Текст книги "Киска по вызову"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Давайте все-таки по порядку, – попросила я. – Кто он такой?

– В высшей степени непорядочный человек, – обличающе отчеканила Ирина Александровна и уперлась взглядом в окно.

– Мама, Татьяну Александровну сейчас интересует другое, – поморщился Груничев.

– Ну почему же? – возразила я. – Сейчас меня интересует как можно более подробный рассказ об этом человеке. Продолжайте, пожалуйста.

Ирина Александровна, по-прежнему глядя в окно, заговорила ровным голосом:

– Михаил Степанович Сучков – младший брат моего покойного мужа. У них были разные отцы, поэтому и фамилии разные. Я, конечно же, была с ним знакома, хотя он и не был частым гостем в нашем доме. Мой муж одно время жил и работал на Севере, зарабатывал деньги… А когда вернулся, тут-то и всплыл Сучков. Так вот, Михаил, естественно, сразу пронюхал, что Игорь вернулся при деньгах, и увидел выгоду для себя. Это сейчас я все понимаю, а раньше нам и в голову не приходило заподозрить в нем меркантильные интересы. Хотя, если честно, он мне никогда не нравился, – Ирина Александровна покривила губы.

– Вообще-то, мама, раньше ты о нем отзывалась очень хорошо, – напомнил Святослав. – И даже советовала отцу быть к нему поближе, потому что они братья. К тому же дядя Миша обладал кое-какими полномочиями, так что, по твоему мнению, вместе им было бы легче.

– Ну естественно, я не настраивала твоего отца против собственного брата! – оправдываясь, развела руками Ирина Александровна. – Это было бы просто неприлично! Но я же не думала, что он так себя поведет.

Груничев махнул рукой и начал, как заведенный, подбрасывать на ладони спичечный коробок. Вид у него был мрачный.

– Ну, слушайте дальше, – продолжала Ирина Александровна. – Действительно, в свое время Михаил Степанович работал начальником отдела снабжения на «Атланте», был уважаемым человеком, и я считала его достойным и порядочным. А потом предприятие, как многие другие, потеряло рентабельность, и Сучков решил основать свое дело. Естественно, ему понадобился стартовый капитал, и он обратился к моему мужу. Игорь ссудил ему нужную сумму. И, конечно, без всякой расписки. Просто поверил брату на слово. И как можно было не поверить – мы же интеллигентные люди! Разве нам могло прийти в голову, что между родственниками возможна нечестность? Сучков обещал все вернуть, Игорь даже не требовал от него никаких процентов… Ах, он был таким непрактичным!

Ирина Александровна прижала к глазам надушенный платочек. Промокнув веки, она тихо сказала:

– Извините… Как выяснилось, поступок моего мужа оказался весьма опрометчивым. Игорь скоропостижно скончался, а у Михаила, основавшего какую-то свою фирму, к тому времени дела шли успешно. Во всяком случае, он сам так говорил. Я не напоминала ему о долге, считая, что он сам догадается вернуть деньги. Но он молчал, и мне пришлось поднять этот вопрос, естественно, выждав приличное время. Сучков долго юлил и отнекивался, говорил, что дела у него идут все хуже и хуже и что сразу он всю сумму вернуть не в состоянии. Тогда я предложила выплачивать долг частями, но он сказал, что и этого пока не может, и попросил подождать. Михаил и позже ссылался на финансовые трудности. В конце концов от всех тревог я просто слегла, попала в больницу и поручила заниматься этим Славе. Я больше не могла вести переговоры с Михаилом, у меня больное сердце. Мне казалось, что Славе будет легче найти с ним общий язык. Тогда мой сын и стал звонить Сучкову с требованием вернуть долг. А он вел себя так нагло, просто возмутительно!

– Мама, это уже я сам могу рассказать, – остановил ее Груничев.

– Вот и расскажи! Нет, постой… Неужели вы, Татьяна, хотите сказать, что Сучков решил убить моего сына, чтобы не возвращать деньги?

