Текст книги "Вранье высшей пробы"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

Нажимая на кнопку звонка, я соображала, что скажу соседке, если она потребует от меня денег немедленно.

Сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, Любовь Сергеевна имела весьма сосредоточенный, вдумчивый вид. Проводив меня все на ту же кухню – видимо, для лишнего напоминания о масштабах бедствия, случившегося по моей вине, – она пододвинула мне табурет. Взгляд мой уперся в Анатолия, стоящего у окна в строгом черном костюме. Сегодняшний стиль одежды делал его более солидным и внушительным. Даже его лоб, плавно переходящий в зеркально-гладкую лысину, окаймленную остатками жидких черных волос, не так бросался в глаза. Скрестив руки на груди, в глубокой задумчивости он смотрел поверх многоэтажных домов и, наверное, видел там нечто, доступное только ему.

– Меня зовут Анатолий Константинович. Моя жена сказала, что вы занимаетесь частным сыском, – тусклым голосом произнес он, не удосужив меня взглядом. Сама Любовь Сергеевна тихо опустилась на табуретку в углу кухни и скромно молчала на протяжении всего разговора.

– Если вам так угодно выразиться, то да, – ответила я, чувствуя себя не в своей тарелке, так как не понимала, куда клонит хозяин разоренного мной дома. Прикидывает, сколько с меня содрать?

– Насколько успешно идут ваши дела на этом поприще? – последовал второй вопрос.

И я вспомнила родную прокуратуру, в которой когда-то работала, и допросы следователей. Несмотря на тщедушное телосложение, Анатолий был напорист. Это чувствовалось по его тону, а я сидела перед ним, будто обвиняемая, и должна была удовлетворять его якобы законное любопытство.

– Довольно успешно, – сдержанно, и в то же время совершенно честно сообщила я.

– Каков процент неудач? – продолжал допытываться Анатолий Константинович, демонстрируя свое математическое, логически выверенное мышление.

– Не более одного, – послушно ответила и тут же поймала на себе заинтересованный взгляд собеседника, первый за все это время. Он внимательно оглядел меня, начиная с моих белокурых волос и заканчивая домашними тапочками. Видимо, прикидывал, насколько можно верить моим словам.

Вновь устремив глаза вдаль, хозяин квартиры, в которую я вот уже второй день наносила вынужденные визиты, перекинул руки за спину, сцепил их в замок и принялся плавно перекатываться с носков на пятки. Так грациозно и изящно у него это получалось, что я предположила: мужчина, вероятно, в свое время окончил хореографическое училище.

– Если все действительно так, как вы говорите, то у меня к вам деловое предложение. Я готов забыть о том ущербе, что вы причинили моему интерьеру, в обмен на вашу работу.

Глубоко недоумевая, я вскинула брови.

– О чем вы говорите?

Прежде чем ответить, Анатолий Константинович выдержал продолжительную паузу. Не обделенная наблюдательностью, я увидела, как он пытается справиться с нахлынувшими на него чувствами.

– Как вы уже слышали, у меня умерла мать. Случилось это при довольно странных обстоятельствах, которые я бы хотел, чтобы вы расследовали, так как уверен – дело пахнет убийством.

Я буквально физически ощутила, как внутри меня завелся моторчик, приводящий в движение мой профессиональный азарт. Теперь на табурете сидела уже не та Таня Иванова, что вошла в соседскую квартиру десять минут назад. Это была уже хищница, которая, напав на след добычи, не могла остановить преследование своей потенциальной жертвы.

– Внимательно вас слушаю, – пытаясь скрыть возбуждение, поощрила я собеседника на продолжение беседы. Только сейчас я осознала: две недели без работы – чудовищный срок для моего интеллектуального потенциала.

– Она возвращалась в девять часов утра домой из магазина. Во дворе ее собственного дома на нее напал ротвейлер. От полученных укусов и из-за стресса с ней случился инфаркт, она скончалась по дороге в больницу.

Анатолий Константинович замолчал, усилием воли подавляя растущее негодование.

