Текст книги "Утопленница и игрок"

Автор книги: Марина Кельберер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Ни, когда пыталась найти спасение в религии, с головой погрузившись в церковную жизнь – последнее убежище несчастных, неприкаянных душ.

Не получилось. Хотя Маня была верующим человеком. Но нормально, глубинно верующим – без фанатизма и ожесточения.

Дело в том, что Мане казалось, точнее, чувствовалось, что все – вся жизнь с ее горестями и плюсами, и даже церковью – одно. А то, что ее терзало – иное.

Маня, с тех самых пор, видела все как бы со стороны. Все люди, вся жизнь – отдельно, по одну сторону. А она, Маня, со своей непоправимой болью – отдельно, по другую сторону пропасти. И эту пропасть уже никогда не преодолеть.

Никогда.

Пожизненный приговор. Маня ясно отдавала себе в этом отчет.

И вдруг… просто забыла часа на два, внезапно очутившись на другой стороне – там, где свет, где все люди и вся, пусть такая разная, жизнь.

Что-то нереальное. Непередаваемое, давно забытое ощущение… продолжающейся жизни.

Без обреченности. Без приговора. Без боли. Непереносимой до такой степени, что спасение от нее было только одно – простое и ясное.

Доступное каждому, кому невмоготу жить.

Проще говоря, последний ход – «ход конем по голове».

… А сейчас вроде что-то изменилось… или…

Нет. Не стоит обольщаться.

… Часом раньше, часом позже, но…

Все вернулось.

Как и тогда, когда вся эта эпопея с «нервными клиниками» и постоянными «походами в храм» кончилась тем, что Маня просто села на таблетки, очень сильные антидепрессанты швейцарского происхождения, которые привозил или заказывал для нее Вадик, муж все той же Татьяны.

… Так и должно быть. «Спасение» вряд ли возможно. Чудес не бывает.

Руки у Мани дрожали, ей захотелось пить. Взяв чашку, она чуть не расплескала воду на клавиатуру.

Маня давно уже не посматривала никакой сериал. Она сидела, остекленело глядя перед собой.

…

Лекарство потихоньку начало действовать. Маня глубоко вздохнула и вяло пошевелила «мышью».

… Пора взяться за сказку…

Немного оживившись, Маня привычным жестом вызвала на экран нужный файл.

Это был ежевечерний ритуал, без которого она все равно не смогла бы заснуть.

Даже после таблетки.

… Аптека уже закрыта, на станцию идти поздно. Все дела по «больному» – на завтра, решила Маня, постепенно приходя в себя.

Есть он сейчас вряд ли сможет, а если захочет пить – скажет.

… Сейчас, сейчас…

Маня скользила по своему файлу. Нашла место, где остановилась вчера, затем скакнула на начало и заново все перечитала, включившись в сказку и включив воображение…

Но вдруг остановилась и отвернулась от экрана.

Встала и подошла к «мужику».

– Как… Вы?…

Он молчал, только дышал тяжелее, чуть хрипловато.

– Как Вы, Алексей?… – забеспокоилась Маня.

– Нормально, Маруся, – просипел он. – Не дергайся.

– Я Вам не «Маруся»! – почему-то возмутилась Маня. Но ей тут же стало стыдно – на «тяжелых больных» не обижаются.

– Ну, хорошо, не «Маруся» – Маня. Смешно. – Он приоткрыл глаза и уставился на нее.

– Вам сейчас смешно?!..

– Мань, давай на «ты». Так проще. Как ты уже поняла – я Алексей – Леша.

– Очень приятно, – фальшиво улыбнулась Маня и быстро спросила: – Вы хотите пить, или… чего-нибудь?… В аптеку я пойду завтра, она уже закрыта.

– Ничего. Спасибо. Я хочу… – он вдруг мучительно крякнул и закрыл глаза – вероятно, все его силы ушли на этот разговор и закончились, – … спать, – беззвучно, одними губами сартикулировал он.

– Хорошо-хорошо… Извините. – Маня попятилась, повернулась и вышла.

Немного постояв посреди своей комнаты, она было только снова устроилась перед компьютером, нажав клавишу и уткнувшись в сказку, как со стороны железной кровати вдруг раздалось раздраженным сипом:

– Нет. Нет. Б…ь!

Маня замерла.

