Текст книги "Заклятые любовники (СИ)"
Автор книги: Марина Эльденберт
Соавторы: Katya Pasichenko
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Заклятые любовники
Пролог
– Мисс Луиза, закройте глаза, пожалуйста. И повернитесь к свету. Да, вот так.
Катрина – миленькая темноволосая и стройная, была в театре новенькой, потому и
волновалась. Шутка ли – сразу оказаться в моей гримерной. Чересчур громко звякнула
о столик какая-то склянка, ласкающие прикосновения кисточки щекотали скулы, от
суетных движений девушки дохнуло жаром свечей. Надо бы распахнуть окно, иначе
вспотею так, что никакой грим не понадобится. Помощница колдовала над лицом, а я
размышляла, какую маску лучше сделать после спектакля – на ягодах или на травах.
Пожалуй, все же на травах, мази слишком жирные.
– Можете открывать.
Из зеркала на меня глянула кукла с фарфоровым личиком. Светло-серые глаза -
выразительные, оттененные, чтобы их было видно из зала, пухлые губы,
рассыпавшиеся волнами по плечам рыжие волосы под мягким светом почти медовые,
под накинутым халатом ровно вздымается пышная грудь. Сама добродетель,
встретишь на улице такую девочку – и поверишь в чистоту и невинность. Только вот в
отличие от героини я совсем не девочка: мне уже двадцать пять.
Катрина закончила с лицом и засуетилась у оттоманки – удобного диванчика со
спинкой в изголовье, застилая свежей простыней, чтобы не запачкать, когда раздался
негромкий стук. Она тут же скользнула к двери, а через минуту уже вручила мне
небольшой сверток.
– Вот, просили передать.
Я улыбнулась, хотела отложить, но любопытство пересилило. Оберточная бумага
дорогая, перевязано сиреневой атласной лентой – мой любимый цвет. Интересно, что
на этот раз? И от кого? Подарки мне дарили десятками, и большинство из них даже не
покидали стен театра: либо переходили к другим актрисам, либо оседали в гримерной.
Вот эту картину, где полуобнаженная особа держит в руках светящийся шар,
озаряющий светом полумрак какой-то гостиной, прислал один из поклонников. И
старинное зеркало в оплетающей его золотом раме, напротив которого сижу – тоже.
– Мисс Луиза, время! – негромко пискнула Катрина.
– Сейчас.
Я развязала ленту и разорвала бумагу. Вкус у дарителя был. Премерзкий. Моему
взору открылась ярко-розовая лакированная шкатулка, инкрустированная
разноцветными стекляшками, каждая величиной с антал и размалеванная цветочками
настолько аляповато, что просто глаза резало. Щелкнул замок, и в палец словно иголка
вонзилась, выступила кровь. Я ойкнула, сунула палец в рот и вскочила. Шедевр
работы неизвестного мастера свалился на пол, из него выпала бумажка. Катрина
подскочила с небывалой прытью, подхватила и подала ее мне.
– Поцарапались? Принести вам салфетку?
– Обойдется. Открой окно, пожалуйста.
– Да, мисс.
Незнакомым почерком – таким обычно пишут целители, чтобы аптекарь мог
отмерить порошки и компоненты для зелий – в меру корявым, со второй рюмки
относительно разборчивым, было написано:
На том, кого ты ненавидишь,
Замкнется круг, сойдется жизнь.
И вот тогда, Лефер Луиза,
Держись.
Буквы плясали вкривь и вкось, словно писали спьяну или левой пяткой. Если
загадочный даритель с полным отсутствием вкуса хотел меня удивить, ему это
удалось. Для начала, упомянули мое настоящее имя. Имя, от которого я отказалась
восемь лет назад и о котором знали немногие. Кроме того, стишок был написан в духе
тех, что я любила сочинять на досуге и цитировать от случая к случаю – с детства.
Правда, в моих побольше юмора и поменьше пафоса. Или мне так кажется?
Катрина вертела шкатулку в руках – кроме записки в ней ничего не оказалось, и с
интересом заглядывала мне через плечо. Перехватив взгляд, залилась краской и
сделала вид, что рассматривает бархатную подставку для ног. Я сунула бумажку в
карман, скинула халат и удобно устроилась на кушетке. Время подумать об этой
ерунде у меня еще будет. Главное сейчас – достойно сыграть девственницу, по воле
случая оказавшуюся во власти жестокого тирана.
