Текст книги "Убей свою любовь"

Автор книги: Марина Крамер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

* * *

Братец в сопровождении Никиты и Андрея явился аккурат к обеду – помятый, с ввалившимися глазами, щетиной и трясущимися руками, которыми он то и дело взъерошивал и приглаживал волосы. Внимательно приглядевшись, я вдруг поняла, что Семка их красит. Жуть...

Акела и отец были в городе, поехали навестить Бесо, а я отговорилась, сославшись на приезд брата, с которым якобы хотела обсудить смену интерьера в его клубе. Вранье лепилось на ходу, я даже не поверила собственной удаче – отец и муж беспрекословно прожевали этот бред. Из меня дизайнер интерьера как примерно из Семена офицер спецназа, но ладно. Не желая растягивать удовольствие от общения с истерично настроенным братцем на остаток дня, я сразу с порога ухватила его за рукав и уволокла в комнату, толкнула там в кресло и приказала:

– Давай, колись.

– Да что говорить-то... вроде ни с кем ничего...

– Так, если ты намерен мне здесь святую невинность разыгрывать, тогда сразу говорю – вали домой, разговора не будет! – отрезала я. – Ни с чего ничего не происходит – не забыл простую старую истину? Если в тебя шмаляют – значит, кому-то где-то на мозоль наступил.

Семен уставился на меня мутными от ужаса глазами, и я испытала легкое чувство брезгливости – ну, что за наказание, и это – мой брат, сын моего отца! Слизняк...

– Ну?! – подстегнула я, боясь не выдержать и влепить брату оплеуху, что было бы совсем уж лишним.

– Саш... да не знаю, вот честно! Вроде как все чисто...

– Чисто?! – зашипела я, вцепившись в подлокотник кресла, в котором сидел Семен, и наклонившись к самому лицу отшатнувшегося в испуге брата. – Чисто, урод ты?! А наркота в твоем клубе – она чья?! Снова за старое?! Мало тебе пули в легком? Мало того, что я из-за тебя теперь инвалид?! Мало, сволочь?! Снова взялся?!

– Саня... Саня, да ты что? Какая наркота? – забормотал Семен, и вот тут я уже не смогла удержаться и влепила-таки ему такую смачную затрещину, что он ударился головой о спинку кресла.

– Урод! Ты еще врать мне будешь? Да про твои финты с коксом уже даже Акела знает! А если он знает – ты, надеюсь, понимаешь, что это скоро и до папы дойдет? Рассказать, что дальше будет? Клубешник твой сожгут к едрене-фене, а тебя, голубчика, вздернут за те самые причиндалы, которые тебе вчера едва не отстрелили! Еще неизвестно, что было бы лучше! – Я перевела дыхание, оттолкнулась от кресла и, отойдя к окну, почти спокойно приказала: – Говори, у кого берешь. Только в этом случае я попробую тебе помочь. И не вздумай соврать – сама лично башку продырявлю.

Я внимательно наблюдала за тем, как на лице Семена отражаются самые разные эмоции – от сомнения до ужаса, и ждала. Он не может уехать отсюда, не рассказав, – потому что это я знаю, кто на самом деле стрелял в него, а он – нет. И этот вопрос не будет давать ему покоя, заставит бояться даже собственной тени, шороха в квартире или шагов за спиной на темной улице. А это – не самое приятное ощущение, когда ты чувствуешь чужое дыхание всей кожей, а, повернувшись, не видишь источник опасности. Семен не выдержит такого прессинга, у него не тот характер, а в подобной ситуации и более крепкие люди пасовали и сдавались.

– Саш... не хотел тебя втравливать...

– Ой, да не разыгрывай ты тут святого Себастьяна! – поморщилась я. – Терпеть не могу лицемерия – ты меня и так втравил уже, что дальше некуда, поэтому не надо петь длинных жалостных песен. Вываливай.

Семен полез в карман за сигаретами, извлек почти пустую пачку и закурил. Я видела, что он мнется, собирается с силами и мыслями, но, вполне возможно, просто ищет способ обмануть меня. А вот это уже совсем дрянь дело.