– Где в это время был хозяин собаки? – уже полностью включилась я в работу.

Невидящим затуманенным взором стоящий возле окна мужчина посмотрел на меня, будто не понимая смысла вопроса.

– Женщина, приятельница матери, живущая на первом этаже в ее доме, видела всю эту сцену и сказала, что собака возникла между домами внезапно и стремительно двигалась как к намеченной цели. Она буквально порвала тело моей матери и скрылась там же, откуда появилась. Хозяина рядом с собакой никто не видел.

Голос Анатолия Константиновича сел настолько, что последние его слова я расслышала с трудом. На меня произвело впечатление услышанное. Одно непонятно: почему он так уверен, что произошло убийство, а не несчастный случай? Собеседник тем временем продолжал:

– Я опросил нескольких людей, живущих в этом доме, и все как один заявили: собак такой породы во дворе никто не выгуливает. Есть овчарка, пудель, даже такса, но ротвейлера коричневого окраса нет.

– Скажите, а почему вы сразу предположили, что совершено убийство? По городу бегают десятки бездомных собак, в том числе и породистых. Одна из них, страдающая бешенством или просто разозленная кем-то, могла напасть на вашу мать. Ксения Даниловна Делун могла стать нелепой жертвой несчастного случая.

Я заметила: сын покойной, услышав, что я произнесла полное имя его матери, по достоинству оценил мою великолепную память. Ведь знать фамилию и имя-отчество погибшей я могла только потому, что он сам вчера упомянул их в разговоре. И почему только вчера с этим проклятущим краном эта память так подло меня подвела?

– Я объясню. Нас у матери двое. У меня есть еще старший брат, Делун Евгений Константинович. Так вот, в его семье вот уже два года живет ротвейлер, внешний вид которого полностью совпадает с описаниями напавшей собаки.

Это уже становилось интересным.

– Каков, по-вашему, мотив, толкнувший брата на столь чудовищное преступление?

Анатолий Константинович протестующе замотал головой и в волнении стал прохаживаться взад-вперед.

– Нет, подозреваю я, разумеется, не самого Женю, а его старшего сына Геннадия. Он имеет все задатки настоящего уголовника, – поспешил он пояснить. – Что касается мотива, то он прост: после смерти матери ее двухкомнатная квартира в центре города по завещанию отходит моему старшему брату.

– У вас были настолько натянутые отношения с матерью, что она отказала вам в доле наследства? – удивилась я.

– Вовсе нет. Между нами существовала предварительная договоренность. Мне после смерти моей бабушки отошла вот эта квартира. С братом же мы условились, что за ним останется квартира матери. Я сам настоял, чтобы мама составила завещание в пользу Жени. Не хотел, чтобы он сомневался в моей порядочности и чтобы наши отношения испортились.

– Хорошо. Теперь расскажите мне о семье вашего брата.

Анатолий Константинович еще больше насупил брови.

– Здесь все сложно. И в его семейной жизни, и в на-ших с ним отношениях тоже. Случись все при других обстоятельствах, я непременно пошел бы в милицию. Но дело в том, что мой брат сам полковник милиции, поэтому я твердо уверен – в данном случае правоохранительные органы мне не помогут. Что касается его семьи, у Жени два сына от разных браков. Младший – Роман, часто заглядывал к нам, но вот уже полгода мы его не видели.

– Скорее всего родители настраивают мальчика против нас, – решила вставить свое слово сидевшая в углу Любовь Сергеевна.

– У вас с братом не сложились отношения? – обратилась я к Анатолию Константиновичу, затронув, по-видимому, больную тему.

– К сожалению, – быстро проговорил он, не захотев останавливаться на этом вопросе. – Жена брата – Инесса – работает в налоговой полиции. Женщина неприятная, желчная, с налетом стервозности.

«А мой сосед резок и прямолинеен в своих высказываниях», – отметила я про себя.

