Текст книги "Заклятые любовники (СИ)"
Автор книги: Марина Эльденберт
Соавторы: Katya Pasichenko
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
мышцы. Доведись ему схватиться с де Мортеном, неизвестно кто летел бы кубарем с
лестницы – разумеется, если магию не использовать. С силой Винсента мало кто
способен тягаться, у него это наследственное. Старинный род, корни, уходящие чуть
ли не к армалам – древней расе, по преданию не знающих в магии никаких преград.
Это сейчас волшебство скорее роскошь, раньше без него было никуда.
– И что же, иначе это решить нельзя?
Я вдруг поняла, насколько устала. Знала, что не обязана перед ним оправдываться,
что могу вообще ничего не говорить, но почему-то произнесла:
– Можно. Если не соглашусь, заклятие убьет меня в течение нескольких дней.
Рин побледнел, а потом с такой силой ударил в стену возле камина, что декоративная
фигурка зашаталась и рухнула рядом со мной. Арк прижал уши, ощерился и зарычал,
а я схватила его за холку двумя руками. Во избежание.
– Надеюсь, он действительно сможет помочь, – процедил Рин, а потом развернулся и
вышел из гостиной. Хлопнула входная дверь, я вздрогнула, как от удара, отпустила
пса и медленно поднялась.
Вот и все. Пожалуй, теперь можно спокойно поужинать и принять ванну. А потом
этот демонов день наконец-то закончится.
7
В назначенный час я стояла у дома де Мортена с дорожным саквояжем и приличных
размеров сундуком, в котором весьма сомнительно уместилось все самое
необходимое. Только-только начинало светать, все окна были темными. Рядом со мной
переминался с лапы на лапу Арк, который тоже не понимал, почему мы встали в
такую рань и сквозь густой туман да сырость тащились через полгорода в эту обитель
роскоши, где даже кучу на газон наложить страшно: ни листочка, ни пожухшей
травинки, только земля в свете фонарей поблескивает тонкой корочкой льда.
От центра столицы место выгодно отличалось тишиной, спокойствием и
размеренностью. Казалось, здесь даже время течет иначе – неспешно, в духе светской
жизни, которая начинается за полдень. Немногочисленные роскошные особняки
только по одну сторону улицы, по другую – набережная с невысокими узорчатыми
ограждениями. С реки невыносимо тянуло холодом, я поежилась, чихнула и снова
постучала. Уже громче. Вдобавок к озабоченности одним неприятным типом
подцепить простуду – это уже слишком.
Раздались шаги, дверь отворилась.
– Вы! – тонко взвыл дворецкий.
– Я!
На сей раз он оказался более прытким и захлопнул дверь быстрее, чем я успела
войти. Прелестно, де Мортен не потрудился даже предупредить о том, что я приеду.
Вот гад! Раздражение, которое кое-как удалось успокоить, снова закипело в душе. Я
постучала еще. Сильно. Затем ногой – насколько позволяло платье.
– Уходите, или я вызову полицию! – донеслось из-за двери.
Вместо ответа я набрала побольше воздуха в легкие и заорала во всю силу:
– Винсент! Герцог де Мортен! Скотина бессердечная, я замерзаю у тебя на крыльце!
Винсееент!
Голос у меня пронзительный, это мне еще с детства говорили. Нянечка в ужасе
делала все, чтобы только заставить меня замолчать. Уж не знаю, на какую сторону
выходили его окна, но надеюсь, что во сне он споткнулся об овцу.
Дверь распахнулась снова, на пороге возник пунцовый как вареный атар -
экзотический обитатель недр морских, дворецкий.
– Совсем сдурели? – прошипел мне в лицо.
– Я замерзла, – заявила я, – к тому же меня ждут.
– Его Светлость ни о чем таком, – последнее слово он процедил так, словно
вымазался в нечистотах, – не предупреждал.
– Значит, у Его Светлости преждевременные провалы в памяти!
– Ни стыда ни совести!
– Я их отморозила, – я решительно шагнула вперед, но он преградил мне путь.
– Вон, я сказал! Убирайтесь, вы, бесстыжая...
– Арк, взять!
