Текст книги "Девочка для Генерала. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Марина Кистяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

– Тебя снова приглашать?

Он был недоволен.

Голос сдержан, ни одной эмоции.

А чувство, что холодная сталь прикоснулась к спине.

Нет, к груди.

К тому самому истошно бьющему сердцу?

Катя всё понимала. Умом. Что её пустили под откос…

А глупые эмоции контролю не поддавались. Никак не могла с ними совладеть.

– Я не шлюха.

Снова слова сорвались с губ непреднамеренно.

Вот зачем… зачем…

Серые глаза опасно блеснули. Она видела этот гипнотизирующий блеск, не предвещающий ей ничего хорошо, даже на расстоянии.

– Я знаю.

Так просто.

Всего два слова.

И… ничего.

Совершенно.

Он, черт побери, знает. И ему всё равно.

Абсолютно.

Он отвернулся от неё, протянул руку, взял бутылку, вынул пробку. До этого кто-то штопором уже откупорил её.

На руке генерала всё так же были повязаны её трусики.

Девушка моргнула. Кожаные браслеты на руках и трусики на ладони – оригинально.

– У тебя есть выбор, – от его всё так же размеренного голоса Катя снова вздрогнула.

– Перестать накалять ситуацию, раздражать меня своим бунтарством, пройти за стол, поесть по-человечески, выпить один бокал вина. Или закатывать истерику, кричать, что ты не такая и прочее. Последствия будут соответствовать твоему поведению. Выбор за тобой.

У Кати перехватило в горле, словно невидимая рука с невероятной силой сжала его. Шикарный выбор, ничего не скажешь.

И голос. Да таким не выбор предоставляют, а приговор выносят. Кем там был генерал Коваль? Силовиком? А смахивает на судью.

Катя заставила себя двигаться. Он четко дал понять, что раздражать его не стоит.

Да и от еды – мяса! – отказываться глупо. Стоило подумать о еде, как голодный желудок громко, на всю комнату оповестил о том, что ужин она пропустила. Не могла есть, слишком сильно нервничала. Катя подозревала, что за неделю сильно похудела, первые дни ей кусок в горло не лез, она заставляла себя есть, чтобы были хоть какие-то силы. Она должна продержаться.

Сегодня – тоже.

Катя прошла и, не глядя на Коваля, села на второй стул. Близость чужого мужчины подавляла. Черт… Да такой амбал любую подавлять будет. Одни ручищи чего стоят.

А кисти? А плечи? Широченная грудь. Пока он только подавлял её своей звериной сущностью. Как человека она его не воспринимала. Именно – хищник. Жестокий и безразличный. Назвать его человеком язык не поворачивался. Они тут все нелюди.

Катя, тормози. Не распаляйся. Ты к какому выводу пришла? Что нужно вести себя как можно осторожнее, не перегибать палку. Не впадать в истерику. Дальше…

Дальше будешь жить.

Она не решалась начать есть. Еда, красиво разложенная, с дурманящими запахами была не её. Не для неё. Поэтому Катя ждала дальнейших указаний. Чего ей стоило выдержать эти секунды, плавно перерастающие в минуты, она потом поймет.

– Накладывай и ешь.

Перед ней поставили бокал, наполненный наполовину. Коваль сказал: «Выпьешь один бокал». Не хотел, чтобы она напилась.

Катя положила на стоящую перед ней тарелку рыбу и жареные на огне овощи. Два куска тонко нарезанной мраморной говядины. До безумия хотелось сладостей, но в рацион мужчин они обычно не входили. А она бы не отказалась от шоколадно-молочного ломтика.

Они ели молча. Катя сделала один глоток вина. Наверное, дорогого. Ей было всё равно, она равнодушна к алкоголю, и его фактически не употребляла. Он ей был без надобности. Она больше ела. Как ни странно, но вкусно приготовленная еда пробудила в ней аппетит. Или это стресс давал о себе знать? Возникла потребность заесть отчаяние и страх, душащий изнутри. Именно еда, не вино, расслабили её.

Немного. К вину она приложилась ещё два раза, не выпив и четвертую часть от налитого.