– Ты… ты правильно все сделала… – с усилием, явно уже на пределе хрипел «мужик». – Дедок завтра свалит – хорошо. Звони своей подруге. Скажи, чтоб никому, ни-ко-му… Слышишь? Ни она, ни мужик ее… Попроси, соври… придумай что-нибудь!..

– Что же… Как же я… я… – растерялась и засомневалась Маня, напуганная нелюбезным, жестким тоном, вернее, хрипом «Леши».

– Звони, б…ь! Ну!

Маня быстро взяла со стола мобильник и неверными, трясущимися пальцами набрала Верке.

– Вер, это я…… Да нет, все вроде нормально. Спасибо тебе большое, Вер, что деда своего прислала. Классный у тебя дед. Очень нам помог… Нет, правда – спасибо, Вер. Вер, у меня к тебе одна просьба. Попроси Толика своего и Витю, чтоб не трепались и никому ничего не говорили… Ну, об этой моей истории… с мужем, – с трудом выговорила Маня в трубку… Да. И сама тоже – не рассказывай никому, Вер… Да. Очень прошу. Вер, мне все это… очень неприятно – сама понимаешь. Я тут в первый раз живу, а вы все друг друга знаете, и… Я на виду, такая слава обо мне… неприятно… Да, Вер. Вот именно. Муж приехал в первый раз, и…… Да. Пьяный, подрался, валялся в кустах, еле довезли… Будут расспрашивать, сочувствовать, сплетничать – не хочу. В магазин спокойно не зайдешь… ну, ты понимаешь меня, Вер…… Да. Очень прошу. И… Да. Еще и до работы дойдет – а это уж мне совсем ни к чему. Ты же знаешь, меня Татьяна, подруга, сюда на лето пустила – это ее дом, бабкин еще… Ты мне говорила, что Татьяну помнишь…… Да. Мы же вместе работаем, Вер… в редакции, в издательстве, я тебе говорила…… Да. Именно, Вер. Сплетни на работе пойдут – не дай Бог!.. народ, сама знаешь, какой… Да. Спасибо за все, и очень на тебя рассчитываю… в этом смысле… Согласись – неприятная история, и…… Да. Еще раз спасибо…… Ага. Завтра пойду. Ладно. Пока, Вер.

Маня отключилась и стояла с мобильником в дверях, глядя на простертого на железной кровати «мужика».

Веки у того задергались, длинные ресницы дрогнули – хотел, видимо, открыть глаза, но не получилось. Сил не хватило.

– Все. Иди… спать хочу… – еле-еле процедил он и задышал на удивление тихо, почти спокойно.

Маня секунду послушала и тихо вышла.

Усевшись перед Notebookом и обдумывая ситуацию, пришла к неутешительным выводам.

… Ну, что можно сказать?

Нет, она неплохо отыграла всю сцену разговора с Веркой, где нужно подпуская соответствующие интонации – получилось вполне убедительно.

Задание выполнила.

… Если он меня прикончит, решат – белая горячка, семейные разборки – бытовуха, словом, дело житейское.

Замечательно.

… А я, как дура – соответствую.

Чудесно.

… Да. Это тебе не «больная собачка», этот зверь подраненный – пострашней. Крупный зверь и может оказаться… опасен.

По-настоящему опасен. Без дураков.

… Он все врет, скорей всего.

Или не врет?!..

Не поймешь. Вопрос остается открытым.

Но «сдать» его, отправить в больницу Маня не могла – а если и вправду «ищут» и «добьют»?… Это, конечно, «не ее проблемы», как сейчас модно говорить, но… Нет. Она себя знала – такой грех на душу взять… Нет.

Грехов итак у нее достаточно – и бывших, и… будущих, кстати.

… Тем временем Леша, впав в тяжелое забытье, не подозревал даже, что в данный момент – решается его судьба.

И что самое интересное, не только его – но и Манина собственная.

В самом прямом, конкретном смысле – «быть или не быть?»

Ну, и в высшем, философском смысле – естественно, тоже – согласно высшим предначертаниям, нам, по обыкновению, неизвестным и недоступным.

… Корабль, гонимый ветром Судьбы, уже снялся с якоря и вышел в открытое море, пустившись в свободное плавание.

… Делать нечего.

Что будет – то и будет, – вздохнув, фатально решила Маня, чохом покончив со всеми страхами и сомнениями. – Плевать.

… Будем рассуждать трезво. Через пару-тройку дней – «мужик», как пить дать, отчалит. Как только сможет хоть чуть двигать руками и ногами.