– Я пока не могу ничего утверждать на сто процентов, но на данный момент фигура дяди Миши Сучкова – единственная кандидатура в подозреваемые. Подумайте сами: преступник ничего не требует, он просто нападает, стреляет… В общем – убивает. Следовательно, ваш сын мешает ему уже тем, что существует на белом свете, – проговорила я. – Вы меня извините, но так получается по логике.

– Боже мой! – Ирина Александровна прижала руки к сердцу. – Неужели он еще большее чудовище, чем я думала? Слава, ты слышишь?!

– Да слышу я, слышу, – отмахнулся Груничев. – Не знаю я… Все на самом деле было так. И деньги он взял, и отдавать не хотел. В последний раз, когда мы с ним говорили, он вообще открыто сказал, что не отдаст их, и все. Придумал несколько отговорок – дескать, брал их не у меня, а у отца и еще что-то. Потом добавил, что на похороны давал деньги…

– Господи! – ахнула Ирина Александровна. – Да что он там давал-то на похороны… На венок только, и все. А занимал сколько? И как только язык повернулся!

– Кстати, а сколько он занимал и когда это было? – поинтересовалась я.

– Это было, дай бог памяти, лет шесть назад. А занимал он по тем временам много, – и Ирина Александровна назвала действительно значительную сумму.

– В том же разговоре он вообще заявил, что раз у меня нет расписки, значит, и требовать что-то я не имею права, – продолжил Святослав. – И я перестал ему звонить, понял, что по-хорошему разговаривать с ним бесполезно.

– А по-плохому, – уточнила я, – вы с ним тоже разговаривали?

Святослав улыбнулся.

– Признаться, я его тогда слегка припугнул. Ну не то чтобы припугнул, а дал понять, что если захочу, то он мне и без расписки все отдаст. Но… знаете, связываться неохота, он все твердил, что больной и старый.

– Я думаю, что настала пора и мне познакомиться с Михаилом Степановичем Сучковым, – сказала я. – Как это можно сделать?

– Понятия не имею, – задумчиво проговорил Груничев. – Видите ли, у него что-то с желудком, и сейчас он лежит в больнице.

– Вот, вот… Бог-то – он все видит! – в сердцах вставила Ирина Александровна.

– А в какой больнице?

– Этого я не знаю, – развел руками Святослав. – Я же не собирался его навещать.

– Может быть, можно узнать у жены Сучкова? – предположила я.

– Нет у него никакой жены! – вставила Ирина Александровна. – Холостяком всю жизнь прожил.

– А откуда вы знаете, что он в больнице? – спросила я, повернувшись к Груничеву.

– Да он каждую осень и весну в стационаре, – ответил Святослав. – У него бывают обострения, вот он всегда и ложился, иногда просто для профилактики. Так вот по времени он и сейчас должен быть в больнице.

– Давайте все же на всякий случай позвоним ему домой, – предложила я и тут же, глянув на часы, засомневалась: – Хотя время-то уже позднее…

– Ничего, потерпит! Позвони, Слава, позвони, – настоятельно поддержала меня Ирина Александровна.

Груничев поднялся и прошел к аппарату. Он набрал номер и некоторое время молча с удивлением слушал. Потом сказал:

– Дядя Миша на даче.

– На даче? – удивилась я. – Так ведь осень уже!

– А для него в этом нет ничего удивительного, – усмехнулся Святослав. – Он дачник со стажем. Хотя вообще-то дача не его, а какого-то его друга. Она зимняя, то есть утепленная, обустроенная, так что там можно находиться в любое время. Я самого этого друга никогда не видел и на даче его, естественно, не был, просто слышал от дяди Миши. Хозяин домика вроде бы какой-то его бывший начальник. Владимир… не то Петрович, не то Иванович, так его зовут. Да вот, послушайте сами…

Груничев снова набрал номер дяди и протянул мне трубку. Вскоре я услышала тонкий гудок, а затем неприятный, скрипучий старческий голос:

– Здрасте… Спасибо, что позвонили, но в данный момент я нахожусь на даче. Если у вас срочное дело, то можете позвонить мне на сотовый. Желательно после двадцати одного часа.

– Дядя экономит, предпочитает вести разговоры в льготное время, – пояснил Святослав. – Он вообще скряга приличный.