– Не пьешь?

– Не люблю. Спасибо.

Она даже его поблагодарила. Интересно, за что?

Смотреть на генерала не смотрела. Не могла. Посмотрит, увидит жесткое выражение на его лице, безразличный холод в глазах и снова скатится в истерику.

Коваль – не Потапов. С Потапова, возможно, за неё и спросили бы, а вот после Коваля… Нет.

– Поела?

– Да.

Перед глазами мелькали его руки… С такими же темными волосками, как и на груди. И тоже со сбитыми костяшками. Причем, кровь была свежей, до конца не запеклась даже.

– Тогда иди ко мне.

Всё.

Час икс.

Катя всё же подорвалась. Не выдержала.

– Я девственница.

Выпалила, непонятно на что рассчитывая.

– Это должно меня остановить? Я в курсе. Лишь по этой причине ты ещё не оттрахана.

Господи…

Да что он за человек?

Что они здесь вообще за люди?

Она, кажется, повторяется.

Катя всё же посмотрела на него.

Зря.

Её окатило штормовой волной. Как такое возможно? Сидит напротив мужчина, да, его внешность нетипичная, слишком фактурная, да ещё он полуобнажен. Но откуда осознание, что он намного выше тебя? И дело не в росте. Что он где-то на недосягаемом уровне, а ты… Ты только для его утех.

Катя поднялась. На дне его серых глаз она разглядела бездну. Ту самую, которую трогать, теребить, тревожить нельзя. Иначе откат затронет именно её, и от Кати не останется ничего. В прямом смысле.

Значит, знает… Даже смешно. Катя берегла себя, не ложилась под парней, не хотела. Её воспитывали правильно: оберегали, следили, чтобы она не гуляла допоздна, говорили, что она встретит ТОГО, единственного. С которым проживет долгую и счастливую жизнь. Катя верила. А почему бы и нет? Каждый человек создан для счастья. Для любви.

Не для насилия.

Сейчас же ей попользуются. В тюремной камере. На полу или у стены. Или где-то ещё.

Где ему приспичит.

Катя обошла стоп.

Подошла.

Коваль тем временем поменял позу. Сел боком, расставил ноги чуть шире.

ЕЙ, наверное, надо встать между них?

Она ничего не знала.

Лишь кровь стучала в висках.

– Присядь на корточки.

Нет-нет-нет…

Её же не минет сейчас заставят делать?

* * *

Присела.

Не могла не присесть.

– Не бейте меня, – Катя выдохнула, озвучила единственную просьбу, на которую могла в данной ситуации получить положительный ответ.

– Почему решила, что буду бить?

– Не знаю… – это уже сказала совсем тихо.

Она смотрела на его живот. Упругий, натренированный. Без единой складки. Ещё одно подтверждение, что мужчина, в чьей власти она оказалась, может её скрутить, не напрягаясь.

Расслабиться и получать удовольствие – не её вариант. От слова «совсем».

– Будь умницей, и всё будет хорошо.

Катю так и подмывало спросить: товарищ генерал, вы серьезно? Что всё будет хорошо? Ничего хорошего её в перспективе не ожидало! Только боль и срок.

Как ни готовилась Катя, как ни настраивала себя, всё равно не смогла сдержать судорожного вздоха, когда мужчина дотронулся до подбородка и силой заставил приподнять голову. Его пальцы обжигали, клеймили. Пусть пока и не оставляли следов, но впереди вся ночь. Долгая. Нескончаемая.

Он прищурился. Всматривался в её лицо и, казалось, что-то решал.

Пожалуйста… пожалуйста…

Если бы Катю в тот момент спросили, о чем именно она просит, она бы не нашлась, что ответить. О помиловании? О милосердии? О понимании?

Не с ним. И не от него.

Она не знала, сколько лет генералу, по виду сорока нет. Не становятся в России генералами такими молодыми…

Его глаза гипнотизировали. Взгляд жесткий, царапающий кожу, и с каждым проходящим мгновением всё больше погружающий Катю в адову пропасть. Жаль. она в своё время так и не прочла Данте, знала бы подробнее про круги, могла бы определить, куда именно её спустили.