Помощница принялась втирать в мое тело крем, от которого кожа блестела, словно
покрытая мельчайшими капельками пота. Всякий раз, когда взгляд ее натыкался на
мои обнаженные груди с затвердевшими от прохлады сосками, на щеках девушки
проступал румянец смущения.
– Мисс Луиза, а вы... ну... – она помялась. – Как вы согласились сыграть... такое?
Смелый эксперимент молодого сценариста для начала поддержал наш антрепренер -
управляющий театра и спонсор в одном лице, а затем и сама королева. Ее Величество
придерживалась прогрессивных взглядов и считала, что чувственную составляющую
от разврата отделяет пропасть. Некоторые религиозные деятели были, мягко говоря,
не в восторге, а осаждавших перед премьерным показом центральный вход пуритан
пришлось утихомиривать полиции, тем не менее очереди вокруг кассы на каждый
спектакль заворачивались в крендельки. Эротические сцены были весьма откровенны,
на пробы рвались актрисы юные и постарше, неопытные и с именами – как
почувствовали золотую жилу. Утвердили меня.
– С радостью.
И ведь не покривила душой. Меня всегда притягивало все необычное, дерзкое. Ну и
золотую жилу я тоже почувствовала.
– Вам не было страшно? Или стыдно?
Катрина смотрела на меня во все глаза.
– Я актриса. Мне не бывает стыдно.
Больше мы не разговаривали, а поднявшись, я увидела обнаженную молодую
женщину – хрупкую и беззащитную. Свою героиню, Сильви – дрожащую от холода,
страха перед неизвестностью и жестоким супругом, рядом с которым ей предстояло
пройти все круги ада и обрести любовь. Уколотый палец полыхал огнем, а рука
словно заледенела. Странно. Я тряхнула кистью, что-то под кожей отозвалось
пульсацией, будто потянули за невидимую нить. Так, сейчас не время обращать
внимания на такие мелочи. Тем более что помощница уже спешила ко мне с платьем,
помогла одеться, пригладила волосы.
Все готово, Луиза. На выход!
Часть 1
Актриса
1
– За успех! – я подняла бокал.
– За успех! – отозвались остальные.
Стол, накрытый на пятерых, ломился от яств. Голова кружилась – то ли от выпитого
вина, которое щедро подливали сидящие по обе стороны от меня кудрявые смуглые
близнецы, то ли от восторга. Сияние газовых светильников приглушали абажуры, по
выложенным камнем стенам метались тени официантов, тяжелая драпировка портьер,
скрывающая окно, окончательно отрезала нас от окружающего мира. В театре
осталось море цветов, шумное многоголосье поклонников, не желающих нас
выпускать до той поры, пока не получат автографы, подарки и маска невинной
Сильви, покорившей публику. Здесь, в узком кругу, в полумраке ложи одного из самых
дорогих ресторанов Лигенбурга, можно быть собой.
Так, между братьями больше не сажусь: я встретилась взглядом с Рином, и голова
закружилась еще больше. Потянуло на всякие глупости – из тех, что наутро стыдно
вспомнить, но вспоминается с трудом. Пришлось напомнить себе, что не сплю с
партнерами по спектаклям, даже если сплю с ними по воле сценария. Даже если очень
хочется. Даже если пьяна вином и общим успехом. Я сделала вид, что разглядываю
картину – весеннее небо и тающий снег, растопыренные пальцы деревьев, сквозь
которые вдали виднелся неприступный замок и вскрывшаяся река.
– Никогда бы не подумала, что такое будет пользоваться спросом, – заявила Люсьена
– белокурая красотка, игравшая любовницу моего мужа – то есть мужа моей героини,
разумеется, – но вы с Рином просто созданы для этих ролей. Если бы я сидела в зале,
ревела бы в три ручья. А ты что скажешь, Рин? – проворковала она, повернулась к
нему и как бы невзначай коснулась запястья.
Не надо обладать выдающимися умственными способностями, чтобы понять, что
Люсьена к нему неровно дышит. Оно и понятно: тело как у античного бога, без малого
два метра роста, светлые волосы до плеч и задорные голубые глаза.
