Текст книги "Киндер-сюрприз с героином"

Автор книги: Марина Серова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4 СТРАШНАЯ СКАЗКА ШЕХЕРЕЗАДЫ

Дача Штыря, к которой лихо подрулила Тамара, оказалась настоящим дворцом, который особенно внушительно смотрелся на фоне полуразваливающейся деревни Нечаевки. Пока мы приближались к конечной точке путешествия, я внимательно запоминала маршрут: так-так, тридцать шесть километров по шоссе, затем сворачиваем налево, проезжаем Пупырловку, через некоторое время – Нечаевку.

Сразу за Нечаевкой, не доезжая до леса, возвышалось несколько краснокаменных трехэтажных домов с башенками на крыше, витражами и толстыми стенами заборов. На заборе вокруг дачи Штыря было устроено что-то вроде дозорных будок на углах. Интересно, есть там кто-нибудь или будочки наверху выполняют чисто декоративную функцию, напоминая о зоне?

Тамара несколько раз громко посигналила, и перед нами открылись железные ворота. Я видела, что теперь Тамара была сильно не в духе, и больше пока не стала донимать ее разговорами.

Дверь открыла испуганного вида восточная девушка в длинном платье до пят, которая, кивая, отвела нас в большую комнату, откуда доносился гул голосов. Странная мы были троица, словно из цирка – огромный, покачивающийся на нетвердых ногах Володька Кривин, маленькая, с недовольно поджатыми губами моська – Тамара и я – безумное создание, стоявшее в обнимку с пустыми коробками.

– Ой-ой, здрасьте, здрасьте, гости дорогие, – бросилась нам навстречу молодая женщина с так называемой французской завивкой на голове. Черные, распущенные волосы красавицы почти до пояса струились маленькими блестящими волнами и так закрывали лицо, что его трудно было толком разглядеть. Но все же я увидела сквозь естественный занавес ресниц два больших голубых глаза, вздернутый носик, ярко накрашенные губы. Но особенно хороша была фигура у девушки: полная, красивая грудь и обтянутая блестящими ремешками тонкая талия.

– Ах, Люсьен, ты все хорошеешь, – приветствовал и сразу же бросился лобзать женщину Володька Кривин. В его лапищах она казалась живой куклой Барби.

Значит, это и есть Люська-Люсьен – бывшая жена Виталика, ради которой он утратил вкус к нашему сладкому роману? Что ж, интересно будет познакомиться. Скорее всего в момент знакомства с Виталиком она была не такой разодетой, блестящей куколкой, а просто девушкой с кукольными голубыми глазами.

В зале за накрытым столом сидели еще три человека – две дамочки и совсем юный парнишка в галстуке. С первой же минуты у меня возникло полное ощущение новогодней ночи: в углу стояла большущая, украшенная елка высотой до потолка, уютно потрескивали дрова в камине. Время вдруг словно бы перепрыгнуло на неделю вперед, как в сказке: прыг-скок!

– А где мужики-то? – недовольно спросила Тамара, не обращая внимания на то, как привычно тискает красотку Володька. Отдыхать ведь люди приехали, не что-нибудь. – Славка где? Говорили, он уже поехал сюда…

– Звонили, сказали, что сейчас подъедут. Вроде заскочат только за какими-то подарками. Сюрприз, – ответила Люсьен, и мне показалось, что ее щека, скрытая волною волос, как-то нервно дернулась. Да нет, просто Люсьен загребла свои кудри назад, открыв кокетливое кукольное личико и озорно улыбаясь.

– Вы же знаете, как я люблю подарки! И как обожаю Новый год. Видите, я сегодня в костюме Шехерезады. – Люсьен высоко подняла ножку. Оказалось, что она была не в длинном платье, а в шелковых полупрозрачных шароварах. – А ты, Вован, кому-нибудь принес подарки?

– Принес. Братану. – С этими словами Володька подхватил меня на руки так, что я беспомощно повисла в воздухе. Ненавижу ощущение, когда неожиданно хватают, но я постаралась вызвать улыбку. – Эта девчонка помешана на сладостях. Смотри-ка, и глаза какие зеленые, как леденцы…

– Отпусти, не мучай. Нам приказано не скучать и встретить всех Дедов Морозов за столом.