– Рот приоткрой.

Лаконично и сурово.

Она не смогла. Замешкалась. Какие-то доли секунд собиралась с духом.

Её промедление не понравилось Ковалю. Он прищурился сильнее и. не отпуская её подборок, большим пальцем ощутимо надавил на нижнюю губу, потянул вниз. насильно заставляя его слушаться.

Спохватившись, Катя приоткрыла рот.

Только не минет… только не минет…

Большой палец скользнул дальше, вглубь рта. Чуть солоноватый, с привкусом еды и запахом крови. По-мужски крупный. И ассоциирующийся не с пальцем, а с половым органом. Пусть Катя за все свои двадцать лет ни разу не видела члена вживую, интернет и порноролики никто не отменял. Как и девичьего любопытства.

Катя помнила, как первый раз начала смотреть. Включила и сразу же выключила.

Походила по комнате и повторно включила через пять минут. Смотрела с широко распахнутыми глазами, дыша через раз. Позже Катя поймет, что не на тот ролик напоролась. Поэтому девушка представляла, что такое грубый секс, когда тебе в рот вгоняют член по самые яйца. Грубо, но факт.

Пусть лучше будет палец.

– Оближи его.

Снова лаконично и сурово.

Генерал привык так говорить.

Потому что знал – сделают так, как он велит. Ни шага влево. ни шага вправо. Иначе – расстрел.

Как только мужской палец оказался у неё во рту, Катя убрала язык, чтобы не соприкасаться. Видимо, зря.

Облизать?..

Как?..

Как мороженое или «чупа-чупс». Наверное, так.

Давясь. Катя сделала, как он велел. Чуть-чуть лизнула и не заметила, как у мужчины на несколько мгновений задержалось дыхание. Оборвалось. Как он смотрел на неё, не моргая. Смотрел более чем сурово. И в его взгляде читалось то. что она по причине своей неопытности, нежелания вникать в мужскую сущность. находящаяся на грани нервного срыва и думающая лишь о том. как остаться целой сегодняшнюю ночь, не распознала. Не увидела. А там было Катю снова внутренне затрясло. Ноги начали затекать, да и босыми ступнями стоять на холодном кафеле было дискомфортно. Она не позаботилась об обуви после душа. Глупо.

– Ещё.

Что ещё?

– Ещё оближи. Пососи фалангу.

Он считывал её, как раскрытую книгу.

Она снова послушалась. Делала неопытно, не пыталась понравиться.

– Ноги разведи и задери край футболки.

А вот от этого приказа свело мышцы живота, в груди зажгло, но, как не странно, глаза у Кати оставались совершенно сухими.

Она хотела отстраниться назад, вытолкать палец изо рта, но сразу же почувствовала, как хватка на подбородке усилилась. То есть делать следует всё одновременно?

Одной рукой Катя нащупала край стола_ Удобнее было бы упираться в мужское колено. найти в нем опору, но Кате подобная мысль даже в голову не пришла.

Меньше контакта с генералом – целее нервы. Вторую руку она положила себе на бедро. Вот и край футболки. Надо выше, так он сказал?

Хорошо.

Дрожащими, неслушающимися пальцами, ставшими чужими, Катя положила раскрытую ладонь поверх футболки и заскользила вместе с тканью кверху. Выше, ещё выше. Отголоском сознания понимала, что раз Коваль отдал подобный приказ – не просьбу – он желает видеть её.

Там.

А теперь чуть расставить ноги, вернее развести колени. С этим сложнее. Катя на медосмотре у гинеколога, всегда женщины, стеснялась неимоверно. Поражалась, какой ум придумал гинекологические «растопырки» или как они правильно назывались? Кресло? Одно дело врач, он должен видеть, а мужчина… Тоже должен?

Ответ она получила вскоре.

Должен.

Хватка подбородка чуть ослабла, потому что внимание мужчины сместилось. Вниз.

Взгляд, если такое возможно в случае Коваля, потемнел, стал ещё более тяжелым.

