Текст книги "Судьба-Полынь Книга II"
Автор книги: Марина Давыдова
Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Все дело в чаше. Небольшой, серой чаше из неизвестного металла, – Скорняк развел руки, показывая размер посудины. – Она звучит, когда в нее наливаешь воду из родника. А если специальной палочкой водить по краю горлышка, вода начинает бурлить, бить фонтанчиком, затем успокаивается и показывает краткие видения того, о чем ты хотел бы узнать. Изображения меняются быстро и порой размыты. Но картинки дают понять главное, а сложив детали воедино – додумать остальное. Призванный хитрец. Любит создать налет таинственности и всезнания. Он так многих учеников подлавливал на тайнах, вынуждая самих все рассказывать.
– Откуда у него такая чаша?
– Досталась по наследству от прежнего Призванного вместе с древними свитками. Я сам видел ее всего один раз, еще будучи «вороненком».
Ная вдруг поняла, что совсем ничего не знает о Радкуре.
– Как ты попал к колдунам?
– Привратник привел ребенком, – ответил он неохотно. Девушка не стала выпытывать дальше. Не хочет затрагивать прошлое – не надо. Не всегда воспоминания приятны. Но он сам продолжил: – Из тех найдаров, что разыскивают одаренных детей. Мы жили своим родом высоко в Зеркальных горах, в небольшом ущелье Синих сов. Даже не спрашивай, почему синих. Никто толком не знал, хотя какая-то легенда существовала, просто я ее не помню. Горы были не столь высоки и могучи как эти, но тоже суровы и труднопроходимы. К нам редко кто заглядывал чужой. Но кто такие привратники – мы знали. В то время колдунов уважали и встречали с почтением. Не знаю, как найдар определил в шестилетнем малыше, не обмолвившимся с ним ни словом, дар проводника и о чем говорил с главой рода, но отец подозвал меня к себе и сказал, что я удостоился великой чести стоять на страже мира. «Будь достоин своего ремесла и не посрами род», – были его напутственными словами.
– Скучаешь за родными?
– Честно говоря, я их не помню, лишь размывчатые воспоминания. Много лет прошло.
– Неужели ты ни разу не навещал семью? – удивилась Ная.
– Некого навещать. Через три дня, как я ушел с найдаром, сель накрыл селение. Погибли все до единого. И мстить некому за их смерть… Я узнал о несчастье через семь дней в придорожном трактире, где мы отдыхали перед дорогой. Моей семьей стали привратники.
– Моей тоже.
– За клан я жизнь отдам, но некоторые колдуны, точно слепцы… все еще живут прошлым, когда люди понимали важность нашей работы. Сейчас времена изменились. Мы превратились в отверженных беглецов. И боюсь, это только начало. Глупо верить, что стоит разъяснить Сеятелю насколько наше существование важно для мира и нас прекратят беспокоить. Грядет война – какой еще не было. И мало кто из нас останется в живых.
– Откуда знаешь? – Нае стало не по себе от его слов.
– Просто наитие, смутные образы снов, наблюдения и предчувствие исхода происходящего. Мир скоро накроет волна, подобная той, что поднимается на море в шторм. Она вздымается черной стеной до самого неба и обрушивается на все живое, оказавшееся в этот момент рядом. Но если после ее восьми сестер, пришедших вперед, еще есть шанс выжить, победить в схватке, то она уцелеть не дает никому. – Радкур внезапно остановился, повернулся к девушке. Взгляд горел странным пугающим огнем. Черты лица исказились в жестком выражении. В этот момент он чем-то напоминал одержимого. – Но ты обязана уцелеть, выкарабкаться!
– Почему я, а не мы?
– Не перебивай. Ты должна быть готова к будущим переменам, каждое свободное мгновение уделять тренировкам с оружием, изучению колдовства. Не только огненному направлению своего клана, но и других, чтобы научиться владеть нашим искусством в совершенстве. Я поговорю с Кагаром, чтобы он позволил тебе осваивать более сложные приемы и брать свитки из хранилища. Там много древних знаний. Опасных и, тем не менее, необходимых, чтобы выжить.