Сама не знаю, что на меня нашло, никогда такого не делала. То ли подбодрил
очередной порыв пронизывающего холодного ветра, забравшийся под накидку и
шляпку, то ли мелочная злоба в глазах этого типа. Пес подобрался, сделал стойку и
выразительно рыкнул. Спустя мгновение дворецкий уже лежал на полу, а дог
осторожно держал его за горло. Я подобрала юбки, перешагнула через замершего
ханжу и прошла внутрь. Решимости моей мог позавидовать взвод королевских
гвардейцев, которым сообщили, что пробил час ценой жизни защищать Ее
Величество. Я готова была с ноги открывать каждую дверь в доме, чтобы найти де
Мортена и высказать все, что о нем думаю, но не пришлось. Герцог соизволил выйти
ко мне сам.
Застыл наверху – взъерошенный, с растрепанными волосами, в небрежно
застегнутой на несколько пуговиц рубашке и брюках. Либо Винсент спит в одежде,
либо полностью обнаженным. Скорее второе. На этой мысли бросило в жар, словно не
я только что стучала зубами от холода на пронизывающем ветру. Хорошо хоть голым
не вышел встречать, с него станется. Брови сдвинуты, взгляд прожигает насквозь, вид
злющий: настоящий лесной шатун, разбуженный посреди зимы. Вот только мне не от
него хотелось бежать, а к нему. Несмотря на то, что во всем было виновато заклятие,
это удручало. Но ему я своих чувств показывать не собиралась.
– Голосите, как уличная девка, – в комплиментах де Мортен недалеко ушел от своего
прислужника. – И что псина делает в моем доме?
– Собака прилагается ко мне, – я с вызовом встретила его взгляд и вздернула
подбородок. – Не вы ли велели мне собрать вещи и явиться к вам к восьми утра.
Собрала. Явилась. Вы чем-то недовольны?
– Тем, что вы перебудили всю улицу.
Он перевел тяжелый взгляд на дога, ни слова не сказал, но тот сразу отпустил
дворецкого, отступил покорной куклой, попятился ко мне: о магической силе де
Мортена ходили легенды, но какого демона он лезет в голову Арку?!
– У вас не собака, а лошадь. Ей место в конюшне.
– Арк останется со мной, – отрезала я, потрепав пса по голове, – хотя я не против
конюшни. Все лучше, чем рядом с вами.
Не собиралась я этого говорить, само вырвалось. Он меня разозлил до жути, до
зубовного скрежета. Давненько меня никто не выводил из себя – настолько, что все
привычные маски сползали в мгновение ока.
Де Мортен зло усмехнулся, медленно спустился по лестнице и подошел ко мне.
– Вас никто не держит.
Дворецкий уже успел подняться, с видом оскорбленного достоинства отряхнуть
сюртук, закрыть дверь и потереть горло, после чего замер ожившим изваянием.
Надменности в нем не убавилось ни капельки, а я вспомнила, что мой сундучок
остался снаружи. Не думаю, конечно, что его мигом украдут в таком районе, но сам
факт!
– К сожалению, держит, – я стянула перчатку.
Взгляд де Мортена потемнел еще больше: в такие глаза лучше не заглядывать -
пропадешь, а лицо словно непроницаемая маска. Что за ней? Злорадство? Ненависть?
Безразличие? Змея пульсировала – за вчерашний день она заметно подросла, и теперь
снова обвивалась вдоль запястья. Пока что это никак не отражалось на моем
самочувствии, если не считать безумного влечения к мужчине, который сейчас
остановился напротив и смотрел на меня сверху вниз. Дело было не в росте, хотя
Винсент ощутимо выше, в пренебрежении, от которого хотелось съежиться до
размеров муравья и уползти с глаз долой.
– Сочувствую, – он коснулся моего подбородка, заставил поднять голову. – Одна
комната на втором этаже. Не место в конюшне, не ковер возле камина в гостиной, а
гостевая спальня. Напомнить вам условия?
Пальцы Винсента мягко касались подбородка, но вырываться не хотелось. Да какой
там вырываться, если малейшее невинное прикосновение отозвалось тянущим,
сладким теплом между ног. Хотелось податься вслед за его рукой, почувствовать
ладонь на щеке... А хуже всего было то, что он знал, как заклятие на меня действует.
