Текст книги "Судьба первородной"

Автор книги: Марина Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Нам будет весело, поверь, – холодно сказала я, даже не пытаясь сопротивляться и бежать.

Я пробовала однажды. Теперь знаю, что это бесполезно. Внутри все будто заледенело. Сколько бы я ни храбрилась, страшно мне было все равно.

Тем временем здоровяк, не обращая внимания на мои слова, коротко постучался, а после решительно открыл дверь.

То, что меня привели не в пыточную, стало понятно тут же. Это место скорее походило на рабочий кабинет. Просторная чистая комната, в которой витали запахи бумаги, чернил и дорогого парфюма. Впрочем, обладателя этого самого парфюма я увидела сразу. Он сидел за широким деревянным столом, сложив руки, утянутые в черную кожу, перед собой. К слову сказать, мужчина был весь в черном, даже его волосы и глаза были глубокого черного цвета. Только кожа на лице казалась совершенно бледной, будто давно не знала солнца. Он внимательно смотрел на нас, и чувствовалось, что за его пристальным взглядом сокрыт глубокий проницательный ум. И даже несмотря на то, что внешне он был весьма привлекателен, я бы посчитала его очередным уродцем, если бы не этот острый пронизывающий взгляд, который свидетельствовал о наличии интеллекта. Ну что сказать, я питала слабость к умным людям. Их я могла уважать.

– Присаживайтесь, – заговорил мужчина, указывая взглядом на глубокое кресло перед письменным столом, за которым он сидел. – Трион, сними кандалы, я же просил, – вкрадчиво заметил он, остро взглянув на палача. Толстяк под его взглядом, кажется, вздрогнул и уже немного подрагивающими руками поспешил разомкнуть кандалы, то и дело промахиваясь ключом мимо скважины.

Мужчина лишь молчаливо наблюдал за тем, как неуклюже возится с замком Трион. Он был воплощением вселенского спокойствия, но казалось, нервировал здоровяка тем самым еще больше. Наконец кандалы были сняты, и я с облегчением плюхнулась на кресло. Да, я умела наслаждаться предоставленными мгновениями, не стесняясь окружающих. Сейчас мои ноги болели, гудели и вибрировали так, что стесняться и говорить, мол, я лучше постою, я не собиралась.

– Свободен, – лишь коротко бросил он тому, кто привел меня. Дверь затворилась, и мы остались вдвоем.

На его лице не дрогнул ни один мускул, пока темный взгляд скользил по мне, будто бы ощупывая и тщательно осматривая каждый сантиметр моего тела. При этом он хранил молчание, не пытаясь брезгливо фыркать, когда его взгляд упал на мою изрядно истоптанную обувь или когда он осматривал мой пропыленный песками Элио наряд. Я оценила. В то же самое время я сама беззастенчиво осматривала мужчину, что сейчас сидел передо мной. Ну, что я могу сказать… кроме того, что он являлся обладателем весьма привлекательного лица, его вещи регулярно стирали, а может, после носки тут же выкидывали, не дозволяя господину пользоваться одним и тем же нарядом дважды. Богатенький гаденыш, заключила я, переключившись на обстановку в кабинете. И будто почувствовав, что им больше не интересуются, мужчина заговорил:

– Мое имя Рэйнхард Эль Ариен. – Одно его имя заставило меня вновь обратить внимание на его обладателя. Старший сын семьи, пронеслось в голове, и это знание заставило напрячься все тело. Младшие дети носили в имени приставку Иль, а далее шла девичья фамилия матери. – И я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего брата, – сказал он и замолчал, будто бы ожидая что-то в ответ. Я же не спешила с ответом, потому как после «спасибо» такие люди обычно добавляли «но». – Я понимаю, это не совсем та, – многозначительно посмотрел он на меня, – благодарность, на которую вы рассчитывали, но…

Вот оно!

– …Так уж сложились обстоятельства.

Не оно!

И вновь взглянул на меня, пленяя мой взгляд своим, будто завладевая разумом и сознанием.

– Могу я узнать ваше имя? – не спеша переходить к делу, поинтересовался он.

– Соль.

– Соль?

– Просто Соль, – кивнула я.

– Необычное имя…

– Просто слишком старое, чтобы им до сих пор пользовались.

– Хотите пить, Соль?

– Нет.

– Нет? – явно удивился он.