Ой, как ей не нравились его слова, вселяющие неосознанную тревогу. И его манера говорить и многое недосказывать. Это что – пророчество? Избавь ее, Незыблемая, еще от одного. Не желает она ничего знать, потому что не услышит ничего хорошего. И в тоже время у нее тысяча вопросов, на которые вряд ли он ответит.
– Ты будешь меня готовить? – только и спросила Ная.
– У нас в клане есть учителя намного опытнее и более знающие.
– Ты будешь меня готовить?!
Скорняк дернул уголком рта, с нежеланием кивнул:
– Буду.
– И перестанешь избегать? – продолжила давить.
– Перестану.
– Тогда по рукам, – колдунья кивнула и зашагала вперед с чувством удовлетворения. Что там будет дальше – покажет время и жизнь, а пока она одержала свою первую победу.
Мясом с лепешками перекусили на ходу, щедро поделившись с Хро. Ястреб беззастенчиво принимал пищу то у одного, то у другого, считая видно, что вполне заслужил угощение. Но его работа только начиналась, как и у Наи со Скорняком. Граница находилась уже в нескольких шагах. Хро сразу заволновался, заклокотал, забил крыльями.
– Тише, тише, – успокаивая, погладил птицу Радкур. – Я понял. Прорыв. – Повернулся к Нае. – Приготовься.
Место, где на поверхность выходила граница, всегда отсвечивало зеленым. Для обычных людей предупреждающее об опасности сияние оставалось за гранью восприятия. Но колдуны обладали особым зрением, частично натренированным, частично подаренным природой. И чем свет более насыщен, более жгуч для глаз, тем ближе соприкасался мир мертвых с миром живых. Из пролома в горе зеленые всполохи вырывались как гейзеры. И только серое марево колдовского морока, окутывающее вход, удерживало от желания прикрыть глаза рукой.
Ная сдернула с плеча котомку, достала черные шарфы из прозрачной ткани, один протянула Радкуру. Повязали лица. Теперь смотреть на вход в гору стало легче. Хро приучено сел неподалеку, умостившись на ветке сухого дерева и враждебно поглядывая на зев пещеры. Дело ястреба наблюдать за местностью и ждать в случае опасности сигнала свистка, чтобы сразу лететь за помощью в селение.
Глубокий вдох. Краткое заклинание защиты. И первый шаг в тягучий, как кисель серый туман, скрывающий проход от обычных людей.
Ощущение тошноты отпустило, стоило очутиться внутри длинного коридора, уходящего под землю неизвестно насколько лиг. Заготовленные факелы лежали сразу у входа. Вспыхнувший от щелчка огонь придал уверенности и спокойствия. Очутиться в полной темноте в туннеле, петляющем, расходящимся на несколько направлений, теряющимся в обвалах и внезапных обрывах, и пересекаемом миром мертвых – перспектива безрадостная даже для колдуна. Тьма в таких местах опасна, свет же факелов помогал ослаблять и отпугивать ее тварей.
Радкур опять выдвинулся вперед, оставив Наю за спиной. «Оберегает или не доверяет?» Ну, началось. Обиды, разбережённое самолюбие, подозрения – это результаты близости мира мертвых. В голову так и лезет всякая гадость. Вот тут и нужна полная пустота сознания и отстраненность от любого мысленного влияния. Не сумеешь отгородиться – дело кончится безумием или кровью. Медленный вдох – задержка дыхания до десяти – медленный выдох. «Вон из моей головы! Я незыблема как Мать Смерть. Мое сознание чисто и непоколебимо как вечность». Отпустило. Девушка двинулась за привратником, всматриваясь в колышущуюся, точно студень зеленую стену. Она всегда вызывала у нее ощущение расплавленного малахита. Кажется прозрачной, а вязнешь взглядом в бесконечных слоях зелени, в безуспешной попытке пробиться сквозь нее наружу.
Прорыв обнаружился за третьим поворотом. Скорняк вскинул руку, приказывая Нае остановиться и ждать в отдалении. Сам с «Сумраком» на изготовке медленно приблизился к грубо порванному полотну стены, внимательно оглядел края, понюхал воздух. Разрыв был невелик, вполне по размерам и силе воздействия для тварей первого предела. Ная видела это даже со своего места. Но Скорняку что-то не нравилось, настораживало. Он присел, осмотрел пол, опять понюхал невидимые следы, поднялся, протянул руку к разрыву, ощущая исходящую вибрацию. «Безумец! Голой рукой! Без перчатки!» Ная нахмурилась. Но с места сдвинулась только, когда привратник поманил ее к себе.