– Сема, не тяни время. Я не собираюсь до скончания века копаться в твоих проблемах, понимаешь? Я устала, у меня есть собственная жизнь, а ты никак не можешь понять этого. Если так – давай разбегаться в разные стороны. Живи, как знаешь, решай проблемы, как можешь. Но тащить из тебя слова клещами – нет, уволь, не буду.

Я устало опустилась в кресло и потянулась к бутылке с минеральной водой. Все, если он и сейчас ничего не скажет – я действительно умываю руки, сдаю все, что знаю, Сашке, и вот тогда мой драгоценный братец Саймон поймет, что такое сидеть голым задом на раскаленной сковороде. Акела церемониться не станет, а за наркоту так и вовсе, потому что это прямое нарушение папиного категорического требования – чтобы никто из его людей не смел связываться с этим.

– Я никогда его не видел... – простонал брат, решившись, и закрыл руками глаза. – Никогда – только голос слышал по телефону. И знаю, что его зовут Рамзес.

Опять всплыло это имя... Рамзес, Рамзес, Рамзес... Очень уж настойчиво человек с этим именем лез в нашу семью, это из-за него едва не погиб мой отец и погиб старший брат, а теперь вот ввязался в наркоторговлю и средний. Определенно, у этого Рамзеса что-то личное к нам...

– А как же ты забираешь товар и передаешь деньги? Или у вас по-другому купля-продажа осуществляется?

– Он оставляет сумку в камере хранения на вокзале, а я потом перевожу деньги на счет, каждый раз разный. Мне номер сообщают с очередной партией.

– Охренеть можно – конспирация, – пробормотала я. – И ты, разумеется, никаких документов не хранишь?

– Я возвращаю все бумаги из банка, когда забираю сумку из ячейки...

– Умно. Только все равно рискованно – можно ведь и ксерокопии снять. Ну, правда, это не про тебя – ты ж у нас на умственную деятельность не способен, – не удержалась я от колкости в адрес Семена и даже угрызений совести не испытала, глядя на совсем растерянное лицо старшего брата.

– Саня...

– Да что «Саня, Саня»! – передразнила я со злостью. – И что ты от меня теперь хочешь? Ни одной зацепки, ничего – как я смогу вычислить твоего поставщика?

– А ты почему уверена, что это он? Какой смысл ему убивать меня?

– Идиот ты потому что! Хотели бы тебя убить – уж поверь, не промахнулись бы. Что, кстати, за новая телка у тебя?

Семен покраснел и опустил глаза:

– Откуда знаешь?

– Большой секрет! – фыркнула я, покручивая в пальцах стакан с минералкой. – Трудно проследить, с кем ты из клуба под утро приползаешь!

– Тебе зачем это?

– Чтобы было! Ну, так и кто наша избранница?

– Менеджер по работе с клиентами, в банке «Сириус» рабо... – И вдруг Семен осекся и закрыл рот ладонью.

Я откинулась на спинку кресла и захохотала:

– Развели тебя, как кролика! Даже не думала, что ты настолько глуп, Сенька! Ты спишь с человеком, который тебя контролирует! С человеком, который отслеживает все, что ты делаешь, и проверяет, чтобы ты не оставил себе на память ненужных бумажек и ксерокопий! Все именно так, как я и думала. Ой, а не дураки те, кто тебя товаром снабжает, ой, не дураки...

Семен выглядел полностью уничтоженным и деморализованным – ну, еще бы! Я вот только не понимаю, как можно было не сложить три и два и не понять, что к чему. Ведь именно через этот банк и шли все платежи, и у Семена даже не хватило соображалки, чтобы понять – его новый мальчик причастен. Нет, я решительно отказывалась признавать родство с этим безмозглым пингвином...

– Саша... и что же делать теперь? Он же... Сергей... он же мне реально... того...

– Женись! – фыркнула я.

– Сань, я ведь серьезно! – взмолился брат. – Как мне быть теперь? Выгнать его?

– Не вздумай! Ты что! Он мне нужен, как воздух! Даже не вздумай дать ему понять, что ты в курсе! Возьми себя в руки и старайся держаться как ни в чем не бывало, это очень важно, понимаешь? Когда у тебя по графику следующий платеж?

– Через два дня, я уже... – он осекся, и я договорила:

– ...уже почти все реализовал, а сегодня-завтра планируешь окончательно расторговаться, поскольку выходные, да? Говнюк ты, Семка.