– Геннадий – молодой человек без определенных занятий. Отец много раз буквально спасал его от тюрьмы, но, как известно, вседозволенность порождает безнаказанность. Про таких, как он, говорят, что горбатого исправит только могила. Для него не существует никаких моральных норм. Возможно, Генка опять влип в какую-нибудь историю, и, чтобы откупиться, требуются деньги, я не знаю. Это только мои предположения, которые вам предстоит либо подтвердить, либо опровергнуть. Второй сын брата – Роман, сейчас учится в десятом классе. В отличие от старшего – мальчик неиспорченный, с покладистым характером. Меня всегда удивляло, в кого он такой?

– Скажите, кроме членов семьи Евгения Константиновича, кто еще мог желать смерти вашей матери?

Анатолий Константинович резко остановился, и его темно-синий галстук качнулся в мою сторону.

– Сами подумайте, кому еще может быть нужна смерть семидесятилетней женщины? По-моему, мотив здесь только один – квартира.

Я не стала с ним спорить, пропустив категоричность его высказывания мимо ушей. В моей практике существовало немало случаев, когда очевидное на поверку не оказывалось действительным.

Мой собеседник вскинул руку и посмотрел на часы.

– Извините, но мне нужно заняться организацией похорон, – вежливо дал он мне понять, что аудиенция закончена. – Как я понял, вы беретесь за дело?

– Да, – коротко подтвердила я.

– Возможно, у вас возникнут еще вопросы. Звоните мне вечером.

Прежде чем покинуть квартиру, я записала два адреса: первый – на одной из центральных городских улиц города, второй – в еще более престижном месте на набережной.

Вернувшись домой, первым делом сочла своим долгом отведать финского рыбного блюда, чтобы отдать дань Гришиному мастерству, а заодно утолить голод, одолевавший меня. Но если быть до конца честной, мне так хотелось есть, что порядок, пожалуй, был обратный: сначала мне хотелось испытать чувство насыщения и только потом произнести панегирик в Гришину честь.

Тут же вспомнив о своих дорогих двенадцатигранничках, магических «косточках», всегда помогающих мне в делах, – очень я верю в их предсказания – я в первую очередь бросила их на стол. Сейчас, как никогда, мне нужна была их подсказка.

Выпала комбинация: 34+9+18 – «Вы вспомните о том, что у вас есть старый верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».

Ну вот. Как обычно, все странно и загадочно. При чем здесь Гришка? Может быть, стоит предложить ему заняться расследованием вместо меня?

Но я решила не отвлекаться сейчас на подобные глупости.

Только когда на сковороде осталась одна треть вкуснейшего блюда, я вновь обрела способность мыслить.

Самым главным выводом, сделанным мной из рассказанной Делуном истории, стала непреходящая уверенность в том, что если здесь не гостил несчастный случай, а существовало целенаправленное убийство, то для этой цели собака должна была пройти спецподготовку. Либо с ней поработал профессиональный кинолог, либо хорошо разбирающийся в методах дрессировки человек.

Способ, описанный еще Конан Дойлом в его «Собаке Баскервилей», где пса просто морили голодом, для того чтобы пробудить в нем худшие звериные инстинкты, в данном деле отпадал. В противном случае ротвейлер накинулся бы на первого встречного прохожего, что, конечно же, не входило в планы преступника.

Для того чтобы натравить собаку на конкретного человека, насколько я в этом разбираюсь, необходимы личные вещи потенциальной жертвы: предметы либо одежды, либо обуви. А это значит, что преступник имел доступ в квартиру умершей. И здесь действительно как нельзя лучше подходит кандидатура кого-либо из близких родственников. Одно меня смущало: предположим, на преступление решился племянник клиента, Геннадий. Тогда неужели у него не возникла мысль, что собака, с помощью которой совершено убийство, первым делом бросит подозрение на членов его семьи? Что это? Уверенность в отсутствии свидетелей, стопроцентная убежденность в защите отца? Либо я слишком хорошего мнения о преступнике, а он на самом деле не способен додуматься до элементарного?