– Сумеешь заделать прорыв? – спросил шёпотом.
Она кивнула.
– Начинай. Я осмотрю коридор.
– Что-то не так?
– Потом, – неслышно ступая, Радкур направился в темноту туннеля.
Колдунья закрепила факел в ближайшей скобе, сунула дирк за пояс, вытащила из кармана перчатки из тонкой материи, обработанные особым раствором. Ощущения в них сохранялись, а от всякой заразы мира мертвых оберегали.
По примеру Скорняка девушка внимательно осмотрела края разрыва, понюхала. Пахло обычно: стылым воздухом и затхлостью. Как эти два несовместимых запаха ухитрялись сосуществовать вместе – непонятно, но к их странному сочетанию привыкаешь со временем. Стоп! А это что? Не запах, что-то другое. Еле уловимое, знакомое на уровне подсознания и чужеродное первому пределу. Нет, не понять. Потом спросит у Скорняка. Надо приниматься за работу, пока с той стороны не полезли твари. Какая-то выбралась точно. Не просто так карак покинул свое убежище.
Ная присела, погрузив руку в вязкую стену, зацепила нижний край разрыва. Тягучие полосы поползли за ее пальцами вверх, растягиваясь в нити. Колдунья ловко начала их сплетать, стягивать особенными узлами, закреплять тихо произносимыми заклинаниями. Вернулся Радкур. На вопросительный взгляд Наи мотнул головой: «Не сейчас». Встал за спиной девушки, начал плести сверху.
Их руки встретились на середине. Мужские пальцы мягко накрыли женские, вместе, единым движением продолжили соединять нити, пока не завязали последний узелок. Но и после этого не соскользнули, остались лежать поверх ее ладоней. Радкур словно забыл про них, уткнувшись лицом в затылок девушки. А Ная не торопилась напоминать, продлевая мнимое ощущение близости. Краткое извращенное счастье, на которое сквозь малахитовую стену взирал мир мертвых.
– Нужно идти, – теплым дуновением коснулся уха шепот Скорняка. Отнял резко ладони, отстранился, вынул из скоб факелы, кивнул на темный коридор впереди.
«Ясно. Идем дальше. Прорыв может быть не один». Колдунья подхватила с пола котомку и поспешила за привратником. Через сотню шагов туннель раздвоился. Один проход спускался в глубину горы, другой поднимался к поверхности. Радкур свернул в левый коридор.
– Уходим? Дальше проверять стену не будем? – удивилась девушка.
– Уже проверил. Все в порядке. Сейчас надо перехватить выбравшуюся на поверхность беглянку, пока она не спустилась с гор да не наделала бед.
Они припустили бегом.
– Хро будешь посылать в селение с вестью?
– Думаю, обойдемся сами, тварь всего одна.
Тоже верно. Не стоит раньше времени народ баламутить.
Коридор сузился и пошел круто вверх. Теперь они двигались друг за дружкой, хватаясь за вмонтированные в горную породу скобы. Выход походил на лаз зверя. Пришлось протискиваться сквозь него чуть ли не на четвереньках. С другой стороны и хорошо, что лаз неприметный и неудобный – меньше любопытных свой нос сюда сунут. А кто сунет – пусть пеняет потом на свою глупость. Пряником медовым не заманивали.
Радкур подхватил девушку под локоть, вздернул на ноги. Факелы затушил, сунул в тайник под валуном. Пригодятся при следующем обходе. После этого вскарабкался на уступ горы и оглядел местность.
– Не видать. Идем по следу.
Спрыгнул вниз и стал спускаться в узкое ущелье.
Двигался он легко и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что скакал по камням, как горные араты. Попробуй Ная посостязаться с ним, кто быстрее спустится, еще вопрос – опередит ли?