– Не морализируй, Сашка. Я им насильно не пихаю!

– Ты молчал бы, идейный! Ты зарабатываешь на чужой болезни, ты их в могилу сводишь коксом своим, ты... да что я распинаюсь! – Я встала из кресла и указала братцу на дверь: – Давай вали отсюда. Сиди дома, не высовывайся до понедельника, а в понедельник с утра я позвоню.

Он понуро кивнул и вышел, а через несколько минут взревел мотор его машины. У меня же осталось отвратительное чувство, как будто я пожевала грязную тряпку вместо вкусной плюшки.

Только после отъезда Семена я вдруг спохватилась, что не узнала никаких точных данных его возлюбленного, кроме имени и места работы, но потом здраво рассудила, что банк «Сириус» – не из крупных, и филиалов у него явно нет, и среди менеджеров по работе с клиентами вряд ли сто Сергеев. Словом, полученной информации мне вполне хватит. Осталось только решить, как обойти мужа и не дать ему повода для подозрений, а вот это как раз самое сложное.

Ярость переполняла меня настолько, что я побоялась сорваться, а потому позвонила Никите и попросила выгнать из гаража небольшой корейский грузовичок-«воровайку», отданный каким-то коммерсантом папе за долги. В кузов его аккурат помещался мой «Харлей», а скорость – это как раз то, что сейчас позволило бы мне расслабиться и сбросить напряжение.

Никита, однако, не был особенно доволен и заявил, что должен спросить разрешения у Трофима – начальника личной папиной охраны. Если Акела ведал вообще всем, что касалось безопасности отца и его фирм, то Трофим, поджарый, смуглолицый борец с висячими усами китайского князька и таким же хитрым взглядом вечно прищуренных серых глаз, отвечал за тех, кто окружал папу и меня, а также дом в целом. Никита подчинялся ему напрямую, а потому разумно было поставить Трофима в известность и избежать неприятностей.

Однако невинная просьба взять «воровайку» вызвала у него целый ряд вопросов, которые Трофим не поленился задать мне лично. Я вяло отбивалась сперва, а потом рассвирепела:

– Ты что – совсем уже?! Я могла вообще взять ключи и свалить, не сказав тебе ни слова! Будь доволен, что тебя поставили в известность! И хватит! Никита, поехали!

Трофим только головой покачал, и я буквально спинным мозгом почуяла, что, едва «воровайка» скроется в переулке, Трофим вытащит мобильник и позвонит отцу или Акеле. Ладно, разберемся.

Мы направились на большую вертолетную площадку за поселком – кое-кто из обитателей вознамерился купить вертолет и даже специально для этого расчистил приличную территорию и оборудовал ее, однако в результате каких-то трагических обстоятельств владелец так и не смог воспользоваться ею – погиб в перестрелке, а площадка осталась. Ровный асфальт, отсутствие выбоин и ям – как раз то, что было нужно сейчас мне, не садившейся за руль уже довольно длительное время.

Пока я застегивала шлем и натягивала перчатки, Никита сгрузил мотоцикл и внимательно осмотрел его:

– Ну, можно, Александра Ефимовна, пробуйте. Только это... не гоните сразу, ладно? Костей не соберете ведь, асфальт все же...

– Поучи отца прибавлять семейство, – буркнула я, усаживаясь на любимого «коня» и чувствуя, как завибрировало все внутри от предвкушения.

Но это только в сказке любое действие получается по мановению волшебной палочки. В жизни же все гораздо труднее и безрадостнее – ездить я не смогла. Ну, почти не смогла – круг все-таки сделала, чувствуя, как искалеченная рука не дает мне ощущения, не помогает в управлении, вообще никак не реагирует, и я, отвлекаясь на это, не могу удержать мотоцикл. Кончилось все бесславным падением, хорошо еще, что не на асфальт, а рядом, в травку. Я лежала на спине и молотила кулаком левой руки по земле в бессильной злобе на себя и весь мир. Подбежавший Никита попытался поднять меня, но я заорала:

– Отвали от меня! Не трогай, я сама! – И самостоятельно поднялась, наподдав ногой свалившийся с головы шлем так, что он юрким мячиком укатился в канаву. – Твою мать! Когда это закончится?! Когда, когда, когда?! – Я бесновалась и пинала все, что попадало мне под ногу, – камни, какие-то сучья и ветки.