– Я хочу в туалет, – припечатала я. – А потом пить, – решив, что второй раз могут не предложить, решила-таки пользоваться ситуацией. – И есть, – немного поразмыслив, добавила я.

Рэйнхард никак не показал, что мои три желания его как-то задели или удивили, хотя если подумать, то ничего сверхъестественного я не потребовала. Раз благодарен, то сперва напои, накорми, маленькую просьбу исполни, а потом уж и ответ вели держать. Как-то так…

– Сэптим, – коротко позвал он, и тут же из небольшой ниши в стене, куда не доходил свет, выступил пожилой мужчина-человек. – Ты слышал, о чем просит гость, – позаботься.

– Прошу вас, – склонился мужчина и, указав рукой на ту самую нишу, как бы предложил туда проследовать.

Спорить и противиться я не собиралась, потому как если не там, то здесь это случится. И лучше уж в теньке…

Как оказалось, зря я так переживала. Мне не предложили нагадить в углу, а всего лишь проследовать в отдельную уборную. Вернулась я в прекрасном расположении духа. И теперь мои разбитые ладони, колени, мучавшие меня голод и жажда не казались чем-то уж настолько существенным, без чего я не могла бы обойтись. Потому следовало бы изначально решить все насущные вопросы, купить себе время и безопасное существование, прежде чем в очередной раз вырваться из-под гнета власти, и начать жизнь заново. Не в первый раз, дай Двуликий, и не в последний. Так что когда я села перед старшим Ариен, чувствовала себя не в пример увереннее, чем прежде. Придется потерпеть, а это я могу.

Все это время Рэйнхард наблюдал за мной, будто бы позволяя прийти в себя, а заодно и открыться перед ним. Но тут он не угадал, это вообще не про меня.

– Мой брат, – начал он, – сказал, что вы спасли его. Это так?

– Разве не ясно, раз он жив и здоров, ersento (поганец), – добавила я на мертвом языке своей родины.

– Да, это так. Но еще он сказал, что вы первородный… – вновь замолчал Рэйнхард, будто выжидая, что я на это ему скажу, когда у него такой аргумент.

Я тоже молчала. Ибо жизнь нищего человеческого деда – это всего лишь сор у ног аланита. Жизнь первородного – звезда на темном небе для любого из живых. И тем не менее я не собираюсь разживаться манерами и подлизываться ни к одному из них. Да, я люблю жизнь. Мне нравится жить. И я хочу жить. Но и смерть приходит рано или поздно ко всем. Мою, конечно, надо бы еще поискать. А жить прогнувшись – какой в этом смысл?

– …Так ли это? – должно быть, решив, что я туповат, все же спросил он. А по его на мгновение прикрытым векам я поняла, что он примерно такого же мнения о словах братца, как я о самом братце.

– Я, как мои братья и сестры, родился в землях благословенной Эйлирии. Уж не знаю, помнят ли до сих пор те времена. Но когда-то это был плодородный вечнозеленый край, богатейшее из королевств. С нашим рождением Эйлирия перестала существовать. Так распорядился Двуликий, что сила нашей земли перешла к нам, в то время как моя родина превратилась в пустыню, которую имперцы называют Элио. Любой дар моего Бога – это и благословение, и проклятие, смотря для кого и когда. Таков мой Бог, таков его дар, об этом стоит помнить…

– То есть вы утверждаете, что слова моего брата – правда?

– Это все, что ты услышал?

– Это первое, чему я хочу услышать подтверждение, – жестко сказал Рэйнхард, а я усмехнулась. Мозг есть – жить будет.

– Если тебе надо все повторять по два раза, то учти сразу, терпения и вежливости у меня хватает лишь на один. Да, это правда, ты понял или еще повторить?

– Провоцируете меня?

– Я в следующий раз табличку подниму, чтоб понятно было, с каким посылом я говорю те или иные вещи, – против воли заворчала я. На самом деле свой прелестный характер я собиралась вручить ему бесплатным приложением, от которого не отказываются, но вышло немного иначе… Опять не дотерпела.

– Что ж, мой брат был прав и насчет вашего характера.

– Сразу предупреждаю, либо принимай его и не жалуйся, либо закончим все прямо сейчас. Я не меняюсь ни рядом с императором, ни с детьми, ни с девами юных лет. Я тот, кто я есть, и слишком стар, чтобы говорить то, что призвано услаждать чей бы то ни было слух.