– Не припомню, чтобы мы обсуждали условия, – холодно отозвалась я, отступая на
шаг назад. Он тут же сжал кулак, опустил руку.
– Пока вы живете здесь, делать будете все, что я скажу. Не превращайте мой дом в
цирк, не донимайте меня и не оскорбляйте моих слуг. То же касается псины. Ведите
себя тихо. Оба.
– Донимать вас? Да чем меньше мы будем видеться, – я беззаботно пожала плечами, -
тем лучше.
Уголок его губ едва уловимо дернулся, он повернулся к дворецкому.
– Гилл, проводите леди Луизу Лефер в гостевую комнату.
Тот побелел, когда услышал мое имя. Точно, позавчера я представилась сценическим
псевдонимом, а Винсент, похоже, предупредил о визите леди. Этот грубиян все
напутал, но его мне было не жаль. Ничуточки.
– Вы мой багаж за дверью оставили, – напомнила я дворецкому, а де Мортен
неожиданно заявил:
– И еще. Не вздумайте выходить из дома без разрешения.
От такого заявления я слегка опешила. Он что, серьезно?
– Всякий раз, когда мне нужно будет ехать в театр, – я сделала ударение на последнее
слово, – придется спрашивать вашего разрешения в письменной форме? Кстати, если
Арка не выгуливать, он живо испортит вам ковры и настроение.
Винсент и бровью не повел.
– Псину поручите лакею. А про театр забудьте, больше вы туда не вернетесь.
– Вы с ума сошли? – я задохнулась от ярости и шагнула к нему. – Сейчас горячий
сезон, завтра у меня спектакль.
Де Мортен перехватил мою руку и поднес к глазам: змея заворочалась от его
прикосновения, по спине побежали мурашки, сердце забилось чаще. То ли его пальцы
были горячими, то ли я не согрелась после улицы, но кисть словно обожгло. Хватка у
него железная, еще чуть сильнее сожмет – и останутся следы.
– Женщина, которая живет под моей крышей, не будет играть в театре.
Прозвучало как приказ.
– Я не ваша собственность.
Винсент сжал губы. Казалось, он готов схватить меня за волосы и тащить наверх, в
свое звериное логово, чтобы там доказать, насколько я неправа, но он лишь
усмехнулся.
– В глазах остальных вы будете ей.
Это прозвучало холодно и равнодушно, а меня выжигало изнутри. Не просто
выжигало, колотило от ярости, бессильной злобы и отчаяния. Наплевать на то, как я
буду выглядеть, наплевать на заклятие! Театр – это вся моя жизнь, вне его стен, без
ставших родными образов я чувствовала себя пустышкой, одинокой и никчемной.
Наверное, к работе так относиться нельзя, но я не могла иначе. Я привыкла к
чувствам, прописанным сценаристами – настолько, что давно потеряла за ними саму
себя. С того дня, как впервые вышла на сцену – а путь этот был не самым легким,
делала все, чтобы каждый сидящий в зале верил в моих героинь, радовался и горевал
вместе с ними, смеялся и плакал, ждал минуты воссоединения в любви или
трагического финала, чтобы часы от поднявшегося занавеса до последнего акта были
незабываемыми, яркими, памятными. Я не могу бросить это все, только потому что он
так решил!
Де Мортен поднимался по лестнице, а я подхватила юбки, вихрем взлетела за ним,
схватила за руку и развернула лицом к себе.
– Вы не можете так поступить, – от волнения голос сорвался, сердце бешено
колотилось, – знаю, вам наплевать на мои чувства, но вы прекрасно понимаете, что у
меня контракт. Если я откажусь играть, тем более сейчас, мне придется заложить дом.
Я потеряю все.
– Зато останетесь живы.
Де Мортен сбросил мою руку и пошел наверх. Я смотрела ему вслед, и не могла
поверить, что это происходит со мной. Вчера я думала, что ничего хуже влечения под
заклятием случиться не может, но сейчас поняла, как сильно ошибалась. Он
уничтожит все, что мне дорого. Сотрет мою жизнь, будто ее и не было, превратит
меня в тень.