Никита же только улыбался, осматривая неповрежденный, к счастью, мотоцикл – все же скорость была невелика, и это позволило мне не разбиться самой и не изуродовать байк.

– Зря вы так, Александра Ефимовна. Проехали целый круг – уже немало. Дальше будет лучше, – примирительно сказал Никита, водружая мотоцикл в кузов грузовичка.

– Что ты знаешь об этом! – с досадой отозвалась я, пытаясь вынуть из кармана сигареты. – Я несколько лет гоняла – понимаешь, не ездила, а гоняла! С реальными байкерами! А тут, как корова, раскорячилась на ровном месте!

– Не все сразу! – безапелляционно заявил телохранитель, помогая мне сесть в машину. – Будем потихоньку выезжать каждый день – вот и восстановите.

Я посмотрела на него с благодарностью – у меня появился друг и сообщник, на которого я могла рассчитывать в любой ситуации.

Мы успели вернуться до того, как приехали отец и Акела, и Никита спешно вернул «Харлей» на место, а я пошла мириться с Трофимом. Путем несложных ловушек я выяснила, что отцу все же он позвонил, но про мотоцикл не сказал, и это хорошо. Я смогу просто сказать, что мы брали «воровайку» покататься – мол, вот такая странная причуда. Детский сад – я взрослая женщина, а вынуждена врать отцу, как малолетка! Но ничего не попишешь...

И только муж... Вот уж кого мне крайне редко удавалось обмануть, так это Сашу. Едва вернувшись, он как-то подозрительно посмотрел на меня и настороженно повел носом, как собака-ищейка, учуявшая неладное.

– Что? – Я даже смутилась, хотя волноваться было не о чем – до его возвращения я успела принять душ и теперь сидела на кровати в белом махровом халате и с мокрыми волосами, укутав ноги пледом.

– Да так... – протянул муж, снимая пиджак, под которым пряталась кобура с пистолетом. – Какая-то ты сегодня интересная.

– Что ты выдумываешь? Обычная я...

– Да? А что же глаза так блестят? – поддел муж, и я поняла, что надо срочно спасать ситуацию тем единственным способом, который известен всем женщинам и от которого не в силах устоять мужчины...

* * *

Но мысль о том, что мне нужно как-то скоренько разобраться в проблемах Семена, не давала мне покоя. Да, проще и безопаснее было честно рассказать обо всем мужу, со спокойной душой выложить полученную от брата информацию и предоставить Сашке решать. Но... Я была бы не я, если бы пошла по наименее затратному пути. Привыкнув все делать самостоятельно, я и в этой ситуации не собиралась отступать. Да и не могла – потому что мне пришлось бы разговаривать с мужем и о привычках Семена, а вот этого делать нельзя. Много лет назад я обещала хранить тайну брата – и хранила, чего бы это мне ни стоило. Выходило, что и на этот раз мне придется взять все на себя и не вмешивать мужа, как бы ни был велик соблазн перевалить груз на его широкие плечи. Разглашать не свою тайну я не имела никакого права. В конце концов, Семка – мой брат, а уж с кем он там спит – его личное дело, не касающееся ни меня, ни моего мужа.

В понедельник утром, сославшись на визит к врачу, я вызвала Никиту, и мы с ним отправились в банк «Сириус». Плана у меня не было, я решила действовать по обстоятельствам, хотя это было рискованно.

Велев Никите припарковать машину так, чтобы ее невозможно было заблокировать другими автомобилями, я отправила его в банк с подробной инструкцией – кого искать и что спрашивать. Я не надеялась на удачу, но вдруг... Мне ведь всего-то и надо было – убедиться, что искомый Сергей работает здесь, и проследить, где он живет.

Ожидание оказалось мучительным. Мне, наверное, легче было самой пойти в банк и разузнать все, но я справедливо опасалась, что у брата могли быть мои фотографии – и кто знает, не показывал ли он их своему любовнику. Поэтому я ждала Никиту в машине, курила, нервничала и то и дело прикладывалась к бутылке с минеральной водой – лето выдалось каким-то безумно жарким, никакая легкая одежда не спасала, никакой кондиционер. Хотелось вылить эту воду прямо на голову, чтобы хоть как-то облегчить свое существование. Но не ехать же потом в мокрой майке...