У Скорняка был отменный нюх и умение читать пространство. Тварь прошла давно, еще утром, но привратнику хватило мгновения определить, в какую сторону она двинулась. Как Радкур и опасался, нежить направлялась к небольшому поселению диковатого народа наров, занимающегося овцеводством. Опять пришлось бежать. Колдунам бегать выпадает часто, работа заставляет. А чтобы тело не расслаблялось и не сбивалось дыхание – каждое утро пробежка до озера и обратно. Есть поговорка: «Волка ноги кормят». А у них в клане говорят: «Колдуна ноги выручают». Так и есть. Жизнь привратника и его товарищей часто зависит от умения быстро бегать и вовремя прийти на помощь.
Тварь они увидели, спустившись по насыпи к небольшой зеленой долине. Здесь росли небольшие деревца и кустарники. Редкие, чахлые, но, тем не менее, выдерживающие сильные морозы и снегопады. Хрупкие веточки уже покрылись зеленой листвой. Кое-где даже белели робкие цветочки завязывающихся плодов. Тварь затаилась под одним из кустов и что-то жрала. Тянущийся по траве кровавый след не оставлял сомнений, что отобедать она решила явно не листвой. Кого она раздобыла в качестве добычи – думать не хотелось.
Вырвавшаяся из мира мертвых сущность успела уже обрасти плотью. Хорошей такой, надежной плотью: крепкое поджарое тело, упругие ноги, широкая шея, выпирающая вперед челюсть с двумя рядами острых клыков, покатая грудь, мышцы играют под кожей. Прирожденная убийца. Но перейдя грань и преобразовавшись из призрачного существа в живое создание, она стала уязвима. Легче убить. Возьмет любое оружие. Жаль, что это применимо не к каждой твари. Чем с более низшего уровня выбиралась на поверхность сущность тьмы, тем справиться с ней было сложнее. Формы тела, мощь – все служило лишь двум целям: быстро убить и уцелеть самой. Еще хуже, если тварь заставали на половине преобразования, когда она сохраняла еще способности мира мертвых – невидимость и проникновение сквозь предметы. Тогда приходилось несладко. Попробуй сражаться с туманом или дымом.
– Обойди ее осторожно справа, – тихо произнес Радкур. – Нельзя ей дать уйти ни к селению, ни в горы.
Ная послушно обошла по кругу нежить, перекрыла дорогу к горной деревушке. По знаку привратника медленно двинулась к продолжавшей жрать твари. Скорняк стал заходить с другой стороны. Главное не спугнуть, успеть накинуть колдовскую сеть. Она уже ткалась в руках Радкура, переливаясь огненными нитями. Еще десяток шагов и можно бросать. Ближе, еще ближе. И тут на ветке громким стрекотом разразилась сорока. Тварь всполошено вскинула гладкую, перепачканную в крови морду с двумя дырками вместо носа и щелью взамен рта. Оскалилась, почуяв опасность. Видеть она не могла из-за слепых глаз. Медленно повела головой, принюхалась и резко прыгнула в сторону Наи. А вот прыгала нежить великолепно. Девушка едва успела отмахнуться дирком. Но та все равно задела ее боком, сбила с ног. Дирк отлетел в траву. Искать было некогда. Колдунья вскочила, выхватила «сестренок», метнулась наперерез нежити, не давая той броситься по тропе в сторону деревни. Догнала. Полоснула по боку кинжалом. Тварь огрызнулась, клацнув зубами. Но не сумела укусить за руку. Промахнулась на пол-ладони. От второго удара упала, кувыркнулась, опять вскочила. Пригнув продолговатую голову с короткими ушами к земле, ощерилась, приготовилась к прыжку. Ная расставила для лучшего упора ноги, поигрывая кинжалами. «Ну! Давай! Прыгай!» Она уже наметила, куда вонзит нежити «сестренок».
– Хватит забавляться! Ударь по ней огнем! – развеял ее планы сердитый окрик Радкура.
Она послушно уронила кинжалы на землю и запустила в тварь клубком огня. Нежить мгновенно превратилась в кучку пепла.
– Давно бы так. Никогда не делай лишние телодвижения, если можешь сразу разобраться с врагом. Собралась убить – убивай, не красуйся удалью, давая шанс обыграть тебя. Мертвый враг не навредит, – выговорил ей Скорняк, подав дирк. – А тебе все бы из себя воительницу строить. Потому и порезали в Лоте. Не пресекла вовремя.