Вряд ли он станет ждать предписанного «конца лечения». Маня усмехнулась, бросив взгляд на листочки на столе – «схему лечения».

… У него, судя по всему, проблемы – серьезные. Чего ему тут делать?

Сдует его, как будто никогда и не было – и все.

Ну, на худой конец, «уберет» ее как ненужного свидетеля – перед уходом.

… Да нет, конечно – на фига ему, если не псих, еще «мокруху» какую-то разводить… просто свалит, и дураку понятно!..

Логичный и всех устраивающий «the end», – снова усмехнулась Маня.

Наивная Маня.

Недальновидная.

То есть, не наивная и не недальновидная, а…

Словом, она просто неправильно прочла знаки Судьбы, не сумев ничего понять и предугадать, что неудивительно – мало кому из нас это удается.

Женщина вроде неглупая, Маня однако могла поступать и поступала только от души, импульсивно и только так, как считала нужным, а в остальном – как водится, полагалась на «авось». «Не мудрствуя лукаво», не просчитывая тщательно «ходов» и последствий и не особо на них заостряясь. Чисто женская позиция, не лишенная, между прочим, здравого смысла – если судить по известной фразе: «Делай, что должно – и будь, что будет».

«Только женщины и дети могут позволить себе быть безрассудными» – сказал другой умный человек.

… Да?…

Машинально взяв в руки записи, Маня с отрешенным видом поперебирала их, прислушиваясь.

Спит.

Бросив бумаги обратно на стол и прихватив по пути с полки булку с маком, она юркнула за компьютер.

Любимая таблетка «работала», перевалив за середину своего цикла, что Маня, в силу привычки, безошибочно определила, вернее, ощутила – боль, грудной жабой, медлительной и неторопливой, ворочалась очень отдаленно и приглушенно, едва фонила.

Нельзя было терять ни минуты.

Маня шевельнула «мышью», зависший монитор ожил, высветив файл со сказкой.

… На чем мы остановились?… А, вот… Нет, прочтем-ка еще разок – сначала… итак:

АВГУСТИНА И ЛЮДОЕД

… В одном очень большом и диком лесу, в самой его глубине жил ужасный Людоед. Ужасный в смысле очень страшный на вид: одни его белые и острые зубы – а их было очень много – могли напугать до смерти кого угодно.

У Людоеда был к тому же и ужасный характер. Он иногда впадал в ярость, и тогда раскаты его гнева достигали соседней деревни.

В этой деревне, на лужайке около леса, жила прелестная маленькая девочка Августина со своей мамой. Августина была смелой и решительной девочкой и ничего и никого не боялась, кроме зубного врача, к которому ее частенько водила мама – Августина очень любила сладости и совершенно не любила есть овощи.

Во время очередного приступа бешенства у Людоеда, когда деревья страшно шумели и качались и дикий рев раздавался в лесу, Августина решила пойти с ним познакомиться и посмотреть, какая у него голова, раз он может так сильно кричать и ругаться.

Они познакомились, и выяснилось, что страшное чудовище…

* * *

В то время как Маня погрузилась в сказку, Леша, со своей стороны, забылся мучительным сном.

Избитое тело зверски ломило и ныло.

Но внезапно физическая боль перестала терзать Лешу – он о ней забыл. Ему снился кошмар.

Леша, 35-летний «мужик», неплохо умеющий контролировать любую ситуацию – от просто сложной до откровенно экстремальной – ничего поделать не мог.

Мы не вольны в своих снах – нравится нам это, или нет.

Леше снилась игра.

Та самая – последняя.

… Жесткая, алчная морда Грини, другана и компаньона, напротив за столом.

Свиное рыло, вылезшее вдруг у кореша Гришки – прям на глазах.

Да нет, блин! – все к тому шло. Поднакопилось – взаимно. Тянуло уже перетереть – по факту.

Глаза у корешка совсем спокойные, прозрачные – пустые. Как и положено.

Игра.

… Гришутке – идет карта, прям «в масть канает», а Леше – ни черта не катит.

У Грини кураж попер. Акулу, мастака на вечерок, из себя играет.

Да малость переигрывает.

Нарывается.

… Отыграться, видать, решил – за все. Проще говоря, лапу наложить – на все. Его, Лехино. Самый момент.

Завелся Гриня – дружок закадычный и соратник.

Лютует. По живому рвет.

Игра. Азарт.

Объявили. Поставили. Сняли. Сдали. Раскинули.

Мимо.

Еще разок накатили. Выкинули.