– У вас что, уже Новый год? – спросила я, одергивая задравшуюся юбчонку.

– А у нас каждый день праздник. Да, Вован? Кто нам запретит? – засмеялась Люсьен, усаживаясь за стол и указывая на роскошные блюда, от одного вида которых моментально срабатывал условный рефлекс Павлова, вызывающий слюноотделение.

Тем более что я с утра ничего толком не ела – выпила лишь традиционную чашечку кофе. И то лишь потому, что лучшие мысли нередко приходят ко мне как раз в тот момент, когда я перемалываю в кофемолке зерно и вдыхаю неподражаемый аромат – в надежде, что они вдруг появятся.

– Подарок – поближе к елке, – сразу подхватила игру и показала мне на стул Люсьен.

– Может, раздеть и сразу под елку? – пробурчала Тамара, на которую молодежь не обращала особого внимания, воспринимая скорее как привычный атрибут Володьки Кривина. Что-то вроде клюки, с которой удобнее передвигаться по жизни, но всегда можно отставить в угол.

– А что – отличная мысль! – загоготал Володька. – Во братан обалдеет!

Делая вид, что меня это не касается, я подналегла на бутерброды с черной икрой и какие-то умопомрачительно вкусные салаты.

– Перекусим, пока ребята подойдут. Кто что пить будет? – привычно распоряжалась застольем Люсьен.

Все же я никак не могла представить эту дамочку женой Виталика, почему-то в таких вещах воображение вовсе отказывалось работать. Эффектная, конечно. В меру смышленая – такие мужчинам нравятся. И в доме красиво, чувствуется хороший вкус. Но чем больше я тайно вглядывалась в лицо Люсьен, тем отчетливее читала на нем явное, тщательно скрываемое беспокойство. Я судила по тому, как то и дело она откидывала назад волосы, потерянно смеялась, нервно барабаня при этом пальцами, и изо всех сил старалась, буквально пыжилась создать атмосферу непринужденного застолья. Что-то не нравилось мне, очень не нравилось в поведении Люсьен. Она налила Володьке Кривину полный стакан водки, причем я видела, как нервно дрожала ее рука, а водка переливалась через край. В чем дело?

Но, похоже, кроме меня, никто не чувствовал исходящих от Люсьен волн напряжения – все присутствующие за столом весело смеялись и вели какую-то болтовню, включая Тамару, которая раскраснелась от водочки и даже повеселела.

– Ну, мужики – золото, что ли, добывают? – вспоминала Тамара между рюмками, которые лихо опрокидывала одну за другой.

Я же, наоборот, не стала делать даже глотка водки, незаметно вылив ее в блюдо с солеными помидорами. Да и аппетит как-то резко пропал, стоило лишь слегка утолить первый голод. Зато Володька, смешав в своем животе-жбане утреннее пиво с мощной дозой водки, оказался совсем пьяным. Мне захотелось вдруг притормозить Тамару, чтобы она не напивалась слишком уж сильно, но из этой затеи ничего не вышло.

– Ну и молодежь пошла! Одни конфеты жрать горазда. В чем только душа держится? – отмахнулась от меня повеселевшая женщина.

Я же, обессиленно улыбаясь и кивая всем вокруг, чувствовала, как внутри словно натягивается пружина непонятного предчувствия. Кажется, щелкни кто-нибудь сейчас перед носом пальцами, и я взовьюсь до потолка, сигану прямо к люстре. В такие моменты у меня особенно болезненно обостряются зрение и слух. Вот Люсьен еще раз наливает в Володькину рюмку, которую он только что опустошил, водку, и тоненькая ее рука кажется белой от напряжения. В одном подсвечнике уже догорела свеча, а хозяйка и внимания не обращает, и не замечает… Вот где-то далеко послышался звук подъезжающей машины. Наверное, въехала во двор. Шагов не слышно и не может быть слышно – лестницы и коридор застилает мягкая, кровавого цвета дорожка. Я, еще когда шла сюда, подумала: какая жуткая, ну и цвет. Скорее всего те, кто приехал, уже зашли в дом. Хорошо бы посмотреть в окно. Одно окно, спиной к которому сидит Люсьен, плотно задрапировано какой-то восточного вида тканью, второе – заслонено елкой.

Но, видно, Люсьен все же не зря сидела возле окна, потому что неожиданно быстро встала со своего места и со словами «сейчас, сейчас» вышла за дверь.

– Я все же изображу подарок под елкой, – сказала я и быстренько метнулась под новогоднюю елку, услышав, как коротко хохотнул моей шутке Володька Кривин. Но его смех тут же заглушил звук автоматной очереди, женский визг, Володькин крик «бля», перешедший в стон. Сидя под елкой, я видела ножки стола и стула, чьи-то ноги, потом мощное тело Володьки Кривина, грохнувшееся на пол, струйку крови, которая потекла по паркетному полу из его простреленной головы, услышала голос надрывно вопившей Тамары.

Черт, надо что-то делать – таким зайчиком под елкой долго не просидишь. Как там в считалке: «Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, пиф-паф…»

– Ой-ой-ой! – громко закричала девушка, которую я даже толком не успела рассмотреть за столом, поглощенная наблюдением за Люсьен, которая тоже упала вниз, схватившись за руку.

Больше медлить нельзя было ни минуты. Резко выпрямившись, я уперлась руками и ногами в ствол елки и повалила ее на стол, затем одним прыжком долетела до стола и погасила свечи. Мужик с автоматом стоял в двух шагах от последнего источника огня в зале. Пока он не опомнился, я в темноте, практически наугад бросилась к нему, вырвала из рук оружие и с силой ударила стволом по голове, боком чувствуя обмякшее тело.

– Всем стоять! Кто шевельнется, убью на месте, – заорала я жутким голосом, который и сама бы теперь не узнала. Второй вооруженный бандит скрывался где-то в углу и мог пальнуть на голос. Поэтому я залегла на пол и стала тихо пробираться к окну.

– Ох, – всхлипнул кто-то тихо. Честное слово, я могла бы запросто пустить в ту сторону короткую очередь, настолько чувствовала себя в опасности. Над головой прогремела очередь. Понятно хотя бы, откуда стреляют. Дверь открылась, и в вертикальном проеме щели показались еще две квадратные фигуры. Теперь уж точно надо «делать ноги».

Прыгая на корточках в полной темноте как настоящий заяц, я доскакала до второго окна, которое только что было прикрыто елкой, автоматом вышибла стекло и катапультировалась наружу. Повезло, что зал для званых обедов и незваных расстрелов находился на втором этаже – с такой уж высоты я прыгаю запросто. Главное, не останавливаться, а как можно дольше катиться в сугробе, чтобы не стать живой мишенью для какого-нибудь штыревского наемника. Я подкатилась чуть ли не к самому заднему крыльцу штыревского дворца, за приоткрытой дверью которого мелькнула знакомая россыпь черных кудрей. Еще мгновение, и я с силой вцепилась в эти волосы, рванув на себя белую от страха Люсьен, глаза которой, казалось, занимали сейчас половину лица, как чайные блюдца. «Тоже из какой-то сказки, – успела подумать я на ходу. – Не жизнь, а сплошная сказка». Из окна в нашу сторону раздалась автоматная очередь, потом еще одна…

– А-а-а, убивают! – громко заорала Люсьен. – Пусти! Пусти, гадина!

Ну как же! Теперь ты, Люсьен, – мое последнее и единственное спасение. Придется потерпеть. Еще сильнее дернув ее за волосы, так, что Люська вскрикнула от боли, я поднесла к виску женщины оружие и прошипела ей в лицо:

– Скажи, чтобы не стреляли. А то сейчас убью…

– Не стреляйте! Убивают! – громче прежнего завопила Люсьен. – Ну пожалуйста, я же жить хочу! Жить!..

Стрельба разом прекратилась. Я чувствовала, что из окон в нашу сторону смотрят ублюдки с оружием. Интересно, Штырь тоже смотрит? Это хорошо – пусть полюбуется. Мертвой хваткой держа Люсьен и подгоняя ее пинками, я вышла во двор, на всеобщее обозрение.

– Учтите, я успею вышибить ей мозги. Это дело одной секунды, – объявила я, не отнимая оружия от виска заложницы.

– Спасите-е-е! Помогите-е-е! Не надо! – тряслась в моих руках обезумевшая от ужаса Люсьен.

– С ней ничего не случится, если вы дадите мне сесть в машину, откроете ворота и позволите уехать. Обещаю через некоторое время вернуть в сохранности… – сказала я, сама продвигаясь тем временем к машине, на которой только что рулила Тамара. Интересно, жива ли? Вот Володька Кривин почти наверняка лежит на втором этаже мертвый, с пробитым казанком.

– Сделайте это! Ванечка! Дорогой! Сделай это для меня. Ты говорил, что лю-юбишь, дай нам уйти, – надрывно орала Люсьен. – Ты же говорил, что больше жизни-и… А-а…

– Заткнись, – встряхнула я заложницу. – Видишь, они пока молчат. Быстро садись в машину.

Слава богу, машина оказалась незапертой. Считалось, наверное, что тут на даче все свои. Нет, уж лучше чужие, если свои такие. Я впихнула Люсьен через водительское сиденье, стараясь не отрывать от ее головы оружия, а сама села за руль. Самое трудное, можно сказать, позади.

Если бы я была на месте Люсьен, я бы воспользовалась этими секундами, когда нужно тратить внимание, чтобы захлопнуть дверцу, нащупать руками руль, ключ зажигания… Этих нескольких секунд мне точно хватило бы, чтобы врезать любому захватчику по зубам. Но, похоже, у Люсьен и мысли не было попытаться освободиться как-то самой, она сейчас не понимала даже, чего хочет она и что ей нужно делать. Вернее, понимала только одно, что любым способом хочет остаться в живых. Железные ворота медленно открылись, и я, по-прежнему держа оружие возле головы Люсьен, начала давать одной рукой задний ход. Так-так, ворота почти проехали, хотя мы по-прежнему видны со всех сторон как на ладони…

– Стреляйте. Уйдут ведь, суки! – неожиданно раздался чей-то резкий гортанный голос, когда мне уже казалось, что основная опасность позади.

– Дура, быстро на пол! – шибанула я локтем Люсьен, бросая автомат и вцепляясь обеими руками в руль. Я тоже пригнулась, как только могла, – и вовремя. Пуля прошила лобовое стекло и метила как раз точно в лоб, потом свистнула еще одна.

– Не шевелись, не высовывайся! – отдавала я Люсьен краткие указания, выруливая на дорогу и газуя на предельно допустимой скорости. Только бы не погоня.

Вряд ли жители деревни Нечаевка видели когда-нибудь подобное автородео. Какое счастье, что куры и гуси топтались на обочинах и не лезли под колеса. На главной улице, возле сельпо, я на секунду притормозила и крикнула стоящему возле столба парню:

– Быстро звони в милицию! Там стреляют. На дачах…

Больше времени терять было нельзя, и я вновь нажала на газ. Но, по-видимому, в деревне и так уже услышали стрельбу, потому что навстречу нам с воем пронеслись две милицейские машины.

– Вот черт! Теперь оцеплять будут. Наверное, на шоссе уже везде патрули.

– Может, у тети Кати спрятаться? – заныла Люсьен.

– У какой еще тети Кати? – Я плохо слушала ее, потому что лихорадочно соображала, какой дорогой гнать, чтоб избежать погони. На даче произошло убийство, типичная разборка. А возможно, и не одно. Выступить свидетелем в подобной истории – это надолго.

– Я у нее молоко часто беру. Она из соседней деревни, из Пупырловки ходит. У нее пока спрятаться можно.

– А милиции не выдаст? Вдруг все дворы обходить начнут? – спросила я и тут же подумала: вряд ли будут искать кого-нибудь в Пупырловке, на это у наших блюстителей порядка рвения не хватит.

– Да она, тетя Катя, совсем глухонемая. И я денег ей давала. Нет, даже если спрашивать будут, она не выдаст, – уверяла меня Люсьен.

– Ладно, тогда пошли, – скомандовала я.

А правда, чем я рискую? Не могла же Люсьен заранее знать, что ей придется покидать бал таким образом, и о чем-либо заранее договориться со своими бандитами.

Я остановила машину с пробитыми стеклами на дороге, в двух шагах от посадок. Здесь же найдут и автомат – еще одно вещественное доказательство. И больше никого. Выйдя из машины, я возблагодарила Всевышнего, что он послал снег – наших следов точно не будет видно. Вот бы он послал нам еще и теплой одежды! Люсьен дрожала на ветру в своих шелковых восточных штанишках, я тоже, пока прыгала по сугробам, отморозила коленки. Пока была смертельная опасность, как-то подзабылось, что на дворе зима, декабрь, последние дни перед Новым годом. Меня, разумеется, удивило, что Люсьен уже почему-то не видела во мне своего врага, не относилась ко мне как к виновнице своих несчастий… Скорее наоборот, подозрительно ласково…

– Ты слышала? Это Штырь крикнул, чтоб стреляли, – сказала Люсьен и заплакала, кусая губы. – Эти не хотели, а он… не пожалел. Еще немного – и прикончил бы.

Я молчала. А что мне было сказать? Хорошо, что я потратила кучу времени, чтобы научиться водить автомобиль на уровне гонщика-профессионала. Подружка Света все понять не могла, как это мне не лень каждое воскресенье гонять за городом, выделывая по полям виражи. Она помидорки режет, валяется, загорает – а я тренируюсь, как сделать разворот за несколько секунд. Если бы посчитать, сколько раз эти самые несколько секунд помогли мне спасти жизнь. А что касается загара – так морской все равно красивее, чем здешний. Лучше уж специально выбраться для этого на море. Хотя там я тоже из воды не вылезаю, учусь нырять на глубине. А потом все удивляются: откуда у тебя, Танечка, такая белая кожа, весьма подходящая к зеленым, изумрудным глазам? Какими приемами ты пользуешься? Работой, господа, исключительно работой частного детектива, что и всем вам рекомендую.

– А ведь говорил, что любит, – доплакивала свое Люсьен, пока я, содрав с автомобильных сидений меховые накидки, быстренько делала в них дыры для рук, чтобы смастерить самопальные тужурки. А чего такого? Если издалека не приглядываться, то смахивают на шубки из искусственного меха, тут в деревнях и не в таких ходят. Точь-в-точь, как в рекламе какого-то шампуня! Остается только волосы под колонкой помыть.

Бр-р! Даже от одной такой мысли охватывала леденящая дрожь. Чтобы согреться, мы с Люсьен быстрым шагом направились в сторону деревни Пупырловки. Шелковый платочек, который недавно кокетливо лежал на пышных кудрях Люсьен, теперь был по-бабьи повязан на голове, чтоб не простудить уши. Мы даже и не говорили по дороге. Люсьен шла, погруженная в свои мысли, и лишь иногда нервозно всхлипывала. Я поняла, что в самое сердце поразил ее приказ Штыря стрелять в машину – значит, он готов был пожертвовать своей женщиной, лишь бы убрать свидетеля. Неужто настолько разозлился, что не удалось тихо провернуть дельце?

Я тоже думала о своем. И меня вон чуть-чуть не убили. А чего ради? Из-за Виталика? А кто он мне такой – муж, брат или сват, чтоб так рисковать?

Как только в голову начинали заползать подобные мысли, я уже знала, что это признак наступающей на пятки депрессии – в таких случаях надо прийти в себя, отдохнуть и… вспомнить о работе, которую нужно выполнить и за которую уже заплачены деньги.

Дом тети Кати, к которому мы наконец добрели, пробираясь сквозь снегопад, был местом, будто специально созданным для поддержания сил. Наверное, благодаря снегу по дороге на нас с Люсьен никто внимания не обращал – все попадающиеся нам навстречу фигуры были густо облеплены снегом и походили на снеговиков. Как и мы – на Снегурочек. Новый год все-таки, время сплошных сказок!

Тетя Катя всплеснула руками, когда мы ввалились к ней в дом и в облепленном снегом полураздетом существе она узнала Люсьен. А когда та закоченевшими красными пальцами накорябала что-то на листке бумаги, старуха сразу закивала, потащила нас к печке, растерла самогонкой руки и ноги, заставила выпить немного своей горилки. Да мы и не сопротивлялись. Хорошо, что я не стала пить на даче ни грамма всяких дорогих заморских джинов и коньяков – одной рюмки могло хватить, чтобы одной секунды не хватило… Впрочем, от усталости после пережитого напряжения я совсем уж заговорилась. Отказавшись от еды, зато выпив еще стопку самогона и закусив соленым огурцом, я почувствовала страстное желание растянуться где-нибудь во всю длину. Словно прочитав мои мысли, тетя Катя жестом показала на широкую русскую печь, куда я и полезла с радостью.