«Ну, Хостен…»
Радкур в задумчивости раскидал носком сапога пепел.
– Рапад. Тварь с первого предела… Опять приманка.
– О чем ты?
– Она из низших. Злобная, но тупая и слабая. Сделать прорыв ей не под силу. И это уже не первый случай, когда сквозь дыры выбираются твари, не способные их сделать.
– Может, они случайно обнаружили дыру и воспользовались ей? – предположила Ная.
– Тогда возникает вопрос: кто делает прорывы и зачем, если сам не выбирается наружу?
Глава 4 Ильгар
Мороз высеребрил крыши домов, брусчатку, затянул лужи дымчатым ледком и наваял мелких сосулек на карнизах и стоках. Осень была ветреной, зима – на диво холодной. Старики предрекали иссушающее лето и позднюю весну.
Солнце еще не успело выкатить на небосвод и растопить белую глазурь, покрывшую город, когда стражи вошли в трущобы. Их было немного – три четверки. Да и охотились они в этот раз на дичь мелкую, но зубастую. Так, по крайней мере, утверждало начальство.
– Помните, парни, – наставлял стражей капитан, – им терять нечего. Убийство жнеца – серьезное преступление, за которое никакого помилования не предусмотрено. Приметы у вас есть, так что не стесняйтесь действовать жестко.
Вообще-то, стражам Сайнарии запрещалось носить холодное оружие и, подавно, убивать горожан. Даже если те вдруг окажут особо яростное сопротивление или крупно в чем-то провинятся. Так велел Сеятель, питавший к городу особую страсть. Но в этот раз каждый из двенадцати хранителей порядка имел при себе кинжал в пару к дубинке. Небывальщина похлеще заморозков в этих краях!
Ильгар украдкой рассмотрел оружие – никаких гербов, знаков стражи или инициалов кузнеца. Просто не лучшего качества кусок железа, достаточно острый, чтобы оборвать чью-либо жизнь, и достаточно неприглядный, чтобы легко затеряться в какой-нибудь канаве.
– Это не по кодексу, – бурчал топавший рядом с Ильгаром Ульдас. Паренек успел послужить в одном из отрядов, прокладывающих дорогу на север, но из-за ранения был вынужден отправиться на покой раньше времени. Теперь жил в Сайнарии, женился на дочери гончара и заделал той двух девчонок. Из-под меховой шапки торчали рыжие кудри, крупные зеленые глаза возбужденно блестели.
– Не умничай! – рыкнул на него Борта. Здоровенный страж с поломанным носом. – Кодекс стражу годится только задницу подтирать! Это пусть шишкари тутошние и столичные им в носы друг другу тычут! Здесь жизнь другая. Сам знаешь, как бывает…
– По-разному бывает, – ответил Ульдас. Они как раз подходили к границе между кварталами ремесленников и трущобами. – Но кодекс самим Сеятелем писан, а он побольше твоего, рыло, смыслит в жизни.
– Смыслит он, может, и побольше, да уж больно далеко сидит, – Борта плюнул. – Не до нас ему – мир стынет, а владыка наш, знай себе, лопает, пока горяченькое.
– Заткнись! – рыжий страж вспыхнул, ухватился за дубинку. Ильгар вклинился между спорщиками. И тот, и другой знали, что с ним шутки плохи.
– Оба уймитесь. Не до того сейчас. В таверне друг другу бока намнете, раз уж кулаки зудят…
– Ничего, сейчас почешут, – пробурчал четвертый в их группе. Агвай, крепкий коренастый мужик из Ландгара.
– Верно говоришь.
Ильгара послушались, как бывало уже не единожды. Он не был самым старшим в «четвертаке», зато лучше всех знал, как вышибать дух из противников, и мог крепко припечатать словом – навыки никуда не делись. А окружающие это ценили.
Разжалованный десятник хоть и пресек ссору, но сам склонен был согласиться с Ульдасом. Не дело это, заветы Сеятеля нарушать, да еще так, втихомолку.