Пришлось сделать пару глубоких вдохов и сесть прямо на ступеньки. Все можно
пережить, пока я жива, ничего еще не кончено. Дом попробую выкупить со временем,
или подыскать другой. Я сжала зубы, вспоминая, как выбирала его несколько лет
назад, как занималась обстановкой, сколько сил и труда вложила, чтобы сделать его
таким, какой он есть – теплым, уютным, не просто четырьмя стенами и
перекладинами, а местом, куда хочется возвращаться. Мысль о том, что я его лишусь,
была невыносима, но именно благодаря ей вместо обжигающей ярости, туманящей
разум, в душе поселилась холодная ненависть. Змея обвивала не только мою руку, она
нашла приют в моем сердце.
8
Последняя неделя выдалась не самой удачной. Попытка воззвать к голосу разума и
совести де Мортена, чтобы он позволил отыграть хоть несколько ближайших
спектаклей, ни к чему не привела. Точнее привела – к тому, что мне пообещали лично
поехать в театр и решить все без моего участия. В том, что он не шутил, сомнений не
было, поэтому через скандал и разрыв контракта пришлось поставить точку в карьере
актрисы, выслушать много всего приятного от антрепренера – в частности о том, что я
всех подставляю, а потом бегать с закладной на дом, чтобы оплатить театру ущерб:
билеты на постановки с моим участием были раскуплены до конца года.
За мной постоянно следовал сопровождающий – невысокий неприметный человек,
худой, состоящий сплошь из острых углов и вечно теряющийся в толпе. По крайней
мере я никогда не могла уловить, когда и куда он исчезал, и откуда потом появлялся. К
такому подарочку де Мортена я отнеслась уже гораздо спокойнее, смирилась, что этот
тип ходил за мной повсюду, стоило лишь высунуть из дома нос.
Когда все рушится, единственное спасение – представить, что ты на сцене. Занавес
будет опущен, грим смыт, опустошенная ролью ты вернешься домой, а назавтра
проснешься свежей и полной сил. В жизни все в точности как в спектаклях – и
трагедии, и комедии и любовные истории рано или поздно заканчиваются. Не стоит
им позволять завладеть тобой без остатка, потому что расплата может оказаться
слишком жестокой. Кому как не мне это знать.
Как только я закрыла все дела, центр Лигенбурга – мой любимый центр, с его
оживленными улицами, просторной площадью короля Витейра, на которой пестрели
палатки ярмарок, украшенный разнообразием фасадов высоких домов, наполненный
многоголосьем разношерстной публики, цоканьем копыт, ржанием лошадей, шумом
колес экипажей и окриками возниц, стал для меня недоступен. Дозволялось гулять
только в парке, который раскинулся сразу за мостом – большом, ухоженном, но таком
пустынном, словно я поселилась за городом.
Крайне редко здесь кто-то встречался, особенно сейчас, в первые морозные дни,
когда стужа и близость реки в считанные минуты превращали любого в ходячую
сосульку. Не спасали даже теплые платья и удлиненные по моде меховые накидки. За
полтора часа я продрогла так, что начала стучать зубами, но возвращаться в дом
герцога не хотелось. Вне его стен я чувствовала себя свободной, а возвращаясь, снова
оказывалась в мире, с которым мы друг друга взаимно отвергли. В мире, где женщина
– всего лишь приложение к отцу, брату или супругу, где замужество равносильно
заточению, и где твоя самостоятельность заключается только в решениях, что надеть
на бал в очередном сезоне.
Начинало смеркаться, становилось еще холоднее, пришлось волей-неволей
поворачивать назад. Арк трусил по краю склона, ведущего к воде, изредка
оглядываясь на типа, чья остроугольная фигура маячила в отдалении.
– Мне он тоже не нравится, – мои слова поглотили отчаянные женские крики:
– Элизабет, осторожнее! Элизабет!
Навстречу мне бежала раскрасневшаяся девочка лет пяти, ленты на ее шляпке
развевались на ветру, а глаза сияли озорством. Женщина – достаточно пышнотелая, за
ней явно не поспевала. Нянечки с непоседливыми детьми в этой пустоши встречались
чаще всего, да еще изредка пожилые пары, чинно прогуливающиеся под ручку -
остальные спали до обеда, а вечера либо коротали у камина, либо выезжали в свет.