Опять в пролете – мимо кассы.

Ё…

Жорик-жмурик и Славка – и то, через раз, на сильной карте.

А Леша – «в замазке». Завис.

Партия.

Жмурик со Славкой пас – соскочили, больше не хотят. Но не встают, сидят себе за столом, бухают тихонько, на них с Гришуткой откровенно так ухмыляются.

За окном – ночка темная, они – бухие все. В доме, в Гринином коттеджике, кроме них четверых – никого.

Обстановочка та еще, накаленная.

Запредел. Жесть.

Из-за Грини – того реально ведет.

Леша тормознул, как и Жмурик со Славкой – все, пас. Стоп-игра. Он по нолям – много спустил этой ночью. Перебор. Лишка, если честно – свой максимум. Край. Но – не впервой же. Отыграемся… днями.

… Леше, по любому – игра в кайф, он играл много в последнее время и часто по-крупному. В казино подпольных зажигал, в катран, случалось, наведывался – иногда. Подсел маленько, чего греха таить!.. Не секрет – игра бодрит и освежает, как ничто другое… Адреналин. Бабки у Леши водились немалые, свой бизнес – зашибал порядком. И порядком спускал, просаживался иной раз – вот как сейчас. Мог себе позволить. Но край знал. А потом и отыгрывал, «банчок срывал». По-разному бывало, на то она и – игра. Иначе кайф не словишь.

Но здесь – не катран. А вроде как – дом друга. И компаньона.

Пробежавшись слегка по кабакам и миновав иные, малость поднадоевшие, заведения, они сегодня, тесным междусобойчиком, «дружным четвертаком», осели у Гришани – тот сам зазвал вечерок у него продолжить задушевно, тихо и по-домашнему, Гриня один живет.

Леша Галке позвонил – предупредил, что он у Грини дома на мальчишнике «задержится», чтоб не ждала. Та его сдержанно послала и отключилась – как у них, в последнее время, было принято.

… Ничего, перетопчется – ей полезно. Леше еще памятник надо поставить – за выдержку. И долготерпение – другой убил бы уже давно. Или бросил – без выходного пособия. Но по любому – вмазал.

«Поздно, Лора – вы полюбили вора».

Дерьмо. Редкого ублюдка, девочка. Давай, давай, детка: хиляй к нему – но с концами.

… Че вцепилась-то тогда, а? На двух стульях не усидишь. Не ровен час, порвешься – не боишься, детка?

… Саньку сильно жалко…

… Ладно. Забили пока. Там видно будет.

Вот тут-то, после звонка Галке – все разом и понеслось, как с горы покатилось. Гришутка, салага эта тупорылая, менеджер этот бывший младший по рекламе 33-ех лет от роду, которого он, Леша, сам, своими руками – и зачем, б…ь! – из говна достал, отряхнул и к делу приспособил – окончательно скурвился. И в разнос пошел.

Выдает вдруг нечто совсем уже оху…ое: «Лех, а давай молодость вспомним, а? Детство наше золотое. Раскинем на двоих. Давай как пацанята – на интерес? Идет?»

На интерес?!

Гришаня, сученок, улыбается дружески: «Ну что, загнем, Лех?»

И Леша повелся – как дитя малое. Дешевка. Позорно.

… Ну, во-первых – набрался уже хорошо, а во-вторых… ну как же – они ж все тут, блин, на понтах!.. Народец опять же вокруг, мужики, в смысле – Жмурик со Славкой…

Те бухают сидят, на вискарь налегают и скалятся. А чего им – интересно же, б…ь!

– А загнем, милый. Почему нет? Загнем враз, Гринь!.. Идет. Вистую, Гриш. Уговорил.

Гринина харя скверная, жлобская.

Блатная харя. Мурло.

… Как же так, Гриш, а? Столько вместе прожито, столько вместе принято…

– Банкуй, Гришань – тебе фора от меня, сам предложил.

… Мы ж тут все вроде свои, не каталы залетные, а люди серьезные, дружки-приятели, между прочим – на хорошей карте друг друга не «обуваем», и вообще – «не разводим», у нас между собой не принято.

– Ну так – на кон что кинем, Гриш? На что поставишь? А, Гринь? Любопытно. Объявляй давай. Какой у тебя – интерес?

Гриня помолчал, опрокинул в себя, утерся и, приподняв бровки, на чистом глазу, на светлой такой ухмылочке, сказал – на что. Интерес свой, в смысле, озвучил.