Под ногами захрустела каша из грязи и льда. Из лачуг тянуло сыростью, дрянной едой и немытыми телами. В некоторых жилищах не имелось даже дверей, их заменяли куски парусины или воловьи шкуры. Рядом с полуразвалившейся хибарой неопрятного вида люди грелись возле большой жаровни. Ее явно стащили из квартала побогаче, но кого это сейчас волновало? Рейд, как стрела, был нацелен в определенную мишень.
Какие-то разорившиеся лавочники повздорили со жнецами из местного гарнизона и забили тех камнями да ножами порезали. После этого сбежали в квартал бедняков и не без успеха прятались четыре недели, пока их не заложил осведомитель стражи.
– Дядьки, а дядьки? А чего ищите здеся? – за ними увязалась компания юнцов. Чумазые, в плохонькой одежке, у многих под глазами были синяки, лица прыщавые.
– Брысь отсюда! – рявкнул на них Борта. – Крысы.
– Экий ты сердитый, индюк! – с готовностью ответил заводила. Он показал язык, повернулся задом и пошлепал себя по ягодицам.
– Пошел прочь, сукин кот! – Агвай бросил в него кусок смерзшейся земли, но сам ухмылялся.
Дети отстали. Стражи подходили к месту назначения: разграбленному и порушенному храму неизвестного божка, сгинувшего вместе со своим народцем. Стены руин почернели от старой копоти, которую не извели даже ливни. В храм, насколько знал Ильгар, не осмеливались входить даже местные головорезы. Он пользовался дурной славой.
– Ну и местечко, – присвистнул Ульдас. Он уже снял дубинку с пояса, кинжал брать не стал.
– Руины и есть руины, – Агвай пожал плечами. – Сеятель не оставил бы в сердце своего любимого города язву. Это просто куча камней.
Ильгар прислушался к своим ощущениям. Ни ожог, ни Игла никак себя не проявляли. Хотя они всегда предупреждали его, если где-то поблизости находились одаренные силой существа. Но сам вид храма смущал. Бывший десятник видел далеко не одно капище, но в этом месте словно неведомые силы сплелись в узел, который не под силу разрубить никому. Почему-то именно это и представилось – тугой узел. Либо же узлы, сдерживающее нечто.
– Ну что, вперед? – Борта подкинул и поймал нож. – Парни с той стороны наверняка уже вошли. Теперь наш черед.
Солнце все выше поднималось над городом, возмущенно растапливая ледок и прогревая черепичные крыши, но здесь, под стенами старого строения, было по-прежнему зябко. Ильгар шел первым.
Сквозь пролом в стене они вошли туда, где раньше располагалось жилище бога. Фундамент зарос мелкой травой, землю вокруг усеивал битый камень. Стены покрывал жирный налет копоти, пахло влагой и дымом.
– И не побоялись же спуститься, душегубы, – вздохнул Агвай. – Чего с людьми творится – ума не приложу. Режут друг друга, как скот.
Вниз вела широкая лестница из девятнадцати ступеней. Каменный свод угрожающе нависал над головами – многие балки порушились от времени и влаги, а вслед за ними рухнули пласты земли. Корни сорняков кое-где свисали едва ли не до пола. Ильгар поежился: это место напомнило катакомбы под пирамидами черных богов в Плачущих Топях, разве только здесь посуше было и не так мрачно.
Освещая путь факелами, они углубились в туннель. Пол оказался расчищен от травы и завалов, не было паутины, а ямы кто-то завалил землей и утрамбовал. Место выглядело обжитым.
Насколько было известно, руины имели два входа: восточный и северный. С каждой стороны находилась лестница, ведущая в подземный зал. Обвалившийся потолок перекрыл проход на восточной стороне, но там вполне хватало места, чтобы организовать временное прибежище – туда направилась четверка, которую вел сам капитан. Четверке, в которую угодил Ильгар, выпало проверять северный ход. Остальные стражи перекрыли улицу, чтобы отрезать пути к бегству. Дело не выглядело шибко сложным.
Ильгар радовался выпавшему шансу развеяться. Последние дни он все больше времени проводил в раздумьях. Их с Нерлином проделка могла вскрыть нечто, способное всколыхнуть всю империю Сеятеля. Ведь раньше никто и подумать не мог, что среди Дарующих возможен раскол. Они были неделимой силой. Письмо говорило о том, что некто решил вывести из игры Ракавира, и предлагал сделать это тихо, не дав его влиянию разрастись и укрепиться окончательно. Его боялись. Не иначе, отец Рики действительно разворошил улей, приблизился к разоблачению крупного заговора. А цели у заговорщиков могли быть какими угодно.