– Собачка! – малолетняя фея бросилась к Арку прежде, чем я успела что-либо
сделать. Поскользнулась на обледеневшем краю, а спустя мгновение уже покатилась
вниз, к реке. Женщина издала душераздирающий вопль, а я сама от себя такой прыти
не ожидала: через газон пролетела стрелой, бросилась вниз, и, разумеется, запуталась
в юбках. Не знаю, как это выглядело со стороны, но преодолев несчастные несколько
ярдов на пятой точке – со свистом в ушах, под хруст замерзшей травы, ломающегося
кринолина и собственные звучные ругательства, девчонку я подхватила у самого края.
Она зыркнула на меня – глазищи огромные, перепуганные, но не заревела, а
рассмеялась. Радостный лай скачущего рядом пса возвестил о том, что Арк тоже
находит это забавным. А вот голосящая на возвышении дама и мой остроугольный
невидимка явно были на другой волне.
– Все в порядке? Не ушиблась?
Та покачала головой, широко улыбнулась.
– Нет! Мне даже понравилось!
Пока мы с мелкой хулиганкой взбирались по склону наверх, я умудрилась еще раз
навернуться, чем вызвала очередной взрыв заливистого хихиканья и игривое
поскуливание дога. В конце концов, именно он вытянул меня наверх – ну не
предназначены мои сапожки на высоком каблуке для такого задорного
времяпровождения.
– Мисс Элизабет, матушка меня убьет! Посмотрите, во что вы превратили свою
одежду!
Женщина бросила на меня быстрый взгляд, схватила воспитанницу за руку и
потащила за собой. В том, что Элизабет сегодня достанется, не было никаких
сомнений: сначала от нерадивой нянечки, потом от матери. Я проводила их взглядом и
подумала, что хотела бы оказаться на ее месте, всего лишь на один вечер. Маму мне
знать не довелось – она умерла в то утро, когда я появилась на свет. Поэтому я терпеть
не могу отмечать Рожденье.
Мимо нас прошел фонарщик, разбрасывая по парку огоньки. Одного взгляда вниз
хватило, чтобы понять, что платью пришел конец. Но весь размах катастрофы удалось
оценить, только оказавшись напротив большого, в полный рост, зеркала в холле.
Накидка в грязи, из-под юбок выглядывал почивший смертью храбрых кринолин,
перо на шляпке поломалось, в растрепанных волосах торчали сухие травинки и в
целом я выглядела так, словно валялась по земле, как это любил делать Арк.
К несчастью, де Мортен выбрал именно этот момент, чтобы появиться в холле. Он
выглядел безукоризненно, в белоснежной рубашке и темном сюртуке – видимо,
собирался на какой-то светский прием. Винсент приподнял брови, и под его
насмешливым взглядом я почувствовала себя поросенком.
– Ваша псина дурно на вас влияет.
Я сдернула шляпку и критически осмотрела. Один край был погнут, но в целом
ничего страшного, починить можно.
– Вы на меня влияете не лучше. Кстати, когда Ваша Светлость соизволит уделить
мне немного времени?
Рядом с ним змея пусть медленно, но все же росла. Сейчас она даже до середины
предплечья не доставала, но сама суть мешала мне спать спокойно.
– О чем вы хотели... поговорить? – он выделил последнее слово, а я поймала себя на
мысли, что пялюсь на его губы, представляю, как он меня целует, сердце заходится в
бешеном ритме. Гадина тут же отозвалась пульсацией, и я с силой сдавила запястье.
"Гореть бы тебе синим пламенем, червяк позорный!"
– Почему эта дрянь все еще растет? Вашими стараниями я ни к кому из мужчин не
приближаюсь даже чтобы поздороваться. Делаю все, о чем вы меня просите...
– Она будет расти в любом случае.
Я недоверчиво замерла.
– Но вы говорили, что заклятие не позволяет противиться воле... мужа, и что не
должно быть измен.
– Еще я говорил, что мы с вами связаны до тех пор, пока оно не будет разрушено.
Чтобы свести его действие к минимуму... – Винсент приподнял брови.
