет того, что ему бы работать детективом… Наверное, он и сам догадался об этом намного раньше.

Слава Богу еще, что привела всего-навсего «фискала», а не бандита: хоть есть надежда, что этот тебя не грохнет. Вроде как пока не за что…

– Товарищ майор! – прервал мое молчаливое самобичевание «петушок». – Мы пришли!

Кому это он? Я-то уж точно не «товарищ майор»… Ах вот оно что!!!

– Отлично, Славик, – послышался у него из-за спины другой голос, который заставил меня забыть об осторожности и всем корпусом повернуться к двери. – Иди погуляй, подожди там опергруппу. Мы тут с девушкой сами…

– А она не… того? – усомнился Славик.

– Ну что ты. Она будет хорошо себя вести.

Правда, девушка?

Я сумела только кивнуть головой, потому что, как я ни старалась, челюсть моя безнадежно отвисла.

«Товарищ майор» был повыше среднего роста и занял собою почти весь дверной проем, освободившийся после исчезновения Славика. Прожитые годы – которых, впрочем, было еще не так чтобы много, – оставили след не столько на его открытом, типично славянском лице, сколько на его фигуре. Под серым штатским костюмом и трикотажным жилетом угадывалось солидное брюшко. Пальто на нем не было: судя по всему, вошел он не с улицы, а поджидал «добычу» где-то здесь.

Но главное – на нем не было очков! Они обязательно должны были быть, но их не было…

Он проследил взглядом за своим подчиненным, убедился, что тот покинул подвал, и только после этого широко улыбнулся мне. (До сих пор смеялись только его голубые глаза.) – Ну здравствуй, Татка!

Никто больше и никогда не называл меня этим дурацким именем, и только в устах этого человека оно меня не раздражало.

– Серый!

– Был Серый. А стал Кедров Сергей Палыч, майор ФСБ. К твоим услугам.

– О Господи!..

Он засмеялся, запрокинув голову, – так, как делал и раньше, много лет назад. Смех у него всегда был славный, это надо признать. Мне, помнится, хотелось сделать ему что-то хорошее, чтобы порадовать его и услышать этот смех. Ну, например, правильно решить задачку по математике…

– Что в возгласе твоем, Татьяна? Удивление?

Сожаление? Возмущение? А может быть, испуг, а?

– Ну, эти вопросики теперь по твоей части, Сергей Палыч. Сам и решай. Я просто потрясена, вот что! Но все равно очень рада тебя видеть.

Серый!

– Я тоже, Татка. Ну! Иди, что ли?.. – Друг детства широко раскрыл мне свои объятия.

С каким же удовольствием я повисла у него на шее! Как будто домой вернулась после долгой разлуки…

– Ну-ну, довольно, хватит меня искушать!

Я хоть и друг, но все-таки мужик… Слушай, пойдем-ка отсюда… – Он покосился на трупы и слегка поморщился. – Тут есть местечко поприятнее.

Сергей отвел меня в соседнее помещение, которого я не заметила в темноте склада и где, очевидно, прятался он сам в момент моего прибытия.

По всей видимости, оно служило «людям Марио» комнатой отдыха. Здесь и вправду было поприятнее – прежде всего потому, что не было развороченных пулями трупов.

Мы уселись в изумрудно-зеленые итальянские велюровые кресла. «Товарищ майор» смотрел теперь на меня отнюдь не только с дружеским интересом.

– А ты стала настоящей красоткой, Татка!

Впрочем, я всегда это знал.

– А вот ты раздобрел, Сергей Палыч, ох, раздобрел!

– Ой, не говори… Супруга запилила совсем.

Я, говорит, выходила замуж за стройного вьюноша, а теперь на тебя костюмов не напасешься.

Курю – жирею, бросаю курить – еще хуже… – Он достал пачку «Кэмэла». – Закуришь?.. Молодец. А я отравлюсь, с твоего позволения.

– А где твои очки. Серый? Операцию, что ли, сделал у Федорова?