– Да уж, – снова вступила Ирина Александровна. – Я бы сказала – неприличный. Нет, это же надо, какое бесстыдство – на похороны он давал! Хоть бы память брата уважал!

– Мама, да не заводись ты снова, – обратился к ней Святослав. – История уже старая, и ты возмущалась по этому поводу сотни раз!

– Нет, у меня просто в голове не укладывается, как можно так поступать, Слава! – не успокаивалась Ирина Александровна. – Меня саму родители воспитали порядочным человеком, и я тебе всегда стремилась привить то же самое! А тут, можно сказать, в своей семье, столкнулись с таким возмутительным поведением.

– Ну, глупо рассчитывать, что каждый встреченный тобою человек окажется порядочным, – махнул рукой Святослав.

Я решила прекратить спор и спросила, обращаясь к Груничеву:

– У вас есть номер мобильника вашего дяди?

– Был. Надеюсь, он не изменился. А вы хотите позвонить ему? – поднял брови тот.

– Ну, сейчас ведь уже льготное время, так что не думаю, что мы его разорим, – улыбнулась я, а потом серьезно добавила: – Лучше уж сразу поговорить с ним.

– Хорошо, – кивнул Святослав и, заглянув в записную книжку, начал набирать номер.

Едва он представился своему дяде, как я отняла у него трубку и заговорила сама:

– Случилось большое несчастье, Михаил Степанович. Криминального характера. Сегодня у Святослава Игоревича погибла жена, и я расследую это дело. Так что необходимо встретиться с вами прямо сейчас, несмотря на позднее время.

– Но я же на даче, – голос показался мне еще более скрипучим, чем на автоответчике городского телефона.

– Ничего страшного, мы можем подъехать и туда, чтобы не вызывать вас в город, – быстро сказала я, чтобы Сучков подумал, что с ним говорит официальный представитель правоохранительных органов.

– Ну, я не знаю… Вообще-то я не у себя… Сейчас, одну минуту.

Михаил Степанович, видимо, отвернулся от аппарата и стал кому-то объяснять ситуацию. Через пару минут я услышала в трубке другой мужской голос, звучавший как-то напыщенно:

– Добрый вечер… С вами говорит Перевалов Владимир Николаевич. Если вам действительно срочно требуется поговорить с Михаилом Степановичем, можете приехать ко мне на дачу. Записывайте адрес: Малаховка, улица Южная, дом двадцать три. Это на Волге, – с гордостью добавил он. – Я предупрежу охранника, он пропустит вас.

Я поспешно записала адрес в блокнот, хотя и так запомнила его, после чего сказала, что мы скоро подъедем.

– На автомобиле на дорогу уйдет тридцать – тридцать пять минут, – четким голосом старого солдата отозвался Перевалов.

– Нет, немного позже, у меня еще некоторые дела, – предупредила я.

– Хорошо, – чуть подумав, согласился Перевалов. – До встречи, девушка.

И в трубке послышались короткие гудки. Груничев с удивлением смотрел на меня.

– Вы хотите ехать прямо сейчас? – спросил он.

– Да, только ваше присутствие необязательно, – успокоила я его.

– Но… это может быть небезопасно в свете всего случившегося, – неуверенно произнес Святослав. – К тому же я вспомнил, что Владимир Иванович или как его там…

– Николаевич, – поправила я.

– Ну так вот, он вроде бы неплохой стрелок. Дядя как-то упоминал об этом, еще в добрые времена, до денежного конфликта.

– Да-да, – оживилась вдруг Ирина Александровна. – Теперь и я вспомнила! Когда мы собирались на праздники за столом, Михаил любил рассказывать о своем начальнике, который метко стреляет и увлекается охотой. По-моему, его звали Владимир.

– Значит, Сучков с бывшим начальником давние друзья? – спросила я.

– Насколько я знаю, других друзей у него нет, – покачал головой Святослав.

– И что, они часто уединяются на даче? – усмехнулась я.

– Ну, по-моему, дядя Миша частенько там торчит.

– Интересно, чем можно заниматься на даче осенью? – задумчиво произнесла я.