Письмо Нерлин отнес Ракавиру, но, следуя просьбе Ильгара, ни словом не обмолвился об его участии. Дарующий сдержано поблагодарил, сказав, что настало время устроить чистку в рядах союзников. Увы, Сеятель предполагал, что такое возможно – мощь, отнятая у богов, нечестива, и способна извратить даже самого честного человека. Поэтому имелись рычаги воздействия на каждого члена Ложа.
До поры до времени о той каше можно было забыть, потому как в дело вступили силы, недоступные человечку, вроде Ильгара, но бывший жнец чувствовал угрозу, нависшую над семьей. Если захотят достать Ракавира – могут навредить и Рике. Подозрения подтверждало то, что Дарующий отозвал из Ландгара старшую дочь, Майти, да еще и отправил за ней шестерых личных стражей.
Задумавшись, он едва не угодил в капкан. Повезло, что Борта вовремя спохватился и оттолкнул его. Затем постучал ладонью по лбу. Лицо было недовольное. Ильгар отругал себя за невнимательность. Семья семьей, а работа требует концентрации.
Капканов было четыре, замаскировали их не так чтобы плохо, но будто предоставив шанс нежданному гостю обойти ловушку или убраться восвояси.
Переход в зал обозначала арка. В отличие от стен и потолка, выложенных простым булыжником, арку окаймлял зеленый мрамор. В самом зале ярко горел костер, а вокруг него расселись люди. Их одежда еще не успела истрепаться, они скорее походили на путников, нежели на нищих. Матрасы на полу, импровизированный стол из бочек и досок, очаг, котелок, нехитрый скарб. Здесь были маленькая девочка, четверо мужчин и четыре женщины. Парни помоложе тут же повскакивали. В руках блеснули ножи.
– Уймитесь! – рявкнул на них седовласый мужчина. Его голову стягивала повязка, а рука была примотана к груди. – Хватит, прошу.
Парни послушались, но встали так, чтобы заслонить женщин. Среди тех переминались с ноги на ногу две молоденькие близняшки, красивая женщина лет тридцати и, видимо, мать семейства.
«На банду головорезов эта перепуганная семья не похожа». Видимо, мысли такие посетили не одного Ильгара – даже Борта опустил кинжал и дубинку.
– Вот что, – как самый старший, Агвай начал разговор, – собирайте манатки и идите за нами. Чем меньше хлопот доставите, тем лучше будет для всех.
– И только попробуйте выкинуть что-либо, – пригрозил Борта, – ребра переломаю.
– Мы никуда не пойдем, – старик говорил медленно, но уверено. – Хотите судить – судите. Решите убить – убивайте! Но, говорю сразу, мы не пойдем к преатору. Этот выродок не достоин своего титула!
Ильгар вздохнул. Здесь крылось нечто большее, чем простое убийство. И история ему явно не понравится. Слишком много отчаяния в словах старика, слишком много страха в глазах девушек, а уж он-то знает, что такое страх и отчаяние.
– Хватит болтовни, – Ильгар подошел к костру. Безоружный, разведя в стороны руки. – Вас обвиняют в убийстве трех жнецов. Судя по тому, что вы здесь, оспаривать это бессмысленно.
– Я бы убил их снова, подвернись такая возможность! – запальчиво крикнул один из парней. Затем он поглядел на седовласого: – Я ведь говорил, нужно было примкнуть к местной шайке, говорил! Они бы нас оберегли.
– Успокойся, Айк. Так бы мы замарались окончательно, а я, Рагель Ялет, не из тех, кто плевать хотел на свою честь и доброе имя… – кряхтя, он попытался встать.
Ильгар удивился. Протянул руку, предлагая помощь покалеченному старику.
– Рагель? Это не твоя ли лавка находится возле казарм?