Никита вернулся только через два часа, когда я уже лежала на сиденье, сбросив легкие босоножки, и мечтала о прохладном душе и чашке зеленого чая с мятой.

– Что, в этой чертовой конторе все умерли? – вяло поинтересовалась я. – Или там просто кондей хороший?

– Кондей там отвратный, а сидел я так долго потому, что наблюдал любопытную сцену. – Никита сбросил легкий светло-кофейный пиджак и достал из кармана носовой платок, пытаясь вытереть влажный лоб и шею. – Уф, ну и жарища...

– Не тяни, рассказывай. – Я села, поджав под себя здоровую ногу, и превратилась в слух.

– Обнаружил я этого Серегу легко – у них там отдел по работе с клиентами большой, но у каждого сотрудника на столе стоит табличка – фамилия, имя, отчество, должность. Ну, я прошелся по залу, вроде как ищу кого-то. Сергей там один и идеально подходит под то описание, что вы мне дали. Козельский Сергей Алексеевич, менеджер по работе с клиентами, лет двадцать пять ему, волосы светлые, с темными крашеными прядями, рост средний, телосложение скорее худощавое – правильно?

Я нетерпеливо кивнула, и Никита продолжил:

– Я уже решил было счет открыть, чтобы знакомство завязать, но тут к нему подошел клиент. И что интересно... этот клиент ни слова не сказал, даже рта не раскрыл, просто подвинул Козельскому листок и вышел сразу же, а наш фигурант чуть побледнел, ручонки затряслись, листочек на пол упал, прежде чем Сереженька его смог в карман брюк упаковать. А на листочке, Александра Ефимовна, ничего и не было, кроме ряда цифр. Одна строчка – циферки. Думаю, это номер счета.

– Ты как рассмотрел-то все? – изумилась я, и мой телохранитель рассмеялся:

– А возле его стола аккурат кулер установлен, ну, пришлось пару стаканов пропустить. Теперь вот булькаю, как Водяной из мультика. – И Никита, задрав кверху руки, изобразил пару вращательных движений бедрами, как будто внутри действительно переливалась вода.

– Да ты догадливый, – восхитилась я. – Догадливый и глазастый... Ну, что будем делать дальше? Ждать до вечера и выяснять место жительства?

– А смысл вам тут жариться? Сейчас организую...

Никита полез за мобильным, позвонил кому-то и коротко объяснил, что требуется, попутно дав подробное описание внешности Сергея, и, когда разговор был закончен, я поинтересовалась, кому был звонок.

– Брату. У меня брат-близнец есть, Савва, он в детективном агентстве работает, сейчас в отпуске. Поможет по-братски.

– Умно...

– Ну, может, и не умно, зато надежно, – ухмыльнулся телохранитель. – Я брату доверяю как себе. Вечером будем иметь всю информацию в лучшем виде.

По дороге домой Никита неожиданно удивил меня вопросом, которого я от него не ожидала.

– А почему вы не хотите Акеле все рассказать?

Я вздрогнула:

– Значит, у меня есть причина. И тебе я тоже не советую.

– Мне бы и в голову не пришло делать что-то за вашей спиной, – буркнул Никита, и по тону я поняла – обиделся.

– Никс, я не к тому, что ты собирался что-то там Сашке передать, – примирительно сказала я. – Просто есть вещи, которые я должна решить сама, и никто мне в этом не поможет – ни Сашка, ни даже ты.

– Насколько я в курсе, то хромаете вы сейчас и все с левой руки делаете как раз поэтому, – не совсем почтительно хмыкнул он, глядя на дорогу. – Говорят, именно ваша любовь к самостоятельности положила влет троих охранников и вас саму едва на тот свет не загнала.

– Ну, ты мне охрану-то не приписывай, это не я их положила...

– Фактически – вы. Потому что надо было сразу все честно сказать, а не вынуждать людей нестись «на ура» без четкого плана.