– Кажется, – улыбнулся моему недоумению Груничев, – они проводят время в беседах, философских дискуссиях… Владимир Николаевич разглагольствует, а дядя слушает и возражает. У него вообще характерная черта такая – все оспаривать, все опровергать, ко всему проявлять, как он говорит, здоровый скептицизм. Если вы скажете, что вот это, например, белое, он тут же вам возразит, что оно черное. Просто из вредности. А его друг-начальник… По рассказам дяди я понял, что личность он довольно оригинальная, хотя мне порой кажется, что его странности – от приближающейся старости.

– Понятно, – кивнула я. – Ладно, там на месте я разберусь, что они из себя представляют оба.

– Так, может быть, все-таки не стоит вам ехать туда одной? – снова заволновался Святослав.

– Не волнуйтесь, я тоже умею хорошо стрелять, – усмехнулась я. – И, кстати, не думаю, что меня там встретят выстрелом в лоб. Пока дачники думают, что я из милиции. Убивать меня, даже если они – преступники, которых мы ищем, – крайняя степень глупости. А если они и узнают, что я частный детектив, то должны понимать, что я оповестила своих знакомых о том, куда поехала. Может быть, у меня вообще есть напарник, который рядом? Нет, там мне выстрела бояться нечего.

– Ну смотрите… – пожал плечами Святослав. – Если что, звоните мне.

– Вы лучше ложитесь спать, – уже обуваясь в прихожей, посоветовала я.

– Да-да, – тут же подхватила Ирина Александровна. – Пойдем, Слава, я тебе постелю. Тебе нужно успокоиться и уснуть. Еще столько хлопот впереди, боже мой!

Тем самым она напомнила Груничеву о смерти жены, и тот снова поник. Я быстро попрощалась и, спустившись вниз, поймала машину, чтобы добраться до гаража, где оставила свою «девятку». Это и было «некоторыми делами», о которых я сказала Перевалову.

Глава 4

По дороге в Малаховку я размышляла над тем, что услышала от Груничева. Многое сходилось, многое становилось объяснимым. Дядя Миша не хочет платить долг, а Груничев от него не отстает. С одной стороны, расписки нет, и в суде Святослав ничего не докажет. Но с другой, Сучков понимает, что племянник и не станет обращаться в суд, а может попытаться получить деньги иным способом. Святослав, конечно, не бандит, но деньги у него есть, и дядя Миша подозревает, что тот может пустить их в ход, чтобы восстановить статус-кво. Он начинает побаиваться племянника, тем более что Святослав однажды уже пригрозил ему. Следовательно, Сучков заинтересован в том, чтобы убрать племянника. В таком случае понятно, что он не желает ни о чем с ним говорить, поскольку говорить не о чем.

Сам он вроде бы стрелять не умеет. Зато умеет его друг, некий Владимир Николаевич Перевалов. Стреляет метко, со слов самого Сучкова. Вернее – стрелял когда-то. Вряд ли у него была возможность тренироваться в последние годы, у пенсионера-то. Это я к тому, что сегодняшние выстрелы профессиональными не назовешь. Метили в Груничева, попали в Алену. Правда, я его повалила на землю, а она дернулась, но все же… Конечно, Перевалов мог с годами и сдать как стрелок: зрение подсело, может быть, и руки трястись начали.

Ну да пока это все предположения. Вот приеду в Малаховку, посмотрю, что он за человек. Мог ли он пойти на убийство ради интересов своего бывшего подчиненного, а ныне друга? Откуда она вообще взялась, эта дружба? Собственно, делать какие-то выводы до тех пор, пока я не познакомилась с обоими пенсионерами, рановато. А до встречи с ними оставалось минут двадцать, поскольку я уже переезжала мост через Волгу.

* * *

Отыскать в Малаховке дом под номером двадцать три по улице Южной не составило труда, даже несмотря на позднее время. Дело в том, что дачный поселок был обнесен проволочным забором и охранялся. Охранник в будке, едва я назвала свое имя из окна автомобиля, кивнул мне и открыл ворота.