Жорик крякнул, лед мимо стакана пронес, не попал – промазал.

Славик, тот покрепче оказался – зенки просто в стол уткнул, на пару секунд правда, потом опять – как ни в чем не бывало посиживает, из стаканчика потягивает.

Леша сам не удержался – присвистнул.

Ого! Не ожидал, друг мой Гриня.

Однако.

Такой фильмец пошел, короче – зашибись! В кино не увидишь.

Да, дела.

Так, значит…

Ну-ну… Гришань. Валяй.

Потом не пожалей.

Лады, Гринь. Ништяк.

Леша «ответ» объявил – свой интерес.

Гриня принял.

Пацаны кивнули – ставки сделаны.

… Я ж не жадный, Гришань, не жмотюсь, как некоторые – забирай давай, Гриш… все мое. Если сумеешь.

Заело Лешу. Зацепило. Добился-таки Гришка своего – достал.

… Ну, держись корешок – была не была!..

«Не была». Не подфартило Леше. Карта не легла.

Он проиграл.

* * *

… Они познакомились, и выяснилось, что страшное чудовище, этот Людоед – не ест мяса, что он Людоед-вегетарианец. Дело в том, что в детстве он был очень слабеньким и болезненным маленьким Людоедом, и его мама-людоедша поила его ромашковым чаем, компотами и кормила овощами и фруктами.

А ревел, выл и регулярно скрежетал зубами Людоед потому, что подлые козявки, букашки, червяки и муравьи, а также негодяи зайцы и прочие непорядочные лесные жители регулярно пожирали часть его богатого урожая. Людоед всегда сам занимался своим огородом.

Людоед пригласил Августину на пир, и она впервые в жизни поела таких вкусных овощей, что ей совсем не хотелось сладкого.

Так как было уже очень поздно, а Людоед жил очень далеко от деревни, и мама Августины, вероятно, уже не надеялась увидеть свою дочь живой…

… Мычание.

Маня насторожилась, разом выпав из сказки.

Хриплый стон. И еще, еще…

Маня испугалась. Вскочила и кинулась к «больному».

Тот метался во сне. Скрипел зубами. Издавал странные звуки, отдаленно напоминающие какие-то непонятные слова.

Бредит. Лоб в испарине.

Жар?! Или… отходит?!!!

Маня быстрыми шагами бросилась на веранду, намочила полотенце и протерла «больному» лицо. Положила руку на лоб – температуру определить.

Длинные черные ресницы дрогнули. «Мужик» внезапно затих.

Вроде лоб ничего, не очень горячий. Маня убрала руку и положила на лоб влажное полотенце.

«Леша» сморщился и замычал. Маня быстро убрала полотенце.

«Больной» снова сморщился и сипло застонал.

Маня вернула руку на лоб. «Мужик» опять сразу успокоился, лицо разгладилось.

Он так и не проснулся.

Маня сидела, держа руку на Лешином лбу – когда она ее убирала, тот начинал метаться.

Рука затекала, и Маня иногда перебирала пальцами, получалось, что она его чуть гладила по лбу.

Лицо «мужика», в которое Маня, сидя рядом с ним на стуле, внимательно вглядывалась, пытаясь понять как он, смягчилось, и на нем ясно читалось облегчение.

«Мужик» лежал на Манином постельном белье – под Маниным одеялом в сине-желтом пододеяльнике и на Маниной подушке в такой же наволочке. Без ничего. Абсолютно голый. Так велел его оставить дед-хирург, после того, как они его вдвоем раздели и уложили под одеяло.

Но Мане теперь было все равно. Она уже все видела, на все посмотрела – когда его раздевала.

Она больше не краснела и не смущалась.

Это был просто «больной», «пациент».

Грешный человек. Как и все мы – на этой грешной Земле.

А она, Маня, в этой ситуации – типа нянечки или медсестры. «Мать Тереза», своего рода.

Маня вздохнула, успокоившись на этой мысли, и опять пошевелила занемевшими пальцами.

«Пациент» протяжно и расслабленно вздохнул. Маня тихонько отвела руку.

«Больной» спал глубоким сном.

Маня осторожно встала и вышла, стараясь ступать неслышно. Подойдя к компьютеру, прежде чем закрыть файл, взглянула на часы в правом нижнем углу.

Ого!.. Она просидела рядом с «больным» полтора часа.

Ладно. Уже поздно. Пора спать. Завтра разберемся… со всем.

Тут Маня вспомнила, что привезла «на дачу» всего два комплекта постельного белья, одним пользоваться, другой – на смену. Этот «второй» как раз сейчас и был «в стирке», то есть лежал в пакете и ждал своего часа – руки еще не дошли.

… Когда же – она только вчера белье поменяла.

Так. Маня огляделась и полезла в Татьянин шкаф – что-то такое она там вроде видела на верхней полке, и…

Точно. Достала пожелтевшее, ветхое, в самодельных заплатках, белье, которым, скорее всего, несколько лет уже никто не пользовался.

Рассмотрела, потрясла, даже понюхала.

Ничего. Сойдет. Чистое, главное.

И пошла стелить себе постель на такой же железной кровати, изголовьем упирающейся в окно, в углу, рядом со столиком, на котором стоял Notebook.

Устроившись, Маня немного посидела сверху постеленной постели – задумалась.

И вдруг грудная боль, «ночная жаба» обожгла, грубо повернулась внутри, раздирая все вокруг.

Маня качнулась и стиснула зубы.

… Ну, зачем это все?

Зачем вообще… все?… Если…

Маню опять замутило.

… Нет. Срочно, срочно – таблетку!.. или…

Маня вскочила, забыв осторожность и немилосердно скрипя полами, схватила обойму и непослушными пальцами выдавила капсулу.

Запила. И снова уселась на кровать, тускло глядя перед собой.

… Правильно, что… быстро приняла лекарство, надо ведь хоть как-то… заснуть.

Завтра – сложный день.

Минут через тридцать Маня решительно поднялась, сняла сарафан и натянула ночную рубашку, встав так, чтобы ее не было видно из комнаты «больного» – дверь к нему была открыта.

Маня забралась под одеяло и блаженно вытянулась. Но через минуту опять вскочила – «Лешу» проверить. Замерла, глядя на него и прислушиваясь к его дыханию.

Тот спал, достаточно спокойно, даже ресницы не двигались.

Очень тихо и осторожно Маня вернулась к себе, на мгновение задумалась, и с решительным видом направилась на веранду.

Взяла с полки большой кухонный нож-секач, два других ножа, торчащих из банки вместе с ложками и вилками, вынула и спрятала под клеенку. Поискала глазами топор – где-то он тут все время болтался, она все время на него натыкалась…

Ага. Вот он – в углу, за веником и шваброй, большой деревенский топор, чуть ржавый и с почерневшей рукоятью. Маня его спрятала в кухонный шкаф, прикрыв большим куском облезлой клеенки.

И направилась с ножом в комнату. Но и с полпути вернулась, снова достала топор, и, завернув его в клеенку, вышла на улицу.

Постояла на крыльце – темень. Когда глаза привыкли, спустилась с крыльца и спрятала топор в клеенке за перевернутую бочку недалеко от крыльца, максимально замаскировав травой и какими-то полусгнившими полешками, валяющимися рядом с бочкой.

Быстро взбежала обратно, заперлась изнутри и, подхватив со стола нож-секач, пошла к себе и легла.

Нож сначала сунула под кровать. Передумала – спрятала под подушку. Опять передумала – закопала рядом с собой, вдоль стенки.

Немного полежала с открытыми глазами, глядя в темноту. Повернулась на живот, рука под грудь – любимая, самая комфортная Манина поза для сна – потянулась, расслабилась и заснула. Не то чтобы сладко, конечно, но как-то вполне… уверенно.

Лекарство подействовало.

* * *

Бодрое, утреннее июньское солнышко било в окно через хиленькие, вполокна, тюлевые занавески, заливало комнату.

Еще не до конца проснувшись, Маня приоткрыла глаза и с наслаждением перевернулась на другой бок с бессмысленным ощущением… радости существования.

Окончательно вынырнув из сладкой дремы и наслаждаясь, вновь поразилась этому чувству, во второй раз со вчерашнего дня посетившему ее – чувству «из прошлого», из прежней ее жизни. Непередаваемому и благостному…

… Пусть хоть ненадолго, но, все равно… блаженство.

И вдруг вскочила, не попадая в шлепанцы и в рукава халата, и ринулась в соседнюю комнату.

«Мужик» лежал неподвижно, в той же позе, на спине.

Он внезапно распахнул глаза – Маня буквально наткнулась на его взгляд и от неожиданности застыла в замешательстве, резко затормозив в дверях.