– Если то, что вы первородный, правда, то я могу с этим смириться, конечно…

О, вот оно! Ну наконец-то.

– …Если и вы будете полезны…

– Кому конкретно полезен, могу я узнать?

– Империи, – тут же ответил он.

– Надо же, – усмехнулась я. Вот уж не думала, что мною захотят делиться. – Даже так, – я позволила себе откинуться на спинку кресла, предвкушая длинный разговор и торг. То, что торг будет, я была уверена. Насильно из целителя много не выжать, мы слабеем, когда находимся в жестокости и боли постоянно. Это общеизвестный факт. Потому с первородными лучше договариваться, если хочешь выжать их до последнего.

– Я ожидал, что будет яростный спор и мне придется вас заставить, – признался собеседник, видя мою реакцию.

– Ты заставляешь, но я не спорю, потому как хоть и стар, но маразм еще только на пути ко мне. Если думаешь, что раз я в годах, то, стало быть, слаб умом, то не стоит мечтать понапрасну.

– Что вы хотите?

– Зависит от того, что буду должен.

– Что ж, – задумчиво протянул мой собеседник, – думаю, это справедливо. Мне нужен целитель, который, обладая огромным опытом, сумеет передать свои знания тем, кто только готовится встать на этот путь. Целитель, который будет не только просиживать днями и ночами в аудиториях академии, но и практиковать. Думаю, именно таким образом вы, Соль, будете полезны моей стране…

– О как, – хмыкнула я. Должна сказать, запросы у старшего Ариен были, что называется, впечатляющими. – Это все?

– Как вам сказать. Прежде чем позволить вам работать на империю, я должен убедиться, что вы не шарлатан, так что, – встал он со своего кресла, подошел ко мне и легким движением руки скинул самую ненавистную вещь для любого первородного. Петлю, которая блокировала все наши силы и ощущения, делая нас совершенно обычными людьми, и к которой ни один из нас не мог прикоснуться.

Ощущения в тот же миг накрыли меня с головой, заставляя болезненно поморщиться. И дело было не в том, что все мои ссадины тут же начало нещадно щипать из-за ускоренной регенерации. На меня так ощутимо дыхнуло тленом, болью и застарелой болезнью, что мне с трудом удалось сглотнуть горечь во рту и удержаться от рвотного позыва. Рэйнхард смотрел прямо мне в глаза и, думаю, заметил мою реакцию на себя.

– Что скажете? – тем временем невозмутимо поинтересовался он.

– Надеюсь, сынок, ты не под кайфом, иначе у меня нет уверенности, что все наши договоренности будут иметь силу.

– Откуда такой вопрос?

– Иначе ума не приложу, как ты все это можешь терпеть, – просто сказала я.

Боль, которую должен испытывать этот человек, была из разряда невыносимой. Не понимаю, как он может сидеть, стоять, говорить, а не орать во всю силу легких от того, что с ним происходит.

– Что ж, я понял все, что мне нужно. То, что я хочу взамен, – это жалованье согласно занимаемым мной должностям, свой личный дом подальше от людей и личного ассистента…

– Ассистента?

– Да, он висит внизу, аккурат напротив того места, где недавно болтался я. Беру его, так что можете за ним кого-нибудь послать. Далее, перерабатывать я не собираюсь, так что планируйте график не более десяти часов в день, дежурства по ночам буду брать не чаще двух раз в неделю, и еще мне нужен один выходной и подъемные. А, да: ассистенту жалованье тоже вы платить будете, у меня денег нет. Еще мне лошадь и женщину…

– Женщину? – изумленно воскликнул он.

Я лишь обреченно закатила глаза. Мужчины всегда такие мужчины…

– Чтоб приходила ко мне в обед, убирала и готовила до моего возвращения, в вещах не копошилась, разве что стирала то, что я буду специально для нее оставлять.

– Это все?

– Не совсем, толстож…х пациентов, то есть элитных пациентов, в отдельный день буду принимать, ясно? А теперь – меня покормить, помыть и начнем с тебя.

– Вы что, – усмехнулся он, – хотите сказать, что можете меня вылечить?

– Именно это я и сказал, – прямо взглянула я на старшего Ариен, который, судя по всему, несколько ошалел от моей напористости.

Но это он зря, я еще только начала.