Дом Перевалова, который находился метрах в ста пятидесяти от будки, по крайней мере снаружи отличался строгостью и простотой, четкостью и ровностью линий. Здание было сложено из красных и белых кирпичей, и абсолютно никакого проявления фантазии в его архитектуре не наблюдалось. Все было добротно и стандартно, словно строили нечто похожее на казарму.

Я нажала на кнопку звонка, и он откликнулся звуками какого-то марша. У меня все больше создавалось впечатление, что хозяином дачи является отставной военный, солдафон до мозга костей.

На звонок показался невысокого роста кряжистый мужичонка, одетый в джинсовую куртку и спортивные брюки. Он включил свет во дворе и подошел к калитке. Я увидела, что у него обветренное лицо красноватого оттенка, маленькие невзрачные глаза непонятного цвета и короткие седоватые волосы, стриженные ежиком.

– Здрасте, – буркнул он, и по скрипучести голоса я определила, что вижу Михаила Степановича Сучкова, отметив, что он очень соответствует своей фамилии, потому что напоминает старый, сухой, скрюченный сучок.

Мужчина отворил калитку и какой-то суетливой походкой двинулся обратно к крыльцу. Я ему явно не понравилась, и он не посчитал нужным предложить мне руку, что было бы естественно, так как включенный им фонарь давал не слишком много света. Впрочем, я легко справилась и без его помощи.

Проходя через сад, я отметила, что в нем царит образцовый порядок. Нигде не валялось ни единой веточки, ни единой бумажки или мусоринки. Повсюду были выложены аккуратные дорожки, так что идти мне было удобно. Я невольно подумала, что хозяин этой дачи, скорее всего, имеет немецкие корни.

Перед домом была разбита клумба, на которой еще не совсем отцвели осенние цветы, какие-то совершенно мне незнакомые, причудливой формы. По-видимому, здесь проявилась страсть Перевалова к экзотике.

– Проходите, – не оборачиваясь, снова буркнул Сучков, открыв дверь в дом.

Я последовала за ним и вскоре оказалась в гостиной.

Огромная лампа под зеленым пушистым абажуром излучала мягкий струящийся свет. С абажура свисали, переплетаясь, какие-то помпончики и висюльки. Прямо под лампой в центре гостиной располагался массивный дубовый стол, явно антикварный, старинной работы. Да и вообще вся обстановка комнаты была стилизована под старину.

Даже беглый взгляд на интерьер дачи позволял сделать вывод о достаточно высоком доходе ее хозяина. Старинная мебель и прочие атрибуты были хоть и не суперуровня, но стоили немалых денег.

Под стать обстановке был и сам хозяин. Возле стола в кресле-качалке восседал мужчина с необыкновенно гордым, прямо-таки аристократическим выражением лица. Волнистые каштановые волосы, увы, уже начавшие редеть, были тщательно причесаны, а пробор с левой стороны был просто безукоризнен. Облаченный в мягкий велюровый халат темно-вишневого цвета мужчина, на ногах которого красовались пушистые тапочки строго в тон халату, держал в руках книгу. Наше появление заставило его закрыть ее и отложить на стол.

– Здравствуйте, девушка, – поднимаясь мне навстречу, произнес хозяин, гордо вскидывая голову. – Вы, надо отметить, точны, – и он бросил взгляд на старинные часы с кукушкой, висевшие на стене. – Честь имею, Владимир Николаевич Перевалов. Мы с вами знакомы, так сказать, заочно…

– Татьяна Александровна Иванова, – представилась я и повернулась к Сучкову.

– Михаил Степанович, – тяжело вздохнув, процедил тот.

– Прошу вас, – широким жестом указывая на диван, предложил Перевалов, возвращаясь в свое кресло и откидываясь на спинку.

Я отметила, что человек этот имеет барские манеры, и сочетание их с солдафонским педантизмом и пунктуальностью меня удивило. На подоконниках я заметила массу комнатных цветов в горшочках, накрытых бумажными кружочками, а на старом комоде вереницу слоников, что заставило меня думать, что хозяин дачи не лишен сентиментальности.