Ого! Мне даже кровь в лицо бросилась: Никита убийственно прав. Никто до него не осмеливался сказать мне об этом – а он не побоялся. И каждое его слово больно отзывалось во мне – выходило, что я виновата в гибели своей охраны там, на старой лодочной станции, когда они даже не успели выскочить из машины...Черт!

Домой мы приехали в гробовом молчании, так же молча вышли из машины и разошлись кто куда. Настроение у меня испортилось, я заперлась в комнате и включила что-то тяжелое, «металлическое», погрузившись в воспоминания о беззаботном времени, когда единственной моей проблемой было не забыть заправить мотоцикл. Эх, прекрасное времечко, жалко, что уже не повторится... А как же иногда хотелось снова сесть на «Харлей» и рвануть по дороге, укладывая мотоцикл на вираже почти на бок! Но ни сейчас, ни, скорее всего, даже потом это мне уже не будет доступно.

– Сдурела совсем? – Я и не заметила, как на пороге комнаты появился отец и теперь с недовольным лицом осматривает меня и стол в поисках спиртного.

– Что? Я не пью, не волнуйся.

К слову сказать, меня всегда смешила и удивляла эта папина привычка подозревать меня в алкоголизме. Я совершенно не нуждалась в подобном методе снятия стресса, спиртное не любила и легко обходилась без него, памятуя, как позорно окончилось мое первое серьезное знакомство с джином. Хотя из того случая я ухитрилась извлечь максимум пользы – мужа, например, обрела. Но впоследствии я уже не нарушала данное прежде всего самой себе в одно слово обещание не прибегать к столь разрушительным мерам. Правильно Семен посмеивался надо мной – что в семье я единственная, кто без греха.

– А раз не пьешь, так какого черта весь дом на ушах стоит от твоего лязганья?

– Это не я, это «Мановар».

– Сашка!

– Все-все, выключаю. – Я предпочла сдаться, а не выслушивать родительские нотации. Папа иной раз мог превратиться в занудливого брюзжащего старика и так встряхнуть мне мозги, что потом долго ничего не хотелось.

Он размашистыми шагами подошел к стереосистеме и со злостью хлопнул по кнопкам. Музыка прекратилась, и папа чуть улыбнулся:

– Так лучше. Поговорить бы, Саня.

– О чем? – Я почему-то насторожилась.

– О Семене.

И вот тут у меня внутри все ухнуло, как оторвавшийся со своих тросов лифт. Что именно хочет обсудить отец? Неужели он узнал... И даже неважно, о чем именно – о наркотиках или о мальчиках... Ни то, ни другое не закончится добром, а уж если папа в курсе, что все эти годы я знала обо всем, то и мне не поздоровится – наш отец не из тех, кто считается с возрастом детей, запросто может отвесить оплеуху, хотя тому же Семке едва достает макушкой до плеча.

Папа устроился в кресле, покрутил в пальцах мою зажигалку и внезапно выдал:

– Ты бы курить бросила, девочка все-таки.

– Очень кстати! – фыркнула я, пораженная таким заявлением. – Да ты же сам мне разрешил еще в шестнадцать, чтобы не пряталась за углом и «Беломор» у тебя не таскала!

– Разрешил, теперь жалею. Надо было вжарить тебе по заднице пару раз, чтоб дурь выбить, – вздохнул он, поглаживая подлокотники кресла. – И вообще – я тебе слишком много разрешал, на многое глаза закрывал, все боялся обидеть. А надо было по-другому, пожестче.

– Пап, ты к чему этот разговор завел, а? Поздно уже перевоспитывать, я выросла.

– Ты-то выросла, а проблем не убавилось. Мужа мне твоего жалко, вину я чувствую, – вдруг признался отец, и его лицо стало мрачным.

– Вину? – удивленно повторила я. – За что?

– За то, что не сумел тебя воспитать как положено, не сумел сделать из тебя нормальную женщину – жену, хозяйку. Вот и выросла ты у меня не пойми кем – не парень и не девка.

– Да ты что сегодня, пап? – Я присела на подлокотник и обняла отца за шею. – Разве Акела жаловался?

– Он-то не пожалуется – кремень, не мужик. Но я-то вижу, что тяжело ему с тобой.