И еще. По словам Анатолия Константиновича, его мать написала завещание в пользу старшего сына Евгения. Следовательно, все деньги от продажи квартиры достанутся ему. В чем же тогда состоит выгода его сына-уголовника? А если дело вовсе не в деньгах, которые можно выручить за квартиру, а в самой квартире? Я слишком многого еще не знаю. Необходимо будет выяснить, не изменен ли Ксенией Даниловной текст завещания. А то окажется, что я копаю совсем не в том месте.

В любом случае дело представлялось мне интересным. Уже сам факт участия в этой кровавой истории собаки делал ее, по меньшей мере, нетривиальной. Необычные дела, в которых мне приходилось на полную катушку раскручивать все свои способности, встречались не очень часто и поэтому привлекали меня особенно. Но еще больше в данный момент согревало душу осознание того, что не придется тратить деньги на ремонт соседской квартиры.

Полная самых радостных чувств, я допила кофе и стала собираться, для того чтобы практически приступить к делу.

* * *

Утро в семье Делун, как всегда, началось не лучшим образом. Находившаяся на кухне Инесса уже давно предостерегающе гремела посудой, что на языке звуков, установившихся в данном семействе, означало: следует быть крайне осторожным, дабы не попасть под горячую руку разъяренной фурии. Причины, из-за которых Инесса выходила из себя, как правило, не существовали в действительности. Она придумывала их для себя сама. Вот и на этот раз, стоило в дверях кухни возникнуть мужу, как кастрюли загремели с новой силой.

– Где опять мотается твой уголовник? – без обиняков приступила к нападкам Инесса.

Генка второй день не ночевал дома, и она сочла этот факт достаточным, чтобы снова выказать свое негативное отношение в адрес пасынка.

Евгений молча подошел к плите, положил в тарелку порцию яичницы с беконом и, не обращая внимания на реплику жены, сел за стол.

– Тебе хочется, чтобы он опять обчистил соседскую квартиру или изнасиловал кого-нибудь? – нагнетала Инесса обстановку. – Почему ты не принимаешь меры? Сколько можно, прикрывая его задницу, тянуть деньги из семьи?

– Он тоже твоя семья, – взглянув на жену исподлобья, угрожающе прорычал Евгений. Ни одно утро не обойдется без того, чтобы ему не испортили настроение! Он уже и забыл, когда последний раз улыбался.

– У меня здоровые гены, и мой сын не может быть бандитом! – взвилась Инесса. – Не путай своего сына с моим!

Евгений вдруг резко ударил кулаком по столу.

– Заткнешься ты или нет! – заорал он, вконец выведенный из себя. – Дай мне спокойно поесть, а со своим сыном я разберусь без тебя!

Выпад мужа ничуть не смутил Инессу. Она уже привыкла к его грубости, которую он проявлял по отношению к ней. Поэтому, решив высказать всю заранее приготовленную речь до конца, она продолжила.

– Он хотя бы к бабке на похороны явится? – слегка убавив децибелы, но не изменив недовольного тона, поинтересовалась Инесса.

В ответ – опять молчание. Евгений старательно пережевывал пищу. «Когда-то, – думал он, – она была мягкой и уступчивой, как пони в цирке. Это было в те времена, когда я еще не разучился улыбаться. Мне кажется, что с тех пор я живу слишком долго – так я устал от жизни».

Видя, что муж не реагирует, Инесса закричала со страшной силой:

– Ромка, вставай уже! Школу проспишь!

Но Ромка, сонный, уже мелькнул в коридоре своими черными плавками, бросив на ходу:

– Ма, не заводись. Все будет в горошек.

Пообещал и мило улыбнулся, закрывая за собой дверь в туалет.

– Что будет? – вопросила по инерции его мать, скосив глаза на Евгения, ради которого, собственно говоря, и сотрясала словами воздух. – В нашей семье уже ничего хорошего не будет!

В доме Ромка имел статус миротворца. Он был последним звеном в некогда длинной цепи, соединявшей Евгения с Инессой. И если в очередной раз полковнику милиции хотелось немедленно подать на развод, он твердил себе о том, что Ромке сейчас, как никогда, нужен отец. «Если я упущу второго сына, то никогда себе этого не прощу», – старался убедить он себя, и ему легчало. Но окончательную актуальность вопрос о разводе потерял тогда, когда Евгений узнал о своей болезни. Кроме него и его лечащего врача, о ней не знал никто.