– Я понял, что вас сюда привело несчастье, – начал Перевалов. – Нужно признать, вы доставили нам печальную весть. Хоть я и не имею чести быть знакомым с племянником Михаила Степановича, однако же меня ваше сообщение расстроило до глубины души. Варварское время, варварские законы, варварские нравы.

Сам же Михаил Степанович, с чьим племянником, собственно, и произошло несчастье, не выражал видимой скорби. Он молча опустился в соседнее кресло и, вытянув ноги и скрестив руки на груди, выжидательно и даже подозрительно буравил меня своими маленькими глазками непонятного цвета.

– А вы бы предпочли родиться в другое время? – спросила я, желая таким образом наладить общение.

Перевалов как-то снисходительно посмотрел на меня и произнес:

– Я, как и вы, уже прожил не одну жизнь, в разное время. Возможно, что приходилось переживать и более неприятные эпохи, а впереди, может быть, нас ожидает еще худшее… Что поделать? Судьбами управляем не мы.

– Вы говорите о реинкарнации? – удивленная, уточнила я.

– Именно об этом, девушка! – подняв указательный палец, напыщенно подтвердил Владимир Николаевич. – Именно! Я вам даже больше скажу – человеку по его заслугам определяется, кем он станет в будущей жизни. Вот вы, я вижу, в прошлой много грешили, – вдруг сказал он.

– Почему? – искренне поразилась я.

Перевалов бросил на меня взгляд, полный превосходства, и с суровостью в голосе отчеканил:

– Потому что в противном случае вы родились бы человеком, а не женщиной.

– А вам не кажется, что сейчас вы сами грешите? – усмехнулась я.

– Это чем же? – из-под поднятых бровей осведомился Владимир Николаевич.

– Дискриминацией по половому признаку.

– Отнюдь, – холодно отозвался Перевалов. – Я знаю, что говорю, поверьте. Я прочитал массу литературы на данную тему, и…

– Кхм-кхм, – перебил его высокопарную речь каркающий кашель. Такова была реакция дяди Миши на философские разглагольствования друга.

Перевалов, сбитый с мысли, поморщился и обратился к нему:

– Миша, подай, пожалуйста, нам чаю. Или вы предпочитаете кофе?

– Вообще-то действительно лучше кофе, – призналась я, и на лице Перевалова вновь промелькнула тень презрения.

– Кофе вреден, девушка, – осуждающе произнес он. – Я никогда не пью кофе. Никогда! Но дело ваше, травитесь, если хотите.

Сучков кряхтя прошел в угол гостиной, где располагался огромных размеров самовар, который я только что заметила. Что-то ворча себе под нос, он принялся возиться возле него, доставая чашки, ложки, сахарницу и прочие необходимые атрибуты кофе – и чаепития. Вскоре он подошел к нам с подносом в руках, который нес осторожно, чуть склонившись, чтобы не расплескать разлитые по чашкам напитки. В этот момент в его фигуре мне привиделось нечто по – лакейски угодливое, хотя для профессионального лакея он был все же неловок и слишком крючковат.

– Спасибо, Миша, – покровительственным тоном произнес Перевалов, принимая чашку с чаем и аккуратно ставя чашку с кофе рядом со мной.

Затем он, положив себе четыре ложки сахара, принялся сосредоточенно перемешивать его изящной позолоченной ложкой с витой ручкой, с выражением этакой аристократической серьезности на лице. Я заметила, что мешает он старательно и аккуратно, чтобы не звякнуть о край или дно чашки. Нужно признать: это ему удалось.

– Итак, мы вас слушаем. Поясните, пожалуйста, что случилось и почему наши скромные персоны вам столь срочно понадобились? – приподняв одну бровь, осведомился хозяин дачи.

– У меня, собственно, в основном имеются вопросы к Михаилу Степановичу, – кивнула я в сторону Сучкова.

– Так задавайте их, – как бы разрешил Перевалов, пожав плечами. – А я, с вашего позволения, послушаю…

– Вам интересно? – спросила я.

– Мы с Михаилом – старые друзья, – с гордостью и какой-то ностальгической грустью заявил Перевалов. – А вот вы, кстати, девушка, кого вообще представляете?