– Тяжело?! Так чего ж он прямо-то не скажет? Ведь не пацан, чего ему бояться? И кого? Меня? Тебя? Так его никогда не останавливал родительский твой гнев!

Мне почему-то стало так обидно за себя, так больно, что защипало в носу. Папа жалел о том, что не воспитал меня женщиной в общепринятом понятии – а как он мог сделать это, живя с нами один, без мамы? Без женской руки – тетя Сара не в счет. Он из сил выбивался, чтобы дать нам образование, которого у него не было, старался обеспечить всем необходимым – но он при всем желании не мог заменить мне мать, которой я оказалась так же не нужна, как и мои братья.

Отец погладил меня по плечам, по голове и вздохнул:

– Все в тебе хорошо, Санька, а вот женой ты никудышной оказалась.

– Да что ты пристал ко мне?! – заорала я, не в силах больше сдерживаться. – Я не тебе никудышной женой оказалась, понятно?! А Сашка не жалуется! Хотел бы – давно бы ушел, еще тогда, после ранения моего! Ушел бы и не подставлялся под пулю вместо меня! – Я попыталась встать с подлокотника, но отец удержал:

– Ну-ка, сбавь обороты! – жестко велел он, и я подчинилась, остыла немного. – Взяла моду орать. Я не вмешиваюсь в вашу жизнь, и если Акелу все устраивает, это его дело. Я просто сказал тебе то, о чем думаю. Но сейчас меня больше беспокоит твой брат.

– А что с ним?

– А с ним что-то странное творится, ты не замечаешь? Нервный, глаза бегают – а чего нервничать ему?

– Ну, пап! Мало ли...

– Ты не крути, Санька, вы ж с ним не разлей вода, – скривился отец, и я поняла, что он не верит ни единому моему слову – и не поверит, что бы я сейчас ни наплела. Плохо... – Неужели не поделился?

– Нечем ему делиться, – буркнула я. – И вообще – ты чего вдруг взялся за наше воспитание? Семену четвертый десяток – а ты...

– А я вот думаю все – как так, четвертый десяток, а внуков нет у меня? – вдруг перебил отец, и я сжалась – тема внуков мне нравилась еще меньше. Во-первых, мне самой это до сих пор очень больно, а, во-вторых, какие внуки от Семена?

– Пап... а лучше было бы, чтоб такая, как Юлька? Зато красавица, женственная вся из себя... – Я осторожно попыталась перевести разговор на другую тему, подсунув для обсуждения крепко пьющую невестку, давно не вылезавшую из наркологической клиники, но не угадала.

– Не пойму я, как вышло – один сын алкоголик и в могиле уже, а второй вроде здоровый бугай, а толку еще меньше, – с досадой сказал отец.

– Ну, договаривай, что умолк? – зло бросила я, устав играть и изворачиваться. – А дочь вообще не пойми кто – ты уже это сказал сегодня! Да еще и детей никогда не будет – единственного не смогла уберечь, даже родиться ему не позволила!

– Саня, Санюшка! – Отец испуганно прижал меня к себе, но я стала вырываться:

– Пусти! К чему ты завел эти разговоры?! Чтобы сильнее меня уколоть?! Думаешь, я не хотела детей? Семью нормальную не хотела? Думаешь, я тогда повела себя не так, как сделала бы нормальная женщина?! А как?! Как было надо?! Продать любимого человека?! Взять и сказать: приезжай сюда, пусть тебя убьют?! Так надо было сделать?! – Я вырвалась наконец из отцовских объятий и отскочила к окну, распахнула его настежь. – А как мне потом было бы жить, а?! Жить и знать, что я убила любимого человека?! Ты хоть знаешь, что это такое, а?!

– Успокойся, Аля, – раздался голос Акелы, и отец повернулся к двери, распахнутой моим мужем. – Фима, ты не можешь обвинять ее. – Я бросилась к Сашке и прижалась к нему, словно ища защиты. – Ты не имеешь права говорить с ней об этом. Это наша жизнь, наша боль – и не надо ворошить. Алька поступила так, как сочла возможным – и даже я не вправе осудить ее.