Трещина в отношениях с женой образовалась давно, но в пропасть она превратилась после того, как Евгений отказался применить свои связи и влияние, чтобы жену повысили в должности. Он легко мог помочь ей, но не захотел. И она до сих пор оставалась лишь рядовым инспектором налоговой полиции. В последнее время он вынужден был периодически вытаскивать Генку из различных передряг, и Инессу это задевало больше всего. Полковник милиции помогал своему сыну, который того не заслуживал, и отказался помочь жене, когда освободилось место начальника. С тех самых пор она мстила ему постоянно, изводя мелочностью и язвительностью ежедневно.

«Даже то, что вторая жена значительно моложе меня по возрасту, не спасло», – с горечью думал Евгений, уловив в себе нарастающее желание никогда больше не видеть и не слышать эту женщину.

Инесса наконец решила позавтракать и демонстративно села на другой конец стола, подальше от мужа. Ее рыжие волосы, накрученные на бигуди, круглое лицо, с как будто навсегда прикрепившимся к нему злым выражением, вызывали у Евгения лишь ненависть и раздражение.

Ромка возник на кухне уже одетый, и, глядя на него, Евгений повеселел. Сын всегда разряжал накалившуюся обстановку, старался примирить родителей. Несмотря на то что у него редко это получалось, он не оставлял своих попыток никогда.

Вслед за сыном в кухне появился единственный питомец, живущий в этом неласковом доме – двухгодовалый светло-коричневый ротвейлер, по кличке Роф. С мощной, широкой грудью, которая вызывала невольное уважение и даже страх у всех, кто его видел. По обыкновению, пес подошел и лег рядом с Романом – его он считал за основного хозяина.

– У меня сегодня доклад по физике, – чтобы отвлечь родителей от мрачных мыслей, произнес Роман, составляя им компанию за столом.

– На какую тему? – поинтересовался отец. Он всегда старался использовать любую возможность, чтобы пообщаться с сыном, который рос, как в сказке, не по дням, а по часам, и ростом был уже выше его самого. С Генкой он всегда разговаривал крайне мало, считая нужным обращаться к нему только тогда, когда было необходимо прочитать очередную нотацию. За что теперь и расплачивается.

– Закон Бойля—Мариотта.

– Ну-ка, выдай его, – попросил Евгений, дожевывая последний тост.

Ромка бодро отчеканил формулировку закона, и Евгений ободряюще похлопал сына по плечу.

– Так держать.

Инесса, как удав, заглатывала пищу быстрее всех. Полковнику всегда хотелось, чтобы она научилась жевать медленно, с чувством. В этом случае ее рот был бы подольше занят и появилась бы лишняя возможность насладиться тишиной. Но армейская привычка Инессы глотать еду не прожевывая, видимо, умрет вместе с ней.

Инесса посмотрела на электронные часы на стене и торопливо вышла, не забыв дать ценное указание сыну:

– Придешь из школы, отведи Рофа в клинику. Пусть пропишут ему таблетки. Слишком он нервный последнее время.

«Разве в этом доме кто-нибудь может чувствовать себя спокойно?» – задал сам себе риторический вопрос Евгений.

– Кстати, – понизив голос, наклонился Ромка к отцу, стараясь говорить так, чтобы мать не слышала, – вчера у нас отменили два первых урока, и я забегал домой.

– Ну и что? – тревожно посмотрел на сына Евгений, и у него вдруг заныло где-то под ложечкой.

– А то, что Рофа не было дома.