– Скажу, что сегодня кое-кто перестарался, – он выразительно посмотрел на одного
из близнецов.
– Ну извините! – прыснул тот. – Это вы там приятными вещами занимаетесь, а мне -
кровать расшатывай. Могли бы и сами расстараться.
Я беззлобно швырнула в него салфеткой.
– Тогда нас на следующий день закроют.
– Вот это вряд ли, – Рин пристально смотрел на меня, и мне вдруг показалось, что в
глазах его я прочла отражение своих мыслей: "А что, если?.." – От такого дохода в
казну они не откажутся.
У него холодные глаза, но я погружалась в них, как в студеное озеро в жаркий день.
Зной – мягкий, как патока и жаркий, как приморское солнце после полудня,
обволакивал, не позволяя закрыться. Хотелось хватать губами воздух, чтобы от его
прикосновений-поцелуев на теле вспыхивали ожоги. Чтобы сильные пальцы сжимали
запястья, чтобы нестерпимо ломило поднятые над головой руки, но я не смела
просить остановиться.
М-да, Луиза. Кажется, кому-то надо меньше пить.
– Помнишь, как на репетиции я пытался порвать на тебе платье?
Нет, он точно решил урвать свое, а я сейчас не могу сопротивляться. Не могу или не
хочу? Может ну их, эти принципы, ко всем демонам?
– Расскажешь? – Люсьена, до той поры мирно сидевшая рядом с Рином, вцепилась
ему в локоть.
– Оставлю это Луизе.
Вот ведь паршивец! Ну что же, хочется ему представления – будет ему
представление! Я облокотилась о стол, слегка наклонила голову.
– Один из любимых моментов публики – когда муж разрывает на Сильви платье, – я
облизнула губы, дотянулась до бокала с вином, отпила. – На мне остается корсет,
нижние юбки и кружевные панталоны. На самом деле ткань уже была надрезана:
когда на репетиции мы пытались проделать это с совершенно целым нарядом, я
заработала синяк на бедре, потому что у Рина с силой сорвалась рука.
Потом мы вместе хохотали над тем, как сценарист представлял эту картину и
несколько раз пробовали повторить. Тщетно. Одно дело разорвать легкое девичье
платье из кисеи, совсем другое – атлас или натуральный шелк. Сильви, как замужней
особе, уже полагались такие наряды.
Я задумчиво поглаживала края бокала. Его взгляд однозначно говорил о том, что он
не прочь увидеть меня без юбок и корсета. На сцене мы делали то, что хотела видеть
публика, и немного перестарались: невозможно выразить то, чего не чувствуешь. Но
жизнь Сильви не принадлежала мне – ни на минуту нельзя забывать о том, что
играешь. Так почему бы не позволить себе сыграть... всего на одну ночь.
Почувствовать себя желанной, любимой. Заснуть рядом с мужчиной, проснуться
вместе. Всего лишь недолгий обман, но какой сладкий!
Я поднялась, он вскочил следом. В том кабинете мы оставили близнецов,
расстроенную Люсьену и остатки приличий. В другое время я бы задумалась о
чувствах девочки, но сейчас мне было не до нее. Темное низкое небо, занавешенное
тучами поздней осени, манящие уютом окна, свет газовых фонарей, говор на разные
голоса, смех, цоканье копыт по мостовой. Холодная морось – не то дождь, не то снег,
не только не отрезвила, напротив – ударила по горячим губам иглами контраста.
Рин подсадил меня в кэб, запрыгнул следом и поцеловал страстно, яростно, жарко.
Правое предплечье опалило болью, словно кто-то приложил к коже раскаленное
железо. Я вскрикнула, а точнее застонала ему в губы, но он не остановился:
отшвырнул мою накидку, расстегнул платье. Совершенно не стесняясь, скользнул
руками под сорочку, высвобождая налитую грудь, сжимая ноющие от напряжения
соски.
На миг перед глазами помутилось, словно меня целиком окунули в расплавленный
металл. Я не взвыть, ни застонать не могла, только хватала ртом воздух. Рин
почувствовал или увидел – не знаю, но тут же отстранился. Вместо распаленного
желанием мужчины я видела перед собой перепуганного мальчишку – такого, каким
он впервые перешагнул порог кабинета антрепренера.