… Ну и ресницы у него!.. «Мне б такие!» – невольно вспомнились Мане слова из какой-то дурацкой песни. Не ресницы, а… Живут самостоятельной жизнью, можно сказать.

Зрачки значительно меньше – почти в норме.

… Серые глаза и очень черные ресницы.

Впрочем, осунулся сильно, потому так глаза и выделяются.

– Вы как?… – Маня маялась в дверях.

– Порядок, – низким голосом с хрипотцой ответил «мужик». С хрипотцой – но не таким ужасно хриплым и сиплым, как вчера. – Заходи. Не стесняйся.

– Что?…

Леша поморщился.

– Подойди, говорю. Не укушу.

Маня подошла и села на стул, приняв строгий вид – поджала губы. И смелой рукой «медсестры» потрогала лоб «больного», на предмет температуры.

– Да. Вроде ничего, – констатировала она, убрав руку. – Я сейчас в аптеку, на станцию…

– Мань…

– Не перебивайте. Итак: я на станцию, а Вы… Или нет – аптека откроется через два часа. Так. Сейчас мы…

– Мань, верни руку обратно. И подержи – как вчера ночью. Больно все-таки. А так… легче…

… Ночью-то, оказывается, он просыпался… Маня нахмурилась.

– Вы опять меня перебили. И не надо сцен жалости устраивать – очень прошу. Я не собираюсь обливать слезами Ваши раны – это не входит в мои планы.

– Мань, ты безжалостная…

Маня пожала плечами.

– Это ж надо – у постели умирающего…

– Прекратите паясничать, Леша! – рассердилась Маня. – Давайте по делу.

– Давай. – Леша вздохнул.

И вздохнул как-то опять сипло, с трудом – по-вчерашнему плохо. И сморщился.

… Ему очень больно, поняла Маня.

И с видом суровой, но сердобольной медсестры, Маня положила ладошку «больному» на лоб.

– Не волнуйтесь, Леша. Я пойду и все куплю… Вам станет легче… и все у Вас пройдет… Вы выздоровеете, и…

Леша моментально опустил, смежил свои невозможные ресницы и смирно замолчал.

Маня посмотрела – под глазами синяки с кулак, под левым особенно – фиолетовый подтек за ночь увеличился вдвое, скулы зеленоватые, в утренней щетине…

– Бритва есть? – процедил «мужик», прочтя ее мысли.

– У меня?… Нет…

– Купи лезвия. Когда на станцию пойдешь. Одноразовые, любые, – велел «мужик».

– Да, конечно…

– Деньги есть? – сквозь зубы цедил он с закрытыми глазами.

Маня тихонько убрала руку.

– Есть… немного.

Леша открыл глаза и уставился на Маню.

– А глаза почему разные?

– Что?!..

– У тебя. Глаза разные – совсем. Правый – конкретно синий, левый – реально зеленый. Или у меня «глюки»?

– Просто…

– Вчера еще заметил. И волосы разноцветные. Думал, брежу. Красишься так? Под панка косишь? И линзы носишь?

– Да нет, – объяснила Маня, поначалу слегка сбитая неожиданным вопросом и столь резкой сменой темы. – Не бредите. Это так и есть – глаза разные. Радужки по-разному окрашены – с детства. Такая особенность, какой-то генетический сбой, в общем. И волосы тоже – пигментация… нарушена.

«Маня-панк» машинально пригладила свои стриженные в довольно короткую стрижку волосы, в данный момент, после сна, торчавшие во все стороны. У нее были светлые, пепельно-русые волосы, с тремя прядями неожиданно рыжеватого, почти черного и каштанового цветов и небольшая, слегка разноцветная челочка над ровным, нежным лбом.

– А толстая такая – почему? Тоже – «генетический сбой»?

«Мужик» хамил. Раздухарился… не к добру. Маня грозно пошевелилась на стуле. Коварный стул под ней предательски заскрипел, издав какой-то неприличный длинный звук.

– Вот. Сейчас стул сломаешь, – эхом стулу подтвердил «мужик». – Не выдержит тебя, Мань, эта рухлядь.

Маня вздернула брови.

– Вы решили мне хамить? Это не в Ваших интересах, Леша.

– Вес-то какой? – наглел «мужик», серые глаза смеялись. – Центнер, небось? А, Мань?

Маня сжала губы, но тут же сменила тактику – решила «не вестись», и заговорила с «пациентом» как с идиотом «тяжелобольным», которого нельзя волновать.