– И еще кое-что: прошу отдельно запомнить, что мне нервы не трепать и не доставать по пустякам, я этого не люблю. Стиль в одежде я не меняю. Я сын Элио, так было, есть и будет. Так что в ваши имперские платья влезать не собираюсь. – Имперцы и впрямь в одежде отдавали предпочтение тогам и туникам. Разве что стоящий передо мной аланит не показывал обнаженных ног и под туникой носил черные широкие штаны, заправленные в сапоги. – Отдельно запомни, что в душу ко мне лезть не стоит, личные вопросы игнорируются вне зависимости от того, кто их задает. Если будешь соблюдать договор, то и я буду полезен для тебя. Так что? Договоримся?

– Что ж, – медленно проследовав до занимаемого им кресла, начал Рэйнхард. – Все вами перечисленное вполне приемлемо для меня, но, как вы и сказали, сперва я должен увидеть, чего стоят ваши умения, – осторожно сел он в кресло, и это было неудивительно, учитывая его состояние. – Пока вы и ваш ассистент разместитесь в доме семьи Ариен. У вас будет время до вечера, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Вечером же мы встретимся в моих покоях. Сэптим…

– Погоди-ка, который сейчас час, сначала скажи?

– Два часа ночи, – тут же ответил он. – Все?

– Теперь да. Сэптим! – позвала я.

– Проводи гостя, – закончил за меня мужчина, никак не показав своего отношения к состоявшемуся разговору.

Как бы странно это ни прозвучало, но я была довольна тем, как заканчивается этот день. В нем не нашлось места насилию над моей замечательной личностью. Конечно, то, что мне как следует дали по голове, надели петлю Двуликого, приковали цепями к стене, чуть не дали умереть от разрыва мочевого пузыря, поваляли по каменному полу, было малоприятно, но не сказать, чтобы настолько ужасно, чтобы я долго об этом переживала. Конечно, я не была в восторге и от предстоящих перспектив относительно работы на благо империи. И вовсе уж не собиралась задерживаться тут. Должно быть, если бы на меня взглянул кто-то со стороны, то сказал бы, что я избалованная себялюбивая гадина, раз не желаю делиться тем, чем так щедро наградил меня Двуликий. Возможно, так оно и есть. Хотя лично для меня все выглядит в несколько ином свете. За прожитые годы, как мне кажется, я отдала достаточно за непрошеный Дар и давно уже никому и ничего не должна. Все, чего я так давно жажду, – это покой. Мой Бог коварен, он многолик, и дары его никогда не бывают однозначны. Это понимаешь с годами, но понимаешь…

Вот такие меланхоличные мысли роились у меня в голове, в то время как я устало плелась за пожилым человеческим мужчиной. Молчал он, молчала я, и ни один из нас не чувствовал себя вправе нарушать уединение друг друга… ну ладно, просто нам не о чем было говорить. Я устала и все, чего хотела, – это есть, спать и мыться. Но, как бы ни мечталось все сделать именно в такой последовательности, придется начать с последнего.

Бесконечные коридоры сменялись подъемами и вновь перетекали в коридоры, и как-то так незаметно мы оказались на открытой галерее, ведущей в жилую часть этого родового гнезда, которое было отделено от городской суеты внушительной каменной стеной, парками, садами и даже крошечной речушкой. Ночной теплый ветер, пропитанный ароматами жаркого летнего дня, ночных южных цветов и трав, нес толику морской прохлады и умиротворения. Я с удовольствием прикрыла глаза, подставив лицо под искусные ласки ветра, с тоской и нежностью вспоминая время, когда такие ночи были только нашими. Когда мы, тогда еще совсем юные первородные целители, вступали на жизненный путь предназначения и долга. Тогда все казалось другим: проще, интереснее и непременно с прекрасным светлым будущим впереди.

– Вы идете? – вывел меня из не к месту начавшейся меланхолии мой сопровождающий. – Ваша комната наверняка уже готова.

– Радостно слышать, – буркнула я. – И не вздумайте мне ассистента под бочок подсунуть. Он не для таких дел мне надобен, так что выделите ему отдельную комнату и довольствие.

– Само собой, – несколько смутившись, кивнул Сэптим.

Прежде чем ступить с открытой галереи в жилую часть дома, я в последний раз бросила взгляд на бескрайнее черное покрывало ночного неба и тяжело вздохнула. Последняя свободная ночь, пока клеймо не легло на мое запястье, накрывая меня вместе с мнимым покровительством Дома Ариен, особой меткой, которая всегда скажет этому Дому, где я и как далеко от него. Обычная практика для особо важных «гостей». Сколько меток перебывало на моем теле, так и не вспомнишь. Одной больше, одной меньше. Они думают, что их плюшки на моей коже способны привязать меня к этому месту. Ну, пусть думают, мне не жалко.