– Луиза, ты в порядке?
Самый дурацкий вопрос, который только можно себе представить. Впрочем, сейчас
мне любой вопрос показался бы дурацким: каким чудом я не спятила от такого, если в
детстве мне порез пальца казался концом света – непонятно. Приступ миновал, но
правое предплечье под рукавом продолжало пульсировать тянущей болью. Трясло в
ознобе, и Рин поспешно притянул меня к себе, закутывая в свой плащ.
Он вынес меня из кэба, на ходу бросил экономке, миссис Купер, просьбу вызвать
целителя, направился к лестнице. Колотя хвостом, навстречу нам вылетел Арк -
огромный черный дог, но почувствовав неладное, заскулил, шумно потопал следом.
Мы поднимались, а точнее, поднимался Рин, я же безвольной куклой обмякла в его
руках.
– Где твоя спальня?
– Первая дверь налево.
Не такой уж у меня большой дом. Всего три комнаты наверху, две из которых -
гостевые. Впрочем, гости у меня бывали редко: кто захочет делить кров со
скандальной, пусть и известной актрисой? Пламя свечей мерцало приглушенными
огоньками, я позволила себе прижаться щекой к сильному плечу Рина и закрыла глаза.
2
Когда вошедший в спальню аптекарь, мистер Крауч, застучал нечищеными
хлипкими для такой погоды штиблетами по полу, я открыла глаза. Тот бесцеремонно
прошелся по дорогому, между прочим, белоснежному ковру, оставляя на нем комья
грязи, решительно отодвинул в сторону бледного хмурого Рина: лоб его прочертили
глубокие морщины, а в глазах застыла тревога. Я что, так паршиво выгляжу?
– Подайте стул, молодой человек! И посветите.
Мистер Крауч был тощий и высокий, как корабельное дерево. Он снял цилиндр,
обнажив лысеющий череп, на поданный стул водрузил саквояж и достал оттуда
видавший виды стетоскоп.
– Сознание теряли?
– Нет, – сказала я.
– Да, – произнес Рин.
Я бросила на него испепеляющий взгляд: терпеть не могу признавать свою слабость.
Не падала я в обморок, так, ненадолго задремала. За это время он всего-то меня
переодел, укутал покрывалом, и миссис Купер успела за аптекарем сбегать,
подумаешь. То, что у меня вся спальня перед глазами плывет сплошным персиковым
цветом, не считается.
– Сорочку опустите, – недовольно произнес мистер Крауч. Сразу видно, что подняли
его из кровати: край рубашки торчит из брюк, жилет забавно скособочен: верхняя
пуговица застегнута в среднюю петлю. – Как себя чувствуете?
Хороший вопрос. Меня бросало то в жар, то в холод, то и дело от корней волос до
пяток прокатывались затихающие отголоски боли, виски ныли, правую руку дергало,
как от сильного пореза, внизу живота собиралась тяжесть – томительная, жаркая,
болезненно-сладкая. Да, весьма необычные ощущения: то ли помирать собралась, то
ли мужика подавай.
– Голову поднять не могу, – я запуталась в завязках, но все-таки справилась с ними и
чуть приспустила сорочку, – все тело ломит.
В грудь мне тут же ткнулся потертый коричневый рожок: передвигая его то ниже, то
выше, аптекарь придерживал трубки для ушей, которые держались на расшатанном
соединителе и честном слове. Он осмотрел меня, несмотря на протесты все-таки
сунул в рот серебряный термометр, измерил температуру, пожал плечами.
– Не в положении, случаем?
– Всевидящий упаси!
Я люблю секс, но и о предохранении и последствиях всегда забочусь: все-таки не
невинная девочка, да и некогда мне детьми заниматься. К тому же, мой постоянный
любовник – граф Вудворд, вряд ли бы обрадовался такому подарочку.
– Ох уж эти мне женщины, – пробормотал, аптекарь, наконец, – чуть-что – хлоп в
обморок.
– Обморок?! Вы не видите насколько ей плохо?! – возмущенно воскликнул Рин.