Евгений опустил глаза. Худшие опасения, о которых он старался не думать, заталкивая их в дальние уголки сознания, сразу всплыли на поверхность. Он знал, что на его мать вчера напала собака, укусы которой привели к смерти. Все мысли, возникавшие в связи с этим обстоятельством, упрямо крутились вокруг Рофа. Последнее время пес стал вдруг необычно агрессивен, огрызался на всех членов семьи, даже на Ромку. Только теперь полковник окончательно осознал, почему, узнав о смерти матери, не поставил на уши всех своих подчиненных, чтобы расследовать до конца обстоятельства ее гибели, – где-то на уровне подсознания он уже ограждал Генку от ответственности за возможно совершенное им преступление. Ограждал только потому, что всю вину за то, что сын вырос уголовником, брал на себя.

В который раз за сутки вспомнив о матери, Евгений постарался подавить боль. Ксения Даниловна не любила старшего внука. Вообще она была категоричной женщиной и такими же вырастила своих сыновей. Правда, последние пять лет неприятностей с Генкой поубавили ультимативности в характере полковника, но его мать оставалась непреклонной. «Почему ты так защищаешь парня? – пеняла она сыну. – Каждый человек должен отвечать за свои поступки. Безнаказанность порождает вседозволенность!»

В целом мире никто не любил Генку, кроме Евгения. Но когда полковник признался себе, что любит сына, было уже поздно: тот был порочен, и этот факт не подлежал исправлению.

И вот теперь Ромка, сам не зная того, подтвердил самые страшные догадки отца. Две ночи Генка не ночевал дома, а теперь оказывается, в то время, когда мать Евгения, растерзанная напавшей на нее собакой, лежала во дворе своего дома в ожидании «Скорой помощи», Рофа не было дома. В душе полковника милиции случился обвал. Если бы кто-нибудь знал, как он устал жить!

– Я разберусь с этим, – стараясь не менять интонации голоса, пообещал он сыну.

«Нужно помириться с Анатолием, – решил Евгений, садясь в служебную машину, приехавшую за ним. – Все равно скоро конец».

* * *

Первым делом я решила навестить ценного свидетеля – приятельницу Ксении Даниловны, о которой говорил Анатолий Константинович. Судя по всему, она была такого же преклонного возраста, что и покойная, поэтому я должна застать ее на месте, дома.

Дверь мне открыла немощная старушка, опиравшаяся на лыжную палку. Выслушав мои объяснения по поводу визита, она предложила мне войти. Евдокия Васильевна – так звали старушку – жила одна. Квартира была обставлена очень бедно, если имевшие место предметы мебели вообще можно было назвать обстановкой. В воздухе пахло кошками, которых в доме насчитывалось четыре штуки.

Женщина пригласила меня в комнату, но, чтобы сесть, я предпочла принести из кухни табурет. Воспользоваться устланным кошачьими волосами диваном желания у меня не возникло.

– Меня интересует все, что вы можете рассказать о Ксении Даниловне, – заявила я, наблюдая за хозяйкой, которая, не успев усесться, уже взяла на руки упитанного серого кота.

– То, что произошло, ужасно…

Как обычно в подобных случаях, мне пришлось выслушать вводную часть, содержащую причитания и сожаления. Когда время, отпущенное мной на панихиду, закончилось, я мягко перебила женщину.

– Расскажите, что вы видели вчера из окна, – направила я ее мысли по нужному мне руслу.

– Встаю я рано, в шесть часов. А Ксения в магазин все время с утра ходит, ну, и мне то хлеба, то молока принесет – сама-то я с трудом передвигаюсь, артрит замучил. А вчера Мурзик приболел, так я попросила ее «Вискас» для него купить. Вот поэтому у окна и стояла, ждала, когда она обратно пойдет. Вот, смотрю, идет Ксения через детскую площадку, а вслед за ней собака мчится. Подбежала и с разбегу как на спину ей бросится…

Старушка перевела дыхание, утерла набежавшую слезу концом затянутого под подбородком платка, после чего продолжила:

– Ксения, конечно, сразу упала, а собака продолжала кусать ее куда попало. Я так растерялась, не знала, то ли на помощь звать, то ли бежать к телефону «Скорую» вызывать. Пока думала, собака уж назад бросилась, а я кинулась к аппарату.