Хозяин дачи откинул голову чуть набок и насмешливо посмотрел на меня.

– Я частный детектив и расследую смерть жены племянника господина Сучкова по его просьбе, – кристально честно призналась я.

На лице Перевалова не отразилось никаких эмоций. Он все так же насмешливо смотрел на меня, только чуть заметно кивнул головой, словно сообщая, что удовлетворился ответом. Зато отреагировал Сучков, который подался вперед и, глядя на Перевалова, скрипуче заметил:

– Я тебе говорил, что не надо ее приглашать. Она же не из милиции! Ладно бы менты приехали, от них не отвертишься, а тут… Это какие-то левые дела, и я не понимаю, почему я, больной человек, должен с какой-то девчонкой разговаривать по делу, к которому не имею никакого отношения. Ей нужно дело раскрыть, чтобы ей заплатили, а мне – отдувайся!

– И все-таки… – возразила я. – С правоохранительными органами вы еще успеете побеседовать. Неужели не понимаете, что с моей помощью они смогут оказаться здесь очень быстро?

И снова последовал царственный кивок Перевалова, который хранил спокойствие и невозмутимость английского лорда. А камин за его спиной создавал почти полную идентичность с атмосферой загородного коттеджа где-нибудь в окрестностях Лондона.

– Вы что же, подозреваете в чем-то моего друга? – разлепил губы Перевалов, отхлебнув из чашки микроскопический глоток чая и тихо, без малейшего звука, поставив ее на место.

– Расскажите лучше, Михаил Степанович, что у вас за отношения были с племянником, – перевела я глаза на Сучкова.

– Отношений практически не было, – ответил тот куда-то в сторону.

– А почему, если не секрет?

– Потому что были некоторые обстоятельства, – упорно не хотел идти со мной на контакт вредный старикан.

– Какие? – не сдавалась я.

– Миша, я думаю, что если произошло убийство, то нужно рассказать, – неожиданно оживился Перевалов, слегка закачавшись в своем кресле.

Сучков яростно заскреб свою седую голову и завертел ею.

– Почему я должен что-то рассказывать? – недоумевающе и даже с возмущением спросил он.

– Потому что убийство – дело серьезное, – принимая чрезвычайно серьезный вид, заговорил Перевалов. – К тому же это весьма интересно, весьма! Убита молодая женщина… Что, как, почему? Вокруг нее масса чего вертелось, и теперь эта масса всплывет на поверхность и приобретет большое значение. И мы с тобой тоже попадаем в эту массу. И мы уже сразу – не те! Мы уже не старые, никому не нужные пенсионеры, а участники детективной истории, Миша! Неужели тебе неинтересно?

– Мне – нет, – со вздохом выразительно проскрипел Сучков, поглядывая на часы и как бы говоря Перевалову, что в столь позднее время нужно свернуть разговор со мной и поскорее выпроводить нежелательную гостью.

– Напрасно, Миша, ты отрываешься от жизни. Это то, что подкидывает нам судьба, а от нее нельзя уклониться, – принял Перевалов вид умудренного опытом, убеленного сединами философа и интенсивнее закачался в кресле.

– Пока я вижу, что мне нельзя уклониться от рассказа о том, о чем я говорить не хочу, – с шумным вздохом заметил Сучков, который, как я поняла, в отличие от Перевалова был приземленным реалистом. При этом сварливым и вздорным.

– Расскажи, Миша, – только и сказал Владимир Николаевич.

Я с любопытством слушала этот диалог, анализируя характеры людей, с которыми неожиданно познакомилась. Довольно интересные они, каждый по-своему, типы. Особенно Перевалов. Сучков попроще, пообычнее, постандартнее.

А он тем временем нахмурился и буркнул:

– Ну хорошо, слушайте, так или иначе вам все передадут, только в искаженном виде. Единственное, что меня связывает сейчас с моим племянником Святославом, это один денежный вопрос. Вернее, даже не так: он считает, что связывает, я же придерживаюсь другого мнения.

– Какого же? – поинтересовалась я.

– А такого, что я ему ничего не должен, – отрезал Михаил Степанович.