– А вы, молодой человек, не встревайте. Уж я всяко больше вас в здоровье смыслю.
Он взял мою руку, пощупал пульс. От прикосновения ледяных пальцев кожу словно
закололо иголками.
– Переволновались, вот и все дела. Выпишу вам капли для спокойствия, завтра с
утра они будут готовы, сможете забрать. А это еще что такое?!
Сказать, что не надо мне никаких капель, не успела: внимание привлек черный
браслет, обвивающийся вдоль запястья. Откуда?! Я же терпеть не могу браслетов, да
и... не браслет это был вовсе. Отняв руку, изучала миниатюрную змейку, неподвижно
застывшую под кожей: выпуклую, как вздувшаяся вена – она ничуть не напоминала
татуировку или грим. Я коснулась припухшей кожи пальцами, змейка шевельнулась и
запястье пронзило болью.
– Вот дерьмо!
Аптекарь вздрогнул, словно я пнула его любимую собачку, отшатнулся – судя по
всему, осознал, что "дерьмо" – это еще мягко сказано, а потом с полминуты молча
изучал мою руку с безопасного расстояния, как будто змея могла переползти на него.
На лбу выступили капельки пота, он долго рылся в саквояже, достал склянку и
ложечку. Не меняя позы, готовый в любой момент отпрыгнуть, нанес мазь на кожу над
черной гадиной. Она тут же вспыхнула зелеными искрами и зашевелилась. Не знаю,
каково было змее, а я зашипела: пульсация – жгучая, раздирающая, прошила запястье
и прошла только тогда, когда мне хватило ума стереть дурно пахнущее средство прямо
о покрывало.
– Я ничем не могу помочь, – пробормотал аптекарь еле слышно. Как будто я сама
этого не знала! – Нужно вызвать полицию.
Пламя свечей колыхнулось, дохнуло жаром на лицо. Только тут я вспомнила о том,
что Рин все еще здесь.
– Кто-нибудь уже скажет, что произошло? – он кивнул на змею и вопросительно
заглянул мне в глаза. – Что это?
Мне такого знать не полагалось – магией обладают и ей же обучаются только
аристократы, поэтому позволила ответить мистеру Краучу.
– Заклятие на крови.
Он собирался, суетился, бормотал что-то про полицию, что он обязан заявить, но я
слушала его вполуха. В сознании – и без того измученном, окончательно помутилось.
Заклятия на крови считались одним из самых страшных преступлений. За такое
полагалась смертная казнь, потому что они несли в себе смертельные чары, снять
которые почти невозможно. Нужно знать механизм плетения, а его знает только тот,
кто работал над наведением. Чтобы выжить, остается одно – следовать заключенному
в заклятии посланию и надеяться, что полиция доберется до заказчика и исполнителя.
– Я пойду, пожалуй, – пробормотал мистер Крауч, – ждите полицейского.
Он поспешно ретировался, я даже не посмотрела ему вслед. И коню ясно, какое
заключение он сделал по моему поводу:
"Конец подкрался незаметно,
И тело хладное твое
Из дома вынесут с оркестром
Ой е!"
Такое исправить даже магу-целителю не под силу, хотя мне высший целитель не
светит, они ходят только к знати. Кому я перешла дорогу? Мало того, что это
удовольствие опасно, так еще и сотворить его мог только очень сильный маг. А
учитывая, что все маги – аристократы, этот человек должен либо здорово нуждаться в
деньгах, либо ненавидеть меня лично. Настолько сильно, чтобы рискнуть титулом,
состоянием и жизнью. Чтобы поставить на место зарвавшуюся актриску? Смешно! Да
и не было у меня врагов – таких, чтобы на всю жизнь, чтобы на одном поле не сесть
гадить.
Кроме де Мортена. И этот как раз на такое способен.
Я с силой ударила кулаками по покрывалу, тугая пружина ненависти, сжатая долгие
годы, сейчас медленно распрямлялась. Не имею ни малейшего представления, зачем
было ждать столько лет, хотя... пожалуй, понятно. Но если он рассчитывал на
положение советника Ее Величества, то здорово просчитался. Я его уничтожу. По
стенке размажу! И в первых рядах заявлюсь на показательную казнь. Если, конечно,
не сдохну раньше.