Как и само его дыхание. Катя, сидя на корточках между расставленными ногами генерала, не могла не заметить его возбуждение. Как увеличился бугор на его ширинке.

Она его возбудила.

Катя замерла, перестав работать языком. Палец во рту мешал, пришлось чуть раскрыть губы. О том, что можно дышать ещё и носом, не вспомнилось.

Казалось. время замерло.

Мужчина молчал и смотрел.

Воздух в комнате сделался настолько густым, осязаемым, что ощутимо давил на плечи Кати. Ноги затекали всё сильнее, от неудобной позы и от общей спабости она едва держалась. Ещё немного и упадет, свалится кулем на пол.

А сверху приляжет генерал.

Катя от отвращения едва не передернулась. Хорошо, что сдержалась. Мужчина, что находился рядом, не понял бы её, истолковал бы по-своему. В принципе, правильно бы и истолковал, потому что, в отличие от него, у неё ни о каком возбуждении речи и не шло.

ЕЙ был известен такой феномен, как стокгольмский синдром. О нем не слышал только ленивый. Катя как-то даже читала статью про него. И не понимала, как можно полюбить, испытывать жалость, сострадание, влечение к тому, кто тебя держал в плену и, возможно, издевался и насиловал. Это мерзко и гнусно. Скорее всего, на каком-то этапе происходила психологическая ломка. Катя надеялась, что с ней такого не случится.

Отстраненно она осознавала, что находится в обществе красивого мужчины. По-мужски суровой, грубой красоты. Тело – хоть на обложку журнала.

Только ей такого счастья не надо. Но кто же её спросил?

– Встань.

Её мысли оборвали. К лучшему.

С подбородка и губ убрали давление, и Катя негромко выдохнула. Ей сказали встать? Кажется, да.

Она, кое-как опираясь всё на тот же стол, поднялась.

– Снимай футболку и ложись на кровать.

Глава 5

Всё.

Началось.

– Я…

Она не хотела ничего говорить, потому что бесполезно. Её никто не услышит.

Просить? Молить? Не имеет смысла. Не для того её привели к этому зверю. Самцу.

– Лучше молчи, – хриплый голос, севший, наполненный сдерживаемой похотью, которую Катя не в состоянии была различить, прошелся грубой наждачкой по воспаленному сознанию девушки. По коже, царапая, сдирая до крови, причиняя фантомную боль.

Её загнали в ловушку. Выхода не было.

Катю грела лишь одна мысль… Одна…

Такие мужчины, как Руслан Коваль, всегда платят.

Она повернулась в сторону кровати. Сделала два шага. Потом ещё два. Выдохнула.

Так, теперь раздеться.

С этим сложнее.

Катя никогда не обнажалась перед мужчиной. Она не стеснялась своего тела, на пляже не комплексовала, но даже для купания выбирала закрытые купальники, считала, что показывать тело – излишне. Зачем? Какой смысл?

А теперь ей предстояло обнажиться перед незнакомым мужчиной.

Что ж. Надо было быть внимательнее на той дороге. Катя, ты отняла жизнь у человека – это часть твоего наказания. Принимай.

Она взялась за края футболки и резко вздернула руки кверху, сдирая с себя чужую вещь.

Катя волновалась настолько сильно, что шум собственного сердцебиения заглушал остальные звуки, иначе бы она услышала, как шумно втянул в себя воздух Коваль.

Но для неё было только лучше, что она находилась к нему спиной, не видела голодного, прожигающего взгляда и темного пламени на дне серой бездны. Как напряглась мощная фигура генерала, словно он готовился к прыжку.

Катя сняла футболку и повесила её на спинку кровати. По коже побежали пупырчатые мурашки, всё-таки после душа она не успела обсохнуть. Выпитое вино не грело, да и что она выпила, крохи.

Пришёл черед ложиться.

Катя, стараясь вести себя максимально естественно, не скатываться в истерику, что волнами то и дело подкрадывалась к сознанию, откинула покрывало и забралась на кровать. Сразу же захотелось укрыться по голову, спрятаться, как в детстве, истинно веря, что если ты никого не видишь, то и тебя никто не замечает.