– А из чего вы делаете такое заключение? Вы деньги все-таки брали или нет?

– Деньги я брал, – осторожно ответил Сучков. – Только не у него, а у его отца. У своего родного брата, между прочим. И это были наши с ним дела! Вот… А кроме того – денег у меня нет.

– Что значит – «нет»? – уточнила я. – Вы их потратили?

– Я их вложил. Понимаете, вложил! – начал нервничать Сучков. – Вложил в дело, открыл фирму… Я же их для того и занимал, а не на какое-нибудь там шала-бала! А теперь я фирмой не занимаюсь по причине возраста и плохого здоровья. Но деньги остались там. Понимаете, там! И что же теперь получается? Что я должен отдавать свои деньги, что ли? И почему это я должен отдавать свои деньги?! – Сучков уже прямо кипел от возмущения, представляя себе перспективы расставания со «своими деньгами».

– Миша, успокойся, – бросил Перевалов. – Возьми сигарету.

– Я не курю, – мрачно бросил Михаил Степанович.

– Но вы же пользовались доходами своей фирмы, – заметила я. – А открыта она была, в сущности, на деньги Груничева-старшего, которые он вам одолжил, а не подарил.

– Но сейчас-то я не пользуюсь! – снова начал горячиться Сучков. – Значит, уже свои должен отдавать? И главное, этот молокосос меня убеждает, что я должен отдать ему. Он же не хочет слушать никаких разумных аргументов!

Я не стала спорить о «разумности» аргументов Михаила Степановича и сказала:

– Судить ваш со Святославом Груничевым спор – не моя задача. Я просто пытаюсь разобраться в том, у кого были мотивы желать его смерти. Потому я и веду этот разговор.

– У меня был и остается один-единственный мотив – просто не встречаться с ним никогда! – выкрикнул Сучков и уже не мог остановиться, продолжая кричать: – Потому что я устал от этого! Потому что у меня слабое здоровье, которое он еще сильнее подрывает своими требованиями! А убивать его я не собирался! Если бы он оставил меня, старого человека, в покое, все было бы в порядке! Но он же звонит, напоминает об этих деньгах, портит мое и без того слабое здоровье! А я потом ложусь в больницу! Он еще и угрожает мне! Я вообще хотел заявление на него в милицию написать, чтобы его привлекли за угрозы! Тогда бы он точно оставил меня в покое.

«Экий вздорный старикашка! – подумала я. – С таким свяжись – действительно рад не будешь! Не хочет отдавать долг и придумывает всякие отговорки! Но для меня-то дело не в этом… Мог он спланировать убийство Святослава или нет? Судя по характеру, человек он вспыльчивый и невыдержанный. Такие люди в минуты порывов ведут себя неадекватно. Так что насчет спланировать, заранее все продумать для него – сомнительно, пожалуй. Хотя там продумано-то не бог весть как… Что ж, и это можно списать на возраст и эмоциональность натуры Михаила Степановича. А вот, кстати, его друг Перевалов – более рассудительный тип. И в жизни любит игру. Похоже, жизнь для него – театр. Он и со мной-то разговаривает вовсе не потому, что хочет помочь следствию, а потому, что ему интересно. Совсем, наверное, закис со старым ворчуном, другом Мишей, на своей даче, а тут на тебе – стрельба, убийство, частный детектив… Кино прямо! А раз кино, следовательно, чья-то игра. Не сам ли он и затеял эту игру? Ну конечно, не только из-за того, что ему скучно, мотивы наверняка есть и посерьезнее, но все же и такой фактор мог сыграть не последнюю роль…»

Словно читая мои мысли, Владимир Николаевич с затаенной усмешкой посмотрел на меня и сказал:

– Я понимаю, девушка, что вы нас подозреваете.

Перевалов достал пачку «Данхилла» и вынул сигарету. Держа ее в руках, но не торопясь закурить, он продолжил:

– Наверняка вы уже знаете, что я неплохо стреляю. Что с Михаилом меня связывают дружеские отношения. И что у Михаила есть косвенный, я подчеркиваю, косвенный мотив ликвидировать своего племянника. Эти факторы и заставляют вас так думать.