На этой мысли меня снова скрючило – так, что я уткнулась носом в подушку и
глубоко дышала, пока не отпустило. Рин сел рядом и сжал мои пальцы, в отличие от
аптекаря нисколько не опасаясь, что зараза перекинется на него. А зря – некоторые
заклятия на крови обладали такими свойствами.
– Не надо, – я слабо дернулась, но он подхватил меня на руки и прижал к себе,
укачивая, как ребенка.
– Рин, ты не понимаешь, это опасно.
– Совсем дурная? Понимаю я много чего, в частности, что слишком долго ждал,
чтобы вот так просто тебя потерять.
Это еще что за новости?! Я приоткрыла слезящиеся глаза и чуть не задохнулась от
встречной нежности и тревоги. Откуда они там взялись, в этих льдинках? Всегда
считала себя проницательной, но как-то умудрилась просмотреть такое. Или это
потому, что раньше мне было все равно?
И тут я приняла решение. Неожиданное, нелогичное и такое, о котором после могу
пожалеть. Да почти наверняка пожалею.
– Нужно, чтобы ты съездил в Высший Университет Магии.
Рин улыбнулся: должно быть, решил, что я пошутила, чтобы разрядить обстановку.
– Найди Себастьяна Чепмена и попроси приехать, – во рту пересохло: впервые за
долгие годы молчания я говорила о своей тайне. – Спросишь его на факультете
Целительства. Он мой брат.
3
Проливной дождь барабанил по крыше кэба, заливал окна так, что в подступивших
осенних сумерках почти ничего было не разглядеть. А жаль – район, в который мы
ехали, один из самых престижных в столице, с красотами здешних парков и домов
мало что сравнится. Впрочем, мне было не до видов: перед глазами все плыло, грудь
жгло, сердце сдавило, словно в тисках. Демонова змея выросла раза в четыре, и теперь
обвивала предплечье до локтя.
– Это плохая идея!
Себастьян не переставал твердить об этом каждые десять минут, с тех пор как я
рассказала о намерении встретиться с заклятым врагом. Он то приглаживал светлые
волосы, то убирал за уши длинные вьющиеся пряди и смотрел так, словно я уже
привидение. Впрочем, что-то в этом было. Если герцог не сведет змею, пока я жива,
приду к нему после смерти.
– Я все равно с ним поговорю.
Братец вздохнул и сцепил руки на коленях. В пепельно-серебристой мантии студента
Университета, поверх белого костюма и стального, под цвет глаз, жилета, он
напоминал служителя Всевидящего или даже одного из светлых, который где-то по
пути в грешный мир потерял крылья. Сколько я его помню, Себастьян всегда был
таким – утонченным, наделенным немужской красотой. Его длинным ресницам и
точеным чертам лица могла позавидовать любая девица на выданье.
– Даже если представить – на минуту, – он подался вперед и вцепился в поручень,
когда кэб поворачивал, – что нас не вышвырнут сразу, думаешь, он согласится тебя
принять? После всего, что между вами было.
– Согласится, – я кивнула на серебристо-серую сумочку, которая покоилась у меня на
коленях, – у меня есть кое-что. Это сделает его сговорчивей.
И без того светлокожий братец стал совсем прозрачным.
– Сестренка, – голос его сорвался. – Ты носишь оружие?
– Все не так страшно.
– Это не шутки!
– А я не шучу. Дело касается моей жизни.
От озноба зуб на зуб не попадал, пришлось закутаться в накидку и откинуться на
спинку. Попасть в городской дом де Мортена без приглашения – не проще, чем войти
во дворец, но я была настроена решительно. Заявившиеся ко мне под утро
полицейские вели себя так, будто преступница я. Один с видом заправского сыщика
все время подкручивал усы и заставил раз десять повторить историю со шкатулкой,
потом выспрашивал про моих врагов, а второй что-то лениво черкал в блокноте.
Впрочем, это было бессмысленно: недоброжелателей у меня могло оказаться воз и
маленькая тележка – хотя бы из тех же личностей пуританского воспитания, вот
только вряд ли кто-то из них способен на такое.
– Лу, а если это не он?
– Ему же лучше.
– Это очень плохая идея, – снова повторил Себастьян и вздрогнул, когда кэб резко
остановился.