– Моя. Была когда-то…
Бывший десятник помнил то место: парни из его десятка покупали там сладости, вино и всякую мелочевку, вроде вощеных ниток, шнурков и табака. Каждый солдат в гарнизоне знал лавку Рагеля, потому как только там можно было даже ночью прикупить вина или пива.
– Уж не знаю, чем вас разобидел преатор, но выбора у вас нет, – Ильгар так и стоял с протянутой рукой.
– Выбор есть, – ответила вдруг девочка. Она незаметно подошла к стене и остановилась возле ржавой заслонки, чем-то напоминающей печную. Малышка уцепилась за ручку. – Уходите или я ее открою!
– Тали! – проревел Рагель. – Не смей! Не смей, кому говорю!
– Но дедушка…
– Умолкни! Не смей даже думать об этом!
– А чего это вдруг? – Айк нехорошо улыбнулся. – Пусть. Пусть получат за все, что нам пришлось перенести. Мне лично не жалко никого…
Он хотел подойти к племяннице, но дорогу загородил Ульдас. Рыжий страж снял шапку и бросил на пол. Дубинка в руках описала круг.
– Вы о чем? – насупился Борта. – Вздумаете брыкаться – лично прибью. А баб отведу к городскому преатору!
Тали, закусив губу и не обращая внимания на окрики матери, бабушки и деда, потянула на себя заслонку. Ильгар рванул к девчонке и в самый последний момент сбил с ног. Ожог на груди зудел. Что-то было по ту сторону стены. И оно, почувствовав, что вот-вот откроется проход, будто ожило и рвануло к свету.
Девочка упала, ударившись рукой и разбив коленку. В тот же миг парни бросились с ножами на Ильгара, а воздух задрожал от женских криков. К счастью, до крови дело не дошло. Ульдас, Борта и Агвай быстро «успокоили» молодых. Женщинам оставалось лишь плакать да выслушивать неистовую ругань лавочникм, клявшего всех и каждого.
– Выведите их наружу, – Ильгар поднял хнычущую девочку на руки и повернулся к сослуживцам. Его до сих пор терзало жжение. Игла напомнила о себе, разом лишив сил и вызвав ломоту в костях.
Вместо ответа Агвай кивнул.
Тали обхватила бывшего десятника за шею и уткнулась лицом в куртку. Будто защиты искала, либо жутко испугалась. Она была не просто теплая, а горячая, как огонек.
– Я не хотела-а-а… – всхлипнула она, когда солнечный свет ударил в глаза.
– Ничего страшного не произошло, не плачь. Ты ни в чем не виновата.
– Я боюсь, что никогда не увижу дедушку и маму, – продолжала хныкать Тали. Ильгар даже остановился. Он не умел обращаться с детьми, да и сам ребенком пробыл недолго. Стоило выслушать этот словесный поток.
– Они всегда шумели, всегда! Дедушка с ними ругался и требовал монеты! Они только хохотали, но всегда приходили опять! А потом один из них начал угощать маму яблоками, апельсинами, но он ей не нравился, я точно знаю! Потом присылал мальчишек с записками, но мама сказала как-то дедушке, что не хочет отвечать! Тогда он напал на нее… Бабушка заперла меня в комнате, но я слышала, как плачет мама и как кричит дядя Айк…
Ильгар задержал дыхание. Он чувствовал не просто злобу, а ярость, и с каждым услышанным словом она разрасталась. Его вышвырнули из армии, в то время как подобные выродки продолжали служить. Ах, нет, не продолжали – судя по всему, Айк с остальными мужчинами подкараулили и убили урода. Да еще и его дружкам досталось. А все потому, что ни один из преаторов не ответил на жалобу, поданную Рагелем Ялетом.
Он задумался, поэтому пропустил несколько фраз малышки и услышал лишь концовку:
– … и тогда она пообещала, что отомстит! И вернет все так, как было!
Тали замолчала. Ее кожа быстро остывала.
– Кто пообещал?
– Голос из-за стены, – в круглых зеленых глазах девочки затаился страх. – Он каждый день со мной разговаривал.
– Только с тобой?
– Да. Но все пересказывала дедушке и дядьям!
Он взял ее за руку и отвел за сложившуюся домиком колонну. Вокруг земля проросла крапивой и сорняками, так что вход оставался почти неприметным. Указав внутрь, Ильгар велел:
