Текст книги "Анна Лоуренс (СИ)"

Автор книги: Марина Рябченкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

Я стою у огромного окна в кабинете Хэнтона. Вид из него фантастически великолепный и страшный.

Теплые руки вдруг сжали мне талию, и у самого уха слышу шепот Джона:

– О чем ты думаешь?

Укладываю свои ладони поверх его рук. В груди растекается приятное тепло.

– О тебе, – с улыбкой на губах говорю я. Но улыбка гаснет быстро. – Ты очень далеко.

Мужчина мягко развернул меня лицом к себе, и я с нежностью посмотрела в серую сталь его глаз, не сразу осознав, что спиной прижимаюсь к гладкой поверхности стекла. Я не хочу прижиматься к стеклу. Это девяносто девятый этаж!

Стекло за спиной вдруг исчезло. Я не вижу этого, но хорошо чувствую и цепляюсь за мужчину поистине мертвой хваткой.

За моей спиной пропасть, но мужчина крепко держит меня. Джон не боится пропасти. В его руках безопасно.

«Завтрак!» – вторгся в сознание чей-то голос, и я сразу распахнула глаза.

Удивленно моргаю, не сразу сообразив, где нахожусь. Огляделась вокруг и сразу плюхнулась обратно на подушку.

– Завтрак! – опять прогремел чей-то голос в коридоре.

Уже завтрак? Неужели я спала так долго.

Поднимаюсь с кровати, плотнее запахнув свой халат. Открываю дверь и выхожу в коридор. Фигуры в серых пижамах, покачиваясь, идут в столовую, а я следую за ними.

Для большой больницы столовая мала, но радует, что она белая и чистая. Радует, что она вообще есть, и, быть может, я не умру от голода. Беру поднос, встаю в очередь и получаю кашу. Неаппетитно.

На мое смиренное «спасибо» женщина на раздаче ответила угрюмым взглядом.

Двигаюсь дальше и беру для себя ломтик хлеба и кружку, доверху наполненную чаем.

Сажусь за свободный стол в дальней части столовой и кривой алюминиевой ложкой пробую на вкус скользкую жижу, что должна называться овсяной кашей. На вид отвратительна и на вкус не лучше. Скривив лицо, отодвинула от себя тарелку.

Слышу смешок впереди себя и поднимаю взгляд. Молодая женщина с соседнего столика растянула губы в широкой улыбке, обнажив пожелтевшие и больные зубы. Я вздрогнула, когда она посмотрела на меня, и улыбка женщины мгновенно погасла, взгляд ее стал по-звериному хищным. Невероятно худая женщина за тем же столом обернулась ко мне, оценив недружественным взглядом.

Поспешно опускаю глаза, придвинув к себе чай. Тихонько осматриваюсь, пока взгляд мой не уткнулся в особу в шелковом пеньюаре синего цвета. На ее тонких ножках тапочки с кокетливым пушком на носике. Ее внешний вид меня озадачил, ведь это не больничная одежда.

У женщины бодрое лицо и аккуратно причесанные волосы. У нее на лице есть легкий макияж. Когда за тот же стол села другая женщина, она надкусила ломтик хлеба, взяла кружку и лениво побрела из столовой. Я хотела поступить так же, но меня остановили.

– Посуда остается здесь, – вытянул перед собой руку дежурный санитар.

Удивленно моргаю, но быстро все понимаю. Поспешно выпиваю чай и ставлю кружку на стол. Спешу вслед за женщиной и сразу натыкаюсь на мисс Миллер.

Резкий и жгучий удар по щеке выбивает из головы все мысли. Я пошатнулась, рукой ухватившись за стену. Остолбенела. Поднимаю на женщину недоуменный взгляд, удерживая пальцы на полыхающей огнем щеке.

– Если я сказала перед завтраком быть в процедурном кабинете, значит, ты должна быть в процедурном кабинете! – ядовито сказала она, и ее алые губы сжимаются в тонкую линию. – Завтракала? – рявкнула она так, что я вздрогнула.