Не нужно быть провидицей, чтобы понять, на что он намекает. То есть я конечно
догадывалась, что благодаря какому-то доброжелателю буду сходить от желания к де
Мортену с ума, но чтобы близость с ним стала жизненной необходимостью?!
– У вас все?
Я подняла на него растерянный взгляд. Если честно, поговорить я хотела не только
об этом. Чудо-послание, прилагающееся к шкатулке, я передала Винсенту сразу, а вот
он до сих пор ни словом не обмолвился о том, как идут дела.
– Как продвигается расследование? Могу я чем-нибудь помочь?
Интерес во взгляде де Мортена тут же сменился легким раздражением.
– Вряд ли, – он кивнул на меня, явно намекая на изодранное платье. – Вас лучше даже
из комнаты не выпускать, не говоря уж о чем-то большем. Когда все закончится,
узнаете об этом первой.
Винсент прошел мимо меня, словно я была вешалкой.
Спокойно, Луиза. Это всего лишь игра, а желание столкнуть де Мортена с той самой
горки – ну, спишем это на временное помутнение рассудка.
– Ваша Светлость, еще вопрос можно? – получилось даже не язвительно.
Он развернулся, окинув меня нетерпеливым взглядом, словно спрашивая: что еще?
– Почему вы ведете себя, как последняя скотина? – мило поинтересовалась я, но
ответа дожидаться не стала. Насладилась сиюминутным замешательством, подхватила
перепачканные юбки и гордо потопала к лестнице. Считает, что со мной можно
обращаться, как с вещью, ни о чем не рассказывать, спокойно выдернуть из
привычной жизни, что место женщины в спальне, а не на сцене? Отлично! Ночью я
ему такое представление устрою – мало не покажется!
9
В комнате было тихо и тоскливо, хоть вой. Темные плотно задернутые портьеры,
темный балдахин над огромной кроватью с высоким резным изголовьем, темная
мебель. Самую чуточку спасало положение светлое постельное белье и кремовая
обивка кушетки и в тон ей покрывало со строгим узором. То ли у де Мортена была
такая мрачная жизнь, то ли он просто не любил гостей, хотя скорее всего и первое, и
второе. Насколько я помню, в прошлом Винсент тоже не жаловал общение, многие и
сами его сторонились – из-за тяжелого взгляда казалось, что он смотрит прямо в душу.
Спальню озарил неяркий свет: я включила газовые светильники – здесь они были
повсюду, не каждый может себе такое позволить, как и камины во всех комнатах -
пододвинула к комоду стул и устроилась возле зеркала. М-да, придется потрудиться:
под глазами залегли темные круги, волосы торчат в разные стороны. Пожалуй,
единственный плюс в доме де Мортена – ванная комната. Горячая вода спасет мир – в
такой ванной можно нежиться и не думать о том, что через пять минут придется звать
служанку с тазиком или выскакивать и насухо вытираться жестким полотенцем, чтобы
не замерзнуть еще больше.
Горничная, с которой я столкнулась на этаже, тут же засуетилась, предлагая помочь,
но я покачала головой. Что, у меня сил не хватит кран с водой открыть? Хотя от
приятной компании не отказалась бы, в этом доме слуги держались подчеркнуто
вежливо, всегда были готовы помочь, но никогда просто поболтать. Дома, с миссис
Купер, камеристкой и горничной мы могли вместе устроиться в столовой и
разговаривать обо всем на свете, но среди знати подобное считалось моветоном. Гилл
больше не пытался на меня нападать, но чопорное, сквозь зубы, "леди Луиза" его
устами звучало как "бесстыжая девка". Я была не в обиде: такие люди как птицы-
чернокрылки – если никому на голову не нагадили, день прошел зря.
Я не стала задергивать шторки, отделяющие ванну от умывальни. Положила под
голову полотенце, устроилась поудобнее и созерцала то серебристо-серый кафель и
картину с городским пейзажем, то густой снег за окном. Этот, наверное, еще растает, а
вот следующий уже может лечь. Хорошо бы! Там и до катка недалеко. Правда, мне
скорее всего каток не светит, у меня же прогулочный маршрут всего один в двух
направлениях: склеп-мост-парк. Парк-мост-склеп. То есть дом.