Тетя Катя что-то замычала и сделала из пальцев рога – мол, там так просторно, что поместятся и двое. Ясно было, что именно на печке находилось самое теплое, можно сказать, горячее место в доме, и все еще стучащая зубами Люсьен вслед за мной тоже ринулась на печку.

Еще минута – и совершившая побег Татьяна Иванова и ее заложница Людмила Ежкова лежали вместе на теплой печи, тесно прижавшись друг к другу и молча радуясь тому, что жизнь продолжается. Как в страшной сказке. Или – как в жизни, что почти одно и то же.

Глава 5 ДОПРОС НА ПЕЧИ

Наверное, я ненадолго задремала на теплой печи тети Кати и очнулась от того, что кто-то рядом бормотал и всхлипывал. Ну понятно – это Люсьен все никак не могла унять свою обиду на Штыря. Тоже мне, как будто впервые узнала о системе ценностей в бандитском мире, где женщина – лишь приложение к большим деньгам и крутому бизнесу, что-то из разряда специальных мужских игр. Некоторое время я не открывала глаз, притворяясь спящей, снова раздумывая о причудливых фантазиях судьбы.

Вот теперь лежат рядом друг с другом две женщины, с каждой из которых спал, ласкался, трахался человек по имени Виталий Ежков, очень симпатичный парень. Вот бы он сейчас удивился, увидев нас вместе. Рассказать – не поверит, что мы спали рядом с Люсьен, лучше даже и не пытаться. Сказкам и то больше верят, чем таким вот ситуациям, которые то и дело подбрасывает сама жизнь.

– Эй, хватит там. Давай теперь поговорим нормально, – тихонько толкнула я Люсьен. – Подумаешь, нашла над чем рыдать. Не убили – и то хорошо.

– А если б убили? – никак не могла уняться Люсьен. Слабая она все же оказалась женщина, с чересчур тонким защитным слоем. А мне показалось – светская львица. Впрочем, я помнила о своей догадке, что Люсьен заранее знала о приходе гостей с подарками в виде автоматных очередей – здесь меня слезами не собьешь.

– Тогда тем более. Лежала бы сейчас спокойная и холодная как Снегурочка, – заметила я хладнокровно.

– Ой, я вот что не пойму, – повернулась ко мне Люсьен, и в раннем декабрьском сумраке я увидела ее большие, широко раскрытые глаза. – Как это ты сумела?

– Что сумела?

– Ну, вот все это – из окна выскочить, стрелять. А потом на машине, как каскадер. Все лежу и удивляюсь. Я бы точно не смогла.

– А чего тут не понять? Из милиции я. Спецотдел. Только не дергайся. Считай, что начался допрос, – сказала я строго.

– Я не дергаюсь. Что ж мне теперь дергаться, – печально прошептала Люсьен в темноте. – Знаешь, я вот лежала и думала: удавиться мне, что ли? Или таблеток наглотаться? Вся жизнь моя покорежена, теперь уж вообще. Для чего так жить, а?

– Успеешь. Сначала помоги следствию, а потом уж вешайся. Насколько я поняла, Володька Кривин несколько часов назад уже отправился на тот свет. И, может быть, еще кто-то. Ты – главный свидетель. Не исключено – что и соучастник, так что лежи смирно и отвечай на мои вопросы…

– Слушай, так вы что, заранее знали про разборку, раз ты именно в тот момент пришла? Ну что же вы не предупредили, раз все знали? У тебя в коробке из-под конфет взрывчатка была?

– Гранаты, что же еще, – незаметно улыбнулась я в темноте. – Учти. Все вопросы задаю я. Во-первых, я наблюдала за тобой за столом; ты знала заранее обо всем, что произойдет. Мало того – подстроила. Я видела, как усердно ты поила гостей и прислушивалась к звукам за окном. Это идея Штыря? Говори!

– Нет, нет! Что ты! – вскричала Люсьен. – Я ничего не знала точно. Просто Штырь как-то странно себя вел. Стал сплошными загадками говорить, приказывать, даже кричать. Я уже знаю: когда он такой, плохое что-нибудь случается. А сегодня с утра вообще как с ума сошел. Сказал: будешь принимать гостей – а сам ухмыляется, у меня даже мурашки по коже. Говорит, пока ты им всякие сказки будешь рассказывать, я одно дело сделаю….