Необдуманно киваю, на что получаю новый болезненный шлепок уже по другой щеке.

– Санитар!

Подошел крепкий мужчина, лицом напоминающим кирпич.

– Отведите миссис Стоун в душевые, – ее слова прозвучали как приговор.

В сознание вторгся ужас. Опять?!

– Нет! – взмолилась я. – Нет, Ингрид, нет!

Мужчина тащит меня вдоль белого коридора, а я сопротивляюсь.

– Отпусти меня! Пусти! – сильно кусаю его за руку и тот ударил меня о стену. В голове возникла сильная боль. Стекаю на пол, не до конца поняв, что произошло. Санитар опускается на корточки и внимательно всматривается мне в лицо. Переборщил, но не сожалеет. Схватил и, словно тушку животного, перевалил меня через плечо.

В ушах стоит странный звон.

Когда моргнула – я была уже в лифте. Как мы так быстро оказались здесь?

Когда моргнула опять – перед глазами возникли начищенные черные туфли мисс Миллер.

Слышу, как со скрипом отворилась железная дверь, а спустя мгновение санитар осторожно положил меня на холодный кафельный пол. Я часто заморгала, всматриваясь в серый потолок. Сознание вернулось окончательно, но зрение все еще подводит. В условиях полумрака все выглядит темным и размытым.

– Как самочувствие? – спрашивает меня мисс Миллер.

– А как, по-вашему? – необдуманно огрызнулась я.

Женщина издает короткий смешок.

– Вы хорошо себя чувствуете, но мы это исправим, – сказала она и холодно добавила. – Обещаю.

Медленно перевожу на нее свой взгляд. Рассудок все еще в тумане.

Старшая медсестра передает полотенце санитару и предлагает ему приступать.

– Что вы собираетесь делать? – в моем голосе возникли нотки неподдельного страха. Меня не будут поливать из шланга, это что-то другое и, судя по улыбке мисс Миллер, эта пытка будет ужаснее предыдущей.

– Не надо… – пячусь я от санитара. – Не приближайся! – кричу я и вскакиваю на ноги.

Санитар не позволил даже дотянуться до ручки двери. Повалил меня на спину, уселся сверху, обмотав мою голову полотенцем. Кричу, извиваюсь, брыкаюсь, пальцами стягивая полотенце с лица. Но руки вдруг сгребли вместе и мертвой хваткой удерживают у меня на груди.

Извиваюсь, изгибаюсь, воплю. И тут новый шок! Полотенце вымокает в холодной воде. Вода попадает мне в рот и ноздри, и я захлебываюсь. Пытаюсь вопить, а вместо этого заглатываю в легкие больше воды и кашляю.

Легкие горят – не могу вздохнуть!

Бьюсь из последних сил за собственную жизнь, но силы быстро иссякли. В момент, когда я уже поверила, что это конец, полотенце вдруг сняли с моего лица и санитар молниеносно перевернул меня на живот. Локтями упираюсь в мокрый пол. Сильно опустив голову, жадно заглатываю воздух. Изо рта льется вода.

Ребра горят, будто по ним били палкой.

Когда я перестала кашлять и хрипеть, старшая медсестра опустилась рядом со мной на корточки.

– Вы будете послушной, миссис Стоун? – ласково спрашивает она.

В шоке от происходящего медленно обращаю на женщину свой взгляд. Медсестра улыбается, а бровь ее многозначительно поднимается вверх.

Мое бедное тело сжалось от страха – я невероятно боюсь эту женщину. Боюсь ее сильнее, чем кого-либо в своей жизни.

– Да, – сказала я. Мои губы дрожат.

– Да, мисс Миллер, – властно поправила она.

В мышцах невероятное напряжение. Сознание напугано.

– Да, мисс Миллер, – покорно говорю я.

– Завтра перед завтраком жду тебя в процедурном кабинете.

– Да… мисс Миллер.

Удовлетворенно кивнув, женщина дает знак санитару поднять меня. Я едва держусь на ногах. Меня приволокли обратно в палату и усадили на кровать.