Сам собой сложился стишок.
Вы запретили мне работать,
Вы запретили мне гулять,
А завтра буду только с разрешенья
Дышать.
Надо будет записать и отнести ему в кабинет. Или оставить на самом видном месте в
гостиной. Я представила на месте узорчатой курительницы в виде дракона де
Мортена, прицелилась и запустила в него мочалкой. Он проехался по подставке для
раковины и с грохотом свалился на пол. Маленькое хулиганство не помогло:
настроение продолжало ухудшаться. Я привыкла быть в центре внимания, привыкла
сама за себя отвечать, а теперь что? Сижу в горячей водичке, как изнеженная
аристократка, пенные пузыри гоняю.
Утешившись тем, что без ванной не обойтись, я все-таки позволила себе еще с
полчаса праздного безделья, после чего всерьез занялась реализацией коварного
плана. Откопала все компоненты для зелий, которыми пользовалась по большим
праздникам, они у меня хранились в большом кованом ларце, под замком. Еще бы -
Луиза Фоссет не была благородных кровей, поэтому все что я делала, делала под
покровом ночи. Как-то на кухню зашла горничная, водички попить, так я чуть на себя
почти готовый крем для улучшения цвета лица не вылила. Вообще-то я редко
прибегаю к магии красоты, но тогда у меня выдалась насыщенная неделя, постоянный
грим опять же... Словом, пришлось. С удовольствием занималась бы этим для других -
давно мечтала о своем магазинчике, но тут, увы, нужна лицензия, а это светит только
аристократам.
Зато сейчас можно было не прятаться, поэтому захватив с собой все добро, я
спустилась на кухню. Увидев меня, повариха – тучная миловидная особа в
накрахмаленном фартуке, с убранными под косынку волосами, мигом подобралась.
– Ужин будет вот-вот готов, леди Луиза. Вам подадут в столовой, как обычно.
Угу, как обычно. Ела я в одиночестве – де Мортен не садился со мной за стол, даже
если мы – а такое случалось редко, совпадали по времени. Просто кто-то очень любил
поспать и выползал из кровати, когда я уже обедала. А еще кто-то очень не любил
меня.
От печи тянуло свежей выпечкой, в большой кастрюле булькал ароматный суп с
травами. У меня даже в животе заурчало.
– Элия, у вас лишней кастрюльки не найдется?
Та опешила – то ли от просьбы, то ли потому, что я назвала ее по имени.
– Найдется, но...
– Вот и ладненько.
Я подхватила поданную посудину и устроилась за соседним столом. Кухня здесь
большая, сразу видно, для нескольких поваров на случай большого приема, поэтому
есть где развернуться. Водрузила ларец перед собой, достала мешочки и склянки и
принялась смешивать нужные пропорции. Изредка приходилось подглядывать в
блокнотик, который лежал тут же, но в основном все делала по памяти.
Повариха с любопытством поглядывала на меня, особенно когда я поставила
кастрюлю на огонь и из нее полетели сиреневые искорки. Значит, не разучилась еще.
Проблема в том, что если долго силой не пользоваться, она может угаснуть. Совсем.
Рецепт-то для всех один и тот же, только у обычного человека вместо действенного
зелья получится мутное варево, которым только врагов травить.
– Вы что же, магию разводите? – ахнула она.
– Ага.
Развожу в прямом смысле. Пыльца серебрянки, масло лейского ореха, ягоды зоряны
фиолетовой, весский порошок и водичка. Обыкновенная, питьевая. Ей и развожу.
– А что это будет? – любопытство пересилило этикет.
– Отрава для герцога, – заметив, как та изменилась в лице, поспешно добавила, -
снадобье очарования.
Хотя одно другого не исключает. Теоретически, я для него – яд. Значит, это отрава.
– Вот оно как!
– Хотите, поделюсь? Все равно его много получится.
– А что оно делает?
– Мгновенно снимает усталость, – собственно, как раз то, что мне сейчас
требовалось. – Никаких темных кругов под глазами, кожа гладкая, сияющая. Если пить
пару дней, ломкие волосы восстанавливает, морщины разглаживает. А если неделю,
даже похудеть можно.