– Шутишь! С моей-то работой?.. Контактные линзы, старушка. В нашем деле надо быть как можно незаметнее. А очки – признак индивидуальности! – Кедров опять засмеялся, и я не поняла, шутит он или говорит серьезно.

Так вот он кто, мой «старый и верный друг»!

Нет, уж о нем-то я бы точно не вспомнила ни в жизнь. Спасибо, он сам обо мне «вспомнил»! Ну, что «старый» – это в самую точку: друга старее Сереги у меня просто и быть не могло, я тогда только-только вышла из пеленок. А вот насколько он верный… Ближайшее время покажет.

– Сколько же мы не виделись. Серый? Десяток лет, точно…

– Одиннадцать, Татка. Одиннадцать!

Мы росли с ним в одном городском дворе.

Вернее, Серый рос в нем, опережая меня на целых восемь лет, и отсюда была естественная разница наших интересов и нашего круга общения.

И все же между нами каким-то непостижимым образом установились прочные приятельские отношения – почти сразу же, едва я научилась выговаривать первые слова. Кстати, родные уверяли меня, что первым действительно сложным словом, произнесенным мною (после примитивных «мама», «деда», «тетя» и «дай!»), было именно его имя – «Сеежа»…

Справедливости ради надо сказать, что обожала его не я одна – вся дворовая малышня. Потому что он никогда не говорил нам «кыш, мелюзга!» и всегда знал ответы на все вопросы. И мамаши совершенно безбоязненно доверяли своих любимых карапузов серьезному, не по годам взрослому отличнику-очкарику. Он никогда не отказывался: прошел хорошую школу в собственной семье, где был старшим ребенком, нянькой братишке и сестренке.

Ровесники тоже уважали его по причине ума и серьезности. Хотя большинство из них и предпочитали хранить это в строжайшей тайне. Прозвища и дурацкие шутки на тему очков никогда его не задевали. Но если драка была делом чести, то Серый всегда дрался. Хоть и знал, что будет, скорее всего, побит: махать кулаками никогда не было его стихией. Естественно, первой жертвой этих «разборок» падали его очки…

Наверное, в раннем детстве я была даже влюблена в Сережку. Но как только в мальчиках меня стали интересовать внешние мужские признаки, легко предала своего рыцаря, уж, конечно, Серый был далеко не самым видным представителем сильной половины человечества. Если он и переживал по этому поводу, то ни разу не дал мне знать о своих чувствах. Сумел остаться хорошим другом, и я была ему за это благодарна.

Никто не удивился, когда Сергей Кедров поступил на истфак нашего университета, ну, разумеется, с его-то талантами общения с детьми быть ему педагогом! А он закончил универ (конечно, с красным дипломом) и остался там на комсомольской работе – временно, сказал, очень уж просили…

Вскоре родители Сергея получили новую квартиру, побольше, и переехали в другой конец города. Сам он уже ходил с какой-то девушкой и подумывал о женитьбе. А я только-только вышла из пионерского возраста, появились новые приятели, манила взрослая жизнь… Вот так и разошлись наши пути. А еще через два-три года до меня дошли слухи, что Сережка Кедров с семьей (уже собственной) уехал из Тарасова.

Больше я о нем никогда и ничего не слышала.

До самого сегодняшнего дня, когда он предстал передо мной в образе «товарища майора».

Нет, ну это финт, я вам скажу… Серега Кедров – и вдруг гэбист! То бишь фээсбэшник. Убиться можно!

Он как будто прочитал мои мысли (что, впрочем, было несложно: эти ребята читают и не такое, и на гораздо большем расстоянии).

– Ладно, Татка, о моих побудительных мотивах мы поговорим в другой раз, если тебе будет угодно. Да и о твоих, кстати, тоже… коллега! – Сергей окинул меня добродушно-насмешливым взглядом. – Знаешь, вообще я бы с удовольствием устроил вечер воспоминаний! Не откладывая в долгий ящик. С женой тебя познакомлю, со своими «спиногрызиками» – одному восемь, другой пять… Может, еще кого-нибудь из наших разыщем. А? Как ты на это?