Обнимаю себя руками, остро нуждаясь в защите. Будь Джон рядом, он бы не позволил со мной такому случиться. Я знаю это.

Но от этого легче не становится. Это уже случилось со мной, и в моем сознании что-то поломалось. Теперь я знаю, завтра, едва заслышав слово «завтрак», я влечу в процедурный кабинет, отдав честь по стойке смирно, если потребуется.

Голова кругом, но не от мыслей. Рукой осторожно касаюсь рассеченного лба, на пальцах остался алый след. Зеркала в палате нет, в уборной помню, тоже нет. Неужели увидеть собственное отражение для меня теперь – непозволительная роскошь?

Когда захотела выйти из палаты, вдруг поймала себя на мысли, что боюсь это сделать. Теперь понимаю, почему большинство пациентов замкнуты в себе и передвигаются по коридорам с опущенным взглядом. Но вот одна из нас чувствует себя вполне комфортно. Почему?

Женщину в синем пеньюаре я нашла в комнате отдыха. Та растянулась на диване, безнаказанно выдыхая в окно облако сигаретного дыма. Взгляд сапфировых глаз спокойный и безразличный. Ей будто до лампочки, где она находится и все, что происходит вокруг.

Подхожу к ней ближе. Когда женщина убедилась, что я направляюсь именно к ней, лениво обращает ко мне взор, и я молча сажусь рядом.

– Тебе позволяют курить здесь? – почти шепотом спрашиваю я.

Взгляд женщины мельком пробежался по моему лицу, но надолго задержался на ране чуть выше виска.

– Когда спишь с лечащим врачом, тебе многое позволено.

Удивленно приподняв бровь, уставилась на нее.

– Осуждаешь меня? – тем же тоном спрашивает она.

– А я могу?

Губы женщины изогнулись в ленивой улыбке, изящно выгибает шею и взглядом указывает на группу женщин в дальнем углу. Среди них были те, что наградили меня недобрым взглядом в столовой. Они смотрят на нас и перешептываются.

– Они осуждают, – говорит женщина в синем пеньюаре, насмешливо помахав им рукой. Некоторые из них сразу отворачиваются. – Ты пока хорошо выглядишь, – говорит она мне. – Так что мой тебе совет: когда твой врач захочет тебя, не упрямься слишком долго, и тогда твоя жизнь станет сносной.

Хмурю брови, а женщина ухмыльнулась:

– Просто совет, а поступай как знаешь.

– Я не задержусь здесь, – сказала я, а в ответ слышу грустный смешок.

Женщина протяжно затягивается и на выдохе говорит:

– Я здесь уже год, и за это время больницу не покинули даже те, кого вывезли ногами вперед, – подразумевает она местное кладбище. Смотрит на меня. – Тебя ведь муж сюда привел. Что натворила?

– Предложила развод.

Женщина громко рассмеялась. Санитар обратил на нас волчий взгляд, но быстро вернулся в исходное состояние.

– Когда Дориан разбогател, решил, что я ему больше не нужна. Привез меня сюда и получил развод. Тихо.

«Закон допускает развод, если болезнь супруга обременяет жизнь другого…», – вспомнилось мне.

– Когда мы становимся не нужны, нас привозят сюда. Врачи ставят диагноз и запирают здесь навсегда, – ее взгляд метнулся к женщине, что сидит за шахматной доской. Глаза той женщины пусты и безжизненны. – Бетти. Ее привез муж. Получил развод и женился на девчонке только из колледжа. Бетти – моя первая подруга здесь. После завтрака мы начинали день с игры в шахматы, много говорили о том, что совсем скоро нас выпишут, потому что мы здоровы, но время идет, а мы все здесь… А это Нора, – указывает на женщину, прислоненную лбом к стене и бормочущей что-то себе под нос. – Моя вторая подруга.

– Давно? – не скрывая ужаса, спрашиваю я.

– Шесть месяцев.

– Но она явно нездорова, – опешила я.