Сравнение с дворцом было не случайным. Особняк возвышался среди соседних
домов, на первом этаже почти во всех широких окнах горел свет. Обманчивый и
опасный, как сияние лампы для мотыльков: тепло и уют не распространялись на
непрошенных гостей, а от Винсента Биго, некогда маркиза, а ныне герцога де
Мортена, еще в молодости веяло стужей. Страшно представить, каким он стал сейчас.
Братец сглотнул и помог мне выйти, раскрыл зонт, который мало спасал от ливня:
подол, несмотря на то, что я его поднимала, мигом пропитался влагой.
– Нам даже не откроют, – на его лице застыл ужас предстоящей встречи пополам с
надеждой, что все обойдется. Честно говоря, я уже начинала жалеть, что позволила
Себастьяну поехать: уверенности такие разговоры не прибавляли, а мне и без того не
по себе! То ли от волнения, то ли от ярости полегчало – уже не так пекло руку, да и
перед глазами не мутилось ежеминутно. Будем считать это хорошим знаком, потому
что если я не разберусь с этим сегодня, завтра для меня может просто не наступить.
Я решительно поднялась по ступенькам, нырнула под арочный навес центрального
входа и постучала – дверной молоток в виде дамы с извивающимися вместо змей
волосами напомнил об одной легенде, но как следует проникнуться ей я не успела:
тяжелые дубовые двери распахнулись, и высокий седовласый джентльмен смерил нас
надменным взглядом.
– Добрый вечер. Чем могу помочь?
На Себастьяна напала немота, такое случалось всякий раз, когда братец сталкивался
с высокомерием или грубостью, я же быстро шагнула вперед, оттеснив дворецкого в
холл и, прежде чем он успел опомниться, заявила:
– Добрый вечер. Меня зовут мисс Луиза Фоссет, и мне нужно переговорить с
герцогом де Мортеном. Дело не терпит отлагательств.
Тот опешил и очнулся только тогда, когда братец бочком пытался протиснуться в
дом. Ему это удалось, и теперь мы дружно замерли под бдительными гневными очами
слуги, который так и не захлопнул дверь. Очень гневными, потому что все в этом
джентльмене – от кончиков начищенных штиблет и блестящих пуговиц униформы до
посеребренных возрастом аккуратно уложенных волос источало возмущение.
– Потрудитесь объясниться, – выдохнул он, наконец.
– У меня личное дело к герцогу де Мортену, – я потрясла подол платья, надеясь
только на то, что не выгляжу как мокрая курица. Не хотелось бы предстать перед ним
в таком неприглядном виде, но сегодня даже погода была против меня. – И чем
быстрее вы проводите нас к камину, тем лучше. Потому что сейчас я начну чихать.
Я и правда чихнула: есть у меня такая особенность – стоит немного подмерзнуть,
остановиться уже не могу.
Дворецкий подобрался, как легавая перед прыжком.
– Его Светлость сегодня не принимает, мисс... Фоссет, – поджав губы, заявил он, – и
даже в приемный день к нему можно попасть исключительно по договоренности. А
теперь прошу вас...
Он кивнул в сторону двери, его взгляд однозначно говорил о том, что он думает обо
мне и моих манерах, а заодно и о том, где мое место – на улице легко доступных
женщин. Себастьян радостно попятился, я же осталась на месте. Седовласый ханжа
оказался на удивление прытким: подскочил, схватил за локоть и попытался выдворить
меня на крыльцо. А силища у него была ого-го-го! Не ожидавшая такой подлости я
сначала уцепилась за тяжелую вешалку, которая от наших телодвижений пошатнулась
и со страшным грохотом обрушилась на пол, а потом выхватила у Себастьяна зонтик и
от души врезала мерзавцу под коленку. Смотреть он мог как угодно, но вот
обращаться со мной подобным образом – увольте!
Дворецкий взвыл и чудом не навернулся через подставку для ног, а я скинула
утепленную накидку и устроилась на обитой темным бархатом кушетке, аккуратно
расправила платье.
– Так вы пригласите герцога?
– Я приглашу полицию! – прошипел он, потирая ушибленное место. – И немедленно!