– Ксения Даниловна ходила все время в один и тот же магазин?

Старушка явно не видела никакой связи между моим вопросом и фактом смерти ее приятельницы, но старалась отвечать добросовестно.

– Утром-то? Да. Тут меж соседних домов есть недорогой магазин, «Великан» называется. В нем она всегда и отоваривалась.

– Скажите, а какой породы была нападавшая собака? – задала я вопрос, понимая, насколько глупо звучит он, заданный этой старой, малообразованной женщине.

– Да не разбираюсь я… Толя, сын Ксении, меня о том же спрашивал. Помню, что цвет коричневый и средних размеров… Еще показалось, что щеки у нее отвисают.

– Что было дальше?

– «Скорая» приехала минут так через пятнадцать, я к тому времени уже на улицу вышла. Ксения только стонала, а крови сколько было…

Евдокия Васильевна всхлипнула, а я поспешила пойти в своих расспросах дальше.

– Ксения Даниловна купила вашему Рыжику «Вискас»?

– Да, – отвлеклась старушка, – только не Рыжику, а Мурзику. Я сумку с продуктами забрала, когда Ксению увезли.

– Что в ней было помимо «Вискаса»? – напирала я упрямо.

Женщина меня неправильно поняла, потому что вдруг принялась оправдываться:

– Вы не думайте! Все, что Ксения купила в магазине, я хотела отдать Анатолию, только он не взял, сказал, чтобы я себе оставила.

– Так что же она купила? – нетерпеливо повторила я вопрос.

– Булку хлеба, сметану, еще фарш говяжий… Полкило, кажется.

Так, так… Говяжий фарш, после нападения собаки оставшийся в целости и сохранности.

– А хозяина собаки вы не видели?

– Нет, милая, не видела. Только собака на бездомную совсем не похожа. Ухоженная уж очень и откормленная.

– Может, вы раньше ее видели?

– Нет, родная, не видела. Нет в нашей округе таких собак.

– Вспомните, когда вы подошли, Ксения Даниловна ничего не говорила?

– Нет, – покачала головой Евдокия Васильевна. – Не до разговоров ей было…

Теперь на коленях хозяйки сидело уже три кота, а меня постепенно начинала тяготить атмосфера несвежего воздуха в квартире.

Выяснив все, касающееся непосредственно происшествия, я зашла с другого края.

– Ксения Даниловна что-нибудь рассказывала вам о своих сыновьях?

– Делилась, конечно. Со старшим, Женей, она ругалась постоянно из-за внука. Особенно после того, как Генка родного дядьку обокрал.

– Анатолия? – уточнила я, и одним неизвестным стало меньше. Теперь становилась понятной причина натянутых отношений между братьями.

– Его самого. Ксения говорила Жене: «Пока Генка не отсидит, ничего не поймет». А тот сына выгораживал постоянно…

– А как же с кражей вопрос замялся? – держала я нить разговора в своих руках.

– Женька брату заплатил за все украденное, но Анатолий отказался забрать заявление, что в милиции написал. Как и мать, он считал, что Генке место в тюрьме. Весь сыр-бор из-за этого пошел… Отец помог Генке, а Толик сильно ругался. Из-за того, говорит, что ты полковник милиции, вся жизнь твоего сына наперекосяк пойдет.

Как ни косноязычна была Евдокия Васильевна, смысл сказанного я уловила правильно: единственным защитником Генки-уголовника был его отец. Все остальные родственники от него отказались.

– А сам Генка навещал бабушку?

– После той кражи совсем перестал ходить. А Ксения все боялась… У Жени были ключи от ее квартиры, и она все думала: Генка возьмет тайком у отца ключи и обворует ее. Она и гулять-то перестала, в магазин, на почту бегом бегала. Потом, правда, трястись-то надоело, и Ксения затребовала у Женьки свои ключи. Только после этого успокоилась.

– У Ксении Даниловны были сбережения?

– Об этом, милая, она мне не говорила. Пенсия у нее хорошая была, да и квартиранты исправно платили…

– Как давно она пускала квартирантов? – проявила я живой интерес.