– Одно слово – Шехерезада, – припомнила я.

– Да я точно не знаю. Он никогда мне ничего не говорит. Но может все, что угодно. Теперь Штырь точно меня убьет. И тебя тоже. Он такого не прощает, чтобы кто-то обошел его. Вот я и думаю – может, лучше самой? Чтобы хоть не больно? Он ведь еще издеваться надо мной будет, скотина, – опять заплакала Люсьен.

– Сама виновата, что с таким уродом связалась, – сказала я жестко. Допрос есть допрос – хоть в кабинете, хоть на печке. Пусть для Люсьен я буду как можно дольше не частным детективом, а представителем официальных органов. Так дознание гораздо быстрее пойдет.

– Да кто его искал? Он сам меня нашел. Я еще в школе училась, когда он меня вычислил и прилип – его родители в нашем же доме жили. А я глупая тогда была, не надо было вообще в его сторону смотреть, а мне польстило, что за мной на джипе приезжают, прямо из школы в ресторан везут, и все такое. А когда поняла, с кем дело имею, поздно уже было, он меня запер у себя в четырех стенах. А я ведь в театральный собиралась, артисткой настоящей стать хотела…

– Что-то не верится, что никак нельзя было отделаться, – усомнилась было я вслух. Но потом взглянула на хрупкую, маленькую Люсьен и увидела, что слабый из нее борец, никудышный. Да и моложе меня она на несколько лет, что тоже ощущается.

– А как же муж? Ну тот, в которого стреляли? – задала я особенно интересующий меня вопрос.

– Виталя? Да никак. Я-то думала, когда Штырь вдруг пропал, что все, грохнули его где-нибудь. Перебралась жить к маме, через год в институт поступила, на иняз. Я пока со Штырем жила, таких артисток навидалась, что про театральное передумала, решила чем-нибудь посерьезнее заняться. Потом с Виталиком встретилась. Честно говоря, боялась замуж официально – ну что дружки узнают и не простят. Но, знаешь, так все тихо было. Такое ощущение, что вся предыдущая жизнь приснилась мне… Я даже и забывать стала. В общем, Виталик настоял. Знаешь же, как у мужчин бывает: все к ним липнут, а та, что о замужестве и слышать не хочет, как раз и нужна…

Слушая воркующий голосок Люсьен, я прямо-таки физически ощущала, как самые разные чувства во мне борются. И жалость. И ревность. И что-то вроде женской солидарности. И обида на Виталика – ведь он предпочел мне эту девчонку. И, наоборот, понимание, что такую красавицу с большими голубыми глазами и удивительными волосами, от которых исходил сейчас едва ощутимый запах духов, поневоле хочется защитить, укрыть от мерзости жизни.

– …А потом Штырь опять вдруг как из-под земли явился – и сразу ко мне. Не было у меня никакого выбора. Понимаешь, не было! – горячо продолжала Люсьен. – Убил бы. А так – обещал никогда не трогать. Мне когда кто-то сказал, что в Витальку стреляли, чуть не задушила его, хоть Штырь и не сознался. Но он мог. Вон видишь, как с Кривиным. И меня тоже мог.

– Ладно, про личную жизнь мы потом продолжим, – сказала я, чувствуя, что элементарная женская ревность и воспоминания о сладких губах Виталика начинают пересиливать все остальные чувства. – За что убили Кривина? Что здесь вообще было? Говори все, что знаешь…

– Я бы сказала, да я ничего не знаю, правда! – закричала Люсьен так громко, что я поневоле закрыла ей рот ладонью. А вдруг тетя Катя не совсем глухонемая, а только прикидывается? Если доподлинно не уверен в чем-то, всегда стоит оставлять простор для сомнений – к этому я постепенно приучила себя.

– Без истерик. Выкладывай все, что тебе известно – про Володьку, его брата и Штыря, – сказала я строго.