Комната оказалась на удивление просторной и вовсе не напоминала собой кладовку для швабр. В ней были и окно, и кровать, и даже маленькая ванная с нужником. Что еще нужно для счастья старому деду после столь бурного дня? Правильно, уединение.

– Стелла и Арма помогут вам, – начал было Сэптим, когда в углу комнаты обнаружились две смуглые девушки с туго собранными в пучки темными волосами.

– С чем это?

– Эм, ну совершить омовение…

– Не многовато ли рук для такого нехитрого занятия? – вопросительно изогнув бровь, взглянула я исподлобья на провожатого. – Забирай-ка своих девок, Сэптим, и ступай совершай с ними сам хоть омовение, хоть еще что более интересное. Мне ваши рожи уже до того опостылели за этот день, что не знаю, как усну теперь! Так что взялись за руки и шуруйте отсюда, пока я вам не наподдал для скорости, я понятно объясняю? Эй, ты, кучерявая, – поспешила я остановить одну из девушек, которая в спешке почему-то схватилась за поднос с едой. – Посуду оставь, есть я буду. И вещи мои заберешь чуть позже у двери – постираешь, а завтра принеси и там же положи. Всё, теперь мыться буду, – ворчливо добавила я, надеясь, что эта моя фраза даст им понять, что пора бы уже оставить меня в покое.

– Но господин Рэйнхард дал четкие инструкции, – попытался было настоять на своем Сэптим. На что я, уже не выдержав всех перипетий этого дня, просто сказала:

– Пошел он в зад…у вместе со своими инструкциями.

Резко развернулась и, уже слыша, как они направляются к двери, сама проследовала в дальнюю комнату, которая и должна была быть моей личной купальней.

Когда я начала раздеваться, то ощущения были такими, что я смогу поставить свою куртку на пол – и она не упадет, настолько пропыленной и грязной я себя ощущала. Но обошлось. Одежда упала ворохом тряпья, а я взглянула на себя в небольшое зеркало, что висело на стене. Внешность каждого первородного была особенной, если сравнивать нас с общепринятыми нормами. Мой лучший друг Там-Там был похож на «нечто». Вспоминая его, я до сих пор не могла сдержать улыбки. Огненно-рыжие волосы, смуглая кожа, почти коричневая, и ярко-зеленые глаза. Он выглядел забавно, мягко говоря, учитывая его рост под два метра. Айрин же могла похвастаться столь ценимой в империи белоснежной кожей, совершенно белыми волосами, черными будто ночь глазами и такими же бровями. Каждый из нас был немного странным, не таким, как все. С чем это было связано? Лично мне доподлинно неизвестно, но в свое время люди любили рассказывать сказки, будто бы жрецы Двуликого несут в себе не только частичку его силы, но и многогранность внешности божества. Короче, кто его знает, почему у моих совершенно обычных блондинистых родителей родилась смуглокожая дочь с совершенно черными волосами и яркими аквамариновыми глазами. Не подумайте, я не выпендриваюсь, называя банальный голубой «аквамарином». Подозреваю, мой папочка проел плешь мамочке, откуда взялось такое дивное создание в их семье, и перебрал не одно имя знакомых или случайно встреченных мужчин за последние девять месяцев, что захаживали к ним в дом или просто слонялись неподалеку. Грыз себя и окружающих родитель ровно до тех пор, пока на моем виске не распустилась алая лилия Двуликого. Благо, цветет сия фигура под волосами, а виска касается лишь один из ее лепестков. Похожа она то ли на татуировку, то ли на родимое пятно, и у каждого из нас появлялась эта метка в самых неожиданных местах. Так что мне, можно сказать, повезло, что сию отметину можно было скрыть волосами. Большую ее часть.

На самом деле я не боялась того, что кто-то узнает, что я женщина, больше меня волновало, что они запомнят мое лицо. Хотя и тут я особенно не переживала и цепляться за свое инкогнито до трясущихся поджилок не собиралась. Пусть все идет как идет, а там я о себе позабочусь. Но быть стариком мне все же нравилось. Старость давала мне свободу в общении, а это уже было много!