– После электрошоковой терапии с тобой будет то же самое, – затягивается, выразительно уставившись на мой рассеченный лоб. – Так что веди себя смирно.

Наступила долгая пауза. Будто время остановилось и я наконец изрекла:

– Анна Стоун.

– Ева Нельсон, – лениво смахнув пепел в пепельницу, смотрит прямо перед собой. – Надеюсь, ты продержишься дольше моих первых подруг, Анна Стоун.

Когда меня отвели в кабинет лечащего врача, была удивлена тем, что им оказался молодой доктор.

– Меня зовут Клайд Коллинс. Присаживайтесь, миссис Стоун, – с любопытством рассмотрев меня, мужчина показывает на стул напротив своего стола.

У доктора Коллинса глубокие синие глаза, белая кожа и темные волнистые волосы. Поверх синей рубашки накинут белый халат. Расслышав его приятный бархатный голос, прихожу к выводу, что передо мной мужчина не старше тридцати.

Нерешительно прохожу по скрипучему деревянному полу и сажусь на стул. Осторожно осматриваюсь по сторонам: маленький кабинет с голубыми стенами, большое окно. В дальнем углу комнаты шкаф – в нем очень много книг. Несколько толстых томов в красных и зеленых переплетах лежат на письменном столе доктора.

Стоит полдень. В кабинете очень светло.

Пока я осматриваюсь, мистер Коллинс просматривает папку с личным делом.

– Здесь сказано, что вы упали в душевой, – резко поднимает от бумаг глаза и показывает на мой рассеченный лоб. – Как вы себя чувствуете?

Припомнив болезненный удар о стену, поджимаю губы и говорю:

– Хорошо.

– В больнице вам комфортно?

– Сносно.

– Вас что-то беспокоит? – спрашивает Клайд Коллинс. У доктора доверительный взгляд.

– Меня поливали из шланга и проводили осмотр в спартанских условиях, – сухо замечаю я. – Комфорта мало.

– Вы оказали сопротивление персоналу, такие условия – вынужденная мера.

– Унизительная.

– Но это позади, а сейчас с вами хорошо обращаются?

– Да, – не сразу отвечаю я, благоразумно решив, что некоторые подробности лучше опустить.

– Давайте приступим, миссис Стоун. Расскажите немного о себе, – облокотившись о спинку кресла, предлагает он.

Не сразу, я заговорила:

– Анна Стоун. 28 февраля 1933 года рождения. Окончила старшую школу Илсити. Поступила в колледж искусств. Имела неосторожность выйти замуж за обиженного неудачника, и теперь я здесь.

Доктор Коллинс задумался. Подтягивается к столу и, сложив руки перед собой, предлагает:

– Поступим вот как, я буду задавать вопросы о некоторых эпизодах вашей жизни, а вы ответите на них. Договорились?

– А вам откуда известно о них? – осторожно спрашиваю я.

– Я имел удовольствие беседовать с вашей матушкой.

– Мама знает о том, что я здесь, но не пожелала меня увидеть? – поразилась я.

– В интересах больного посещения запрещены.

– Или в интересах больницы, – необдуманно замечаю я.

– Что вас беспокоит, миссис Стоун? – опять прямо спрашивает доктор Коллинс. Голос стал тверже.

В груди все клокочет! Я изолирована от внешнего мира. Приходил ли Джон за мной или пытался хотя бы увидеть, остается только гадать.

Смотрю на мистера Коллинса, а он смотрит на меня.

– Вы хотели задать мне вопросы, доктор, – напоминаю я. Голос звучит резко.

Взгляд доктора остался таким же доверительным, и он спокойно спрашивает:

– Что вы сейчас чувствуете?

– Раздражение.

– С чем оно связано?

– Я среди тех, кому нет до меня дела. Я была бы очень рада увидеть собственную мать, перекинуться с ней хотя бы одним словом… Но нельзя.

– Все не так плохо, – подбадривает он. – В рождество посещения разрешены.

– Ну, это все меняет.