Она сдержалась. Повыше натянула покрывало, но максимально постаралась, чтобы её жест не выглядел убого.

Она не будет играть роль жертвы, кричать, визжать, звать на помощь.

Да, такие, как Коваль, всегда платят…

И всё же её сердце скатилось куда-то в область желудка, когда генерал поднялся.

Слишком высокий. Слишком крупный. Взгляд Кати метнулся в область ширинки на штанах. Выпуклая. Скорее всего, и там… прилично.

Вот в такие секунды начинаешь сожалеть, что не попробовала, не узнала, как это по обоюдному согласию, а не когда тебя раскладывают.

Ладно… Не время сожалеть.

Катя чуть сдвинула голову, вроде бы и не отвернулась, но и на Коваля не смотрела напрямую. Сил нет.

Но её уловка плохо сработала. Мужчина подошёл к кровати, при этом он двигался совершенно бесшумно, что при таком росте поразительно. Наверное, обучался.

Хотя ей какая разница? Он остановился, едва не касаясь ногами матраса, и начал раздеваться. Быстро. Сначала брюки, потом боксеры.

Катя не могла не отреагировать. Да и не смотреть тоже не могла, когда едва ли не рядом с тобой, с твоими глазами…

Ноги соответствуют телу. Такие же прокаченные, мускулистые. Отчего-то вспомнился фильм про спартанцев. Коваль бы идеально вписался в их компанию.

ТАМ тоже поросль волос, и член… эрегированный.

Большой.

Коваль не красовался, разделся и сразу же сел на кровать. Протянул руку и забрал у неё одеяло, обнажая её полностью.

– Лишнее.

– Мне холодно

– Сейчас согреешься.

Он лег рядом, но Кате отчего-то казалось. что на неё. Она интуитивно попыталась отодвинуться, но ей не дали.

– Кудааа…

Вот тут Катя и рассмотрела, именно рассмотрела в его голосе рычащие нотки.

Её накрыло.

Как она удержалась и не завизжала, не начала сопротивляться. отталкивать его. для неё останется секретом.

Коваль притянул Катю к себе, и её затопило волной невообразимых эмоций. Разум кричал: расслабься, дура. Это как раз тот случай, когда злить мужика не стоит. Не бьет, пока не зверствует, вроде как даже на ласку настроен. Прилег рядом, сразу не навалился. А сердце и душа вопили от боли и страха, от несправедливости. Их выворачивало, ломало, а сделать ничего нельзя.

Когда Коваль немного подмял её под себя. и его губы впились в её. Катя даже не поняла. Не успела. Пара движений, и её притянули, прижали, подмяли. Чужие губы. немного жесткие, пахнущие вином, напористо ласкали её, да так, что она невольно задрожала, забилась. И всё же уперлась руками в его грудь, ощутив всю силу мужского тела. Если бы она уперлась в камень, был бы тот же эффект, только камень не теплый – вот и всё различие.

– Руки убрала, – Руслан оторвался от её губ лишь на мгновение, но его хватило, чтобы Катю снова ошпарила холодная, бессердечная сталь.

Девушка дышала очень тяжело, прерывисто. В одночасье мужчина заполонил всё пространство вокруг, стал всем. В постели, наедине друг с другом, когда между ними не осталось даже воздуха, он стал восприниматься еще мощнее. А она казалась себе совсем крохотной. Рука, что он просунул ей под шею, могла без особого напряга сломать эту самую её шею. Просто зажать и всё.

Катя послушалась.

– Пожалуйста…

– Так, Катя, слушай меня и внимательно, – он не набросился на неё снова, зато прищурился и непонятно, что страшнее. учитывая, что его эрегированный член нагло и требовательно упирался ей в бедро. – Я помню, что ты девственница. Но ты не маленькая девочка и знаешь, зачем тебя сюда позвали. Будешь зажиматься, отталкивать меня, возьму силой, а потом отправлю на х… к себе в камеру в соплях и крови. Я хочу трахаться. Хочу трахать тебя. Ясно выразился?

Куда уж яснее, ублюдок чертов.

– Да. Просто я… Дайте мне время.

– Дал уже.