– У них нормальные вроде бы были отношения, – горячо зашептала Люсьен. – Мы часто гуляли вместе – Вован со своей Тамарой-коротышкой, всякие другие мужики. Для меня все их рожи на одно лицо. Но Вован, он хороший, добрый был. Я его правда любила, как человека… Если бы я знала… Если б…

– Дальше, – приказала я строго.

– А три дня назад, когда к Вовану приехал его брат с Украины, что ли, Штырь вовсе переполошился, как чумной стал. Они вроде бы встречались… Или не встречались? Мне он не говорил, только ругал этого Владислава или Станислава, звоня кому-то по телефону, говорил, что не дается. Я так поняла, что хотел от него чего-то, но не получил…

– А как ты думаешь, что можно получить от брата Кривина?

– Не знаю. Слышала только, что его или Владиславом, или Станиславом зовут, и он какой-то большой начальник. Штырь сказал – сосновая шишка. Там же сосны у них. Говорит, железный орех – ни хрена не раскусишь…

– Погоди, но Володьку-то зачем убивать понадобилось? К чему весь этот новогодний шабаш? Чересчур похоже на показательную акцию устрашения. Типа: вот что и с тобой будет. Или что-то другое?

– С нами со всеми так будет, – обреченно вздохнула Люсьен. – Я точно знаю, что мне больше не жить.

– Погоди панихиду заказывать. Лучше вот что скажи: а Володька мог стрелять в Виталия, твоего бывшего супруга? Если учесть конкуренцию фирмы «Гном» с фирмой «Сказка»?

– А ты откуда знаешь? – в очередной раз поразилась Люсьен.

– Ты что, уже забыла? Забыла, откуда я? Если думаешь, что у нас здесь с тобой девичник на печке, ты глубоко ошибаешься, Люсьен.

Люсьен только молча пожала плечами, показывая, что ей нечего добавить. И все же мне было непонятно, что так разозлило Штыря? Настолько, что он отважился порешить Володьку? Вот в чем пока загадка. И ее нужно разгадать.

– Ты вот что скажи, – спросила я Люсьен. – Штырь разные сферы бизнеса курирует или у него есть определенные сферы влияния? И кто вообще за ним стоит?

– Не знаю, – грустно ответила Люсьен. – Знаю только, что все менты в округе за сто километров подкупленные. Ты думаешь, хоть кого-то взяли сегодня? Или что-нибудь нашли? Ничего подобного.

– Погоди. Но мы же слышали милицейские сирены…

– Тоже мне, удивила. Штырь так продумал, что, кто бы милицию ни вызвал – хоть по ноль-два звони, хоть как угодно, – все равно одна и та же команда приезжает, я их рожи жирные наизусть знаю. У нас случай был, когда девку один козел до смерти изнасиловал летом в бассейне за домом – и что? Как будто ничего и не случилось.

Так-так, последнее признание Люсьен сильно меняло дело. Я дернулась, как будто очнулась от оцепенения. Что же мы в таком случае разлеживаемся здесь? Если милиция вряд ли будет прочесывать окрестные деревеньки, то бандиты почти наверняка не поленятся это сделать, тем более что прекрасно знают, кого им надо найти. Из Пупырловки нужно срочно как-то выбираться. А как? В отделении милиции все схвачено. Автобусная остановка наверняка просматривается, и все пассажиры будут проверяться сквозь оптический прицел. Неужто мы обречены?

Я вскочила с печки и попыталась разглядеть что-нибудь в полузамерзшее окно. Черт, неужто мы попали в удобную, теплую ловушку?

«Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет…» Сколько же мы здесь пробыли? Час? Два? Три? На улице – кромешная темнота. Впрочем, в декабре в четыре часа уже становится темно.

«Пиф-паф, ой-ой-ой!..»

– Чего? Что случилось? – переполошилась Люсьен и тоже спрыгнула вниз.

– Пока ничего. Но вот-вот может случиться. – Накинув первый попавшийся из висевших на гвозде тулупов и натянув на ноги стоявшие в углу валенки, я вышла на порог избушки, стоящей на самом краю деревни.

Тишина. Лишь снег валит большущими красивыми хлопьями, становясь все гуще и гуще. Но тишина обманная, тревожная. В такой ночи хорошо слышны громкие выстрелы: пиф-паф и ой-ой-ой… Сразу от дома тети Кати к речке спускался обрыв. На другом берегу мерцали огоньки какого-то большого селения.