– Воздержитесь от язвительного тона, – голос мужчины по-прежнему спокойный, но в интонации слышу предупреждение. На этом ничего не закончилось, от меня терпеливо ждут ответ.

– Хорошо, – смиренно говорю я.

– Хорошо, – голос доктора стал прежним, мягким. – Обратимся к вашему прошлому, миссис Стоун, и начнем мы с детства. Матушка подарила вам игрушку, когда вам исполнилось восемь. Что это была за игрушка?

Что это за вопрос такой? Об этом запросто не вспомнит и сама Анна.

Сердце бьется так, будто еще немного, и оно выскочит из груди.

– Кукла, – выдаю я стандартный ответ.

Доктор Коллинс оценивает меня внимательным взглядом, затем обращается к бумаге и делает запись, невесело сообщив, что это был пони.

– В восемь лет у меня была масса игрушек. Неудивительно, что я не всех их помню.

– Допускаю, – отозвался он. – Но эту игрушку для вас связала ваша матушка собственными руками. Это единственная вещь вашего детства, которую вы сохранили до сегодняшнего дня.

Мне будто дали под дых, и холодная дрожь пронеслась по телу. Плохо удается скрыть свое настроение, и проницательный взгляд доктора замечает все. Его взгляд сочувствует, будто сам он не рад моим промахам.

– По случаю окончания старшей школы куда отвез вас ваш отец?

Вариантов слишком много, начиная от ресторана быстрого питания и до каких-нибудь гор.

– В ресторан, – мой голос звучит неубедительно.

– Вы остались дома, – сразу сказал мистер Коллинс. – На каком курсе колледжа экзамен пришлось сдавать дважды?

Обычно, первые экзамены заваливают на втором курсе. Вот и мой ответ был:

– Второй.

– Хорошо, – удовлетворенно кивает и сразу бросает уточняющий вопрос. – Какой предмет?

– Искусство.

– Нет, – делает запись. – Этикет домохозяйки.

Проклятие! Я вдруг вспомнила две фотографии в альбоме Анны. Она и ее подруга… Этикет домохозяйки.

– Всего не упомнишь, – философски замечаю я.

– Согласен. Но день бракосочетания, что состоялся совсем недавно, вы помнить должны.

Поджав губы сильнее обычного, с тревогой смотрю на мистера Коллинса.

– В этот день ваш супруг вручил вам подарок. Что это было?

Даже гадать не хочу. Доктор поддается вперед, и в его глазах могу видеть свое мрачное отражение.

– Ваш супруг подарил вам ключи от нового дома. Дом, в котором вы стали хозяйкой.

Обреченно заваливаюсь на спинку стула.

– Воспоминания детства, школы, колледжа, вплоть до момента бракосочетания для вас закрыты, – заключил он. – Что произошло с Анной, что спровоцировало ваше появление? – этот вопрос не для меня, он скорее риторический.

– Вы совершаете ошибку, доктор Коллинс.

– Судя по тому, что я услышал от миссис Лоуренс, – мужчина разворошил листы из личного дела и один из них взял в руки, – и характеристике мистера Стоуна… Анна представляется натурой тонкой и восприимчивой, – обращает на меня взгляд синих глаз, и по моей коже пробежал холодок. – А вы не такая.

В этот самый момент мне стало очень страшно. Если Джон не заберет меня отсюда, я их клиент надолго.

– Предлагаю закончить, – прошу я, но доктор ставит ультиматум:

– Назовите свое имя, и на сегодня все.

– Анна Стоун.

– Нет, Анна Стоун где-то здесь, – доктор показывает на висок. – Кто вы?

– Меня зовут Анна Стоун, – упрямо повторила я, и в воздухе повисло гнетущее напряжение. Некоторое время смотрим друг на друга, и доктор Коллинс сказал:

– Хорошо. Закончим на этом, – собирает бумаги в папку, поднимается с места. Выходит и обращается к тому, кто стоит за дверью: – Мы закончили.

На пороге оказался санитар с лицом, похожим на кирпич. Куда делся тот, другой, что привел меня?