– Да их всего двое было. Сначала жил парень, года два назад. А как он институт закончил, взамен себя девчушку прислал. Та пожила немного, потом сказала, что денег родители больше не высылают, и ушла жить в общежитие.

– А институт-то какой, помните?

– Ой, – схватилась за щеку старушка, – говорила что-то Ксюша… В голове почему-то вертится «рога и копыта»…

«Ветеринарный», – перевела я для себя, зная, что в народе этот институт кличут рогатно-копытным.

Однако как много вокруг бедной Ксении Даниловны собралось любителей животных. Хотя, если бы не роковой ротвейлер, ничего особенного я бы в этом не усмотрела…

– Ты, дочка, не могла бы мне за молоком сходить? – прервала мои размышления Евдокия Васильевна. – А то кошки мои есть хотят…

Я согласилась, тем более что уже выяснила все необходимое. Благородно отвергнув смятую купюру, которую старушка пыталась сунуть мне в руку, уже у входа спросила:

– Кто-нибудь еще был свидетелем того, как собака напала на вашу подругу, не знаете?

– Как же, как же, – закивала старушка. – Сосед-пенсионер из пятой квартиры с пуделем гулял. Он даже лучше, чем я, все видел. Только его сейчас дома нет, он в столярке подрабатывает.

Поблагодарив старушку, я отправилась в магазин за молоком. Но сначала решила на всякий случай позвонить в пятую квартиру. На мое счастье, сосед-пенсионер, хозяин пуделя, оказался дома. Придирчиво осмотрев мои документы, он откашлялся и впустил меня в прихожую.

– Приболел я что-то, – сообщил дедок и встал, загородив проход в комнату, давая понять, что на все вопросы готов ответить прямо здесь.

Честно говоря, от пенсионера я рассчитывала услышать лишь повторение истории, которую рассказала мне Евдокия Васильевна. Но все же узнала от него и кое-что новое. Во-первых, он отчетливо произнес название породы нападавшей собаки. Как и говорил Анатолий Константинович, порода эта – ротвейлер. В этом пенсионер нисколько не сомневался.

– У меня сестра в Заводском районе живет, так ее соседи точно такого же держат, – пояснил дедок. – От него все шарахаются, так боятся. А вот еще читали в прессе, был такой случай…

Далее последовала страшная история о том, как один пес такой же породы загрыз свою хозяйку.

– Скажите, а ваш питомец как реагировал на происходящее? – спросила я, глядя на черного карликового пуделя, вертевшегося возле моих ног.

– Да как обычно собаки реагируют? Лаял, конечно, поводок рвал. Я сам подойти не решался, этого ротвейлера ведь голыми руками не возьмешь. К тому же где гарантия, что этот монстр не перекинулся бы на меня? Кричал ему только «фу», но совершенно напрасно…

– А что же, ротвейлер совсем на вашего пса не реагировал?

– Абсолютно. Обученный кобель, сразу видно.

– Это был кобель, вы уверены?

– Разумеется, уверен, – обиженно отозвался пенсионер. – Так вот, потом мы с моим Степаном подошли, и он сразу в сумку, лежавшую рядом с пострадавшей, носом полез. Как потом оказалось, там мясной фарш был.

Дедок рассказывал все так, будто не человека при нем собака задрала насмерть, а дворовые мальчишки оторвали голову голубю. Как, однако, спокойно некоторые люди реагируют на смерть своих ближних! Да еще на такую страшную смерть!

– Кроме вас и Ксении Даниловны, на площадке был кто-нибудь? – продолжала я допрос, ведя свою, одной мне известную, сюжетную линию.

– Нет, не было. Погода вчера утром оставляла желать лучшего. Если помните, с утра дождь накрапывал.

Это я помнила.

– Потом-то, конечно, народ набежал. Первой Евдокия из четвертой квартиры прискакала, – усмехнулся пенсионер, намекая на то, как медленно передвигалась Евдокия Васильевна из-за болезни. Наверное, он считал себя остроумным.