Отец тяжело оттолкнулся от подлокотников кресла и встал. Я снова почувствовала потребность в защите – не знаю, почему, ведь он никогда в жизни пальцем меня не тронул, ни разу, что бы я ни натворила. Но слова... его слова о внуках, сожаление, мелькнувшее в голосе, – это било наотмашь и ранило куда сильнее физических действий.

– Прости, Саня... не о том, наверное, заговорил, прости, дочь! – И папа вышел из комнаты тяжелой походкой смертельно уставшего человека.

Мне стало до боли в сердце жаль его – такого одинокого и внезапно постаревшего. Как будто силы покинули его, и теперь папа продолжает жить по инерции.

* * *

Через два дня, в течение которых мы не разговаривали, дождавшись отъезда Акелы в банк, отец вошел ко мне в комнату с длинным узким чемоданчиком в руках. Не говоря ни слова, он опустил его на стол, щелкнул замками и, откинув крышку, вышел. Я, не шелохнувшись в своем кресле, дождалась, пока папины шаги стихнут, чтобы не демонстрировать любопытства и дать родителю понять, что до сих пор обижена за неприятный разговор, и только потом подошла к столу. В чемоданчике, разобранная и аккуратно упакованная в специальные гнезда, лежала новехонькая «СВД». Сердце бешено заколотилось – отец определенно прочувствовал свою вину и поспешил загладить ее тем, о чем я давно мечтала. Ну и папа...

У меня ощутимо подрагивали пальцы, когда я бережно вынимала детали одну за другой и собирала оружие. Какая красавица – аж дух захватывает. Подойдя к окну, я прижала глаз к резинке прицела и осмотрела двор. Все как на ладони, и даже пуговицы на рубашке охранника я вижу, и количество отверстий в них... Господи, как же хочется опробовать...

Но сперва нужно пойти и помириться с отцом – такой подарок стоит того, чтобы немного прогнуться.

Он сидел в своем кабинете над стопкой бумаг и, сдвинув очки на кончик носа, что-то внимательно изучал, то и дело черкая на полях карандашом.

– Что тебе? – спросил совсем не ласково и не отрываясь от занятия.

– Пап... спасибо... я не ожидала, честно, – подойдя ближе, я обняла отца за шею и прижалась носом к лысой макушке, как делала в детстве.

– Ну, ты все равно этому обрадовалась бы больше, чем серьгам с бриллиантами, – хмыкнул отец, похлопав меня по руке.

– Да ты что-о-о! Какие серьги – о чем разговор?! Разве побрякушки могут сравниться!

– Ну вот, а потом ты обижаешься, когда я говорю, что воспитал тебя неправильно. Ты прости меня, Сашура, за разговор. Не хотел я тебя ударить, здоровьем клянусь – в мыслях не было. Не по твоей вине все произошло, а ты... Ты сделала так, как сердце подсказало.

– Я сделала так, как ты учил. Ты всегда мне говорил – своих не продают, иначе не человек ты – крыса подвальная. А Сашка... пап, ну, ты подумай – разве кто-то может сравниться с ним? – Я потерлась носом о папину щеку, и он потрепал меня по остриженному затылку:

– За что ты его любишь-то так, Сашура? Ведь старый он для тебя, в отцы годится – натурально.

– Ну и что? Любят за молодость разве? Я с ним столько пережила и узнала, сколько ни с одним ровесником за всю жизнь бы не усвоила.

– Ну, ладно-ладно. Будет об этом. И это... Саня... Акеле не говори про винтарь. Он не обрадуется. – Я кивнула, соглашаясь. – Ты сейчас иди к себе, у меня тут дел накопилось... – И я поняла, что разговор окончен, перемирие состоялось – пора убираться на свою территорию. И, выйдя из кабинета, вспомнила, что даже не поинтересовалась, почему он дома – неужели плохо чувствует себя? Но возвращаться уже не стала, справедливо опасаясь родительского гнева – папа никогда не повторял дважды свои слова.

* * *

В комнате я еще раз оглядела, обнюхала и ощупала винтовку, разобрала и тщательно упаковала в чемоданчик, после чего метнулась в гардеробную, сдернула там с полки джинсы и футболку с рукавами – слава небу, сегодня стало прохладно – и принялась лихорадочно собираться. Как я могла усидеть дома, когда в руках у меня такое чудо? Должна же я удостовериться в рабочих качествах!