И взгляд, точно бритва скользнул сначала по её припухшим губам, потом вниз к груди. Соски от холода встали и теперь торчали горошинками, делая на себе акцент.

– Хорошо… хорошо, я вас поняла…

Катя попыталась снова вернуть внимание генерала на себя. Ей не нравилось, как он смотрел на её грудь.

Словно съесть хотел.

Это вообще нормально, такие взгляды? От которых не то, что успокоиться, собраться с мыслями невозможно.

А желание… Серьезно кто-то воспламеняется? Увлажняется? Хочет? Помилуйте…

Катя подняла руку и дотронулась до мужского плеча. Огладила его. Сбежала вниз к татуировке.

Приглушенный стон потонул на её губах, когда Коваль снова набросился на них. Он целовал её жестко, требовательно, властно просовывая язык внутрь. Катя покорно принимала его. Ей надо подстроиться под Коваля, и тогда всё будет хорошо…

Наверное.

Он оставил её губы, и, нагнув голову, зацепил губами сосок. Поиграл с ним, пососал, прикусил слегка, не больно, но и приятного мало. Катя втянула в себя живот которого после вынужденной диеты и вовсе не наблюдалось. Когда же мужская рука легла ей на лоно, коснулась сначала волосков, а потом и попыталась втиснуться сквозь намертво сведенные бедра, ей захотелось закричать.

Она среагировала быстрее, чем генерал снова бы сделал ей замечание. Развела ноги, дала ему возможность прикоснуться к себе.

Она была сухой. Катя чувствовала, как её трогают, не входя внутрь, перебирают складки, разводят их.

– Смочи себя.

Коваль убрал пальцы и переместился.

Теперь он нависал над ней.

Темноволосый, загорелый, возбужденный.

Катя поднесла к губам пальцы, максимально много выделила слюны и увела руку книзу. Смочила. Только поможет ли ей это?

– Расслабься, иначе я тебя порву.

Его хриплый голос сводил с ума. Лицо слишком близко, Катя чувствовала горячее дыхание на щеках и губах.

Ей пришлось развести бедра ещё шире, потому что он не умещался. Вклинился, своими бедрами толкнул ее.

А потом грязно выматерился, начиная входить в узкое лоно.

Катя, находясь на грани, действуя, как женщина, ищущая защиты хоть в ком-то, прильнула к нему, подалась вперед. Её разрывали на части. Она знала, что терять невинность больно. Но, Господи, не так же…

Коваль вошёл полностью. Она чувствовала его в себе. Чувствовала, как жесткие паховые волосы упираются ей в горячее лоно, ставшее неимоверно нежным. Сама Катя вжалась в тело генерала, уткнулась лицом ему в грудь. Пыталась дышать, ноу неё плохо получалось. Нет, слишком больно…

– Всё… всё…

Он её успокаивал?

Этот насильник?! Этот… генерал, мать его ети! Гладил по голове своей здоровенной ручищей и думал, что ей станет легче? Когда внутри всё распирает?!

Когда то, что хранила для любимого, вот так… растоптано, потому что «хочу трахаться»?

Катя прикусила губу до крови.

Она не двигалась, пыталась подстроиться. И горько усмехалась в душе. Всё кончится скоро. Она узкая, он должен кончить быстро.

Только бы вытерпеть…

Коваль задвигался. Не спеша. Даже можно сказать осторожно. Боль немного притупилась, не отдавала огненной лавой в поясницу и живот, не сводила судорогой внутренности. Она просто была. Расцветала внутри Кати алым цветком, опаляя бедра кровью.

Катя попыталась отстраниться от груди генерала, поняв, что всё-таки жива, что снова может дышать, что больше не нуждается в иллюзии заботы и сожаления.

Но наткнулась на жесткий захват.

Её никто не собирался отпускать. Коваль распластал пальцы на её затылке, удерживая её в своих руках, и ритмично двигался, вбиваясь в неё, расширяя и подстраивая под себя. Катя то опускала руки, то невольно цеплялась за мужские плечи, не в силах совладеть с собой.

Когда же всё…

Когда…

– Мляяяять…

Всё.