– Ты же знаешь. Серый! – Я дружески пожала его руку, лежащую на подлокотнике кресла, давая понять, что никаких сомнений в моих чувствах быть не может.

– Ну, вот и лады. – Друг детства с улыбкой накрыл мою ладонь своей свободной лапой. – Значит, заметано. А теперь, старушка, давай к делу. У нас мало времени.

Сергей все еще держал мою руку в своей, и на его губах все еще играла улыбка, но в голубых глазах появился незнакомый мне отблеск холодной стали. В годы нашей юности он никогда так не смотрел.

– Слушай меня, Татьяна. С минуты на минуту здесь появится бригада УВД и прокуратуры.

Дело это было только моим, но ты же видишь, как все обернулось… – Майор Кедров с гримаской отвращения кивнул на стенку, за которой лежали убитые. – О тебе они пока не знают, но узнают в два счета: ты же засветилась и в театре, и в гостинице, и здесь…

Я присвистнула, ему было известно даже про театр!

– А как же, старушка, а как же! – со смехом подтвердил Сергей. – Дон Мигель Мартинес отказался от официальной охраны, но мы же не могли покинуть такую фигуру на произвол капризной судьбы! Тем более что опекать его у нас были дополнительные причины, и весьма серьезные… Ну так вот, скрывать тебя от них не имеет никакого смысла, да это и не в моих правилах… когда огласка не идет во вред делу, конечно. Поэтому тебе придется побеседовать с этими ребятами, Татьяна. В моем присутствии, разумеется. Определенно могу обещать, что им я тебя не отдам и что сильно пытать тебя они не будут. Но дать показания ты должна. Другое дело – что именно ты им скажешь. Ведь об этом массовом убийстве, как я понимаю, тебе все равно ничего не известно, так?

– Да я и адрес-то этот узнала всего час назад!

Он удовлетворенно кивнул, пристально посмотрел на меня и продолжал как бы полушутя:

– Как старшему товарищу мне неудобно давать тебе дурные советы, Татка, но… Словом, смотри сама. Скажем, выглядело бы вполне правдоподобно, если бы Мартинес попросил тебя конфиденциально последить за своим костюмером Хосе Эстебаном, которого он заподозрил в… некоем неподобающем поведении, к примеру. Ты меня поняла?

– Вполне. Не волнуйся, Сергей. Моему клиенту и подавно не нужна огласка.

– Вот и отлично, умница. Твоего высокого клиента они своими вопросами не побеспокоят, это тоже обещаю. Все это не должно занять много времени. Ну, а потом, старушка, мы с тобой поедем в «серый дом», и вот там, с глазу на глаз, ты мне расскажешь чистую правду. Что там стряслось у Мартинеса, почему они все так забегали и для какой цели «дон» нанял тебя. Вопросы есть?

Я вздохнула:

– Только один. Об Эстебане что-нибудь известно?

– Да живой он, живой! – Майор усмехнулся. – Не скажу, что вполне здоров, ему крепко досталось в эту ночь, но, видно, пройдоха родился под счастливой звездой… Сейчас гостит у нас.

– Ты говоришь так, будто бы он…

– Нет, старушка, не все сразу! Ты сказала – один вопрос, и я ответил. Но пока это все. Могу еще добавить, что господин Мартинес будет, наверное, сильно удивлен истинными «талантами» своего костюмера. Кажется, они приехали, приготовься.

В самом деле, со стороны входа в подвал слышался шум приближения «бригады», причем довольно многочисленной. Майор Кедров поднялся с кресла:

– Оставайся пока здесь, Татка. И надеюсь, тебя не надо предупреждать: при посторонних – никаких взаимных фамильярностей.

– Обижаете, начальник. Не лаптем щи хлебаем!

– Ну, ладно, ладно… «Начальник»!