На последних словах Элия заметно воодушевилась, а потом мы с ней как-то на
удивление ладно разговорились. Снадобье пользовалось особой популярностью в
сезон приемов и балов: лучше способа быстро привести себя в форму перед выходом
в свет и придумать сложно. Разумеется, никакого отката в отличие от дешевых
подделок – от последних вечером можно было плясать красавицей, а наутро
проснуться, усыпанной прыщами.
Первый за последнюю неделю вечер, когда я ужинала не в одиночестве, получился
на удивление уютным. Мы болтали обо всем, обсудили Гилла, мрачную обстановку
особняка – оказывается, не я одна называла этот дом склепом, и только когда на кухне
нарисовался дворецкий с вечно поджатыми губами, пришлось спешно уйти: не
хотелось для Элии неприятностей. Я оставила ей большую часть снадобья, сама
выпила полчашки – ровно столько понадобится, чтобы достойно сыграть встречу с де
Мортеном.
К образу тоже подошла с особой тщательностью: тонкая сорочка в пол – не для сна,
разумеется, а для того, чтобы ее снять. Светло-голубая, атласная, с жестким лифом на
шнуровке, сверху полупрозрачный пеньюар. Волосы расчесывала долго – они
отчаянно путаются, особенно после ветра в сочетании с ванной. Когда я крутилась,
придирчиво разглядывая себя со всех сторон, они переливались золотом и бликами
огненных всполохов. Надо отдать должное, старалась не зря: выглядела отдохнувшей
и свежей, будто только что вернулась с побережья. Разве что загара нет, ну так он на
мою светлую кожу никогда не липнет.
Часы пробили полночь, я как раз вплетала в свободную косу голубую ленту.
Незнакомка в зеркале улыбалась – невинно, откровенно и в то же время завлекательно,
у нее не было никаких счетов к мужчине, с которым она собиралась провести ночь.
Проще говоря, ей было все равно.
Винсент возвращался позже, но я решила ждать в его комнате. Устроилась на
кровати, откинула край пеньюара и принялась рисовать узоры на покрывале. Спальня
де Мортена была побольше, а так почти ничем не отличалась от моей. Разве что здесь
пахло мятой и табаком, а на столике вместо всяких флакончиков стояла пепельница. Я
подавила порыв уткнуться носом в подушку и вдохнуть полной грудью – его запах
действовал на меня одуряюще. К счастью, эту глупость я сделать не успела: в
коридоре раздались уверенные шаги, а затем дверь распахнулась.
Де Мортен решительно вошел в спальню, снял сюртук и бросил в кресло, замер
возле камина, обрамленного темным мрамором, рассматривая яркие всполохи огня.
Плечи напряжены, а поза выдавала усталость: погруженный в свои мысли, меня он
даже не заметил. Мне всегда казалось, что этот мужчина сделан из камня и стали,
высокомерный, холодный, расчетливый. Но каков он настоящий?
Винсент словно очнулся, потер глаза и расстегнул жилет. Возможно, так бы и
продолжил раздеваться, но видимо почувствовал мой взгляд, потому что резко
повернулся в сторону кровати и замер. Все злоключения, что я испытала по его
милости, а заодно и часы подготовки к маленькой мести, стоили этого мгновения,
особенно когда он нахмурился и яростно сверкнул глазами.
– Ошиблись комнатой?
– Вы так и не удостоили меня визитом, – я медленно приподнялась, от чего пеньюар
скользнул с плеча, капризно надула губы. – А я ждала! Каждую ночь!
На самом деле после всех тревог и волнений я падала на кровать и засыпала, как
убитая, но он-то об этом знать не мог. Да и вряд ли у него был с десяток любовниц под
заклятием, чтобы проверить, как оно действует на хрупкую женскую психику.
Взгляд де Мортена скользнул по моему телу, от неприкрытых сорочкой щиколоток
до глубокого выреза на груди, глаза его потемнели еще сильнее. От одного только
взгляда стало жарко, во рту пересохло, словно я брела по пустыне несколько дней, не
имея возможности сделать даже глотка воды. В каком-то смысле так оно и было,
поэтому сейчас так сладко кружилась голова.