Мое бедное сознание во всех подробностях поднимает воспоминания нечеловеческой пытки надо мной. Пульс ускорился, напряжение возросло, и я непроизвольно отшатнулась.

– Я сам отведу миссис Стоун в палату, – сказал доктор и санитар, молчаливо кивнув, неспешно вышел вон.

– Идемте, – мистер Коллинс жестом указал на дверь.

Ноги плохо слушаются, но я в состоянии их контролировать.

– Спасибо, – искренне благодарю я.

Заходим в лифт. Двери закрылись, и доктор решительно спрашивает:

– Как с вами обращается персонал?

– Хорошо.

– По десятибалльной шкале?

– Единица.

После обеда часть пациентов вывели на улицу. Лениво шаркая ногами, иду по тропинке из красного кирпича до тех пор, пока мое внимание не привлекли голоса, доносящиеся откуда-то сверху. Двое мужчин в белых халатах, среди которых узнаю главного врача, пьют чай на свежем воздухе на балконе.

Потеряв интерес к происходящему, продолжаю свой путь по тропинке. Прошла до другого конца внутреннего двора и увидела Еву Нельсон. Женщина расположилась на самой отдаленной скамейке, укрытой ветками еще зеленого дерева. Такое чувство, будто она прячется. Поймав мой взгляд, женщина жестом предлагает присоединиться к ней. Обхожу дерево и усаживаюсь рядом.

– За тобой приходил юрист, – тихо заговорила она, а я резко поворачиваю к ней голову и натыкаюсь на мраморный профиль ее лица. – От лица влиятельного человека сделал предложение, от которого мистер Андерсен не смог отказаться.

В этот самый миг с груди спал тяжелый груз и стало легко дышать. Мои губы тут же расплываются в блаженной улыбке, и я шепчу:

– Не оставил…

Женщина бросила на меня взволнованный взгляд, но быстро вернулась в изначальное положение и поднесла к губам сигарету.

– Им осталось уладить некоторые формальности, и ты свободна, – добавила она.

– Тогда зачем этот сеанс психотерапии с доктором Коллинсом? – все равно беспокоюсь я.

– Пока тебя не выпишут, все будет идти своим чередом.

– Своим чередом… – невесело повторила я. – Только бы на мисс Миллер не наткнуться.

Улыбка окончательно спала с моего лица, ведь новой встречи с ней я могу уже не пережить.

Женщина смахнула пепел и украдкой посмотрела на меня.

– А ты не зли ее и будь паинькой, – посоветовала Ева.

Некоторое время задумчиво смотрим перед собой.

– Откуда тебе обо всем известно? – серьезно спрашиваю я.

Женщина протяжно затягивается и наконец говорит:

– Видишь старика на балконе второго этажа, того, что справа?

Проследила за ее взглядом: тот, кого она назвала стариком, был мужчина за сорок. Толстый и неуклюжий. Старше выглядит из-за блестящей лысой макушки. С висков тянутся редкие волосы, почти касаются плеч.

– Это заместитель главного врача, – говорит Ева. Снова подносит к губам сигарету и выпускает облако дыма. – И мой лечащий врач. Он любит поболтать со мной.

Я опешила. Тонкая изящная Ева – его любовница?

На короткое время образовалась странная тишина.

– Ты хочешь, чтобы я вытащила тебя отсюда? – низким голосом вдруг спрашиваю я.

Взгляд женщины красноречивее всяких слов. Этот взгляд обещает заложить дьяволу собственную душу в моих интересах, коли потребую. Такую цену она готова заплатить за свободу.

– Для начала нужно выбраться мне, – смотрю на балкон и не свожу глаз с заместителя главного врача.

Женщина молча откидывается на деревянную спинку и взгляд ее устремляется вверх. Врачи, растянувшись на плетеных креслах, теперь курят сигары и, глядя на их живые и довольные лица, в груди зарождается нечто мрачное и злое.

– А потом я вытащу тебя, – тихо, но решительно обещаю я.

Рука Евы дрогнула, из ее пальцев вывалилась сигарета.