– О, не торопитесь. А лучше сразу продумайте, что будете им говорить по поводу
скандальной актрисы, прикованной наручниками в холле дома не последнего лица
Энгерии.
– Наручниками?!
– Ага, – я демонстративно достала из сумочки наручники – подарочек Вудворда: в
постели граф нередко предпочитал быть скованным. Защелкнула один на своем
запястье, второй – на подлокотнике кушетки, а ключ бросила в весьма откровенный
вырез платья, после чего откинулась на спинку, – ну вот, теперь идите за полицией.
Дворецкий прошипел нечто маловразумительное и метнулся к гостиной. Себастьян
же не сливался с темными бордовыми обоями, украшенными узорами на несколько
тонов светлее, лишь каким-то чудом. На лице его проступили красные пятна, казалось,
он вот-вот грохнется в обморок, хотя это полагалось сделать мне. Но нет – я
чувствовала себя на удивление замечательно. Голова не болела, даже дышалось легче.
Я давненько не бывала в таких домах, даже в большом холле все кричало о роскоши
и богатстве: от алой ковровой дорожки, уводящей по широкой с дубовыми перилами
лестнице на второй этаж, до роскошной люстры под потолком. Ее сияние ослепляло, а
содержание, наверняка, обходилось в кругленькую сумму. Уж кто-кто, а де Мортен мог
себе это позволить.
– Что здесь происходит?
Низкий мужской голос – я уже почти забыла, как он звучит, и как в прошлом от него
по спине и рукам бежали мурашки. Только ли в прошлом? Все слова тут же
выветрились из головы. Я повернулась и встретила его взгляд – темный, колдовской,
невыносимый. Сколько помню, Винсент всегда казался мне жутким, в его
присутствии я чувствовала себя маленькой и никчемной.
– Здесь происхожу я, – голос не дрогнул. Сейчас мне здорово помогло актерское
мастерство: когда не знаешь, что делать, представляй, что это происходит не с тобой.
Отстраненность высвобождает такие стороны души, о которых ты раньше просто не
подозревала. – Здравствуйте, Ваша Светлость.
Последние слова я произнесла как можно более небрежно. Винсент смотрел на
меня, словно в душу заглядывал, но узнал ли? С одной стороны, не так уж сильно я
изменилась за последние восемь лет, с другой... Ну мало ли. Я его никогда понять не
могла – то ли смотрит так, потому что убить готов, то ли просто несварение заработал.
Я не отводила глаз – несмотря на то, что хотелось залезть под кушетку.
– Немедленно покиньте мой дом, – в голосе звучал металл: он не умел просить,
только приказывать, и обычно его слушались. Себастьян, который до этого изображал
торшер, сложил руки на груди. Наверное, будь его воля, свел бы их над головой и
закричал: "Я спрятался!" – совсем как в детстве, когда мы бегали по дому друг за
другом.
– Не раньше, чем мы с вами переговорим, – я указала на место рядом с собой, –
присядете?
Винсенту слабость показывать нельзя, иначе от тебя мокрого пятна не останется, но
когда этот мужчина слушал кого-то кроме себя? Де Мортен медленно подошел к
кушетке и теперь возвышался надо мной подобно скале.
– Нам не о чем говорить, леди Луиза.
От забытого обращения все внутри перевернулось. Я похолодела, а следом бросило
в жар. Странным образом рядом с ним маска не работала, точнее, не работала так, как
нужно. Во рту пересохло, по спине струился пот. Я быстро стянула перчатку и
подтянула рукав – змея "дремала", обвиваясь вокруг руки.
– Ваше послание?
Винсент грубо схватил мое запястье, потянул на себя, рассматривая отметину
проклятия.
– Думаете, я бы ждал ради этого восемь лет? – де Мортен окинул меня злым
взглядом. – Вам стоит поторопиться, чтобы успеть нанести визиты остальным
недоброжелателям.
Еще и издевается, мерзавец!
Неожиданно он провел пальцами по предплечью – там, где притаилась змея,
повторяя ее изгибы. Я дернулась, вспоминая о том, что случилось во время близости с
Рином, но боли не последовало. Тварь под кожей ожила и зашевелилась, полыхнула
зеленоватым мерцанием, но теперь это напоминало скорее легкую щекотку, а не то,