– Я вешу 90 кг. Рост 167 см, – терпеливо доложила Маня.

«Мужик» не успокоился. Весело и напористо, с манерой, вынуждающей собеседника отвечать, он продолжил свои нахальные расспросы.

… Так полегчало ему, что ли?… Или притворяется… хитрит?!..

– А лет тебе сколько, Мань? Тридцать или около того? Да?

– Да. Вы угадали, Леша, – спокойно подтвердила Маня. – Мне 30 лет.

– И ни мужа, ни детей. Я правильно вчера понял? А, Мань?

– Да.

– Что с тобой, Мань? Ты чего так в лице-то изменилась, а?!

Маня молчала.

– Успокойся, сказал! Извини. Извини, Мань. По больному, видать, задел.

«Мужик» чуть прищурился, сочувственно и весело глядя Мане в лицо.

– Ладно, Мань. Не переживай. И не вешай нос. Дело наживное. Ты б только сбросила малость – постаралась, Мань. – Серые глаза опять смеялись. – Для дела. Глядишь, и… полюбил бы кто. Кавалера-то тоже нет, по всему? Да, Мань?

Маня сцепила зубы и не прерывала «больного» хама. Положительные эмоции – большой плюс в деле лечения, напомнила она себе стоически.

Пусть себе разливается и… хохмит – в свое удовольствие.

… Да ради Бога!.. «На больных» – не обижаются, – пожала она про себя плечами, вернувшись к прежней устойчивой мысли.

– На больных и «увечных» – не обижаются, – мигнул он ей вдруг, непостижимым образом вновь практически дословно озвучив ее мысли.

Застигнутая врасплох Маня несколько дико на него посмотрела. Тот насмешливо и забавно сложил губы.

– … Уж больно тебя много, Мань. На любителя. Толстеньким трудно замуж выйти, – пустился он философствовать своим хрипловатым низким голосом. – Желающих мало – я ж понимаю, Мань. Стройных навалом – выбирай не хочу. Ты б, Мань, об этом подумала. И за собой последила. Фитнес там, то, се… И ешь поменьше, – в упор, наглым взглядом, рассматривая Маню, нес «мужик», сочувственно вздыхая, как бы от полноты чувств. – А сюда зачем приехала, а, Мань?

– На лето, – невозмутимо ответила Маня.

– Правильно, Мань, – одобрил «мужик». – Верно мыслишь. В городе, в Москве особо… Ты ж из Москвы, как я понял? Да, Мань?

– Да.

– Так вот я говорю, Мань – В Москве шансы твои практически равны нулю… невелики шансы, Мань. Мужик в Москве – балованный пошел. И то ему не так, и это… Фиг кого себе найдешь с такой… с такими… – резвился «больной», видимо испытывая неодолимую потребность в бойком утреннем трепе – как возвращению к обычной жизни.

Маня уступчиво молчала, не противоречила.

– … Здесь, значит, думаешь ухажера сыскать. В точку, Мань, – размышлял вслух «Леша». – Народ тут попроще. Любит водку и… все натуральное.

… Да. Трудный случай. Маня обреченно вздохнула, покорившись судьбе. «Больной» оказался беспокойный. Ничего не поделаешь.

– Ты как – трактористом уже каким-никаким обзавелась или… нет пока? А, Мань?

Маня смотрела на него и думала о своем.

– На, огонек, говорю, ближе к ночке, кто-нибудь захаживает? Чего молчишь-то?! Ну! – поднапер вдруг «мужик».

– Не Ваше дело, Леша. Успокойтесь.

– Угадал, Мань? – смеялся тот глазами. Что – не Витек ли вчерашний? А, Мань?

Мысль свербела, не давая Мане покоя.

… Как же быть-то?…

– Здесь трактористов нет, Леша, в основном дачники, – пояснила она буднично. – А постоянно живут или старики, или… Короче, есть кто постоянно живет, но чем они зарабатывают – не знаю. До Москвы – 3 часа, туда, наверное, ездят… или в другие места. Ничего сельскохозяйственного тут давно нет. А «Витек» – друг Толика и Веры – из Москвы. Он в прошлые выходные с женой приезжал…или с подругой, не знаю.

Маня пыталась сбить «больного» на нормальный, человеческий тон, нервно соображая – как бы у него спросить, как подступиться-то… И… и главное, что делать – после «положительного ответа»?!..

– … И тут – облом, Мань. Жуть. Так как же ты теперь, Мань? Хотя лето – длинное…